Бракованные судьбы

— Тогда пошли, мадам Плюшкина, — весело говорит и, резко разворачиваясь, идёт к машине. Сам ты Плюшкин! — Спорим, ты не угадаешь, куда мы поедем?

— В цирк, — ради прикола брякнула.

— Почти да не совсем. Не в цирк — в театр... ты же помнишь Андрея? Помнишь, конечно, не отпирайся, я видел, как вы разговаривали.

— Причём тут он? — и не думала отпираться, удивлённая его странным выбором.

— Час назад он позвонил мне и потребовал моего присутствия на своём дебюте, поверь, при всём желании отказаться я не мог, а потому... как ты относишься к художественной самодеятельности с декорациями, намалёванными рукой художника-авангардиста, и со славным сценарием, написанным одним гением-программистом, но полным бездарем-литератором?

— Никогда на таком не была, но мне интересно, — призналась, садясь в машину.

Сашка завёл мотор и мы выехали со двора.

— А Андрей твой друг?

— А? — на секунду отвлёкся от дороги. — Нет, он мой брат.

— Да? — удивилась. Братья, значит. — И не скажешь по вам...

— Поначалу всегда так, а потом замечают сходство, — пожал плечами парень.

— А про что они ставят...

— Про всё до кучи, — сказал, улыбаясь. — Я пару раз был на их репетициях... Ммм, ты любишь смеяться?

— Когда как, — ответила, уже привыкая к его странной манере перескакивать с темы на тему.

— Их постановка чистой воды стёб... Только я не понял над кем: над собой или всё-таки персонажами, — Саша усмехнулся, наверное, вспомнив что-то из этих репетиций.

— Ну, если так, то я "за" посмеяться, — сказала, наконец-то давая себе немножко воли и с удобством откидываясь назад.

До этого сидела, как палку проглотила, а потому сейчас расслабленно повела плечами, втянула голову и расслабилась.

Белобрысь за всё это время не сказал ни слова, но, как только я закончила свои потягушки, спросил вроде бы без эмоций, но мне так и казалось, что вот сейчас он повернёт голову и как-нибудь выразит свой вопрос лицом. Ну, там, опять улыбнётся, бровями пошевелит...

— А почему ты юбку не надела?

Кахм... у меня слов нет.

— Не захотела, — после небольшой паузы, произнесла.

— Жаль...

— В смысле?

— В прямом.

Больше ни слова. Я тоже решила не продолжать эту тему, молча порадовавшись, что выбрала джинсы.

— Нам вообще долго ехать?

— Нет, пару минут.

— Зачем тогда на машине, если пару минут? — повернувшись к Саше, я несколько секунд непонимающе на него смотрела, пока тот не ответил:

— Потому что пешком было бы полчаса. Да и мне как-то не охота было с другого конца города своим ходом добираться, — привёл ещё один аргумент.

Через несколько минут мы и впрямь подъехали к среднему по размерам двухэтажному зданию.

— Сирень? Это, по-моему, при СГУ? — неуверенно спрашиваю.

— Да, Андрюха там учится... И понесло же, — со вздохом добавил.

— А ты?

— Что я?

— Где учишься? — терпеливо пояснила, поправив серёжку в правом ухе.

— Нигде, я уже закончил учёбу и, на данный момент, работаю.

— Работаешь? Ого... А на кого ты хоть учился? — встрепенувшись, с большой долей любопытства в голосе поинтересовалась я. — И сколько тебе лет?

— Мне двадцать пять. Учился на архитектора-проектировщика, — Сашка, припарковав машину, повернулся ко мне. — А ты на кого?

— На педагога!

— Ты? На учителя? — хохотнул парень, но заметив, как я на него при этом посмотрела, постарался сделать серьёзное лицо. Получалось плохо, если не сказать, совсем не получалось. Фиговый из вас актёр, батенька. Ох, какой фиговый.

— Ладно-ладно, какой хоть... урок?

— Химия, — гордо произношу.

— Тупой урок, — скривился.

— Чего? Сам ты тупой! — всё. Два слова, а я, можно сказать, завелась. — Да химия самое нормальное из всей той белиберды, что нам преподавали!

— Чего там нормального? — в ответ возмущается беловолосый. — Формулы? Задачи? Цепочки? Да та же алгебра в сто раз лучше! Там, хотя бы, всё точно и понятно!

Забыв, что алгебра вроде как второй мой любимый предмет, я перебила:

— Какая нафиг алгебра? Ты сам-то, сто пудов, дуб дубом в химии был, чтобы понимать её...

За всё время нашего "мирного разговора без перехода на личности", я всё ближе и ближе наклонялась к возмутителю моего душевного равновесия.

Уперевшись руками в бар[2], находящийся между сидениями, я, в который раз, попала в глупую ситуацию. Рука соскользнула и, мгновение, я полетела... в Сашкины объятья.

— А я знал, что этим и закончится, — проговорил. Тихо, с расстановкой. Мне показалось или это действительно, прозвучало несколько двусмысленно?

Пока я пыталась понять сказанное и заодно оценить своё страшное положение (одной рукой хватаюсь за Сашкино плечо, второй упираюсь в середину его же бедра и ещё башкой прижимаюсь!), блондин кладёт свою лапу мне на талию, а другую на голову, крепче прижимая к своей груди.

Стараюсь отстраниться, но, во-первых, неудобно, во-вторых, силёнок явно маловато.

— Отпусти! — только без паники!

— Почему ты не кричишь? — спрашивает, без прежних, завораживающих ноток в голосе.

— Щас закричу! — говорю, всё ещё пытаясь отодвинуться. Уже порядком надоела эта ситуация, а ещё больше этот... рядом сидящий.

— В клубе не кричала, сейчас не кричишь. Что ж ты за девушка такая?! — спросил не то грустно, не то раздражённо, ближе притягивая меня к себе, так что, можно сказать, я полностью перебралась к нему на сидение в целом и на его колени в частности.

Вырываться я стала вдвое сильнее, но почему-то это всё равно не помогало. Сашке хоть и приходилось напрягаться, я чувствовала, как на его руках "ходили" мышцы, но отстраниться хотя бы на пару сантиметров я не могла.

— И что ты хочешь этим сказать? — в раздражении пытаюсь поднять голову и посмотреть ему в глаза. И этого мне сделать не дали. Вот, казалось бы, кожа да кости, откуда только силы берутся?

— А если б я был каким-нибудь маньяком?

— Если бы был, я бы к тебе не то, что в машину не села, вообще близко не подошла бы!

— ... И пока ты будешь молча освобождаться, тебя тюкнут по голове, и всё. Только мы Машку и видели, — продолжает свои странные нравоучения Саня.

На минуту остановилась, давая себе отдохнуть. Наверняка сейчас вся красная, устала ведь, сердце колотится...

Стоило мне только замереть, как заметила, что Сашкина рука, которая на голове, аккуратно гладит, проводит по моим волосам, словно успокаивая маленького ребёнка.

Тут же пришло понимание того, что щекой я прижимаюсь к чужой груди... и даже через футболку чувствуется тепло.

"Непривычно, но так радостно ощущать чужое тепло", — заметило что-то внутри меня. — "Всё так, как мечтала когда-то в детстве".

Тёплые руки, успокаивающий голос, от которого прикрываются глаза, а на губы наползает счастливая улыбка, ощущение защищённости, прикосновения... и опять тепло.

Кошмар! Кто бы знал, как извратятся мои мечты!

Глава 5. Сказка — быль.

Чего он добивался, рассказывая Маше про маньяков? Наверное, надеялся, что она станет хоть капельку умнее и поймёт, что встреться с настоящей опасностью, вряд ли сама справиться. А так появится хоть какой-то шанс, что закричав, её кто-нибудь услышит и поможет.

"Уж я-то знаю о таком не понаслышке", — думал Саша, рукой проводя по красивым длинным волосам девушки. — "И зачем ты их в хвост заплетаешь? Распущенными же лучше", — мысленно обращался к Марии, внезапно, пусть и не слишком заметно, расслабившейся и крепко прижавшейся к нему щекой.

Как ребёнок. При этой мысли парень улыбнулся.

В последнее время он часто улыбался. По сравнению с тем, что с ним творилось две недели назад, то Сашку вообще можно было назвать другим человеком.

Хорошо, что Вик — мастер по промыванию мозгов, даром, что на психолога учился.

А ведь и неизвестно, что сейчас с Сашкой было, если б не вмешательство друга...

* * *

— Не умею я кричать, — тихо проговорила, успокаиваясь в этом... тепле.

— Все умеют кричать, — так же тихо возразил Сашка.

— Ну а я не могу, — как-то чересчур обиженно прозвучало, будто я и впрямь маленький ребёнок, которого нужно успокаивать.

Сашина рука на секунду замерла, а сам парень тяжело вздохнул.

— Постарайся научиться, хорошо, малышка?

Приподняв моё лицо за подбородок, вопросительно посмотрел.

Я лишь неуверенно пожала плечами, что могло означать как "да", так и "нет".

— Отпусти, а?

Теперь он меня отпустил. И я кое-как перелезла назад, размышляя над странным поведением парня и тем, что, кажется, у меня начались проблемы.

— Пошли, — Саша протянул руку, помогая вылезти из машины. Эээ, когда он выйти успел?

— Спасибо, — постаралась улыбнуться, чтобы он не заметил, как я торможу. Эх, скорее нужно привести мысли в порядок, но, как известно, сказать легче, чем сделать.

Включив сигнализацию, парень, так и не отпустив моей руки, пошёл в направлении здания "Сирень".

Больше, чем просто непривычно, было идти по улице за руку с парнем, который, судя по всему, начинает мне нравиться.

Сашка же опять улыбался, разговаривая и, временами, вставляя в разговор всяких "малышек".

— Слушай, хватит меня так называть! Заколебал, — ворчала я, на самом деле жутко смущённая.

— А как мне тебя ещё называть? — спросил, открывая дверь и пропуская меня вперёд. Джентльмень... — Ты на ребёнка до жути смахиваешь.

— На ребёнка? В каком смысле? — подозрительно спрашиваю, пытаясь заглянуть в карие, бесстыжие глаза.

— В самом хорошем, — ответил блондин и помог мне снять куртку. Сдав и свою, и мою в некое подобие гардеробной, он повёл нас в глубь здания.

Идя по коридору и, то и дело, оглядываясь, я заметила, что людей здесь достаточно прилично. Когда же мы вошли в зал, с множеством стульев и высокой сценой, даже приостановилась. Почти все места были заняты!

Спросила у Саши, как новички смогли собрать такую аудиторию, ведь зал, по меньшей мере, был рассчитан на сто тридцать — сто пятьдесят человек.

Он лишь покачал головой и подтолкнул вперёд, и только когда мы заняли свои места, находящиеся почти в середине, пояснил:

— Ну, для Андрея и ещё пары человек это, действительно, первый выход, а для остальных уже обычное дело, — Сашка замолчал и задумчиво посмотрел на сцену, скрытую... эээ, как же оно называется? Ладно, пусть будет занавеской (ну, не интересовалась я раньше театром!).

До начала спектакля мы с ним больше не разговаривали, но как только погас свет, в голову пришла мысль, что я даже не спросила, что ставят...

Хотела узнать, но мне не дали, шепнув лишь одно слово: смотри.

Ну, я и смотрела...

Начиналась эта история так:

На сцену с гордо поднятой головой, почему-то в пижаме с мишками и в тапочках-собачках, прошествовал рассказчик.

— Хочу вам сказать, дорогие мои, вы совершенно зря потратили время, придя сюда, — начал он. — Актёры — бездари, режиссёр — гей, а каскадёры вообще отсутствуют... Так что, рад вам сообщить, спектакль отменяется! Всё! Я всё рассказал, — лениво потянувшись, обратился к кому-то за кулисами.

Оттуда, без всяких слов, появилась рука, державшая какой-то скрученный журнал, и от всей души треснула рассказчика по голове.

Спустя секунду мы услышали слова: Я тебе покажу гея! Быстро вернулся! — говоривший, даже не пытался понизить голос.

На лицо наползла улыбка. Картина складывалась довольно комичная, хоть и чересчур наигранная. Взять, хотя бы, один вид рассказчика и злобное шипение, судя по всему, режиссёра.

Побитый же, быстро выхватил орудие-нанесения-вреда и, жутко сгорбившись, пошёл обратно.

— Сам голубой и актёров нанимает таких же... Понял, понял! Уже рассказываю, — откашлявшись, начал: — Существует много легенд о том, как драконы похищали прекрасных принцесс... и ещё больше вариантов для чего они их похищали, — немного тише, чем первую часть, пробурчал. — Но у нас — не легенда, и даже не сказка! А жестокая, бескомпромиссная, скучная, серая, односторонняя, мыльная, удушающая, тяжёлая реальность, вот-вот... А потому, принц пошёл не за принцессой, а побухать; не в трактир, а к дракону (та ещё пьянь, похлеще принца, я вам скажу); не на день-два-три, а на неделю...

Пижамный человек отходит в сторону, и в тот же момент занавес разъезжается.

И первое, что бросается в глаза — декорации.

Размалёванные (вот уж точно!) холсты, на которых красуются... вернее, скачут и расплываются люди непропорциональных размеров.

У кого-то голова размером с воздушный шарик, при росте в пол метра, у кого-то руки свисают до пола или же наоборот — до талии не дотянуться, а у кого-то к примеру у того дядечки (ну, я надеюсь, что там действительно дядечка) с боковой декорации, если приглядеться, можно насчитать восемь пальцев на одной руке... Но даже это не так страшно, в сравнении с тем, что общий их вид напоминает отражение в воде, в которую разом закинули, по меньшей мере, сотни камушков. Всё расплывается, круги, круги...

Как там Саша говорил? Художник-авангардист? Обратилась с этим вопросом к белобрысому, тот, улыбнувшись, кивнул.

Повернувшись обратно, я начала разглядывать актёров. В центре сцены стоял мужик, переодетый в бабу, причём скрыть его половую принадлежность, похоже, даже не пытались. Одет он был в пышное платье с коротким рукавом, открывающим волосатые мужские руки, причёска — кое-как напяленный парик. Ё-ё-ё... спасибо хоть бороду не приклеили. Рядом же с этой "дамой", наоборот, стояла девушка, переодетая в парня. На ней был какой-то щёгольский костюм в стиле "привет из Франции".

— Ваше Высочество, я, как верноподданный нашего королевства, заявляю, что пойду с Вами, освобождать нашего господина! — противный гнусавый голос "щёголя" прервал тишину.

— А я, как твоя госпожа заявляю, что к моему жениху, ты и на пушечный выстрел не подойдёшь! Я готова терпеть присутствие фаворитки, но не фаворита! — басом ответила принцесса.

— ПотЕрпите, — скрипнув зубами, процедил потенциальный фаворит.

— Сэр Пенопласт! В помощи вашей не нуждаюсь, а потому, вы останетесь здесь!

Тут, опять, выходит рассказчик...

— А я вас предупреждал, что не стоило тут задерживаться, — обращается к залу, но скосив куда-то глаза, начинает вещать:

— Но длился их спор недолго, и когда сэр Пенопласт пообещал целый месяц не приставать к принцу, принцесса разрешила ему идти с ней... Собирались два дня. Амбициозный, слегка отдающий голубизной сэр прихорашивался, строя планы и пытаясь придумать, как очаровать принца издалека.

Принцесса же в это время придумывала речь, чтобы сразу же морально задавить своего пьянствующего, почти благоверного.

Рассказчик замолчал. Несколько секунд сохранялась тишина.

— Почти благоверного! — повторил громче.

И лишь тогда занавес разъехались, открывая разделённую на две части сцену.

На одной половине "сьер" кривляется перед зеркалом, а на другой — принцесса сидит в деревянной... ванне? И на весу что-то усердно пишет.

— Это что-то типа немой сцены, — на ухо шепчет Сашка.

Испугавшись, я резко дёрнулась в сторону и посмотрела на невинно улыбающегося парня.