— Не понял.
— Тебе нечего терять Семелесов, что я смогу у тебя забрать кроме твоей жизни, которую ты ненавидишь? Разве что твою бессмертную душонку, за которую ты так лихорадочно цепляешься, так не беспокойся, мне она без надобности, я даже не верю в её существование.
Крейтон выпрямился и прошёл мимо Кистенёва в гостиную, только там обернувшись и произнеся напоследок.
— Ты ведь так здесь и останешься Воскресенская 12?
— Да, — ответил Семелесов неуверенным голосом, медленно вставая с дивана.
— Тогда я вас найду.
— А как же монетка?
— Пока что оставьте себе.
Хлопнула входная дверь и в квартире остались только Кистенёв с Семелесовым. Они сначала пару минут стояли молча. Алексей медленно подошёл к окну в гостиной и посмотрел на улицу. Находясь в тени облака дома и асфальт снаружи казались особенно серыми при том, что погода явно была хорошей и даже солнечной. С короткими интервалами проезжали в разные стороны машины и пешеходы медленно брели по своим делам, как и всё время до этого, когда Алексей Семелесов выглядывал в окно.
— Что ты думаешь о нём? — раздался голос Кистенёва.
— Я бы на твоём месте лучше подумал о нас двоих.
— Лёха, я вот о чём. Я сам не понимаю, что происходит. У тебя такого никогда не было: когда тебе что-то кажется глупым, но при этом ты понимаешь, что так тебе только кажется, а?
— О, Вася, если бы ты знал, постоянно только обычно всё наоборот, я сначала что-то делаю, а потом думаю: твою мать, Семелесов, ну какого чёрта ты натворил, но это ладно. А на счёт него, он тот, кто нам нужен. Без него, Вася мы никогда бы не пересекли эту черту и не узнали о существовании иных краин куда теперь думаю, мы вместе с ним и отправимся.
— Каких ещё краин?
— Где капитана с ликом каина легла ужасная дорога, — ответил Семелесов, смотря на аверс серебряной монетки, на котором был изображён поднявшийся на задние лапы геральдический дракон.
Глава седьмая.
ПРИЕМЛЕМАЯ ЦЕНА
На улице стояла прекрасная погода. Редкие облака, представляясь с земли то кораблями, то диковинными зверями медленно проплывали по небосводу. Солнце светило жарко, но при этом не создавало зноя на улице и порывистый ветерок, столь же благословенный в летний день, сколь проклинаемый в зимний, время от времени обдувал прохожих, ещё более ослабляя отталкивающие свойства жары. Солнце в свою очередь медленно но верно клонилось к закату и скоро должно было и вовсе скрыться за стоявшими со всех сторон серыми панельными домами, оставив за собой только очередной душный майский вечер уже ничем не отличавшийся от летнего.
Но было ещё светло и множество молодых людей, прогуливаясь парами или небольшими группками вперемешку с остальными жителями города, высыпало на улицы, заполнив тротуары по сторонам от гудящих машинами мостовых, радуясь теплу, предвещавшему скорое лето. Лишь одного человека погода в тот день не то что не радовала, но скорее злила, заставляя постоянно сжимать и разжимать кулаки при этом смотря на всех встречных с той злобой, на какую способен лишь человек уже повидавший в этом мире и настоящую злость и ненависть, а не праздно строящий из себя романтического героя. Угрюмо исподлобья он быстро смотрел на прохожего и тут же уводил взгляд в сторону ничем не примечая очередного гуляку в толпе ему подобных. Этот человек едва ли был добрым и жизнерадостным, но подобные солнечные дни и хорошую погоду он ненавидел не из вредности, и не из чувства противоречия окружающим, на то была причина. Точно такая же погода стояла в тот страшный день.
И постоянно перед его глазами вновь вместо унылых пятиэтажных домов, представали низкие мещанские домики Иссельдара, и в ушах вместо гула проносящихся машин и разговоров прохожих стоял топот солдатских сапог, множественные одиночные выстрелы за углом перемеживающиеся с пулемётными очередями. Он хорошо помнил тот день, хорошо помнил то небо, яркое солнце и такие же клочковатые облака, только в том небе был ещё дым от пожаров и дирижабли, висевшие столь низко, что можно было увидеть их воздушные винты. Он не помнил, скольких убил в тот день, немногие из них имели оружие и немногие из имевших его умели им пользоваться, так что два его коротких клинка, что нынче остались дома по причине трудностей со скрытным ношением, напились тогда вволю. В тот день им доводилось вырезать целые баррикады, но их хозяин запомнил немногие лица. А по правде говоря, только одно: лицо гимназиста старших классов немногим старше самого Крейтона, у которого из оружия был только камень, и тот был им выронен, так что паренёк только выставил руку вперёд, будто защищался не от лезвия, а от палки.
Впрочем, нельзя сказать, что эти воспоминания мучили юношу, что шёл одним солнечным днём по Воскресенской, по направлению к мосту через Курцевский овраг, сжимая в руках газету, купленную пять минут назад в уличном киоске. Его вообще никогда не мучили воспоминания, ибо он уже давно свыкся с ними, отчётливо осознавая тщетность самокопания и копания в собственном прошлом, привыкнув жить сегодняшним днём.
Когда Мессеир Крейтон, наконец, вышел на мост то солнце стояло ещё слишком высоко для осуществления задуманного им предприятия. Он остановился и облокотился
на перила, посмотрев вниз, где по дну оврага заросшего кустами и травой бежал загаженный ручей, неся свои воды в протекавшую близ города реку. Вытянувшаяся тень от моста верхним краем проходила по кроне дерева, и Крейтона на мгновение привлекло то место, где над тенью моста высовывалась его собственная, временами перескакивая и колеблясь на ветках покачиваемых ветром.
Но тут Крейтон заметил ещё одну тень, которая проскользив по листве остановилась рядом. Обернувшись, юноша увидел рядом с собой молодого человека в жилетке и белой рубашке, волосы его были растрёпаны, что, судя по аккуратности во всём остальном, было оставлено специально. Но что действительно удивило юношу так это, то, что в руках у прохожего была самая настоящая трость с фигурным костяным набалдашником, которыми здесь практически никто не пользовался.
Незнакомец, облокотившись на перила моста, смотрел куда-то вдаль словно не замечая стоявшего рядом с ним Крейтона.
— Сегодня чудесный денёк, не правда ли, — произнёс Мессеир абсолютно сухим голосом.
Незнакомец даже не взглянул на него краем глаза, только отстранился от перил и выпрямился, продолжая держаться за них левой рукой, правой держа за середину трость.
— Вы выбрали неудачное прикрытие, молодой человек, — произнёс он, наконец.
Крейтон мельком взглянул на газету у себя в руках и всё тем же абсолютно ровным безвыразительным голосом спросил:
— С чего бы это?
— В этом мире газет почти не читают тем более люди вашего возраста, боюсь, будет немного подозрительно. Вам бы взять или телефон или бутылку пива, хотя насчёт последнего тоже рискованно.
— А вам я так полагаю известно и то, что собираюсь делать сегодня.
— Мне известно всё, молодой человек, это одно из главных требований моей профессии — знать всё ну или почти всё ...
Тут Крейтон с удивлением обнаружил, что его новый собеседник странно наклонил голову, будто он пытается прочитать что-то на газете, которую юноша держал в руке, сложенной вчетверо.
— Значит всё-таки 'Реал' — 'Атлетико', — вдруг произнёс незнакомец. — Чёртовы испанцы, вы поглядите, они сейчас в Бразилии опять чемпионами станут, с них станется.
Крейтон развернул газету и пробежался глазами по заголовкам, отчаянно стараясь понять, о чём вообще пошёл разговор. Как раз в этот момент по мосту проехал тяжёлый грузовик, ударив по ушам низким рёвом мотора и пустив по мосту волну вибрации, дав тем самым Крейтону немного времени, чтобы составить в голове план поведения с этим человеком.
— Я бы конечно поставил на Мадрид, но болеть всё равно буду против них, — он сделал небольшую паузу, словно давая собеседнику хотя бы в мыслях задать вопрос 'Почему?'. — Из спортивного интереса, молодой человек, те ещё ни разу не выигрывали кубок. Но вам я думаю это всё это не особо интересно, в Мантии же и вовсе не играют в футбол.
— Откуда вы знаете про Мантию?
— Я говорил, молодой человек, это вопрос профессии.
— И какая, позвольте спросить у вас профессия? — спросил Крейтон вновь тем же сухим голосом, уставившись куда-то вдаль, смотря поверх крон растущих на дне оврага
деревьев, наблюдая за своим собеседником периферическим зрением, готовый в любой момент выхватить из-за пояса свой пистолет с посеребренными патронами, приготовленными явно не для разговорчивых парней с эксцентричным видом и поведением.
— Есть множество легенд, Мессеир, — отвечал незнакомец, повернувшись боком к ограждению, — об исполнении желаний, о договорах с нечистой силой, и по большей части это чушь несусветная, но ... вы сами понимаете, молодой человек.
— Знаю, знаю, меня учили, что в подобных сделках есть только одно правило: никогда не выполняй свою часть договора. Только всё это пустое.
Незнакомец выдержал небольшую паузу, выслушав ответ Крейтона, продолжил дальше свой рассказ, продолжая стоять боком к периллам, но при этом глядя куда-то вдаль, а не на собеседника.
— Среди всего этого есть легенды о странном клубе место расположения его всегда различно от рассказчика к рассказчику, так он и гуляет по всем городам мира. Но суть всегда одна ты войдёшь в ничем не примечательное здание, и окажешься в помещении, где в углу будет гореть камин, а в стороне за столом будут сидеть несколько мужчин в классических костюмах спокойно попивая бренди, которые не обратят на вас никакого внимания даже если вы попытаетесь с ними заговорить. Там будет ещё один маленький столик, на котором будет лежать лист бумаги. На листе этом будет всё о вас, начиная от даты рождения заканчивая страхами и мечтами. Требоваться будет только одно, ваша подпись внизу страницы. Что произойдёт после этого, никто не знает.
— Ничего хорошего, неужели непонятно, — уверенным голосом проговорил Мессеир, исподлобья посмотрев на рассказчика.
— Почему вы так думаете?
— А почему нет.
— Вы должны как минимум допустить вероятность пятьдесят на пятьдесят.
— С чего бы это?
— Если у вас есть два равноценных варианта, и неизвестно ничего что могло бы свидетельствовать о преимуществе одного из них.
— Вот в том то и дело, моё воображение работает преимущественно в плохую сторону, и дело даже не в жизненном опыте.
— Но вы ведь не верите в Бога.
— Причём здесь это.
— Если так, то вы должны верить, что мир хаотичен, а хаос всегда стремиться к равновесию.
— А если он не хаотичен, если всё расположено по чьей-то задумке и им же подведены все соотношения.
— Тогда молитесь, — незнакомец вдруг посерьёзнел, повернувшись, он уткнул трость в землю, опершись на неё двумя руками, сосредоточенным взглядом вперившись прямо в глаза Крейтона, рождая в его душе безотчётный страх и желание отступить назад и отвернуться, которому тот не поддался, — молитесь, чтобы Он, — палец неизвестного указал на небо, — был действительно милосердным.
В тот вечер Кистенёв не особенно удивился, когда раздался звонок домофона, и он услышал в трубке знакомый голос. Крейтон ждал его на улице прямо напротив двери подъезда, присев на низкую железную ограду. Он был в чёрном плаще, том самом, что и
при первой их встрече, плащ был расстёгнут, и одна рука юноши лежала под полой, что серьёзно насторожило Василия.
— Наконец-то, — произнёс пришелец, вставая.
Вдруг где-то на той залаяли впереголосок собаки, а затем раздался протяжный вой, такой, что у Кистенёва внутри всё похолодело и перехватило дыхание. Крейтон резко вскочил и развернулся, так что край плаща его на мгновение взметнулся. Он вытащил руку, в которой оказался пистолет и встал как вкопанный, пристально смотря вдаль, где среди верхушек, растущих в овраге деревьев, виднелись редкие огни домов на той стороне. В этот же момент Луна скрылась за облако, и парню стало ещё страшней, чем до этого, так что вопрос 'Зачем я вышел?' стал столь же естественным как и его отсутствие до этого.
— Не бойся, этот пистолет не для тебя, — произнёс Крейтон, словно чувствуя спиной как его товарищ смотрит на его оружие не отводя взгляда.
— Тогда зачем он вам? — дрогнувшим голосом спросил Кистенёв.
— Ты боишься темноты? — спросил Крейтон спокойно и даже несколько отстранённо.
— Нет.
— Я тоже, а вот того что она скрывает, стоит побаиваться. Ты догадываешься, для чего я пришёл сюда? — произнёс он, повернувшись лицом к Василию.
— Ты что-то обнаружил?
— Скорее подтвердил то, что обнаружил действительно, что искал. Помнишь, я тебе показывал те материалы насчёт этого вампира?
— Помню.
— Так вот завтра идём его накрывать. Встречаемся в восемь вечера на этом месте, если вы пойдёте со мной, если нет, я просто забуду что когда-то знал тебя, мы с вами люди вольные, не так ли. Сообщи Семелесову.
После этих слов Крейтон развернулся и пошёл в сторону по асфальтовой дорожке, но Кистенёв окликнул его.
— Скажи честно, зачем мы с Семелесовым тебе понадобились?
Пришелец остановился, медленно повернул голову и произнёс голосом, который в иных обстоятельствах показался бы Кистенёву весёлым: 'Просто крайне
скучно осуществлять задуманное мной в одиночку, да и в конце концов может вы двое на что-то и годитесь'.
Глава восьмая.
СУМЕРЕЧНАЯ ОХОТА
— Вы должны понимать: это боевые пистолеты, они заряжены боевыми патронами и находятся в полной исправности и готовности, но это совершенно не значит, что вам позволяется их использовать во время операции.
Крейтон замолчал и окинул пристальным взглядом своих товарищей, проверяя, внимательно ли они его выслушали. Они собрались на кухне у Кистенёва дома, Семелесов и хозяин дома сидели за столом, на котором на белой тряпке были разложены три пистолета, неизвестной в этом мире модели, рядом с которыми двумя рядами стояло по восемь патронов с пулями из светлого металла. Крейтон в тёмно-синей водолазке и
чёрных старых брюках, стоял с третьей стороны стола, опершись о край кулаками, чуть подавшись вперёд.
Семелесов пытаясь скрыть волнение, сидел, сцепив руки в замок, положив их прямо перед собой и если присмотреться, можно было заметить как его время от времени била мелкая дрожь, и воздух после очередного глубокого вдоха сбивчиво выходил наружу.
— Тогда нахрена мы тебе нужны?— спросил Кистенёв невозмутимым голосом.
— Для создания иллюзии численного превосходства, друг мой. Вся ваша задача состоит в том, чтобы тихо стоять по сторонам от меня с умным видом и целиться нашего кровососущего друга делая вид, будто вы сможете выстрелить, в случае если он сделает резкое движение.
— А почему ты думаешь, что я не смогу выстрелить в него?
— Да потому что! Курицу зарезать вот твой предел, можешь хоть сутки напролёт сидеть перед своим ящиком и убивать нарисованных человечков, а только по-настоящему ты не выстрелишь, и это нормально. Эти твари выглядят почти как люди, не считая некоторых деталей, собственно они когда-то людьми и были ... ... — Крейтон тяжело вздохнул, — когда-то... в прошлой жизни...
