Синто ч.2. Героев по-прежнему нет.

— Кас? Дай!

И он сунул мне колбочку, которая раскроется при резком сотрясении или же принудительно, через две секунды после нажатия кнопки. Судьба, пожалуйста, пусть она мне не понадобится.

Кстати, а где третий 'Атакующий', давно должен был появиться. Я спросила Крутецкого.

— Он зачищает сектор, пираты ж не все сразу на нас бросились, часть оставили в резерве.

Угу, сделаем вид, что поверили.

Теперь я уже смотрела в голокуб расфокусированным взглядом, стараясь следить за поведением Крутецкого и русов. Всех синто начало охватывать радостное возбуждение, ведь наконец-то мы из дичи превращаемся в охотников. Крутецкий же наоборот чересчур расслабился, а два руса чрезмерно напряглись, остальные поддались общему настроению. Я, наверное, тоже веду себя не лучшим образом, но трудно изображать азарт, косясь из-под ресниц. Один рус, тот, который был за оружейным пультом 'Мозжечка', вдруг прекратил нервничать и максимально расслабился. Эх... Все-таки будут атаковать. Я всмотрелась в наше положение в пространстве, краем глаза ловя быстрые взгляды Крутецкого и Хорес-Китлинга, который тоже что-то почувствовал сквозь азарт боя. Только бы Хорес не повел собственной игры, только бы доверился мне. Мы пока что были безопасны для своих, да и пиратов оставалось еще не так мало, чтобы сбрасывать их со счетов.

Тянулись минуты, гасли зеленые искры. Я чувствовала себя абсолютно спокойной и готовой ко всему, со стороны это смотрелось как расслабленность.

'Атакующий' потихоньку меняет положение, чтобы не оставаться на линии между крепостями. Значит, все-таки крепость. Ну да, зачем им планету гробить, население против себя настраивать. Дезинтегратор заряжается уже час сорок. Наша крепость вращается весьма активно, отстреливая во всех плоскостях зазевавшихся пиратов. Мобильная стена за нами принимает редкие корабли, прорвавшиеся сквозь наш обстрел. 'Атакующие' выстроились почти позади пиратов, отрезая им путь к отступлению и одновременно держа крепости на линии огня. Оружием они, конечно, нас не достанут, но импульсными пушками погасить защиту — это да. Одно слово — молодцы, красиво и грамотно. А третий 'Атакующий', свежий и полный сил, сидит где-то на границе работы сканеров и ждет своего часа. Судьба, помоги!

Я чуть не пропустила момент атаки. Я ждала лобового удара, они же выбрали скользящий, чтобы не уничтожить крепость, а только вывести ее из строя. Рус, управляющий оружием, открыто уставился на Крутецкого, но тот или не подал сигнала, или я его не заметила. Рус все же ввел команду и активировал ее, Хорес-Китлинг заметно вздрогнул, но ничего не произошло. Доли секунды рус смотрел на экран, потом стал разворачиваться к Крутецкому, тот потянулся к Хоресу... Я со всей силы швырнула колбочку им под ноги. Последний вдох, при полном осознании того, что это не поможет, что газ проникнет через все поры. Крутецкий попытался задержать дыхание, но газ впитался через кожу, и его лицо поплыло. Взревела сирена тревоги...

Очнулась я в регенераторе от дергающей боли во всем теле, болевые рецепторы сошли с ума, доказывая мозгу, что у меня разорвана каждая мышца и отсутствует кожа. Врете, уважаемые, это всего лишь интоксикация. Я попыталась опять соскользнуть в небытие, удалось. В следующий раз все было намного лучше, невыносимо дергало в области печени, но тело ломило всего лишь как при повышенной температуре. Собственно она и была повышенной, под сорок градусов — сжигались токсины. Надо мной кто-то стоял, я постаралась сфокусироваться, с ужасом ожидая увидеть кого-то из русов. Смутно знакомое лицо...

— Леди, вы очнулись! — сказал он радостным шепотом. Ох, ну кто же это?

— Только вы и Хорес еще валяетесь без сознания, — так же радостно сообщил он мне. Что-то поняв по моему лицу, он добавил: — Ну, Белтман я, не узнаете?

А... Дезерт... Я моргнула ресницами, голова отозвалась болью, хорошо хоть догадалась не кивать.

— Все живы? — хотела я спросить, вместо этого раздалось еле слышное сипение, но Белтман догадался.

— Все живы! — ответил он с улыбкой.

Я закрыла глаза, мне не нравилось, что со мной общается не синто, это вызывает подозрения.

— А ну, молодой человек, идите-ка отсюда! — раздался такой родной и такой привычный в подобных ситуациях голос Синоби-Чеха, старичка-бодрячка, семейного врача Синоби.

— Что, Викен-Синоби, не долечили нормально печень после дуэли, некогда вам все было, да? — принялся он меня отчитывать таким голосом, будто сейчас бить будет. Я в детстве жутко его боялась, он был нежен и ласков только с теми, кто получал травмы, а потом идеально точно следовал его предписаниям. Если же кто попадал к нему со вторичной, недолеченной травмой или, вообще ужас, с простудой или инфекцией, он становился сущим демоном. Поэтому мы все четко и в срок восстанавливались, правильно питались, соблюдали гигиену, грамотно 'раскачивались' не жалея себя, и были идеально здоровыми детьми. Каждые три месяца был полный медицинский осмотр и пониженного иммунитета или медленного восстановления мы боялись сильнее, чем нагоняев от учителей.

— Что вы лыбитесь, Викен-Синоби? — в поле видимости показалась лысая голова с седыми усами и строгими серыми глазами.

— Ада ас и..еть... — отозвалась я.

— Рада она меня видеть, — пробурчал он. — Вы глупая девчонка! Вы чуть не сдохли, и это притом, что хватанули меньше всех. Хуже вас только этот болван, Хорес-Китлинг!

Любого другого за подобные оскорбления уже бы убили на дуэли раз двадцать.

— Се о..ошо, да? — спросила я, всматриваясь в него.

Он бросил на меня серьезный взгляд.

— Да уж, неплохо, — ответил негромко, — могло быть хуже.

Я взглядом умоляла рассказать.

— Короче, когда вы вырубили всех в командном пункте, крепость заглохла на минуту-две, а потом снова заработала, но как под алкогольным токсикозом. А потом и вовсе встала, предоставив Китлингам и истребителям добивать пиратов. Встать то встала, но, говорят, дезинтегратор нацелила на русов. Те смекнули неладное, стали отходить, но Китлинг им: 'Куда же вы, союзнички дорогие?'. — и Синоби-Чех посмеялся своим воспоминаниям. Да уж помня мальчишкообразного лорда Китлинга, забавно наверное, все смотрелось.

— И тут третий их корабль выскочил, аккурат на линию огня. И стоим мы, значит, под дулом их держим, а они ярятся. Долго ругались, эфир засоряли, часа два, а потом два корабля русов ушли, а третий, где было их руководство, остался. Такие вот дела. Теперь надобно нам русам извинения принести за нечаянное отравление. Так что тебе, моя дорогая, сейчас предстоит очередной цикл ускоренной очистки, а потом активное восстановление.

Мама дорогая, последние его слова, меня так напугали, что я чуть не пропустила главного.

— Я?

— Ты, — ответил он сокрушенно.

— Сино..и?

— Нет, Шур.

— Арь! Конт..акт от Совета, — прошептала я.

— Контракт от Совета?

— Да.

— Хорошо, я передам им. И хочу тебе напомнить, что если ты впадаешь в беспамятство, процессы замедляются; что глубокая очистка, как и активное восстановление, требует от тебя усилий. И если ты их не приложишь... — его голос стал откровенно зловещим, — я тебя выпущу из регенератора на час для извинений, а потом заложу на три дня чистки и пять восстановления.

У меня от ужаса даже глаза раскрылись, я попыталась что-то сказать, но в горле окончательно пересохло, а мотать головой я не рискнула.

— Вижу, ты меня поняла.

Я чуть-чуть кивнула, больно.

— Приступим.

Ну, в беспамятство я все-таки проваливалась, я ж живой человек, и как ни крути, боль для меня тоже боль. Но когда была в сознании, я напрягала мышцы и визуализировала процессы, покуда были силы терпеть. Счет времени я потеряла, но раза два приходил Синоби-Чех, смотрел показатели, хмурился

— Не сачкуй! — приказывал он мне. Я испуганно кивала.

В третий его приход я уже радостно-бодрым голосом отчиталась:

— Есть хочу!

— Да? Это хорошо... но рано. Еще два часа.

Через два часа меня уже выворачивало от голода, явный признак того, что организм очистился и готов восстанавливаться. Наконец доктор-изверг пустил питание, теперь уже я несмотря на боль, старалась двигаться насколько позволяли подключения, поочередно напрягая все мускулы. Я работала на совесть, минуты восстановления в регенераторе равнялись полноценным тренировкам-раскачкам, которые мне в любом случае предстоят. При обходе Синоби-Чех уже не хмурился.

— Ну, хоть что-то я смог вдолбить вам в голову, — буркнул он и ушел удовлетворенный.

В разгар моих 'тренировок' объявилась леди Шур.

— А... Волну гоняешь, — сказала она, глядя, как ходит рябью раствор. — Ну давай, давай, а то, кто знает, может, и драться придется.

Я уставилась на нее, эмоций было так много и таких разных, что они взаимно уничтожились. Шур ответила на мой красноречивый взгляд.

— Принесешь извинения, скажешь, идея твоя, предложишь особо оскорбленным дуэль до первой травмы. И не надо так на меня смотреть деточка, вот контракт Совета. Открывай рот и соглашайся.

— Огласите условия, — из вредности сказала я.

Шур зачитала: контракт оценивается как тридцатипроцентный. У меня что-то ухнуло в животе, это ж получается, по мнению аналитиков, один шанс из трех, что русы захотят убить того, кто им устроил веселье. В случае дуэли контракт становится семидесятипроцентным, исходя из моего плачевного состояния. Видно, глаза у меня были как у обиженного ребенка, потому что Шур разозлилась.

— Это Аррен для тебя расстарался, а ты тут рожи корчишь.

А, ну если так, если процентность смерти при исполнении была завышена, для того чтобы я больше по этому контракту получила, тогда другое дело. Но верить ли леди Шур, вот в чем вопрос. Хотя это не вопрос, отказаться-то я все равно не могу.

— Хорошо.

Она включила камеру, и мы официально подтвердили контракт.

— А почему я? — спросила я, когда она уже уходила.

— Потому что ты гейша,— ответила Шур и скрылась.

Отлично, значит, мне при извинении надо будет еще и 'хвост распустить'. Ладно, подумаю над этим потом.

Наконец меня вынули из регенератора. Теперь предстояла активная физнагрузка под руководством того же Синоби-Чеха, к моему удивлению, обычно такое поручали практикантам.

И вот буквально по секундам рассчитаны периоды нагрузки и отдыха. Я привычно выкладываюсь на все сто, зная, что сейчас жалеть себя нельзя, что после всех страданий будешь просто летать и искриться энергией. Примерно после третьего часа тренировок и передышек доктор обронил:

— Жаль что мы в космосе, воздух все-таки не живой, да и положительных эмоций мало.

— Ну почему же, — вздумалось мне пошутить. — Я вас люблю Синоби-Чех, вполне сильная положительная эмоция.

Ответом мне был оценивающий взгляд самца. Ой-ой-ой, пора завязывать с шутками про секс, на них как-то неадекватно реагируют.

— И как же вы меня любите, Викен-Синоби?

— Как близкого родственника, — тут же отозвалась я.

Он отвернулся обратно к экрану.

— А жаль. С тех пор, как я подлечил девчонку, вроде тебя, и она опять ускакала на подвиги, мне стало не хватать того одного раза в пятидневку, что может предложить жена.

У меня сбилось дыхание. Восстановив его, я все же спросила:

— Вы шутите?

Вместо ответа он стянул через голову реглан и подошел ко мне; я продолжала мерно, без рывков подтягиваться.

— Мне восемьдесят четыре, — сказал он мне в лицо. Я не могла отвести взгляда от его идеального тела с тугими, сильными, но необъемными мышцами, возраст выдавала лишь небольшая дряблость кожи. Наверное, так выглядит мой пятидесятилетний отец, который очень следит за собой. Довольный произведенным эффектом, Синоби-Чех надел реглан.

— Таким должен быть каждый синто, — выдал он.

— Желчным, неудовлетворенным стариком с молодым телом? — вырвалось у меня.

— Дурочка, — отозвался он без злости. — Стоп.

Я закончила движение.

— И это только 'раскачка', — продолжил он прерванный разговор, — а в регенераторе я лежал в молодости три раза после дуэлей.

— Но ведь вы все время живете на Синто — живая еда, чистый воздух. Вы ж знаете, что 'раскачка' не работает на искусственном питании.

Он тут же зло на меня посмотрел:

— Вот вы, Викен-Синоби, когда приезжали в отпуск на Синто, вы хоть что-то делали?

— Я приезжала на десять дней от силы, — заявила я, оскорбленная в лучших чувствах. — К тому же я постоянно занимаюсь, только по другой схеме.

Он скептически хмыкнул.

— Ну да, оправдывайтесь! Как правило, все вспоминают после сорока, что надо все-таки, быть в форме... Да поздновато.

Несносный старикашка, он может быть хоть трижды супер-любовником, но при этом он все равно старик. Ни за что не позарилась бы на такого. Тем не менее, после семи часов рваных тренировок, когда мне позволили уснуть, последнее, что я увидела, закрыв глаза, это выцветшие серые глаза, седые усы и сильное тело доктора.

Проснулась я с четким желанием танцевать. Так всегда бывает, когда пройдешь восстановление. Настроение не могло испортить даже то, что через пару часов мне придется распинаться перед русами.

С момента отравления газом прошло трое с половиной суток. Двое суток 'Атакующий' проболтался в космосе, не решаясь улететь, а может, мы не отпускали. Третьи же сутки русы провели в посольстве, не проявляя желания общаться с кем-либо. Идя одна в посольство, я чувствовала себя так, как если б шла за границу терраформирования к крысодлакам и марипозам. Оделась я на всякий случай в платье: если будет дуэль, попрошусь переодеться, а так худенькая девушка в шелковом длинном платье, надеюсь, не будет вызывать агрессию. Меня снабдили инфокрисами по интересующим русов вопросам — 'дельфинам' и медразработкам; странно, что они не затребовали эту информацию до боя. И вот я стою перед воротами посольства, они без лишних проволочек открылись, так же без вопросов открылись двери в дом. И почему меня это не радует?

Все собрались в гостиной. Кроме знакомой мне делегации, были еще трое послов и военные — офицеры с 'Атакующего', наверное.

Крутецкий, которого вчера привезли в посольство, выглядел неважно — видно, не долечили, Кахадзе, как всегда, был готов кого-нибудь разорвать, Лепехин тоже был зол. Молодой подполковник спокойно и с интересом за всем наблюдал, послы и офицеры насторожены. Красота!

Я поклонилась и поздоровалась, я всего лишь маленькая женщина. Мне ответил старший посол.

— Здравствуйте, леди некст Викен-Синоби. Чем обязаны визитом?

Я опять поклонилась.

— Позвольте принести мои извинения за то досадное недоразумение, которое имело место в командном пункте крепости Хоресов. — Поклон.

— Если господин Крутецкий, как наиболее пострадавший, или его руководители решат, что словесных извинений недостаточно, я готова искупить вину дуэлью до первой травмы. — Поклон.

Молчание. И тут подрывается Кахадзе и выдает невыразимо пошлую тираду о том, куда мне деть свои извинения, и какие действия сексуального характера надо со мной совершить, чтобы меня простили, то есть чтобы я осталась жива. Опять повисло молчание. На лицах послов застыл ужас, Крутецкий и подполковник брезгливо кривились, Лепехин был непроницаем, что, на мой взгляд, свидетельствовало о том, что он разделяет мнение Кахадзе.