Княжич

Чую, ждёт её нагоняй и не слабый.

— Ты извини за это, — смущённо пожал он плечами, ведя за нами своих казаков-разбойников, что держались за его руки и с любопытством на меня поглядывали.

— А ты, правда, бандит? — Не удержался от вопроса вихрастый пухляш — Миша. — Сестра сказала, что ты хочешь украсть наши игрушки и кошку Мусю.

— А ещё обидеть маму, — с подозрением посмотрел на меня десятилетний Арсений, сжав кулачки.

— Ваша сестра пошутила, — вступился за меня Евгений Максимович. — И она будет наказана! — Уже более сурово заметил он, открывая передо мной очередную дверь. — Это наша оранжерея. Здесь у нас игровая, а по соседству синяя гостиная, — водили меня по дому, показывая комнаты, статуи известных предков и картины, запечатлевшие самые важные вехи в истории рода Московитых.

— А здесь что изображено? — Уставился я на холст, на котором девушка с ярко рыжими волосами горела на костре и смеялась.

— Бунт черни против нашей прапрапрабабки, известной ведьмы в те времена. Они пытались сжечь её на костре, но не получилось, — усмехнулся боярин.

— Она была крутая, — заметил Арсений, надувшись от гордости. — Мама говорит, что я похож на неё.

Тут по дому разнёсся звук колокольчика.

— О! Уже и обед готов. Пойдём, Семён. Откушаем, — спустились мы на первый этаж, пройдя двустворчатые двери, что открыли нам вышколенные слуги.

— Света! — Рванули к сестре ребята, только увидев её. — Он не бандит, — шептались они, но все, всё слышали. — Ты ошиблась.

— Ага. Папа говорит он хороший.

— Замолкните, дурачьё, — закрыла она им рты, морщась и потирая попу. — Это всё из-за тебя, — прочёл я по ее губам, подойдя ближе.

— Сударыня, — поклонился я и отодвинул стул, помогая ей сесть.

— Я и сама могу, — прошипела она, но под взглядом матери сдулась и позволила мне за собой поухаживать, только потом я понял какую ошибку, совершил, сев рядом. Она начала пинаться под столом, пока родители не видят.

— Кому из нас тут семнадцать лет интересно? — Ущипнул я её за ляжку в отместку.

— Ай! — Взвизгнула она, подскочив на стуле и привлекая к себе взгляды родителей. — Это всё розги, — смутилась Света, приседая на место и очень выразительно посмотрев мне в глаза.

Слуги начали накрывать стол, поставили они передо мной супницу с борщом и половинкой яичка плавающего в нем.

— Спасибо, — поблагодарил я слугу, взяв ложку. — Передай сметану, пожалуйста, — попросил я Свету.

— Пф! — Фыркнула она, но сметану передала.

Дальнейший обед прошел в молчании, переглядывались мы со Светой, её весёлыми братьями и кушали, иногда строя друг другу рожи, пока не принесли чай и десерт.

— Семён, — начал разговор глава семьи. — Мы попросили тебя навестить нас, чтобы обсудить одно дело... — Пытался он подобрать правильные слова.

Я же решил облегчить ему задачу.

— Этот разговор касается Марии? Маши?

— Р-р-р-р! — Натурально зарычала Света и я поперхнулся. Пришлось ей пару раз ударить меня по спине, что он сделала с удовольствием.

— Э-э-э, да, — с улыбкой на устах рассматривали меня родители девушки. — Видишь, как Света волнуется? Рычит даже, — ещё шире заулыбались они, наблюдая за молодёжью.

— И что вы хотите от меня? Отпустить её? — Поднял я брови.

— Нет, нет, — замотал головой боярин. — Просто быть с ней, ммм... поделикатней что ли. Помягче.

— Почему мы не можем забрать её сюда! — Всплеснула руками Света, не выдержав. — Этот, этот, — указала она на меня пальцем, задыхаясь от негодования, — этот охальник купил её для постельных утех!

— Хмф, — Уже я не выдержал и фыркнул. — Извините, — попросил я прощения, посмеиваясь.

— Так, Света! — Твёрдо посмотрела на неё мать. — Это уже в никакие границы... Иди ка к себе в комнату.

— Но, мам-м-м... — Протянула она.

— К себе я сказала! — Вложила мать силу в слова, и Светлана всхлипнув, убежала.

Я перестал улыбаться и спросил.

— Они такие хорошие подруги?

— С пелёнок дружат, — подтвердили её родители.

— Ясно, — задумался я на несколько секунд. — Даже не знаю что сказать, — почесал я затылок, слабо улыбнувшись. — Мне и, правда нужны холопы для фермы и ни для чего другого, — стал я зачем то оправдываться.

— Мы понимаем, Семён, — кивнул мне боярин. — Просто наша девочка выросла на историях про принцесс, драконов и злобных тёмных властелинах, вот и воспринимает реальность только в чёрно-белых тонах.

— А, как? — Не договорил я, но поняли меня правильно.

— Единственная наша дочь. Разбаловали, — ответили они, переглянувшись.

— Ну, она хорошая девушка. Вон как подругу защищает.

— Это да. Сердце у неё доброе, — недовольно покачала головой Светлана Валерьевна, взяв сыновей за шиворот, и оставила нас с боярином наедине.

— Мам! Не н-а-а-а-до... — Перемазались они в варении как свинушки. Мать увела их мыть лица.

— Я хотел бы попросить тебя кое о чём, — обратился ко мне Евгений Максимович, стоило им скрыться в дверях.

— Слушаю, — кивнул я, став серьёзным.

— Позволь Свете навещать Машу.

— И всё? — Удивился я. — Это ж мелочь, — дёрнул я плечом. — Пусть конечно прилетает, только вот причину для этого выберет другую. А то ещё заинтересуется кто, к кому она в нашу глушь ездит и начнёт задавать неудобные вопросы.

— Спасибо, — признательно кивнул мне боярин, провожая до дверей. Званый обед подошел к концу.

Тепло распрощавшись с хозяевами, вручили они мне несколько корзинок полных еды, я с чистой совестью передал их Жуку, уже встречал он меня у машины, распахивая заднюю дверь.

— Куда дальше? Домой?

— Нет. Съёздим сначала в одно место, — назвал я адрес.

Боярин при прощании рассказал об анклаве китайцев в городе, являющимися хорошими работниками и незаконно перебежавших границу. Я надеялся нанять их для переработки мха. Те издревле разбирались во врачевании, и я надеялся, что смогу наладить с их помощью заводик по производству лекарств, а не продавать сырьё, что не так выгодно.

Ну и грех было не воспользоваться случаем и не посетить несколько других мест в Сибирске, раз уж я уже здесь. Мы проезжали улицу за улицей и на глаза мне стали попадаться не красивые дома и вычурно одетые барышни, а беспризорники, чуть не на каждом шагу стояли люди с протянутой рукой. Вот она, совсем другая сторона жизни.

* * *

— Дед! Ты не посмеешь! — Била посуду старшая дочь его первого сына и наследника — не желая ехать в далёкую Сибирь. — За какого-то мальчишку? — Прожигала фурия, глазами старика, продолжая бить все, что под руку подвернется.

— Всё уже решено, Алиса. Твой траур закончился и пора бы тебе родить роду ещё детей, а не останавливаться на одной девочке.

— Я не племенная кобылка!

— А кто ты?

* * *

— Мам, ты расстроена? Что-то случилось? — Собрались трое детей в комнате Людмилы Ильиничны Смирновой, в девичестве Чернозубовой, что злобно смяла бумаги на столе и сбросила их на пол.

— Ваш дед нашел Семёну, этому приживале от любовницы — невесту из Таракановых! — Изрыгнула она порцию яда, рассматривая Витю, Петю и Машу, стоящих на цыпочках. — Совсем в маразм впал, старый, — не аристократично сплюнула она в вазу с цветами, что каждый день меняют слуги.

— И что мы будем делать? — Спросила дочка, самая умненькая из троицы.

— Думать, Машенька. Думать.

Глава 14

Застава на границе Российской Империи с Турцией. Близ Батуми.

— Ты ничего не слышал? — Встревожено поднял голову над окопом солдат, покрепче взявшись за автомат. — Шорох какой-то...

— Дай поспать, — отмахнулся от него напарник, поставленный в караул и давно видевший третий сон. — Вечно тебе мерещится что-то, салага.

— Я проверю.

— Делай что хочешь, — перевернулся на другой бок ленивый боец, подложив под голову приклад автомата.

Последнее время на границе было не спокойно, начал султан Абдул-Хамид VI поход против Азербайджана, покорив Армению. Старые военнослужащие говорят, что это плохо. По вечерам только и разговоры о том, пойдёт ли на нас падишах и когда, думал молодой солдат, раздвигая кусты и всё больше удаляясь в лес. Его же более опытный напарник спал, обрекая мальчишку на смерть.

Молодой солдатик так и не заметил, как к нему подобрались сзади и одним ударом по голове — отправили в бессознательное.

Старослужащий же лишь всхрапнул, не заметив, как его напарника утаскивают в глубину леса.

— Хорошая работа, — словно привидения вышел на поляну, куда его оттащили, целый отряд белозубо улыбающихся осман.

— Держи его, — приказал старший среди турок опытному войну стоявшему рядом, а потом подозвал одного из бойцов ближе. — Давай, юный янычар. Покажи свою удаль. Перережь горло неверному, — вручил кинжал ещё безусому юнцу ага Бурхан.

Малец, без тени сомнения приставил нож к горлу русского, но тот очнулся, почувствовав прикосновение холодного лезвия к коже. Дёрнул головой и с усилием открыл глаза, в первые минуты не понимая, что происходит.

Турки не торопились, наблюдая за неверным, что начал дёргаться в руках преданных воинов султана.

— Нет. Нет, не надо... Пожалуйста, не надо, — умолял молодой мужчина седея на глазах. — У меня мама, отец, сестра. Пожалуйста, — всхлипнул он.

Просил, хоть и знал, что пощады не будет. Эти звери не знают такого слова.

— Молчи, свинья! — Ударили его по лицу, поставив на колени и задрав голову. Из глаз парня потекли слёзы.

— Режь, янычар. Режь. Докажи, что ты достойный сын своего народа и я не зря взял тебя в поход.

На землю пролилась первая кровь.

* * *

— Бутерброд возьми, — сунул мне в руки хлеб с маслом, Михаил Жук.

— Спасибо, мамочка, — закатил я глаза, выходя на улицу.

— Гав! Гав!

— Держи, разбойник, — потрепал я за голову шарика, мешающегося под ногами. — Ну, что? Проверим наших работничков? — Попытался я в шутку усесться на спину своей собаки, и был скинут. Малышня это увидела и засмеялась надо мной. Они каталась на ледяной горке напротив дома, в котором я жил.

— Дядя Семён плюхнулся, ха, ха, ха, — держались они за животы, показывая на меня пальцем.

— Так было задумано, — отмахнулся я от них, уворачиваясь от снежков. Они начали шутливую войну со мной, несмотря на окрики приглядывающих за ними женщин.

Выходной. В школу не надо, вот и развлекаются, привыкнув, что я не отмахиваюсь от них как взрослые, а частенько принимаю участие в играх.

— Покусай их, — подтолкнул я шарика к детям. — Давай, давай, разрешаю.

Пес побежал к ним, а потом развернулся и встал мордой ко мне, недвусмысленно намекая, на чьей он стороне.

— Ах, так?! — Развёл я руки в стороны. — Ну, получай, предатель! 'Притяжение', — слетался на мой зов снег, формируя огромного снеговика, выше самого высокого дома на ферме. Приходилось задирать голову, чтобы осмотреть его всего. — 'Поступь голема', — внушительно сказал я, заставив запрыгать в сторону детей своего чудища-юдища. Ребята разбегались от него с радостными криками, а некоторые храбрецы пытались даже завалить его, тыкая палками.

И тут мой пёсик показал, что он не прикроватная собачка или грелка для ног.

— В-а-а-а-а! — Вырвался из его пасти рёв.

Он на порядок, как по волшебству увеличился в размерах и размазался в воздухе, чтобы нанести с десяток быстрых ударов по снеговику, быстро развалив того на части.

Дети разинули рты, как и я, с удивлением рассматривая шарика, уже принявшего свой обычный облик.

— Э-м-м-м-м... — Промычал я, погладив пса. Он подбежал ко мне, виляя хвостом и ждя похвалы. — Ты победил. Мда, — осмотрел я останки голема и народ, выскочивший из домов и показывающий пальцем то на собаку, то на меня. — Пойдем, давай. У нас ещё дела есть, — позвал я его за собой, потопав на стройку и делая пометку в уме, всё-таки посмотреть в книгах кто такие церберы. Сергеич оказывается, тогда не врал.

После того злополучного обеда у Московитых прошло две недели. Почему злополучного? Так стоило нам отъехать от их усадьбы, как мне позвонил дядя Иван и огорошил вестью, что я женюсь, нашли мне пару из рода Таракановых. Двадцатипятилетнюю барышню по имени Алиса с дочкой семи лет. Меня это испугало. По их словам они проверили ее, и мы подходим друг другу. Наш дух и средоточие не противоречат. Так что и будущие дети должны быть без изъяна. На разницу в возрасте я не обратил внимания. Это в порядке вещей. Эта Алиса кудесник и проживет, как и я, двести, а может даже больше лет, оставаясь молодой до тех пор, пока до ее кончины не останется лет двадцать пять — тридцать. Все кудесники старики, которых я видел, были по-настоящему старыми. Как мой дед, которому уже двести лет. Седые волосы, морщину по всему лицу? Значит, жить кудеснику осталось не больше этих тридцати лет. А так и в сто лет, кудесник выглядит на тридцать. Меня испугало не это, а то, как легко мной можно помыкать, пока я в роду и не имею никаких прав. Ну и дочь у этой Алисы. Все же отцом я себя не видел. Даже приемным.

Трубку я тогда сбросил и не отвечал на звонки ещё три дня, думая как выпутываться. Так ничего и не решил, загнали меня родственники в угол. Это их право — выбрать жену, как мне, так и любому другому члену рода. Не взбрыкнёшь. Х-м-м-м... Хотя нет, не право. Так делают редко, но отказаться возможности почти нет, если ты не хочешь оказаться на улице или того хуже, быть проданным на невольничьи рынки осман. Род дает права, но и налагает ответственность.

Тогда-то я и решил, что хватит с меня. Это последняя уступка, на которую я иду. Отныне — я буду драться за свою свободу.

Ну и как следствие вскрыл свою кубышку с накопленными богатствами. Деньги, заработанные на подъемах, падениях курса акций, утекали как вода, нагнал я на ферму строителей, нанял китайцев, выкупил новых холопов и не думал на этом заканчивать, лежали у меня на столе челобитные от каторжников, рекомендующие мне тех или иных людей с кем им пришлось встретиться на шахтах по добыче урана. Они просили за них и отвечали головой, уже послал я несколько человек, выкупить их в Москве. Верные люди мне нужны. И чем больше, тем лучше

Строители же возводили дома, которых требовалось всё больше, разрастался наш посёлок всё дальше. Себя я тоже не обделил, начали поднимать мне усадьбу-крепость из крепчайшего камня, обещая закончить с коробкой к концу лета.

По плану это будет трёхэтажный особняк с четырьмя башнями по углам, на которые могут садиться дирижабли, думал я о будущем. Общая площадь моей крепости составит пять тысяч квадратных метров, планировал я разместить на стенах зенитные установки, сбивающие всякого, кто замыслит против меня.

Я на своей земле. Могу делать, что хочу и держать любое вооружение, вплоть до тяжёлого.

Очень, очень, мне не понравились эти игры с моей судьбой. Отныне я вычеркнул из списка своих друзей дядю Ивана. Слишком уж наигранно звучали его утешения из трубки. Слишком он заботился обо мне. Сироп так и лился в уши, открылись у меня глаза, наконец. После стольких предательств, я больше не могу доверять даже тому, кому верил.

Нужно стать тем, с кем считаются. Тем, кого побояться тронуть, так как завоняет на всю округу. Не позволю больше вытирать о себя ноги.