Судья королевского дома (Судья и король-1)

Инна Сударева

'Судья Королевского Дома' (2002-2004 годы )

Я той боюсь, что тихо подкрадется,

И как котенок, прыгнув на колени,

Вдруг в сердце беззащитное вопьется,

Когда совсем не жду я нападенья...

Неизвестный автор

Легкий ветер шелестел в ветвях Лисьей дубравы. Уже темнело, и древний тракт, тянувшийся через огромную пущу, притих, словно сонная змея. По дороге медленно двигался одинокий путешественник. Его лошадь устало брела, сам он, похоже, дремал в седле, изредка вскидывая голову, чтобы осмотреть путь. Чуть позади всадника рысил толстый, рыжий мул, навьюченный поклажей.

Перед тем, как въехать в пущу, путешественник на минуту остановился: древняя Лисья дубрава пользовалась недоброй славой. Об этом странника предупредили в придорожном трактире, что остался позади. Черноглазая, пышнотелая хозяйка очень уж уговаривала молодого человека остаться ночевать, намекая на ночлег в ее мягкой постели. Если бы не обет целомудрия, путник, возможно, остался бы на постоялом дворе. Но парня ждала столица, ждал отец и гвардейская кираса, что была обещана уже тогда, когда он только появился на свет. Путешественника звали Элиас Крунос, а его отец сэр Барт Крунос был капитаном королевской гвардии.

Элиасу уже исполнилось двадцать лет, и в этом возрасте ему полагалось покинуть родную усадьбу и стать гвардейцем, а после смерти отца — занять его место капитана. Так было всегда. В свое время Барт Крунос сменил своего отца, а тот — своего. Другого единственному сыну командира гвардейцев не полагалось...

Элиаса готовили к службе с самой колыбели, закаляя, обучая боевому искусству, умению ездить верхом, и при этом не жалели розог. Причем руководила процессом воспитания мать Элиаса, грозная хозяйка Осенней усадьбы — госпожа Юлия Крунос, которая в бою могла дать фору мужчинам, ибо ловко управлялась и с мечом, и с дротиками, и с луком. Благодаря жесткой системе воспитания Элиас вырос здоровым и сильным, статным, широкоплечим молодцем. Неудивительно, что румяная хозяйка трактира 'Счастливый путь' столь жарко дышала ему в ухо, когда уговаривала остаться ночевать. Элиас и вид имел приглядного деревенского парня: светловолосый, кареглазый, с открытым широким лицом, темными бровями и густыми ресницами, он располагал к себе с первого взгляда. Улыбался юноша по-детски, а голос имел низкий и бархатный. Но до вступления в гвардию и получения первой похвалы от короля Элиасу полагалось воздерживаться от всяческих контактов со слабым полом, от употребления веселящих напитков и от танцев. Таков был обет всякого, кто готовился вступить в гвардию его величества, и сын капитана этого славного воинского подразделения должен был, как никто другой, строго соблюдать все правила и обычаи. Элиас очень старался не совершать ничего предосудительного, особенно после того, как одним майским вечером матушка поймала его на сеновале Осенней усадьбы со своей горничной. Последовала бурная разборка, и после нее будущий гвардеец отлеживался в своей комнате, примачивая синяки и ссадины...

Как говорилось ранее, Элиас, прежде чем въехать в пущу, сперва подумал, правильно ли он поступил, не согласившись переночевать в 'Счастливом пути', но потом, успокоительно погладив свой меч, решительно пришпорил коня. Перспектива встретить лесных разбойников предоставляла ему еще и возможность проверить свои боевые навыки, которые он до сих пор применял лишь на тренировках и в учебных поединках с матушкой или с дружинниками Осенней усадьбы.

Лисья дубрава встретила вечернего гостя суровым шумом вековых деревьев и запахом прелой листвы и грибов. Элиас же только настороженно выпрямился в седле — дальше дремать было бы опасно. Юноша зорко, как только позволяла сгустившаяся темень, следил за дорогой и окрестностями и держал руку на эфесе доброго отцовского меча. Но пока все было спокойно.

Прошло довольно много времени.

Где-то уныло ухал филин, где-то тоскливо выл волк, потрескивало старое дерево из-за порывов ночного ветра. Откуда-то слева приятно пахнуло хвоей — похоже, в дубраве 'проживали' не только дубы.

Элиас не зажигал факела, хотя стало совсем темно: из леса огонь легко мог был виден как разбойниками, так и зверьем. Лошадь будущего гвардейца прекрасно понимала, что идти надо по дороге, никуда не сворачивая, и Элиас полностью положился на чутье коня. Мерная, спокойная езда уже успокоила юношу, глаза его вновь стали слипаться, и рука то и дело соскальзывала с оружия.

Как раз в это самое время на него и напали.

Кто-то очень сильный и быстрый одним мощным рывком сдернул клевавшего носом Элиаса за плащ с коня, повалил на землю, пытаясь этим же плащом его обмотать и лишить возможности двигаться. Лошадь юноши испуганно ржала и била передними ногами разбойников, пытавшихся удержать ее за поводья. Сам Элиас ловко вывернулся, кинжалом обрезав свой плащ, вскочил на ноги и выхватил-таки меч. Его кровь забурлила, разгоряченная предчувствием схватки. Вид огромного, широкоплечего разбойника не остановил юношу — Элиас отважно бросился на врага и ошеломил его целой серией мастерски отработанных фехтовальных приемов. Головорез, пыхтя, отчаянно отбивался устрашающим тесаком, и это подзадорило Элиаса. Однако он забыл одно из главных правил, которые розгами вбивала ему матушка: в бою голова должна быть холодной. Юношеский пыл затмил слабый голос разума и осторожности. Два других разбойника, видя, что их товарищу приходится худо, кинули возиться с лошадью и мулом и бросились на подмогу. Будущую гордость королевской гвардии оглушили дубинкой по голове — Элиас повалился на дорогу, как подрубленное топором дерево...

Очнулся юноша, лежа в неудобной позе, со связанными ногами, скрученными за спиной руками и кляпом во рту, в колючих кустах. Видимо, его специально положили в терновник, да еще куртку и рубашку стянули — теперь из-за малейшего движения он получал кучу болезненных уколов от шипов.

Неподалеку, возле молодых елок горел костер, и рядом с ним три бандита, из-за лохмотьев и нечесаных голов и бород похожие на какую-то сказочную нечисть, рылись в дорожных сумках Элиаса, делили добычу. Они хрипло переругивались, кидали друг другу вещи юноши, меняясь. Поодаль, привязанные к дереву, стояли лошадь и понурый мул будущего гвардейца.

Элиасу все это, мягко говоря, не понравилось. Он тревожно и отчаянно заворочался, не обращая внимания на то, что покрывается болезненными царапинами.

— Глянь-ка: наш герой очухался, — сказал один из разбойников, подойдя на шум. — Что будем с ним делать?

— А чего еще? В мешок и утопить — речка рядом, — ответил тот здоровяк, которому посчастливилось испытать на себе фехтовальное искусство Элиаса. — Больно прыткий — пусть остудиться. Пусть с карасиками повоюет.

Разбойники захохотали.

Элиас мог только мычать, выказывая тем самым полное несогласие с таким будущим.

Неужели все? Неужели вот так бесславно закончит свои дни потомок капитанов королевской гвардии? Юноша отчаянно забился в своих путах, но лишь добавил себе еще царапин. А когда один из разбойников направился к нему, расправляя в руках мешок, юноша взвыл еще громче и все-таки выкатился из кустов.

— Ишь ты! Ишь ты! Прыткий козлик! — возмутились бандиты и кинулись утихомиривать Элиаса.

Двое подняли юношу, третий пару раз ударил бедолагу в живот и захотел натянуть ему на голову мешок.

Тихий короткий свист — в горле того, что приготовил мешок, затрепетала тонкая белая стрела с серебристым оперением. Разбойник упал, не издав ни звука. Двое других кинулись в разные стороны, отпустив Элиаса, и тот, не удержавшись на связанных ногах, рухнул лицом в мох. Перевернулся и тут же увидел, как от такой же стрелы, но пущенной в спину, под левую лопатку, упал второй головорез.

Из густых зарослей сонного папоротника раздался спокойный, показавшийся даже скучающим, голос:

— Не думай бежать, Гленвас.

Видимо, это относилось к главарю-здоровяку, потому как тот застыл на месте, боясь пошевелиться. Послышалось шуршание папоротников — кто-то из них выбирался. Потом — звук легких, неспешных шагов. Элиас лишь напрягал слух, потому как видеть в полумраке, лежа на спине с запрокинувшейся головой, было почти невозможно.

— Так-так, несложно тебя найти, Гленвас, — продолжал тот же голос. — Ночь, дубрава, древний тракт — старо, как мир. Нужно было только ехать за этим глупым юнцом, который решил ночью пересечь пущу в одиночку.

Элиас не выдержал — по-змеиному вывернулся, чтобы увидеть, что же происходит и кто обозвал его 'глупым юнцом'.

У костра, ссутулившись, стоял бандит Гленвас, своими огромными размерами похожий на медведя. Вокруг него неспешно прохаживался, словно рассматривая разбойника, изящный человек, казавшийся подростком по сравнению с головорезом. Незнакомец аккуратно ступал в мох щегольскими сапожками и держал наготове длинный тонкий прямой меч, сверкавший холодным белым пламенем в свете костра.

— Что ж мне делать, Гленвас? Помниться: ты обещал мне начать новую, честную жизнь, — продолжал человек. — Когда это было? Всего год назад. Даже не знаю, мало это или много.

Изящный господин бросил водить хоровод вокруг бандита и присел у костра в опасной близости от набычившегося разбойника.

— Огонь успокаивает, — произнес человек, — почему же вы, разбойники, так часто сидя у костра, не можете успокоиться и смягчиться? — он вдруг положил меч рядом с собой, и Элиас в мыслях обозвал неведомого спасителя идиотом.

Гленвас не преминул этим воспользоваться — кинулся на моралиста, намереваясь, видимо, задушить его. Но тот вдруг вскинул левую руку и выстрелил из внезапно появившегося на предплечье маленького арбалета белой с серебром стрелой прямо в глаз бандиту. Гленвас охнул и упал в костер.

Все произошло за какие-то доли секунды.

— Безнадежен, — буркнул незнакомец, отходя от костра.

Он приблизился к затихшему Элиасу, наклонился, глянул в лицо юноши холодными, серыми глазами и сказал более мягким тоном:

— Глупо, юноша, одному разъезжать по ночному лесу, — и принялся распутывать мохнатые веревки. — Ого, как они вас замотали! Это потому, что вы использовали нападение, как защиту, и дрались весьма эффективно. Я, кстати, был свидетелем вашего поединка с Гленом на дороге. Скажу честно: даже любовался... ваши движения были точны и быстры. Уверен, вы бы справились с бандитами, если бы имели хоть малейший опыт в подобных заварушках. Но, судя по поединку, серьезных боев у вас до сих пор не было.

— Это ... как вы догадались? — огорошенный такими речами, спросил Элиас.

— Слишком много красивых поз, слишком четко проведены все ваши приемы — по-книжному. Теория теорией, юноша, но практика всегда бесценна. Если вас хотят убить, не становитесь в изящную позицию, чтобы обороняться — нападайте и грызите, рвите и режьте. В борьбе за жизнь все способы хороши. Это так — бесплатный совет ... Ну, вот вы и свободны.

Элиас поднялся на слегка непослушные от долгого бездействия ноги и принялся растирать занемевшие руки. Его спаситель поискал в ворохе вещей у костра, нашел куртку юноши и заботливо набросил парню на плечи.

— Присядем, — сказал незнакомец и непринужденно устроился на куче лапника, который разбойники намеревались использовать, как постель. Близость трех трупов его, казалось, совершенно не волновала.

Элиас присел рядом. Его немного колотило, и он старался, чтоб неожиданный спаситель этого не заметил. А тот протянул юноше флягу с чем-то душистым и терпким.

— М-мне нельзя, — замямлил Элиас.

— Можно, — усмехнулся человек, — после всего, что было — даже нужно. Давайте, пейте. Я ж вижу, как вас колотит, а вино поможет с этим справиться.

Элиас решил, что стоит послушаться. Он отхлебнул вкусного тягучего резкого вина, пахнущего имбирем, и в груди сразу потеплело и успокоилось.

— Вы их убили? — спросил юноша, кивнув на неподвижные тела разбойников.

Незнакомец сперва глянул на мертвецов, словно проверил: точно ли они мертвы, а потом ответил:

— Конечно. Иначе они убили бы вас. К сожалению, в таких случаях выбор не велик... Ну, а как зовут того, кого я спас?

Юноша глотнул еще вина и улыбнулся:

— Элиас Крунос, сын Барта Круноса, капитана...

— Знаю-знаю, хорошо знаю вашего отца, — закивал человек, прерывая поток готовых хлынуть перечислений чинов и регалий Элиасова батюшки.

— А вы, сэр? Вас как зовут? Я правильно понял: вы следили за мной? — спросил юноша, отхлебнув еще из фляжки.

— Меня зовут Фредерик. Я судья Королевского Дома. Еду по делам в столицу. По пути ввязываюсь вот в такие переделки, спасаю юных путешественников. И такие спасенные, как вы, могут называть меня просто — Фред...

Элиас вздрогнул, пристальней взглянул на спасителя. Это был молодой человек, темноволосый, стройный и хорошо сложенный, среднего роста, с красивым породистым лицом: тонкие правильные черты, удлиненный разрез серых внимательных глаз, решительная линия рта, четко очерченный подбородок. Его кожаная одежда песочного цвета отличалась изяществом и простотой: длинная просторная куртка, перетянутая черным кожаным поясом, на втором, из бронзовых пластин, висел кинжал. Рукава куртки были заправлены в широкие бронзовые боевые браслеты. Тонкий длинный меч теперь висел за спиной в специальных ножнах. На ногах, кроме кожаных штанов, цветом — таких же, как куртка, были бронзовые наколенника и невысокие сапоги, что казались нарисованными, так хорошо и по размеру они были сшиты. На вид Фреду было лет двадцать пять, не более.

Судья Королевского Дома. Значит, он в родстве с королем. Но разве такие важные птицы, как лорды Королевского Дома, ездят по стране без сопровождения? Прогнав вопрос в голове, Элиас тут же и бряцнул им:

— А ваша свита? Где она?

— Свита? — засмеялся Фредерик. — Это счастье мне не нужно. От свиты очень много шума, а я люблю путешествовать в тишине. Вы должны меня понять...

— Ну... наверно, — промямлил Элиас. — Хотя, мне бы хотелось попутчиков. Одному скучно, поговорить не с кем...

— Что ж вы, юноша, в гвардию? — Фредерик заговорил о том, что его интересовало, методично собирая обратно в дорожные сумки Элиасову поклажу, разбросанную бандитами вокруг костра.

Странно было слышать от него такое обращение — будто сам судья уже в преклонном возрасте. Но Элиас смолчал, боясь сказать чего-нибудь лишнего. Фред ему понравился: в нем чувствовалось что-то по-настоящему рыцарское, и держал он себя весьма просто и дружелюбно. Однако, образ судьи для многих в королевстве был зловещим, словно некое неотвратимое возмездие за малейшие проступок или прегрешение. Элиас Крунос не являлся исключением: матушка в детстве часто пугала его мрачным суровым судьей, что придет и накажет мальчугана, который все никак не научится не мочить постель.

— Да, к отцу, — ответил юноша, делая третий глоток из судейской фляжки и уже ничуть не жалея о том, что пришлось нарушить обет.

Фредерик кивнул. Сумки были собраны.

— Черт, я голоден. А всю вашу провизию съели бандиты, — заметил он. — Ну, не потрошить же их, в самом деле. А кушать хочется.

Элиас вздрогнул, услыхав смех судьи.

— Поедем, — позвал Фредерик. — В этой дубраве у меня есть Пост. Придется завернуть.

Он свистнул, и из папоротников к костру выбежал прекрасный крупный гнедой конь в богатой сбруе. Судья легко вскочил в седло и вопросительно глянул на стоявшего без движения Элиаса.

— Ну же.

— А как же мертвые? Разве мы не похороним их? — шепотом спросил Элиас, указывая на мертвецов.

Фредерик пожал плечами:

— С какой стати мне или вам возиться с трупами?

— Но их съедят дикие звери.

— Пусть, это их право, — судья вновь усмехнулся, вынул из гривы своего скакуна сухую веточку, швырнул ее прочь.

— Но это не по-людски. Так нельзя.

Тут уж Фредерик просто расхохотался:

— Собрались учить судью, что правильно, а что нет? Вот что я вам скажу, мастер Элиас: пусть эти негодяи хоть местным зверям окажут услугу — покормят их... Теперь — едем, или я оставлю вас тут одного.

Элиас послушался, но у него появилось ощущение, что судья, мягко говоря, отличается от других людей. Может, равнодушием?..

Пост — тайное жилище судьи. Таких мест много, но о них никто ничего не знает. Пост может быть в какой-нибудь сельской избе, в убогой землянке или в богатом доме, а то и в дупле огромного векового дуба, как тот, куда прибыли судья и Элиас. Но все Посты одинаковы в одном: там всегда сухо, тепло, комфортно, есть еда и питье, и все необходимое для нормальной жизни. Жизнь судьи, почти целиком — в бесконечных разъездах по своему округу. Исполнение обязанностей обвинителя и защитника, прощения и наказания, следствия и суда. Поэтому для него, вечно подвергающего свою жизнь переживаниям и опасностям, важно, где бы он ни был, иметь поблизости место, где можно забыть о делах и просто отдохнуть: вымыться, сменить одежду, подкрепить силы хорошей едой. Именно для этого Пост. И у каждого Поста есть смотритель — проверенный самим судьей человек. Его обязанность — держать Пост в тайне и в хорошем состоянии, быть всегда готовым принять хозяина. Смотрителя еще можно сравнить с монахом-отшельником: он закрыт от обычного мира.

Часто смотрителями становились люди, которых в жизни более ничего не привлекало: люди, по разным причинам потерявшие семью, дом, работу или все это разом...

— Ешьте, пейте, — сказал Фредерик, когда они уселись за небольшой круглый стол. — Марта обработает ваши царапины.

Марта была смотрителем этого Поста. Высокая жгучая брюнетка с пронзительными черными глазами, гибкая и изящная, как кошка. Ей никак не подходила роль прислуги. У Элиаса при первом же взгляде на нее и пересохло во рту и внизу живота проснулось то, что, он помнил, проснулось, когда он обнимался с горничной матушки на сеновале Осенней усадьбы и наслаждался запахом девушки, ее мягкими руками и жаркими губами. Вспомнив об обете, который и так уже был нарушен, Элиас взял себя в руки и тихо поздоровался с темноглазой красавицей. А вот Фредерик, похоже, никак не реагировал на чары своего смотрителя. Зевая, он предоставил себя ее заботам: Марта сняла с него оружие, оба пояса, браслеты; когда он сел, стянула сапоги и наколенники, принесла серебряный таз теплой воды, чтобы вымыть судье ноги. Элиас явно ее не заинтересовал — она то и дело бросала мимолетные и неравнодушные взгляды на Фредерика. Будущему же гвардейцу из внимания девушки достались таз для умывания, кувшин с водой и большое льняное полотенце.

Теперь они приготовились перекусить. Марта принесла двух копченых кур, большую глиняную миску салата из капусты и моркови, оплетенную бутыль вина, пару жареных колбас, зеленого лука, мелких желтых помидор, выложила на стол свежую буханку душистого хлеба. У Элиаса теперь засосало под ложечкой. Эти яства напомнили ему родной дом.

Пока они ели, Марта пристроилась на табурете за юношей, стянула с него куртку и принялась смазывать каждую его царапину каким-то тягучим составом из маленькой глиняной баночки.

Когда голод был побежден, Элиас выказал желание задать пару вопросов. Фредерик знаком отослал Марту и приготовился отвечать.

— Вы знали этого бандита, сэр? — начал юноша.

— Ну да, — кивнул Фредерик, бросая в рот пару орехов. — Каюсь, что знаком со многими людьми, которых вы, да и другие, иначе, как преступники, не называете. Все они в свое время получают по заслугам от меня или моих людей. Есть непреложная истина: безнаказанность умножает зло. И мы, судьи, должны не допускать такого умножения.

— Вы всегда убиваете злодеев так же, как Гленваса и его разбойников?

— Если считаю их опасными, безнадежными и бесполезными. Вот, к примеру, Глен: год назад я поймал его и показал, чем может закончиться развеселая жизнь разбойника. Я держал меч у его горла, и он дал слово, упав на колени, что бросит грабежи, вернется к жене и детям в деревню, будет снова заниматься своим садом. Божился и бил лбом в землю, — тут Фредерик хмыкнул, то ли надменно, то ли презрительно. — Знаете, Элиас, у него ведь прекрасный сад. Дело, возможно, не такое прибыльное, как грабеж на больших дорогах, но ведь убивать никого не надо ... Разве что жуков каких травить ... Ну, сейчас садом занимается жена Глена, точнее — уже его вдова. Сыновья ей помогают. Они, правда, совсем малыши, — судья чуть улыбнулся. — Ребята хорошие. Я иногда наведываюсь в гости к тем, кто мне интересен. Был и у них в доме пару недель назад. Мальцы просили меня поговорить с их папой, вернуть его домой...

Элиас замер на мгновение.

— Так вы сделали их сиротами?!

— Юноша, — строго сказал Фредерик. — Они стали сиротами уже тогда, когда отец бросил их. Он ведь пошел разбойничать не потому, что понадобились деньги для содержания семьи. Его жена и дети ничего не имели с добычи Глена, они вообще последние года три его не видели. Он просто захотел легкого хлеба, поменьше забот и побольше веселья, вот и всё...

— Но, может быть, он рано или поздно вернулся бы к семье. Зачем вы подставились, чтоб он напал на вас?

— Дитя мое, у Глена уже был шанс. Если он глуп или упрям, не могу же я постоянно делать на это скидку, — судья пожал плечами. — Вот мне и пришлось его спровоцировать, чтобы убить и не волноваться о том, справедливо ли это. Ведь все равно вышло по справедливости. А что, может, вы хотели бы сейчас лежать на речном дне?

Элиас смолк. Как никак Фредерик спас ему жизнь.

Судья потянулся и зевнул, продемонстрировав безупречные зубы.

— Надеюсь, ваши вопросы закончились, потому что я больше не могу на них отвечать — очень хочу спать, — признался он. — Да и вам советую. Завтра утром отправимся дальше.

Вновь появилась Марта. Она проводила молодых людей в соседнее крохотное помещение — спальню, где, кроме низкой и достаточно широкой кровати, а также пары сундуков, ничего не было. Элиасу досталось место на этих самых сундуках, куда постелили одну из медвежьих шкур, покрывавших постель. Фредерик позволил девушке раздеть себя и рухнул на кровать, заснув почти мгновенно. Марта заботливо накрыла его теплым шерстяным пледом, оборотилась к Элиасу, который устраивался под своим покрывалом, намереваясь раздеться.

— Ничего более не желаете? — ровным голосом спросила она, проведя пальцем по линии шикарного декольте.

Элиас жутко законфузился и отрицательно замотал головой. Марта вздохнула, похоже, облегченно, бросила еще один быстрый взгляд, полный сожаления, на мирно посапывающего Фредерика, и вышла из спальни.

* * *

Утром Элиас проснулся свежим и отдохнувшим. Ночь его прошла почти без сновидений: сказались усталость и переживания, и, возможно, травяной настой, которым его угостила Марта. Зато теперь от вчерашнего происшествия с разбойниками почти не осталось никаких волнений, даже болезненные царапины спешили затянуться, и юноша в мыслях поблагодарил чудесное снадобье Марты. Осмотревшись, он обнаружил, что судья уже встал и, похоже, давно — его постель была холодна. Натянув свою одежду, Элиас выглянул в соседнюю комнату, где они вечером ужинали: Фредерик сидел за столом, потягивая чай из чашки. Марта примостилась на табурете рядом и подкладывала судье на тарелку пышные маленькие, на один укус, булочки. Увидав Элиаса, Фредерик энергично ему закивал, приглашая сесть за стол, потому как рот его был забит сдобой.

Марта приготовила еще чашку чая и поставила очередную тарелку с булочками и засахаренными вишнями.

— Доброе утро, — сказал Элиас.

Фредерик снова кивнул и виновато показал на свои раздутые щеки. Марта, улыбнувшись, легко провела по его коротко остриженным волосам рукой. Судья тоже улыбнулся, насколько позволял набитый рот и, прожевав, сказал:

— Она со мной, как мать.

'Ну, уж и так', — мысленно фыркнул Элиас. При дневном свете юноша принялся рассматривать своего ночного спасителя. Фредерик теперь казался еще младше, а на его загорелой коже, на щеках, проступал почти детский румянец. Странно, но этот судья теперь меньше всего походил на судью.

— Простите, сэр Фредерик, я забыл поблагодарить вас за свое спасение, — начал юноша.

— Мальчик мой, — перебил его судья. — Давай перейдем на 'ты' и без всяких сэров. Я тебя спас, и ты мне теперь как сын родной, ну или брат. Сколько тебе лет?

— Двадцать, месяц назад исполнилось.

— Мне двадцать семь. Так что в младшие братья ты мне годишься, — Фредерик улыбнулся и кивнул на булочки. — Ешь давай — скоро поедем.

'Двадцать семь, — подумал Элиас, — а выглядит моим ровесником'. Было странно предполагать, что беспокойная жизнь судьи может замедлять старение.

— Но я намерен продолжить путь в столицу, — заметил юноша, наслаждаясь душистым травяным чаем. — Разве вы... мм... ты поедешь со мной?

— Я ж говорил: есть дела в столице.

— Ах, да, ты ведь из Королевского Дома.

Фредерик кивнул и уточнил:

— Я кузен короля, по материнской линии. Мой отец, лорд Гарет, был судьей. Одним из лучших. Слышал про него?

— Кое-что, — ответил Элиас (он, в самом деле, слышал пару историй, больше похожих на сказки, о том, как лорд Гарет и его дружинники приступом брали крепость одного богатого барона, который, как выяснилось, давал пристанище большой разбойничьей банде, грабившей и убивавшей купцов на границе, и имел с их фарта свой куш; как лорд Гарет выловил торговцев людьми и спас от переправки за море, в рабство, двенадцать юных девушек...)

— Он погиб в схватке с одним из преступных кланов, когда мне было три года, — рассказывал между тем Фредерик и продолжал непринужденно пить чай и с завидным аппетитом поглощать булочки. — Ну, а я, как и положено, занял место своего отца.

— А твоя матушка? — спросил Элиас.

— Она тоже умерла. Тосковала по отцу, заболела от тоски и умерла. Мне тогда было десять...

— Это печально, — пробормотал Элиас, думая о том, что он в лучшем положении: и отец, и мать живы, здоровы, и заботятся о нем.

Фредерик же пожал плечами:

— Вообще-то я привык и по иному себя не ощущаю... Все это было так давно. К тому же, я не один. Лорд Конрад — судья Северного округа — заменил мне родителей. Он вырастил меня, многому научил...

Хоть он так сказал, но на его гладкий, высокий лоб набежало-таки едва заметное облачко печали. Впрочем, так же быстро и сбежало.

Чай был допит, все нежные булочки и вишни съедены, и Фредерик заторопил Элиаса со сборами. А через пару минут они по веревке с узлами спустились из дупла вниз, где на крохотной полянке, окруженной молодыми дубками и какими-то ягодными кустами, ждали свежие накормленные лошади и мул. Судья, ни минуты не теряя, вспрыгнул на своего гнедого красавца. Марта приторочила закинула на его седло пеструю сумку, из которой вкусно пахло свежим хлебом и яблоками, и, как бы невзначай, задержала руку на щиколотке Фредерика и отошла в сторону.

Судья же лишь кивнул своему смотрителю, а вот Элиас вежливо поклонился и поблагодарил за гостеприимство, а уж потом сел в седло. Марта махнула рукой молодым людям и скрылась в листве дуба, ловко взбираясь по веревке и веткам.

Какое-то время парни ехали молча. Потом судья, видимо, довольно общительный по натуре, не выдержал.

— Тебе понравилась Марта?

— Она очень красива, — признался Элиас, невольно покраснев при воспоминании о том возбуждении, которое он испытал, впервые увидав девушку.

— Она была ласкова с тобой ночью?

— О, Фред, ничего не было! — Элиас покраснел еще больше и подумал, что судья слишком бесцеремонен.

Тот нахмурился:

— Я же просил ее исполнить все твои пожелания. К тому же, после всех этих неприятностей с разбойниками, тебе нужно было как следует расслабиться... Вернусь — поговорю с ней серьезно...

— Нет-нет, — поспешил спасти участь Марты Элиас. — Она предлагала. Я сам не захотел. Да, и мне все-таки нельзя — я еще не в гвардии.

Теперь Фредерик недоуменно посмотрел на юношу.

— Но ты же хотел ее — я видел.

— Да, но она твой смотритель, и мой обет я не могу нарушать. К тому же она на тебя так по-особому смотрела, — этими словами Элиас хотел еще больше смягчить Фредерика в отношении девушки.

— Не она первая, — вдруг сказал судья, и голос его вдруг стал странно низок и холоден при этих словах.

Элиас смолк, решив, что в делах любви и отношений с прекрасной половиной человечества у судей, видимо, свои обычаи и порядки. Но опять мелькнула осторожная мысль, что Фредерик не такой, как все, очень даже не такой. А Западный судья тем временем улыбался, слушая звонкие песни ранних пташек, и вел разговор в другое русло:

— Что у тебя за меч? Покажи.

Элиас достал отцовский клинок, длинный, широкий и тяжелый, протянул Фредерику. Тот с видом знатока осмотрел, сделал пару замахов.

— Что ж, неплохой, старинный. Сколько ему лет?

— Точно не скажу, но лет сто точно будет, — сказал Элиас, а сам бросил любопытствующий взгляд на рукоять чудесного белого меча судьи, что торчала из-за плеча молодого человека.

— А, — Фредерик заметил, чем заинтересовался парень. — Посмотри мой. Это оружие из специального сплава, тонкое и упругое. Можно обручем согнуть, а ему хоть бы что. Этот меч мне от отца остался. А ему — от его отца, ну и так далее... Постарше твоего будет. Говорят, нет уже мастеров, которые делали подобные клинки.

Элиас бережно, словно что-то хрупкое, принял в руки белый меч. Оказалось, что по всей длине лезвия он еще украшен изысканной гравировкой, изображающей двух драконов с длинными переплетенными хвостами. 'Дракон — символ мудрости и справедливости', — вспомнил Элиас из своих детских книжек, где были собраны сказки и всякие легенды.

Рукоять составляла с клинком одно целое и была очень удобной для руки. Юноша проверил баланс, остроту и поранился, чуть проведя пальцем по краю лезвия.

— Прекрасное оружие, — коротко сказал, отдал назад клинок и сунул кровоточащий палец в рот.

— Это не поможет, — усмехнулся Фредерик, — раны от моего меча очень долго не заживают. Возьми-ка, приложи к ранке.

Он достал из поясной кожаной сумки маленький кусок полотна, пропитанный чем-то резко пахнущим, и протянул его Элиасу.

— Кстати, мой клинок не точили несколько лет, а он все такой острый, — заметил Западный судья.

Судя по всему, ему очень нравилось хвастаться. Хотя, было ведь, чем. А может, просто редко выдавалась такая возможность...

Элиас не пожалел еще пары слов, восхваляющих чудесное оружие Фредерика, и не покривил душой — за такой дивный клинок он сам отдал бы полжизни.

— А еще я видел у тебя такой необычный арбалет. Он из руки выскакивает? — спросил юноша.

— Не из руки, а из рукава, — поправил Фредерик, отпустил поводья и с готовностью начал показывать мудреный, блестящий механизм, что крепился ремешками на его левом запястье. Когда судья резко сжал пальцы в кулак, механизм со щелчком превратился в маленький арбалет, уже заряженный тонкой белой стрелой. — Такое хитрое оружие придумал три века назад оружейник Реф по заказу Южного судьи Альберта. Оно не раз доказывало своё право на существование. Легкое и почти бесшумное — просто незаменимо для засады. И в ближнем бою весьма удобно. Запас болтов невелик — шесть штук — и крепиться повыше арбалета на руку. Очень эффективно: достаточно далеко стреляет и практически не надо целиться — куда укажешь рукой, туда и летит. Если натренироваться — не будешь знать промаха. С сотни шагов в глаз — легко, — и лорд шутливо прицелился в Элиаса, а тот невольно поёжился. — У меня еще много всяких секретов...

— А почему мне все рассказываешь? — спросил юноша.

Фредерик вновь усмехнулся:

— Ты теперь один из моих, так сказать, адептов. Как и все те, кого я спас. Не волнуйся. Это практически ни к чему не обязывает, кроме как, по мере сил и возможностей оказывать мне помощь, если я о ней попрошу. Спешу заверить, что делаю я это довольно редко.

— О, для меня это честь! — поспешил с пылким ответом Элиас. — Быть в одной команде с судьей Королевского Дома — это такая честь! О таком я и не мечтал!

— Ты не в команде, — поправил Фредерик, чуть дернув углом рта. — Ты для меня запасной вариант, так, на всякий случай. Часть моих обязанностей на тебя никак не перекладывается. Вот провожу тебя к твоему папе, и живи себе дальше, как планировал, можешь даже забыть про меня. А я не забуду, и если понадобиться — напомню. Но это не угроза. Так — малозаметная часть твоей жизни. Если конечно ты не вздумаешь нарушать закон. В этом случае я не просто напомню о себе, — и судья в который раз усмехнулся.

Элиас слегка обиделся на 'запасной вариант', и Фредерик, видя это, ободряюще хлопнул парня по плечу:

— Эй, младший брат, не дуйся. Я ведь откровенен с тобой. К тому же, зачем мне подвергать тебя лишней опасности. Моя жизнь не такой уж сахар, как может показаться на первый взгляд. Я готовился к ней с малолетства. Если же тебя, малыш, окунуть в ту среду, в которой я вращаюсь, ты и суток не продержишься. Поверь, мне тоже бывает нелегко, именно для таких случаев и нужны мои запасные варианты.

— Я буду рад оказать тебе любую помощь, если потребуется, — ответил Элиас, стараясь не хмурить брови.

— Отлично, это я и хотел услышать...

Так они ехали и беседовали о том, о сем, а в основном Фредерик рассказывал о разных забавных историях, связанных с судейством. Незаметно окончилась Лисья дубрава, которая теперь, по словам Западного судьи, освободилась от разбойников, и потянулось золотистое пшеничное поле, там-сям украшенное голубыми звездочками васильков.

— У фермера Свана замечательный урожай в этом году, — сказал Фредерик. — Это его угодья.

— Ты про всех все знаешь? — спросил Элиас.

— Ну, не про всех и не все, — отвечал судья, отхлебывая из фляжки что-то, ароматно пахнущее медом. — Не знаю же я секретов, скажем, пятилетнего малыша Барри, что живет в деревне Заболотье, или красавицы Улиссы из Горбов, которая в свои двадцать лет все не хочет выходить замуж.

— И почему она не хочет замуж? — удивился юноша.

— Вот этого я и не знаю! — расхохотался Фредерик. — А до некоторых людей мне попросту дела нет...

Тут смех его оборвался — далеко, за полем, он увидал густой и темный столб дыма.

— Что это? — спросил Элиас, также обратив внимание на сизые клубы.

— Там хутор Свана. Он горит, — коротко ответил судья и крепче сжал поводья.

Он пришпорил коня и, словно ветер, понесся по дороге. Элиас поспешил следом. Надо сказать, его раскормленная лошадь безнадежно отставала от длинноногого судейского жеребца, который мчался по желтой ленте дороги и, казалось, не касался копытами земли.

Всадники свернули на тропу, шедшую в сторону горевшей усадьбы. Понадобилось еще десять минут быстрой скачки — и молодые люди остановились наконец у высокого бревенчатого забора, из-за которого валил дым. Крепкие, на совесть сделанные ворота оказались закрыты, и Фредерик встал ногами на спину своего гнедого, а со спины прыгнул на забор и оттуда — во двор. Элиас самонадеянно пробовал сделать так же, но ему удалось лишь до забора допрыгнуть и то неудачно: он повис на нем на руках, беспомощно болтая ногами. Подтягиваться было чрезвычайно неудобно. Тем временем, скрипнули, открываясь, ворота. Из них выскочил Фредерик. Увидав по-глупому висящего Элиаса, он лишь покачал головой, схватил за поводья лошадей и повел их во двор. Будущий же гвардеец еще повисел пару секунд, сполз по забору вниз, слегка попортив куртку, и последовал, сконфуженный, за лошадьми. То, что он увидел во дворе, заставило его забыть о неудавшемся прыжке.

Внутри был разбит прекрасный фруктовый сад: яблони, груши, вишни, сливы. Ветки деревьев ломились от плодов. И это было еще ужасней, потому что на одной из груш висело чье-то обгоревшее тело. В глубине сада располагался большой, добротный, каменный дом, крытый темно-красной черепицей. Из его разбитых окон валили густые черные клубы дыма.

— Это Сван, — кивнул на повешенного Фредерик и резво побежал к дому, на ходу сбрасывая с себя сумку и оружие. — Скорее, малыш, у него большая семья. Может, они в доме. Может, они еще живы.

Элиас, топоча своими тяжелыми сапогами, последовал за Западным судьей, чувствуя, как что-то неприятно холодное заползает в грудь и как предательски дрожат коленки.

Изящный Фредерик, ничуть не мешкая, ринулся, в еще горящий, судя по всему, дом. Будущий гвардеец, к стыду своему, не смог так поступить: жар и дым, бившие из распахнутой двери, остановили его. Он беспомощно застыл на крыльце, прикрывая глаза руками, и пару раз все-таки попытался войти, но мощный инстинкт самосохранения не позволил ему переступить порог. Из дома, тем временем, послышался ставший зычным голос Фредерика:

— Катарина! Дети! Где вы?!

Еще через пару минут Западный судья выскочил вместе с едким дымом на крыльцо, где столкнулся с Элиасом. Он сунул в руки юноши какой-то небольшой теплый и грязный сверток, схватил ведро, что стояло у бочки с дождевой водой, наполнил его и кинулся обратно в дом.

Элиас в полной растерянности спустился с крыльца и глянул в сверток. Это оказался младенец. Он трогательно закашлял, а потом по-кошачьи заплакал, сморщив покрасневшее личико. Оно стало похожим на изюмину.

— Б-боже, — прошептал Элиас, совершенно сбитый с толку: матушка многому его учила, только забыла рассказать, как обращаться с младенцами, только что спасенными из огня.

Юноша положил ребенка на скамейку под липами, водой обмыл его лицо, пару капель влил в раскрытый ротик. Дитя вновь закашлялось и взревело еще громче.

Фредерик тем временем успел несколько раз мелькнуть туда-сюда, гася, видимо, огонь в доме. Из окон уже повалил белый пар. На четвертом забеге судья не выдержал: выскочив на крыльцо, он упал на колени, выронил ведро и отчаянно закашлял, держась за грудь. Элиас кинулся было к нему, но тот оправился раньше, чем подоспела помощь, и вновь побежал в дом. Еще через два забега Фредерик буквально выполз на крыльцо, волоча громыхавшее ведро за собой, и затих на ступеньках.

Теперь Элиас подоспел очень кстати. Он взял судью на руки (Фредерик оказался довольно легким для такого здоровяка, как будущий гвардеец), снес вниз и уложил на траву возле скамейки, на которой заходился от плача ребенок, и опять воспользовался водой, чтоб плеснуть ее в лицо судьи. Тот ответил громким, давящимся кашлем, перевернулся на бок и сел. Лицо его было в копоти, глаза слезились, руки и одежда также пострадали от дыма и огня. И Элиас вновь застыдился того, что побоялся кинуться за лордом в горящий дом.

— Уф, это хорошо, что ты остался здесь, малыш, — хрипло сказал Фредерик, когда смог говорить. — А если б мы оба свалились с ног? Оба бы и пропали, — он еще покашлял и с наслаждением втянул свежий воздух в легкие. — Как там ребенок? Судя по воплям, жив и здоров.

Он поднялся и, шатаясь, подошел к скамейке, развернул пеленки.

— Ах, это девочка. И совершенно мокрая... Элиас, достань-ка пару своих рубашек и теплый плащ: ее надо перепеленать... Бедняжка, плачь-плачь, не стесняйся. Судя по всему, ты теперь круглая сирота, совсем как я, — и судья улыбнулся, не так весело, как улыбался раньше, и снял с головы ребенка попорченный огнем чепчик.

Пока Элиас бегал за сумками и потрошил их, Фредерик жадно напился из бочки, вымыл лицо и руки. Потом вымыл девочку, не обращая внимания на ее отчаянные крики, от которых у Элиаса сводило челюсти, взял принесенные рубашки и ловко запеленал в них ребенка, укутал в теплый шерстяной плащ и сунул этот сверток в руки юноше со словами:

— Будь с ней поласковее: она теперь одна-одинешенька на целом свете.

Сам же направился к погребу, что находился позади дома, и через какое-то время вернулся с большой кринкой в руках.

— Судя по запаху, это — козье, — сообщил он Элиасу, взял ковшик, которым черпал воду из бочки, чтоб напиться, налил в него молока. — Чтоб не плакала, надо покормить. Эх, холодное, — посетовал, отхлебнув из кувшина. — Можно застудить девочку. Нет, не годиться, чтоб, спасшись из огня, она умерла от простуды... Давай, Элиас, набери молоко в рот. Я сделаю то же самое. Не глотать! Когда согреется, выльешь в ковшик, и накормим кроху.

Они набрали молока в рот и уселись на скамейку. 'Два парня, два грозных воина, наверно, очень забавно смотрятся с раздутыми щеками и с ревущим младенцем на руках', — думал Элиас, перекатывая молоко во рту. Фредерик же сидел, опираясь локтями о колени и бесстрастно глядя на притоптанную траву. О чем он думал? Наверняка о том, что нужно как следует разобраться: кто мог разорить усадьбу фермера Свана, у которого всегда была прекрасная пшеница, который снабжал Марту и ее Пост белоснежной мукой, замечательными фруктами и овощами, нежным телячьим мясом, жирным молоком, маслом, яйцами и многим другим, не зная, что это все для судьи Фредерика...

Молоко быстро согрелось, Фредерик свернул из куска полотна что-то вроде соски, и малышку Катарину накормили. Она ела жадно, чмокая, хрюкая и захлебываясь. А Катариной назвал ее Фредерик, по имени сгоревшей жены Свана.

— Я ведь не знаю, как на самом деле ее зовут. Эта кроха недавно родилась, и я не успел с ней познакомиться, — сказал судья, осторожно вытирая молочные подтеки на щечках ребенка. — Видишь, не все я знаю...

— Я первый раз вижу, чтоб мужчина так здорово управлялся с ребенком, — не смог не признаться Элиас. — По-моему, это очень трудно.

— Нисколько, — покачал головой Фредерик и передал зевающую девочку юноше. — Я сам второй раз в жизни так хлопочу. Главное — не бояться браться за дело. Тогда все получается так, как надо...

Он окинул взглядом почерневший дом, оглянулся на труп на груше.

— Они убили Свана, сожгли его жену и четверых детей, мал мала меньше. Серьезные ребята, — пробормотал Западный судья.

— Что за изверги это сделали? — спросил Элиас, бережно качая на руках наевшуюся и засыпающую Катарину.

— Тебе не надо это знать. Тем более, что я и сам точно не знаю. Зато я знаю, зачем они это сделали: чтоб лишить провизии мой Пост в этой дубраве. Ведь все остальные деревни, где можно запастись продовольствием, намного дальше, чем усадьба Свана. Покойный Гленвас никогда не трогал фермера — боялся меня, ведь я хорошо знаком со Сваном. И Гленвас грабил только на дороге случайных путников. Эти же бандиты бросили мне вызов, — отвечал Фредерик, ероша волосы на голове. — Посмотри за малышкой, братец, а я осмотрю местность.

И он сорвал с нижней ветки ближайшего дерева пару груш и быстро пошагал вглубь сада...

* * *

Капитан Бартен Крунос, не скрывая слез радости, обнял сына.

— Какой богатырь вырос! Быть тебе гордостью королевской гвардии! — воскликнул он, хлопая Элиаса по плечу. — Матушка, правда, мне писала, что ты ленив в учении, но, судя по тому, что она отправила тебя все-таки в столицу, да еще одного, ты всему самому нужному и важному уже научился.

Элиас скромно молчал: он не мог сказать, что лишь благодаря судье Фредерику из Западного округа он остался в живых и добрался до столицы королевства, Белого Города. Может, он и признался бы в этом отцу, самому близкому своему человеку, но лорд взял с юноши слово, что все приключившееся тот сохранит в тайне.

— Не очень-то хвастайся тем, что стал моим адептом, — посоветовал Элиасу Фредерик. — В мире достаточно тех, кому судьи и их приятели — первейшие враги. А потому не торопись и моих врагов делать своими...

После того, как они закрыли усадьбу Свана, отвезли малышку Катарину в ближайшую деревню, жителям которой Фредерик, представившись, строго наказал заботиться и о ребенке и о хуторе, как о наследстве малышки, молодые люди продолжили свой путь в столицу. Фредерик часто оставлял Элиаса по каким-то своим делам, а потом нагонял уже в дороге. Судя по тому, что один раз он вернулся переодетым в другую, но похожую на прежнюю, одежду, он наведался в один из своих Постов. Почему не брал с собой Элиаса? Об этом юноша не спрашивал, памятуя, что в дела судьи лезть не следует, ради себя же самого.

В Белый Город Элиас въехал через Ворота Заката без Фредерика — судья остался в пригороде, пожелав юноше всего наилучшего...

Столица встретила младшего Круноса блистающими шпилями башен на высоченной крепостной стене и светлыми просторными улицами. Город по праву назывался Белым: не только дома, но и мостовая оказались из светлого камня, а многие деревянные постройки были выкрашены в белый цвет. На этом фоне зелень смотрелась просто великолепно. Столица любила себя украшать: всюду были пышно цветущие клумбы, раскидистые каштаны, липы и клены, душистые кипарисы, аккуратно подстриженные кусты и газоны. Много где, над улицами, натягивали широкие разноцветные ленты и гирлянды из цветов, балконы домов тоже пестрели трепещущими на ветру яркими лентами — Белый Город готовился к празднику. На эту осень намечалось Посвящение в рыцари лучших юношей из королевского воинства.

— Да-да, — сказал сыну капитан Бартен, когда они прогуливались вдоль высокой, чугунной ограды дворца. — Жаль, конечно, что ты прибыл только сейчас. Случись это раньше — стоял бы в первых рядах за рыцарской цепью. Вручает ее сам король. Это большая честь. Но, не переживай. Ты молод, силен. Все впереди, сынок. Послужишь год-другой, проявишь себя при случае — и ты рыцарь...

Элиас поселился у отца. Капитан снимал в доме, недалеко от дворца, небольшую квартиру в две комнаты на третьем, последнем, этаже. Еду готовили повара в хозяйской кухне и доставляли наверх в удобное сэру Бартену время. В комнатах, спальне и гостиной, имелись мягкие диваны, шкаф и сундук для одежды, стол, несколько кресел. На полах лежали пушистые бежевые ковры, окна обрамляли клетчатые занавеси, два раза в неделю приходила горничная. Поэтому в покоях сэра Бартена было чисто и опрятно. Элиас невольно удивился, видя, что отец, легендарный капитан, преданный королю от кончиков пальцев до кончиков седых волос, судя по всему, любит уют и покой. Окна квартиры сэра Бартена выходили в маленький, тихий, внутренний дворик, откуда, кроме смеха местных детей и поскрипывания качелей, практически не доносилось никакого шума. Грозный рыцарь, покраснев, признался сыну, что голоса играющих во дворе ребят всегда напоминали ему об Элиасе, которого он оставил в Осенней усадьбе пятнадцать лет назад и навещал изредка — только на зимние праздники.

— Я рад, что ты теперь со мной, сынок, — ласково говорил сэр Бартен, сидя вместе с Элиасом за столом в гостиной, куда подали пирог с рыбой, вареную морковь и белого вина.

Они долго беседовали — и за ужином, и после. Так и полагалось, ведь капитану хотелось услышать как можно больше о том, как шли раньше и идут теперь дела в усадьбе, а Элиас жадно 'впитывал' рассказы отца о столичной жизни, о порядках в гвардии, о дворцовых интересностях и прочее-прочее.

— Завтра же я возьму тебя с собой во дворец, на утреннюю смену караула, — перед тем, как разойтись по постелям, сказал капитан Бартен. — Как раз в это время король выходит прогуляться в зимний сад, и я представлю тебя ему и другим вельможам. Они должны увидеть, какую славную смену я себе готовлю!

Элиас согласно кивнул. Матушка много раз твердила ему, что, попав в столицу, он должен всегда и во всем слушаться отца и спрашивать у него совета. Отец всегда был для юноши неким недосягаемым идеалом, чуть ли не божеством, на которое призывала равняться матушка. Однако недавняя встреча с судьей Фредериком слегка пошатнула тот пьедестал, на котором Элиас держал старшего Круноса. Если раньше лишь отец был для него примером для подражания, то теперь изящный и быстрый лорд Фредерик слегка потеснил капитана.

Лежа в постели, на хрустящих от крахмала простынях и на пахнущих чабрецом подушках, Элиас долго не мог заснуть, хоть и говорил сам себе, что нынче, как никогда, ему необходимо выспаться.

Мешали всевозможные мысли.

Он представлял, как встретит короля завтра утром, и придумывал, как поклониться, что сказать государю. Это ведь, по его разумению, должно было быть что-то чрезвычайно остроумное, вызывающее восторг его величества и всех придворных...

Заснул мастер Элиас тогда, когда главные городские часы прогудели на весь мир два раза, объявляя два часа ночи. Тогда юноша сказал сам себе 'ну-ка спи, болван', повернулся носом к стене и погрузился-таки в сновидения, в которых встретился с королем. Тот предстал перед парнем, как высокий и могучий великан, с огненными волосами, огромными синими глазами, в сияющих доспехах и окруженный толпою рыцарей поменьше...

Наступило знаменательное для Элиаса утро. Он облачился в свое лучшее платье: белую шелковую рубашку, синюю бархатную тунику с золотым шитьем по вороту и подолу, такие же шаровары, ненадеванные сапоги, украшенные золотыми цепочками вокруг щиколоток. На пояс из золотых пластин с гравировкой он повесил красивый изогнутый кинжал в богатых ножнах, а потом взял черный берет, украшенный синим шнуром и золотой пряжкой.

Капитан, одетый в форму из черной кожи, умилился при виде столь нарядного и статного кавалера, каким явился теперь его сын, и тут же пообещал, что все придворные красотки будут сломя голову бегать за Элиасом. Юноша со снисходительным укором проговорил 'папа', намекая на свой обет, и сэр Бартен замахал рукой, мол 'молчу, молчу'...

Во дворце капитан провел Элиаса по всем постам, следя за сменой караула и представляя гвардейцам сына. Все они были рослые, крепкого телосложения мужчины, видной внешности и силы. В их экипировку входили меч, небольшой круглый щит, короткое белое копье с серебряным наконечником. Кроме оружия и кожаной черно-зеленой формы гвардейцы обязаны были носить легкий шлем, не закрывающий лицо, кольчугу из крупных круглых пластин, походившую на чешую карпа, и поножи. Все это снаряжение блистало и отражало окружающий мир. К тому же оно понравилось Элиасу. Впрочем, в столице ему пока что все нравилось.

После смены караула капитан и его сын направились в зимний сад. Вот уж где Элиас пришел в полный восторг: диковинные цветы и деревья, красивые фонтаны из белого камня и с красными рыбками, изысканные клумбы, составленные из разных причудливых валунов, трав и цветов, белоснежные мраморные скамейки под причудливо переплетенными туями не могли не восхищать. Королевский зимний сад, укрытый от непогоды под огромным стеклянным куполом, был шедевром садоводчества и неизменно поражал всякого, кто туда входил.

Элиас, по-детски открыв рот, глазел на высокие диковинные деревья с мохнатыми стволами и пуком огромных длинных листьев на макушке, когда отец указал ему на процессию, что показалась в начале одной из розовых тропинок.

— Это король. Поспешим...

Король Аллар оказался невысоким полным мужчиной лет тридцати пяти и совсем не походил на тот образ, который Элиас нарисовал в своем воображении. У государя было круглое, довольно добродушное лицо, с аккуратной бородкой и усами и маленькими темными глазами, в которых при близком рассмотрении Элиас увидел проницательность и внимательность ко всему, что вокруг происходило. Одет его величество был в простую домашнюю одежду: светлую полотняную тунику, перетянутую пестрым плетеным поясом с разноцветными кистями, мягкие башмаки и просторные штаны с боковой шнуровкой, такой же пестрой, как пояс. Сопровождали короля супруга, пышная миловидная блондинка, ростом равная его величеству, в голубом, легком, утреннем платье и с замысловатой прической, похожей на башенку, а также — множество дам и господ. Все были богато и ярко одеты, представительны, сияли взглядами, улыбками и драгоценными украшениями. Блестящее общество — это определение, как нельзя кстати, им подходило...

— Мой храбрый капитан! Доброе утро! — первым и довольно благостно протянул король, видя сэра Бартена и Элиаса. — Вы, как обычно, на посту, бережете наш покой?

Оба Круноса низко поклонились.

— Доброе утро, мой государь, — сказал капитан, выпрямившись. — Рад видеть вас в добром здравии и хорошем расположении духа.

— А я всегда рад видеть тебя. Может поэтому у меня хорошее настроение, — улыбнулся его величество; его пухлые щеки от этого раздались еще шире, сделав короля похожим на пирожника, у которого дела идут в гору день за днем.

Элиасу понравилась эта манера, с которой общались Его Величество и его отец.

— Что за молодец? — спросил король. — Неплохо смотрелся бы в моей гвардии, а?

— Это мой единственный сын, Ваше Величество, мастер Элиас Крунос. На днях прибыл из родного дома, выказав тем самым огромное желание служить вам именно в качестве гвардейца.

— Что ж, желание похвальное. Как и то, что юноша намерен придерживаться традиций и следовать пути своих славных предков. Уверен, вы, сэр Барт, воспитали в нем настоящего воина, достойного гвардейских знаков. Так что, не вижу причин отказывать юному мастеру Элиасу в этом, — сказал король Аллар. — Я при всех даю свое разрешение.

Сэр Барт благодарно поклонился, Элиас также поспешил согнуться.

— Смотри, капитан, сделай из него хорошего гвардейца, а также — смену, достойную тебя, — проговорил король и медленно пошагал дальше.

Вся разноцветная, благоухающая заморскими духами процессия буквально обтекла сэра Барта и его сына, следуя за государем вглубь зимнего сада, где шуршали голубой водой фонтаны. Глазастые придворные дамы одарили юношу благосклонными взглядами. Что ж, он молод, красив, статен, да и король сразу ему благоволит. Элиас приосанился и улыбнулся одной из них, длинноногой огненно-рыжей девице-красавице, одетой не в платье, а в сиреневые узкие брючки до колена и полупрозрачную бледно-фиолетовую блузу со множеством бантиков-завязок на груди. Ее искристые зеленые глаза приветливо смотрели на нового гвардейца, а земляничные губы раскрылись в задорной улыбке, обнажив мелкие, но ровные и белые зубы.

— Кто это, отец? — спросил Элиас.

— Понравилась? — довольным тоном проговорил капитан. — Она из свиты ее величества, одна из первых красавиц — дама Кора. До этого считалась неприступной. Столько знатных кавалеров добивалось ее благоволения, и все напрасно. Но для тебя, сынок, похоже, нет таких женских крепостей, которые выдержали бы. Эх, берегитесь, дамы королевского двора.

Отец, похоже, был очень доволен не только тем, что король быстро дал свое позволение на вступление Элиаса в гвардию, а еще и тем, какими взглядами знатные женщины, смотрели на плоть от плоти его.

— В тебе вижу себя, молодого, — шепнул Элиасу капитан, и глаза его под седыми бровями задорно блеснули. — Тогдашние красотки тоже не обделяли меня вниманием, — он подмигнул одной пожилой даме из свиты, гладкой толстухе в старомодном богатом платье и невообразимо помпезном головном уборе.

Та прикрыла одной рукой рот, растянувшийся в улыбке, а другой махнула капитану, как бы говоря 'ах, оставьте'. Элиаса такие дела немного опечалили: судя по всему, его матушка уже давно обзавелась рогами. Потом он успокоил себя мыслями, что и госпожа Юлия Крунос вполне могла не оставаться в долгу у надолго уезжавшего из Осенней усадьбы мужа. Когда же за этой мыслью мелькнула другая, поставившая вопрос: а вдруг капитан не его отец, — Элиас даже замотал головой, прогоняя подобные соображения, и дал себе зарок не обсуждать родителей даже в мыслях.

Потом на одной из тропинок зимнего сада появились двое человек, в одном из которых Элиас не без радости узнал Фредерика. Он был одет в серое с серебром, а фасон его одежды и обуви, судя по всему, всегда оставался неизменен: длинная, почти до колен, куртка под пояс, узкие штаны, удобные, точно шитые по ноге и из мягкой кожи, сапоги. За спиной в специальных ножнах висел чудесный серебристый меч. Рядом с судьей шел высокий сухощавый человек лет сорока в темно-коричневой одежде. На его поясе, уже при бедре, тоже висел меч, широкий и тяжелый, с рукоятью, украшенной крупным темным камнем. Быстро шагая в сторону короля и его окружения, они о чем-то оживленно беседовали. Фредерик увидел сэра Барта и Элиаса, чуть кивнул, пройдя мимо. Капитан низко поклонился этим двоим, заставил и сына, прокомментировав:

— Это судьи: лорд Фредерик из Западного округа и лорд Конрад из Северного. Запомни: они, как и судьи Гитбор из Южного и Освальд из Восточного округов, всегда, в любое время, в любом месте допускаются к его величеству, без доклада и в любом виде. Вид у них, особенно у лорда Фредерика, часто бывает далеко не придворный... Лордов Гитбора и Освальда я тебе укажу при случае. Смотри, запоминай — членов Королевского Дома ты должен знать в лицо. Это важно!

Король Аллар обернулся к приближавшимся судьям, и лицо его сделалось несчастным. Фредерик и Конрад тем временем бесцеремонно вклинились в толпу придворных, добрались до государя и с двух сторон зашептали что-то ему в уши. Аллар остановил их, сделал знак придворным, чтоб они удалились, подозвал капитана и Элиаса.

— Сэр Барт и ты, мастер Элиас, проследите, чтоб никто нам не мешал, — приказал король.

Его величество и оба судьи отошли к белой мраморной скамье, окруженной высокими кустами розового шиповника. Капитан и Элиас, положив руки на рукояти мечей, стали важно прохаживаться невдалеке, так, чтобы самим случайно не услышать, о чем говориться. Юный гвардеец все посматривал на Фредерика. Но тот не обращал на него никакого внимания — стоял, скрестив руки и лениво покачиваясь, у скамьи, где сидели король и Конрад, и ждал, когда судья Северного округа закончит говорить. Правитель то и дело бросал вопросительные взгляды на Западного судью, и тот то кивал, то пожимал плечами. Все трое выглядели весьма озабоченно.

После Конрада говорить начал Фредерик. Сначала спокойно, потом — все громче и громче. И, наконец, видя, что король неодобрительно качает головой и хмурится, он побледнел, топнул ногой, энергично зажестикулировал, и с его губ сорвалось громкое:

— Это мое дело! Я знаю, что говорю!

Конрад вскочил, схватил его за плечи, кинув быстрый взгляд на Элиаса, который оторопело глядел на разговаривавших (он не думал, что судья может проявить себя таким несдержанным), и усадил Западного судью на скамью рядом с правителем. Потом отцепил от пояса небольшую фляжку, протянул бледному, как смерть, Фредерику. король успокаивающе положил молодому человеку руку на плечо. Тот стал жадно пить, а Конрад подошел к Элиасу. Надо сказать, тот почувствовал себя очень неуютно под взглядом черных глаз Северного судьи, которые 'сверлили', словно буравчики.

— Мастер Элиас?

Юноша кивнул.

— Я прошу вас и вашего отца как можно быстрее отвести лорда Фредерика к королевскому доктору, мастеру Линăру. Открылась рана. Поэтому как можно осторожней. И позаботьтесь о том, чтобы никто ничего не узнал: раны судьи не должны предаваться огласке. Его величество сказал мне, что в этом деле на вас вполне можно положиться. Вы понимаете, какое доверие вам оказано?

Элиас закивал еще активней. Конрад сделал ему и подошедшему капитану знак идти за ним к скамье. Юноша и сэр Барт с готовностью пошли, остановились возле короля. Фредерик сидел, сильно ссутулившись. Только теперь Элиас заметил свежее темное пятно, что расплылось на его серой куртке с левой стороны в области подмышки.

— Фред, ступай, — мягко сказал правитель. — Наш капитан и этот гвардеец тебя проводят.

— Как же то, что я вам сказал? — спросил Фредерик, подняв голову.

— Ты истечешь кровью, любезный кузен.

— Мне нужен ваш ответ, государь, — в голосе Западного судьи скрежетнули стальные нотки.

— Мой ответ ты услышишь завтра, — не менее твердым голосом отвечал король Аллар.

Фредерик чуть слышно застонал.

— Давайте, помогите ему встать и быстрее — к врачу, — заторопил лорд Конрад.

Элиас и капитан приподняли судью и быстро зашагали с ним к выходу из сада. Фредерик шел довольно бодро, сильно стиснув зубы, и не издал ни звука, ни на Элиаса, ни на сэра Барта не смотрел. К комнатам мастера Линара, придворного врача, они добрались, никем не замеченные.

Доктор оказался молодым человеком лет двадцати пяти, высоким и худощавым, но жилистым, с обритой головой. Из-за этого его нос с легкой горбинкой прибавлял в размерах.

Комната, в которую вошли сэр Барт, Элиас и Западный судья, была обычной гостиной, очень простой в плане меблировки: пара диванов и пара кресел, все покрытое меховыми накидками, широкий и низкий стол из темного дерева посредине. Возле дальней стены располагался застекленный книжный шкаф, на полках которого не наблюдалось свободного места из-за толстых старинных фолиантов с золочеными корешками; а у высокого окна, убранного в золотистые портьеры, был маленький круглый столик. На нем стояла вызывающе красная, пузатая ваза. Элиасу невольно подумалось, что она тут явно лишняя...

Мастер Линар, которому Фредерик после слова 'здрасте' показал свое пятно, приказал вести раненого в соседнюю комнату, где усадил судью на широкую кушетку.

В этой комнате все было совсем уж странным: стеллажи, полки, шкафчики, заставленные некими банками, пузырьками и коробками. Элиас увидел также огромное множество книг и старинных свитков, какое не видел никогда. Причем все это в художественном беспорядке, россыпью, покрывало не только несколько широких столов, но еще и пол.

Доктор, ничуть не смущаясь, ногой 'согнал' бумаги в дальний угол, чтоб расчистить место возле кушетки, и сказал капитану и его сыну:

— Подождите за дверью — я вас позову, если понадобитесь.

Они вышли в гостиную, а мастер Линар повернулся к Фредерику. Тот уже слегка заскучал.

— Ну-с, господин судья, вот и вы в числе моих пациентов. Давайте-ка глянем.

Взяв ножницы, он быстро разрезал куртку и нижнюю рубашку судьи в месте раны, начал осматривать сдвинувшуюся повязку. Все выглядело плохо: плечо и левая сторона груди вздулись и посинели, а туго замотанные бинты насквозь пропитались кровью, которая, судя по всему, продолжала течь и сейчас. Линар аккуратно подцепил и срезал набрякшую повязку. Фредерик невольно охнул — нельзя было сказать, что врачеватель деликатничал.

— Могу вас усыпить, — предложил доктор. — Боли никакой, а проснетесь — все будет обработано и перевязано.

— Нет уж, — ответил судья.

— Не доверяете? Ну, терпите. Рана довольно глубокая, — продолжал Линар, слегка прощупывая края. — Стрелой вас? Так-так. И ее, судя по всему, вы сами и выдрали. Что ж так неаккуратно-то? А вспухло от слишком тугой повязки — думали: так легче кровь остановить? Неправильно. Бальзамчику сюда, — он прижал пропитанный душистым составом тампон к ране, и Фредерик, сильно дернувшись и зарычав, обмяк на кушетке. — Что ж, и это неплохо.

Он оставил потерявшего сознание судью лежать на пару минут. За это время приготовил все, что нужно было для перевязки. Подождав еще немного, убрал тампон — рана заметно улучшилась: кровь остановилась, края побелели, немного сошли припухлость и синюшность. Мастер Линар довольно улыбнулся: это чудесное средство — бальзам — было его личным изобретением, и он лишний раз убедился, каким действенным.

Доктор позвал капитана Барта и Элиаса:

— Приподнимите его, господа, и я займусь перевязкой.

За одно мгновение он ловко и не туго укутал рану специальными бинтами, которые также были чем-то пропитаны.

— Теперь пусть отдыхает. Меньше движений — меньше раздражения для раны... Капитан, я знаю, что вы всегда заняты, оставьте вашего сына пока здесь. Когда Западный судья придет в себя, мастер Элиас поможет ему добраться до его покоев.

Сэр Барт кивнул, ободрительно хлопнул сына по плечу и вышел из комнат доктора. Элиас же прошел в гостиную и уселся там на один из диванов. Напротив, на стене, висела большая картина с пейзажем в блеклых желто-зеленых тонах, и как раз туда юноша и воткнул взгляд.

Через какое-то время он уже начал клевать носом, но входная дверь тихо зашуршала, открываясь, и в комнату скользнула та самая рыжеволосая красавица в сиреневом. 'Дама Кора', — вспомнил Элиас и поспешно вскочил, чтобы приветствовать девушку. Но она, хитро и обворожительно улыбнувшись, приложила тонкий пальчик к земляничным губам, призывая к тишине, и так же легко шмыгнула дальше. Элиас даже рот забыл закрыть, который открыл для того, чтоб поздороваться.

* * *

Фредерик, морщась, лениво открыл глаза. Увидал над собой светлое лицо Коры, ее ясные зеленые глаза.

— А, привет, киска.

Она улыбнулась его словам именно так, чтобы у него сладко защемило в груди; затем поправила подушку, несмело погладила по щеке. судья, уже в который раз, заставил себя быть равнодушным. И, как всегда, получилось, потому что в свое время ему хорошо вбили в голову: мысль властна над телом, а не наоборот.

— Ты проследила за мной, хитрая лиса?

— Фред, Фред, — вздохнула она. — Когда же ты станешь снова называть меня по имени?

Он фыркнул и с кряхтением повернулся, осмотрелся.

— Где мастер Линар?

— Деликатно удалился. Но перед этим просил меня предложить тебе выпить вот это, — девушка протянула Фредерику стакан с лекарством. — И не опасайся: травить тебя я не буду.

— Конечно, не будешь, — усмехнулся судья и выпил все, а потом кисло сморщился. — Гадость... Зачем ты пришла?

— Я волнуюсь за тебя, Фред. Вот ты уже и рану получил, судя по всему, серьезную.

— Ха, зато те шестеро головорезов, что напали на меня, мертвы! Передай своему отцу, что он потерял неплохих бойцов. И пусть еще присылает — их тоже отправлю на тот свет, — голос Фредерика был жестким. — А лучше, пусть сам явиться — выясним отношения раз и навсегда!

— Ты же знаешь, я не вижусь с ним уже два года и не знаю про него ничего, — упавшим голосом отвечала Кора.

— Не очень-то я тебе верю.

— Зачем ты так?

— Есть причины, — Фредерик медленно, стараясь поменьше беспокоить рану, сел на кушетке, спустил ноги вниз.

Кора дотронулась до его предплечья — он непроизвольно отодвинулся, отвернувшись. Красивые губы девушки дрогнули, она вновь сказала с укором:

— Фредерик, зачем ты так?

— Киска, неужели ты думаешь, что я могу тебе доверять? Твой отец — глава преступного клана Секиры, его люди в свое время убили моего отца. Все твои предки были преступниками, а ты хочешь, чтобы я считал тебя не такой? Да всем известно, что кровь — не вода, и она зовет за собой. Точно так же, как кровь моего отца позвала меня! Я стал судьей, а ты ... ну где гарантия, что ты не станешь такой же, как твой отец?

— Почему же ты не выдашь меня? — уже с вызовом заговорила Кора. — Почему не откроешь всем, кто я такая? Это был бы прекрасный способ взять в оборот моего отца. Разве не так?

Фредерик усмехнулся и махнул рукой на такое предложение:

— Да, это не так. Твоему отцу ты, судя по всему, действительно, безразлична. Он ведь всегда хотел сына, а не кисейную барышню. Его ближайший помощник Юхан намного ближе ему, чем ты. К тому же, шантажируя твоего отца таким способом, я стал бы похожим на него, а мне это не нравится. Да и какой прок тебя выдавать? Смотреть потом, как с твоего красивого юного тела кожу обдирают на площади? Фи. Не забудь — я судья, я берегу справедливость. Ты же пока ничего плохого не сделала. Живи, детка, и смотри — сама не оступись.

— Спасибо за разрешение, — ядовито ответила Кора, резко поднимаясь. — Но запомни, судья Фредерик, отталкивая меня, ты можешь заставить меня вернуться к отцу и стать твоим врагом!

— А это личное дело каждого, как ему жить и кем быть. Я же слежу, чтоб все было законно и справедливо. Кстати, если увидишь отца, передай ему, что он перегнул палку, и я не успокоюсь, пока один из нас не будет мертв! — последние слова были сказаны с таким металлом в голосе, что стакан на ближайшем столе жалобно зазвенел.

Девушка обернулась, и Фредерик смущенно замолчал, увидав в ее глазах слезы.

— Почему вы так хотите убить друг друга? — зашептала она. — Если бы ты знал, как мне тяжело, как больно слышать такие слова, видеть все это — эту вражду, ненависть. Почему тебе не оставить моего отца в покое? Неужели месть так важна?

— Дело не в мести, — буркнул судья. — Твой отец... Нет, тебе не нужно знать...

Она вновь села рядом, взяла его руку в свою, и молодой человек уже не противился. Заговорила, мягко, нежно:

— Вспомни, как хорошо нам было вместе. До того, как ты узнал, кто я такая, Фред. Я ведь не изменилась, ни чуточки. Но ты, ты просто пугаешь меня этим холодом. Не отталкивай меня, вернись ко мне, и, кто знает, может, я сумею многое. Например, примирить тебя с моим отцом.

Тут Фредерик решительно вырвал у нее руку.

— Первое главное правило судьи: никаких соглашений с преступниками! — прошипел он, хищно сузив глаза. — Ты не помогаешь мне, так и мешать не смей! Иначе, клянусь, я забуду то, что спал с тобой, и сдам тебя!

Кора вспыхнула, подскочив так, словно её ошпарили:

— О! Так только потому ты меня не выдаешь, что спал со мной?! О, Фредерик! Я этого не забуду!

И она стремительно вышла из комнаты. Столкнулась в гостиной с Элиасом, который, надувшись, беспокойно прохаживался по комнате (он догадался, к кому пришла красавица, потревожившая его сердце), и выскочила в коридор.

Юноша не мог не заметить ее разгневанного лица и поневоле порадовался, сообразив, что с Фредериком у дамы Коры был неприятный разговор.

Через пару минут в гостиную выглянул судья. Он ерошил волосы на голове и хмурился.

— А, ты здесь, — сказал, увидев Элиаса. — Ушла? Оно и к лучшему. От этих женщин одни неприятности, брат... У тебя есть хоть плащ какой? Этот мастер Линар исполосовал мою куртку почем зря.

Элиас развел руками.

— Сэр Фредерик, — послышался строгий голос доктора. — Я дам вам свою куртку, а также настоятельно порекомендую хотя бы неделю провести в постели: вы потеряли много крови — вам надо восстановить силы, и рана должна как следует закрыться. И в течение этой недели я буду вас навещать.

Фредерик сердито буркнул в глубь комнаты:

— Я сегодня же уезжаю в свой округ!

— Об этом не может быть и речи, — отвечал мастер Линар, выходя с судьей в гостиную. — Теперь вся ответственность за вашу жизнь лежит на мне, так как вы — мой пациент. Если добром не согласитесь на недельный постельный режим, я найду способ заставить вас лежать в постели, сэр Фредерик.

— Это какой же? — язвительно осведомился Западный судья.

— Я поговорю с его величеством. Он-то, по крайней мере, имеет на вас влияние. Терять любимого кузена и такого деятельного судью король не согласится, — хитро улыбался мастер Линар.

Фредерик стал мрачнее тучи, но на этот раз смолчал. К тому же его пошатывало, и Элиас подумал, что, в самом деле, весьма неосмотрительно отправляться в дальний путь в таком состоянии. Юноша подошел к судье и торжественно сказал:

— Позвольте проводить вас в ваши покои, сэр Фредерик.

Тот глянул на него с упавшим выражением лица, которое означало 'и ты туда же'. Мастер Линар тем временем накинул на Западного судью просторный плащ, помог застегнуть стальные пряжки, чтоб скрыть голую грудь и повязки. Элиас же взял Фредерика под здоровую руку, и они вдвоем вышли из покоев доктора в коридор.

— В конце коридора — лестница. Подниметесь на следующий этаж. Там все левое крыло отведено нашему неугомонному судье, — весело проинформировал Элиаса мастер Линар. — А вам, сэр Фредерик, желаю приятно провести время. И не забудьте — я утром и вечером буду вас навещать. О лекарствах и перевязках договорюсь с вашим камердинером, также проинструктирую его, как с вами обходится. Так что никаких хитростей, сэр Фредерик. Вы теперь под моим полным контролем!

Молодому человеку ничего не оставалось, как тяжко вздохнуть. Он и Элиас довольно печально поплелись по коридору.

Покои у Западного судьи были просто королевскими. Правда, Элиас не знал, как должны выглядеть именно королевские покои, но, судя по всему, Фредериковы были не хуже. Молодых людей встретил, церемонно распахнув дверь из резного дуба, высокий, плотный и очень важный господин средних лет, гладко выбритый от макушки до шеи. Элиас, вспомнив мастера Линара, подумал, что, видимо, в королевском Дворце очень модно сейчас брить не только щеки, но и саму макушку.

Увидав Западного судью, солидный господин почтительно поклонился, сказав низким рокочущим голосом:

— Здравствуйте, сэр. Рад снова видеть вас.

— Добрый день, Манф, — отвечал Фредерик.

— Я вижу, вам понадобится постель, сэр, — проговорил Манф, указывая на перебинтованную грудь молодого человека, что мелькнула-таки из-под плаща.

— А я вижу, что тут все в полном порядке и готово к моему приему, — отвечал судья. — Ты, Манф, один из лучших моих Смотрителей.

— Рад слышать это, сэр, — вновь поклонился камердинер. — Всегда к вашим услугам.

Фредерика усадили в мягкое удобное кресло с высокой спинкой, что стояло у камина из дикого камня. Манф, величаво согнувшись, разул судью, снял с него плащ и укутал молодого человека в плед. Элиас же, не зная, что теперь делать, просто стоял посреди гостиной, рассматривая то узорчатый паркет, то причудливые рисунки на темно-синих покрывалах диванов. Они своей пышностью напоминали пироги.

— Садись и ты, братец, — кивнул Фредерик на соседнее кресло. — Мне надо с тобой поговорить. Видно, придется прибегнуть к твоей помощи.

Элиас просто расцвел:

— Все, что угодно!

— Я уверен: тебе это понравится. Необходимо съездить в Лисью дубраву, в мой Пост, забрать оттуда Марту и все самое необходимое и проводить ее в трактир 'Счастливый путь'. Там вас должны ждать. Надеюсь, ты помнишь, где это?

— Да, помню, а что случилось?

— Неужели не сообразил? Мой Пост в дубраве лишен источника провизии — усадьбы фермера Свана. Марта там уже четыре дня. Запасов ей, конечно, на это время хватило, и еще хватит на пару дней. Как раз столько нужно, чтобы ты туда добрался. Я бы поехал сам, но, как видишь, мастер Линар взял меня в оборот, — Фредерик усмехнулся и кивнул на свои бинты.

— Но кто посмел ранить тебя? судью Королевского Дома?

— Их было шестеро, малыш, — Фредерик понизил голос, а глаза его заблестели. — В пригороде Белого Города есть один из моих Постов. Там бандиты убили моего Смотрителя — бедняжку Оливию, и устроили мне засаду. — Он самодовольно усмехнулся. — Думали: со мной легко разобраться. Сперва выстрелили в меня из луков. Пару стрел я отбил, а вот одна — попала в подмышку. Пришлось спешно вырвать ее и отмахать всех, пока силы не убыли. Если б бандитов оказалось больше — еще куда ни шло — пришлось бы мне худо. А так — шестеро. Хотя бойцы были что надо.

— Неужели ты один — шестерых?!

Фредерик пожал плечами:

— Не это важно. Намного важнее узнать, кто сдает мои Посты, — судья гневно заскрежетал зубами. — И не только мои Посты. Знаешь, Северный судья, лорд Конрад, обеспокоен тем же.

— Кто же это? Кому надо вредить судьям?

— Не об этом сейчас речь. Твоя задача — обезопасить Марту. Я не бросаю своих Смотрителей на волю случая. К тому же, думаю, и ты не бросил бы ее в сложной ситуации.

Элиас с готовностью кивнул. Марта очень даже ему понравилась, и еще раз увидеть ее было бы для юноши приятным событием. 'Хотя, судя по всему, и эта вздыхает не по мне', — вдруг горько подумал гвардеец.

— А мой отец? — спохватился юноша.

— Скажешь ему, что нужен мне — для таких дел тебя отпустит не то, что отец — сам король, — хвастливо отвечал Фредерик. — И на будущее: захочешь отлынить от службы — обращайся, устрою протекцию, — и судья захохотал.

Потом он охнул и прижал руку к больной груди. Пробормотал 'забыл, так раз так эту дырку', протянул Элиасу белое кольцо-печатку, что снял с левой руки.

— Мой знак судьи. Где покажешь — получишь и стол, и кров, и свежую лошадь. Хотя, лошадь возьмешь мою, из королевских конюшен, тут тебе тоже мое кольцо пригодится. И менять коня не будешь. Ты, наверно, не помнишь, как добраться до Поста в Лисьей дубраве? А мой гнедой Галоп все помнит. Смотри, малыш, я доверяю тебе.

Элиас улыбнулся:

— Я не оплошаю. Ведь сам король нынче доверил тебя мне и моему отцу, — юноша специально поставил себя впереди отца: решил подражать Фредериковой манере хвастаться.

Судья оценил, покивал и засмеялся, снова охая:

— Что ж. Буду болеть спокойно. Иди, мастер Элиас.

Юноша поклонился и почти вприпрыжку выбежал из покоев Фредерика. На выходе столкнулся с мастером Линаром. Тот, вооруженный врачебным чемоданчиком, прошел в гостиную.

— Ну-с, здравствуйте, господин Манф, — начал доктор, обращаясь к кланявшемуся камердинеру. — У меня к вам важное дельце.

Элиас обернулся и посмотрел на Фредерика. Лицо судьи, наблюдавшего, как Линар и Манф сговариваются между собой насчет него, было несчастным.

* * *

На въезде в Лисью дубраву Элиас столкнулся с небольшой компанией: шестеро конников на низкорослых мохнатых лошадках сопровождали крытую повозку с плотно закрытыми окошками. Судя по повозке и одежде всадников, это были простые крестьяне, поэтому Элиас гордо выпрямился, положил руку на крестовину своего внушительного меча и гаркнул:

— А ну, дорогу!

Те, смирно поснимав шапки, поспешили съехать на обочину. Элиас уже собирался продолжить путь, как вдруг из повозки донесся сдавленный женский крик 'Помогите!' Элиаса как огнем обожгло: голос-то был похож на голос Марты. Он повернул лошадь к притихшим и, как ему показалось, испуганным крестьянам.

— Кто там у...

Он не успел договорить: один из смирных поселян вдруг метнул что-то блестящее. Элиас молниеносно прикрылся небольшим щитом, что крепился на левую руку, и, ударившись о сталь щита, на землю упал тонкий нож.

— Ах ты, скотина! — воскликнул разъяренный юноша: кому ж понравиться, чтоб в него кидались ножами.

Он выхватил меч и решительно двинул коня на обидчика. Тут же все шестеро внезапно откинули за плечи свои серые потертые плащи, и Элиас увидел, как они хорошо вооружены. 'Никакие это не крестьяне, — мелькнула мысль, — бандиты!' Их было шестеро, а он всего один, но тут Элиас вспомнил, что Фредерик справился как раз с шестерыми. 'Я не хуже!' — решил юный гвардеец и бросился в схватку.

— Держитесь, молодой господин! Держитесь! — раздался крик со стороны дубравы.

Элиас не мог видеть, кто спешит ему на помощь: ловко управляя конем, он не менее ловко уворачивался от быстрых ударов врагов и нападал сам. Потом из лесу засвистали стрелы. Двое бандитов упали замертво с пробитыми шеями, еще один получил стрелу в ногу, выше колена, и заорал, схватившись за древко. Трое других, видя то, чего не видел Элиас, подхватили раненого товарища и поспешили удрать. Гвардеец хотел преследовать их, но человек, выпрыгнувший из придорожного малинника, схватил за поводья его коня.

— Остановитесь, молодой господин. Мы ведь сделали все, что было нужно, — и он широко улыбнулся.

Элиас, все еще разгоряченный схваткой, спрыгнул с лошади, подбежал к повозке и одним ударом кулака снес с петель довольно тяжелую дверь. Схватил протянутую из темноты тонкую руку, вытянул Марту. Она тут же крепко обхватила его, заплакала:

— Вы спасли меня! Спасли!

— Но что случилось? — тяжело дыша, спросил Элиас, смущенный этими объятиями.

— Они нашли Пост, они напали, — проговорила девушка, глотая слезы. — Сперва хотели меня убить, даже веревку приготовили, чтобы повесить, а потом вдруг передумали. Сказали, что я пригожусь им, чтобы взять судью Фредерика за горло. Если б я знала, я бы сама себя убила.

— Успокойтесь, успокойтесь, — бормотал юноша, несмело обняв ее дрожащие от рыданий плечи.

Тут он вспомнил о том, кто только что спас жизнь ему и Марте, обернулся к неизвестному стрелку. Тот терпеливо стоял в стороне, тренькая тетивой на небольшом луке. Это был коренастый невысокий мужчина лет сорока с сильно загорелым, обветренным лицом и пронзительными голубыми глазами. По скромной, но добротной одежде из толстой коричневой кожи можно было предположить, что он охотник.

— Стрелок Марий, — представился он, по-деревенски кланяясь. — Рад, что помог вам и юной даме.

— Я Элиас Крунос, королевский гвардеец и помощник Западного судьи Фредерика, — Элиасу было приятно хоть кому-нибудь перечислить все свои новенькие 'титулы'. — Это дама Марта. Мы тоже очень рады, что вы подоспели.

Стрелок кивнул, еще раз поклонился, услыхав, с какой важной птицей свела его судьба и начал рассказывать:

— Я в дубраве охотился, потом услышал шум. Гляжу: трое негодяев девушку тянут в повозку. Руки ей связали — и туда. Эх, нехорошо, думаю. А отбивать боязно: я один, их вон сколько, да все при оружии. Я и решил: пока прослежу за ними. Скоро вечер, заночуют где-нибудь, а я вот в темноте подкрадусь (я на это мастер) да повозку и открою. Сбежим без шума и возни. А тут вы, молодой да горячий. Ну, думаю, раз так, и ночи не надо дожидаться, — Марий широко улыбнулся.

— Что ж, мы очень вам благодарны, — ответил Элиас. — Что хотите за свою храбрость?

— А ничего, — еще шире улыбнувшись, сказал стрелок. — Помог добрым людям — и хорошо. На небе запишется. Вам вот пожелаю, чтоб не попадались больше в такие переделки. Прощевайте.

Он махнул им рукой и исчез в пуще.

— Как вы? — спросил Элиас у Марты. — Все в порядке? Меня послал Фредерик: забрать вас из дубравы и проводить в трактир 'Счастливый путь'.

— С ним что-то случилось? — встревоженным голосом проговорила девушка, вытирая следы слез со щек. — Я знаю, если бы все было в порядке, он бы сам за мной приехал.

— Да пустяки. Он слегка ранен — доктор велел ему лежать. Так что он мне вас доверил.

— Ранен?! Но что произошло? — голос Марты стал еще тревожнее.

— Этого он мне не рассказывал, — Элиас решил, что пора закруглять эту тему. — И не волнуйтесь, с ним все в порядке: в королевском Дворце, в своих покоях, под присмотром лучшего доктора королевства... Давайте-ка, садитесь на моего коня и поедем в 'Счастливый путь'.

— Нам незачем туда ехать!

— Так распорядился судья Фредерик, и его приказы не обсуждаются! — твердо отвечал Элиас.

— Вы не понимаете, мастер Элиас, — поспешно заговорила Марта. — Эти люди, что похитили меня, настроены очень серьезно. Я им нужна, это ясно. Они далеко не убегут: видели, что вы один, а этот одинокий охотник — так, счастливая случайность. Бандиты со временем обыщут все здешние места, чтобы узнать, куда я и вы делись, и обязательно наведаются в трактир. Даже если там за меня заступятся — бандиты хорошо вооружены и перебьют всех, кто им станет мешать. Так что, прежде всего, необходимо дать знать сэру Фредерику о том, что случилось. Он хоть помощь пришлет. Если мы этого не сделаем, а станем тихо сидеть в трактире и ждать неизвестно чего, бандиты рано или поздно найдут нас, и тогда у них будет, кем шантажировать сэра Фредерика.

— Легко сказать — дать знак, — фыркнул Элиас. — Ну, предположим, я согласен, что нужно поступить именно так. Но как? До столицы несколько дней пути, а бросить вас одну я не могу: сами сказали, как это опасно. Пока я доберусь туда, все расскажу Фредерику, вернусь с подмогой обратно — вас к тому времени точно найдут.

— Не нужно никуда ехать, — отвечала Марта. — Нам надо вернуться в мой Пост. Сэр Фредерик всех своих Смотрителей научил пользоваться голубиной почтой. И моя голубятня уцелела — бандиты ее не нашли. Она на самой верхушке дуба.

Элиас, немного подумав, согласно кивнул. Что ж, эта девушка ему, право, нравилась: не только красивая, но и деятельная, и здраво рассуждает. Только ее навязчивые идеи насчет Фредерика слегка портили дело. 'Есть уже две дамы, которые мне по душе. И как это получилось, что у обеих на уме именно судья', — с досадой подумал Элиас, когда они ехали в глубь пущи.

Пост судьи в Лисьей дубраве был полностью разгромлен. Он, правда, так и остался не виден снаружи, но внутри царил неописуемый беспорядок: стулья, столы переломаны, посуда разбита, крохотная печка разрушена, все, что можно было порвать, порвано.

— Похоже, они и не взяли ничего, — заметил, осматриваясь Элиас.

— Если бы было что-то, что можно использовать против сэра Фредерика, они бы это взяли, — пожала плечами Марта, осторожно переступая через обломки мебели, намереваясь пройти в спаленку. — Но здесь ничего нет.

— Кроме вас, — ответил на ее слова юноша.

Она лишь вздохнула, откинув назад свои роскошные черные волосы, а Элиас ощутил дрожь в коленках.

— Я переоденусь. В этом платье неудобно будет лазить по веткам. Надеюсь, хоть что-то из одежды они оставили целым.

Через пару минут она вернулась, облаченная в мужскую, очевидно, Фредерикову, одежду. Элиас отметил, что так она еще красивей: узкие кожаные штаны обтягивали стройные, длинные ноги девушки, делая Марту очень соблазнительной.

— Теперь найдем перо и чернила, — сказал он и, чтоб отвлечься, принялся шарить по комнате.

Чернильница обнаружилась на полу, под крышкой стола. Благо она плотно закрывалась крышечкой и своего содержимого не потеряла. Нашлась и бумага, и перо, потрепанное, но вполне годное.

В письме они подробно, насколько хватило места, изложили все, что случилось. Марта скрутила листик в трубку, сунула в специальную сумочку и, выйдя наружу, смело полезла по раскидистым сучьям вверх. Через какое-то время Элиас, оставшийся внизу, услыхал хлопанье птичьих крыльев и мог видеть, как пестрый крупный голубь взмыл в воздух и полетел на восток.

— Это Стрела, самый быстрый, — сказала, спустившись, Марта. — До Белого Города долетит за пару часов. По прямой, для птицы — это пустяки. Так что проводите меня в 'Счастливый путь' и возвращайтесь к своим делам.

— Да, но ведь люди, которых Фредерик решит выслать нам на помощь, не птицы, — заметил Элиас. — Я вас одну не оставлю. Фредерик не просто так приказал ехать в трактир: может, нас там кто-то ждет. Вот и проверим. Передам вас, как ценность, из рук в руки, тогда и успокоюсь.

Скоро они спешно ехали по Лисьей дубраве. Уже потемнело, и Элиас хотел, как можно раньше попасть в трактир, но до 'Счастливого пути' было еще далеко. Марта, сидевшая позади него, держалась спокойно: ей не первый раз приходилось встречать темноту в дубраве. Чувствуя беспокойство юноши, она положила руку ему на плечо и сказала:

— Не беспокойтесь, мастер Элиас. В этой пуще уже нет разбойников, об этом позаботился сэр Фредерик.

Юноша был рад ее словам: похоже, можно было начать разговор.

— А что Фредерик всегда сам разбирается с преступниками? — спросил он.

— Нет, конечно. Даже судья не в состоянии следить сразу за всем в своем округе, — отвечала Марта. — У сэра Фредерика есть своя команда людей. Он сам их выбирал, готовил, проверял. А сам он берется лишь за самые запутанные или опасные дела, — она вздохнула. — Как он меня иногда пугает, но в этот раз... Вы сказали, что он ранен? Такого вот никогда не было. Сэр Фредерик так искусно владеет оружием. Нет бойцов, ему равных. Разве, может, еще кто из Судей. У них, я слыхала, свои секреты боевого мастерства...

— Я тоже такое слыхал. Ну, по словам Фредерика, когда его ранили — это была серьезная ситуация. Шестеро отличных бойцов против него одного.

— Вы же сказали, что он вам ничего не рассказывал, — лукаво заметила Марта.

— А. Ну... почти ничего, — смешался Элиас. — Пару слов только.

— Хорошо, я не буду вас пытать. Все, что мне надо знать, сэр Фредерик сам всегда говорит.

Элиас чувствовал себя болваном. Но разговор решил продолжить:

— А как судья отбирает себе команду?

— Не знаю. Может, дает сперва какие-нибудь небольшие поручения и наблюдает, как человек справляется. Вот как вам, например. Вы, судя по всему, желаете быть в числе его людей.

Элиас пожал плечами. Она ведь почти угадала. Нет, он еще не до конца решил, ведь его только что сделали гвардейцем. Но что интересного в том, чтобы идти по дорожке, давно протоптанной предками. Может он, Элиас Крунос, проложит новую стезю для своего рода. Ведь это тоже почетное занятие: защищать справедливость, порядок и спокойствие родины внутри. Может даже еще почетнее, чем делать это на поле брани. Ведь конфликтов с соседями у королевства давно не было, а внутренние не прекращались: это и бандиты всех сортов, и зарвавшиеся землевладельцы, что тиранили своих подданных, и многое другое. А сейчас, судя по всему, объявился некий очень уж сильный, опасный и наглый негодяй, который посмел устроить покушение на судью Королевского Дома, а потом — похитить его Смотрителя. Да, Элиас был уверен: то, что случилось с Мартой, организовал именно он.

— Эх, если бы захватить в плен одного из этих бандитов, — пробормотал Элиас. — Я бы развязал его язык.

'Да, кстати, — вдруг мелькнула неожиданная мысль, — если бы я разобрался в этом деле, нашел главаря этих бандитов, доставил его к Фредерику на суд! Вот уж после такого Западный судья точно бы принял меня в свою команду и, возможно, не на последнее место!' Такая идея заставила Элиаса даже забыть о теплых руках Марты, что держались за его пояс...

До 'Счастливого пути' они добрались лишь под утро. Пришлось довольно долго колотить руками и ногами в массивные высокие ворота, чтобы добудиться хозяев. Но крепкие, увесистые кулаки Элиаса сделали свое дело: он так сильно громыхал ими в дубовые створки и зычно кричал 'ОТКРЫВАЙТЕ!', что переполошил весь мирно спящий трактир. Сквозь щели забора было видно, как замелькали огни спешно зажженных факелов и фонарей, послышались беспокойные голоса и подозрительный звон оружия.

— Нет, ну свинство! — возмутился Элиас. — Мало того, что держат нас тут среди ночи, так еще и оружием решили встречать. Ух! — с этим возгласом он выхватил свой меч.

— Тише. Если они, открыв ворота, увидят вас готовым к бою, точно решат, что мы разбойники, и убьют из луков, — возразила Марта, мягким прикосновением заставив его опустить руку с мечом. — Спрячьте оружие и держите руки на виду. Местные всегда очень осторожны и, если что-то угрожает их жизни, до двух не считают.

Элиас послушался. Ворота скрипнули, отворяясь, и проем тут же ощетинился стрелами и копьями. Марта оказалась права.

— Доброй ночи, — начал Элиас уже не рыкающим голосом, а помягче и поспокойнее. — Ночь застала нас в пути, и все, что мы хотим, это ужин и ночлег, — вдруг, вспомнив о кольце Фредерика, он быстро снял его и ткнул в нос ближайшего человека. — Вот, печать судьи. Вы должны помогать.

Все оружие, направленное против них, тут же опустилось. Из-за спин мужчин выскочила хозяйка-толстушка: она узнала Элиаса и защебетала:

— Молодой господин вернулся. Мы очень, очень рады. Для вас — самая лучшая комната, самая лучшая еда. Я сама все приготовлю, — подскочив к юноше, она крутым бедром оттерла от него Марту и повела сбитого с толку такой резкой переменой приема Элиаса в дом.

Комнату выделили действительно неплохую для обычного придорожного трактира: большую, хоть и с низким потолком, чистую и теплую, на втором этаже. Перед этим Элиас видел, как хозяин и его молодцы выпихнули оттуда толстого купчину, сердито бренчавшего у них перед носом не менее толстым кошельком. Но, похоже, кольцо Западного судьи оказалось весомее. Хозяйка перестелила постель, недовольно косясь на Марту.

Когда на постоялом дворе все более-менее затихло, хозяйка пригласила ночных гостей в столовую залу, где для них зажгли свечи и собрали на стол довольно приличный ужин: холодную телятину, пирог с луком и капустой, печеные овощи и пару бутылок местного пива. Элиас только сейчас обнаружил, что жутко голоден.

За какую-нибудь четверть часа все съестное было уничтожено двумя парами молодых челюстей, и Элиас, и Марта, благостно вздыхая и прислушиваясь к теплоте, расползавшейся по животу, откинулись на спинку скамьи. Теперь захотелось тишины и спокойствия, и глаза начали слипаться.

— Как же мы будем спать? — спросила Марта. — В комнате одна кровать.

— Идите наверх, а я здесь переночую, — великодушно ответил Элиас. — Вам отдых больше нужен: столько натерпелись. Я же боров крепкий, и тут, на скамье высплюсь без проблем.

Марта была довольна. Она даже неожиданно поцеловала его в щеку, блеснув глазами, и сказала:

— Вы мой ангел-хранитель, мастер Элиас. Ваши родители должны вами гордиться. Я обязательно расскажу сэру Фредерику, как много вы для меня сделали.

С этими словами она, подарив ему еще один добрый взгляд и улыбку, поднялась наверх по скрипучей лестнице. Размякший от пива и поцелуя Элиас проводил ее взглядом. Потом подтащил скамью ближе к горевшему камину, застелил ее плащом и попытался удобнее устроится. Но спать не пришлось: лестница вновь заскрипела, и в столовую залу спустился какой-то человек в простой черной одежде.

— Мастер Элиас? — тихим голосом спросил он юношу.

Тот кивнул, сообразив, что, видимо, это — человек Фредерика.

— судья вам очень доверяет, — человек кивнул на кольцо судьи. — Меня зовут сэр Филипп, я ближайший помощник лорда Фредерика. Мне поручено встретить вас здесь и препроводить Смотрителя Марту в безопасное место.

— А вы знаете, что с нами случилось?

Сэр Филипп отрицательно покачал головой. И тогда Элиас, совершенно забыв о том, что смертельно устал и хочет спать, начал взахлеб рассказывать о происшествии в Лисьей дубраве. Сэр Филипп внимательно выслушал, ни разу не прервав юношу и совершенно спокойно воспринимая активные жестикуляции Элиаса, который не только рассказывал, но и показывал, как он сражался с бандитами.

— Вооот, — этим словом юный гвардеец закончил повествование и перевел дух.

— Молодой человек, вы достойны всяческих похвал, — сказал сэр Филипп. — Я при случае расскажу судье Фредерику о вашей самоотверженности. Пока же дальше будем действовать так: вы немедленно возвращаетесь в столицу, я же, не дожидаясь утра, уеду с девицей Мартой.

— Куда? — слегка потеряно спросил Элиас.

— Ну, юноша, этого вам знать не следует. Могу лишь сказать, что Марта продолжит свою службу, став Смотрителем в том месте, которое определит ей судья Фредерик.

— А попрощаться с ней я могу?

— Почему же нет? — улыбнулся сэр Филипп, но его улыбка не понравилась Элиасу: она открыла мелкие, как у белки, зубы с большой щербиной по центру. От этого круглое с мягкими чертами лицо сэра Филиппа стало хитрым и хищным.

— Прямо сейчас, говорите? — совсем уж помрачнев, спросил Элиас.

Помощник судьи утвердительно кивнул. А Элиас вздохнул.

— Не огорчайтесь, мастер Элиас, — сказал сэр Филипп. — Вы с ней еще увидитесь, я вам обещаю, — и он вновь улыбнулся.

— Да, но как же послание, которое мы отправили Фредерику с голубиной почтой? — спохватился юноша.

— Не волнуйтесь. Бандиты ведь ничего про меня не знали, и на это судья Фредерик и будет рассчитывать. Я увезу, как и должен был увезти, Марту в безопасное место. И даже, если негодяи станут ее искать — все будет бесполезно. Уверяю вас, сэр Фредерик именно так и решит. Совершенно не обязательно посылать сюда помощь. Вы же написали ему, что следуете в 'Счастливый путь'.

Элиас вновь прокрутил в голове эти слова и подумал, что, в самом деле, все разумно.

* * *

Фредерик сидел в своей широкой постели под шелковым балдахином и, скучая, наблюдал за мастером Линаром. Тот, сгорбившись над шахматной доской, уже четверть часа обдумывал ход, морщил лоб и почесывал правую мочку уха.

Судья заключил сам с собой пари, что доктор сейчас походит слоном и откроет короля. Линар так и сделал. Тогда Фредерик, тяжко вздохнув, передвинул коня и объявил:

— Шах и мат.

Доктор только развел руками. Потом расставил фигуры вновь, предложил новую партию. судья поморщился:

— Надоело.

— Надоело играть? — переспросил Линар.

— Надоело выигрывать, — поправил его Фредерик.

— А вы поддавайтесь.

— Не умею.

— Настоящий стратег должен уметь и проигрывать, но так, чтоб никто не подозревал, что он специально это делает.

— Если так хорошо разбираетесь в стратегиях, может, вы мне специально проигрываете?

Мастер Линар вздохнул:

— К сожалению, нет.

Теперь Фредерик вздохнул и откинулся на шелковые подушки, которых за его спиной было четыре штуки.

— Долго вы еще продержите меня в постели? — спросил он, наблюдая, как Линар собирает шахматы в бархатный мешочек и завязывает его золотым шнурком. — Мне вон уже голубиную почту шлют с просьбой о помощи.

— Знал бы — подстрелил шуструю птичку.

— Вы не любите птиц, доктор?

— Я не люблю, когда вмешиваются в мой лечебный процесс.

— Что это за процесс: заставлять человека днями и ночами валяться в кровати, — пробурчал судья и взял с подноса на прикроватном столике большое красное яблоко, впился в него зубами и сердито захрустел. — У меня от лежания, наоборот, бока болят. Смотрите — заболею чем-нибудь еще.

— Из моих пациентов вы самый ворчливый и капризный, — заметил доктор. — Почему не бреетесь? — он кивнул на пятидневную щетину Фредерика. — Вы стали похожи на бандита...

— Ха, пусть все видят, до чего вы меня довели.

В спальню важно вплыл камердинер Манф.

— Мастер Элиас Крунос просит разрешения войти, — громогласно объявил он.

Фредерик чуть не подавился яблоком, выпрыгнул из-под одеяла и, накинув на исподнюю сорочку халат, босиком поскакал в гостиную, опрокинув по пути бронзовый светильник со стола. Манф флегматично поймал падающий канделябр и водрузил на место. Мастер Линар в который раз сокрушенно развел руками и последовал за судьей.

Элиас, присевший в кресло, чтоб отдохнуть с дороги, услыхал сперва быстрое шлепанье босых ног по паркету, а потом уже увидел вбегающего Фредерика и слегка опешил: судья оказался бледным, взъерошенным и небритым, и именно его ноги шлепали по полу.

— Привет, малыш, — с ходу заговорил он. — Как добрались? Как Марта?

— Я один, — отвечал Элиас. — Марту увез с собой сэр Филипп, как было задумано.

— Ка-акой Филипп? — тусклым голосом спросил Фредерик.

Он побелел еще больше и вдруг без сил опустился в соседнее кресло. Элиасу вдруг показалось, что вокруг них все стало черно-белым.

— Филипп, — прошептал судья и стиснул руками голову. — Элиас, и ты, и я полные дураки! Я не все рассказал тебе, и ты сам отдал ему в руки Марту.

Предупредительный Манф уже стоял рядом с двумя стаканами воды. Фредерик машинально выпил один, буквально из-под рук Элиаса выхватил и второй, так же быстро его осушил.

— Еще, сэр? — невозмутимо осведомился камердинер.

— Будь так любезен, — растерянно отвечал судья.

Манф торжественно направился набрать еще воды в стаканы.

Судья лихорадочно ерошил себе волосы, пытаясь соображать. Это не так хорошо получалось, как хотелось бы. Впервые Элиас видел Фредерика таким озабоченным, даже растерянным: обычным для лица судьи было выражение уверенности, граничившей с самоуверенностью.

— Манф, — позвал он, — мою дорожную одежду, все боевое снаряжение и меч, и отдай приказание, чтоб седлали моего вороного Крошку.

— Я не позволю, — стальным голосом отозвался стоявший в дверях спальни мастер Линар. — Вы обещали мне, что неделю, сэр Фредерик, хотя бы неделю проведете в кровати под моим присмотром.

— Да зажила эта дырка, зажила! — воскликнул Фредерик. — Этот ваш бальзам чудеса творит. Вы же видите: я бодр и свеж. Ну, может слегка помят постелью... И вообще, что бы там ни говорили, я уезжаю! Уже пять дней провалялся, и вот к чему это привело!

Он в крайнем раздражении ударил по столу рукой. Тот жалобно скрипнул.

— Маанф! — взревел судья, видя, что камердинер не двигается с места.

— Сэр, прошу прощения, но у меня договоренность с мастером Линаром, — отвечал тот.

Фредерик от возмущения, казалось, потерял дар речи.

— Черт с вами, если вы ничего не понимаете, — молвил он, наконец, — сам знаю, где гардеробная — не в первый раз. Элиас, малыш, идем — поможешь. А если вы, — это он уже сказал, сжав кулаки, вставшим на его пути в гардероб Линару и Манфу, — если попытаетесь меня остановить, клянусь, применю силу! И миндальничать не стану!

Камердинер и доктор в замешательстве переглянулись. Они были почти на голову выше судьи, а Манф — еще и крупнее, но, видимо, оба хорошо знали о возможностях Фредерика, поэтому не стали искушать судьбу и уступили ему дорогу. Элиас, совершенно растерянный, поспешил на судьей. В гардеробной Фредерик с кряхтением оделся, неловко ворочая левой рукой: видно, рана все-таки давала о себе знать, — и Элиас помог ему натянуть на нижнюю рубашку тонкую, невесомую, серебристую кольчугу, а на нее — кожаную куртку. судья также взял боевые браслеты, приладил хитроумный арбалетный механизм, повесил за спину меч, а на бронзовый пояс — кинжал. Как был, небритым и растрепанным, выскочил вместе с Элиасом в коридор, сверкнув напоследок глазами в сторону камердинера и доктора.

У конюшен, к которым они бегом направились, на руку Фредерику внезапно сел большой голубь.

— Письмо! — воскликнул Элиас.

— Вижу, не слепой, — буркнул Западный судья и развернул послание, пробежал глазами по строчкам. — Так я и думал. Он убил Олисса и спрятал его под кроватью в комнате, а потом выдал себя за Олисса, чтобы заполучить Марту.

— Я не понимаю, — пробормотал Элиас.

— Ясно, что тебе ничего не ясно, — отвечал Фредерик, отпуская голубя. — Объясню. Человек, которому ты препоручил Марту, некто Филипп, приехал в 'Счастливый путь', где вас ждал мой человек, сэр Олисс. Филипп убил его и спрятал тело. Затем дождался вас двоих и, выдав себя за моего помощника, получил то, чего не получили его люди, а именно — Марту. Странно, что он и с тобой не расправился, ведь мог... Я послал в 'Счастливый путь' Марка, тоже одного из своих людей, после того, как получил ваше послание. Вот он теперь мне ответил, что нашел беднягу Олисса в одной из комнат трактира под кроватью. Филипп задушил его шнурком плаща.

— Так это он послал похитителей за Мартой?

— Да. Я ведь уже объяснил.

— Тогда, может быть, этот человек также организовал покушение и на тебя.

— Смотри-ка, а ты быстро соображаешь, — вдруг засмеялся Фредерик, но без насмешки — весело.

— Я поеду с тобой за Мартой.

— Разве я так сказал?

— В том, что она оказалась в руках бандитов, есть и моя вина...

— Нисколько, — перебил его Фредерик. — Вина здесь только на мне: я дал тебе слишком мало информации, чтобы ты мог действовать правильно, и теперь сам разберусь с этим делом.

Судье тем временем подвели могучего вороного коня в серебряной сбруе. Он уже собирался сесть в седло, как услышал:

— Фред! Подожди!

Элиас также обернулся на нежный голос: по тропинке со стороны парка легко и грациозно бежала дама Кора. Эта рыжая красавица воздушной бабочкой мелькнула мимо юноши, чтобы остановиться возле Фредерика:

— Фред, куда ты отправляешься? Я спрашивала у мастера Линара: ты должен еще лежать.

— Никому ничего не должен, — резко отвечал судья и уже сунул ногу в стремя.

— Фред! — дама Кора схватила его за рукав, чтобы остановить, но отпустила, видя, что на них смотрит Элиас, и смолкла, потом обратилась к гвардейцу. — Вы не могли бы оставить нас для важного разговора.

Юноша чуть слышно вздохнул, понимая, что оставаться здесь уже совершенно ни к чему: Фредерик не берет его с собой, а даме Коре он уж точно не интересен. Оставалось лишь одно: идти к отцу и выполнять свои обязанности королевского гвардейца. Слегка поклонившись судье и даме, он спешно зашагал через парк к выходу.

— И что за важный разговор? — довольно холодным тоном спросил Фредерик, глядя мимо Коры.

— Мне надо знать, что ты задумал, — девушка вновь взяла его за рукав.

— Я не обязан отчитываться перед тобой.

— Фред, если я буду знать, быть может, я смогу помочь тебе, — она все старалась поймать его взгляд.

— А мне кажется, совсем наоборот, это может помешать моим планам, — и судья решительно вскочил в седло. — Прощай, киска, может, еще свидимся.

Кора не успела и рта открыть, как он стегнул вороного и быстрей молнии понесся по аллее парка к выходу, обгоняя Элиаса. Девушка лишь сердито топнула ногой. В глазах ее были отчаяние и даже слезы. Но спустя мгновение лицо Коры просветлело: она прищелкнула пальцами, до того ей понравилась внезапная мысль, и побежала за гвардейцем.

— Мастер Элиас! Постойте! — окликнула она юношу.

Тот обернулся.

— Я не ошиблась? Вас ведь так зовут? — спросила девушка, подходя к нему и очаровательно улыбаясь. — Ваш отец — капитан королевской гвардии, я права?

— Совершенно правы, — Элиас учтиво поклонился, польщенный тем, что она его знает (интересовалась, значит).

— Теперь у меня к вам важный разговор. И он касается судьи Фредерика, — Кора взяла юношу под руку. — Пойдемте, присядем где-нибудь в парке и побеседуем.

Они без труда нашли уютную скамейку, окруженную невысокими стрижеными кипарисами.

— Я вижу, что Фредерик очень вам доверяет, мастер Элиас, — начала Кора. — Значит, вы незаурядный человек. Поэтому я решила поговорить именно с вами, и если вы мне не поможете, то уже никто не поможет.

Элиас приосанился: начало разговора ему нравилось — хрупкая красавица просила его о помощи.

— Понимаете, это дело, которым сейчас занимается судья, очень опасно. Настолько опасно, что он сам даже не подозревает, — продолжала Кора. — Но сперва скажите мне, вам ничего не говорит имя Филипп или Юхан?

Элиас кивнул.

— Хорошо, — помрачнев, сказала девушка. — А вы не могли бы рассказать мне подробности, при которых вам пришлось столкнуться с этими людьми?

— Простите, дама Кора, но я не могу вам рассказать — это не моя тайна, — и гвардеец опустил взгляд.

— Поймите же, я должна знать как можно больше, чтобы определить, какой опасности подвергается Фредерик. Все ваши недомолвки только погубят его! Я же могу помочь и хочу этого! — голос Коры дрожал и срывался от волнения.

— Неужели вы можете больше судьи Королевского Дома? — недоверчиво спросил Элиас. — Дама Кора, извините, но я склонен не доверять вам после таких заявлений. Я совершенно вас не знаю.

И вновь на лице девушки появилось выражение отчаяния. Она даже всплеснула руками:

— О боже, и вы меня не хотите понять! Что ж мне сделать, чтоб вы поверили?

Тут она решительно схватила Элиаса за плечи и с неожиданной силой прижала его к кипарисам, глянула прямо в лицо, пронзив зелеными молниями глаз.

— Я люблю его, мастер Элиас. Люблю так, как не любят отца с матерью. Вы чувствовали когда-нибудь подобное?.. А теперь ему грозит большая опасность, и, поверьте, я хочу и могу помочь. Мне только нужно знать все то, что знаете вы, чтобы решить, как действовать. И это не все. После того, как вы мне все расскажете, мы вместе отправимся за Фредериком и поможем ему, хочет он этого или нет. Он, в самом деле, не понимает, что ему грозит. И я прошу вас, умоляю, только об одном: поверьте мне...

Какое-то время Элиас молчал. Надо сказать, что первые слова Коры произвели на него большее впечатление, чем все последующие. Юноша был сильно огорчен: настроился на приятное уговаривание, а вместо этого получил недвусмысленное признание в любви к другому.

Но девушка продолжала пронзительно смотреть на него, и он не выдержал: лгать с таким взглядом было невозможно.

— Я верю вам, — глухо ответил он. — Я расскажу...

* * *

Вороной Крошка был на редкость резвым. Именно поэтому Фредерик выбрал его, чтобы ехать в Лисью дубраву. Сутки бешеной скачки — и судья оказался у ворот 'Счастливого пути', где намеревался встретиться со своим помощником Марком. Оставив Крошку на попечение местного конюха, Фредерик вбежал в трактир: все сидевшие обернулись на грохот открывшейся двери. Среди них судья тут же выхватил взглядом рыцаря Марка, махнул ему рукой. Помощник, невысокий молодой человек с белесыми волосами и светлыми глазами, подскочил к нему.

— Идемте, покажу, — тихо сказал он Фредерику.

Они поднялись по лестнице на жилой этаж, зашли в одну из комнат, маленькую и темную.

— Здесь я нашел Олисса, — сообщил Марк, указывая на узкую постель. — Лежал там с передавленным горлом.

— Где тело? — спросил Фредерик.

— Я приказал хозяевам положить его на ледник. Они ужасно сопротивлялись, а хозяйка вообще скандал закатила...

— Я думаю, — мрачно усмехнулся судья, — чтоб мертвец лежал рядом с их мясом и колбасами. Ты осмотрел Олисса?

— Да, его задушили, я ведь писал в послании.

— В самом деле, помню... А что говорят хозяева? Постояльцы?

— Что ж им говорить: ничего не помним, мало ли народу мелькает в нашем трактире. Люди такие ненаблюдательные. Описали с грехом пополам того, с кем уехала Марта.

— Ну и?

— Приличного вида господин, среднего роста, упитанный, круглолицый. В темной одежде, на хорошем гнедом коне, расплатился золотой монетой. Да, еще, щербина во рту по центру. Вот щербину хозяйка запомнила: он ей улыбался. Хоть какой толк от скандальной бабы, — пробурчал Марк.

— Куда же они с Мартой поехали?

— Хозяин сказал, что на юг.

Фредерик нахмурился.

— Скорее всего, он подался в Зимний порт — там нечто вроде штаб-квартиры. Заманивает меня.

— Кто — он?

Судья не ответил, продолжал думать вслух, нахмурив брови:

— Я проигрываю эту партию.

— Сэр?

Фредерик встрепенулся:

— Марк, ты едешь со мной. Заплати хозяевам. Скажи, чтоб позаботились о теле Олисса: пусть похоронят его на местном кладбище и поставят памятную плиту. Буду ехать обратно — проверю, как все сделано. У него семья ведь была?

— Да, сэр. Жена и сын пяти лет. Я их хорошо знаю. Мы с Олиссом давние друзья. Я гостил у них пару раз.

— Отлично. Чуть позже позаботишься о них: я выделю средства, чтоб они не бедствовали; если вдова пожелает, возьму сына под свою опеку — заменит со временем отца.

— Сэр, вы очень добры.

— Это не доброта, Марк, это мой долг им, и неоплатный, — буркнул Фредерик и тут же добавил со вздохом. — Как я не люблю, когда такое происходит.

Марк ничего не ответил. Он уже привык к этой черствости судьи.

— Едем сейчас же, — сказал Фредерик, но тут снизу донеслись запахи жареного мяса, от которых у молодого человека раздулись ноздри породистого носа. — Хотя... Ох, как я голоден!

Он, действительно, совершенно забыл, что уже больше суток ничего не ел и не пил. Это была особенность его организма, который с детства приучали довольствоваться малым и, если надо, даже забывать о потребностях пить, есть, спать. Однако сейчас тело, едва оправившееся от раны, победило разум, требуя себе подкрепления. Фредерик не стал сопротивляться.

Когда сытный обед был закончен, Фредерик, словно чертик из коробочки, выскочил во двор, сам в пять секунд оседлал вороного Крошку, махнул рукой уже готовому Марку, и молодые люди вихрем полетели по дороге на юг...

Их путь лежал в Зимний порт, небольшой город на побережье Лесного моря.

Море называлось так из-за водорослей, которых в нем было в избытке. Корабли, ходившие по Лесному морю имели специальные резаки на носах, чтобы не застревать в водяных зарослях. Одно было хорошо: водоросли являлись вкусной и дешевой пищей, и, если бы не их промысел, Лесное море давно стало бы не судоходным.

А Зимний порт получил свое название за то, что на зиму в этот город переправлялись суда с покрывавшихся льдом рек Южного королевства. Там они зимовали у запасных пирсов, менялась и чинилась их оснастка, корпуса. И в это время в городе было довольно спокойно: пираты, сновавшие на своих быстрых кораблях по Лесному морю, боялись заходить в Зимний порт, когда там стояли практически все суда королевства. Зато с началом речного судоходства, когда корабли лениво расползались по каналам и рекам, в порту появлялись трепанные бурями и частыми сражениями шхуны морских разбойников: они приезжали торговать добычей и проматывать заработанное в кабаках.

Зимний порт входил в Западный округ Южного королевства и являлся одним из его самых неспокойных мест. Фредерик называл его 'неблагополучный порт', хотя это было еще мягко сказано. Как во всяком порту (а их в королевстве было пять) здесь имелось множество кабаков, публичных и игорных домов и прочих злачных мест. Зимний порт жил по своим разбойничьим законам, свод которых назывался Темный Устав, и Фредерик никогда не переделывал эти законы, потому что, чтобы переделать Устав, надо было переделать весь город, а для этого его надо было просто уничтожить. Западный судья и его люди лишь следили за тем, чтобы соблюдались именно эти местные законы, чтобы не возникал так называемый Очум, которого боялись и сами неблагополучные жители Зимнего порта (во время Очума законы, и официальные, и Темный Устав, попирались и не соблюдались, то есть все очумевали).

Чтобы избежать подобного, Фредерик иногда даже прибегал к помощи главарей местных банд, а временами и они искали его покровительства и помощи. Само собой, все преступные кланы Зимнего порта исправно платили налоги и своему королю и своему судье, и за этим Фредерик также строго следил. Молодой Западный судья каким-то шестым чутьем всегда безошибочно придерживался определенного равновесия между благополучным и неблагополучным миром. За это Зимний порт уважал его и считал непреходящим 'головой', хотя каждый разбойник или вор, мелкий ли, крупный, знал, что стоит ему нарушить это самое невидимое равновесие, и судья обязательно найдет его и жестко накажет. Но, как бы жесток ни был в таких случаях лорд Фредерик, все знали, что наказание всегда справедливо.

При въезде в Зимний порт судья первым делом раздал щедрую милостыню нищим, что стояли и сидели у ворот. Среди побирушек у него было много осведомителей, и они, получая монетку, тут же давали ответы на вопросы, которые он им задавал.

Потом Фредерик и Марк углубились в город. Надо сказать, они очень устали: пять дней быстрой скачки почти без отдыха не дались даром. К тому же, и всадники, и лошади страдали от голода и жажды.

— Ничего, — сказал Фредерик. — Скоро мой Пост, там и отдохнем, а пока заглянем в кабачок 'Шумиха'.

Зимний порт неизменно пах рыбой, сыростью и нечистотами. Западный судья морщил нос и плетью отгонял от себя прохожих бродяжного вида, от которых разило за версту кислым пивом и немытым телом. Улицы в городе были грязные (как и их жители), кривые и темные от нависавших над брусчаткой верхних, более широких, чем первые, этажей. судья подумал, что вновь попал в полную противоположность Белого города. Марк держался невозмутимо: также не в первый раз посещал эти неблагополучные места.

'Шумиха' был один из самых приличных трактиров в Зимнем порту: более чистые комнаты и залы, более приличные еда и питье, более учтивое обслуживание. Этот постоялый двор был для Фредерика прикрытием: он якобы останавливался здесь, чтобы не привлекать внимание к своему Посту в городе. Так и в этот раз: хозяин, вечно пьяный краснолицый толстяк Галун, радушно встретил высокого гостя, определил ему лучшую комнату, на втором этаже, с окнами во двор, а не на шумную улицу; отправил в покои самую смазливую служанку с подносом, заставленным аппетитными блюдами, и кухонного мальчишку с четырьмя бутылками заморского вина из недавней контрабандной партии. Марк принял все это, выставил обслугу за дверь и велел их не беспокоить.

Наскоро подкрепившись, молодые люди набросили на плечи неприметные плащи простолюдинов, выбрались через окно и ушли по крышам в соседний квартал, где спустились на мостовую и пошагали по грязным улочкам в сторону порта.

— Весь город уже должен быть в курсе, что я здесь, — говорил Фредерик. — И я уверен, что сэр Филипп, как он себя называет, также оповещен.

— Он ведь убил вашего отца? — спросил Марк.

— Да, а теперь, судя по всему, замыслил убить меня. Но и этого ему мало. Я кое-что узнал и просчитал: в голове Филиппа зреет сумасшедшая идея захватить власть в Южном королевстве. Для этого ему надо сначала расправиться со всеми судьями — они ведь оплот порядка и закона в государстве. У Филиппа уже огромная банда. Хотя, это уже не банда, а целая организация. И в ней не только воры и разбойники: в нее вступили богатые торговцы, кое-кто из знати. Это те, кто недоволен теперешним правителем и положением в стране. И именно они выделяют Филиппу огромные средства для его темных дел против Судейства. Большие деньги — сиречь большая власть, и эти глупцы сами отдают ее в руки преступнику.

— Это же серьезный заговор! — воскликнул Марк. — Я не могу поверить, что знать предала своего короля и примкнула к какому-то бандиту!

— Филипп пообещал многим землевладельцам независимость, если сядет на трон, — продолжал Фредерик. — Ты же знаешь, как любит знать устанавливать порядки на своих вотчинах, не считаясь с законами сюзерена... Так что Филипп не так глуп — знает, чем привлечь на свою сторону... Эй!

Этот возглас относился к ребенку неопределенного пола и в неописуемых лохмотьях, который стрелой вылетел из-за угла и врезался судье в ноги. Фредерик схватил малыша под мышки и поднял на уровень лица:

— Что за зверь?

— Пусти! Он меня догонит! — заревело дитя. — Он меня будет бить!

— У такой крохи уже есть враги? — удивился судья.

И через минуту он в этом убедился: следом за крохой из-за угла выбежал загорелый до черноты верзила в ярких пиратских одеждах. На алом шелковом кушаке, что в несколько оборотов охватывал его ярко-синюю тунику, болтался с левой стороны широкий короткий меч, а с правой — целый набор метательных кинжалов в золотом футляре. Тяжелые сапоги пирата устрашающе грохотали по мостовой, а черные глаза метали молнии из-под мохнатых бровей. Казалось, даже воздух вокруг головореза раскалился, столько в нем было ярости.

— Ага! — воскликнул он, увидав ребенка. — Сейчас я тебя проучу!

Он щелкнул большим плетеным кнутом, и малыш, которому было, самое большое, лет пять, завизжал, стараясь вырваться из рук Фредерика. судья же спокойно передал кроху в руки Марка и повернулся к пирату, начав разговор по-деловому:

— Сэр, какие права у вас на этого ребенка?

— Это моя собственность! Так что — с дороги!

— Что можно сделать, чтоб вы отказались от прав на него? — невозмутимо продолжил Фредерик.

— Ничего! Эта сучка прокусила мне палец, а никто не смеет просто так пускать кровь капитану Алану!

— Девочка, — задумчиво произнес судья, глянув на побелевшего от ужаса ребенка. — Что-то везет мне на девочек...

Его мысли были прерваны диким ревом капитана Алана, который уже намеревался схватить малышку за волосы и вырвать из рук Марка. Рыцарь спешно уклонился, прикрывая собой девочку. Западный судья спас положение, коротко ударив по волосатому предплечью пирата ребром ладони. Рука капитана повисла будто плеть, а Фредерик продолжил:

— Сэр, вы отказываетесь от выгодного предложения. Три золотых за эту... Как вы сказали? Сучку?

— Ну, ты! — снова взревел уже окончательно рассвирепевший капитан и кинулся на Фредерика.

Тот посторонился и подставил верзиле ногу.

— Ладно, пять золотых. На рынке рабов вы за нее и двух с натягом не получите, — заметил судья, наблюдая, как пират поднимается на ноги. — Грязная, сопливая худышка, за которой еще, небось, и штанишки стирать надо. Может, вы ее еще и с ложки кормите.

— Ну, ты!!! — чуть не завизжал капитан, снова бросаясь в схватку.

На этот раз Фредерик встретил его сверкнувшим в сумерках белым мечом.

— Еще раз подумайте, сэр, — металлическим голосом сказал он.

— Западный судья! — выдохнул пират, сразу остановившись: меч Фредерика был его визитной карточкой, и в Зимнем порту это оружие он в свое время часто использовал.

— Мое предложение еще в силе, — предупредил судья.

— Я дарю вам эту девчонку, сэр, — низко кланяясь и гася в себе ярость, пробубнил капитан. — Для такого головы, как вы...

— Спасибо за любезность, но как я сказал, так и будет, — Фредерик спрятал меч и, отцепив кошелек с пояса, отсчитал пять золотых монет. — Не хочу, чтобы из-за встречи со мной вы были в убытке.

Пират взял деньги, вновь низко поклонился и сказал:

— Я, моя команда и моя шхуна 'Жук' всегда к услугам Западного судьи.

Фредерик кивнул и прошел мимо, дав знак Марку следовать за ним. Тот, вздохнув облегченно, поудобнее устроил на руках все еще всхлипывающую и дрожащую от страха девочку и поспешил за судьей. Он хотел сказать Фредерику, что восхищен его поступком, что это так благородно — заступаться за слабых, но не успел и рта открыть, как услышал судейское ворчание:

— Спаситель малолеток... Похоже, мне это на роду написано...

Пост судьи находился в самом порту, спрятанный под одним из высоких пирсов. Смотрителем там был мужчина средних лет, бывший моряк, насквозь просоленный морем. Фредерик не очень любил этот Пост: здесь, как, впрочем, и во всем порту, пахло рыбой, гнилым деревом и сыростью. Правда, в самом помещении, состоявшем из двух небольших комнат, было чисто и довольно уютно. Чтобы попасть в Пост, нужно было сесть в лодку и проплыть далеко под пирс, где у самого его начала в земле и находилось портовое убежище судьи.

Марк сел на весла, а притихшая девочка сначала скрючилась под скамьей, словно какая-нибудь зверушка, а потом, продрогнув, несмело подползла к Фредерику. Тот молча сидел на корме и задумчиво смотрел на воду. Ребенок боязливо глянул на судью. Фредерик, вздохнув, распахнул плащ:

— Ну, иди, погрейся.

Малышка довольно улыбнулась и быстро шмыгнула к нему на колени, крепко прижалась к груди молодого человека, обхватив его худыми ручонками. судья вновь вздохнул, подумав, что его бархатная куртка безнадежно испачкана, но пару раз ребенок глянул на него большими, сияющими от счастья глазами, и Фредерик забыл о куртке. За те несколько минут, что они плыли, девочка согрелась и заснула, обнимая своего неожиданного покровителя. Фредерик уже на руках пронес ее в Пост мимо удивленного Смотрителя и положил на свою постель во второй комнате, накрыл одеялом.

— Это чтоб тебе было весело, — обратился Фредерик к смотрителю Леону. — Проснется — выкупай, переодень, накорми и напои. Да, не забудь причесать, косы заплети. Умеешь ведь? А, еще — куклу какую-нибудь смастери. Пусть играет.

— Разве я нянька? — пробовал возмутиться Леон.

— Я купил ее за пять золотых, так что это — моя собственность. А ты — Смотритель моей собственности, вот и будь с ней поаккуратней, — усмехнулся Фредерик.

Леон еще что-то побурчал, собирая на стол.

— Что слышно в городе? — спросил судья.

— Все, как обычно: контрабанда, пираты, драки, грабежи, убийства. Ваши молодцы справляются с этим всем потихоньку. Пару недель назад некто Алан на 'Жуке' напал на большое торговое судно Шелковой гильдии. Глава гильдии, его семья, несколько других торговцев были на этом корабле. Судя по всему, они погибли. Теперь Алан и его команда беснуются в портовых кабаках, пропивая и прогуливая добычу. Несколько его ребят уже сидят в подвалах городской тюрьмы, еще пару — удобряют землю на кладбище со вспоротыми животами...

— Глава Шелковой гильдии, господин Амадей Вельс. Я встречался с ним в Белом Городе. Предприимчивый, энергичный молодой торговец, — проговорил Фредерик. — Женат уже лет шесть, у него есть малолетняя дочь... Хм... Уж не ее ли мы купили, Марк? Да, везет мне на сироток... А этого капитана Алана надо проучить. Он лишил королевскую казну хорошей статьи доходов: Шелковая гильдия платила огромные налоги.

— И как мы с ним поступим? — спросил Марк, густо намазывая свой хлеб маслом, а потом — сливовым вареньем.

— Капитан Алан сам предложил мне свои услуги. Вот я ими и воспользуюсь, — усмехнулся Фредерик. — Я поставлю его во главе Шелковой гильдии вместо погибшего Амадея Вельса. Пусть перевозит шелк на своем 'Жуке'. А если доходы гильдии станут падать, из него самого совью шелковые веревки. Он убил купца, теперь пусть будет в его шкуре.

— А если это ему понравиться?

— Не моя забота. королевство не должно терять доходы из-за бандита. Понравиться — оно и к лучшему, одним пиратом меньше, не понравиться — есть другие перспективы, и намного хуже. А когда вырастет кроха, что спит в соседней комнате, он передаст ей всю Шелковую гильдию, и она решит его судьбу. Так что передай мое распоряжение насчет этого капитана Алана и его людей. Пусть их нынче же арестуют и ждут меня для оглашения приговора.

Марк согласно кивнул.

— Побрились бы перед тем, как гильдии разбойникам вручать, — проворчал Леон, стругая что-то в своем углу.

— А, — вспомнил Фредерик и провел рукой по уже отросшей бороде, затем почесал голову. — Приготовь-ка горячую ванну, мне и вымыться бы стоило, — и он рассмеялся.

* * *

— Мой отец выше и сильней тебя, — ни с того, ни с сего буркнула Агата, когда Фредерик торжественно вручил ей золотоволосую и голубоглазую куклу в розовом платье, щедро расшитом бисером.

— А кто защитил тебя от пирата? — парировал судья, присаживаясь за стол. — Твой отец, что ли?

Агата обиженно надула свои румяные щеки еще больше.

Конечно, не стоило лишний раз напоминать девочке, что родителей уже нет рядом, но Фредерик рассуждал так: он сам в три года узнал, что такое смерть, когда погиб его отец, и это лишь сделало его тверже и жизнеспособнее, потому и малышка Агата должна знать о жизни не только миндальные стороны. 'Чем раньше она сообразит, что осталась одна на свете, тем быстрее повзрослеет и поумнеет. И сил, не физических, так духовных, у нее прибавится, — говорил судья. — Никто ведь с ней нянькаться не будет. Лучшее, что я могу сделать — отправить ее в свое поместье, под присмотр моей нянюшки, древней, как мой меч. Но она ее может испортить кружавчиками и рюшечками. Можно, правда, и в монастырь определить, да тоже жаль девчонку. С нянюшкой судьи Фредерика куда как лучше'.

Правда, он сам два последних дня возился с девочкой. Платьев ей накупил, игрушек, постоянно носил всякие сладости и вкусности. И почему-то ему нравилась эта нехитрая забота о малышке.

Агата, действительно, оказалась дочерью погибшего торговца Амадея Вельса. Вместе с родителями она совершала свое первое путешествие по Лесному морю: корабль шелковой гильдии отправлялся в очередной рейс, и Вельс решил взять с собой семью. Плавание казалось безопасным: торговое судно было снабжено двумя катапультами и имело на борту отряд воинов, вооруженных луками и дротиками.

Пираты напали поздней ночью из-за каменистого острова, которых в изобилии по всему Лесному морю. У них были черные паруса, и в темноте на торговце поздно заметили надвигавшуюся опасность.

Во время боя мама Агаты спрятала дочь в одном из сундуков с одеждой. Бандиты, разбирая добычу после схватки, там и обнаружили девочку. Убивать ребенка они не решились, и капитан забрал ее себе с тем, чтобы позже затребовать выкуп с родных малышки. Правда, он не знал, что погубив родителей Агаты, он оставил ее круглой сиротой...

Фредерик сделал так, как решил: во главе Шелковой гильдии он поставил пирата Алана, проведя перед этим с капитаном обстоятельную разъяснительную работу...

Агата же дулась, когда судья пытался заниматься с ней — показывал буквы и цифры, учил их прописывать и считать яблоки. Когда же он сидел, нахмурившись, за столом, обдумывая всевозможные судейские дела, то девочка подходила ближе, устраивалась у его ног и так замирала, пока он не обращал на нее внимания.

Судью все беспокоило. 'Еще немного, и я окончательно привяжусь к ней, — так думал он, наблюдая, как девочка заплетает куклам косы. — Надо бы отправить ее в поместье'. Но это тоже влекло за собой проблемы: о том, что у Западного судьи в усадьбе появилась воспитанница, тут же станет известно по всему королевству, и этим не преминут воспользоваться враги Фредерика: они могут похитить девочку, как сделали это с Мартой, и шантажировать его. 'Я совершаю вторую ошибку, — озабочено тер лоб Фредерик. — Сперва привязался к Марте, теперь — к этой крохе. Слишком много уязвимых мест, господин судья... Ни друзей, ни любимых — не забывай, чему тебя учили. Твой отец в свое время попался на ту же удочку и осиротил тебя'.

За эти два дня он поднял всю свою сеть осведомителей, чтобы выяснить хоть что-нибудь о Филиппе, о его клане и о Марте. Судьба девушки беспокоила его с каждым днем все сильней. Хотя он понимал, почему похититель до сих пор не выставил свои условия. 'Тянет время — хочет пощекотать мне нервы', — так думал Фредерик.

Филипп объявился сам: к концу четвертого дня их пребывания в Зимнем порту Марк принес запечатанный конверт, который, по его словам, без лишних слов ему в руки сунул какой-то до черноты грязный оборванец на выходе из 'Шумихи'.

— Он хочет, чтобы я пришел в заброшенные северные доки, один и без оружия, — сказал Фредерик, прочитав письмо. — Марта у него, жива и невредима.

— Мой лорд, это самоубийство! — воскликнул Марк. — Я надеюсь, вы этого не сделаете!

— Ну, руки и ноги я ж себе не отрежу, а они — самое действенное оружие, — усмехнулся судья.

— Сэр, прошу меня извинить, но, может быть, это тот самый случай, когда надо пожертвовать незначительным человеком, чтобы не потерять большего?

Фредерик покачал головой:

— Я думал над этим, но я не могу так с ней поступить, — в памяти судьи вновь возникли мягкие булочки, душистый чай, теплые руки и большие влажные черные глаза, и Фредерик даже застонал от той боли, что возникла при мысли, что Марта умрет, причем, возможно, не самой легкой смертью. — Ты хотел бы, Марк, чтоб я так обошелся с тобой? Чтобы бросил, отказался от тебя? После всей твоей верной службы?

На это Марку не было, чего сказать.

— Я допустил ошибку, непростительную, и плачу за нее теперь, — проговорил Фредерик.

— Но Филипп может убить вас обоих, сэр.

— Скорее всего, он так и задумал.

— Вы не пойдете один! Я соберу лучших парней...

— Что ж, вы всей оравой последуете за мной? Его люди заметят вас — это лишние неприятности. Я пойду один и без оружия — от этого зависит жизнь Марты. Может, это глупо, но что еще делать? Ситуации с заложниками никогда мне не нравились. Возможно, получу еще пару царапин... А вдруг повезет? И я раз и навсегда покончу с таким типом, как Филипп?

Марк лишь сокрушенно покачал головой.

— Почему бы нам просто не окружить доки и не потребовать выдачи Марты, мой лорд?

— Они убьют ее.

— Нет, она нужна будет им, как прикрытие.

— Они опять выдвинут те же требования: чтобы я явился к ним.

— Но мы будем рядом!

— Это тупиковая ситуация, Марк. Мы перебьем друг друга.

— Но должен быть выход!

— Он есть — я пойду туда, и сам разберусь с этим делом.

Марк развел руками, понимая, что судью не переубедить.

Весь этот разговор происходил в 'Шумихе' — в Пост они ходили ближе к ночи, чтобы узнать от Леона последние портовые новости.

В окна их комнаты несся обычный городской шум: разговоры, крики, грохот по мостовой тяжелых телег, топот лошадиных копыт. Фредерик глянул на окна соседнего дома: там миловидная девчушка поливала роскошную белую герань. судья вдруг подумал, что смертельно устал. Устал от всего: от городов, шума, суеты, опасности, что все время крутилась рядом и скалила на него свои острые зубы; от бесконечных скачек, преследований и слежек. Где-то в его поместье кто-нибудь вот так же поливает такую же герань на клумбах, а в старом парке летит нежный пух с тополей, вечером стрекочут кузнечики и самозабвенно поют песни лягушки в озере. 'Ты портишься с каждым днем, судья Фредерик', — сказал молодой человек сам себе.

— Марк, дай мне бумагу и перо. Напишу пару писем.

В этот момент он подумал о Коре. О красивой, с огненными волосами и тонкой фигурой девушке, которая, он невольно признал, отвоевала место в его сердце.

'Признаться ей в любви, что ли? Чтоб не страдала?' — судья усмехнулся мыслям. Потом написал:

'Даме Коре от судьи Фредерика.

Спешу попрощаться с тобой. Самое главное — не проливай слез, так как есть причина для радости. У меня нет ни жены, ни наследника, поэтому свое поместье Теплый снег, все земли и средства я оставляю тебе. Прими также в довесок кроху Агату Вельс и отнесись к ней, как к младшей сестре. Прости за то, что бывал временами груб и неучтив, — это издержки среды, в которую я время от времени погружаюсь. Мой меч завещаю славному Элиасу Круносу — он знает толк в оружии. И передай ему, чтобы позаботился о Марте — она тоже ему нравится. И еще. Поверь, если бы я мог позволить себе любить кого-нибудь, я любил бы тебя, киска...'

Тут он остановился и зачеркнул слово 'киска'. Коре оно никогда не нравилось. Вздохнул, в который раз вспомнив ее лицо, душистые волосы, большие зеленые глаза и улыбку, от которой у него всегда кружилась голова, и приятно щемило в груди.

В комнату вошел Марк. Он был мрачнее тучи: брови нахмурены, губы поджаты.

— Сэр, они пришли за вами.

— Я так и думал. Филипп не дает мне выбора, — заметил Фредерик.

— Но это безумие! Вы ведь не пойдете с ними, мой лорд!

— Пойду, Марк, пойду. Именно так, как пошла с Филиппом Марта, абсолютно доверчиво, один и без оружия. И в этом мое преимущество.

— Какое, сэр? — изумился Марк.

— А такое: от безоружного всегда меньше ожидают опасности, чем от вооруженного. Поверь мне, я этим воспользуюсь, — и Фредерик в который раз самоуверенно усмехнулся.

Он спокойно снял арбалет с предплечья, отстегнул боевой пояс с кинжалом и передал Марку свой меч. Потом дал молодому человеку конверт, в который было вложено только что написанное письмо.

— Это для дамы Коры из свиты ее величества. А королю Аллару и судье Конраду при случае передашь на словах, чтобы не забывали о том, что я им сказал во время нашей последней встречи. Но это указания на тот случай, если я не вернусь. Тебе же, Марк, я пожелаю спокойной жизни — это самое драгоценное, что стоит беречь.

— Сэр, — Марк схватил его за руку, — позвольте все-таки пойти с вами!

— Нет, я могу и тебя потерять. Хватит уже смертей среди моих людей. Я сам должен разобраться с этим делом. Тем более что с Филиппом у меня свои счеты. Прощай, Марк.

— До свиданья, сэр, — ответил молодой человек.

— Конечно, — словно вспомнив что-то, спохватился Фредерик. — До свиданья.

И он вышел, быстро, решительно.

Марк, не зная, что делать, опустился в полном отчаянии на стул, что стоял посреди комнаты, и сидел так до тех пор, пока совершенно не стемнело. Прошло, наверное, часа два.

Неожиданный стук в дверь заставил рыцаря подскочить со стула. Он открыл и увидал на пороге высокого белобрысого парня в кожаной одежде и с тяжелым мечом на поясе.

— Где лорд Фредерик? — прошептал он, явно забыв поздороваться.

— Но кто вы? — так же шепотом изумился Марк.

— Шшш, — зашипел парень и, впихнув рыцаря обратно в комнату, зашел следом и запер за собой дверь. — Кажется, я опоздал. судья ушел в доки?

— Да, но...

— Меня зовут Элиас, Элиас Крунос, я из королевской гвардии. А теперь — поторопимся...

* * *

Тяжелые двери со крипом захлопнулись, сверкнули в темноте искры огнив, запаливая факелы, и в их тусклом свете судья увидел, что оказался в огромном сарае. Посреди плескалась мрачная вода, на которой покачивалось нечто, раньше бывшее лодкой. На сходнях прохаживались люди, некоторые с факелами. Вот они — старые северные доки Зимнего порта...

— Давай двигайся! — его грубо толкнули в спину.

Судья послушался, сделал пару шагов вперед, вышел на свет, остановился. Он прекрасно знал, какое удовольствие доставляет плебеям возможность приказывать аристократам, а тем более — судье Королевского Дома. Что ж, можно доставить Винну Сому такое удовольствие.

Фредерик знал здесь почти всех: от самого низшего 'бегуна' до того, кто стоял в окружении своих 'громил'. Это был Филипп Кругляш, глава клана Секиры. И сейчас, в неверном свете факелов Фредерик видел, как он улыбался, вызывающе демонстрируя свою знаменитую щербину. Было чему улыбаться: Филипп крепко держал Марту, прикрывшись ею, как щитом, а у горла девушки непринужденно крутил тонким кинжалом.

Судья быстро пересчитал всех, кто находился в доке: двадцать три человека, вместе с Мартой, итого — двадцать два противника. Он моментально оценил, у кого какое оружие: преимущественно ножи и мечи. С луками были трое: они стояли далеко позади Филиппа и держали оружие наготове. Рядом с главарем находился высокий широкоплечий парень лет двадцати пяти, в черной кожаной одежде и с богатой рыцарской цепью на груди. Это Юхан, из благородных, кичится цепью, которую не заслужил. После Филиппа — первый человек в клане. И зовут его Юхан Рыцарь. Хотя, какой он рыцарь — просто сбежавший от сюзерена оруженосец, не дождавшийся посвящения.

Но у Юхана — метательные дротики в перевязи, тонкие и легкие, похожие на стрекозиное тело, остро заточены, в плоть входят легко и глубоко. Фредерик вспомнил невзначай о своей кольчуге, усмехнулся: перед входом в доки его обыскали, пошарив руками по одежде, но тонкую, словно рубашку, кольчугу не прощупали. Один плюс в этой ситуации есть.

Он встретился взглядом с Мартой: судя по виду, она была готова на все. Что ж, еще один плюс: в свое время Фредерик сам обучал ее кое-каким боевым приемам и фехтованию. Будет заваруха — будет и от девушки толк. Вот только кинжал Филиппа у ее горла — это один большой и жирный минус.

И Фредерик расслабился: пока что ситуация складывалась не в его пользу — нужно было ждать.

Все эти мысли, взгляды, расчеты заняли всего пару секунд в голове судьи. Окружающие не могли и подумать, что он что-то замышляет.

Расслабив руки, Фредерик ждал.

— Привет тебе, судья Королевского Дома, — довольно приветливо начал Филипп. — Как видишь, мне не составило большого труда встретиться с тобой.

— Да уж, труд не велик: похитить моего Смотрителя, — ответил Западный судья. — Однако не стоило этого делать — я очень недоволен.

Среди кланщиков раздались возмущенные возгласы: мало того, что он один, безоружный среди них, так еще и угрожает. Филипп, усмехнувшись, поднял руку, призывая к тишине, сокрушенно покачал головой.

— Как всегда, до безобразия самоуверен — весь в отца. Видимо, его ошибки тебя ничему не научили, — заметил Филипп и кивнул приспешнику. — Юхан, покажи ему, кто в доме хозяин.

Рыцарь-самозванец зловеще осклабился и неторопливо подошел к судье. 'Будет больно', — подумал Фредерик. И не ошибся: Юхан несколько раз, методично меняя руку, ударил его в живот и грудь. А когда судья, не выдержав, буквально переломился пополам, добавил еще и коленом в голову, на какое-то мгновение оглушив Фредерика. Но тот не издал ни звука, удержался на ногах, помотал головой, чтоб быстрей вернуть ясность сознания, снова выпрямился и недобро улыбнулся кланщику разбитыми губами:

— За одно это твои кишки намотают на ворот. Я лично за этим прослежу.

За такие слова Юхан собрался от души впечатать судье в левую скулу. Фредерик молниеносно сблокировал удар, одновременно другой рукой коротко и быстро ударил Юхана в шею. Тот упал.

— Одну минуту, — вмешался Филипп и многозначительно продемонстрировал кинжал у шеи Марты, которая глазами, полными отчаяния, следила за происходящим. — Не забывайтесь, сэр Фредерик, не забывайтесь.

Судья лишь скрипнул зубами и вновь расслабил руки. Юхан тем временем встал, прокашлялся и прошипел:

— Ну ладно, шустрый да быстрый. Теперь не трепыхайся.

С этими словами он достал свой широкий нож.

— Отлично, браток, подрежь ему крылышки, — захохотали остальные бандиты, подходя ближе: зрелище обещало быть захватывающим.

Фредерик крепче сжал зубы и приготовился к сильной боли.

Юхан коротко взмахнул ножом, рассек судье левое бедро чуть выше колена. Фредерик схватился за рану, пытаясь остановить хлынувшую кровь. Марта не срержала громкого, испуганного крика.

— Скажи, как интересно, — усмехнулся Филипп, дернув девушку за косу. — Все твои Смотрители так к тебе неравнодушны?

Судья молчал — берег силы, которые, он чувствовал, уходили вместе с кровью.

— Это еще цветочки, — проговорил Юхан, — по сравнению с этим, — и со всего размаху всадил нож Фредерику в живот.

Это была большая удача. судья принял нож с воплем боли, обхватил лезвие руками, согнувшись пополам. Юхан отпустил рукоять, оставляя оружие в животе Фредерика.

Нож попал в кольчугу и даже не поцарапал судью, лишь больно ушиб. Имитируя тяжелораненого, Фредерик, старательно охая, повалился на колени. И не переставал следить за окружающими.

Отлично: Филипп отпустил Марту, чтоб подойти ближе и посмотреть, как корчится в предсмертных конвульсиях его враг. Вот если б еще Марта подбежала к нему...

Судье сказочно везло: Марта подлетела быстрей стрелы, обхватила его за плечи.

— Сэр!

Пора!

Фредерик метнул нож — тот впился в горло одного из лучников. В то же мгновение судья, воскликнув 'Марта! За меня!', выхватил из ножен Юхана меч и вспорол в замахе животы двум ближайшим бандитам, схватил опешившего Юхана за его хваленую цепь, дернул к себе и, скрутив железным захватом руки, прикрылся им. Вовремя: оставшиеся в живых лучники спустили тетивы. Одна стрела свистнула мимо, вторая впилась Юхану в голень. Он взревел.

Фредерик перекинул меч Марте, дернул из перевязи своего заложника метательные дротики и ими прикончил стрелков. Снова схватил меч.

— Вооружись, — кивнул девушке на лежавших в лужах крови бандитов, которые даже мечи свои достать не успели. — Оторви рукав, перевяжи мне ногу. Будем уходить.

Она послушно и быстро выполнила все, что он сказал.

Только теперь оставшиеся шестнадцать бандитов схватились за оружие.

— Спокойно, господа, — тихо сказал судья, направив в их сторону руку, отяжеленную мечом. — Только двиньтесь — я вырву мастеру Юхану горло, — он стиснул заложнику кадык свободной рукой — тот захрипел. — Прием так и называется — Рука судьи. А теперь мы с дамой уйдем, не пролив больше вашей крови.

Выглядели они очень странно: Фредерик пятился назад к дверям, подволакивая раненую ногу, в обнимку с бандитом Юханом, также волочившим свою простреленную конечность. За спиной судьи виднелась Марта с мечом наготове и горящими глазами.

Филипп, прятавшийся за своими людьми, увидал поблескивание сквозь прорехи в куртке Фредерика.

— Кольчуга! Он в кольчуге! Убейте их! Всех троих! Не жалейте Юхана — такая дичь уходит! — вскричал он.

Бандиты по его команде дружно взмахнули мечами и ножами и ринулись в бой.

— Черт, ты оказывается, бесполезен, — шепнул Фредерик в ухо заложнику и тут же передавил ему горло, оттолкнул обмякшее тело в сторону, успев вытащить из-за пояса Юхана длинный кинжал, и стал в позицию.

Ждать долго не пришлось: противники налетели, как птичья стая, ободренные тем, что их больше в шестнадцать раз. Спасало лишь то, что в довольно узком пространстве дока они не могли нападать все одновременно.

— Беги! — только и успел судья крикнуть Марте.

Замелькали клинки. Фредерику пришлось биться в шестнадцать раз быстрее противников. В ход он пустил все: меч, кинжал, кулаки, локти, ноги и даже головой кому-то близко подобравшемуся 'дал бычка'. Марта не послушалась — не убежала. Она пристроилась у судьи за спиной, обороняя себя и его от ударов в спину.

— Глупая! — шипел на нее Фредерик, отражая выпады молниеносными блоками. — Ты делаешь меня уязвимей!

Пригнувшись под свистнувшим мечом, он со свистом подрубил ноги нападавшему и, выпрямляясь, как пружина, рассек снизу вверх бок еще одному.

— Четырнадцать! — провозгласил Фредерик и получил целую серию прямых ударов, которые отразил бешеным вращением меча, попутно снеся головы еще двоим кланщикам. — Двенадцать! Крошка! Не все потеряно!

Марта отчаянно отбивалась с левой стороны. На нее насели сразу четверо, и, похоже, дело клонилось не в пользу девушки. Фредерик пару раз прикрыл ее от смертельных ударов, получил при этом сам удары в грудь и в плечи, от которых лишь кольчуга и спасла. Правда, он быстро слабел: от потери крови и сильных болезненных ушибов. Поэтому, не прекращая сражаться, медленно продвигался к выходу.

— Не дайте им уйти! — орал за спинами своих людей Филипп. — Отрежьте их от выхода!

Фредерик отчаянно метнул в него кинжал. Тонко свистнув, он впился главе клана Секиры в плечо. Филипп охнул и повалился на колени. Еще двое бандитов оставили бой, чтобы помочь своему предводителю.

— Уже легче, — сказал Западный судья.

Тут он ошибся: раненая нога подвела, и Фредерик очень не вовремя запнулся. Марта успела подставить свой клинок под меч, что поспешили обрушить на него, но неудачно: лезвие скользнуло по оружию девушки, ударило судью в голову. Фредерик рухнул лицом вниз, как подкошенный.

Марта с громким устрашающим криком перепрыгнула через него и с мечом наперевес собралась защищать тело патрона. Злоба к врагам и отчаяние придали ей сил: с одного выпада она свалила первого из нападавших, проколола бок другому, но, получив рану в предплечье, выронила оружие. Над ней и Фредериком блеснули клинки.

Со страшным скрипом вновь распахнулись окованные железом двери дока.

— Всем назад! — раздался зычный голос, и Марта не поверила своим ушам, Элиаса Круноса. — Назад! Перестреляем!

Направленные на девушку и пытавшегося встать судью мечи и ножи мигом исчезли.

— Братва! Бежим! — послышались крики бандитов.

В одно мгновение они погасили свои факелы и, как крысы, бросились в темноте в рассыпную. Но ворвавшиеся в док люди были со своими огнями. Затренькали тетивы арбалетов — несколько убегавших упали с болтами в спинах.

— Догоняйте остальных! — зычно командовал Элиас своим людям.

Сам же подбежал к Марте, которая помогала встать судье.

— Да вы оба в крови! Еще чуть-чуть, и они бы прикончили вас!

— Да, мастер Элиас, вы очень вовремя, — сказала Марта, улыбаясь.

— Элиас, малыш, — прошептал окровавленными губами Фредерик. — Вот кого я всегда рад видеть.

— Уж как я рад видеть вас обоих живыми, хоть и не невредимыми!

Элиас поспешил пожать руку судьи. Фредерик, улыбаясь, хотел еще что-то сказать, но вместо слов с его губ сорвался некий хриплый стон, и судья повалился вперед лицом, потеряв сознание. Элиас успел его подхватить. Из мелькания факелов вынырнул Марк с обнаженным мечом в руке.

— Жив? Убит?

— Похоже, тяжело ранен, — отвечал юноша, удобнее беря Фредерика на руки. — Скорее, вынесем его отсюда, осмотрим. Помоги Марте — она тоже ранена.

Марк предложил девушке руку, Элиас, как ребенка, понес судью на свежий воздух.

— Со мной не возитесь, — говорила Марта помощнику судьи, что взялся перевязать ее. — Лорд Фредерик — вот кому досталось... Все из-за меня...

Элиас уложил судью на деревянный причал. Один из гвардейцев посветил ему. Левая нога Фредерика была вся в крови, штанина и сапог насквозь ею пропитались. Повязка, которой Марта наскоро перетянула широкий и глубокий порез, теперь только раздражала рану. Элиас решительно сдернул повязку, разодрал мокрую и липкую от крови штанину над раной, принял из рук Марка широкий кусок полотна от плаща и плотно перевязал Фредерику бедро, затем поспешил осмотреть и окровавленную голову. Здесь рана оказалась неглубокой: меч, скользнувший по клинку Марты, ударил почти плашмя и с погашенной силой, поэтому лишь рассек кожу. Однако кровотечение было довольно сильным. Элиас так же перевязал голову судье, вновь поднял его на руки.

— Куда? — обратился он к Марку.

— В Пост. Здесь недалеко, — отвечал тот, беря Марту за здоровую руку и готовясь вести.

* * *

Он выплыл из темноты и с трудом открыл глаза. То, что увидел, заставило тяжко вздохнуть: рядом была Кора. Тут же накатила боль: остро заныли ребра, где-то внизу отозвалась, запылав, нога, а голова, та вообще решила, что пришло время расколоться. Судья глухо застонал и вновь провалился в темноту.

Свет вернулся нехотя, и глаза вновь раскрылись. Очень хотелось пить. Наверное, он сказал это вслух — к губам поднесли кружку с водой. Приятная прохлада наполнила грудь и живот. Глотки потребовали усилия — от них на лбу выступила испарина. Ее заботливо промокнули полотенцем. Хорошо...

Наверное, он это тоже произнес вслух — послышался ответ: 'Да, сэр'. Шире открыв глаза, судья увидал вновь — Кору, рядом с ней — Марту. Обе улыбались, а в глазах — тревога... Надо бы их приободрить.

— Дамы, — приветственно сказал Фредерик.

Это было похоже на жалкий писк.

Марта вновь аккуратно вытерла его лоб, стараясь не тревожить повязку. Спросила:

— Как вы, сэр?

— Как ты, детка? Судя по всему, мы выбрались.

— Да, сэр. Мне так жаль, что все обернулось столькими бедами... А со мной все в порядке.

— Филипп? — прошелестел судья.

— Ему и двум его людям удалось бежать от мастера Элиаса и его солдат.

— Девятнадцать, — выдохнул Фредерик и невольно застонал от резкой боли в груди — перед глазами заплясали темные пятна.

— Юхан жив — он в тюрьме Зимнего порта, — откуда-то издалека говорила Марта.

Как из колодца донесся голос Коры:

— Он теряет сознание. Фред, Фред...

'Я просто хочу спать', — вдруг подумал судья и вновь провалился в забытье.

Оно началось приятно, словно, действительно, он просто уснул. Перед Фредериком словно из тумана выплыло его поместье, куда он давно не наведывался: замок на острове посреди лесного озера, тополиная аллея, посаженная отцом в день рождения Фредерика, сад, где любила возиться с цветами мать, нежная, маленькая белокурая женщина, напоминавшая ему фею из цветка...

Жизнь проносилась перед ним рваными полотнами, яркими и стертыми пятнами, от самого начала. И в это начало, в первые сознательные дни, пришел Филипп. Пришел, чтобы отпечататься навсегда во всей последующей жизни... Со стороны, взрослыми глазами судья видел, что произошло в тот день...

Филипп ворвался в их дом, здесь, захватив Фредерика и его мать, он ждал Западного судью, лорда Гарета. Тот пришел, один и без оружия, чтобы спасти свою семью...

Нож Филиппа у своего горла... Фредерик вновь его ощутил и заскрипел зубами, когда на глазах трехлетнего малыша бандиты копьями убили отца. Как ужасно, как много крови... И мать это видела: она кричала, как сумасшедшая...

— Убей и его, Филипп, — сказал кто-то, кивнув на мальчика. — Вырастет — станет мстить.

— Нет, у меня жена на сносях — нехороший знак, — отвечал Филипп и сел на корточки перед Фредериком. — А ты, малыш, ведь не станешь мне мстить? — улыбнулся — жуткая щербина.

Фредерик плюнул, как умел, в круглое довольное лицо и бросился бежать. Тонкий метательный дротик догнал его, впившись сзади в плечо...

Мать сошла с ума: Фредерик видел теперь, как она бродила в саду, который увядал без ее заботливых рук, плакала на могиле сэра Гарета под раскидистыми кленами. Слуги, которые смотрели за Фредериком, не давали ему видеть всего этого тогда...

— Поедем со мной, малыш, — так сказал Северный судья Конрад. — Ты займешь место своего отца...

Он больше не видел мать живой. Лишь в гробу: хрупкой, истощенной душевными и физическими недугами. И брови ее скорбно приподняты, словно и сейчас она собирается плакать. И кожа прозрачна на тонких белых пальцах, сквозь нее видны застывшие голубые жилки... Ей было всего двадцать шесть лет.

Ее могила под вечно плачущими ивами. Фредерик же больше никогда не плакал...

'Мой Теплый снег... Я хочу домой. Я так давно там не был, под ивами, что плачут о матери, под кленами, что шелестят над отцом, под тополями, что ждут меня...'

Нож у горла... У горла Марты... Ухмылка — щербина, словно темное лезвие ножа... Нож у горла... У горла... Коры. Он не пожалеет свою дочь... Ты ведь любишь ее, судья Фредерик. Любовь делает нас такими уязвимыми...

Фредерик с хрипом очнулся от надвинувшегося кошмара, резко, словно вынырнул из холодной воды.

— Тише, тише, — услышал голос Марты. — Лежите спокойно, мой лорд.

Судья послушно опустился в подушки. В ушах слегка звенело от слабости. Он принялся осматривать место, в котором находился. Все было незнакомым. Девушка тем временем напоила его травяным настоем, подозрительно похожим на тот, которым когда-то потчевал мастер Линар.

— Я так рада, что вы очнулись, — дрожащим от волнения голосом заговорила Марта. — Я ведь до сих пор не поблагодарила вас за то, что вы ради меня сделали... О, сэр...

И она, взяв его руку, прижалась к ней губами.

— Никто никогда не делал для меня больше, чем вы, — сказала она.

Фредерик молчал, благосклонно улыбаясь. Нельзя сказать, что ему было неприятно. Особенно после всех тех видений, которые преподнесло ему забытье.

Их прервала вошедшая Кора. Она увидала руку судьи в руках Марты и нахмурилась.

Фредерик уже открыл рот, чтобы задать пару вопросов, но Кора предупредила его:

— Тебе нельзя разговаривать, Фред. Кроме ран в ногу и голову ты обзавелся парой сломанных ребер... Марта, вам тоже следует отдохнуть.

Чернявая красавица, стрельнув во Фредерика темными влажными глазами, покорно опустила голову и поспешила выйти.

— Зачем ты ее отослала? — все-таки начал судья, пытаясь повыше устроиться в постели. — Ее присутствие мне приятно. Я спас ее — она меня благодарила... И что вообще ты тут делаешь? Где Элиас? Где Марк? И где я сам нахожусь?

— Судя по тону и разговорам, ты идешь на поправку, — улыбаясь, отвечала Кора; она приподняла ему голову и осторожно сунула под плечи еще подушку. — Так лучше?

Фредерик кивнул и расслабился.

— Что с моим отцом, Фред? — вдруг спросила девушка, и губы ее невольно дрогнули.

Если бы не боль в груди, судья пожал бы плечами.

— Не знаю, — лениво отвечал он. — Я всадил в него нож, а потом и мне свет потушили. Надеюсь, он мертв — так для него лучше.

Кора теперь кусала губы да терзала в руках полотенце, которым Марта вытирала судье лоб. Фредерик понял, что не следовало так говорить.

— Извини, — буркнул он.

Девушка нервно махнула рукой, села рядом, потом прижала руку Фредерика к своей щеке, закрыла глаза, в которых блеснули слезы, и прошептала:

— Все пустяки... Главное, что ты жив. Эти две недели прошли, как в дурном сне. Все думали, что ты не выкарабкаешься...

— Две недели?! — ужаснулся Западный судья.

— Элиас и Марк отнесли тебя в Пост. Но там сыро, и доктора не приведешь. У тебя началась лихорадка. Тогда решили перевезти тебя сюда, на постоялый двор, где Элиас и я сняли комнаты.

— Ты и Элиас?

— У нас договоренность, — она не выпускала его руки. — Как же я рада видеть твои глаза. Две недели ты их не открывал, — Кора погладила его по заросшей щеке. — Ты опять с бородой. И с бородой выглядишь старше и таким суровым.

Она наклонилась, чтоб его поцеловать, но судья остановил ее.

— Погоди. Объясни мне, что за договоренность у тебя с королевским гвардейцем? И где, в конце концов, Элиас?

Как в ответ на его вопрос распахнулась дверь — вошел Элиас, за ним — мастер Линар.

— О нет, — выдохнул Фредерик и скривился — заныли ребра.

— Здравствуйте, дорогой сэр Фредерик! — ослепительно улыбаясь, молвил доктор. — Ваша неугомонность заставляет нас чаще встречаться.

— Скорее — мое невезение, — мрачно отвечал судья. — Элиас, малыш, это ты его привез?

— Это я просила мастера Элиаса съездить за королевским доктором, — сказала Кора. — Я заметила, что он благотворно на тебя влияет. К тому же, именно мастер Линар спас тебя от горячки.

— Да, господин судья, — начал доктор, присаживаясь на место Коры и раскрывая свой чемоданчик. — Вот уже пять дней, как я вытягиваю вас с того света. Надо сказать, когда я прибыл по просьбе мастера Элиаса в Зимний порт, то нашел вас и ваше состояние весьма плачевным: воспаленные раны, жар, лихорадка, бред, частые потери сознания. К тому же, только я и обнаружил, что у вас еще и ребра сломанные имеются. Интересно, кому удалось вас так отделать?

Говоря все это, доктор одновременно осматривал больного: щупал пульс, проверял повязки, оттягивал судье веко, заглядывая в сердитый серый глаз.

— Их было двадцать два, — ворчливо заметил Фредерик. — Плюс к этому, я был сразу ранен и избит. Так что, ничего удивительного.

— Да-да, Марта уже всем рассказала о вашем подвиге, — доктор говорил уже серьезно.

Фредерик скривился, но уже не от боли.

— Твой поступок, Фред! — вдруг горячо заговорил Элиас. — Я мечтаю хоть в половину быть таким, как ты. судья Королевского Дома, один, безоружный, пошел в логово врагов, чтобы спасти простую девушку...

— Она не простая девушка, — оборвал его Фредерик. — Она мой смотритель, всегда была добросовестна и внимательна. Ни разу я не усомнился в ее преданности и старательности. Таких своих людей я не бросаю в беде. Так что оставим все высокопарные фразы — я поступил по справедливости, как и должен был.

Тут он увидел Марту: она стояла позади всех, незаметно прислонившись к косяку двери, улыбаясь, смотрела на него. Ее взгляд, полный необычайной нежности и теплоты, неожиданно смутил Фредерика, и он смолк, потом буркнул, глядя в сторону:

— Я устал... Пусть все выйдут. Элиас, малыш, а ты останься, — и юному гвардейцу достался тяжелый судейский взгляд.

— А теперь объясни мне, мастер Элиас, что за договор у тебя с дамой Корой, — с металлом в голосе начал Фредерик, когда закрылась дверь за мастером Линаром и девушками. — Конечно, очень счастливо, что ты оказался в нужное время в этих чертовых доках и спас меня и Марту, но как это понимать?

Элиас вздохнул: он ждал таких вопросов и абсолютно не надеялся, что сможет избежать объяснений с самим Западным судьей.

— Не заставляй меня лишний раз тебя уговаривать — мне нельзя много болтать, — заметил Фредерик.

— Я рассказал ей о том, что твой враг Филипп похитил Марту, чтобы шантажировать тебя, — начал Элиас.

— Интересно, а как насчет моего приказа 'никому ни слова'? Ты понимаешь, что ослушался судью Королевского Дома?! — Фредерик внезапно подскочил на постели, как мячик, железной хваткой сжал юноше горло, припер к стенке так, что тот не мог и шевельнуться. — У меня есть все основания прикончить тебя прямо здесь, мастер Элиас, за предательство судьи, — прошептал он ему в ухо.

— Я не предавал тебя, — хрипел Элиас. — Дама Кора... она сказала, что хочет оградить тебя от смертельной опасности, которой ты подвергаешься, даже не подозревая об этом.

— Я всегда знаю, чему подвергаюсь, — возразил судья.

— Согласись, что ты не знал, что тебе разобьют голову и порежут ногу, — заметил Элиас. — Если бы не я, Западного судьи не стало бы. И Кора сыграла в твоем спасении не последнюю роль.

— Я знал, что могу погибнуть. И если бы погиб, это был бы один из возможных вариантов. Всего лишь.

— В таком случае, даме Коре такой вариант явно не подходил.

Судья ослабил хватку.

— Она тебе сама сказала?

— Я думаю, мне она сказала намного больше, чем когда-нибудь говорила тебе.

Фредерик с готовностью вновь сжал Элиасу горло:

— Что она тебе сказала?

— Ты задушишь меня!

— Странно, именно так я и собираюсь поступить, если не услышу правды, — ответил судья. — Резервных сил организма мне хватит, поверь.

— Тебе надо лежать, — пискнул Элиас, заметив, как сереет лицо Фредерика. — Потом тебе будет плохо.

— Что она тебе сказала?! — уже проревел судья.

— Сказала, что любит тебя.

— Правду! — и Фредерик сдавил горло юноши так, что у того и свет померк в глазах.

— Это правда, — на скудном выдохе просипел Элиас.

Судья отпустил гвардейца, и юноша медленно сполз по стенке на пол, откашлялся и отдышался. Сам Фредерик уже без сил опустился на постель, закрыл глаза. Элиас тер себе шею, в мыслях удивляясь, как ослабленному и уступающему в размерах судье удалось прижать его к стене и чуть не удушить.

— Продолжай, — шепотом сказал Фредерик, обмякнув в подушки. — И учти, будешь врать — найду способ заставить говорить правду.

— Не сомневаюсь, — отозвался Элиас, но, уловив стальной взгляд Фредерика, начал. — После того, как я все рассказал даме Коре, она приказала мне взять у отца отряд гвардейцев и незамедлительно ехать в Зимний порт и ждать ее в этом трактире. Когда она появилась здесь, то сразу сообщила, где и когда Филипп назначил тебе встречу. Она также узнала, где остановились ты и твой помощник Марк. Мы поспешили в 'Шумиху', но тебя уже не было. Взяв Марка, я бросился со своими людьми в доки. Дальше ты и сам знаешь.

— Все более чем странно, — пробормотал судья, открыв глаза. — Если только ты чего-то не договариваешь.

— Все, что знал, рассказал, — пожал плечами Элиас. — Могу я высказать предположение?

— Ну?

— Мне кажется, дама Кора как-то связана с преступным миром и, возможно, с кланом Секиры.

Фредерик смолчал. Он размышлял о том, правду ли сейчас услышал. Но багровые следы от его пальцев на шее Элиаса давали гарантию того, что гвардеец не лгал. А юноша частично догадался о мыслях судьи.

— Фред, поверь, я предан тебе не менее Марка или Марты, — сказал Элиас. — Конечно, я понимаю: ослушаться судью Королевского Дома — это серьезнейший проступок...

— Преступление, — поправил его Фредерик.

Элиас лишь развел руками, как бы говоря 'ну, делайте со мной, что хотите'.

— Но ты спас мне жизнь, как я однажды спас твою, — продолжил судья. — Я освобождаю тебя от ответственности за ослушание и от обязательств 'запасного варианта'. Ты мне ничего не должен — я тебе. Можешь ехать к отцу и спокойно продолжать свою гвардейскую карьеру.

Элиас ждал всего, но не этого. Он взбунтовался:

— Но так нельзя! Я не согласен!

— Не хочешь быть гвардейцем? — Фредерик удивленно приподнял бровь.

— Это, конечно, очень почетно, но, — Элиас вдруг смолк: не очень-то ему хотелось вот так сразу выдавать свои тайные желания. — Если по правде, мне больше по душе быть в твоей команде, Фред.

— И это он говорит после того, как ослушался меня! — возмутился Западный судья, ударив кулаками в постель и охнув при этом от боли. — Черт! Как я сказал, так и будет. Я не могу больше тебе доверять. Так что нынче же отправляйся в Белый Город к отцу и приступай к своим гвардейским обязанностям.

Элиас опустил голову и вышел.

* * *

Начинать дознание Коры было намного сложнее. Во-первых, Фредерик никак не мог себе позволить придушить ее, как Элиаса, во-вторых, тяжело допытывать человека, который заботливо поправляет тебе подушки, одеяла, приносит воду и чуть ли не с ложки кормит (правда, в этом случае судья сердито отобрал ложку у девушки). Однако Кора, надо отдать ей должное, все прекрасно понимала и первой начала тяготивший Фредерика разговор.

— Ты зря обидел мастера Элиаса, Фред.

— Он уже тебе жалуется? — съязвил судья, прожевав творожную булочку.

— Нет. Я просто увидела, что после разговора с тобой он крайне подавлен. Мы с недавних пор с ним друзья, я и поинтересовалась, что ж такое наговорил ему судья Фредерик... Зачем ты так с ним? Парень хочет быть твоим помощником. И разве он не доказал свою преданность, когда спас тебя и Марту. Он ведь рисковал.

— Да, он очень рисковал, когда ввел тебя в курс дела.

— Разве это привело к плохому?

— Я не знаю, что будет дальше, киска. Я не знаю, что ты сделала. И я уверен, что ты мне ничего не расскажешь. Одно мне стало ясно: ты поддерживаешь связи с кланом Секиры и, возможно, со своим отцом, а это ничем не оправдать.

— Даже спасением твоей жизни?

— Откуда мне знать, для чего ты это сделала? Может быть затем, чтобы я стал доверять тебе.

— Это бесполезно, лорд Фредерик, — горько усмехнулась Кора. — Ты никому никогда не станешь доверять. Твоя самоуверенность — это огромный монстр, который пожирает всех, кто пытается быть рядом с тобой! Ты думаешь, что быть одному — это замечательно? Поверь мне, я знаю, каково это. Я ушла из клана, еще не зная тебя, потому что чувствовала: то, что делает отец и его люди — не для меня, я не могу жить среди такого. Может, это кровь матери виновата. Но моя мать умерла, а мой отец, — тут она тяжко вздохнула, — он проклянет меня за то, что я сделала. Я ведь пришла к нему и сказала, что хочу быть с ним вместе, хочу стать такой же, как он. И отец поверил, доверился мне, он поцеловал меня, он снова назвал меня своей девочкой... И я предала его, чтоб помочь тебе... А как еще можно было узнать, что он замышляет? Как еще можно было спасти тебя? И вот теперь и ты отталкиваешь меня за то, что я сделала... О, Фред, ты хоть с кем-нибудь бываешь добр? Именно добр, а не справедлив? Потому что твоя справедливость жестокая и нечеловеческая!

С этими словами, сказанными в крайнем волнении и даже со слезами, девушка выбежала из комнаты. судья же чувствовал себя прескверно. Он ничего не узнал, выслушал нелицеприятное мнение о себе и поссорился с той, с которой никак не хотел ссориться.

Будучи в таком не самом радужном настроении, он вызвал к себе Марка и потребовал все новости за те две с лишним недели, которые провел в болезни. судью интересовало многое, особенно же то, напали ли на след Филиппа и остальных кланщиков.

— На прошлой неделе — разбойное нападение на торговый караван у западной границы, — тусклым тоном докладывал Марк, шелестя донесениями. — Из торговцев и их людей никто не пострадал. Бандитов поймали на следующие же сутки, из четверых двое убиты. Награбленное вернули владельцам. Они заплатили все полагающиеся пошлины... В селении Светозори сгорели три усадьбы, погорельцы обратились с прошением к своему лендлорду, тот отказал в помощи. Люди ютятся в шалашах, а зима на подходе. Сэр Гай побывал там и все уладил: для них на деньги лендлорда уже строится жилье, собирается все необходимое...

— Что с Юханом? — спросил судья.

— Он не может говорить: повреждены голосовые связки. Пока молчит, лечит ногу и горло.

— Но писать-то он умеет! Пытки применяли?

— К раненому? Сэр! — с укором молвил Марк.

— Не спорить! — рявкнул Фредерик. — Полагаю, пытками уже давно и немого заставили бы говорить. Что за сиропство? Ты забыл, каким делом мы сейчас занимаемся? Заговор против короля и всего королевства! Немедленно отправляйся в тюрьму и допрашивай Юхана! С пристрастием! Завтра чтоб были сведения!

— Да, сэр, — Марк поклонился и вышел.

Фредерик вновь откинулся на подушки: он устал и хотел спать. Почти весь день прошел в разговорах, а точнее — в препирательствах различного рода. Поэтому судья закрыл глаза и совершенно спокойно уснул...

А в нижнем зале постоялого двора Кора прощалась с Элиасом.

— До свиданья, мастер Элиас, — она, улыбаясь, протянула ему руку, которую юноша поспешил поцеловать. — И спасибо за всё...

— Вы так печальны, — заметил Элиас. — Что он наговорил вам?

— Неважно. Он расстроит кого угодно. Умеет это делать, — невесело усмехнулась девушка. — Впрочем, мне не привыкать.

Мимо них, буркнув 'до свидания', прошел нахмуренный Марк.

— Вот, и ему досталось, — вздохнула Кора. — Врагам Западного судьи не позавидуешь, но и другом его быть несладко.

— А как же вы? — начал Элиас. — Вы ведь любите его, неужели ему и на это плевать? Простите, это не мое дело, но я не могу видеть, как вы страдаете из-за его черствости. Да если бы я был на его месте! — тут он запнулся и густо покраснел.

Кора лишь покачала головой:

— Вы не на его месте, поэтому не стоит ничего говорить. И давайте не будем больше обсуждать эту тему и вспоминать мои откровения. Я призналась вам во всем лишь для того, чтобы помочь Фредерику. А теперь, прошу, забудьте все, что говорилось. Это касается только меня и его.

Элиас вновь поник — слишком резко прозвучали последние слова. Кора поспешила смягчить сказанное:

— Простите. Наверное, это настроение Фредерика заразно, — улыбнулась она. — Я, в самом деле, так благодарна вам. Поверьте, я не забуду, что вы помогли мне. Вы мой друг, мастер Элиас, ведь правда?

— А вы — мой, — поспешил ответить юноша.

К ним спустилась Марта. Кора одарила ее ледяным взглядом и, кивнув Элиасу, ушла.

Черноволосая красавица приблизилась к Элиасу и глянула так, что он вновь задрожал. 'Остается только решить, какая из двух лучше, — подумал юноша. — Только, похоже, от дамы Коры лихорадки у меня не бывает'.

— Уезжаете? — довольно печальным тоном спросила она.

— Да, Фредерик отсылает меня в Белый Город к отцу. Говорит, что больше не нуждается в моих услугах, — поспешил нажаловаться Элиас.

— Не придавайте этому значения, — сказала Марта. — Он со всеми резок, иногда и без причины. Хотя причина все же есть.

— Какая же?

Марта улыбнулась:

— Вы хотите, чтоб я так вот сразу раскрыла вам его слабое место? Мастер Элиас, вы наивны.

— А как вы узнали о слабом месте судьи?

— Я знаю его достаточно, чтобы самой догадаться о причинах этой черствости. Понимаете, это мы с вами обычные люди, а он — судья. В этом все дело.

Элиас ничего не смог ответить, потому, что мало понял.

Марта вновь глянула на него бездонными черными глазами, и сердце его закачалось, словно лодка на волнах.

— Как ваша рука? — спросил он.

— А. Все в порядке. Почти не беспокоит, — девушка улыбнулась так по-доброму, что и Элиас расплылся в улыбке.

— Ну, я пойду — лошадь уже готова, вещи собраны, — сказал он и вдруг взял ее за руку. — Я бы хотел увидеть вас как-нибудь еще.

Марта смотрела удивленно. Элиас же краснел.

— Голубиная почта! Конечно же! Обещайте, что пришлете мне письмо, чтобы я знал, где искать вас, — плюнув на смущение, заговорил он. — А я отвечу или сам приеду. Обещаете?

— Хорошо, — чуть порозовев, ответила Марта. — Вы странный, мастер Элиас.

— Нет, просто... вы мне очень нравитесь, — решился юноша и почувствовал, как уши его запылали.

Марта прикрыла рот ладонью, смущенно улыбаясь. Элиас с облегчением вздохнул: сказал и сказал, теперь пусть делает выводы. Девушка вдруг быстро поцеловала его в щеку.

— Я запомню ваши слова, мастер Элиас... Пока же, позвольте проводить вас до лошади...

Фредерика разбудил мастер Линар бодрым возгласом 'Время перевязки'. Судья со вздохом откинул одеяло с больной ноги, поморщился, когда сняли бинты.

— Что ж, — балагурил доктор. — С каждым днем всё лучше и лучше. Согласитесь, господин судья, что мой бальзам — чудо.

— Я вам уже это говорил, — отозвался Фредерик.

— Вы помните? Отлично. Давайте-ка удобрим еще раз, — он нещадно протер душистым тампоном рану, заставив судью скрежетнуть зубами. — Мне всегда нравилась ваша выдержка, сэр... Теперь голову, если позволите.

— Ради бога, — отвечал тот: эта рана его уже почти не беспокоила.

Фредерик приготовился скучать, когда от мастера Линара поступил неожиданный вопрос:

— Почему вы так резки со своими друзьями?

— С кем?

— С мастером Элиасом, дамой Корой, Мартой, Марком, со мной, в конце концов?

— Вы и себя относите к моим друзьям? — холодно спросил Фредерик.

— Простите, сэр, — доктор чуть смутился. — Да, быть может, я просто лечу ваши раны. Ну, а остальные?

— Мастер Линар, у меня нет друзей. У меня есть помощники: Марк, Марта, много других; с Элиасом просто судьба свела. Право, нужно отдать ему должное, малый подает большие надежды... А дама Кора... Впрочем, вы и так уже много услышали.

— Сэр, вы не правы...

— Не вмешивайтесь! — вдруг грубо оборвал его Фредерик. — Вот что я скажу вам, мастер Линар, да и всем остальным при случае: не стоит набиваться мне в друзья! У меня их нет и быть не может! Я — судья и лишние привязанности делают меня уязвимым. Так случилось с Мартой... Бог мой! Прав был Марк, когда советовал мне оставить ее бандитам! — неожиданно выдал он.

— Сэр, что вы говорите?! — Линар даже на месте подскочил.

— То, что сейчас пришло мне в голову! — Фредерик нервно возвысил голос. — Из-за нее я лежу сейчас здесь, не имея возможности двинуться, и выслушиваю вас и всех остальных! А это не доставляет мне никакого удовольствия! Я не исповедник и не желаю сам исповедоваться!

Последние слова он выкрикнул и бессильно упал в подушки.

— Простите, сэр, — поклонился доктор, — я не должен был беспокоить вас глупыми вопросами.

— Будет лучше, если вы уйдете, — заметил Фредерик, борясь с мушками, что пестрели у него перед глазами.

— После осмотра ваших ребер я так и сделаю, — сказал мастер Линар. — Позволю лишь сообщить, что все готово к вашему отъезду. Завтра утром можно отправляться.

— Куда? — упавшим голосом спросил судья.

— В ваше поместье, сэр.

— Разве я распоряжался насчет этого?

— Будучи в забытьи, вы бредили им.

— Я?!

— Ваши дру... помощники, точнее — дама Кора, она решила, что будет лучше исполнить это ваше подспудное желание. В самом деле, выздоравливать лучше всего в милых сердцу местах.

— Интересно, — слегка розовея, забубнил судья, — чего еще я подспудно нажелал?

— Вам лучше спросить у дамы Коры. Она почти не отходила от вас и старалась, чтобы больше никто не слышал вашего бреда... А теперь позвольте осмотреть ваши ребра, сэр.

Закончив, мастер Линар молча поклонился и вышел из комнаты.

— Та-ак, — протянул Фредерик, пытаясь взъерошить волосы на голове и натыкаясь пальцами на бинты. — Хитрая лиса! Что ж я такое наболтал?

* * *

Агата сидела в крытой повозке рядом с Фредериком, то и дело любопытно выглядывала наружу.

— И этот лес твой? — спрашивала она.

— Мой, — наверно в десятый раз устало отвечал судья. — Тут все мое, я ж тебе говорил.

— А зачем тебе одному столько? — округлила глаза малышка.

— Хороший вопрос, — пробормотал Фредерик и пожал плечами.

Они ехали по его землям. Огромное поместье судьи включало в себя около десятка больших деревень, множество хуторов и мелких селений, четыре города, леса, поля, луга и занимало почти четверть Западного округа.

Фредерик не стал противиться решению Коры перевезти его в поместье: он был даже рад этому. Правда, чувствовал себя немного растерянным: он не появлялся в Теплом снеге около десяти лет и не знал, что его там ждет. Правда, Западный судья регулярно получал письма от своей нянюшки, дамы Ванды, которая заведовала в его отсутствие поместьем. Она всегда писала почти одно и то же: сообщала о последних новостях сельскохозяйственного плана, делилась соображениями насчет той или иной перестановки в замке и прочее, прочее. Заканчивала длинное послание, написанное замысловатыми завитушками, всегда одинаково: что ждем, де, не дождемся 'ненаглядного Фреда'. Иногда судье от нянюшки перепадали эпитеты 'мой карапузик' и 'малышок'. Такие письма наводили на Фредерика тоску: после них никак не хотелось ехать в Теплый снег и подвергаться излишней опеке дамы Ванды.

Но теперь, он должен был признать, на родину ему хотелось. К тому же, с ним ехала Агата Вельс, и ее он втайне готовился подставить опекам нянюшки вместо себя.

Кора также сопровождала судью. На его хмурый вопрос 'Ты поедешь со мной после того, что мы друг другу наговорили?', она ответила, что делает скидку на его раненую голову. 'Я тоже хороша — накричала на больного', — мило улыбаясь, заметила девушка и поцеловала его в уже выбритую щеку.

Теперь она весело гарцевала на Крошке рядом с Мартой, Марком и мастером Линаром. Кроме них Западного судью эскортировал отряд солдат из гарнизона Зимнего Порта. Агата должна была ехать в другой повозке, куда перебирались, устав от езды верхом, дамы, но девочка пересела к судье. Он, в отличие от Коры и Марты, никуда не мог сбежать от бесконечных вопросов Агаты.

— Когда тебя принесли к Леону, я думала — ты умер, — честно рассказывала малышка. — Как мой папа. Я даже плакала.

— Спасибо, — кисло отвечал судья.

— Из тебя столько крови натекло! Я видела, хоть мне и не давали смотреть. В тебе сейчас мало крови? Ты белый. А мои щеки румяные. Леон давал мне вареные бураки — я не люблю бураки.

Фредерик лишь понимающе приподнимал брови: вареную свеклу он тоже не любил. Болтовня Агаты создавала умиротворяющий фон, в котором мысли текли неторопливо, но основательно. А подумать следовало о многом.

Марк допросил Юхана, как было велено — с пристрастием, но ничего не добился: пытошники сломали разбойнику ключицу, отрезали ухо, прижигали каленым железом пятки и подмышки — и никакого результата. Юхан хрипел, стонал, орал, насколько позволяли травмированные связки, но ничего не сказал, ничего не написал. Однако мысли Западного судьи, уже в который раз, оборотились к прошлому. Он много раз задавал себе вопрос: с чего все началось? Какие же счеты были у бандита Филиппа с его отцом? Почему именно судья Гарет стал первой высокопоставленной жертвой главы клана Секиры? 'Сколько лет прошло, а ответ все не найден, — думал Фредерик. — Может потому, что я его и не искал. Отгородился от прошлого, как забором'. Прошлое никогда не хотелось вспоминать, а тем более — ворошить: там остался окровавленный труп отца во дворе родного дома, сошедшая с ума мать, которая, возможно, сама довела себя до смерти, и казавшееся бесконечно долгим одинокое детство в мрачном замке Северного судьи, мало похожее на детство, больше — на пребывание в солдатских казармах...

Фредерик посматривал в окно на грациозную Кору. Она прекрасно держалась в седле, выгодно причесав волосы, позволив им развеваться огненным знаменем за головой. 'Она вряд ли в курсе дел своего отца'. Невольно залюбовался ею. Молода, красива, любит тебя, чего ж еще, судья Фредерик? И именно потому, что ты судья, — ничего больше...

— Когда ты женишься? — вопрос более чем внезапный, сопровожденный чувствительным толчком в бок — отозвались заживающие ребра.

— А?

— Ну, когда ты женишься на Коре? — Агата сделала лицо, говорившее: какой же ты непонятливый.

— Наверное, никогда, — рассеянно отвечал судья, продолжая следить за рыжей всадницей — она, право, его завораживала.

— Тогда женишься на мне! — заявило дитя. — Подождешь, когда я вырасту!

— Ты собралась за меня замуж? — расхохотался Фредерик. — Ты же постоянно дуешься на меня.

— Ну и что. Я вырасту и не буду дуться.

Взгляд ее голубых глаз, слишком серьезный для пятилетней девочки, рассмешил судью, и он забыл о своих мрачных мыслях, когда Агата уселась рядом и взяла его за руку.

К окну подъехал Марк:

— Замок, сэр.

— Мой замок, — поспешил заметить Фредерик, увидав, как Агата открыла рот для очередного вопроса.

Цветущий Замок — так называлось огромное старинное строение из крупного дикого камня, венчавшее, словно корона, остров посреди большого, спокойного, лесного озера. Цветущий, потому что и за крепостной стеной, и снаружи весной буйно цвели садовые деревья: яблони, груши, вишни, сливы, персики и абрикосы. Летом их сменяли каштаны и липы, а в любое время года, кроме зимы, конечно, распускались и благоухали простые полевые цветы, и те, за которыми ухаживали в оранжерее и на клумбах садовники. Лишь зимой, когда снег щедро укрывал все вокруг пушистым одеялом, а озеро покрывалось ледяным панцирем, Цветущий замок останавливал цветение.

Фредерик заметил: за те десять лет, что он не бывал дома, разросся плющ на западной стене, почти полностью закрыв ее. Шевельнулась практичная мысль: срезать надо бы, а то с его помощью можно и внутрь перебраться. И Восточная башня выглядела обветшалой. Там были покои матери, и давно никто не жил. Оглушительно скрипели цепи моста, когда его опускали. Замок будто жаловался хозяину: вот, мол, ты меня забыл, забросил. судья лишь вздохнул, подумав о том, что каково это: наводить порядок в Западном округе, когда его собственное поместье не в идеальном состоянии.

Во двор замка высыпала встречать хозяина вся челядь во главе с дамой Вандой.

Фредерик при поддержке Марка и мастера Линара выбрался из повозки: еще не хватало, чтоб его выносили пред сердобольные очи нянюшки и остальных. Но слёз все равно не избежали.

— Мальчик мой, мальчик мой, — с такими причитаниями дама Ванда бросилась к крайне бледному и изможденному, на ее взгляд, Фредерику, намереваясь заключить его в объятия.

— Я бы попросил, госпожа, — остановил ее мастер Линар. — Я врач лорда Фредерика, и должен заметить, что ваша горячность может повредить моему больному.

— Больному? Больному! Я так и знала! — с этими словами дама Ванда, будучи женщиной весьма объемной, высокой и сильной, смела доктора со своего пути, и Фредерик был вынужден подать голос, чтобы не попасть все-таки в ее обхваты:

— Милая нянюшка, рад тебя видеть в добром здравии, и давай оставим объятия на потом — мои кости не выдержат.

— Я не видела тебя столько лет, — возвещала дама Ванда, — неужто и обнять нельзя?

— После твоих ласк мастеру Линару придется заново меня латать, — усмехнулся судья.

— Ну, хорошо-хорошо, — утирая слезы, она остановилась, — проходите же в замок. Все готово: и комнаты, и обед. Как же мы все рады видеть тебя, Фред... Ну, чего молчите? — этот рык уже относился к почтительно затихшим слугам.

— Долгие лета сэру Фредерику! — хором отозвались они.

Судья вежливо кивнул головой.

Их проводили в Малый гостевой зал замка. Солдат из эскорта — в столовую для прислуги.

Марк и Линар бережно усадили Фредерика в огромное кресло, покрытое медвежьей шкурой, что стояло у пылавшего камина: там горела, наверно, целая сосна. Дама Ванда поспешила укутать своего бывшего воспитанника теплым, собственноручно связанным из шерсти, пледом так, что через пару секунд Фредерик разрумянился, запыхтел от жары и принялся выпутываться. Видя, что малышку Агату поручили молодой горничной, судья потерял всякую надежду отделаться от излишнего внимания нянюшки. Остальных разместили за широким дубовым столом, куда поспешно выставлялись всевозможные кушанья: жареный картофель с ребрышками, тушеная капуста, запеченные куры, гуси, поросенок, домашние колбасы в деревянных мисках, свежие и соленые овощи, душистые каши в пузатых чугунках, теплый пышный хлеб, вино в оплетенных бутылях и многое другое. Все парило и испускало умопомрачительные для оголодавших путешественников ароматы. Агате, как самой младшей, уже наложили всего понемногу в тарелку, и она, счастливая, уписывала за обе щеки — горничная только успевала промакивать ей губы. За Фредериком, опять безжалостно замотанным в плед, взялась ухаживать няня: она распорядилась насчет отдельного стола. Но уж кормить себя судья не позволил.

Обед получился необыкновенно вкусным и сытным, а после него наступило умиротворение: уставший и в конец разморенный Фредерик мирно задремал у камина, Агату отвели спать в выделенную для нее комнату. Дама Ванда устроилась в кресле напротив спящего воспитанника, взявшись за вязание. А мажордом Фил предложил Коре, Марте, Марку и мастеру Линару осмотреть их комнаты и сам замок и увел молодых людей бродить по галереям. В людской веселилась прислуга и судейский эскорт...

Когда Фредерик проснулся, он сразу получил от Ванды стакан теплого молока, поморщился:

— А вина нет?

— За обедом ты выпил предостаточно, — последовал ответ.

— Нянюшка, мне уже двадцать семь...

— Но это не значит, что ты не будешь пить молоко! — оборвала его дама Ванда.

Пришлось подчиниться.

— Какие славные девушки тебя сопровождают, — лукаво улыбаясь, начала няня, вновь беря вязание. — Какая из них станет хозяйкой Теплого снега?

Фредерик поперхнулся молоком.

— Должна же я знать, как себя с ними вести, — молвила дама Ванда, невозмутимо постукивая спицами.

— Как с гостями, нянюшка, как с долгожданными гостями, — поспешил ответить Фредерик.

Ванда застучала спицами уже сердито:

— Ладно, я старая дева, но ты-то не моих кровей. Молодые люди в наше время, между прочим, женятся лет в двадцать. А ты? Мне может детей твоих понянчить хочется. В этом замке давно уже смеха детского не слышно.

— Прости, нянюшка, но...

И судья замолчал: право, зачем огорчать старушку. Пусть болтает.

— Дама Кора, например, — продолжала Ванда, — чем плоха? И такие взгляды тебе посылает, ай-яй. Да и чернявая не хуже. Я понимаю, будет трудно выбрать.

Фредерик вздохнул.

С лестницы, ведущей на галереи, послышались голоса, смех — вернулись молодые люди. Кора весело подбежала к судье:

— Твой замок — что-то необыкновенное. Столько старины и таинственности. Говорят, в Восточной башне даже привидение есть.

— Фил, это ты ей сказал? — помрачнев, спросил мажордома Фредерик.

Тот виновато склонил голову.

— Ладно, пусть будет привидение, — устало произнес судья: сразу по приезду становиться грозным хозяином ему расхотелось. — Мои покои готовы? Марк, Линар, проводите меня туда.

В зале остались Марта, Кора и дама Ванда. Последняя подмигнула девушкам и пригласила их вновь сесть за стол:

— Ну, рассказывайте.

— Что? — растерялись обе.

— Да про все, — махнула рукой няня. — Мы тут сидим в глуши, мало что знаем, а Фред никогда ничего не рассказывает. Так что все будет интересным.

Марта скромно молчала, пока Кора, энергично жестикулируя, повествовала о подвигах бесстрашного Западного судьи. На даму Ванду рассказ произвел огромное впечатление: она охала и ахала, всем своим существом будучи среди описываемых событий. Но кроме старой няни были еще слушатели: за дубовыми дверями Малой гостевой залы притаилась добрая половина прислуги: им тоже было не безынтересно узнать о деяниях судьи Фредерика, о котором в Западном округе уже слагали легенды. Кроме того, он был их лордом, и не появлялся в родном поместье около десяти лет — можно понять их любопытство.

— Девочка моя! — с такими словами дама Ванда, после рассказа Коры, обняла Марту. — Натерпелись вы, бедняжки. А Фред молодец — весь в отца. Сэр Гарет гордился бы им, — она вытерла выступившую слезу. — Да, он на небесах и, уверена, видит и гордится. А уж его матушка, — тут она не выдержала и расплакалась.

* * *

Прошла неделя, и судье было позволено вставать с постели. Теперь он, в простой домашней одежде, слегка прихрамывая на больную ногу, бродил по родному замку. Не без удовольствия вспоминал, что и как здесь было в дни его детства.

Странно — Фредерик помнил то время, когда вместе с отцом играл в мяч и в салки, хотя ему тогда было чуть больше двух лет. Наверное, помнил потому, что больше воспоминаний о подобном не осталось. Слишком быстро кончилось детство...

Побывав во всех уголках родного дома, он вернулся в кабинет отца, чтобы разобрать давно забытые бумаги. Среди пыли и пожелтевших листков он искал ответ на тот вопрос, что с приездом в Теплый снег стал назойливо мучить его: почему сэр Гарет был убит. Но рукописи не могли дать всех разъяснений — им все-таки было более четверти века. 'Я поздно, очень поздно спохватился', — так думал Фредерик. Он корил себя за столь долгое бездействие, за то, что, став судьей, ничего не предпринял, чтоб докопаться до правды.

Пока он был мал, делом об убийстве судьи Гарета занимался Северный судья лорд Конрад, и в свое время (Фредерику к тому времени исполнилось тринадцать) он сказал мальчику:

— Похоже, все кончено. Убийцам твоего отца удалось бежать из страны. Думаю, королевство закрыто для них навсегда.

— Дайте мне людей — я отправлюсь их искать! — воскликнул тогда Фредерик. — Они должны жизнью заплатить за преступления!

— Детские глупости, — оборвал его Конрад. — Твое место — здесь, в Южном королевстве. Ты — судья, у тебя свои обязательства перед страной и людьми. Просто взять и все бросить? Ради мести? Это предательство, и по отношению к твоему отцу — тоже. Еще большее, чем не отомстить за него. Он хотел видеть в тебе своего преемника, чтобы ты даже превзошел его. Он сам мне так говорил... И еще. Отправившись в неизвестность, чтоб мстить, ты предашь не только свою страну, чаяния своего отца, — ты и меня предашь. Я многое в тебя вложил, Фред. И ради чего? Ради того, чтоб ты посвятил себя пустой мести? Это слабость, забудь о ней. Твоё предназначение не в этом...

И Фредерик забыл. Постарался забыть. Это было довольно легко — Конрад многому его научил. И, прежде всего — гасить всякие чувства и эмоции. 'Холодный, здравый рассудок, как у Бога, — говорил Северный судья. — Карая или награждая людей, Бог абсолютно холоден и беспристрастен. И мы, судьи, должны быть похожи на него в этом'...

Теперь все было не так. Никак не получалось в этом месте, в родном замке, где, казалось, в самом деле до сих пор обитают души безвременно ушедших родителей, оставаться равнодушным. Все напоминало о них, сперва туманно, а потом — все четче с каждой минутой. Там, во дворе, каменные плиты когда-то были залиты кровью отца, а в восточной башне, поговаривали, осенними вечерами бродит и жалобно плачет тонкая белая фигура его матери. Именно поэтому — Фредерик сейчас признавал — не тянуло его в родной дом...

Он разбирал переписку отца с тогдашним королем Донатом, отцом короля Аллара. Мать Фредерика была родной сестрой Доната, поэтому неудивительно, что король обсуждал с зятем многие государственные дела. Судя по всему, сэр Гарет был весьма сведущ и в политике, и в экономике, и в военном деле, так как король Донат в своих письмах часто спрашивал у него совета по тем или иным вопросам. 'Мой отец — правая рука короля. И Филипп убил его... И было это в год смерти Доната', — такие мысли заставили Фредерика подумать о вещах, которые выбили его из колеи. А потом нашлось одно их последних писем, которое повергло Фредерика чуть ли не в отчаяние. '...я всерьез думаю о том, что Аллар не способен принять из моих рук государство... королевству нужен зрелый, твердый правитель, а не мечтательный и безответственный молокосос... Гарет, мне бы хотелось видеть тебя своим преемником...' Эти строки сразили Фредерика не хуже того меча, что обрушился на его голову в заброшенных доках. 'Этого не может быть... никак не может', — судья боялся поверить в то, к чему его привела логическая цепочка.

После таких открытий Фредерик ходил бледным и понурым, вызывая опасения доктора и окружающих...

Он сидел, сгорбившись, на каменной скамье под кленами, что роняли листья на могилу лорда Гарета. Сейчас как никогда Фредерику не хватало отца. Будучи ребенком, он не понимал, как много потерял в его лице, потом — привык к своему одиночеству, но теперь появилась угроза лишиться еще одного родного человека: у Западного судьи были причины считать короля Аллара, своего царственного кузена, причастным к гибели отца. И не только к этому преступлению... 'Как я поздно спохватился... Я дурак, непроходимый глупец... Верил всему, что мне говорили, и даже не пытался увидеть правды... Она ведь все эти годы была здесь, в моем родном доме — в письмах Доната', — такие невеселые мысли бродили в голове судьи.

— Сэр Фредерик, — окликнули его.

— Марк, мне не до донесений. После, — отвечал он.

Потом все же окликнул рыцаря:

— Постой. Что слышно о Юхане?

— Все без изменений, сэр. Он молчит — пытки не ломают его.

— Я обещал ему, что его кишки намотают на ворот, — заметил судья. — Пусть так и будет. Он мне больше не нужен. Казнь на главной площади Зимнего порта. Объявить приговор: за измену, убийства, грабежи, похищения, посягательство на жизнь судьи Королевского Дома. Более чем достаточно... Я не бросаю слов на ветер.

— Да, сэр... Кстати, я думаю, это стоит возвратить вам, — и Марк протянул судье конверт. — Это ваше письмо даме Коре.

Рыцарь ушел. Фредерик вновь погрузился в свои мрачные раздумья, машинально сминая в руках конверт. Все складывалось плохо, очень плохо. Если его главный враг не Филипп...

— Привет! — звонкий голос Агаты.

Судья лишь вздохнул, когда она бесцеремонно забралась к нему на колени и требовательно заглянула в лицо. Няня девочки, румяная, круглолицая Мона, лишь простодушно улыбалась, стоя рядом.

— Тебе грустно? — спросила Агата, завязывая на шнурках его рубашки замысловатые узелки.

— Есть немного.

— Здесь кто-то умер? И его закопали? А глубоко закопали?

— Это могила моего отца. Глубоко.

— А мой папа? Его тоже закопали?

— Нет, — покачал головой Фредерик. — Твой папа в море. У него нет могилы.

Агата пожала плечами, резко, как все дети, перешла на другую тему:

— Мне тут нравиться. У тебя красивый замок и сады с цветами. Можно плести венки. А в моей комнате много игрушек, и в окошке разноцветные стеклышки.

Судья улыбнулся: девочку поселили в его бывшей детской, и все игрушки тоже когда-то принадлежали ему. Он вспомнил деревянную лошадку и барабан, солдатиков и свистульки, разноцветные кубики, из которых можно строить высокую башню или длинные стены. Да, там есть, с чем играть... А когда-то давно, в жаркий, летний день отец запустил для него несколько воздушных змеев. Вон на том лугу. Было красиво и празднично, мама звонко смеялась, и он тоже хохотал. Теперь змеи валяются где-нибудь в пыльных шкафах...

— Ладно, не грусти, — сказала Агата. — Я пойду — мы с Моной на лодке покатаемся. Хочешь с нами? А это что? — она так внезапно выхватила конверт, что Фредерик не успел среагировать. — Письмо? Кому?

— Верни! — потребовал судья.

— А ты попробуй — догони! — задорно прокричала, улепетывая, Агата.

— Нет, это невозможно! — вспылил Фредерик. — Отдай немедленно!

Он подхватился со скамьи, побежал, прихрамывая, за девочкой. Агата хохотала, петляя меж кустов, а судья зло пыхтел: эта игра ему не нравилась. Плюнув на больную ногу, он сделал впечатляющий прыжок через куст шиповника, зацепил малышку за ногу, и они вместе покатились по траве, благо было мягко. Агата вымазалась и заревела, обидевшись; тут же скомкала конверт и кинула его в колючие заросли:

— Вот тебе!

Подоспела Мона. Она подняла девочку, стала приводить ее в порядок, говоря Фредерику:

— Нехорошо, сэр, так сердиться на ребенка. Она хотела только развеселить вас.

Судья раздраженно махнул рукой и побрел в замок... Нет, право, сегодня все не ладилось. А тут еще навстречу попался мастер Линар:

— Сэр Фредерик! Наконец-то я вас нашел. Прошу — на осмотр...

Мастер Линар, обследовав ребра судьи, теперь с любопытством наблюдал за своим пациентом. Тот, с обнаженным торсом, в одних легких полотняных штанах стоял у большого зеркала, поигрывал бицепсами и наносил удары в воздух, наблюдая, как работают мышцы рук и груди. Он спешил восстановиться.

— Вы в прекрасной форме, сэр, — сказал мастер Линар. — Поверьте мне, как врачу.

— Ну, да, — скептически отвечал судья. — Уж себя-то я не обману. Пролежав больше месяца, я не могу быть в прекрасной форме. Мне необходимо тренироваться. Удар слева совсем плох: слабоват и скорость не та. Боюсь, что в фехтовальном зале я разочаруюсь еще больше. Хотя, тут у меня и партнера подходящего нет, чтоб в этом убедиться.

— Могу предложить вам свои услуги, — Линар учтиво поклонился.

— Вы?! — удивился Фредерик.

— Поверьте: умея лечить раны, я умею их наносить.

— Надеюсь, так же мастерски, — усмехнулся Западный судья. — Иначе я отделаю вас, как мальчишку.

— Позвольте сказать вам то же самое, — и доктор усмехнулся так же.

— Ну-ну, — еще больше удивился судья. — В таком случае, не стоит тянуть. Идемте.

Накинув домашнюю полотняную куртку, Фредерик направился вместе с доктором в фехтовальный зал.

Пол там был каменный — то, что надо для занятий, в углу — несколько соломенных циновок — если кому-нибудь захочется поразвлечься рукопашным боем с бросанием противника; на стенах и вдоль них в дубовых лакированных стойках — всевозможное оружие и доспехи. Узкие окна были распахнуты, впуская по-ноябрьски морозный воздух и солнечные лучи. Кроме судьи и доктора в зал пришли Марк, Кора и Марта, которые не прочь были посмотреть на поединок, и пара слуг с полотенцами и с серебряными кувшинами, в которых плескала вода.

— Не боитесь простудиться? — спросил Линар, кивнув на открытые окна.

В ответ судья лишь хмыкнул, взял из рук Марка свой меч, сделал пару финтов, со свистом рассекая воздух, нахмурился — результат ему явно не нравился. Потом попробовал то же левой.

Доктор, тем временем, снял куртку и остался в рубашке, узких бархатных штанах и мягких кожаных башмаках, выбрал себе длинный прямой меч из вороненой стали, опробовал его и стал в позицию.

Первый поединок занял всего лишь несколько секунд: Линар сделал стремительный выпад, целясь в левый бок Фредерику. Тот, гибко уклонившись, схватил противника за плечо, одновременно приставив свой меч к его горлу:

— Есть!

— Потрясающе, — выдохнул доктор, похолодев как лезвие, холодившее его шею.

Фредерик отпустил его, пожав плечами:

— Я был прав — вы мне не противник.

— Я просто не знаю вашей техники, — оправдывался Линар.

— Еще не хватало, чтоб вы ее знали, — ухмыльнулся судья. — Что ж, становитесь — продолжим.

Доктор начал с ложного выпада, перекинул меч в другую руку, намереваясь рубить, но судья именно в эту долю секунды уже держал кончик меча у лба Линара.

— Есть!

— Сэр, вы неуязвимы! — вновь выдохнул доктор.

— Вам просто не хватает скорости. К тому же, у вас было не так много практики, как у меня, — уже снисходительно отвечал Фредерик. — Но, право, становиться скучно.

Он оборотился к наблюдавшим за поединком, сокрушенно покачал головой, глядя на Марка. Тот вздохнул и пожал плечами. Вперед вышла Кора.

— Может, я тебя развлеку? — улыбаясь, спросила она, взяв из стоек два коротких парных меча.

— Будет забавно, — проговорил Фредерик.

Они застыли друг против друга.

На этот раз первым напал судья: он обрушил на противницу серию молниеносных выпадов и рубящих ударов. Удивительно, но Кора мастерски их отбила, ловя лезвие перекрещением своих мечей. Последний удар она не просто парировала, но с усилием отбросила клинок Фредерика назад и ринулась в атаку, то бешено вращая, то рубя мечами. Стоял непрекращающийся свист и звон, потому как судья прекрасно отбивал эти атаки.

Оба на миг остановились, держа оружие неподвижно.

— Ты приятно удивляешь, — заметил Фредерик.

— Меня это радует, — улыбаясь, отвечала девушка. — Продолжим?

Судья кивнул.

Кора метнула один из мечей ему в голову, одновременно присев, и, пока противник уклонялся, сделала выпад снизу вверх, целя ему в живот. Фредерик коротким движением отбил удар и, завершив круговое движение, опустил клинок на незащищенную шею девушки и остановил его в миллиметре от кожи. Со стороны было даже невозможно уловить, как двигалось его оружие, так быстро все произошло.

— Есть!

Кора разочарованно бросила меч.

— Слишком быстро, — буркнула она.

Судья подал ей руку, помогая встать, и пожал плечами:

— Что делать. Это вызвано жизненной необходимостью. Быстрота и реакция не раз спасали меня.

— Но ведь не только они, — тихо заметила Кора.

— Конечно, — широко улыбнувшись, сказал Фредерик, — еще мой ум и то многое, чем я владею.

— Самонадеянный хвастун! — досталось ему.

Судья нахмурился, бросил меч Марку.

— В таком случае — рукопашная, — сказал он, сжав кулаки и хрустнув при этом костяшками пальцев.

Теперь улыбнулась Кора.

— Нет-нет! — подал голос доктор. — Вот этого я никак позволить не могу! Ломать только что сросшиеся кости — увольте, сэр Фредерик. Тем более что вы и так уже запыхались. Для первого раза хватит.

— В самом деле, — сказала Кора. — Я и забыла.

Фредерик лишь пожал плечами и нахмурился еще больше — он тоже кое о чем забыл.

Судья вытер покрытый крупными каплями пота лоб, выпил воды, поправил расслабившийся пояс куртки и, все так же слегка прихрамывая, ушел в кабинет отца, где закрылся и вновь погрузился в изучение бумаг давностью в четверть века...

В Зимний порт уже было доставлено распоряжение Западного судьи насчет казни преступника Юхана по кличке Рыцарь. Вечером того же дня на главной площади портового города разносились его сдавленные вопли и стоны, а многочисленные зеваки, затаив дыхание, наблюдали, как палач, вспоров живот осужденному, медленно и аккуратно тянул из него внутренности.

* * *

— Как вы познакомились? — спросила дама Ванда.

Она сидела в большом кресле у камина, где пылала добрая половина огромной березы. В руках мелькало неизменное вязание. Все в Цветущем замке имели что-либо, связанное заботливой дамой Вандой.

Кора стояла у высокого стрельчатого окна, наблюдая за происходящим во дворе замка. Там Фредерик занимался выездкой на Крошке. Вопрос Ванды был неожиданным и заставил девушку вздрогнуть. Потом она улыбнулась нахлынувшим воспоминаниям, ответила просто:

— На дне рождения короля. Это было года три назад. Я впервые вышла в свет. Мой опекун, лорд Эдвар Бейз привез меня в Белый Город, представил королеве. Судя по всему, я ей понравилась, — Кора усмехнулась. — Она взяла меня в свою свиту.

— Ну, такая красавица не может не нравиться, — заметила Ванда. — И не только королеве. Видно все мужское население двора разволновалось, увидав вас. Ну, расскажите же мне о празднике. Давненько ничего про столичные дела не слыхала.

Кора вздохнула, вспомнив тот день. Впрочем, она никогда его не забывала...

Огромный тронный зал королевского дворца, белые колонны которого были увиты крупными гирляндами цветущего плюща; придворные в праздничных ярких одеждах; музыка, танцы; множество дубовых столов, заполненных всевозможными яствами. Стульев не было: каждый подходил и брал то, что ему хотелось. А для тех, кто желал присесть, у стен и возле колонн располагались длинные удобные диваны.

Кору привел на праздник лорд Эдвар, но не просто опекун, а родной дед, убеленный сединами величавый старик, отец ее покойной матери. Правда, об этом почти никто ничего не знал...

Клан Секиры похитил дочь лорда Эдвара — Веду, когда ей было семнадцать лет, и требовал выкуп за девицу. Выкуп был уплачен, но девушка не вернулась к отцу: она решила стать женой одного из кланщиков, а именно — Филиппа Кругляша. Филипп был добр и внимателен к девице во время ее плена и, надо сказать, сам влюбился в юную рыжую красавицу. Понятно, что лорд Эдвар был категорически против такого брака своей единственной дочери. Но упрямством у Веды отличались не только огненные кудри, но и характер. Она вышла замуж за Филиппа, который к тому моменту уже был главой клана Секиры, и через год родила ему дочь, Кору. После ее рождения между Филиппом и Ведой резко испортились отношения: Филипп желал иметь сына, наследника. К тому же, перед свадьбой он обещал своей избраннице, что со временем оставит преступный мир и поступит на службу королю, тем более что в этом лорд Эдвар оказал бы ему содействие (убедившись, что решение дочери насчет замужества непоколебимо, лорд смирился и благородно обещал помогать молодым, если понадобиться). Однако Филипп не сдержал слова. Главе одного из крупнейших преступных кланов королевства было не так-то просто стать простым офицером в армии короля. К тому же он считал неприемлемым для себя прибегать к помощи тестя, который его, мягко говоря, недолюбливал, и быть тем самым обязанным лорду Эдвару. Филипп не разрешил Веде и дочери переехать к отцу. В конце концов, Веда не выдержала его откровенной грубости, доходившей порой до рукоприкладства. Она попыталась бежать, но безуспешно. Беда была еще в том, что она знала слишком много о клане Секиры, и Филипп не мог просто так ее отпустить. Веда вновь превратилась в пленницу. Только теперь и деньги отца не могли ей помочь. Единственным утешением бедняжки была дочь.

Когда Коре было пятнадцать, Веда взяла слово с Филиппа, что в случае ее смерти он отправит девочку к лорду Эдвару. Филипп согласился с этим, и на следующее утро Веду нашли в постели мертвой. Она воспользовалась ядом из своего фамильного перстня. Перстень остался Коре, и с ним она отправилась к деду. Филипп был очень суеверен и побоялся не исполнить просьбу покойной жены.

Лорду Эдвару не понадобилось и на перстень смотреть, чтоб узнать в тонкой рыжеволосой девочке свою внучку — она была копией Веды. Но для всех остальных их родственность осталась тайной, и Кора называлась теперь воспитанницей лорда Бейза. Никто не увидел в этом ничего удивительного: одинокий старик, потерявший дочь, взял под опеку девочку, поразительно на нее похожую.

Для Коры наняли лучших гувернанток, купили все, что было необходимо знатной девушке, готовящейся выйти в свет, и после шестнадцатилетия внучки дед повез ее, юную леди, в столицу...

Они вошли в тронный зал, и их сразу окружил целый рой молодых людей. Все были наслышаны о юной воспитаннице лорда Эдвара, спешили увидеть ее и оценить. Дед представлял Коре подходивших, она вежливо улыбалась и кивала головой, выслушивая их приветствия. Девушку тут же засыпали комплиментами. Ее поначалу это сильно смутило, но, не будучи тихоней, Кора быстро освоилась, влилась в один из дамских кружков, где ее радушно приняли, памятуя, что королева благосклонно взяла девушку под покровительство. И скоро она, при поддержке не менее бойких подруг, начала веселую словесную перепалку с юными придворными, что кружили вокруг девушек. Дед Коры нашел себе компанию в лице бывшего королевского маршала и нескольких пожилых лордов: они завели неспешную беседу о прошедших временах.

— Посмотри, это сэр Винс, — рассказывала тем временем Коре одна из дам. — Ничего из себя, но ноги короткие и кривые, — они засмеялись. — Он один из офицеров королевской кавалерии. А вон там — молодой лорд Гастон, хозяин Солнечного озера, здоровяк и рыжий, как ты. Нравится?

— Нет, ни капельки.

— Правильно. Жутко конопатый и зануда, каких мало...

Так постепенно Кора была ознакомлена почти со всей мужской частью общества. Ясное дело, что многих она не запомнила, но было интересно слушать комментарии насчет того или иного кавалера.

— А это кто? — спросила девушка. — Там, у королевского столика?

— Высокий, худой и хмурый? В темно-синем? Это Северный судья, лорд Конрад. На вампира похож...

— Да нет, другой. Он сейчас беседует с Его величеством. И не такой высокий.

— Да у тебя глаз — алмаз: подмечаешь самых лучших, — заметила дама. — Хотя такого красавчика трудно не заметить. Смотри-ка, и он глянул на тебя.

— Да кто же это?

— Это молодой Западный судья, лорд Фредерик, кузен короля.

— Какой же будет к нему комментарий? — весело спросила Кора.

К ее удивлению тут дама-хохотушка вздохнула, опустив глаза:

— Погибель для женских сердец. Красив, умен, богат и знатен, но холоднокровный, как змея. Ни одна из придворных красавиц, вздыхающих о нем, не может похвастать, что он взглянул на нее благосклонно. Одно слово — судья.

— Он не любит женщин?

— Скорее, он их игнорирует. Право, этот кремень тебя заинтересовал, признайся, — дама толкнула Кору в бок. — Предупреждаю: только настрадаешься. Выбери в ухажеры кого-нибудь попроще... Почему бы именно судьям не быть конопатыми и кривоногими?

Кора не ответила. Она с интересом рассматривала Западного судью. Он, действительно, был весьма красив, именно мужской, строгой красотой — не слащавой, какой отличались глазастые и круглолицые, похожие на девиц, пажи при дворе. Он, наверное, был красивее всех тех кавалеров, которых Кора сегодня видела. И такой молодой — не скажешь, что судья. Правда, держится весьма представительно и важно.

Тем временем Фредерик, видимо чувствуя, что за ним наблюдают, нахмурился, начал оглядываться. И Кора поспешила отвести глаза.

Тут объявили начало игрищ. Сперва три миловидных девушки спели веселую песенку и сплясали под нее, потом явились жонглеры и фокусники. Среди юношей завязалась борьба: двоих связывали вместе поясами и они старались оторвать друг друга от земли за эти пояса.

— Пойдем к музыкантам, — сказала Коре подруга, — попросим играть Танец поцелуев.

Они так и сделали, и скоро по залу разнеслись мелодичные звуки лютней и флейт. Им ответили радостные возгласы молодых людей: этот танец все любили. Дамы сами могли выбирать себе партнеров, и после каждой фигуры полагалось целовать друг друга в щеку, а в конце танца, при прощании — в губы.

Подружки Коры со смехом разбежались, выбирая себе кавалеров. Сама же девушка решительно прошла мимо стоявших неподалеку юношей, которые призывно на нее смотрели. Она уже отметила того, кого твердо собралась пригласить.

Все судьи устроились отдельно: развалившись на двух бархатных диванах у стены за мраморными колоннами, они важно о чем-то разговаривали, не обращая внимания на царившее вокруг веселье. Со стороны казалось, что эти четверо из совершенно другого мира.

Кора подошла и тронула сидевшего спиной к залу Фредерика за плечо. Тот обернулся.

— Я вас приглашаю, сэр, — вежливо поклонившись, сказала девушка.

— Меня? Я не танцую, — как отрезал тот.

Судьи тем временем встали, приветствуя Кору. Совершенно седой, коренастый лорд Освальд, судья Восточного округа, старинный друг сэра Эдвара, ободряюще улыбнулся девушке и сказал Фредерику:

— Эта юная особа сегодня первый раз на балу, и ей нельзя отказывать.

Молодой судья с недовольным видом протянул Коре руку:

— Что ж, идемте. Только не обижайтесь, если я оттопчу вам ноги.

Фредерик зря угрожал — танцевал он превосходно, легко и стремительно подхватывая Кору, когда требовалось, на руки, и кружил так, что сердце замирало. Да, судья не выделялся богатырским ростом и сложением, но от него веяло необычайной силой и уверенностью. А еще — чуть слышно пахло ландышами. Только он не целовал Кору: лишь слегка касался сжатыми губами бархатной щеки девушки. Она же, не смущаясь, щедро дарила ему свои поцелуи, довольно наблюдая за удивлением, что росло в его серых глазах. Наконец, где-то в середине танца, судья нарушил молчание:

— Вы ведь воспитанница сэра Эдвара, не так ли?

— Да. А вы — судья Западного округа?

— Точно так, — тут Фредерик улыбнулся, и Кора подумала, что он очаровашка. — Вам здесь нравиться?

— Да.

— Лорд Освальд сказал, что вы удивительно похожи на пропавшую дочь сэра Эдвара. Судя по всему, она была красавицей, — так же улыбаясь, продолжал молодой человек.

Его голос заметно потеплел. 'Какой же он кремень, если уже сделал мне комплимент?' — подумала Кора, ловя на себе взгляды удивленных подруг, что танцевали рядом, с кавалерами попроще. Тут судья, обхватив ее за талию и подняв вверх, так закружил, что заколка, сдерживающая локоны девушки в пышном хвосте, слетела, и ее волосы огненными струями оплели их обоих.

— Потрясающе, — вдруг прошептал Фредерик, осторожно опуская Кору вниз. — Вы словно солнце. Освальд был прав: вам нельзя отказать...

Танец кончился, и Кора, улыбаясь, ждала. Она твердо решила, что теперь Фредерик должен первым ее поцеловать. Он, видимо, понял это и с неожиданным смущением в глазах и румянцем на щеках притянул ее к себе и коснулся губами ее губ...

Как тогда от поцелуя, так и теперь Кора вздрогнула от искры, что пробежала по ее телу при одном воспоминании об этом.

— Да, при дворе умеют веселиться, — заметила дама Ванда, дослушав рассказ девушки о праздновании дня рождения короля. — Неудивительно, что Фреда все эти годы не тянуло домой. Здесь и музыкантов-то хороших нелегко сыскать, а песни и танцы все старомодные.

Вдруг она отложила вязание и щелкнула пальцами:

— А что если мы устроим небольшой праздник? В честь выздоровления нашего молодого господина? Право, отличный повод открыть полувековые бочки с вином и заколоть пару тройку баранов и кабанчиков?

— Я думаю: это неплохая идея, — отозвалась Кора, вновь глядя во двор.

— Всё! Решено! А у Фредерика даже спрашивать не будем — сделаем сюрприз! Это будет легко: он все время сидит в отцовском кабинете. Вы поможете мне? Я ведь не знаю, как принято теперь в столице организовывать вечеринки, какие блюда стоит приготовить и, главное, как украсить зал и самих себя.

— Буду только рада, — и девушка улыбнулась бойкой даме Ванде.

* * *

Кора громко постучала в дубовые двери кабинета.

— Кто? — недовольный голос Фредерика.

'Интересно, он вообще бывает когда-нибудь довольным', — невзначай подумала девушка.

— Это я, Кора. Не пора ли тебе подышать воздухом. Ты сидишь там уже пять часов. Доктор Линар попросил меня вытянуть тебя на прогулку.

— Проще говоря — выгулять меня, — так же ворчливо отвечал судья, открывая дверь.

Он был бледен и взъерошен, а в глазах — несвойственное ему беспокойство.

— Что с тобой, Фред? От ран ты оправился, но, похоже, заболел чем-то другим, — заметила Кора.

— Ты права — мне надо пройтись, — пробормотал Фредерик, в который раз ероша волосы.

Гулять они отправились за крепостную стену через мост и в соседний лес, прихватив с собой на всякий случай лошадей. Судья рассеянно брел по тропинкам, иногда останавливался в раздумьях, что давало возможность вороному Крошке срывать с кустов не слетевшие листья. Был ноябрь, и в прохладных низинах уже лежал иней на пожухлой траве, а воздух по-зимнему щипал лицо. Иногда Фредерик так вздыхал, что пугал Кору: она привыкла видеть его едким, самоуверенным, даже невыносимым, но не таким подавленным. Он даже сгорбился, будто тащил Крошку на плечах, а не вел за собой на поводу. Когда же они, так молча, набрели на пень, судья опустился на него и, подперев голову руками, уставился на соседний муравейник.

Кора не выдержала.

— Боже, Фред, можно подумать, что у тебя кто-то умер, — начала она.

— Где-то ты права, — отозвался судья.

Он поднял на нее глаза и неожиданно сказал:

— Прости, я во многом виноват перед тобой.

— Да что с тобой такое? — эти несвойственные судье слова поразили Кору еще больше.

— В эти дни я многое узнал, — ответил Фредерик. — Слишком многое, слишком неожиданное и, надо сказать, малоприятное. И теперь я чувствую себя так, как, наверное, ощущала себя ты. И твои слова насчет одиночества... Ты была права: это ничуть не замечательно...

— Но ты ведь не одинок, — Кора пристроилась рядом, благо размеры пня позволяли. — Право, более чем странно слышать от тебя такие слова. Как бы ты не отмахивался от друзей, они у тебя есть, и я — один из них, — тут она ему улыбнулась. — А насчет прощения... Я уже давно простила тебя. Тем более что ты просил об этом раньше.

Фредерик недоуменно поднял брови.

Кора, все так же улыбаясь, достала из-за пазухи довольно мятое письмо — судья даже вспыхнул, и лицом, и ушами:

— Оно у тебя?!

Девушка кивнула.

— Няня Агаты передала мне. Сказала, что малышка отобрала его у тебя и кинула в кусты. Ты рассердился и забыл его достать. Мона достала и, чтобы не волновать тебя лишний раз, передала письмо мне. Ведь оно мне адресовано?

— Вообще-то, тебе, но после моей смерти, — быстро поправился Фредерик.

— Ты странный, Фред. Сперва при каждом удобном случае отталкиваешь меня от себя, а потом — делаешь меня, практически, своей наследницей... Я уж молчу про то, что ты говорил во время болезни в бреду. Сколько признаний в любви я выслушала, — девушка улыбнулась и закатила глаза.

Судья покраснел еще больше. Теперь Кора рассмеялась и поспешила обнять его, чтоб он не обиделся на ее смех. Фредерик понял это и обнял ее в ответ:

— Не волнуйся — не обижусь. Твои шутки надо мной ничто по сравнению... — тут он замолк.

Девушка лишь крепче прижалась щекой к плечу Фредерика.

— Я не стану спрашивать, что так волнует тебя, Фред. Только знай: в любом деле я твой самый верный друг и помощник. Надеюсь, ты не против? — она лукаво взглянула на него.

— Это тебя удивит, но я не против, — в тон ей ответил судья и улыбнулся именно той улыбкой, за которую Кора считала его очаровашкой.

— Я повторюсь, — совсем тихо зашептала девушка, словно кто-то, кроме мирно фыркавших лошадей мог ее услышать, — но я люблю тебя.

Судья обнял ее еще крепче и жарко поцеловал. После столь долгого холодного периода в их отношениях Кору это привело в восторг.

— Я всегда любил и буду любить тебя, что бы ни происходило, — сказал Фредерик.

— Зачем тогда целых два года ты отталкивал меня от себя? После всего, что так хорошо начиналось...

— Я просто не хочу повторять судьбу своих родителей. Твой отец может воспользоваться тем, что ты много для меня значишь. Так ведь уже получилось — с Мартой...

— А она много для тебя значит? — чуть нахмурившись, спросила Кора.

— Много, как верный смотритель, как преданный мне человек. А я не могу просто так бросать своих людей в беде.

— Но разве мой отец пойдет на то, чтобы шантажировать тебя мною? Ведь я его дочь...

— Видимо, ты плохо знаешь Филиппа. Прежде всего, он — глава преступного клана Секиры, а любящим отцом, насколько я знаю, никогда не был. Я не прав?

Девушка лишь опустила голову.

— Он пойдет на все, чтобы уничтожить меня, как, впрочем, и я — его... до этого дня, — продолжал судья.

— Разве что-то изменилось? — с горечью спросила Кора. — Вы так ненавидите друг друга...

— Изменилось, и многое, — тут в его глазах вспыхнуло что-то — какая-то новая идея, наверняка сумасшедшая, и Фредерик встряхнулся сам, встряхнул девушку, заговорил быстро и с жаром. — Ты сказала, что всегда будешь моим верным другом. Что ж. Как друга, прошу тебя: помоги мне встретиться с твоим отцом.

— Ты с ума сошел!

— Совсем наоборот. Послушай-ка меня, — и Фредерик зашептал ей в ухо что-то такое, от чего девушка изумленно округлила глаза и ахнула.

Глаза Западного судьи вновь горели самодовольно и задорно, и это было хорошим знаком: похоже, подавленное настроение покинуло его.

— Это серьезно? — не поверила ушам Кора.

— Абсолютно. Другого способа нет, поэтому не смотри на меня такими глазами, — Фредерик улыбнулся. — Все, что мне нужно, это твое согласие сотрудничать.

— И все?

— Ну, может еще хоть какой завялящийся поцелуй, чтоб поддержать меня в этом деле.

Поцелуй он получил, а насчет согласия сотрудничать девушка решила повременить.

— Я подумаю. Время у меня есть?

Фредерик слегка наклонил голову:

— Право, чем скорей ты решишь, тем будет лучше.

— Сегодня вечером. Идет? Хорошо. Теперь давай вернемся в замок — лично я проголодалась.

— Я тоже, — многозначительно ответил судья, притягивая Кору к себе.

— Фред? О! Ну не здесь же, — засмеялась девушка. — Подожди до вечера.

— Только никто, запомни, никто не должен знать, какие у нас с тобой отношения, мой огонек, — прошептал Фредерик, целуя ее в полупрозрачное, нежное ухо.

Кора просто растаяла: 'мой огонек' — так ласково он ее называл до того, как узнал, что она дочь Филиппа...

Цветущий замок, затаившись, ожидал их возвращения.

— Подозрительно тихо, — заметил Фредерик, когда они въехали во двор. — Что-то здесь не так.

— Главное — не волнуйся, — улыбаясь, ответила Кора. — Зачем во всем сразу чувствовать угрозу?

Спешившись, они прошли в холл, оттуда девушка потянула судью в Большой зал. Как только они вошли, зажглись огни, заиграли флейты, скрипки и лютни, и Фредерик был просто ошеломлен: такого он еще не видел. Зал был украшен со столичной роскошью и провинциальной безвкусицей. Видимо, со всего замка сюда стянули все, что могло декорировать. Кора смеялась:

— Я предупреждала их, что сейчас в моде простота. Будь снисходителен: все так хотят сделать тебе приятное.

Судья лишь растерянно улыбнулся, когда его окружили одетые лесными феями круглолицые деревенские девушки и стали петь приветственные песни. С Фредерика сняли теплый плащ, который он не успел оставить в холле, на голову водрузили венок из виноградной лозы, взяли под руки и вывели на середину зала. Чувствовал он себя преглупо, поэтому с готовностью осушил предложенный для начала большой серебряный кубок вина, чтобы расслабиться и обрести необходимое настроение. На всякого рода празднествах он всегда был, как не в своей тарелке.

Вечеринка началась. Столы ломились от угощений, собравшиеся поднимали кубки за здоровье своего хозяина. Смех, шутки, веселье, — всё это сопровождало застолье. С одной стороны дама Ванда вещала о подвигах малолетнего Фредерика, с другого — развеселившийся Марк рассказывал о тех переделках, в которых он побывал вместе с патроном; мастер Линар также обрел аудиторию: делился взглядами на способы лечения простуды и ревматизма.

Второй кубок и обильная закуска еще больше раскрепостили Фредерика. Сидя между Мартой и Корой, он только самодовольно наблюдал, как обе девушки по очереди накладывают на его тарелку все больше и больше разной вкуснятины.

— И вы думаете, что я все это съем? — ухмылялся он.

Еще пара бокалов вина — и молодой судья, лишь услышав звуки музыки, взял за руку тоже слегка захмелевшую Кору со словами:

— Всё, танцевать.

Его пример был заразительным. В пляс пошла чуть ли не вся молодежь: Марту подхватил мастер Линар, порозовевший не только щеками, но и бритой макушкой, Марк выбрал себе хохотушку-горничную. Веселились все: рядом с лордом отплясывал садовник, бравые солдаты из судейского эскорта расхватали самых симпатичных кухарок и посудомоек, вызвав, правда, некоторое недовольство среди мужского населения замка.

— Ты танцуешь так же превосходно, как и фехтуешь, — сказала Кора Фредерику.

— Ты еще учти, что я пьян, — усмехнулся судья.

Танцевали они до тех пор, пока у Коры не закружилась голова.

— Пошли на воздух, — предложил Фредерик, и, хохоча, потянул девушку на террасу.

Там кружился снег, покрывая белым пухом гранитный пол, балюстраду и стоявшие в больших белых кадках бархатно-зеленые кипарисы. В свете, падающем из залы, снежинки поблескивали не хуже алмазов и казались волшебной зимней завесой. Было тихо и уютно.

Фредерик лихо смел снег со скамьи, что стояла меж кипарисами, сел сам, а Кору притянул к себе на колени, заботливо обхватив ее чуть ниже талии.

— Чтоб твоя попка не замерзла, — пояснил он, жарко шепча ей в ухо.

— Фред, ты не похож на лорда из Королевского Дома, — засмеялась Кора.

— А на кого я похож? — полузакрыв глаза, спросил Фредерик; погрузив лицо в ее волосы, он вдыхал их аромат. — Такие огненные, что даже греют.

— На деревенщину.

— Ну, деревенские парни тоже неплохо умеют ухаживать за девушками. Разве не так? — он чуть прикоснулся губами к дужке ее уха.

— Так, так, — снисходительно ответила Кора, обняла его за шею, поцеловала, засмеялась. — Как думаешь, нас никто не видит?

Фредерик лишь улыбнулся, прижал ее к себе крепче, предложил жарким шепотом:

— Пошли в мою спальню... или в твою. Выбирай.

— Так сразу, после двух лет прохлады? — в шутку возмутилась Кора. — А поухаживать, а извиниться за черствость? И где, в конце концов, подарки? Ну, хоть малюсенькие?

Ответить судья не успел — тишину вечера нарушил пронзительный звук рожка. У стен замка вертелся на храпящем коне гонец. И от человека, и от лошади валил пар.

— Ворота! Открывайте! Срочное сообщение для Западного судьи!

— Что-то случилось, — недовольно буркнул Фредерик, поднимаясь со скамьи.

Он легко перепрыгнул через балюстраду вниз, со второго этажа во двор, вместе с привратниками побежал к воротам. Через минуту слушал гонца.

— Убит Восточный судья лорд Освальд! — сразу выпалил тот, даже не спешившись.

— Как?! Когда?!

— Вчера. Он гостил у своего друга сэра Эдвара Бейза вместе с сыном Бертрамом. Поздней ночью на поместье Бейза напали бандиты. Эдвар был убит прямо в постели, его люди не успели оказать сопротивления. Восточный судья и его сын пытались остановить налетчиков, но силы были неравны. Сэр Освальд умер от полученных ран, молодой лорд Бертрам жив, но находится на грани жизни и смерти. Поместье Бейза разграблено и сожжено, много убитых, крестьяне разбежались по соседним лесам.

— Кто это сделал, известно?

— Клан Секиры, сэр.

Фредерик заиграл желваками. К нему подошла Кора — губы ее дрожали, а в глазах блестели слезы.

— Слыхала? — обратился к ней судья. — А теперь ответь: да или нет.

— Да, я согласна, — прошептала девушка и, разрыдавшись, бросилась к нему. — Как он мог?! Как он мог?!

Судья гладил ее по голове и, шепча что-то успокаивающее, увел обратно в замок.

Понятное дело, что и танцы, и веселье на этом закончились.

* * *