Ветер и крылья - 2

Ладно, дом может и не подойти... тьфу! Чего она голову ломает! У нее же есть Мария!

* * *

— Мия?

Мария была весьма и весьма удивлена этой просьбой. Чуточку пополневшая, посвежевшая и весьма довольная замужеством, она лично возилась с малышкой Кати. Визита Мии и таких откровений она не ждала. Но если уж начали разговор...

— Мария, мне просто нужно положить это в сейф. Так, чтобы дядя не знал. А если со мной что-то случится, девочки и Энцо... ты же их не обидишь, верно?

— Во что тебя втянул твой дядя? — дурой Мария и в служанках не была, иначе эданна Фьора бросила бы ее в деревне. Просто служанкой Мария не проявляла весь свой ум. А сейчас ничего, сейчас можно. Это среди данов дурочки ценятся. А для купца наоборот, умная жена как благословение. И посоветоваться, и поговорить, и с делами помочь, случись что.

— Ни во что серьезное, — пожала плечами Мия. — И никто на эти бумаги претендовать не будет. Но пусть они побудут в безопасном месте. Энцо сумеет ими распорядиться.

— И я должна лгать мужу?

— Лгать?

— Фредо не одобрит...

— Мария, он ведь не спрашивает, есть ли у тебя счета в банках, арендован ли сейф...

Мария поморщилась.

— Он знает, что нет.

— И что изменится? Ты же не для себя стараешься, а для меня.

Мария покачала головой.

— Как ты меня умудряешься уговаривать? Это жуткая авантюра!

Мия улыбнулась.

— Мария, ну что в этом такого? Если есть банки, почему нельзя пользоваться их услугами? А денежные дела — самые тайные! Даже любовника завести проще, чем деньги.

Мария рассмеялась. И тут же погрустнела.

— Ты взрослеешь, Миечка. Хорошо, я сделаю, что ты просишь.

— Я послезавтра приду повозиться с Кати. Повидаться с Энцо. И девочек с собой приведу. Тогда и сходим, хорошо?

— Хорошо, Мия.

Ровно через два дня бумаги упокоились в сейфе вместе со шкатулкой. А Мия получила на руки один из двух ключиков. Второй остался Марии — так, на всякий случай.

Но сейчас Мия уже была спокойнее. На счету каждого из Феретти было больше, чем по две тысячи лоринов. Плюс вот этот сейф. Даже если завтра ее схватят и казнят, ни брат, ни сестренки нуждаться не будут. И приданое у девочек уже есть. Небольшое, но вполне достойное. А там и еще подрастет к совершеннолетию, кто знает? Банк же... они с денежного оборота живут. *

*— первый банк мира — 1472-й год, Италия. Прим. авт.

А вот Феретти пока жить на доходы не смогут.

Что ж. Надо больше стараться. А еще надо навестить свой, да, теперь свой домик и наконец узнать, что можно, про трубки мастера Гаттини.

Фабрицио Гаттини.

Мие было, чем заняться.

Адриенна

— О чем грустишь ты, о прекраснейшая?

Адриенна повернула голову. Леонардо.

— Добрый вечер, дан, — кисло сказала она. И хотела уйти из библиотеки, но куда там. Леонардо ловко преградил ей дорогу.

— Адриенна, прошу вас!

— Слушаю?

— Адриенна, неужели мы должны быть врагами?

— Мы не враги, — равнодушно ответила Адриенна, перехватывая поудобнее книгу.

— Но мы и не друзья. А мне бы хотелось быть вашим другом, Адриенна.

— Это невозможно.

— Потому что я — сын своей матери? Но я ведь в этом не виноват!

— И что с того?

— Адриенна... нам ведь еще долго жить в одном доме. Почему мы не можем попробовать стать... нет, я и не надеюсь на братские и сестринские отношения, но хотя бы друзьями мы стать можем?

— А ваша мать уже отбросила намерение отнять у меня СибЛевран?

Леонардо поморщился, но незаметно.

Никакой тонкости в девушке. Да, понятно, для чего он тут кружева плетет! Но при дворе любая девушка затеяла бы сложную игру. Попробовала что-то выторговать для себя, как-то извернуться...

А здесь?

Прямой вопрос в лоб и такой же прямой ответ. Вот ведь что обидно! Сидит... вся такая воздушная, даже неземная, в платье цвета сливы, но внутри... словно камень какой. Ни тонкости, ни изящества.

— Ваша мать тоже о вас заботилась, Адриенна.

— И поэтому мы никогда не станем друзьями. У вас все, дан?

— Я...

— Извольте уйти с дороги!

Сильный толчок в грудь застал Леонардо врасплох, заставил отшатнуться, и Адриенна проскочила мимо. Преследовать ее парень не стал, просто прищурился вслед.

Вот дрянь!

После такого соблазнить ее — вопрос чести. И начнем мы... на что там падки юные дурочки? На романтику?

Даешь цветы и сладости!

И Леонардо отправился договариваться на кухню. Со сладостями проще. Вот цветы...

Зимой — откуда? Но красивые букеты можно и зимой составить. Есть калина, есть рябина, есть какая-то хвойня зеленая... сойдет! Важно ведь не что дарить, а как это преподнести!

* * *

Как известно, красивые составляющие для букета вместе не растут. Так что Леонардо вот уже два часа ездил по округе.

В одном месте он приметил подходящее деревце, сорвал пару веток, в другом...

Сойдет.

Но каждый день сюда ездить?

Леонардо глубоко задумался. Честно говоря, одно дело — промять коня. Другое — без смысла и цели скакать по сугробам. Мерзнуть, мокнуть в любую погоду... а можно вообще как-то эту пакость нарвать и сохранить впрок?

А где?

В СибЛевране?

Нереально! Бабы, даже самые маленькие, падки на романтику, а какая тут романтика, если мигом Адриенне донесут! Вот когда верный рыцарь мчится за букетом, преодолевая все преграды и одолевая всех врагов — это одно.

Когда он героически собирает букет из того, что в ведре стоит...

Понятно, что так проще, быстрее и выгоднее. Но бабы такого не прощают, даже самые неприхотливые. Адриенна же...

Она и так относится к нему предвзято. Зачем усугублять?

Но и мерзнуть каждый день...

Леонардо присмотрел красивую рябину и направил к ней коня. Потом понял, что лучше тут на своих двоих, спрыгнул и пошел через снег.

Проклятое дерево стряхнуло ему за шкирку, наверное, два или три килограмма ледяной воды. Сволочь... сломать бы тебя!

Леонардо со злобой рванул ветку, еще и перчатку разорвал о нее. И злобно выругался. Перчатки из тонкой алой кожи, пошиты дорогим мастером, такие здесь не найдешь... с-сволочь!

— Дан? Что-то случилось?

Нежный девичий голос заставил Леонардо резко повернуться. И грустно вздохнуть.

Ньора.

Судя по всему — дочь крестьянина какого. Об этом говорит и теплое шерстяное платье, и платок, и вязанка хвороста в руках...

С другой стороны, у нее розовые щечки, блестящие глаза и симпатичный носик. А остальное... самое главное место что у ньоры, что у даны одинаково. Леонардо это точно знает. Поэтому поклонился он так же, как и Адриенне.

— Ньора, простите мою несдержанность... я просто расстроился.

И продемонстрировать разорванную перчатку. Бабы обожают тряпки. Пожалуй, единственное исключение, это Адриенна. Вот уж кому безразлично, в чем ходить. Платья у нее есть, платья новые, из хороших тканей, пошитые по последней моде. Но ощущение такое, что ей это безразлично.

Было бы удобно!

Ньора же ожидания оправдала, охнула, схватилась за щеки.

— Дан, как жалко! Такая прелесть! А если заштопать?

— Шов будет виден.

Вот дура!

— Оно понятно... а если вышивкой замаскировать?

— Вышивкой? — Леонардо задумался. На тыльной стороне перчаток вышивали многие. А на ладони? Тут уже портить нечего... авось и не будет хуже? И повод еще раз приехать будет!

— Если дан скажет мне свое имя, я вышью, — похлопала глазками ньора.

Красивыми глазками, большими, серыми... тут и дурак бы понял. Леонардо выбрался из сугроба, не забыв про ветку, которую и вручил девушке.

— Вам, ньора.

Адриенне он по дороге еще сорвет.

— Благодарю вас, дан.

— Дан Леонардо Манчини. А я до сих пор не знаю, кого благодарить.

Ньора покраснела.

— Ньора Анна Бароне. К вашим услугам, дан.

— Что вы, прелестнейшая! Это я готов припадать к вашим ногам, если вы поможете мне решить эту маленькую проблему...

Адриенна на Леонардо не повелась. Так, слегка...

А вот девчушка через час обработки уже на все и согласилась.

И ежедневно составлять букеты для эданны СибЛевран за весьма скромную плату. Сольди в пять дней? Да ни о чем по столичным-то меркам!

'Ах, ньора, я так привык баловать свою мать цветами, когда мы жили в столице! Я и сейчас хотел нарвать для нее хотя бы красивых веток, но — увы. Я безнадежно столичный житель'.

И заштопать перчатки, и вышить на них герб и инициалы — на обеих, так, чтобы разрыва не было заметно... это уже за пять сольди разом.

А все остальное...

Леонардо даже не сомневался, что он свое получит. А почему нет?

Он молодой мужчина, дан, ему нельзя без женщины. Тем более, эта конкретная на все согласна! Уже согласна, просто пока еще этого не поняла.

Надо пользоваться!

Мия.

Что важнее? Особняк или дан Фабрицио Гаттини?

Честно говоря, дан интересовал больше. Особняк точно никуда не убежит. А вот дан...

Люди иногда смертны, иногда куда-то уезжают, иногда...

Жутко необязательные существа эти люди! Так что свой выбор Мия сделала в пользу трубочных дел мастера. Недолго думая, грохнула одну из трубок об пол, так, чтобы треснула чашечка, в которую кладут табак, положила пострадавшую в мешочек и отправилась в лавку.

Та не разочаровала.

На одной из центральных улиц, пафосная и слегка помпезная, с пышной вывеской, с громадными витринами... красота! И внутри не хуже, чем снаружи.

Терпкий запах табака, кожи, дерева...

Сугубо мужское заведение. Мия здесь выглядела неуместно, даже несмотря на то, что добавила себе лет и поменяла цвет глаз и волос на черный. И все же ей было не по себе. Неуютно.

Не спасала даже строгая и дорогая одежда. Бархат верхнего платья, дорогой, темно-зеленый, плащ, подбитый лисьим мехом... сразу видно — не нищета какая пришла, не голь подзаборная. По одежке встречают, вот Мию и встретили.

Стоило ей войти, как к ней тут же бросился услужливый приказчик.

— Дана? Я могу быть вам чем-то полезен?

Дана думала недолго.

— Прошу вас, ньор...

— Рителли.

— Ньор Рителли, прошу вас о помощи. Моему мужу подарили эту трубку, а сын совершенно случайно разбил ее, играя в курительной. Мне сказали, что это работа мастера Гаттини?

Ньор принял из рук Мии бархатный мешочек, чувствуя себя защитником детей и женщин.

— Сейчас поглядим, дана... да, это безусловно, работа мастера. Вы можете оставить трубку, я обговорю вопрос...

Мия замотала головой.

— Ньор! Умоляю! Проводите меня к мастеру!

— Дана, вы поймите, так не принято...

Ага, не принято! Мия размазывала слезу и сопли, рыдала, что муж убьет ее ребенка, что он в жизни такого не простит, что надо или починить трубку (вчера) или ей купить новую, но точь в точь такую же...

Вы, ньор?

Конечно, продать вы можете! Но вдруг там будут отличия? Я вас прошу...

Рыдать пришлось больше получаса. Потом появились другие покупатели, и вконец замороченный продавец сдался.

— Дана, если мастер Гаттини вас выгонит...

В руку продавца скользнул серебряный дарий. Это очень способствовало размышлениям.

Мию подхватили под руку и провели в задние комнаты. Где и постучали в одну из дверей.

— Что!? — донесся недовольный голос.

— Мастер Гаттини, к вам тут...

— Вон!

Мия развернула продавца и подтолкнула в спину.

— Идите, ньор Рителли. Я тут сама...

Ньор немного посомневался, но мастер в гневе был ужасен, мог и обругать, и ударить, и даже самое худшее уволить. Так зачем нарываться? Пусть все на дану и выльется?

Мия вошла внутрь и притворила за собой дверь. Заметила на ней засов и задвинула ее. А потом без страха поглядела на мастера.

Ну так... средненько. И не скажешь, что гений и умница.

Среднего роста, среднего телосложения, седые волосы, лет пятидесяти на вид. Лицо самое обычное, разве что нос картошкой и глаза яркие, черные, умные.

А так на улице пройдешь и не узнаешь. И одет просто. Ни шелка, ни бархата, обычная шерсть, сукно серого цвета, никаких украшений. Разве что серьга в ухе. Та — да, та соответствует. И изумруд в ней немаленький, размером с ноготь большого пальца Мии. А все остальное темненько-скромненько.

Интересный человек.

Фабрицио Гаттини смотрел в немом удивлении. Видимо, такие наглые девицы ему ранее не попадались. Мия тоже смотрела на него без особого страха.

Бояться?

Сложно бояться того, кого ты можешь убить в любую минуту. Только вот ничего нового ты от трупа не узнаешь. А ей надо. Поэтому для начала попробуем поговорить.

— Мастер Гаттини?

— Дана?

— Очень приятно познакомиться, — проигнорировала вопрос Мия. — Мастер, у меня к вам всего два вопроса. Потом я уйду, и вы забудете о моем визите... скорее всего.

— Да неужели, дана? И что вас заставляет предполагать, что я отвечу?

Мастер явно издевался.

Мия спокойно показала ему трубку.

— Это изделие ваших рук. Верно?

Мастер едва заметно вздрогнул. Мия уверилась, что на правильном пути.

— Верно. А вот это?

Зеркало было тщательно завернуто в кусок шерсти. Но так, что развернуть его можно было одним движением. Что Мия и сделала.

И развернула к мастеру.

Ньор Фабрицио Гаттини прерывисто вздохнул — и уронил голову на сложенные руки. Плечи его затряслись. Мия молча ждала.

Ждала, пока мастер перестанет рыдать, пока посмотрит на нее красными старческими глазами.

— Откуда у вас это, дана?

— Будем считать, мастер Гаттини, что вы дали ответ на мой вопрос, — кивнула Мия. — Вам это знакомо. Кто именно продал эти две вещи скупщику?

— Никто, — скрипнул зубами ньор. — Я бы не... и никогда! И не притронулся бы! Лакея уволил, а тот, тварь, спер, что мог...

— У вас такие вещи на виду лежат? — искренне удивилась Мия.

— Трубки я с собой взял, поработать дома. Бывает иногда.

— А зеркало?

— Черт бы его разбил! — от всей души огрызнулся мастер Гаттини. — Знаете что, дана...

— Тот, который, по преданиям, унес мастера Сальвадори? — уточнила Мия. — Вот такой?

И поменяла лицо.

А что?

Черт — так черт! Нос пятачком, уши торчком, то есть рыло в шерсти, глаза красные, зубы длинные и оскаленные... да-да, так они в молитвенниках и изображались!

Ну а священникам виднее, кого они там гоняют! Мия вот, ни разу чертей не видела! Но если церковь такое изображение одобрила, наверное, они в курсе дел?

Не с потолка ж оно взято?

Мастер всхлипнул, икнул и упал в обморок. То есть побелел и сполз со стула. Мия тут же втянула рыло и принялась хлопать мастера по щекам. Не переборщила?

Да вроде как нет. Не должна...

А сейчас бы мастер послал ее куда подальше, пришлось бы долго ругаться, скандалить... нет, ей такого не надо. Ей надо четкий ответ на ее вопросы. Без утайки и без лишних увиливаний.

Мастер открыл глаза, всхлипнул....

— Это... это... оно...

— Мастер, вам что-то показалось? — как можно более участливым тоном спросила Мия. — Да вы сядьте, я ж вас не подниму, вы тяжелый...

Мастер оперся на девичье плечо, кое-как опустился обратно в кресло.