| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
От верного удара в сердце убийцу не спасет даже добрая сталь панциря. Опытный спецназовец не успел ничего сообразить, но на автомате крутанул корпус. Шпага соскользнула.
Ребра и левую руку ужалила внезапная боль.
'Пок! Пок!' — вновь выплюнули смерть пистолеты. Пули разнесли черепа шведов. Тела вздрогнули... на этот раз все.
— Сиплый? Ты как? — шепотом с тревогой спросил один из бойцов.
Раненный провел рукой по комбинезону с ненавистью, но и с уважением глядя на тела погибших, вновь буквально ожгло болью. На руке липкое. По боку течет кровь. Пальцы нащупали вспоротые одежду и кевларовый жилет. Силен швед, умирая едва не достал. Похоже лезвие порвало кожу на боку и глубоко вспороло левую руку. Возможно надломлены ребра.
— Ерунда, но этих, — раненый махнул рукой на тела, — придется убирать без меня. Задел с_уко.
— Куда же ты лезешь? — убедившись, что жизни напарника ничего не угрожает злобно прошипел первый, — Блин мало тебя майор имел, кто же лезет так близко?
— Да — махнул рукой раненый, так получилось...
Отряд спецназа заворачивает за угол двухэтажного капитального дома. Капитан Лофтус настороженно оглядывается по сторонам и изо всех сил вслушивается в ночной город. Осторожно идут дальше. До первой цели: арсенала, осталось всего пара сотен шагов. Слишком гладко, слишком все без помех. Не верится, что московиты могут быть столь беспечны. Все изменилось в один миг. Грозный никогда не слышимый шведами ранее рык, отдаленно напоминающий звук работающего паровика разорвал тишину. Огни, вспыхнувшие на ветвях растущих вдоль высоких заборов деревьев, превратили ночь в день, ярко осветили крадущихся шведов. Растерянность длилась всего несколько мгновений, пока зрение приспособилось. На дорогу впереди и позади отряда, словно чертики из табакерки выскочили известные по докладам имевших несчастье с ними встретится боевые повозки мастерградцев. Перегородили дорогу, сверкают доброй сталью. Тонкие дула скорострельных фузей в особой башенке на верху качнулись, беря шведов на прицел. Лофтус почувствовал, как у него похолодели ноги, а спина покрылась холодным потом. Сердце на миг остановилось в груди. 'Нас как дураков поймали в ловушку! Но почему, как? Но все это потом. Сейчас необходимо вырваться из подстроенной коварными московитами ловушки. Ни вперед, ни назад нельзя, путь закрыт.'
Лофтус вскинул руку с шпагой вверх и выкрикнул команду. Шведы птицами взлетают на заборы и тут же падают сбитые добрыми ударами дубинок. Шатаясь, поднимаются с земли. Один сидит, раскачиваясь, обеими руками держит окровавленную голову. Двое остаются лежать без сознания. Переборщили хозяева с 'приветствием' незваных гостей.
Коротко прогрохотала скорострельная фузея перекрывавшей путь боевой повозки. Землю перед отрядом перечеркнула пыльная очередь попаданий.
— Незваные гости, — послышался ниоткуда громовой голос по-шведски, — спецназ Мастерграда предлагает вам сдаться, иначе вы будете уничтожены. Бросаем оружие и садимся посередине улицы на корточки!
Солдаты, те, кто в сознании, сгрудились вокруг командира. Одна надежда на него. Он не раз вытаскивал их из смертельных ловушек. Шведы начала восемнадцатого века это совсем не то толерантное нечто в штанах, какими их знали пришельцы из двадцать первого века. Жесткие как сталь, бесстрашные убийцы, достойные продолжатели традиций викингов шведы не дрогнули.
Капитану Лофтусу хватило пары мгновений чтобы понять ужас их положения. Он затравлено оглянулся. Вокруг каменные дома, окна закрыты железными ставнями. Понятно, место засады хорошо подобрали. Спастись нельзя. Слишком хорошо московиты подготовили ловушку... Но если нельзя спасти жизнь, то еще можно спасти честь!
Капитан вложил клинок в ножны и взял пневмобаллонный карабин. Перекрестился. На лице решительность и обреченность. Рука в длинной, почти до локтя черной перчатке махнула в направлении боевых повозок русских.
— Framаt!
Лица бойцов ожесточились. Погибать в цвете сил не хотелось, но свой долг перед королем и Швецией они знали. Первым навстречу боевой машине Мастерграда молча двинулся капитан, за ним остальные. Тишину в клочья разорвали тихие щелчки выстрелов из пневмобаллонного карабина. Пули бессильно рикошетировали от стальной туши боевой машины. Несколько секунд русские молчали. Затем дуло мастерградской БТР окутало пламя, загрохотало. Грудь капитана Лофтусу наискось перечеркнула ярко — алая цепочка попаданий. Мертвое тело отлетело назад. За ним избиваемые оружием грядущих веков рухнули на землю остальные шведы. Ни один не остановился, ни один не дрогнул. Вода в лужах под трупами потихоньку наливалась розовым...
Грохот пулемета прекратился, лишь легкий дымок все еще вьется из дула. Люк на БТР откинулся назад. Вылезший на броню человек в форме танкиста ошалело огляделся. Вот это звери, силен швед... Ни один не сдался. Добыча мастерградцев лишь двое пленников, потерявших сознание от добрых ударов русских засадников.
* * *
Противостояние между православным большинством и католиками, тлевшее на подвластной полякам территории Украины, то и дело прорывалось наружу искрами восстаний, взаимных налетов и убийств. Шляхта отказывалась признавать даже минимальные политические права православных подданных, но пока существовала внешняя угроза их терпели. По итогам русско-турецкой войны Россия захватил бывшее Дикое Поле, Оттоманская Порта была отброшена за Днестр, а ее вассал Крымское ханство заперто за узким перешейком Перекопа. Мусульманская угроза ослабла и услуги казачьей сабли стали не нужны. Этим немедленно воспользовалось гонористое польское панство. В июне 1699 года постановлением сейма Речи Посполитой казачью милицию расформировали. В августе 1701 года у наказного гетмана правобережного казачества Самуся попытались забрать ранее врученные ему военные клейноды: булаву, бунчук, печать и пять пушек. Это стало последней искрой воспламенившей бочку с порохом давнего противостояния. Поляков не остановило даже то, что терзаемая шведами Речь Посполитая погрязла в междуцарствии. Шляхта никак не могла выбрать нового повелителя взамен погибшего короля Августа.
Не стерпев новой обиды и понадеявшись на силу братского великорусского оружия, казачество и православная шляхта правобережной Украины взбунтовалось. Словно бешенный степной пал огонь восстания побежал по хуторам и городкам Подолья. Пришло время говорить саблям и мушкетам. Территорией между Днепром и Збручем с Горынью, овладели страх и паника. Жарко заполыхали шляхетские маетки, гибли или бежали прочь польские паны и евреи. Восставшие взяли штурмом сильную польскую крепость Белая Церковь. Все попытки силой подавить казачье восстание оказались безуспешны.
Окрестности Немирова, небольшого городка под Винницей в Подолии. Серп месяца с усыпанного звездами летнего вместе с стоящим на берегу двухэтажным зданием отражается в тихих водах заросшего ряской пруда. Ночь дышит тишиной и миром. Казачий отряд, человек сорок конных, выехал на берег. Неумолчно квакали лягушки, ветер гнул, шумел росшим по берегам камышом. Впереди, на прекрасном аргамаке большой стоимости, ехал высокий худой казак с отвисшими полуседыми усами, но все еще крепкий телом. В ногах монотонно ходили стремена, стремительно строчили конские копыта, о крылья седла терлись занемевшие ноги. Новомодные пистолеты мастерградской работы задвинуты за пояс, их щедро поставлял новый гетман Левобережья Кочубей, сабля в ножнах у ноги. Наконец он поднял руку, конь остановился. За ним — остальные казаки. В сердце старого воина бушевала буря, так что недолгая дорога показалась ему бесконечно длинной.
Казаков еще не заметили. Сонно побрехивают собаки за тонувшем в густой вербе и высоком бурьяне, окружавшем двор частоколом, множество груженых возов стояли около дома. Не иначе как хозяин маетка собирался сбежать от разгорающегося костра казачьего восстания. Узкие, без слов говорящие об изрядной доли татарской крови глаза настороженно сузились. Похоже утром хотел удрать клятый лях. Он почувствовал лютую, огромную радость, такой прилив сил, что помимо воли его из горла вырвался повизгивающий, клокочущий хрип. Вовремя я...
— Здесь он пан полковник! — тихонько произнес ехавший позади худой как щепка казак с взглядом бесшабашным и лихим, — сам видел!
— Это хорошо, — произнес предводитель, не оборачиваясь и негромко добавил, — ну здравствуй бывший Михайло — побратим, а ныне поляк Михась. Вот и встретились.
Злая улыбка исказила черты лица. Сердце старого казака забилось так сильно, словно было готово разорвать грудь. Видит бог, не от страха — он и тени страха не испытывал, — а от возбуждения.
Рука изо всех сил сжала поводья коня. Он повернулся и махнул рукой:
— Айда братцы!
Тишину разорвал оглушительный свист. Испуганный крик сторожа утонул в предсмертном хрипе, но было поздно. Загремели фузеи доброй мастерградской работы, огненные вспышки разорвали мрак. Конский топот смешался с лязгом вытаскиваемых из ножен клинков.
У ворот казаки соскочили с коней, под их дружным напором они со страшным грохотом обрушились на утоптанную до каменного состояния землю. Навстречу грянули выстрелы, но уже поздно, нападавшие проникли во двор. Заблестели клинки в свете полной луны, раздались новые крики и лязг стали. Впереди шли телохранители полковника, рубя каждого, до кого могли дотянуться. Шум битвы вскоре затих. Люди пана Михася храбро защищались, но через несколько минут все было закончено. Во дворе в лужах крови остались лежать несколько человек, оставшиеся скрылись в доме. Из узких окон показались дула ружей, град пуль ударил по казакам. Они дружно прижались к стенам, куда не могли выстрелить их противники.
— Руби двери! — приказал полковник.
Казаки выхватили заботливо припасенные топоры. Зажженные факелы осветили сделанную из толстых дубовых досок и сплошь покрытую огромными гвоздями, от которых зазубривались топоры, дверь. Запертая на железные засовы и похоже еще подпертая изнутри она была трудным противником. Меняясь каждые несколько минут казаки бешено рубили и понемногу дверь начала поддаваться.
— Стой, стой, не руби, — раздался голос изнутри на чистом русском языке, — Да постой же, курва...
Полковник вполголоса велел:
— Подожди, — дождавшись, когда разгоряченные казаки остановились, произнес, обратившись к двери, — Кто говорит?
— Пан Заремба, хорунжий немировский! А ты кто такой что дерзнул напасть на меня?
— Полковник Палий, помнишь меня, сучий сын? — злорадная улыбка промелькнула по губам старого казака.
— Ты! — потрясенно вскричали за дверью... несколько секунд молчали затем выругались по-польски.
— Что ты хочешь от меня?
— Я пришел взять с тебя должок, я всегда прихожу за ними! — Перед его мысленным взором мелькнул юный облик красавица Ганны... Глаза его загорелись неистовой ненавистью, — знал бы ты сколько лет я ждал нашей встречи. Хочу сам, собственными руками срубить тебе голову!
— Коли выйду, уйдешь отсюда, не причинив никому вреда?
— Ты не в том положении чтобы ставить мне условия! — возмутился полковник, подумав добавил, — семью отпущу.
— Поклянись... на этом на распятии! — настаивали за дверью.
— Клянусь! — произнес полковник, вытаскивая из-под рубахи крест.
В воцарившейся тишине звонко лязгнули железные засовы, державшие дверь. В проеме показался пан Михась. Усатое лицо решительное, на губах гуляет презрительная усмешка. Мощная, широкая в костях фигура и то, как уверенно держал он саблю, все выдавало в нем умелого и опытного бойца. Куда с ним соревноваться какому-то казаку. Долгие годы практики, занятия с лучшими преподавателями давало ему право надеяться на победу. Презрительно осмотрев столпившихся казаков пробормотал:
— Пся крев!
Нашел взглядом полковника и закаменел лицом, впрочем, через пару мгновений он справился с собой и вновь на его губах заиграла глумливая улыбка.
— Я так и думал, что увижу тебя.
— А почему же тогда не сбежал?
— От кого? От тебя курва? — Михась указал саблей в сторону грозно смотревшего ему в глаза старого казак, — много чести!
Казаки грозно зашумели, но поляк не обратил на это ни малейшего внимания.
— То-то я смотрю загруженные возы во дворе стоят... — полковник шагнул между расступившихся казаков, одновременно вытаскивая из ножен саблю, — сразу видно не от кого не бежишь.
Пан Михась набычил голову и произнес, указывая саблей на грозно смотревшего на него казака:
— Говорю я тебя, отстань от меня, покорись универсалам сейма и суд снизойдет до искреннего раскаяния.
— Не бывать такому, не нужно мне от ляхов ничего, только чтобы вы убрались с нашей земли, — произнес полковник, подходя поближе и становясь с опущенной саблей в руке напротив противника. Казаки расступились и образовали полукруг вокруг непримиримых врагов.
— Где будем драться? — холодно поинтересовался пан Михась.
— Здесь. Двор, ровный, подойдет.
— Ну здесь, так здесь. Мне все равно где тебя убить!
— Посмотрим, предатель!
— Врешь пся крев!
Дуэлянты бросились друг на друга с яростью, не исключавшей обдуманности действий. Первый удар Михась нанес с целью прощупать оборону, почти лениво выбросив клинок вперед и целясь в область сердца. Полковник без труда отразил удар и кольнул в ответ, противник отбил саблю. Лязг клинков становился все чаще. Множество торопливых биений сердца продолжался обмен ударами.
Захватывающие и ошеломляющие атаки, уколы. Неожиданно все поменялось. Вновь заквакали в пруду примолкшие было лягушки и это словно стало сигналом. Хорунжий немировский решил, что разведка закончилась и атаковал с бешенной скоростью и недюжинным мастерством.
Клинок Михася работал стремительно, нанося и перехватывая удары и уколы и не давая ни единого шанса на контратаку. Движения сабли совершенны настолько, насколько это вообще в человеческих силах и казалось, шляхтич не напрягался во время боя. Громкий шепот пробежал по кругу видевших много поединков зрителей — казаков. Люди пана, горящими глазами наблюдавшие невиданную схватку, толпились у дверей. Зрители никогда не видели ничего подобного, невольные возгласы срывались с их уст: все узнали руку настоящего мастера.
Пан Михась все увеличивал и увеличивал скорость и ярость атак так, что старый и многоопытный полковник лишь с трудом оборонялся. Он отступал, двигаясь по полукругу очищенного казаками пространства — у него не было выбора. Не какому-то рвани-казаку равняться с шляхтичем в благородном искусстве сабельной схватки. Михась, не нарушая ритма атак, неотрывно двигался следом.
Клинок в очередной раз рассек ночной воздух в особенно хитром приеме, и старый казак почувствовал, как правое плечо обожгло, оно онемело, полковника качнуло в сторону. Поляк впервые отступил на шаг.
— Первая кровь, — презрительно усмехаясь произнес он. Теперь у него преимущество, рана и утекающая кровь с каждой секундой уменьшает шансы противника на победу.
Казак почувствовал струйку чего-то горячего, текущую по телу вниз, кожа знакомо зазудела.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
