Пророчица для демона

Но Лучита отнеслась к моему недугу серьезней, чем я, и быстро справилась с задачей. Огненные часы не успели прогореть и до середины, как в комнату уже заходил лекарь.

— Я слышал, с вами что-то случилось, мисс, — традиционно начал целитель. Невысокий среброволосый гарун — получеловек-полуптица с парой крыльев помимо рук и ног и острыми загнутыми когтями на всех конечностях.

Я улыбнулась и кивнула.

— Да, это так. Лучита, не оставишь нас наедине?

Служанка без слов кивнула и вышла. А я, наконец, смогла остаться с лекарем наедине.

— Простите, что побеспокоили вас, — начала я. — Со мной все в порядке, можете, не беспокоиться.

— Я все же осмотрю вас. Порой обмороки ведут к серьезным болезнями.

— Вы говорите это всем дамам, симулирующим обморок для того, чтобы их стеснительные женихи доставали нюхательные соли у них из корсетов? — фыркнула я.

Гарун улыбнулся и потрепал меня по плечу.

— Но это ведь не ваш случай, мисс. А значит, надо разобраться.

— Хорошо, — я резко положила одну ногу на вторую. — Если без этого не обойтись, спрашивайте. Что именно вы хотите знать?

— Ну-ну, не стоит так волноваться, — примирительно сказал эскулап. Хотел в придачу положить мне руку на плечо, но я посмотрела на него до того злым взглядом, что он решил не раздражать меня далее, отошел в сторону и присел на другое кресло, — прежде всего, как вы себя чувствуете?

— Прекрасно! Меня ничего не беспокоит.

— Но кое-что все же случилось, — мягко заметил гарун. — Как вы упали в обморок?

— Я шла по улице, а потом меня накрыло, — я не стала уточнять, что меня накрыло видением. — Стало тяжело дышать, а потом все перед глазами потемнело. Очнулась я быстро. А с чего я вообще упала в обморок? Может, от голода. Я с утра ничего не ела.

— Целый день? — уточнил врач.

— Да.

— А обычно вы хорошо питаетесь?

— Да.

— Овощи, мясо, этот заморский продукт, — врач щелкнул когтями, пытаясь вспомнить, — картофель?

— Да.

— Вы видящая?

— Да, — по привычке ответила и тут же замерла. Присмотрелась к гаруну более пристально. — О чем это вы?

— О вас. Вы ведь видящая, — голос гаруна внезапно утратил всю свою мягкость, зато глаза зажглись непонятными и немного пугающим огнем.

— С чего вы это взяли? Из моих гастрономических предпочтений? — я коротко хохотнула, пытаясь скрыть охватившую меня растерянность. Моя способность не была такой уж большой тайной, но в Леннице мало кому было дело до чужих секретов, поэтому большинство пребывало в уверенности, что я, как и большинство жителей этой части города, занимаюсь торговлей. — Вы просто вынудили меня ответить: "Да".

— Не спорю. Но я ведь прав: вы — видящая, — гарун с усмешкой глядел на меня, наконец, подавив пугающий блеск в очах.

— Вы действительно целитель?

— Разумеется. И, как целитель, я знаю, что означают обмороки у видящей. В отличие от нашего общего друга Риберта де Милна, — литой позднее уточнил гарун с все тем же мерзким выражением лица. — Вы слышали о перегорании видящих?

— Сколько? — коротко спросила я.

— Что сколько? — не понял лекарь.

— Сколько вы хотите за то, чтобы забыть о моем секрете? Забыть о том, что вообще меня навещали.

— Риберт должен знать!

— Отнюдь. Он мне не родственник, не муж, даже не любовник. Он мне никто. Все, что со мной происходит, только мое дело. Так сколько?

— Двести кирс будут достаточным... — гарун продолжал что-то говорить, но я его уже не слушала. Взяла в руки оставленный Рибертом кошелек и отсчитала деньги, а затем подала их гаруну.

— Прошу.

Мерзавец положил их в карман, не считая, а затем поклонился мне.

— До свидания, Кира.

— Прощайте.

Я позвонила в колокольчик и попросила дворецкого проводить гаруна к выходу, а сама стала к окну, сжимая в руке заметно похудевший гаман.

"Никогда не плати шантажистам. Они обязательно захотят еще кирс" — говаривал покойный де Милн, выгоняя одного из таких сволочей и не слушая меня, призывающую его хоть раз поступиться принципами. Старик не внял и вместо сотни кирс потерял несколько тысяч.

Я не хотела повторять его ошибку.

Риберт... Что ж, я с самого начала знала, как поступлю. Дело не в том, что я уже не видящая, а простая гадалка, и все, что я увижу, сбудется, независимо от того, что предпримет незадачливая жертва. Не в том, что это подлость — подставлять друга, говорить, что силы все еще при мне и лгать сначала насчет сделки, а потом и насчет его будущего. Дело в том, что своя шкура дороже. И я пойду на все, чтобы ее сохранить!

Глава 3.

Проводив глазами гаруна, я прошла в свою спальню, заперла дверь, а затем сняла с противоположной от двери стены картину и легонько ударила в стену кулаком, прошептав:

— Аperire*!

На до того ровной поверхности показалась замочная скважина. Достав из внутреннего кармана галифе ключ, я вставила его в замок и повернула вправо. Один оборот, второй. Теперь пол-оборота назад. Чуть вдавить ключ в стену и на себя.

Я вытащила ключ, и тотчас часть стены исчезла, обнаружив небольшой проем в локоть шириной. Подобные тайники имелись почти у всех состоятельных горожан. Маги заработали горы золота, втайне от короля устанавливая небольшие хранилища в домах тех, кто умел быть благодарен. Согласно королевскому указу чародеи имели право служить одному лишь монарху, но от Ленница до королевского двора было много тысяч туазов*, да и сама особа правителя была в этих краях не пользовалась осой популярностью, а заработать лишний кирс хотелось не только простым людям.

В моем тайнике лежало несколько мешочков с золотом, стопка банкнот, охотно принимаемая купцами, но заставлявшая простых людей кривить лицо и вчитываться в размашистые буквы, кое-какие украшения.

Я вытащила все это богатство и принялась подсчитывать, то и дело вспоминая, не остался ли за кем-то из моих знакомых должок.

Деньги...

Четырнадцать лет подряд мне вбивали в голову, что говорить и думать о деньгах пошло. Повторяли, что, даже прозябай я в нищете, я не могу стать скупой и пытаться выудить кирсы у влиятельных друзей. Я могла бы стать приживалкой у кого-то из своих родственников, но не дай мне Небожитель, попытаться заработать.

Хорошо, что мне уже давно не требовалось одобрение родителей, чтобы провернуть ту или иную авантюру!

Скопила я не так уж и мало кирс. Около тысячи золотом и столько же банкнотами. Ну, и разумеется, украшения: золотое колье с крупными изумрудами — подарок старшего де Милна в то время, когда он решил женить меня на своем сыне, золотая ажурная брошь с голубым камнем в центре — дар в честь первой сделки, и несколько тонких браслетов. Все кроме колье можно было легко продать. Но ожерелье слишком дорого. И как только пронесется слух о его продаже, де Милн, каким бы легковерным он не был, сразу поймет, что я надумала сбежать.

Без колье за украшения можно было бы выручить пятьсот-восемьсот монет. С ожерельем — тысячи полторы. Выходило около трех с половиной тысяч. За эти деньги можно было приобрести дом в ремесленническом квартале или треть особняка в купеческом. Можно было... Можно...

— Бездна! — я со злостью ударила кулаком о стол. Я просто не знала, как использовать кирсы. В голове крутилось множество идей, но я никак не могла выбрать лучшую. Еще вчера я бы посмотрела, что вышло бы из каждой из моих идей... Впрочем, вчера мне и не нужно было бы убегать! У меня были силы, я бы точно сказала Риберту подходит ли ему эта сделка, и ни за что не попалась бы на шантаж гаруна.

Но все это было вчера!

Поборов очередной приступ жалости к самой себе и перестав задавать набивший оскомину вопрос: "Почему это произошло именно со мной", я начала думать. Мне нужно было убираться с Ленница. Не сегодня-завтра гарун придет за новой порцией монет или сдаст меня Риберту. Другой вопрос, куда ехать. На островах мне уж точно делать нечего. Если в чем-то тамошние народцы: ламии, пигмеи, ростом мне в пояс, великаны-рефаими и трехрогие жуны сходятся, так это в том, что единственная задача женщины — рожать детей.

Восточнее Ленница расположились имения де Милнов. И даже если бы я придумала, зачем мне в гномьи горы, которые находились как раз за ними, вряд ли мне бы удалось тайно проехать через земли Риберта.

На север — в родную Аскардию — тоже совершенно не тянуло. Я не вернулась домой, когда продала все захваченные украшения и осталась на мели (пусть и из чистого упрямства), не ворочусь и сейчас.

Запад же... Пожалуй, именно на запад мне и стоило податься. Меня там никто не знает, но и отношение к одинокой женщине там лучше, чем на островах

Приняв решение, я запрятала золото обратно в тайник. Затем переоделась в длинное голубое платье с широкими юбками и множеством потайных карманов, в которые запрятала украшения и банкноты, а затем кликнула Лучиту, чтобы она зашнуровала корсет.

— Мисс, какая же ты красавица, — горничная приложила ладонь к груди и вздохнула. — Вот если бы всегда так...

— Всегда не выйдет, — прервала я ее и произнесла как можно короче. — Завтра мы уезжаем из Ленница. Собери вещи.

— А что собирать-то, мисс? — не поняла Лучита. — Какие туалеты? Ты же обычно сама выбираешь...

— То всегда, — вновь разграничила я, а затем позволила себе легкую, немного грустную улыбку. — Мы надолго уезжаем. Собери всю мою одежду.

— Небожитель с тобой, мисс! — пораженно вскрикнула Лучита. — Куда это мы собираемся? Я ведь никогда дальше Ленница не выезжала и не знаю, где какие порядки.

— Вот и узнаем, — заглянув в зеркало, я проверила, чтобы ни один из потайных карманов не был заметен, а затем кивнула горничной. — Только не болтай особо, что мы съезжаем.

Лучита пораженно кивнула. Я улыбнулась ей, пытаясь не показать, насколько все плохо, а затем спустилась вниз по крутой изогнутой лестнице и вышла из особняка. Я хотела зайти в кое-какие лавки: продать украшения и обменять банкноты на золото. Пока моя жизнь не вернется в привычное русло, лучше иметь на руках монеты, пусть они тяжелее бумажек.

Солнце уже почти село, оставив после себя лишь тонкую розовую полосу, которая с каждым мгновением все блекла и блекла. Заметно похолодало, и я порадовалась, что надела перчатки, а не по своему обыкновению забыла их на столике. В Леннице в вечернее время властвовали ветра, идущие с побережья. Порой маги пытались как-то воздействовать на погоду, но те заклятия, которые с успехом применялись в северных провинциях, здесь давали трещину. Маги не любят рассказывать о своих ошибках, но, как это часто бывает, слухи все равно ходили. Не раз на балах, устраиваемых Ленницкими богачами или на приемах де Милнов, куда Риберт порой приглашал меня, сплетничали, что очередное заклятие дало сбой и сработало совсем не так, как было нужно.

Однажды вообще вышла забавная история: из Квирка — соседнего государства — пришел корабль. Проверка ничего не дала: ни тайников, ни ящиков с потайными днищами, ни запрещенных товаров. Амулеты с морской водой* даже не помутнели. Стражники уже хотели разрешить кораблю причаливать и товары сгружать. А тут возьми, и окажись, что увиденное — иллюзия. Вот только, то ли сил маг не рассчитал, то ли еще что, но весь обман раскрылся, когда последний из проверяющих покидал судно. Не шелка из Квирка на корабле везли, а тварей со дна морского. Несколько уродливых мерроу*, с десяток морских псов, столько же волков, парочку медуз* — всех и не учесть.

Матросов с корабля того вместе с их капитаном тут же, разумеется, повесили. За контрабанду. А вот мага, который с заклятием не рассчитал, так не нашли — и главное, ведь не хватило ему всего ничего времени. Двух-трех лит. Не более!

Историю эту надолго запомнили. Потом еще с месяц все причаливающие корабли так трясли, что врагу не пожелаешь.

За воспоминаниями я не заметила, как дошла до торговой части города. К этому времени еще сильнее потемнело, и в домах начали зажигать свечи. Многие лавки были уже закрыты, но я не сомневалась, что в Леннице найдутся трудяги. Те, кто даже далеко за полночь будет принимать клиентов. Продавать, покупать, торговаться, пытаться мошенничать, украдкой зевая и обещая себе выспаться утром.

У некоторых из ростовщиков ночь — самое прибыльное время. Наведываются воры, стащившие плохо лежавшую драгоценность, промотавшие сотни кирс за одну ночь игроки, желающие получить ссуду так, чтобы никто не знал — многие приходят. Время и для меня было удобным. Пока о том, что я продаю драгоценности не пошли слухи, я в безопасности. А там — кто знает.

Наконец, я оказалась возле лавки довольно честного торговца, к которому уже не раз наведывалась. Широкая дубовая дверь с отделкой под золото — Барс любил пустить пыль в глаза — не заскрипела, когда я повернула ручку и зашла внутрь. Плотный детина, в былое время служивший стражником, бросил на меня мимолетный взгляд, но подходить ближе не стал, вмиг узнав и приветливо кивнув.

Я ответила улыбкой, давным-давно уяснив, что самый ничтожный человек может оказаться тебе полезным. Или, наоборот, сделать какую-то подлость, заставив пожалеть о всех презрительных взглядах, которые ты на него бросала. Кто знает, каким боком упадет монета. Сегодня я на коне. Завтра — он. Из-за одной улыбки от меня не убудет.

Я прошла по небольшому проходу, заставленному вазами разных форм и размеров. Были здесь и тонкие высокие сосуды без ручек, и короткие, почти плоские с объемными рисунками по всей поверхности, и расписанные маслом кувшины с изогнутыми ручками — всех и не опишешь. Не один раз я видела, как кто-то из клиентов Барса случайно разбивал одну, а то и парочку из них. Порой мне казалось, что торговец специально их здесь поставил: чтобы брать за разбившиеся сосуды, не стоящие ни кирса, по две-три сотни, выдавая их за великие шедевры прошлого.

Открыв еще одну дверь, я оказалась в небольшом полукруглом помещении без окон с длинными стеллажами и огромным зеркалом на полстены. Внутри находилась какая-то дома в широком, раза в полтора шире моего, платье и огромной прической.

Внезапно леди обернулась и мгновенно расплылась в улыбке.

— Кира! Не может быть! — едва не закричала посетительница — девушка шестнадцати лет с округлым широкоскулым лицом и большим, ни на мгновение не перестающим улыбаться ртом.

— Здравствуй, Матильда, — я улыбнулась девушке, мгновенно начиная жалеть, что заглянула именно к Барсу. — Прекрасно выглядишь. И прическа чудо как хороша.

— У меня новый парикмахер, он настоящий кудесник, — Матильда забросала меня "невероятно ценными сведеньями", лишь только я умолкла. — Ему отец за эту прическу отвалил целых триста кирс. Ты представляешь?! Говорит, сейчас такие шиньоны в моде при дворе. С такой шевелюрой я запросто за настоящую аристократку сойду. А все благодаря последней папиной сделке. Он столько кирс никогда не получал!

— Рада за него, — чтобы не молчать проговорила я.

Матильда с родителями были моими ближайшими соседями, и я неплохо знала эту девушку, потому не стала ее огорчать, говоря, что скажи она любому придворному то, что сейчас сказала мне, ее бы просто высмеяли. Аристократки холодны и никогда не дают волю эмоциям. Говорят тихо и спокойно. Могут позволить себе лишь легкую улыбку. Никогда не заговаривают о деньгах, не используют просторечных слов, которыми так и пестрит речь Матильды.