Эльфантина. Союз стихий

Ругательства сыпались на него, как снег в метель. Он не разбирал отдельные слова в общем гомоне. Селяне тянулись к нему: ударить, толкнуть, урвать кусок. Джеймс закрыл голову руками в попытке защититься. В памяти всплыло лицо матери. Сдаться, что ли, прекратить борьбу. Он приготовился лечь на землю и умереть, когда толпа вдруг расступилась.

− Что происходит?

Он узнал голос деревенского главы. Кто-то скороговоркой объяснял ему суть обвинений — Джеймса подозревали в сговоре со снежными. Якобы он привел их в деревню. Накануне его видели выходящим из леса. Никого не волновало, что он ходил на охоту. Еще один довод не в его пользу — снежный его не тронул. Любого другого на его месте убили. Но Джеймса снежный пощадил. Не иначе они заодно.

− Где твоя мать, полукровка? − спросил глава.

Джеймс кивнул в сторону пепелища. Никто не выразил ему сочувствия, но он его и не ждал. Для него она была единственным близким человеком, а для них — деревенской сумасшедшей.

− Ведите его за мной!

Джеймса подхватили под локти. Он не сопротивлялся. Люди плевали ему вслед, бросали камни. Парочка достигла цели, больно ударив по спине. Что ни приготовил ему деревенский глава, вряд ли это хуже, чем быть забитым до смерти толпой.

Единственной каменной постройкой на всю деревню был дом главы. Там он жил с семьей, там собирался деревенский совет, там принимались все важные решения, там проходил суд, там содержались преступники до вынесения приговора и там же приговор исполнялся.

До этого дня Джеймс не был в каменном доме, как его называли в деревне. Он не принимал участия в жизни деревни. С какой стати? Им не было дела до него, а ему до них. Прежде это всех устраивало.

И вот он поднялся по каменным ступеням. Изнутри пахнуло сыростью. Эхо от шагов ударило по нервам. Казалось, по узкому коридору идут не четыре человека, а целый легион. В тесной пристройке рядом с кузницей и то стократ уютнее, чем в доме главы.

Спустились по винтовой лестнице. Все ниже и ниже. Глубоко под землю. Стены и потолок давили Джеймсу на плечи. Его будто себя заживо погребли, и он жалел, что толпа не растерзала его. Пусть мучительная, зато быстрая смерть. А здесь, в мрачном подземелье ему, возможно, гнить годами без надежды снова увидеть солнце.

Конвоиры привели к решетке. Лязгнул замок, и Джеймса втолкнули в камеру. С хлопком решетка закрылась за спиной, словно сомкнулись челюсти хищника. Джеймса поймали в ловушку. Мечты о богатстве, светлом будущем остались за порогом камеры. Впереди ждали только лишения и смерть.

В подземелье было темно хоть глаз выколи. Где-то вдалеке коридора мерцал слабый огонек свечи. Из камеры его свет напоминал свет далекой звезды. Джеймс прищурился, привыкая к темноте. В наследство от отца-насильника ему досталось умение ориентироваться в темноте. Говорят, снежные живут в пещерах, вырытых в толще снега и льда, без единого огонька. Ему было далеко до них, но кое-что он разглядел.

Камера была квадратной. Шагов двадцать по диагонали. Три кирпичные стены и одна решетка. Окон нет. В углу стог сена вместо постели. В другом — дыра в полу. Из нее невыносимо воняло мочой.

Тело ломило от побоев. Лечь бы и забыться. Сон — единственное доступное здесь развлечение. Он приблизился к стогу, но тот зашевелился. Джеймс инстинктивно отскочил.

− Кыш! − прошипел он, думая, что в сене копошатся крысы.

− Сам кыш, − ответил стог хриплым баритоном.

Наполовину закопанный в сено, как в одеяло, в стогу лежал мужчина. Зрением полукровки Джеймс разглядел длинный прямой нос, нитевидные губы, ярко выраженные носогубные складки и выдающийся вперед подбородок — мелочи, придающие лицу хищное выражение. Черные волосы до плеч, слегка вьющиеся или просто давно нечесаные. Шрам на правой щеке − белая полоса тянулась от внешнего края глаза по скуле и отчетливо выделялась на фоне щетины. Вид у мужчины был неопрятный: замусоленная одежда, руки в копоти. Но и место не располагало к чистоте.

Джеймс попятился. Уж лучше компания крыс, чем этого человека, в котором он опознал преступника. На прошлой неделе в деревне судачили о поимке разбойника. Якобы его разыскивали в столице за нападение и убийство.

− В чем дело, златовласка? − усмехнулся мужчина. − Ты меня испугался?

Джеймс тряхнул головой. Он привык, что цвет его волос рождает в людях ненависть, но насмехались над ним впервые.

− Мои волосы белого цвета, а не золотого, − проворчал он.

− О, прощу простить за ошибку. В темноте сразу и не разберешь, − мужчина явно издавался. − Тогда я, пожалуй, буду звать тебя белокурым, раз уж ты будто девица зациклен на цвете своих волос.

− Зови, как хочешь, − Джеймс махнул рукой. — Мы долго не протянем, а пару дней я потерплю.

− Лично я не намерен умирать, − ответил мужчина. − У меня куча планов. Кто их выполнит, если меня лишат головы?

− Лишат головы? Не много ли чести? Скорее уж повесят или четвертуют зевакам на забаву.

− Говори за себя. Меня в этой убогой деревеньке не тронут. Нет полномочий, − мужчина сел, стряхнув с одежды сено. − Меня отправят в столицу для суда. Не сомневайся, я туда не доеду.

− Куда ты денешься?

− Сбегу, − сказал он спокойно, словно проделывал это не раз. − В дороге масса шансов для побега. Не то, что в этом клоповнике.

Мужчина с досадой пнул ближайшую стену, как будто она была виновна в его несчастьях.

− Как тебя зовут? − спросил он спустя пару минут молчания.

− Джеймс.

− За что сцапали?

− Подозревают в сговоре со снежными.

− Серьезное обвинение, − кивнул мужчина и представился: − Элай. Я здесь по обвинению в нападении на экипаж купца.

− Ты его совершил? − поинтересовался Джеймс.

− Как и множество других, − ответил Элай. − Я из тех, кто добывает пропитание собственным трудом.

− Ты называешь грабеж трудом?

− Каждый зарабатывает, как может, − пожал плечами Элай.

Джеймс не нашелся, что ответить. Он всегда выступал за честную жизнь и куда это его привело? Односельчанам нет дела: виновен он или нет. Они жаждут мести, а он под руку подвернулся.

Элай откинулся на спину, вытянул ноги и скрестил руки на груди. Он точно лежал не в стогу отсыревшего сена, а на шелковых простынях. Джеймс в отличие от него не мог расслабиться. Он размышлял над тем, какой приговор его ждет. Будет ли суд? Выступит ли кто-нибудь в его защиту?

Хорошо, мама не дожила до этого дня. Не увидит его мучений. При воспоминании о матери сдавило сердце. Некому зажечь погребальный костер в ее честь, чтобы он освятил ей путь в мрачный шатер Вела − бога мертвых − на вечный пир. Эта мысль терзала душу Джеймса сильнее, чем страх за себя.

Глава 4. Дочь владыки

В то время, пока Джеймс и его сокамерник томились в темнице, а Аурика Прекрасная наслаждалась первой брачной ночью, в зале тринадцати в главном дворце столицы Элефантины заседал совет двуполярного мира. Тринадцать магистров тринадцати городов собрались за столом в форме прямоугольного треугольника. Пятеро из них сидели по правому катету: угрюмые, темноволосые мужчины в кафтанах отороченных мехов − магистры северных городов Норта, Бриса, Канты, Ирда и Ганты. Четверо сидели по левому катету: светловолосые, бронзовокожие мужчины в шелковых одеждах − магистры южных городов Калидума, Апритиса, Луксорума и Леатарума. Еще трое расположились по гипотенузе треугольника: они были одеты в богатые парчовые кафтаны − магистры городов близ столицы: Проксима, Биатуса и Надерния. За спиной каждого из магистров стоял его личный советник. Место во главе стола в верхнем углу треугольника пустовало. Оно принадлежало первому магистру − правителю славной столицы.

Арочные окна тянулись от пола до потолка по периметру зала. Из них открывался вид на все стороны света. Ограниченная на западе и востоке океанами земля людей протянулась от крайнего юга с острыми пиками гор, где солнце никогда не заходит за горизонт, до крайнего севера с неприветливыми лесами, где солнце никогда не поднимается над горизонтом. В центре крайне удачно расположилась столица Элефантина − ровно посередине между вечной ночью и вечным днем. В столице всегда была весна, а день и ночь сменяли друг друга через каждые десять часов.

Распахнулась двухстворчатая дверь, и в зал вошел грузный мужчина. Его виски и бороду тронула седина, а глубокая морщина между бровей выдавала в нем упрямца. Одет мужчина был небрежно. Его наряд проигрывал даже по сравнению с грубыми кафтанами северян. Но двенадцать магистров встали как по команде и поклонились ему.

− Приветствуем тебя, Валум! − сказал один, и остальные подхватили.

− Садитесь, господа. В ногах правды нет, − пробасил Валум и занял место во главе стола.

Угол треугольника упирался ему в живот, но за годы правления столицей он привык к неудобству. Малый дискомфорт, как напоминание — за власть необходимо расплачиваться. Что ж, он платил и больше.

− Я созвал вас на совет из ваших прекрасных городов, обсудить важные вопросы, касающиеся нас всех, − сказал он. Советник подал бумаги, и Валум пробежал их взглядом. − Вижу, вы пришли не с пустыми руками. Скопились жалобы.

− Так и есть, − подал голос правитель Калидума, города граничащего с южными землями. − Три месяца не было дождя. Запасы воды на исходе. Того, что поставляет столица, не хватает даже на питье, не говоря об орошении полей.

− Урожай гибнет, − поддержал его магистр Апритиса соседа Калидума. − Не предпримем срочных мер, останемся без зерна в этом году.

− Я посмотрю, что можно сделать, − Валум сделал пометки. − Возможно, мы увеличим поставки воды. Но вам не мешает озаботиться безопасностью дорог. Часть воды пропадает из-за разбойников.

− Мы выставили кордоны на подходах к городам, − ответили ему. − Но мы не уследим за всей дорогой, даже если каждый горожанин выйдет на ее защиту.

Валум задумчиво пригладил бороду:

− Я не могу увеличить охрану обоза. Если вы не в состоянии защитить то, что принадлежит вам по праву, то ваши жалобы неуместны. Столица делает для юга все, что в ее силах. Видимо, солнце опалило ваши головы и превратило вас в лентяев, раз вы не можете такой малости.

Магистры северных городов не скрывали усмешек. Они считали южан мягкотелыми. На юге не знают горестей и печалей кроме засух, а северяня борются за каждый вздох и не только со стихией, но и со снежными.

− Мы на грани войны, − сказал один из северян, − а вы печетесь о запасах воды!

− На севере вода не имеет значения, − возразил магистр Калидума. − Вы буквально ходите по ней. А на юге каждая капля на счету. Мы живем в условиях жесткой экономии.

− Но у вас, по крайней мере, дружелюбные соседи, − сказал магистр Норта, города на границе северного леса, в народе прозванном 'последней заставой'. − Солнечные не ведут войн, они чересчур заняты собой. Но снежные их полная противоположность. Они жестоки, грубы и жадны. На днях мне донесли о набеге. Пол деревни сгорело дотла. Четверть жителей погибли или уведены в рабство. А те, кто остались, вне себя от горя и страха. И это уже третий набег на деревни за эту зиму, а она едва началась. Прежде снежные не тревожили нас по несколько лет. Не за горами тот час, когда они нападут на города.

— Так зачем селиться на границе леса, где снежные могут легко вас достать?

— Древесина и лесное зверье — единственные богатства северного края. И мы готовы биться за них хоть со снежными, хоть с самим Велом. Что вы на это скажите, уважаемый магистр Калидума? Идет ли в сравнение ваша проблема с запасами воды с нашими заботами?

− Довольно, − Валум поднял руку и гул в зале стих. − У каждого свои горести и радости. Не будем спорить об очевидном. Но, признаться, север меня беспокоит больше юга. Война, если она случится, отразится на всех одинаково плачевно.

Магистры переглянулись. Отдельные стычки между снежными и людьми севера, между южанами и северянами, даже между жителями соседних городов имели место время от времени, но носили локальный характер. Настоящей кровопролитной войны не было уже сто лет. С того года, как солнечные или гелиосы, как они себя называют, подписали мирный договор с союзом городов. Сто лет мира размягчили городских жителей, и они трепетали перед одним лишь упоминанием битвы. Звон мечей ввергал их в ужас, а запах крови заставлял сжиматься сердца.

− Но ведь можно что-то сделать, − сказал магистр Проксима — самый молодой из всех, в силу возраста сохранивший веру в светлое будущее. − Как-то образумить морейцев. Или как вы их называете на севере?

− Снежные, − проворчал магистр Бриса, угрюмый мужчина, похожий на медведя, − мы зовем их снежными. Хотя они величают свой край Мораной.

− Неважно, − молодой человек махнул рукой. − Наши предки одержали победу над гелиосами, а северные варвары им не чета. Скоро столетний юбилей, как люди сбросили иго Гелиополя и сами правят городами!

− Мы помним об этом, − улыбнулся Валум патриотизму магистра Проксима. − В честь великой победы в следующем году состоится празднество. Но причем здесь морейцы?

− Я всего-навсего напомнил уважаемым магистрам, − пояснил молодой человек, − что однажды мы справились со схожей проблемой.

− Предложим им мирное соглашение, − вступил в беседу магистр Апритиса, протирая потную лысину платком.

− Какой мир? О чем вы? − фыркнул магистр Норта. − Это снежные. Их не интересует мир, им нужны кровь и мясо. Вы готовы отдавать им на растерзание своих детей? А ведь это условие будет первым пунктом в их мирном соглашении.

В зале снова поднялся шум. Магистры говорили одновременно, перебивая и перекрикивая друг друга. Валум хранил молчание, позволяя им высказаться. Пусть покричат, сбросят напряжение. Сам он не волновался. С его козырем морейцы у него в руках.

Магистр Бриса тоже помалкивал. Их взгляды с Валумом пересеклись, и они обменялись улыбками. Неоценимый дар, доставленный магистром Бриса во дворец, ныне под надежной охраной. Валум пришел в восторг, увидев, что привезли ему с севера. Он долго сомневался, стоит ли делиться этим даром с другими магистрами. Но здравый смысл взял верх над эгоизмом. Без поддержки ему не справиться с надвигающейся опасностью.

− Друзья мои! − зычный голос Валума легко перекрыл шум.

Магистры притихли и повернули головы в его сторону.

− Друзья мои, − повторил он тише, − у нас есть решение. Оно явилось нам в сопровождении славного магистра Бриса, да не заберет его Вел раньше назначенного срока. Он привез нам то, что раз и навсегда положит конец вражде с морейцами.