Пропаданец, первая часть романа-пикарески

Когда я нагнулся, чтобы распутать ноги, то понял, что вином мудрец пропитан весь, от куцей бороды до туфлей из мягкого сафьяна. А из пол халата можно было прямо сейчас выцеживать вино себе в рот.

Внезапно я понял, где прятался мудрец. Где? Да в моей каюте! Наверное, под лежанкой, в обществе вина, растекшегося по полу из раздавленного бочонка. Престарелому аскету хватило одних винных паров, чтобы захмелеть. Удивительно, как он вообще не сколупнулся!

— Дай-ка я на тебя погляжу, — внезапно встрепенулся Франног и цепко ухватил меня за горло. — Ой, прости... Не вижу. — Руки переместились на плечи, и Франног развернул меня лицом к луне.

— Уеф!.. Фы сто сепе... — Мой язык онемел, нижняя челюсть заклякла. Еще бы! Десять часов простоять с открытым ртом, да еще этот канат...

Мудрец всмотрелся в мое лицо, хлопая глазами, как близорукий филин.

— А! Это ты! — по-моему, он был не слишком рад меня видеть.

— Фолько нафолофину.

— Это как? Но...

— Мне хленофо, я имею ф фиту!— Я рукой помогал своей челюсти открываться.

— Да-да, — закивал мудрец. — Я понимаю... Мне и самому... не очень. Но все же... Я не верю... Ты! Я ожидал кого угодно увидеть, но — ты! Шахнар, ты, мастер Ков!

— Фрахл! А фы кого ожидали уфидеть, гофпофу Нэйфу? — Я высвободился из объятий и принялся растирать предплечья.

Мудрец вдруг наградил себя парой увесистых оплеух, а потом встряхнулся, как пес после купания. Взгляд его от этого несколько просветлел.

— Какое счастье! А я-то полагал тебя мертвым!

Счастье? Ой ли! Не слышу я радости в голосе, не вижу радости в глазах.

— Какое софпадение! Я тофе!

— После того удара...

— Чем фили? Дуфинкой? — Я начал подпрыгивать, разгоняя кровь. Вначале на одной ноге, потом на другой, потом на обеих, как земной малыш, играющий в классики.

Франног поморщился:

— Нет, рукояткой кинжала... Громадный толстяк...

— Ага, знафит, кафтрат!

— Что?

— Не вазно!.. Ой! — Я повалился на палубу и начал корчиться в судорогах.

— Что с тобой? — забеспокоился Франног — по-моему, искренне. — Открылась рана? Где болит? Где?

— Урх! Орх! Ноги, ноги колет! Словно я танцую в зарослях крапивы!

— А-а, так это от веревок! — Франног спокойно кивнул. — Видишь ли, ток крови к твоим конечностям был временно затруднен, а сейчас...

— Уреш! Мне это известно, Франног! Вс-с-с... Ох! Уже проходит! Продолжайте. Меня ударили, и...

— Я решил, что ты умер. Ты упал, я уже ничем не мог тебе помочь...

— Ударили под край шлема. Не такая уж большая шишка...

— Ну да, ну да... Ты упал, бой снова разгорелся, а я... Мне стыдно об этом вспоминать... Я скатился в твою каюту и затаился под лежанкой... Там повсюду вино!.. В каюте еще валялся пират, которого ты заколол... С поломанной шеей, и глаза как стекляшки... Я был слаб, точно хворый болотной лихорадкой, но у меня хватило сил прошептать отводящее заклятье!.. И меркхары меня не нашли... Они перерыли всю каюту, но меня не нашли! Там повсюду этот жуткий запах вина... — Франног на секунду прервался, его снова скрутил рвотный спазм, но пустой желудок не выплюнул из себя даже желчи. Мудрец перевел дух и продолжил, опершись о мачту: — Я лежал и лежал, а они грохотали наверху, кричали и бранились. А потом все медленно начал заволакивать розовый туман, мне стало так хорошо, легко и весело... Фу!.. Это заклятие вошло в резонанс с алкоголем... А это вредно ужасно, я мог умереть. Нельзя смешивать вино и заклятья, пойми... Чародей может умереть при этом!.. Послушай, что они сделали с девочкой, с Нэйти?

Я уселся на палубу и, наклонив голову, посмотрел мимо Франнога. На месте двери в покои Нэйты чернело пятно.

Наверное, нормальный человек бы переживал. А мне было почти все равно. Главное, что я свободен, прочее... Прочее мелочи.

— Откуда мне знать? Помните, Рик обещал?..

Франног мрачно кивнул. Потер ястребиный нос и сказал:

— Я ведь потому и ушел из каюты... Не хотел видеть...

Я поежился.

— Вы слышали, может, она кричала?

— Кричала? — Мудрец на секунду задумался. — Она — нет. А вот Мамаша Тэль — та орала будь здоров. Я и не представлял, что она знает такие слова... Разные, плохие слова... А потом ее крик оборвался... — Франног искательно взглянул на меня: — Послушай, сын мой... Сходи в каюту. Сходи и посмотри. Если там будет что-то... Ну, что-то не то... Верней, будет то, чему полагается... Ну, ты же понимаешь... Не зови меня, ладно? Я не смогу... Не хочу видеть... Не хочу видеть ее мертвой... — Франног быстро-быстро заморгал.

Я почувствовал нечто отдаленно похожее на жалость. Встал и положил руку на плечо мудреца:

— Ладно. Если что — я сам позабочусь о ней. Зашью в парусину и... Если на "Выстреле", конечно, остались целые паруса.

Франног всхлипнул, а потом зарыдал, тихо, по-стариковски.

— Она же... выросла... у меня... на глазах! — сквозь слезы простонал он. — Я ведь ее м-маленькой нянчил!

Я скрипнул зубами. Начинается! Сейчас пойдут воспоминания о мокрых пеленках, о первом зубе, о том, каким смышленым было дитя в неполный год. Старый нытик! Ведь можно пережить все по-мужски, без рыданий, молча.

— Я помню, как вывешивал постиранные пеленки... Как она плакала, когда у нее начали резаться зубки! Все это было на моих глазах! А какой умной...

— Уреш... Успокойтесь! Нельзя так убиваться!

— На моих... глазах...

— На ваших, на ваших! Нет в мире справедливости, это всем известно.

— П-почему не я... Вместо нее — я...

— Ага! Нужны вы пиратам! Вы что, восемнадцатилетняя девица?

— Н-не ерничай, с-сын мой! — Глаза Франнога блеснули. — Как ты можешь в такую минуту!

— Ладно, виноват, — я притворно вздохнул. — Но и вы больше не ревите белугой. Нету сил вас слушать!

Франног шумно высморкался в рукав.

— Я постараюсь.

— И вот еще что... Прежде чем я войду в ее покои, давайте-ка раздобудем огонь. И сменим одежду.

— Да-да, — согласился Франног. — Мой халат — он совсем мокрый.

Я ухмыльнулся:

— А у меня мокры штаны.

*И снова напомню (я забывчив): мы везли очевидную девственницу принцу Фалгонара по имени Тендал, но девушку умыкнули пираты. (У принца есть сестрица именем Вандора, и я с ней однажды (кому вру? Много, много раз) переспал.)

ГЛАВА ШЕСТАЯ (зомбибомбная)

Грануаль никак не уймется*

Камбуз располагался на корме, рядом с каютой Заррага. Там нашлись и трут, и кресало с огнивом, не тронутые пиратами. Нашлись и несколько свечей, и даже один целый свечной фонарь. Я зажег свечи (работать кресалом — нехитрая премудрость) и растопил печурку. Увы, готовить на ней было нечего — меркхары вымели все съестное.

Пол камбуза украшали объедки, огрызки, черепки битой посуды и чья-то отрубленная голова с высунутым языком. К счастью, пираты не покусились на веник, и я быстро смел мусор в угол (я не гордый, черной работой не гнушаюсь), голову выбросил в окно (не узнал парня), затем окинул взглядом сломанные полки и сказал непечатное.

— Даже ножку у табурета отломали! — пожаловался Франног, пристраивая свой халат около печурки на гвоздиках. — Не люди, сволочи!

— Подонки однозначно, — буркнул я. — Садитесь на рундук.

По разделочному столу разлилось что-то липкое и красное; я попробовал на язык — это оказалось малиновое варенье. В луже варенья лежал жеванный рыбий хвост.

Сдерживая дыхание, я посветил в бочку с пресной водой. Ее осталось меньше половины, а на поверхности, как дерьмо в проруби, болтались разнообразные огрызки. Я выловил их ладонью и сокрушенно покачал головой, заметив на дне бочки мусор. Придется завтра соорудить что-то вроде половника и выскрести дно, иначе вода быстро загниет. Видимо, это вся вода, которая у нас есть — бочки, стоящие на палубе, корсары, наверняка, расколотили. Есть еще, конечно, трюм, но, судя по всему, там тоже ничего не осталось кроме обломков.

Между шкафом для посуды, разбитым пополам молодецким ударом, и переборкой мне посчастливилось обнаружить маленькую железную кастрюльку, костяную кружку с отбитой ручкой и две серебряные вилки. Это было все, что оставили пираты от кухонной утвари "Выстрела". Я напился, набрал в кастрюльку воды и поставил на плиту. Нужно вскипятить воду, чтобы промыть раны. Если чему меня и научила жизнь, так это тому, что раны в мире без антибиотиков нужно промывать как можно тщательней. Антибиотики я тоже не научился производить. Знаю, что вроде бы делают из плесени — но размазывать по ране местный аналог сыра "Дор-блю" я бы не решился.

— Паразиты! — с чувством сказал Франног, усаживаясь на рундук, в котором хранился уголь для печки. — Вурдалаки! Слов у меня нет! Ну что, совсем ничего не осталось?.. Ой, как же мне дурно!

Я сделал сочувственный вид и фальшиво поцокал языком.

— Гляну еще в кладовой. А вообще — чего смотреть. Нет там ни черта. Ублюдки как с голодного края, вымели все подчистую. Витаминов им на острове не хватает, что ли...

— Да еще раскурочили все, до чего руки дотянулись! Ох-ох! Я же говорю — паразиты! — Мудрец начал выкручивать полы халата.

— Сдается мне, любезный друг Франног, останемся мы сегодня голодными.

— А так же завтра!.. Ох, сын мой! Ты видел себя со стороны?

— В смысле?

— Ты смахиваешь на зебру. Эти красные полосы...

— А, это от веревок. Не слишком опасно. А вот на плече у меня здоровый порез. — Я продемонстрировал рану. — Подлечите?

Мудрец смотрел осоловело:

— Угу. Дай только чуток протрев... хр-р-р...

— Франног, не спать!

— Хр-р-р...

— Пожар! Горим!

— Хр-р-р...

— Я пошел развращать госпожу Нэйту! Скажу: вы разрешили.

— Х... р-р-р...

— Старая алкота. — Я скорчил рожу, прихватил фонарь и вылез на палубу.

Ночное море казалось огромной зверюгой — беспредельной, отчетливо теплой, погруженной в сон. Зверюга беззвучно дышала, и "Выстрел" тихо покачивался на ее маслянистой шкуре, усыпанной отражением звезд. Месяц прочертил на ней серебряную дорожку.

Ветерок заметно посвежел и приятно холодил кожу. Я вдохнул полной грудью, едва сдерживаясь, чтобы не закричать во все горло. Я жив! Жив... Как странно повторять это самому себе... Все мертвы, кое-кто — получил участь, куда худшую, чем смерть, а вот я — жив и, если приложу определенные усилия, смогу выбраться из этой передряги. О судьбе Нэйты и прочих, кто попал в плен к пиратам, я сожалел примерно так же, как о голодающих детях Африки или о редакции Charlie Hebdo, подорванной религиозными психами.

Я поставил фонарь и запрыгал на одной ноге, стягивая поруганные штаны. Исподнее тоже снял, сгреб одежду в охапку и без сожалений выкинул за борт. Тратить остатки воды на стирку глупо. Я нашел обрубок каната, привязал к нему найденную рубаху, и забросил в море, хорошенько помотылял, чтобы рубаха набрала воды — после чего отжал ее на свое тело, стер потеки крови и грязь, но не тронул пока рану на плече. Сделав так несколько раз, я пришел к выводу, что условно чист.

Переступая через змеящийся такелаж и сверкая голым задом (он у меня ничего так, девушки из числа тех, что наблюдают мои приключения — могут подтвердить) Олежек двинулся на корму по липкой от крови палубе. Заметил, что пираты разворотили шлюпку и бочки для воды. Румпель они обработали еще круче — я не нашел даже обломка. Итак, "Выстрел" неуправляем. Что ж, я это предполагал. Ничего, разберемся. Я чемпион по разбиранию, особенно если в руках кувалда или молоток и в пределах досягаемости есть чья-то голова.

Покойники валялись повсюду. Меркхары не забрали своих павших (зато захватили все оружие), так что народу на "Выстреле" было порядочно — прямо как в маршрутке в час пик. Вытянув фонарь перед собой, я принялся искать обновки. Парниша я крупный, поэтому дело потребовало времени. Наконец, я отыскал рваную, но почти не обагренную кровью рубаху, подштанники, бриджи с дурацкой бахромой вдоль бедер и несколько рубашек, годных для перевязки. Кое-кто скажет, что надевать чужое исподнее — дурной тон, а я отвечу: бриджи на голое тело рано или поздно натрут пиписку, а я предпочитаю держать ее в рабочем состоянии.

Я переоделся у борта, постоял немного со скрещенными руками, глядя на лунную дорожку. Свеча в фонаре едва тлела, фитиль нещадно дымил.

Тут и случилась любопытная штука.

Мою лодыжку сграбастали ледяные пальцы.

Я катапультировался в сторону (удалось вырваться, опрокинув фонарь), прокатился по палубе и вскочил. Неясная тень ползком двигалась ко мне от борта! Другая тень, издавая натужное сипение, медленно продвигалась от носа. Третья — только что появилась из черного проема каюты Нэйты: она была самой крупной и плечистой.

Я кое-что сообразил. Мое сердце скатилось в пятки. Я кинулся бежать не глядя, врезался лбом в мачту и упал.

И снова здравствуйте. Пока одна часть моего сознания вопит от страха, но все еще оглушена и не может встать, вторая спокойно объяснит вам диспозицию; надеюсь, я не долежу до того момента, как зомби устроят моим косточкам репозицию. А вы хороши - могли бы попытаться предупредить, что зомби подбирается ко мне с тыла. А если бы он ухватил меня за что-то другое, вместо лодыжки, каким бы я глазами на вас потом смотрел?

Магия в этом мире бесит меня больше всего. Это как на Земле с изобретениями: почти все направлены либо на добывание бабок, либо на войну, либо для причинения зла; разве что презервативы изобрели для защиты. Магия — лютая хрень. С ее помощью можно сделать много чего, в том числе — создать зомби из мертвяка.

Черная магия. Запретно повсюду кроме Меркхара. Любого кадра, вне зависимости от магических регалий, вздернут на виселице, или утопят, или загонят осиновый кол в задницу, коли поймают за черным ведовством. Кроме Меркхара, пиратского острова в Срединном море.

Знаем мы эти фишки: покойника можно поднять, приложив некоторые магические силы. Магия — это та же программа. Магическая программа предписывает зомби подняться в таком-то часу. И сделать то-то. Тем не менее, из зомби вечных слуг не выйдет, рано или поздно (обычно, очень быстро) это падло распадется на ошметки, которые будут тихонько гнить и вонять. Что? Спрашиваете, почему распадется? А, простите, где вы видели, чтобы машина ездила без бензина? А сами вы много находите без еды? Это только в кино зомби показывают в виде энерджайзера. На самом деле, чтобы двигаться, мертвяк должен где-то взять энергию для этого самого движения. Он не может попирать фундаментальные законы вселенной и брать энергию из ниоткуда — и так вечно. Нет, в кино бывает и не такое, но я рассуждаю о реальной жизни. Как правило, зомби жрет сам себя, питаясь энергией распада собственной же плоти. Или жрет других. Живых или мертвых людишек. В этом случае он может протянуть сутки-двое. А в случае, если он питается сам собой — он распадется за считанные часы. В общем, невыгодная эта штука — поднимать зомби. Ну разве что — сделать это для мести тому, кто очень тебе насолил, кто изуродовал твое лицо и унизил перед собственным экипажем.