Следом вернулся и слух...
Что-то странное звучало справа. Обрывочные звуки.
Но вскоре слух восстановился, и он стал различать все. Звуки оказались ритмичными и спокойными.
— 'Мелодия?'
Странно знакомая мелодия...
Он ее раньше где-то уже слышал...
— 'Мама?' — вспомнил он.
Мама очень любила эту мелодию и часто играла. Ее когда-то написал ее друг из университета, и она навсегда ее запомнила, а потом часто играла дома. Когда он возвращался из школы после уроков, то всегда дома играла эта мелодия...
Она сидела за пианино своего дедушки и играла. Она закрывала глаза и улыбалась.
Повернув голову, Така сначала не понял, что именно сидит рядом с ним.
Белая кожа, угольно-черные волосы, сияющие синие глаза с черным белком. Одет он в грязно-серые лохмотья с перебинтованными ногами и руками. Кисти у него черные, словно это перчатки такие, а на кончиках пальцев у него небольшие коготки, из которых исходили едва заметные нити. Он щипал эти нити своими когтями и играл такую знакомую для Таки мелодию.
Карас...
— Ран, когда-то показала мне эту мелодию, — сказал он. — Я запомнил ее и, когда, сумел освоить свои нити, воссоздал. Эта мелодия согревала меня в пустоте серого мира.
В его голосе была грусть и тоска. Причем такая печаль, будто она камнем висит на его плечах.
— Что случилось с Ран? — спросил он. — Почему ее память предается стыду?
Така не хотел отвечать.
Для него это была больная тема, которую он сам старался не вспоминать.
— Это случилось через три года, как мамы не стало, — начал он рассказ. — Мы с отцом только начали отходить от потери и как-то жить с этим. Мы пытались... — он вздохнул. — Однажды к нам пришел журналист...
Така хорошо запомнил его лицо.
Такое светлое, дружелюбное, внушающее доверие и надежность. Голос сильный и спокойный, приятно слушать. Да и сам человек располагал к себе.
— Он сказал, что хочет написать статью о маме. Она была в прошлом известным музыкантом, а этот журналист был ее поклонником, потому решил увековечить ее имя в статье, а потом и книгу написать...
— Через три года?
— Сказал, что понимал, как тяжела наша потеря, и потому не захотел спешить...
Така сделал паузу...
— Он задавал вопросы... много вопросов, на которые мы отвечали. Не всегда, но ничего такого уж страшного в них не было. С ним было приятно общаться, и он оставил о себе хорошее впечатление...
Он закрыл глаза...
Как же он тогда ошибался...
— А через месяц мы увидели это... — заскрежетал он зубами. — Используя наши слова, он написал просто отвратительную мерзость! Он заявил, что мама была сумасшедшей, что видела призраков и была слабоумной! — прорычал Така. — Маленькие намеки и слова он раздувал в целые предложения и абзацы, выставляя все так, будто бы это мы ее такой называли! Он оказался лжецом и уродом, который обманул нас!
Таку колотила злость. Он не мог поверить, что такое правда издают, но в те годы в газету мог пролезть кто угодно, и это у такого типа легко получилось. Такие журналисты, как этот, бывают. У них нет совести, им плевать на то чьи жизни они рушат и кого мучают. Им важна только собственная выгода и повышение, а не то, сколько людей пострадало от их действий. Такие, как он, быстро взлетают по карьерной лестнице, но также быстро с нее падают, и редко, кто мог удержаться.
— Отец пытался подать в суд за клевету, но у этого урода оказались хорошие связи... Как раз из тех людей, кто в свое время завидовал талантам и успехам мамы. Они помогли ему отмазаться.
Карас молчал.
Он перестал играть и выглядел весьма мрачно.
Таке приходилось столько времени терпеть все эти унижения. Его мама была добрейшим человеком, но ложь, которую распространили те уроды, отвернуло от нее многих людей. Така старался забыться в спорте, но вскоре повредил колено и уже не мог играть в футбол. В младшей школе еще было нормально, его многие знали, и были друзья. Затем отец переехал в другой район, и Така пошел в незнакомую ему среднюю школу. А там уже никто его не знал, и он быстро стал объектом для насмешек и издевательств.
— 'Ха-ха-ха! Сын сумасшедшей!
— Сам, небось, тоже больной!
— Сын психопатки!'
Дети могут быть невероятно жестокими. Еще более жестокими, чем взрослые...
— Что ты с ним сделал?
Така усмехнулся.
Он гордился проделанной работой.
Он долго практиковался на других людях в гипнозе, он долго продумывал свой план, и его исполнение заняло у него немало времени.
— Я нашел его, когда он был на пике своей популярности и удачи, — улыбнулся Така. — Он жил счастливо, был знаменит и успешен. Идеальное время, чтобы пасть в пучину отчаяния, — небольшая пауза. — Я посадил его в сумасшедший дом и внушил всем врачам, что он буйный псих... Подделал документы и провернул очень сложную работу. Подготовка у меня три месяца заняла. Я загипнотизировал всех специалистов там, убедив их, что этот человек только кажется нормальным, но на самом деле он больной на голову и опасный. Каждый раз, когда он умолял поверить ему, что он не больной, они сажали его в одиночную камеру с мягкими стенами и смирительной рубашкой. Иногда я показывался ему и давал понять, за что он попал сюда, какая именно ошибка стала для него роковой, а потом стирал ему память или внушал запрет на разглашение, чтобы он прочувствовал всю ту боль, что пережил я.
Карас молчал. Такеру не мог сказать, о чем именно думает этот призрак, потому не знал, как он себя поведет.
— А что те 'звезды'?
— Да какая разница, — фыркнул Така. — Они просто кучка ничтожных придурков, которая толком ничего и не сделала. Вся вина на журналисте, а пинать 'мертвого льва' хочет каждый.
Он вновь молчит. Думает о чем-то.
Может, сейчас будет ругать его, но Таке плевать. Он даже под страхом смерти ничего исправлять не будет. Если с девушками он еще мог согласиться, что перегнул палку, то тут он будет непреклонен.
— Ты... — произнес Карас, — такой милосердный...
Он усмехнулся.
— Я бы их месяцами пытал...
Такого ответа он не ожидал.
По рассказам мамы, Карас был добрым и очень заботливым человеком, а тот, кто перед ним, давно очерствел, хоть и несет в себе какие-то заботливые нотки. Видать, годы сильно его потрепали. Така читал, что так сильно меняются люди, когда переживают тяжелое эмоциональное состояние.
— Что теперь будешь делать? — спросил Карас, смотря на него.
Така посмотрел на потолок.
— Я много думал об этом, — серьезно заявил он. — Думал над тем, кто я и чего я хочу. Думал, как мне обрести свое место... И, кажется, я понял...
— Хм?
— Мне нет места в этом мире.
— Э?!
— В этом мире я могу получить, что угодно по щелчку пальцев. Щелк — и Билли Гейтс отдает мне половину своего состояния. Щелк — и самые прекрасные девушки мира дерутся за мою благосклонность. Щелк — и все, что угодно. Нечего желать. Не к чему стремиться. До встречи с тобой я, наверное, уже полгода даже ничего нового о своей силе не узнавал. Не потому, что уперся в потолок. А потому, что... Зачем? Чего бы я не достиг, мне все равно уже негде это применить. — Такеру покачал головой, — Этот мир не создан для таких чудовищ, как я, Карас. Потому я хочу поискать себя в другом мире,... мире, где мне будет место!
Он молчал....
Смотрит на него и молчит.
— Тц! Ха-ха-ха! Такой сопляк, как ты, вряд ли что-то сможет там сделать, — рассмеялся он.
— Сейчас — может быть. Но ты что думаешь, что я всю жизнь буду на месте топтаться? — возмутился Така
— Может, и так, но при переходе через Погребение ты можешь потерять память и забыть, кто ты такой. А я могу притащить тебя в Общество душ только через Гарганту, и что станет с твоей душой при таком переходе, я даже предполагать боюсь. Чтобы все это проверить, нужен ученый, а я в Мире Живых только об Урахаре слышал...
Он резко прервался. Явно понял, что взболтнул лишнего, но Така запомнил его слова.
— Ладно. Делай, что хочешь, но не твори глупостей, — он поднялся. — Хочешь стать сильнее и перейти в иной мир со своими силами — удачи. Если нам будет по пути, то, может, помогу.
— Я на большее не рассчитываю, — усмехнулся Така.
— Ну, тогда отдыхай.
— Ты уходишь?
— У меня есть дела, но я скоро вернусь. Ран просила меня приглядеть за тобой, но утирать тебе сопли я не намерен.
— Да мне самому это не нужно!
— Тогда не давай мне повода подумать так! — он серьезно посмотрел на Такеру. — Мне плевать, каким ты будешь человеком, Така. Будешь ли ты творить добро или маньяком станешь, мне плевать. Пока ты делаешь все это, будучи самим собой, я буду на твоей стороне. Но... — воздух потяжелел, — если ты сломаешься, сбежишь или прогнешься... я лично убью тебя.
Он... серьезен... очень серьезен...
Он сделает это, не смотря ни на что.
— Идет, — ни секунды не сомневаясь, ответил Така, смотря ему в глаза.
Он готов принять этот вызов. Будет еще один стимул двигаться вперед.
— Выздоравливай, — усмехнулся Карас, а затем исчез.
Такеру же, вздохнув, закрыл глаза и вскоре провалился в медитацию...
Глава 20. Маленькая шалость.
А парень хорош. Не сомневаясь, согласился на такое.
Молодец.
Думаю, теперь с ним все будет в порядке. Надо будет только иногда сюда наведываться и приглядывать за ним, а то, он может влипнуть в неприятности.
Посмотрим, в принципе, что и как.
А пока мне тут больше нечего делать.
Пора возвращаться в Хуэко Мундо, у меня как раз там есть некоторые дела.
Дискоррер!
Пространство вокруг меня искривилось, а затем открылась Гарганта.
Большой черный провал в Мир Пустоты. Оттуда сразу повеяло чем-то холодным и... родным.
Последний раз оборачиваюсь на полный жизни, шума и красок город. Он прекрасен и постоянно двигается, это не дает заскучать и позволяет жить каждую секунду. Там я не следил за временем, и минуты могли пройти также быстро, как и года. Тут же я всегда понимал, сколько прошло времени и как. Это несколько сбивало с толку, но в целом не очень мешало.
Захожу в черный провал и не спеша иду вперед.
За моей спиной закрывается проход, и звуки живого мира пропадают.
Тишина...
Мрачная. Давящая. Неприятная.
Иду дальше, и вскоре провал вновь открывается, выпуская меня наружу...
Холодный ветерок закрутился вокруг меня, поднимая полы плаща. Зашуршал песок под ногами. Бледная луна все также освещает все вокруг в вечном зените над миром. Хуэко Мундо будто говорит мне...
'Добро пожаловать домой'...
— Я скучал...
Странное чувство. Мне понравилось в Мире Живых, там есть звуки, там есть краски и радости, а тут ничего этого нет... Но все равно тут я ощущаю себя гораздо более уютно. Не знаю, как это объяснить. Ты словно возвращаешься в дом, где провел свое детство. Да, может, в другом месте тебе живется лучше, там и до работы ближе, но тут ты действительно расслабляешься. Только тут ты высыпаешься и не думаешь о времени. Ты можешь быть несчастлив тут, но здесь тебя будто кто-то ждет...
Отбросил ненужные мысли и двинулся к нашему жилищу.
Добрался до дупла.
Там уже все остальные.
Архитектор что-то опять вырезает и ни на кого внимание не обращает. В такие моменты его лучше не беспокоить. Котятки играют в догонялки с Лией, точнее, они ее чем-то взбесили вот она и гонится за ними, чтобы отлупить. За этим всем с улыбкой в глазах наблюдает Эспи.
— Всем привет, — поздоровался я.
— Братец Вен! Спасай! — кричат Локи и Ноки, но я лишь желаю им удачи. Сами нарвались, пусть получают.
Лия мне только лапой махнула, не отвлекаясь от попытки поймать этих двоих. Телепатию и сонидо она не используют. Для нее это дело принципа поймать сопляков самой.
— Вен! — обрадовалась мне Эсперанса. — С возвращением. Как твой поход в Мир Живых?
— Продуктивно, — я присел в вырезанное из камня кресло. — Многое понял и теперь буду думать.
— Это хорошо, — кивнула она. — Какие планы?
— Буду теперь прощупывать почву на поход в Общество душ. Нужна информация и сведения. Меня не было там по земным меркам девятнадцать лет, так что там точно многое изменилось. Ну и еще мне нужна маскировка.
— Маскировка?
— Да, я думал, что смогу скрываться от всех и не попадаться на глаза, но я, как и ты, слишком человечный. За такими сразу капитанов отправляют, а мне не хочется с ними сражаться. Мне вообще убивать синигами не хочется, только трое умрут!
Гнев вспыхнул с неприятными воспоминаниями и давление реацу вокруг возросло.
— Успокойся.
— Прости, — перестал я давить своей силой вокруг. — Надо озаботиться маскировкой.
— Над этим я подумаю, — подал голос Архитектор. — И да, добро пожаловать...
Он вновь вернулся к работе, а мы только пожали плечами. Если он сказал, что подумает, то подумает, ему в этом плане можно верить. Надо только подождать.
— Ладно, — поднялся я.
— Ты куда?
— Мне надо еще кое-что сделать. Вернусь через месяц.
— Удачи.
Попрощавшись с остальными, я вышел из нашего убежища и двинулся в сторону Европейского региона...
* * *
Европейский регион Хуэко Мундо, он же Хельхейм, не особо опасное место. Оно третье по насыщенности духовной силы в мире, так что тут пусть нет таких сильных пустых, как в японском регионе, и такого количества как в китайском, но зато разнообразие тут самое сильное. Пустые порой обладают такими необычными способностями, что легко компенсируют свою силу.
Именно по этой причине эйнхерии Асгарда часто патрулируют данный регион. Это их вотчина и, чтобы не порождать очередного наплыва ледяных великанов, нужно уничтожать гниль в зародыше.
Именно поэтому отряды Проводников душ устраивают долгие походы в этих местах.
К тому же это не только важное дело, но и невероятно почетное. Когда великие воины отправляются в опасное путешествие, они попадают в самые невероятные приключения, а затем возвращаются, чтобы скальды сложили песнь об их славе. Когда в Вальгалле начинается пир, великим воинам всегда есть что рассказать и увековечить свою славу в веках.
Да, прошли времена войн и сражений, когда по миру бродили гиганты, и великие воины древности ушли в прошлое, но и сейчас найдутся те, кем Асгард может гордиться.
Гуннар был командиром своего отряда верных эйнхерий. Он множество раз спускался в самые глубокие чертоги этого Хельхейма. Он сражался с гигантами, сражался с самыми огромными и неведомыми монстрами и всегда выходил победителем.
Но на душе у великого воина была тяжелая ноша.
Как-то раз он похвастался своей великой победой перед другим, забыв о присущей воину скромности, и навлек на себя нелюбовь одного из Асов. Тот дал ему предсказание, которое навеки омрачило могучего воина.
— 'Ты умрешь стариком, в теплой постели в окружении детей и внуков', — сказали ему тогда.
Для воина — это позор!
Умереть в бою — эта великая честь, которой желает каждый воитель. Отдать свою жизнь за правое дело, ради защиты Асгарда и во славу богов, вот истинное желание каждого эйнхерия.
