Цр: О верности крыс

Но это всё потом, потом, а пока — вечер, праздник, кривляние младших вниз по широкой лестнице, яркие факелы на стенах, яркие шпалеры в проёмах между факелами, полированное дерево перил между зрительскими рядами и ареной. Толстые квадратные столбы, поддерживающие свод, через равные промежутки, толпа зрителей. Синий, мрачный и почему-то один, без Умника и без Лайи; Кошка, поглядывающая на него с лёгким беспокойством, шумные Воробей, Нарк и Шонек; ехидный Хриссэ, не замолкающий в попытке развеселить сумрачную Тиссу; здоровяк Наркаф, шевелящий бровями в раздумьях...

Нейех, как всегда, молчаливый и невозмутимый, с безмятежностью утёса под ветром смотрел, как растворяются в толпе кхади, группками. Правильно, зачем толпой ходить, лишнее внимание привлекать. А собраться вместе они всегда успеют, стоит только кому-то позвать, если вдруг случится что непредвиденное. Но это вряд ли. У Клойта непредвиденного не случается.

Рядом с Близнецами осталась Кошка, ведя оживлённую беседу. Беседа выглядела немного странно, потому что Кейя только изредка вставляла реплики, а Нейех и вовсе молчал. Впрочем, Кошке было не привыкать. Как-то так всегда выходило, что для общения с внешним миром у Близнецов была Кейя. Нейех знал, что многие из-за этого сначала и вовсе не принимают его во внимание, замечая только его сестру. Она постоянно что-то делала, что-то говорила, чем-то возмущалась... Эмоции и внешняя энергия бурлили только у неё, но их, по мнению Нейеха, с лихвой хватало на двоих. Нейех, впрочем, знал и то, что эмоциональной и суетливой Кейя кажется только ему, а вовсе не остальным. Что ж, эти остальные всегда были отдельно. Так уж получилось: есть Кейя, которая понимает всё и которая вся понятна, и есть остальные, которые понимают не то и не так. По сравнению с этими остальными сестрёнка действительно была верхом спокойствия. Но это не её заслуга, просто среди людей настоящему спокойствию мало кто знает цену. Из всех кхади, кажется, только Лорд что-то понимает, да и то как-то странно. Он не столько спокойный, сколько серьёзный и постоянно чем-то озабочен. Даже на отдыхе. Не спокойный, а напряжённый. Наркаф и малолетняя троица — Воробей, Нарк и Шонек — вон, чуть за ограду не выпрыгивают, болеют душой за исход поединка. А Лорд как с самого утра к Кхадере подошёл, так и не отходит. Кхад, правда, почти не видно отсюда за столбом, но Лорд — вот он, сидит слева, снизу до плеч скрытый изгибом ограды, что между рядами и ареной, и немного — носом Кейи. Говорит что-то Кхадере, наклоняя спокойную светлую голову. Серьёзный, как церковник, читающий отходную. Наверняка снова обсуждают, что и как будет говориться на сходе. Один раз посмеялись чему-то, и снова. Лорд напоминал Нейеху старшого тех артистов, которые вырастили близнецов. Такой же обстоятельный, надёжный и твёрдо знающий, что правильно и что надо сделать. Правда, старшой умел быть не только таким. Старшой на площадях смешил людей, вмиг превращаясь в нелепого и неуклюжего растяпу, который казался ещё бестолковей из-за невзрачной внешности: маленький человечек на непомерно длинных ногах. Ничуть не похожий на обычного старшого, рассудительного, степенного. Артисты поговаривали, что старшой — оборотень, может перекидываться разными людьми, какими ему удобней. Когда ставили что-то и старшой играл, Нейеху в разговоры верилось. Старшой менялся весь. Фигура, лицо, повадки, голос... Лорд так не умел. Лорд всегда был один и тот же. Во всяком случае, так казалось всем. Все считали, что лицо Лорда никогда не меняется. Разве что улыбаться умеет, в отличие от Нейеха. Нейех разницу замечал; видел, когда неподвижность этого лица делается напряжённой или весёлой, или усталой. Он не смог бы сказать, где прячется это настроение: в глазах и бровях, в интонациях или в уголках губ. Но читать Лорда было очень интересно, интересней, чем большинство кхади. С остальными слишком просто, у них всё так прямо и видно на лице и в голосе и жестах, а Лорд почти так же мало показывает эмоции, как Кхад, и даже меньше, чем сестра. Но Кхад отсюда не видно, а сестру Нейех и так знал наизусть, чего уж её читать! А Лорда он знал меньше, и это было интересно. Интересней, чем с Кошкой; Кошка уже который день подряд говорит про ол Баррейю, и сейчас тоже, нашла себе слушательницу в Кейе...

— Это же и обидней всего, что Трепло ни за что убили. Под замком лежала подделка. Это медь, а камни — цветное стекло, как на витражах. У ребят не было времени приглядываться. Ол Баррейя не сомневался, что мы и туда пойдём, потому меньше людей поставил у ювелиров, куда ходил Тень с Джаньей, а больше — у Аджувенгора, банкира, куда пошли Умник, Трепло и Лайя. И сам там устроился ждать. Хал тэгарэ, да я уверена, что ему ещё заранее донесли, что ребята идут! Наверняка заранее так дозорных расставил, что пока не споткнёшься об них — не заметишь, а они весь квартал просматривают!

— Ну уж... — недоверчиво высказалась Кейя. — Ребята тоже не дураки, чтобы дать себя заметить кому попало.

— Одно дело — кому попало, а другое дело — лорду тэрко, пепел ему в душу, — возразила Кошка. — А ты сама посуди: они же сразу ворвались, как только ребята схватили кольцо. Чуть раньше или чуть позже — никого бы коричневые там не застали. Выходит, знали, когда врываться. А услышать Трепло, Умника или Лайю... Ну, сама знаешь, как они ходят: пока на голову не наступят, не заметишь. Значит, кто-то должен был лорду тэрко отмашку дать, что, мол, залезли уже. Знаешь, что его горничная сказала зеленщице на Малом рынке? Что лорд ол Баррейя ещё дней за десять начал запираться с банкирам и ювелирами в кабинете. И в людской поговаривали, что затевается что-то с фальшивыми кольцами, чтобы заманить на эту наживку кхади. Знаешь, что из этого следует?

Кейя помотала головой. Для неё из этого следовало только, что в голосе Кошки при имени ол Баррейи сквозь неприязнь проглядывает невольное, но отчётливое восхищение.

— Из этого следует, что я дура, каких поискать, — заключила Кошка. — Надо было сразу заводить дружбу с его прислугой. Ничего, всего четыре дня прошло, ещё не поздно. Тлатта меня ещё помнит, да и та вторая, рыжая, как же её...

— А зачем ему нас ловить? — не поняла Кейя. — Почему не лис? Ему проще, а Нактирр всё равно не разберётся и награждать будет так же.

— Лис ему ловить неинтересно, — объяснила Кошка. — К тому же, мы его пару раз обули, с контрабандной радугой1 и с выкупом за ту кадарскую невесту. По-моему, он посчитал это прямым вызовом.

— Правильно, из-за нас ему от Нактирра выволочка, — заметила Кейя. — Карьере препятствие.

Кошка задумчиво покачала головой.

— По-моему, он не карьерист. По-моему, он игрок. С лисами или, тем более, с безухими, ему играть неинтересно, потому что они слабей. А с нами интересно.

— Лучше бы ему с нами было неинтересно, — тихо сказала Кейя. — Трепло был бы жив.

Кейя замолчала и положила предплечья на перила, сцепив руки в замок. На арене гигант весело тузил бритого. Бритый бычил голову и целил порвать гиганту нос. Болеть не хотелось ни за того, ни за другого. Трепло уже вовсю комментировал бы: "Куси ему пятку! Плюнь ему в ухо!" — на радость Умнику и Синему, а Лайя смеялась бы и пихала его в бок. Девчонка чуть повернула голову вправо. Нейех тоже смотрел вправо, где, чуть поодаль от Наркафа с Воробьём, Нарком и Шонеком стоял Синий, поблёскивая в факельном свете серьгой, на зангский пиратский манер продетой в ухо. Парень подпирал столб и смотрел куда-то под ноги, наклонив скрытое волосами лицо. Нейех смотрел — и наверняка думал, что Трепло читать было неинтересно: и так весь нараспашку.

— Интересно... — сказал Нейех себе под нос.

— Сейчас, — кивнула она и встала.

— Ты чего? — удивилась Кошка.

— Я сейчас.

Кошка, конечно, молодец, но она — из остальных, из внешнего мира, а потому для общения с ней нужно что-то говорить, разъяснять, жонглировать словами. Жонглировать Кейя любила, но не словами. Бестолковое занятие, потому что слова скользкие и увёртливые, как живые, и вечно оказывается, что остальные слышат не то, что ты говоришь, и понимают не так или вообще не понимают. Ну как объяснишь, например, что Умника брату читать всегда было интересней, чем Трепло или Синего, потому что Умник для себя, наверное, придумал, каким надо казаться и каким он хочет быть, и теперь старается изо всех сил, чтобы соответствовать. И пока разберёшь, что он думает на самом деле, а о чём только думает, что думает, потому что на самом деле только хочет думать, что он это думает... Кейя заблудилась в бестолковой мысли и щелчком отправила её подальше, прочь из головы. Нет, объяснять такое бесполезно. А кроме того, ведь пришлось бы объяснять, что и так понятно, что Умник остался дома и почему он там остался. И Кейе понятно, и Нейеху, но интересно же посмотреть, как Синий будет говорить, почему он не остался вместе с Умником. И ещё пришлось бы объяснять, как она догадалась, о чём спросил Нейех. А что тут гадать, если всё и так ясно? А потом ещё объяснять, почему не надо Нейеху пересказывать, что Синий ответил. Будто Нейеху с его места плохо видно! Самое интересное — это же не что говорится, а как, а это брат и без пересказов рассмотрит...

Кейя протиснулась между последним креслом и отгородкой, выбралась из толпы почти вплотную к Синему и его столбу.

— А Умник где? — спросила Кейя.

— А? — обернулся Синий и неумело сделал беспечный вид.

— Умник где?

Синий помрачнел, махнув рукой на безуспешное притворство:

— Дома остался. Говорит, зуб разболелся, — угрюмо говорил он, глядя в сторону. — Обложился двумя альдзелами с боков, и сидит. То на своём одну и ту же струну дёргает, то за трепловский берётся. От такого у кого угодно зубы заноют.

Кейя сердито уставилась на Синего.

— Чего ты его одного оставил?

Тот неловко отвернулся.

— Синий!

— Да не один он... — неохотно ответил Синий. — Там Лайя...

— Ещё того лучше! — возмутилась девчонка. — Ты головой думаешь?

— Да отвяжись ты, Кей, честное слово! — сделал тоскливую попытку возмутиться Синий. — Ну не могу я с ними сидеть!

— Это ещё почему? — строго нахмурилась Кейя.

— А потому! — взорвался Синий. — И так тошно! Умник хоть говорит что-то, на вопросы отвечает, обедать зовёт. А Лайя вообще сидит, как неживая, и не трогайте её никто. А я что? Я с ним ругался дней пять назад, что струны надо было у Грахейша брать, у него самые лучшие, а он на меня окрысился: не лезь, сам играть не умеешь, а лезешь... Поспорил с ним, что впарю Грахейшевы Умнику, и что у Умника струны дольше протянут. Пять дней назад, понимаешь?! А теперь его даже не сожгли по-человечески! И за что?! За какое-то грёбаное кольцо, чтоб его ол Баррейя сожрал и отравился, скотина!

Он прекратил орать и снова отвернулся.

— Не могу я с ними сидеть. Хоть сюда, думаю, сбегу. А тут то ты, то Воробей, то ещё кто... То и дело: "Где Умник?" Дым и пепел!.. Веселье — хоть вешайся...

Кейя вернулась на своё место молча. Молча села и молча стала смотреть на арену, только кивнув на заинтригованное Кошкино: "Ну, что?". А ничего, чего уж теперь. Теперь уже ничего. Нейех чуть сжал руку, Кейя повернула голову. На Синего брат уже насмотрелся и теперь смотрел на Хриссэ, которому что-то шептала на ухо оживлённая Тисса. Кейя толкнула Кошку, та посмотрела в том же направлении. Парень стал что-то рассказывать, ехидно скалясь, Тисса слушала и улыбалась. Потом лукаво глянула и спросила что-то; видимо, неожиданное, потому что Хриссэ оторопело уставился на неё, явно не находясь с ответом. Тисса рассмеялась, прикрывая рот пальцами. Пряди на висках подрагивали и золотились в ярком факельном свете. Потом внимание Тиссы снова привлек поединок, но сидела она так же близко с Хриссэ, так что плечи почти соприкасались.

Девчонки изумлённо переглянулись.

— С ума сойти: Тисса в состоянии заткнуть Хриссэ рот! — покачала головой Кейя. И задумчиво добавила:

— Он ей медовых орехов сегодня купил.

— А вчера водил за город гулять, — ещё добавила Кошка. Повернулась к арене, где худосочный Роске впервые с начала поединка делал что-то разумное: вывернулся из захвата и, отходя в сторону, умело ткнул Каджу в плечо: вроде несильно, но Кажда взревел от боли.

— Тисса в последнее время почти совсем, как была, — продолжила Кошка. — Смеётся, разговаривает, не дёргается от каждого шороха и не отпрыгивает, если кто-то возьмёт за руку. Не нравится мне это, — неожиданно закончила она. Кейя удивилась.

— Почему? — она повернулась к Кошке. — Чем плохо?

— А ты представляешь, что будет, когда Хриссэ надоест эта игра? — почти прошипела Кошка, по-прежнему глядя на арену.

— Думаешь?..

— А ты думаешь, он влюбился? — сердито сказала Кошка, косясь на предмет обсуждения. — Ох, допросится у меня этот пыльник!

Теперь уже Кошка решительно встала и направилась в обход рядов. Кейя некоторое время с интересом смотрела ей вслед, потом зрители заорали на тон громче, указывая на то, что события на арене развиваются стремительно, и внимание Кейи переместилось туда. Нейех счёл, что в зале показывают кое-что поинтересней, и смотрел, насколько это удавалось сквозь спины и головы. Сначала Кошкиного лица видно не было, потом она подошла к Хриссэ, что-то сказала. Видимо, отозвала на минутку, потому что потом они отошли в сторону, выбрались из толпы. У Кошки было то ласковое выражение лица (сюда у неё обычно прилагался такой же ласковый голос), которое у неё означало крайнюю злость и с трудом сдерживаемое желание перегрызть пару-тройку глоток. Она выговаривала Хриссэ, глядя снизу вверх: сказывалась разница не столько в росте, сколько в возрасте. Хриссэ ехидно скалился и отвечал. Кошка бросила резкую реплику напоследок и повернулась уходить. Хриссэ её окликнул, посерьёзнев, и добавил что-то. Кошка косо посмотрела на него и пошла обратно, хмурясь по-прежнему раздражённо, но и немного растеряно. Нейех легонько тронул руку сестры, указывая на это глазами. Кейя отвлеклась от боя и едва не начала подпрыгивать от нетерпения. Впрочем, это нетерпение тоже мало кто посторонний заметил бы. А вот раздражение и растерянность в Кошке бурлили вполне очевидно.

— Ну что? — спросила Кейя, едва она села рядом.

— Смеётся, — пожала плечами она. — Говорит, что ломать точно умеет, и что интересно, умеет ли выправлять поломанное.

Задумчиво потарабанила пальцами по скамейке. Пожаловалась:

— Чучело какое-то. Он хоть что-нибудь всерьёз воспринимает?

— Не настолько же он... — начала Кейя и запнулась, подбирая выражение.

— Настолько, — мрачно сказала Кошка. — Псих — он и есть псих. Сказал, что, мол, правда хочет ей помочь. Хал тэгарэ, хочет он! А если завтра перехочет? Только одного счастья нам не хватает: чтобы между собой пересобачиться. Самое время. То-то ол Баррейя будет рад!

Кошка мрачно зыркнула, усмехнулась и продолжила, всё больше входя в раж.

— А ол Баррейя — слишком хороший игрок, чтобы ему поддаваться. А если перецапаемся — как раз ему подарок. Кхад зря затеяла сейчас избавляться от Джито и Загри. Лучше было бы объединиться против ол Баррейи, пока он новую ловушку не придумал. Килре беспутный, я уверена, он нарочно подсунул это кольцо, чтобы мы клюнули! Рыбак, хал тэгарэ, пепел ему в душу! Одну фальшивку ювелиру, другую — банкиру, а само кольцо — себе за пазуху. От греха подальше. Хал, да он заранее спланировал, откуда ждать гостей! С других-то сторон к дому вовсе не подобраться, только через крышу. Может, он для того и разместил ларец с фальшивкой на верхнем этаже. Окон там нет, а через двери как пройти, если столько охраны? Только крыша и остаётся. В "Маэтишеной" поговаривают, что дозорный сидел на крыше в заколоченной голубятне. А снизу от той голубятни — ход прямо в комнату, где сидели засадой коричневые...