Последнее предложение развеяло у Лаэрлоса оставшиеся сомнения в том, что организуемый в Доме Хунаба переворот не предусматривает жертв. Неугодные просто под шумок выдворяются жить в одном из тихих и дальних поселений Дома Деслентир, где их оставят в покое — Лаэрлос сам был не прочь уйти на покой в одну из загородных усадеб. Собственно, своевременный разрыв отношений высвободит десятки единиц живой силы, которая с месяцок отдохнёт, а после удара мороза окажется востребованной да по кратно большей стоимости. Силмихэлв оставалось поверить в предсказание и либо присоединиться к великолепно и детально продуманной партии и пожинать плоды, либо стать здесь и сейчас срубленной пешкой. Нет альтернатив в беспощадной Игре вотердевианов: либо ты вертишь, либо тобой крутят, — третьего не дано.
Лаэрлос толком не обдумал, а просто отметил тот факт, что заявленной проекции мальчика "приспичило" как раз перед шоу, в котором у детей выявляют таланты, а взрослые прикидывают расклады будущих партий. Патриарху Силмихэлв претило организовывать подлог, но ему было не привыкать импровизировать под напором обстоятельств. И он не мог не восхититься тем, как здорово сработал маленький шпион, старший брат этой марионетки Скарлет, которого в прошлом году на семьдесят дней заслали на виллу Силмихэлв. Отец не смог бы отказаться от лекарства для искалеченного... Своих сыновей в живых у Лаэрлоса не осталось, зато имелся внучатый племянник Осборн, сварившийся в котле гражданской войны в Тэе — пять с лишним лет назад в стычке с нежитью сохранил из конечностей лишь державшую щит левую руку.
Разумеется, начальствующий над слугами холостой калека благородных кровей согласился избавиться от протезов и стать тем самым стрелком, который, чтобы не вызывать подозрений, должен был потом исчезнуть на несколько лет — уплыть тренером малявок. Молодой человек сам вызвался начать новую жизнь, убравшись из опостылевшей виллы, где постепенно спивался и деградировал. Патриарх наполовину приказал, наполовину позволил Осборну отдать долг родному Дому выполнением деликатного поручения. Максимум десятилетний вояж в качестве телохранителя, на которого его и тренировали в своё время — прикрывать других аристократов на всяких светских мероприятиях или гулянках. Потом — вольный ветер, может быть даже занесёт обратно в Уотердип, но только вместе с женой и рождёнными в браке детьми.
Как ни хотелось раскрывать секреты, оба заговорщика из Силмихэлв знали, что где-то рядом с ними на потайной винтовой лестнице находится чужой и невидимый фейри-дракон, но всё равно для мужчин стало неожиданностью: для первого приземление на голову, для второго появление копии калеки — плотная проекция была способна действовать самостоятельно, как оригинал с ограничениями двеомера фантомного лакея. Затем стоящего на лестнице Осборна с двух сторон быстро раздели и торопливо сняли сработанные кузнецами Гонда протезы, чтобы мощная магия исцеления ничего не прирастила к плоти. Правая рука отсутствовала выше локтя, культя левой ноги от колена, от правой сохранили длину ладони от паха. Обещанная минута полностью исцелила молодого мужчину, которому в элесиасе исполнялось всего-то двадцать восемь лет.
Реальность зрелища булькающей плоти, сформировавшей младенческие конечности, быстро отросшие до взрослых, проверили кольцом рассеивания магии и уколом кинжала, богато инкрустированного драгоценными камнями. Натуральное! Осборн даже прослезился от счастья... Забрав свой куль шмоток, окрылённый Осборн побежал в одну из гостевых спален, терпя вставшего на его плечи и вцепившегося в волосы невидимого зверька, за время бега по лестнице облачившего исполнителя в иллюзию более тонкого в кости и худосочного парня в тёмной облегающей одежде, которую представил в своей голове новоявленный "киллер", а потом нервно детализировал перед ростовым зеркалом, дабы образ вышел как можно более натуральным. Патриарх же вместе с фантомной проекцией инвалида раздал нескольким лакеям и охранникам в парадных доспехах втык за нерасторопность и недогляд, после чего оба отправились по парадной лестнице на второй этаж, не торопясь сразу показываться.
Тем временем подлинный Лариат в иллюзорной одёжке успел затесаться в общую толпу детей, которых делили на три группы: до десяти, до тринадцати и до семнадцати. Пока еда толком не улеглась, начали разыгрывать фанты, начав с загадок.
— Чем кончаются день и ночь? — Весёлым тоном задал шут простой вопрос младшей группе.
— Сумерками, — первым ответил ровный голос Лариата.
— Зарёй! — Воскликнул черноволосый пацан с гербом Кроммора на лацкане. Этот дом поклонялся Латандеру.
— Выпивкой, — усмехнулся хлыщ из старшей группы.
— Хм, мне нравится последний, но правильным ответом будут — сумерки. Кто-то отсюда сказал.
— Вот он! Мой брат самый умный! — Подсуетился Джаспер, видя, что близнец не торопиться признаваться в содеянном.
— Зайчик, передай морковку, — попросил ведущий лилипута, смешно поскакавшего с красной ленточкой в зубах. Большеголовый с непропорционально мелким одутловатым телом смотрелся уродством по сравнению с хворостинкой-халфлингом. — Следующая загадка для среднячков: сколько алмазов может войти в кубок? — И для наглядности, отхлебнув, поднял вверх ничем не примечательный сосуд.
— Сто.
— Тысяча!
— Триста.
— Алмазы не ходят, — скучающим тоном произнёс тонкий детский голос.
— Дурак, их могут зачаровать, — буркнул остроносый Силмихэлв.
— Тогда закатятся или положатся, а с конечностями алмазы будут называться големами, — занудно поправил Лариат, рассматривая роспись на потолке. Хелм в полный рост — кто бы сомневался?
— Молодец, Лар, так их! — Рыжий радовался за двоих.
— Правильно, алмазы не ходят! Зая, второй фант. Внимание! Загадка для пострелов! Жили четыре друга. У них были имена: Эраклий, Мастон, Рудольф, Бенджис. Фамилии друзей такие же, как имена, только так, что имя и фамилия у всех разные. Кроме того, род Рудольфа не Эраклий. Назовите имя и род каждого, если известно, что имя благородного Бенджиса — это фамилия того друга, имя у которого фамилия Мастона! О, как, лоботрясы! — На память воспроизвёл шут расхожую загадку, в которой лишь имена менялись.
— Эраклий Рудольф, Мастон Эраклий, Рудольф Бенджис, Бенджис Мастон, — быстро, но ровно проговорил Лариат, пока остальные шёпотом или про себя прикидывали варианты.
— Бах, да у нас завёлся вундеркинд! — Звонко воскликнул шут. Со всех сторон шепотки его опровергли, двое даже не постеснялись выхаркнуть вслух:
— Выродок. — Ублюдок.
— Лягушонок, — меж тем обращался ведущий к своему помощнику, — подай пострелу фант и вазу винограда — такому малышу для роста полезнее жевать, чем говорить, — под смех в зале высказался ведущий, у которого обычно легко получалось ладить с маленькими детьми и угождать взрослым. — Зайчонок, а ты тащи деревянные ножики и подбрасывай их тем двоим дылдам. Пока я миленьким крошкам завязываю бантики извилин, для старших начинается конкурс лучшего жонглёра!
— А мы? А мы? — Джаспер был самым активным, совершенно не тушуясь под десятками недружелюбных взглядов, которых и дома хватало с избытком.
— А мальчики кверху сра... ой! Конечно же — ножками. Вставайте на руки, вон там, у лестницы, и шествуйте туда-сюда, — выбросами серпантина показал шут до стены и обратно. Весёлые искорки и всполохи магии визуализировали двеомер очистки пола. — Первый упавший ходок станет будущей мишенью для старших метателей! Эй, зам по малышам, построй и запускай на потеху пап и мам! Вах, да я ж Данило Танн! — И потешный клоун сделал колесо, шуганув стайку девочек. Его звонкий и мелодичный голос легко заглушал речь помощников и переговоры зрителей, при этом, не напрягая органы слуха — бард по профессии вплетал толику магии.
Вся основная хохма была со старшими. Все ножики одинаково красились красным при касании лезвия, но одни прилипали при неправильном хвате, другие выскальзывали, третьи пытались изобразить из себя бумеранги. Выигрывал тот, у кого после команды "стоп" оставалось больше чистых лезвий.
— Ёу, а наш вундеркинд-то совсем дохлый! Ах. Ах... — Лилипут пустил слезу — струю из трубочки у глаза, забрызгав путь для шустрого Джаспера и рядом с ним перевернувшихся Арминдла Третьего с Фиваусом.
— Я встал на руки ногами вверх. Данило не говорил, как шествовать. Я прошествовал туда-сюда взглядом. Умозрительно. Пять раз, вот, шестой уже, — подняв и опустив голову, меланхолично ответил Лариат, упиравшийся в одну из ступенек и формально выполнивший условия. Кое-то из взрослых некультурно заржал, впрочем, захрюкав после тычка сопровождающей дамы и пинка от приятеля.
— Правда!? Ах, Данило такой негодяй! Он совсем забыл сказать, что каждому хитрожопому коню полагается наездница. Кто хочет обкатать этого пони-мальчика, мои лапоньки? — Обратился шут к девочкам, многие из которых не поняли пошлый юмор в расчёте на взрослую аудиторию.
— Ёу, первая кляча сдохла! Наверняка от переедания пончиков! — Потакая публике, возвестил помощник-халфлинг, когда Джаспер тупо и неудобно распластался из-за попытки посмотреть на творимое близнецом.
Слёзы ребёнка — повод позорно спровадить с бала всю семью. Рыжий не предоставил такого удовольствия, а следом за братом поднялся и каштановый, проявлявший чудеса сокрытия ото всех своего узла с реальным шмотьём.
— Ай-яй, вундеркинд захотел выхлопа адреналинчика? — Нашёлся шут, так пока и не приступивший к состязанию девочек.
— Я не хочу и не буду дурачиться, — кивая на смешно выглядящих бегунов кверху ногами, насуплено пробубнил Лариат, но волшебным бардовским образом его невнятный голос услышали все, открыто смеющиеся над, во всех смыслах, нерадивой мамашкой, местами бледной, местами пунцовой.
Он добился своего.
— О! Внимание-внимание! Конкурсы на паузу! У нас определился первый Король, дамы и господа, милорды и миледи! Король Нехочуха Великознающий! Подать корону и трон! Живо-живо.
Под барабанный бой хохочущей публики вынесли табурет и поставили на него торт, чья шоколадная клякса с ягодками стала смотреться совсем по-иному. Короной тоже был торжественно представлен торт, причём, этот десерт взяли с детского стола, занимаемого Хунаба. Освободившись от торжественной ноши, двое лилипутов, смешно переставляя ножками в женских колготках, побежали вести короля под ручки. Предполагалось, что Нехочуха будет "не хотеть" садиться в торт и получать его на голову.
Лариат успел подняться так, чтобы невидимый тюк, притороченный к перевязи через плечо, оставался за спиной. Патриарх медлил с выходом. Мальчику пришлось импровизировать.
— Я сам, — мальчик широко расставил ладони, препятствуя плотному сближению.
— Браво! Похлопаем истинному самодержавцу! — Восхитился шут, пользовавшийся огромной популярностью, особенно среди старших детей, тоже считавших глупыми или стеснительными все эти конкурсы. Куда лучше смотреть, не участвуя в затеях.
— Лар, ты и вправду?.. — Джаспер пучил глаза, подбегая к медленно идущему близнецу.
— Спокойно, Джас, не мешай церемонии, пожалуйста, — с наигранной уверенностью ответил Лариат, вынужденный как-то выкручиваться и что-то лихорадочно соображать с этой дебильной коронацией под бравурную музыку и хохот.
— Но как же?.. А-а-а, — близнец многозначительно замолчал, догадавшись, что братан что-то экстренно мыслит такое, чтобы отчебучить чего-нибудь похлеще "забродившего теста", о котором важные люди не забыли вспомнить на этом приёме.
Джаспер попытался не обращать внимания на обидные шепотки и мерзкие улыбочки, но они всё равно его задевали, а без фамильяра он вообще совершал подвиг, что до сих пор не расплакался. Крепящийся Лариат боролся с ужасом...
— Я сам.
— Сам-с-усам! — Тут же ответил халфлинг, отдавай плоскую тарелку.
— Ита-а-ак! Начнём коронацию!.. Эй, куда же вы, глубокоуважаемый Король?.. — Несколько растерялся шут от проявленной самодеятельности. Подготавливаемая им магия потешного сюрприза бесславно пшикнула.
Выряженный клоуном эльф тоже пытался экстренно придумать, как облечь всю эту импровизацию в шутку да посмешнее. А тут вдруг коронуемый вообще обнаглел: захапал оба торта и куда-то быстро пошлёпал, едва удерживая ношу и при это говоря.
— Каждый ребёнок — Король для родителей. Для каждого ребёнка его родители — Короли. Наш трон — папа Хаскар Второй Хунаба, наша корона — мама Коринна Хунаба... Джаспер, ты опять не вовремя тормозишь, — обернулся он и отодвинул более сильную правую руку, предлагая близнецу понести один из тортов. Мальчик не являлся конструктом жрецов-мастеров Гонда, он не сумел скрыть дрожащего волнения в своём тонком голосе и нагруженных руках. Этим представлением Лариат как бы извинялся перед родителями и конкретно матерью за то, что скоро должно было случиться.
— И вовсе я не торможу, Лар, это ты вечно хапаешь себе всё самое лакомое, — стремглав подбежал насупленный рыжик, не смогший оценить весь пафос сказанного Лариатом для собравшейся публики. Брат помог брату вручить торты своим родителям, чьи взгляды заблестели.
Шут понял, что его облапошили, но он уже наложил свою магию усиления голоса мальчика и не напрягался отменять её, профессионально доигрывая сцену до конца — проигрывая достойно.
— Ах, мои сынули... — супруг поддержал расчувствовавшуюся жену, у которой по лицу прокатилась слеза, как и у её маленького сына, произнёсшего великие слова и почти бегом поспешившего преподнести ей торт, а отцу протянул Джаспер, всё-таки расчувствовавшийся и плаксиво шмыгнувший носом. Рыжий прилип к ноге папки, ища в нём защиту от колючих взглядов окружающих.
— Наши сыны, дорогая, наши маленькие короли, — с волнением в голосе любяще поправил её Хаскар Второй, вопреки смущению и всем злопыхателям под масками вежливости и без оных.
— Благородные Короли, — в полной тишине трогательной сцены произнёс шут мелодичным и уважительным тоном. — Честь и хвала коронованным! — Он без единого звона снял колпак и художественно поклонился, словно перед настоящим сеньором. Злословный халфлинг молча повторил, признавая поражение.
Лаэрлос, выжидавший удобного момента и внимательно вслушивавшийся в живой голос Лариата, выбрал именно этот момент неопределённости в реакции опешившего бомонда. Именинник практически вбежал по лестнице.
— Простите, уважаемые гости, — ещё со ступеней возвестил о себе Лаэрлос, за которым спешила практически неотличимая от настоящего человека фантомная проекция его внучатого племянника. — Минуточку внимания! Я хочу сделать важное заявление. Лариат Хунаба, подь ко мне, — командирским голосом произнёс старик, тоже волнующийся, но вполне успешно скрывающий горечь на языке и надеющийся, что драгоценная Танниф не вмешается в эту его Игру.
— Да, патриарх Силмихэлв, — сразу ответил ребёнок выцветшим голосом и опрометью кинулся к имениннику и хозяину вечера, за спиной которого он ощущал своего фамильяра, чуть ранее накрывшего наконец-то собравшегося Осборна улучшенной невидимостью. Изменился не только голос, но и моторика.
