Судья королевского дома (Судья и король-1)

Элиас вздрогнул, услыхав смех судьи.

— Поедем, — позвал Фредерик. — В этой дубраве у меня есть Пост. Придется завернуть.

Он свистнул, и из папоротников к костру выбежал прекрасный крупный гнедой конь в богатой сбруе. Судья легко вскочил в седло и вопросительно глянул на стоявшего без движения Элиаса.

— Ну же.

— А как же мертвые? Разве мы не похороним их? — шепотом спросил Элиас, указывая на мертвецов.

Фредерик пожал плечами:

— С какой стати мне или вам возиться с трупами?

— Но их съедят дикие звери.

— Пусть, это их право, — судья вновь усмехнулся, вынул из гривы своего скакуна сухую веточку, швырнул ее прочь.

— Но это не по-людски. Так нельзя.

Тут уж Фредерик просто расхохотался:

— Собрались учить судью, что правильно, а что нет? Вот что я вам скажу, мастер Элиас: пусть эти негодяи хоть местным зверям окажут услугу — покормят их... Теперь — едем, или я оставлю вас тут одного.

Элиас послушался, но у него появилось ощущение, что судья, мягко говоря, отличается от других людей. Может, равнодушием?..

Пост — тайное жилище судьи. Таких мест много, но о них никто ничего не знает. Пост может быть в какой-нибудь сельской избе, в убогой землянке или в богатом доме, а то и в дупле огромного векового дуба, как тот, куда прибыли судья и Элиас. Но все Посты одинаковы в одном: там всегда сухо, тепло, комфортно, есть еда и питье, и все необходимое для нормальной жизни. Жизнь судьи, почти целиком — в бесконечных разъездах по своему округу. Исполнение обязанностей обвинителя и защитника, прощения и наказания, следствия и суда. Поэтому для него, вечно подвергающего свою жизнь переживаниям и опасностям, важно, где бы он ни был, иметь поблизости место, где можно забыть о делах и просто отдохнуть: вымыться, сменить одежду, подкрепить силы хорошей едой. Именно для этого Пост. И у каждого Поста есть смотритель — проверенный самим судьей человек. Его обязанность — держать Пост в тайне и в хорошем состоянии, быть всегда готовым принять хозяина. Смотрителя еще можно сравнить с монахом-отшельником: он закрыт от обычного мира.

Часто смотрителями становились люди, которых в жизни более ничего не привлекало: люди, по разным причинам потерявшие семью, дом, работу или все это разом...

— Ешьте, пейте, — сказал Фредерик, когда они уселись за небольшой круглый стол. — Марта обработает ваши царапины.

Марта была смотрителем этого Поста. Высокая жгучая брюнетка с пронзительными черными глазами, гибкая и изящная, как кошка. Ей никак не подходила роль прислуги. У Элиаса при первом же взгляде на нее и пересохло во рту и внизу живота проснулось то, что, он помнил, проснулось, когда он обнимался с горничной матушки на сеновале Осенней усадьбы и наслаждался запахом девушки, ее мягкими руками и жаркими губами. Вспомнив об обете, который и так уже был нарушен, Элиас взял себя в руки и тихо поздоровался с темноглазой красавицей. А вот Фредерик, похоже, никак не реагировал на чары своего смотрителя. Зевая, он предоставил себя ее заботам: Марта сняла с него оружие, оба пояса, браслеты; когда он сел, стянула сапоги и наколенники, принесла серебряный таз теплой воды, чтобы вымыть судье ноги. Элиас явно ее не заинтересовал — она то и дело бросала мимолетные и неравнодушные взгляды на Фредерика. Будущему же гвардейцу из внимания девушки достались таз для умывания, кувшин с водой и большое льняное полотенце.

Теперь они приготовились перекусить. Марта принесла двух копченых кур, большую глиняную миску салата из капусты и моркови, оплетенную бутыль вина, пару жареных колбас, зеленого лука, мелких желтых помидор, выложила на стол свежую буханку душистого хлеба. У Элиаса теперь засосало под ложечкой. Эти яства напомнили ему родной дом.

Пока они ели, Марта пристроилась на табурете за юношей, стянула с него куртку и принялась смазывать каждую его царапину каким-то тягучим составом из маленькой глиняной баночки.

Когда голод был побежден, Элиас выказал желание задать пару вопросов. Фредерик знаком отослал Марту и приготовился отвечать.

— Вы знали этого бандита, сэр? — начал юноша.

— Ну да, — кивнул Фредерик, бросая в рот пару орехов. — Каюсь, что знаком со многими людьми, которых вы, да и другие, иначе, как преступники, не называете. Все они в свое время получают по заслугам от меня или моих людей. Есть непреложная истина: безнаказанность умножает зло. И мы, судьи, должны не допускать такого умножения.

— Вы всегда убиваете злодеев так же, как Гленваса и его разбойников?

— Если считаю их опасными, безнадежными и бесполезными. Вот, к примеру, Глен: год назад я поймал его и показал, чем может закончиться развеселая жизнь разбойника. Я держал меч у его горла, и он дал слово, упав на колени, что бросит грабежи, вернется к жене и детям в деревню, будет снова заниматься своим садом. Божился и бил лбом в землю, — тут Фредерик хмыкнул, то ли надменно, то ли презрительно. — Знаете, Элиас, у него ведь прекрасный сад. Дело, возможно, не такое прибыльное, как грабеж на больших дорогах, но ведь убивать никого не надо ... Разве что жуков каких травить ... Ну, сейчас садом занимается жена Глена, точнее — уже его вдова. Сыновья ей помогают. Они, правда, совсем малыши, — судья чуть улыбнулся. — Ребята хорошие. Я иногда наведываюсь в гости к тем, кто мне интересен. Был и у них в доме пару недель назад. Мальцы просили меня поговорить с их папой, вернуть его домой...

Элиас замер на мгновение.

— Так вы сделали их сиротами?!

— Юноша, — строго сказал Фредерик. — Они стали сиротами уже тогда, когда отец бросил их. Он ведь пошел разбойничать не потому, что понадобились деньги для содержания семьи. Его жена и дети ничего не имели с добычи Глена, они вообще последние года три его не видели. Он просто захотел легкого хлеба, поменьше забот и побольше веселья, вот и всё...

— Но, может быть, он рано или поздно вернулся бы к семье. Зачем вы подставились, чтоб он напал на вас?

— Дитя мое, у Глена уже был шанс. Если он глуп или упрям, не могу же я постоянно делать на это скидку, — судья пожал плечами. — Вот мне и пришлось его спровоцировать, чтобы убить и не волноваться о том, справедливо ли это. Ведь все равно вышло по справедливости. А что, может, вы хотели бы сейчас лежать на речном дне?

Элиас смолк. Как никак Фредерик спас ему жизнь.

Судья потянулся и зевнул, продемонстрировав безупречные зубы.

— Надеюсь, ваши вопросы закончились, потому что я больше не могу на них отвечать — очень хочу спать, — признался он. — Да и вам советую. Завтра утром отправимся дальше.

Вновь появилась Марта. Она проводила молодых людей в соседнее крохотное помещение — спальню, где, кроме низкой и достаточно широкой кровати, а также пары сундуков, ничего не было. Элиасу досталось место на этих самых сундуках, куда постелили одну из медвежьих шкур, покрывавших постель. Фредерик позволил девушке раздеть себя и рухнул на кровать, заснув почти мгновенно. Марта заботливо накрыла его теплым шерстяным пледом, оборотилась к Элиасу, который устраивался под своим покрывалом, намереваясь раздеться.

— Ничего более не желаете? — ровным голосом спросила она, проведя пальцем по линии шикарного декольте.

Элиас жутко законфузился и отрицательно замотал головой. Марта вздохнула, похоже, облегченно, бросила еще один быстрый взгляд, полный сожаления, на мирно посапывающего Фредерика, и вышла из спальни.

* * *

Утром Элиас проснулся свежим и отдохнувшим. Ночь его прошла почти без сновидений: сказались усталость и переживания, и, возможно, травяной настой, которым его угостила Марта. Зато теперь от вчерашнего происшествия с разбойниками почти не осталось никаких волнений, даже болезненные царапины спешили затянуться, и юноша в мыслях поблагодарил чудесное снадобье Марты. Осмотревшись, он обнаружил, что судья уже встал и, похоже, давно — его постель была холодна. Натянув свою одежду, Элиас выглянул в соседнюю комнату, где они вечером ужинали: Фредерик сидел за столом, потягивая чай из чашки. Марта примостилась на табурете рядом и подкладывала судье на тарелку пышные маленькие, на один укус, булочки. Увидав Элиаса, Фредерик энергично ему закивал, приглашая сесть за стол, потому как рот его был забит сдобой.

Марта приготовила еще чашку чая и поставила очередную тарелку с булочками и засахаренными вишнями.

— Доброе утро, — сказал Элиас.

Фредерик снова кивнул и виновато показал на свои раздутые щеки. Марта, улыбнувшись, легко провела по его коротко остриженным волосам рукой. Судья тоже улыбнулся, насколько позволял набитый рот и, прожевав, сказал:

— Она со мной, как мать.

'Ну, уж и так', — мысленно фыркнул Элиас. При дневном свете юноша принялся рассматривать своего ночного спасителя. Фредерик теперь казался еще младше, а на его загорелой коже, на щеках, проступал почти детский румянец. Странно, но этот судья теперь меньше всего походил на судью.

— Простите, сэр Фредерик, я забыл поблагодарить вас за свое спасение, — начал юноша.

— Мальчик мой, — перебил его судья. — Давай перейдем на 'ты' и без всяких сэров. Я тебя спас, и ты мне теперь как сын родной, ну или брат. Сколько тебе лет?

— Двадцать, месяц назад исполнилось.

— Мне двадцать семь. Так что в младшие братья ты мне годишься, — Фредерик улыбнулся и кивнул на булочки. — Ешь давай — скоро поедем.

'Двадцать семь, — подумал Элиас, — а выглядит моим ровесником'. Было странно предполагать, что беспокойная жизнь судьи может замедлять старение.

— Но я намерен продолжить путь в столицу, — заметил юноша, наслаждаясь душистым травяным чаем. — Разве вы... мм... ты поедешь со мной?

— Я ж говорил: есть дела в столице.

— Ах, да, ты ведь из Королевского Дома.

Фредерик кивнул и уточнил:

— Я кузен короля, по материнской линии. Мой отец, лорд Гарет, был судьей. Одним из лучших. Слышал про него?

— Кое-что, — ответил Элиас (он, в самом деле, слышал пару историй, больше похожих на сказки, о том, как лорд Гарет и его дружинники приступом брали крепость одного богатого барона, который, как выяснилось, давал пристанище большой разбойничьей банде, грабившей и убивавшей купцов на границе, и имел с их фарта свой куш; как лорд Гарет выловил торговцев людьми и спас от переправки за море, в рабство, двенадцать юных девушек...)

— Он погиб в схватке с одним из преступных кланов, когда мне было три года, — рассказывал между тем Фредерик и продолжал непринужденно пить чай и с завидным аппетитом поглощать булочки. — Ну, а я, как и положено, занял место своего отца.

— А твоя матушка? — спросил Элиас.

— Она тоже умерла. Тосковала по отцу, заболела от тоски и умерла. Мне тогда было десять...

— Это печально, — пробормотал Элиас, думая о том, что он в лучшем положении: и отец, и мать живы, здоровы, и заботятся о нем.

Фредерик же пожал плечами:

— Вообще-то я привык и по иному себя не ощущаю... Все это было так давно. К тому же, я не один. Лорд Конрад — судья Северного округа — заменил мне родителей. Он вырастил меня, многому научил...

Хоть он так сказал, но на его гладкий, высокий лоб набежало-таки едва заметное облачко печали. Впрочем, так же быстро и сбежало.

Чай был допит, все нежные булочки и вишни съедены, и Фредерик заторопил Элиаса со сборами. А через пару минут они по веревке с узлами спустились из дупла вниз, где на крохотной полянке, окруженной молодыми дубками и какими-то ягодными кустами, ждали свежие накормленные лошади и мул. Судья, ни минуты не теряя, вспрыгнул на своего гнедого красавца. Марта приторочила закинула на его седло пеструю сумку, из которой вкусно пахло свежим хлебом и яблоками, и, как бы невзначай, задержала руку на щиколотке Фредерика и отошла в сторону.

Судья же лишь кивнул своему смотрителю, а вот Элиас вежливо поклонился и поблагодарил за гостеприимство, а уж потом сел в седло. Марта махнула рукой молодым людям и скрылась в листве дуба, ловко взбираясь по веревке и веткам.

Какое-то время парни ехали молча. Потом судья, видимо, довольно общительный по натуре, не выдержал.

— Тебе понравилась Марта?

— Она очень красива, — признался Элиас, невольно покраснев при воспоминании о том возбуждении, которое он испытал, впервые увидав девушку.

— Она была ласкова с тобой ночью?

— О, Фред, ничего не было! — Элиас покраснел еще больше и подумал, что судья слишком бесцеремонен.

Тот нахмурился:

— Я же просил ее исполнить все твои пожелания. К тому же, после всех этих неприятностей с разбойниками, тебе нужно было как следует расслабиться... Вернусь — поговорю с ней серьезно...

— Нет-нет, — поспешил спасти участь Марты Элиас. — Она предлагала. Я сам не захотел. Да, и мне все-таки нельзя — я еще не в гвардии.

Теперь Фредерик недоуменно посмотрел на юношу.

— Но ты же хотел ее — я видел.

— Да, но она твой смотритель, и мой обет я не могу нарушать. К тому же она на тебя так по-особому смотрела, — этими словами Элиас хотел еще больше смягчить Фредерика в отношении девушки.

— Не она первая, — вдруг сказал судья, и голос его вдруг стал странно низок и холоден при этих словах.

Элиас смолк, решив, что в делах любви и отношений с прекрасной половиной человечества у судей, видимо, свои обычаи и порядки. Но опять мелькнула осторожная мысль, что Фредерик не такой, как все, очень даже не такой. А Западный судья тем временем улыбался, слушая звонкие песни ранних пташек, и вел разговор в другое русло:

— Что у тебя за меч? Покажи.

Элиас достал отцовский клинок, длинный, широкий и тяжелый, протянул Фредерику. Тот с видом знатока осмотрел, сделал пару замахов.

— Что ж, неплохой, старинный. Сколько ему лет?

— Точно не скажу, но лет сто точно будет, — сказал Элиас, а сам бросил любопытствующий взгляд на рукоять чудесного белого меча судьи, что торчала из-за плеча молодого человека.

— А, — Фредерик заметил, чем заинтересовался парень. — Посмотри мой. Это оружие из специального сплава, тонкое и упругое. Можно обручем согнуть, а ему хоть бы что. Этот меч мне от отца остался. А ему — от его отца, ну и так далее... Постарше твоего будет. Говорят, нет уже мастеров, которые делали подобные клинки.

Элиас бережно, словно что-то хрупкое, принял в руки белый меч. Оказалось, что по всей длине лезвия он еще украшен изысканной гравировкой, изображающей двух драконов с длинными переплетенными хвостами. 'Дракон — символ мудрости и справедливости', — вспомнил Элиас из своих детских книжек, где были собраны сказки и всякие легенды.

Рукоять составляла с клинком одно целое и была очень удобной для руки. Юноша проверил баланс, остроту и поранился, чуть проведя пальцем по краю лезвия.

— Прекрасное оружие, — коротко сказал, отдал назад клинок и сунул кровоточащий палец в рот.

— Это не поможет, — усмехнулся Фредерик, — раны от моего меча очень долго не заживают. Возьми-ка, приложи к ранке.

Он достал из поясной кожаной сумки маленький кусок полотна, пропитанный чем-то резко пахнущим, и протянул его Элиасу.

— Кстати, мой клинок не точили несколько лет, а он все такой острый, — заметил Западный судья.