Отбор. Как царевна мужа выбирала

До чего же мы несчастливы царевны

Нам законом запрещается любить

В царских семьях — уж такой порядок древний

По расчету нужно замуж выходить...

"Песенка царевны Забавы" из м/ф "Летучий корабль"

Глава 1

С самого утра день не задался!

Во-первых, встала я не с той ноги, потому что наступила на какой-то острый шип. Рана кровила, хотелось выть на весь мир. Но нельзя. Это только в сказках царевне положено капризничать, кричать. Жаль, я магией исцеления не обладаю. Но и тревожить лекаря по пустякам не стоит. Тихонько прокралась в лекарский огород, сорвала листок подорожника и приложила к пятке. И только наступила на больное место, стараясь скрыть повреждение, как произошло во-вторых.

Меня нашла девушка-помощница.

— Тебя, Русана, батенька кличет, — притормозила она, пробегая мимо.

— А где он?

— У себя в приёмной.

— Благодарю, Зорька, — и я, стараясь не хромать, поспешила на встречу.

Батенька нетерпеливо ходил по залу, диктуя писарю указ.

Увидев меня, стража отворила двери:

— Царевна прибыла, царь-батюшка! — доложили они, пропуская меня внутрь.

— Иди, — махнул рукой отец писарю.

Тот удалился. Родитель дождался, когда за ним закроются двери, щёлкнул пальцами, накладывая полог тишины.

— Здравствуй, батюшка! — я поклонилась отцу. — Ты звал?

— Да, дочка, звал. Сегодня прошёл как раз месяц. Ты готова?

Что-то мне нехорошо стало. Вот и кончилась моя свобода!

— Да, батюшка, — не посмела перечить я. С рождения меня готовили к этому. По любви царевны замуж не выходят. И мой долг принять благо державы выше собственного.

— Лики* должны были доставить. Ступай на капище — твой выход.

— Но я не смогу охватить все королевства, все царства, княжества, — робко молвила я.

— Поэтому я уже отобрал для тебя всего лишь десяток. Иди, готовься!

Сглотнула. Во рту стало очень сухо. Первое впечатление самое сильное. Мне нужно много сил, дабы сделать всё правильно.

— Хорошо, батюшка! — склонилась я в поклоне и поспешила на выход.

Полог тишины тут же развеялся, возвращая привычный гомон дворца.

Вновь вздохнула, стараясь не наступать на больную пятку. Ох, страшно-то как!

Знала, что этот миг наступит, но что так скоро, не ожидала. Время летит, никуда не деться!

Удастся ли у меня задуманное? Сразу десять человек увидеть. Конечно, Предки мои со мною будут, даруют мне силушку, нужно лишь поверить в себя.

Я вышла на двор, сняла сапоги, наступила на Землю-Матушку, вдыхая полной грудью. Земля дарила тепло, как и Солнышко. Выбрать, как же порою сложно. Иногда проще просто смириться с тем, что тебе выбора не дают. А вот самой принять решения, взять судьбу в свои руки — это сложно. На это нужна сила воли.

Пока шла, представляла, как родная земля дарит силушку, каждый шаг отдавался трепетом по мере приближения к капищу, что на горе Предки соорудили, поставив чуры Предков. К моему приходу должно быть всё подготовлено. Десяток выбранных батюшкой женихов, лики которых нарисованы живописцами. И пусть даже правды нет в тех ликах в угоду правителям, но на то живо и пишут, вкладывая частичку того образа, что видят. Я считаю, сумею, раньше ведь выходило.

У входа на капище меня встретили две девушки с распущенными космами. Поклонилися Предкам ещё раз, кивнули мне, мол, готово всё, да ушли.

Посреди капища костёр горел. Пора! У меня не так уж и много времени, лишь пока догорит последний уголёк.

Принялась раздеваться, ведь одежда мешать сподобится моим чарам. А при обращении с силушкою Земли-Матушки ничего не должно быть лишнего, лишь то, с чем народилася.

Сняла не только одежонку, но и бусы, серьги, кокошник, накосник*. Расплела космы, дабы легче общаться с природою было. Вдохнула воздух, пропитанный силушкою, тепло костра. Пропустила чрез себя. Ощутила покалывание ладоней.

Дымка немного развеялась, показывая лик первого жениха. Тёмные власы, очи зелёные, прямой нос, хищный взгляд. На плечах шкура волка. От одного вида страх сковывал колени. Я закрыла очи, стараясь смахнуть наваждение. Ладони оказались влажными. Кто это такой?

Постаралась быстрее переключиться на другого.

Времени не много. Женихи откроют подарок отца одновременно и как долго останутся в пределах рисунка, было не известно. Стоило поторопиться.

Второй показался даже красив и смазлив. Молод. Где-то моего возраста. Лик мог писаться много лет назад, но это не мешало мне настроиться на человека.

Мужчина, которого увидела, мазнул взглядом по лику и переключил внимание. Мокрые светлые власы* ему доходили до пояса, серые очи казались усталыми, широкие скулы устрашали. Я невольно залюбовалась голым бугристым мокрым торсом, по которому стекали капельки воды.

С трудом удалось оторваться и закрыть очи, хотя они уже начинали жечь, прерывая связь с моим изображением. Смазливый, слишком смазливый. Батюшка учил не глядеть на внешнюю красоту. Обычно за ней ничего нет, кроме корысти.

Остальные же мужчины были явно старше меня, даже на ликах. А некоторые даже в отцы мне годились. И вот как это называется? "Выбирай, дочка, старичка себе или вот, один-два молодых я тебе дал. Совесть моя чиста".

Все женихи были разные: светленькие, тёмненькие, с каштановыми власами, с рыжими и даже седыми. Разнообразился и цвет очей: от чёрных до светло-голубых.

Двух женихов я застала на поле брани. Повеление отца открыть лик именно сегодня выполнили безупречно, независимо от того, хотел ли возможный жених лицезреть возможную невесту или нет.

Один из них напугал меня до дрожи в коленках. Второй был статен, но и не более того.

Третий так глянул прямо в очи, что меня выкинуло из картины. И я вяло рухнула на колени, не в силах посмотреть ещё двоих.

Неужели меня засекли? Не может быть! Но костёр догорал, а попробовать перенестись в пространстве чревато невозвратом. Остаться навсегда в картине очень не хотелось. Поэтому я просто посмотрела на непросмотренные творения кистей великих живописцев. Один чернявый был широкоплечий, а в гордой стати чувствовалась власть, которой он привык пользоваться. Очи переданы до того правдоподобно, что казалось, что следят за тобою. Возможность схожего дара я не рассматривала. Этот дар считался женским и слабеньким. Но обладай подобным, станешь скрывать его. Кому понравится, что за ним могут следить через нарисованный лик?

Но дар проявлялся столь слабо, что даже сильный чародей постороннего присутствия не замечал.

Ещё один лик показывал светловласого зелёноокого юношу с лёгкой пробивающейся щетиной на щеках. Красив. Неужто тоже правитель какой? Я отложила оба лика и отправилась одеваться. Дрожь в ногах прошла.

Костёр почти догорел, а вот вокруг уже стемнело. Как долго я чаровала! Надо поспешить, а то одеваться придётся на ощупь.

Оделась, поклонилась Предкам, поблагодарила за возможность воспользоваться своим даром. Костёр и погас.

Пока спускалась, думала о том, что все женихи были представителями человеческого роду, во всяком случае внешне. Но на турнирах наверняка будут и представители других племён, отличающиеся от нас не только внутренне или другой ипостасью, но и внешне. И хоть человек по определению сильнее того же псоглавца*, но слабее полкана*. Некоторые доходят до абсурда и пытаются заключить неравный брак с сфинксами, сирин или алконостом, естественно, связь такая невозможна обычным способом, лишь с помощью чар. Один мой предок и насоздавал все эти виды, скрещивая человека и разных существ. И когда естественным путём не выходило, в дело шла волшба.

Но последние триста лет мы придерживались традиций не отдавать невест на сторону человекоподобным, лишь чистым людям, без примесей. Потому что потомки теряли часть силы человека, хотя и обретали взамен что-то звериное. Хотя, кто ж уследит. Батюшка вот следит, да разве все подданные наместники не могут скрыть какую ветвь?

Царевичи брали в жёны тоже чистокровных дочерей рода человеческого, но кровь периодически обновлялась у других родов наших меньших братьев.

— Русана, батюшка ждёт тебя, — окликнула меня другая помощница, спешащая домой. На сегодня её обязанности во дворце закончились.

— Благодарю, Мара, до завтра!

— Не, завтра придёт Настя, я завтра дома.

— Понятно, — я улыбнулась. Каждая семья помогает нам, присылая каждый день кого-то из своих детей. Девушки во дворце порядок поддерживают, отроки чинят или строят, ежели надо. А малыши по мелочи выполняют поручения царской семьи. Матушка следит за всем в доме, да пришедшим с утра задания раздаёт. Батюшка разбирает тяжбы людские да вот ведёт дела царства и присматривает за остальными царствами, княжествами да королевствами.

Царевны да царевичи учатся разным нужным наукам, пока не войдут в пору, а там уж за свадебку. Наследный царевич остаётся при батюшке, остальным отец надел даёт среди подчинённых царств, коль наместник смуту начинает сеять. Всегда найдутся недовольные.

Я прошла в столовую, где собрались родные за огромным столом. Поклонилась, приветствуя всех.

— Садись, дочка. Рассказывай, — велел батюшка, установив полог тишины за пределами помещения.

Я окинула стол с родителями, сидящими рядом во главе, троих братьев, по праву руку от батюшки, сестёр — по леву. Из сестёр я оставалась самой старшей. Подрастает ещё Льдинка, в пору через лето войдёт и две маленьких сестрички. Ещё одна старшая сестра три лета назад замуж вышла. Братья же пока все при батюшке оставались. Как третий сын войдёт в пору да женится, тогда отец устроит состязание меж сыновьями за трон. Кто проявит больше смекалки да умений разных, тот и сядет на его трон. Остальным даст наделы.

— Всех я не успела просмотреть.

— Отчего же? — поинтересовался отец, нанизывая на вилку салат. На ужин полагалось лёгкое что-то — овощи и плоды.

— Один из женихов ударил больно, выкинув обратно. То ли от его волшбы, то ли он забрал у меня всё, что было в загашнике, но сил не осталось на последних двух.

— Присмотрела кого?

Я подошла к батюшке, вставшего из-за стола, отошла с ним к другому пустому столу и положила на него лики тех, кто приглянулся. Двое.

— Какой нанёс атаку?

Пересмотрела оставшиеся холсты, нашла того.

Отец положил его к понравившимся двум.

— И кого не успела?

Выложила и их. Отец и их положил к отобранным. Разложил всех пятерых.

— Закрой очи, — велел отец.

Послушалась.

— Открывай!

На столе лежали перевёрнутые одинаковые холсты.

— Выбирай!

Вздохнула и ткнула на первого попавшегося. Отец перевернул карточку. На меня глядели голубые очи колдуна.

— Нет! — сказала я возмущённо.

— Ладно, скажешь во время турнира свой ответ. Тогда и решим, как довести его до заключительного шага отбора.

Отец больше ничего не сказал. Да и карточки оставил, как были. Я уже отворачивалась, когда голубые очи будто впились в душу. И я совершила вольность, ударила кулачком по изображённому лицу.

Лишь после этого ушла за стол к домочадцам трапезничать.

Беседу вели неспешную, мама рассказывала, что следует заказать к турниру, какой наряд мне сшить. В традициях ли наших или по жениху глядеть будем?

— Сперва по нашим пусть женятся, а на своей земле, ежели хочет, пусть жених свои обряды проводит, — задумчиво молвил царь.

— А ежели у них совсем дикие обычаи? — уточнила матушка.

— Явно оскорбить жену он не посмеет. Да и против своего народа не пойдёт. Поэтому придётся просто смириться.

Я грустно вздохнула. Вот как можно, не зная, выбрать совершенно чужого человека? А потом пойти с ним детей делать?

Конечно, меня воспитывали в знании, что по любви не будет. И вообще, любовь — это временное чувство для простолюдинов. Это пока девка на гулянки бегали, может себе позволить о любви думать. А как замуж соберётся, то родители выберут наиболее подходящего. Мнение будущей невесты может браться в расчёт, а может, и нет.

А потому важнее уважение и дружба между супругами.

Матушка мне всегда говорила, что женщине несложно очаровать мужчину. Но этот интерес нужно поддерживать всю жизнь. А ежели мужчина тобой грезит, то и относиться будет иначе — пылинки сдувать...

Поэтому, следующее, что надо было сделать, прийти ещё раз к женихам. Во сне. Это сложнее. И получится только ежели живописный лик лежит неподалёку от нужного мужчины.

Во сне можно позволить такие вольности, которые вживую не посмеешь сделать, тем самым выдав свои желания и отношение.

Во время сна можно многое увидеть, ведь время там течёт по-другому. Но прежде уснуть надо, проснуться, вновь уснуть.

Братья и сёстры обсуждали вначале предстоящее торжество, а затем уже свои трудности.

Я же в миске своей ковырялась, поглядывая на стол у стены. Что за напасть? Неужто чары колдуна? Такое влияние могло быть. Но как? Он успел пометить меня? Или тоже проникает через своё изображение? Значит, надо предупредить отца, но наедине.

Разговор с батюшкой удовлетворения ежели и принёс, то лишь чуть. Он внял моей просьбе, правда, потребовались объяснения и доводы.

— Я просто не могла его выбрать...

— Судьба порою зло шутит.

— Но зачем ты его выбрал?

— Потому что сильный колдун вкупе с нашими способностями — это хорошо.

— Да, но... Ты хочешь, дабы я его выбрала? — я погрустнела. Совсем остаться без выбора не хотелось.

— Я такого не говорил. Ты по-прежнему можешь выбрать кого-то из этой пятёрки. Любого. Я и слова не скажу. Но не списывай его со счетов только лишь потому, что он тебе не понравился или вышиб тебя. Некоторые люди поступили бы так же, ежели застали тебя за подслушиванием, а некоторые могли и казнить, не разбираясь, правда ли ты царевна.

— Да, но...

— Магия — скрытое воздействие. Но ежели тебя обнаружили, будь готова к тому, что без наказания не уйдёшь.

Я лишь грустно вздохнула.

— А совсем выкинуть его из женихов ты не можешь?

— Даже ежели не учитывать наш интерес — такой поступок будет очень глупым. Мы ведь не хотим мести... Вспомни сказ о спящей царевне. Там не пригласили одну из фей. Да, сказ закончился хорошо для принцессы, потому что в покровителях у неё была фея. Но то сказ. Там многое приукрашено, что-то усилено. Поэтому нельзя быть таким беспечным. А врага лучше знать в лицо и держать близко.

— Он может оказаться врагом? И... — я не могла поверить, что отец может пойти на такой политический ход и породниться с врагом.

— Ты же знаешь, что я не поступлю так со своими детьми. Я тебе дал даже больший выбор, чем ты хотела. Но к колдуну больше не суйся. Поняла меня?

Я кивнула. Всё поняла. И знаю, что в случае чего, отец подведёт меня сам к решению о том, что нужно выбрать именно того или иного человека, но это будут интриги. Я буду считать, что сама так выбрала. И даже обрадуюсь, раскусив отца.

Примечания по главе:

Псоглавец — человек с головой пса.

Полкан* — получеловек, полуконь (кентавр).

власы* — мужские волосы.

лик* — портрет.

Глава 2

Пробовать навести сон я не стала сегодня. Это требует много сил, которых у меня не осталось. Поэтому разделась, совершила вечерние омовения, оделась в ночную рубаху да легла, тут же унёсшись в страну грёз.

Проснулась я в холодном поту. Какое-то время просто лежала, силясь понять, почему мне так неприятно. Выяснилось, причиной тому являлся сон. Ввела себя в состояние осознанного сна и вернулась в предыдущее сновидение.

В полумраке отсветов свечей разобрать что-либо оказалось невозможно. Вот только звуки были странные. Кто-то стонал. Но не тревожно, просто необычно. Я пошла на свет, желая увидеть воочию исток непонятного.

И увидела. Замерла, не в силах пошевелиться. Мужчина и женщина предавались... Как бы это сказать... Вседозволенности...

И хотя лиц обоих рассмотреть не удалось, и я приблизительно понимала, что к чему... Со стороны выглядело не очень.

Матушка говорила, что очаровать мужа можно лишь так, даря взаимные ласки, ублажая его и научившись получать удовольствие самой. Но сейчас, увидев пару вот так, мне казалось это действо мерзким.

Меня вдруг увидели. Мужчина разорвал слияние с той женщиной, которая была под ним с закинутыми на его плечи ногами.

— Теперь твоя очередь, — он сделал движение головой в приглашающем жесте.

Вот это и стало для меня кошмаром, от которого я проснулась.

Сон убегал, будто песок сквозь пальцы. И хоть во сне я всех видела, запомнить лица я не смогла. И сейчас уже всё подёрнулось дымкой. Я сжалась в комочек. Смогу ли я переступить через себя, ежели вдруг муж захочет чего-то такого?

О великой любви я не смела даже мечтать. Не к этому меня готовили. Но чем ближе замужество, тем страшнее тот миг, когда придётся лечь под супруга. Как сильно я могу узнать его за то недолгое время, что осталось до союза? При этом я даже не сделала выбора.

"Не можешь изменить положение дел — измени своё отношение к ним," — говорит моя матушка.

Постаралась отринуть все мысли и просто заснуть. Удалось не сразу.

А оказалась я там, где меньше всего хотела.

Вновь в этом сне. Только обнажённая женщина была уже другой под ним. И хоть лица его не видела, но знала — тот самый мужчина. Тот же полумрак. Те же резкие движения.

Чуть другие стоны. А потом он и эту выгнал.

Сам же отвернулся к стене. Сейчас мне уже было без разницы, никаких чувств не одолевало. Просто молча наблюдала каменным изваянием. И уже собиралась выйти из сна, как увидела, что женщина взяла нож, спрятала в полы своей одежды и направилась в сторону любовника. Нож блеснул в её руке. И мне бы промолчать. Может, он вполне заслужил такой расправы. Но я не могла так поступить. Не удар в спину!

"Нож!" — выкрикнула мысленно, выдавая себя, когда женщина занесла тот для удара.

Мужчина обернулся. Удар блокировал. А женщину вдруг отбросило к другой стене. Казалось, что сейчас он её убьёт. И я дальше точно не хотела смотреть. Вот только не смогла выйти из сна, продолжая его видеть, пусть и не во всех деталях. Женщина сползла по стене. Что он говорил, я не слышала. Женщина встала, скривившись, с полу, подобрала нож, валявшийся рядом, и бочком вышла. Вот только когда проходила мимо меня нож опустился резко мне на лицо.

И от этого ужаса я проснулась.

Ощупала лицо. Вроде бы, порядок. Да и ничего не болит. Вот только сердце готово из груди выскочить. Что это было? На сон это вовсе не похоже. Неужели я подключилась к своему изображению сама того не желая? А предупреждение? Этот мужчина его слышал?

Раз у него мой лик, значит, один из женихов. Который только? А хочу ли я это знать? Ведь то, что видела — мне по душе не пришлось. И хоть возможность стать ему моим мужем была ничтожно мала, я задумалась о том, что не собираюсь делить своего супруга с другими женщинами. Смогу ли удержать подле себя? Ведь понятие верности во многих странах требуется лишь от жены, как я понимаю, это из-за возможности выносить и родить. Муж должен быть уверен, что все дети — его, в то время как природой сам для этого не создан. И может на сторону ходить.

Я вздохнула, закрывая очи и стараясь совладать с эмоциями. У меня всё получится. Нужно лишь очаровать мужа. Как? Матушка считает, что в постели.

Как она рассказывала, у отца тоже были другие. Она и пользовалась своим даром, дабы подглядеть, что он в постели с ними вытворяет, дабы быть не хуже, а может, и лучше. Смогу ли вот так проникать да наблюдать? Просто смотреть? Как матушка так хладнокровно смогла видеть отца с другими? Знать, что он принадлежит им, а потом касается этими же руками, телом и своим мужским достоинством тебя.

Меня стошнило. Благо, успела горшок какой-то подсунуть.

Отринуть чувства! Оставить лишь холодный разум. Той женщине нравилось слияние. Значит, бояться его не стоит. Но чем же он ей не угодил, что она попыталась его убить? Неужели ненавидит и при этом идёт на такую тесную связь? Пытается отомстить таким образом, подобраться поближе к жертве? А почувствовала ли она что-то, почему испортила лик? И кто этот жених? Я узнаю лишь в двух случаях: увижу эту любовницу или жених предъявит повреждённый живописный лик. И что тогда? Как это знание повлияет на мой выбор?

Вздохнула. Не знаю. Не хочу об этом пока думать. Никто никого этой ночью не убил, вот и славненько.

Пожалуй, пойду пройдусь.

Я достала простую сорочку, сарафан, вплела ленту в космы. Их пришлось сложить вдвое. Не хочу привлекать внимания длинной косой. А так хоть немного кажется толстой, пусть и коротковатой.

На небосклоне начало светать. Солнышко окрасило кромку леса в золотистые тона. Красиво. Скоро совсем встанет. Куда бы податься? Лучше всего занять себя делом. Возникла мысль, уподобиться подруге. Она иногда ходила на рынок. И сказывала, как ей нравится вести торг.

Спустилась в стряпчую и взяла корзину с лучшей репой царства. Попробую продать. Отец не обрадуется, ведь репу любит, но, буду надеяться, что пока он встанет, я уже вернусь.

Вышла Зорька навстречу.

— Здравствуй, Русана. Куда путь держишь?

— Да вот, хочу попытать счастья на рынке.

— Репой? — усмехнулась она. — Да кому она нужна.

— А чем же?

— Вот, возьми сорочинское пшено*. В наших краях редкость.

А я отметила, что хитра девица, ох хитра. Отец любит репу да не жалует сорочинское пшено. А вот хинийцы* дарили батюшке. Не откажешь же послам принять их дар. А куда девать? Так найдём, кому продать, только тихонечко, дабы хинийцы не углядели.

Я поблагодарила помощницу да отправилась грузить мешок с зерном на телегу. А для прикрытия ещё настоящего пшена навалила.

Извозчик не удивился, а может, не признал во мне царевну.

— Новенькая? А раньше торг вела? — спросил дедок. — Как звать?

— Руся, — представилась сокращённо. — Нет, впервые.

— Ничего сложного здесь нет, — сказал он, трогая поводья. Лошадка тронулась с места. — Выкрикиваешь название своего товара, расхваливая его. А как подходит кто, уже не кричишь, просто отвечаешь на вопросы покупателя, не забывая нахваливать. Поняла?

— Да, дедушка. Попробую.

На рынке в такую рань яблоку негде было упасть. Пришлось вставать у самого краю. Дедушка помог мне спустить мешки с телеги да уехал. Я немного растерялась. Каждый перекрикивал другого, расхваливая товар, а у меня и голос-то пропал. Похоже, надо почаще выходить в люди. Развернула мешки с меркой, пытаясь совладать с собою.

Вздохнула глубоко и закричала:

— Пшено, лучшее на Руси пшено! Сорочинское пшено! — и так зычно вышло, что все остальные вдруг замолчали, чем я и воспользовалась: — Одна мерка на пробу задарма, при покупке от двух сорочинского!

Тут же ко мне выстроилась очередь, а местные торговцы ожили и старались заглушить меня. А я уж замолчала, отпуская товар первому покупателю.

— Сколько берёшь, девица, за одну мерку пшена? — спросил первый покупатель, мужчина в плаще с капюшоном, скрывающем его лицо. Выговор у него, правда, не местный был. Иноземец? А где ж тогда нашему языку научился?

— Одну ногату*, — назвала цену.

— А мерку на пробу?

— Да, дам одну лишнюю. Сколько хотите?

— Десять.

— А какое пшено? Обычное или сорочинское? — решила уточнить, а то вдруг не то насыплю.

— Обычное.

— Хорошо. Есть куда насыпать?

Мне протянули холщовый мешок. Странный такой, с рунами. И мне бы насторожиться, зачем простому покупателю мешок для еды с магическими письменами, да прочитать их. Так нет, стала просто отмерять сорочинское пшено. Опомнилась лишь поздно, что не то пшено насыпала.

— Ой, прошу прощения, я не то насыпала, — и собиралась уже высыпать, но покупатель сказал, что ничего страшного, он возьмёт сарацинское.

Отмерив положенное, удивилась, что дно даже наполовину не заполнилось, в то время, как у меня полмешка как не бывало. Покупатель, правда, ни слова не сказал, просто отсчитал три куны*.

— А у меня сдачи нет, — возразила я. — Тогда с вас две куны, — и третью шкурку просто не взяла. Заметила на руке у покупателя рисунок скорпия*. Сарацин?

В ответ послышалось сарацинское ругательство. И чем он недоволен? Я ведь ему цену сбавила. Иль от того, что оплошала и не то насыпала? И на меня накинули тот самый мешок с рунами. Сработал оберег. И мешок просто вспыхнул ярким пламенем, не причиняя мне вреда. Да осыпался прахом. Я же, как завороженная, глядела на сие действо, не в силах пошевелиться.

Переполох на рынке поднялся. Бабы заголосили, мол, девок наших воруют. Мужики окружили покупателя и рукава закатывают. Бить будут!

— Да я ничего... Ненароком вышло... — оправдывался сарацин, а потом кинул пригоршню какого-то порошка наземь и исчез в возникшем дыму.

Я же испугаться тогда не успела, а сейчас ноги так и подкосились. Это меня чуть было не похитили в гарем? Ох, батюшки!

— Девонька, ты как? — спросили защитники.

— Цела, добры молодцы. Благодарствую, — встала, поклонилась им в пояс.

— Глянь, краса какая, может, пойдёшь за меня замуж? — спросил один здоровяк, милый на лицо, с русой бородой да усами, да серыми очами.

А я очи долу и опустила.

— Не серчай, добрый молодец! Хорош ты, да не по мне, — отвечала ему. Не могу на иных заглядываться, окромя тех пятерых, что батюшка выбрал. Вголос, правда, не сказала этого.

— Ладно, девица-красавица, кричи, коль в беде окажешься — придём на выручку, — не осерчал мужик, да и остальных увёл, позволив вздохнуть вольно.

Пыл торг вести растеряла, да взялся за гуж, не говори, что не дюж. Уже без прежнего задору хвалила товар. Подходили мало. Но к обеду весь товар ушёл. Сложила все шкурки в один мешок, а мелочь в узелок завязала. А тут знакомый дедок и пожаловал.

— Доброго дня, Руся, домой подбросить тебя? — спросил, не слезая с уже пустой телеги.

— Доброго дня, дедушка! Будь добр, коль не затруднит!

— Садись, красавица!

Просить дважды не пришлось. Пока ехали, со стариком вели беседу. За время торга некогда было продохнуть да послушать, о чём народ судачит. Решила у старика выпытать. Он, правда, про свою внучку сказывал. Красавица, уже в пору вошла. Вот жениха ей и приглядывает.

— А коль ей не мил окажется?

— Другого найдём. Добрых молодцев хватает.

Я и пожаловалась, как меня сегодня чуть не украли, да как защитник замуж звал.

— Чего ж не согласилася? Не мил?

— Не могу. Батюшка не одобрит.

— Так мил же тебе?

— Всё одно. Нельзя мне на иных глядеть.

Дед ничего не сказал.

— Дедушка, а какие слухи витают?

— Да про царску дочку молва судачит. Женихов из разных краёв наедет скоро. Ристать* будут.

Уж к царскому терему подъехал. Я ему хотела кунью мордку отдать, так не взял. Поблагодарила его да пошла в терем.

А там уж переполох. Такой, будто пожар.

— Что случилось?

— Царская дочка пропала! — ответил пробегающий мимо мальчишка.

— Которая? — решила уточнить, обо мне речь идёт или нет.

— Русана.

— Так вот она я!

Неужто Зорька не сказала, что уехала я на рынок? Хотя, влетит от отца. А что делать, всё равно признаться нужно. В политике хитрить можно, а семью обманывать — нет.

— Нашлась! — крикнул на весь терем мальчонка. Другие тоже подхватили. Донося до всех остальных радостную весть.

К отцу я явилась с повинной головой. Он отослал всех из приёмных покоев, где восседал за столом с ворохом бумаг.

— Ну и где пропадало дитя непутёвое. Сама явилась, знать, сама и ушла. Предупредить не могла, что взбрело прогуляться?

— Прости, батюшка. Думала, не разрешишь выйти в град, на ярмарку.

— Что приобрела? — деловито поинтересовался он.

— Не приобретала я, торг вела.

— Успешно?

Я высыпала шкурки куниц, служивших нам деньгами. Вдруг узрела это "богатство", и грусть такая взяла. Это ж сколько надо было убить животных? И ради чего? Дабы мену вести?

Отец окинул безразличным взглядом деньги.

— Ладно, цену труду ты знаешь. А теперь давай обсудим твой сломанный оберег.

Заметил. И хоть скрывать происшествие не собиралась, но не надеялась, что так быстро узнает сам. Но наблюдательный, не чета мне. Я вот скорпия заметила, а выводы не сделала.

— На меня напали.

— Кто?

— Покупатель. Я не видела его, он прятался под плащом. Но когда расплачивался, заметила скорпия на руке. И выговор отличался от нашего. Меня пытались похитить.

— И?

Я растерялась. Что отец ещё желает услышать? Может быть, что ещё заметила. Но ведь больше ничего. Хотя...

— У него мешок был с рунами. А как сыпала в него зерно, то не прибавлялось, будто дна там не бывало. И когда мешок накинул на меня, а защита вспыхнула, за меня вступились местные мужики. Хотели побить сарацина. Да только он использовал какой-то порошок, создающий клубы дыма. То ли скрылся просто, то ли перенёсся куда-то.

— Значит, сарацин, — задумался отец. — Что ещё было?

— Ну, мне так подумалось, что сарацин, отчего — не знаю. Скорпий ведь не только их знак. Но про сарацина я решила ещё до скорпия. Он ещё ругнулся.

— Вспоминай, что сказал, — велел батюшка.

Я закрыла очи, представила себя на рынке и начала передавать наше общение с самого начала. На ругани я запнулась. Молвить просто так опасно. Тогда на мне защита ещё была, а сейчас — нет.

— Я могу попробовать записать, — нашла выход из положения. Наша азбука включала все возможные звуки.

— Пиши, — отец протянул мне лист и уголёк. — Да руны на мешке не забудь. Ещё и скорпия постарайся передать.

Рисовала и писала закрытыми очами.

Батюшка изучил мои сведения и вынес приговор:

— Из дома — никуда. И вообще, пока не обновим тебе оберег — из своих покоев не высовывайся. Девчонок попрошу, чтоб тебе еду носили.

— Но как же... — хотела спросить про учёбу.

— Тебя пытались похитить не как девицу, а царску дочку. Насильно б выдали замуж, а из меня верёвки б вили. Был ли похититель женихом — не знаю. И ты знаешь, что я не пойду против своего народа. Да, ты люба мне, но их много, а ты — одна. Я не могу ими пренебречь в угоду тебе. И переговоров бы просто не было. Поэтому сиди дома и не высовывайся. А лучше... — он задумался. Затем молвил: — В башню тебя заточу. На ней защита хорошая, никто, кроме родичей туда не проникнет и пронести ничего не выйдет.

И я понимала, что он серьёзно опасается за мою жизнь. Но вот так, в башню, считай, в темницу заточить, как злодея... Это слишком.

— Надолго? — осипшим голосом спросила я.

— До конца ристанья, когда выберешь себе жениха. Тогда твоя безопасность — это его забота и добрые или нет отношения с ним.

Так меня заточили в башню.

Примечания по главе:

сорочинское пшено* — рис.

хинийцы* — китайцы.

скорпий* (Даль)— скорпион.

ристать* (Даль) — гарцевать на коне, упражняться в каких-либо телодвижениях, бороться, драться, прыгать, бегать, лазить и т.д. Ристанье* — турнир.

Ногата* (Даль) — мелкая монета древней Руси, четыре на куну. (КУНА сокращённо от куницы, ногата — ножка куницы, 4 ножки=1 куница).

Куна*(Даль) или кунья мордка старинный денежный знак — мех— вмещает четыре ногаты.

1 гривна = 80 кунъ = 320 ногатъ=800 резанъ

1 ногата = 2,5 резанъ = 1/4 куны

1 куна= 4 ногаты

Глава 3

Женихи:

Алан — бритт — http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/mythbusting-viking-culture-rollo.jpg

Джервас — тевтонец — http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/ow5qrj25aj-14173.png

Эдгар — индеец — http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/i6.jpg

Грегор — кельт — http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/24beard.jpg

Пока коротала время в башне, читала разные книги да придумывала испытания для женихов. В поле, неподалёку от царского терема мастерили разные снаряды. Так отсеются те, кто совсем обленился да сноровку потерял. Конечно, снаряды не должны были убить или покалечить охочих до моей руки, но и не скинуть с полосы препятствий всячески я просто не могла. Поэтому мы с батюшкой обсуждали снаряды, риски. Я и сама довольно неплохо ездила верхом да могла не только танцевать. Поэтому первой вызвалась преодолеть полосу. Отец был против:

— Мы не можем рисковать. Жених набьёт себе пару синяков — ничего страшного. А девице не положено!

— Засиделась я тут. Не могу больше.

— Это риск. Представь, что будет, коль тебя таки похитят накануне турнира.

— То ты объявишь победителем того, кто вернёт меня в целости и сохранности.

— Но ты забываешь одну вещь! — возразил родитель.

— Какую?

— Что, ежели это и будет задумка похитителя?

Отец был прав, как всегда. От досады я готова была кусать локти. Конечно, я не совсем сидела взаперти. Мне позволялось выходить на балкон, сидеть под открытым небом, наслаждаться тёплыми солнечными лучиками. Но... Правда, засиделась я.

— Батюшка, позволь мне принять участие в поединке, — просила я. — Да и приглядеться к женихам поближе не помешает.

Царь вздохнул.

— Или ты хочешь, дабы я со своей высоты разглядывала маленьких человечков? Что я там увижу?

— А кто поручится за твою честь? Нравы у женихов далеки от совершенства. Сиди уж!

На очи навернулись слёзы. Так нечестно. Знаю, сама виновата в заточении, но уже отсидела достаточно в одиночестве, за вышивкой да чтением. Пора и косточки размять.

— Ладно, уговорила. Я пришлю Зорьку. Но учти, рисковать своей кровью я не могу. Ты ведь понимаешь?

Я понимала, что отец задумал. Обменять нас телами. Но уже одно упоминание о воле заставляло в моей душе петь соловушкам.

— Береги свою честь, точнее, честь Зорьки. Девке потом ещё замуж выходить, — предостерёг отец.

Почему Зорька? Да потому что мы с ней станом схожи, одного росту. Вот лица разные, космы. А издали можно даже принять меня за неё и наоборот. Но не сыграет ли эта схожесть на руку злодеям?

— Батюшка, а не примут ли Зорьку за меня? Вдруг посмеют сарацины вновь напасть? — сказала вслух о своих переживаниях.

— Так веди себя, как она. Ты ж сама хотела.

И вдруг такая дикая мысль появилась... Может мне отдать моё тело Зорьке, пусть замуж вместо меня выходит, а я и обычной девушкой проживу... А она в роскоши пусть купается.

А что — мысль дельная. Пожалуй, приберегу её про запас. А с Зорькой надо обговорить такую возможность.

Отец ушёл, а я начала мерить шагами нижний ярус башни. Здесь была столовая и гостевая в самой середине. А вот по краю башни шла лестница наверх.

Окна отсутствовали, свет давали волшебные светильники. Как же мне здесь надоело? Удрала бы прямо сейчас. Но нельзя. Быть заложницей положения — неприятно. Вот только злить родителя не следует, он и так идёт у меня на поводу.

Может, лучше будет, заменить моё тело не на Зорькино, а какого-нибудь добра молодца иль отрока? Они поменьше будут, и найти в тереме равного по размерам не составит труда.

Но царь уже покинул башню, оставляя меня наедине со своими думами. Эх, хорошая мысля приходит опосля! Так бы и полосу препятствий на себе проверила б.

Она сложна, но ежели знаешь, как часто поворачивается то или иное колесо, выскакивает очередная ловушка, то пройти, при должной сноровке, можно.

Батюшка вернулся с придворным волшебником да Зорькой лишь на следующий день, заставляя накрутить себя дальше некуда.

Я отозвала подругу да спросила, как она глядит на обмен телами навсегда.

— Я-то, Русана, не против, да только ничего не мыслю в науках, как ты. С горем пополам читать умею, как тебя изображать стану? Да и ты непривычна к обыденному труду. Каждый день от зари до зари дела мои делать. Я не против, коль так обернётся, да и замуж по отцовскому велению выйду. Но гляди, обратно дороги не будет. Коли присягну быть верной женою, то буду ею.

Мне вдруг стыдно стало. И не слова обычной дочери земледельца, а царевны. Может, и правда, будет хорошей женой кому-то из царевичей иль королевичей?

А как придворный волшебник за меня взялся, то я и попросила его об услуге.

— Создам мару* невеличку, сквозь неё не всякий увидит Зорьку.

— Благодарю, дедушка, — обняла старика в благодарность. И хоть он нам не родной был по крови, да так не считали мы.

— Но ежели полюбит тебя всем сердцем, увидит тебя всамделишнюю, — вдруг прошептал он на прощание и взмахнул руками, погружая нас с Зорькой в светящийся розовым сиянием клубы дыма.

Когда же дым развеялся, то старика уже не было. Я же поменяла место своего положения, оказавшись по другую сторону от отца. Да и на том месте, где была я, по-прежнему была я. Значит, сработало?

— Батюшка? — спросила голосом Зорьки.

— Значит, всё вышло, — кивнул он своим мыслям. — Ну, Зорька, перед тобой все двери открыты. Ночевать можешь как у нас в тереме, так и у себя дома. А вот среди гостей задерживаться тебе не стоит, — давал наставления он, глядя на меня всамделишную. Или сейчас Зорька и есть я? Как-то я запуталась. Кто из нас кто.

А вот Зорька так на меня глядела, будто впервые видела. Себя-то она вот так, рядом, и правда, никогда не могла зреть. Но интерес её был чрезмерным.

— Это что?

— Фу, дочка, как не стыдно перстом указывать! — возразил царь.

— Простите, царь-батюшка... — похоже, отцом называть у неё не выходит. Ничего, привыкнет.

— Батюшка, — поправил тут же царь. — Так что ты видишь?

— Отрока. Безусого безбородого отрока с власами до плеч и мужским станом, похожего на моего брата, правда, он младше.

— Значит, вот что ты у волшебника просила, — повернулся вновь ко мне отец. — Похоже, я вижу тебя прежнюю, а вот Зорька — нет.

Что там дедушка сказывал про то, что только тот, кто искренне меня любит, будет видеть сквозь мару и чужое тело?

Это здорово! Пожалуй, приступлю к своим обязанностям прямо сейчас.

— Чем мне заняться, царь-батюшка? — спросила у отца, кланяясь в пояс. Теперь это обязательно, иначе со стороны будет заметно такое несоответствие.

— Сходи к царице, она выдаст все указания.

— А разве на полосе препятствий она заведует?

— А что ты забыл на полосе препятствий? Твоя задача размещать прибывающих гостей. И да, не забывай, что у отрока короткие власы. Поэтому чесать косу будешь только наедине, ночью. Звать тебя станем Зор.

— Хорошо. Я могу идти?

— Да, ступай. Защита не должна тебя задерживать, тело у тебя ведь Зорькино.

Я попробовала выйти из башни, замявшись перед выходом. Но сделала неуверенный шаг, зажмурившись.

Но сопротивления не встретила. Вздохнула с облегчением и вышла на свободу. Рядом стояли стражники. То-то они удивились, когда меня увидели. Поначалу подумала, что узрели царевну, но потом поняла, что видят отрока, который сюда не входил.

Они подобрались и почти что оголили оружие, но тут вышел отец.

— Зор, пойдём, — позвал он, и стража успокоилась. Ага, значит, испугалась, не хочется головы лишиться за недосмотр!

Отец это тоже заметил, и усмехнулся.

Мы вышли и меня перепоручили матушке.

Царица стояла и моргала, не в силах молвить и слова. Когда же совладала с чувствами, спросила:

— И как это понимать? — обратилась к мужу.

Он же поманил её к зерцалу в стене. Мне стало любопытно, что же оно покажет.

Оказалось, отрока.

— Чары? — спросила матушка.

— Это Зорька, точнее её тело. Отрок — мара, — пояснил батюшка.

— Но я же вижу Русану.

— С этим надо что-то делать. Иначе оплошности будут, — задумчиво молвил батюшка. — Велимудр! — позвал придворного волшебника.

Тот явился в клубах дыма.

— Убери условие мары. И вообще, измени её тело. Пусть это не мара будет.

— Сделать её мужеского полу?

— Да. И с косой что-то.

Кудесник зашептал что-то, меня окутал дым, а когда тот развеялся, то я почувствовала на голове лёгкость. Прикоснулась к власам, достающим мне всего лишь до плеч. Грудь изменилась, как и чресла*.

— Что вы видите? — спросила у родителей.

— Брата Зорьки.

— И что, теперь меня никто не увидит настоящую? — стало даже обидно как-то.

— Увидит лишь тот, кто полюбит как мужчина любит женщину.

— Но я ведь теперь отрок. Значит, он должен стать мужелюбом?

— Русана, забудь о любви, — вмешался отец. — Ты не сможешь быть с любимым, зачем мучить себя и страдать? А ежели кто-то из женихов влюбится в тебя-отрока, придётся лишить его головы. Мужеложства не потерплю, ты же знаешь.

Я грустно вздохнула. Все мои чаяния отец просто уничтожил. Царевнам не положено любить.

Когда с вопросами разобрались, перешли к делу.

— Всем кандидатам на роль жениха надеваешь браслет на запястье, — начала давать наставления царица. — Неважно какое. При утрате браслета жених выбывает из состязания. Имена и титулы не важны. Попытать счастье может даже простолюдин.

Твоя задача надеть всем браслеты, отвести вновь прибывшего в свободные покои, где он может отдохнуть с дороги. Еда будет выдаваться всем как воинам, три раза в день в определённое время. Не успел — пролетел с едой. Расскажи, где можно найти харчевню или купить плоды на рынке. Провожать в град гостей ты не должен. Для этого будут бегать мальчишки, кликнешь кого, пусть проводят.

Сам же приходи на кухню в обед, поешь с домочадцами.

— Хорошо.

— Постель каждому выдадут, слуг и рабов кормить не станем в пределах града, а ночлег — в воинском стане. В условиях ристанья оговорено, что жених должен уметь всё делать сам, поэтому помогать одеваться — раздеваться нельзя!

Получив указания, мне пожелали глядеть в оба. И матушка отправила меня восвояси.

Я встречала женихов у заставы. Надевала браслет, пускала внутрь града, выпроваживала свиту. Для челяди за пределами града был разбит лагерь, дабы не мокла та под дождём в случае непогоды. А ежели кому вздумается попортить палатки, подселили к ней военных.

Женихи скрипели зубами.

Лошадей всадников отводили на городскую конюшню, где обеспечивали их кормом. Женихи, правда, пока не знали, что отношение к ним будет не лучше, чем к их слугам.

А что они хотели? Это испытания! Никаких поблажек! Военные могут переносить тяготы, значит, и жених должен быть не хуже. Они ведь представляли, на что идут. Нет? Всегда можете вернуться к себе с пустыми руками.

Я зачитывала им правила сразу, лишь потом, когда они подпишут договор кровью, надевала браслет. Знать имена не хотела. Этого не требуется.

Дабы избежать недоразумений, лошадей тоже помечала браслетом с капелькой крови владельца. Так что забрать её он сможет. А вот личные ценные вещи лучше отдать на сохранность слугам. И дело не в воровстве — у нас его не было. Просто утратил — искать не будем и бочку катить на нас не позволим. Каждый ведь судит по себе.

Так что настроение у возможных женихов падало. И срывались на мне. Я выставила щит, но эта волшба была не моей сутью, а потому давалась тяжко.

За время заточения я кое-чему научилась, но не многому. И вот теперь щиты трещали по швам, потому как брань слышалась постоянно. Ругались, правда, не все.

Я за первый день так находилась, что на одном упрямстве продержалась до вечера и рухнула спать на сеновале, когда отвела последнюю лошадь.

Поэтому, на другой день добилась встречи с царём и испросила отца позволения взять лошадь. Теперь встречала гостей только верхом, правда, спешивалась, кланялась, соблюдала весь порядок выученных действий и только потом забиралась на коня. Благо, умела ездить по-мужски в седле.

Из пятерых выбранных отцов женихов, я повстречала пока лишь двоих.

— Здравствуйте, — голову чуть склонил, приветствуя и не слезая с лошади. — Я — Алан, — и хоть говорил он на нашем наречии, говор выдавал в нём бритта.

В очи бросались чёрные власы, чёрные усы да порода. Потом уже карие очи. Но при этом от него разило мощью да величием. Привык повелевать, значит.

— Царским указом различия между дворянами да простолюдинами не делаем для желающих жениться на царевне, — отчеканила я. — Попрошу отдать свои ценности да регалии слуге. Тот остаётся за воротами.

Алан на мои требования возражать не стал, молча отдал оруженосцу свою мантию и королевские символы власти, оставив себе лишь броню, печатку да оружие. Подписал договор и молча проехал со мною на постоялый двор.

Король бриттов остановился, перед полосой препятствий, которую мы проезжали. Спрашивать ничего не стал, но внимательно наблюдал, как плотники сооружают последние снаряды.

Невольно возникло уважение к этому Алану. Надеюсь, до полосы препятствий он дойдёт. Да, пройти её было невозможно. Почти. Наименьшее десять женихов преодолеют, остальные отсеются на следующих испытаниях. Но это испытание было отнюдь не первое.

Без меня проводить следующего гостя было, по приказу царя, невозможно. А потому среди желающих образовалась очередь. Так я до конца дня всех не обслужу. Решила схитрить. Принимала сразу нескольких охочих до моей руки. Стражники зорко следили, чтобы условия прохождения заставы не нарушались.

Был один проныра, махнувший своему слуге и тот затерялся в толпе. Значит, решил обойти условия. Вот только он забыл, что скрепил кровью договор, в котором эти условия прописаны, пусть и большинство "женихов" читать не умело, хотя делали умный вид. Вот смеху будет, ежели слуга пройдёт хотя бы начальный отбор, а его господин — нет.

С трудом удалось сдержать улыбку.

Вторым из пятёрки стал тевтонец Джервас.

Представился коротко:

— Джервас к вашим услугам прибыл!

Этот приехал без регалий и свиты. Одет был по-простому. Узнала его только потому, что видела ранее на лике. Весь в кольчуге и латах, разве что шлем снял. И он в этом собирается сражаться? Ладно, поглядим, вряд ли отец одобрит разную степень защиты у противников.

Поверх тела накинута белая накидка с тёмно-синим крестом посередине и щит в руке. Поскольку оруженосца поблизости не было, пришлось пропустить в чём был. Предупредила его только об ответственности за свои вещи.

Лицо было непроницаемым и холодным. Подписал договор, получил браслет и отказался от моих дальнейших услуг.

— Прошу разрешения самому найти дорогу.

— Это надо ехать прямо, потом увидите площадку со снарядами, от неё налево будет двухъярусный путерой терем.

— Спасибо, — и просто уехал.

Я малость оторопела. Проводила его взглядом. Заселиться сам он вряд ли сможет. Не пустят даже на порог. Ну ничего, подождёт меня со следующим участником состязания.

И стала дожидаться следующего гостя.

Дальше вновь набежала толпа. Среди которых имелись лица с того десятка ликов, что выдали мне вначале.

То рыжий кельт Грегор приехал, то индеец Эдгар. Странное имя. Обычно у них природные имена — Орлиное Перо или ещё какое. Да и дивно было — приехал так быстро, а ведь до Индии Изначальной* неблизкий свет.

По правилам турнира волшбой пользоваться запрещалось. А дабы не обошли этот запрет, наш придворный кудесник на браслет накладывал блокировку сил. Это нужно было, дабы уравнять всех да исключить влияния на царевну, то бишь, меня, или членов моей семьи.

Дабы все участники прибыли вовремя, оговорено было время начала состязаний — день летнего солнцестояния. Купала. Как забавно выходит. Праздник любви, на который любить мне не полагается.

Праздник собирались сперва провести, позволить гостям немного расслабиться, увидеть их в неформальной обстановке, а ещё следовало напоить их чем-то крепким. И хоть мы спиртное не употребляли, зато в Европе вместо воды пили вино. Вообще, не представляла, как уеду куда-то далеко от дома, на чужбину.

Сердце сжали тиски. Нам не положено любить никого, кроме близких родственников и Родины старой и новой. Та, которой станет страна мужа. Супруга можно полюбить, но лучше уже после замужества, когда я сделаю холодный разумный выбор.

Время близилось к вечеру. Завтра последний приёмный день перед ристаньем. Надеюсь, приедут оставшиеся трое. Из этих двоих выбирать не хотелось. И хоть бритт произвёл на меня впечатление благородства, спешить с выводами не стоило. А немец пока лишь озадачил меня.

Примечания по главе:

мара* — иллюзия.

ЧЕРЕСЛА* (Даль) ср. мн. чресла, церк. чресла, поясница, крестец, или окружность тела над тазом.

Индия Изначальная* (India Superior) — так в старину назывались земли, являвшиеся частью Сибири, а потом отделившиеся и ставшие Новым Светом. На некоторых древних картах Индия Изначальная нарисована со стороны Камчатки, на других — она уже располагается в Северной Америке, где дублируются названия Индии Изначальной и Америки (http://ic.pics.livejournal.com/deadtitan/30030994/56738/56738_original.jpg).

Глава 4

Женихи:

Алан — бритт.

Джервас — тевтонец

Эдгар — индеец

Грегор — кельт

Молчун-дурак — русич-слуга?

Максимильян — с ёжиком на голове, седой http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/8-mohawk-punk-style-for-older-men.jpg

Наум — со шкурой волка — с трёхдневной щетиной http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/maxresdefault.jpg

Юлиус — зелёноглазый брюнет — гладковыбрит. http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/beautiful-cute-damon-salvatore-hot-favim.com-1468792.jpg

Свен — колдун — лысый, с косой по центру, голубоглазый, бородат.

http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/qv9ooo1qssk.jpg

Ролан — сарацин — тёмные волосы, чёрные глаза http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/8861641._sy540_.jpg

За сегодня притомилась сильно, но уснуть сразу не смогла. Была липкой и себе противной. День выдался очень жаркий, а я в портках* парилась. Но баньку топить долго, а в царскую соваться не следует. Не время для простолюдинов — выделяться не стоит.

Вот я и решила воспользоваться царским озером. Ночь была светлой. Видно всё. В одежде купаться нельзя. Это девчата на людях купались в сорочках, а наедине — так раздевались. Замерла, стараясь побороть смущение. И стыдилась ведь не наготы, а того, что я — мужчина. Вдохнула побольше воздуха. Мало ли кто увидит меня сейчас, не следует давать повода задуматься над моим поведением. За эти дни я так и не привыкла к коротким власам. Голова задиралась вверх без тяжести косы. Приходилось за этим постоянно следить.

Скинув одежду, я занырнула в озеро. Водичка в тени деревьев приятно холодила и вылезать не хотелось. Поэтому купалась я до поздней ночи, слушая песнь ночных птиц.

А как вылезла, столкнулась лицом к лицу с голым мужиком. Первым желанием было прикрыться, но я себя сдержала, даже не моргнув.

— Чем могу быть полезен? — спросила я, полностью войдя в роль.

Он стоял так близко, что я ощущала его дыхание на своей коже. Мужчина, шире меня в плечах раза в три, был наг, силён и весь в шрамах. А ещё имелся браслет. Жених, значит. По телу стекали капельки воды, как и по длинным власам. Сегодня прибыл. Я силилась припомнить его имя, но он не называл его, в отличие от большинства других. И вообще не проронил ни слова, молча подписал договор, получил свой браслет и отправился с остальными соперниками в путевой терем.

Вот и сейчас молчал, лишь в очи глядит.

А потом наклонился да поцеловал. И отпрянуть ведь не успела. Но как только я попыталась отстраниться, отпустил.

Я была возмущена. И даже скорее не выходкой, сколько пониманием того, что целовал не меня-девушку, а какого-то отрока.

— Что вы себе позволяете? — возмутилась я. — За мужеложство полагается отсечение головы, — просветила, ежели не ведает.

Но здоровяк лишь усмехнулся, развернулся да стал одеваться.

Я же схватила свой ворох мужской одежды и поспешила уйти подальше. И лишь став одеваться, поняла, что одежда мне велика. Сильно велика! Возвращаться не хотелось, а что делать? Не топать же во дворец в таком виде? Отец не поймёт!

Мужелюб сидел ко мне спиной, по-прежнему голый. А рядом лежала моя одежда. Вступать в беседу я не собиралась, поэтому просто подошла, положила его одежду, а свою взяла.

Просить прощения тоже не собиралась. Он первый перепутал, пускай и просит.

Уходить на этот раз далеко не стала. Всё ж нужно трезво оценивать, как выгляжу со стороны. Мужики себя так не ведут. Вот и я встала позади да начала одеваться.

Сказать батюшке иль не стоит? Казнит ведь? А так всё тихо-мирно отсеется поклонник да покинет нашу страну. Будь это мой земляк, пресекла б на корню подобный изврат. А со своими указами в чужие земли соваться не стоит. Да и ежели королевой стану — постепенно менять всё, а не сразу надобно. Иначе меня просто возненавидят.

Про то, что он мог видеть меня настоящую и речи быть не могло. Чары блокированы браслетом, поэтому исключено.

Одевшись, оглянулась на мужика. Так и сидит, плечи опущены. Что это с ним? Или это на свою судьбу расстроился? Помирать не хочет?

И, видно, взыграла во мне кровушка, потому как молвила:

— Коль покаешься в злодеянии, прощу тебя да никому не скажу.

Не ожидала, во второй уже раз, что меня схватят за стан да на вытянутых руках, как пушинку держать будут.

Испугалась, а виду подавать не стоит.

— Ты ж умный мужик да добрый, отпустишь? — зубы ему заговариваю.

Очей не видать, голова вниз опущена да длинные власы загораживают.

Отпустил! Да только в воду.

— Ну, знаешь ли, дурак! — губы надула и отвернулась, решив возле него не выходить. Отплыла от берега да на другом вылезла. А там и ближе к конюшне гостей.

Шла, не оборачиваясь. Об обидчике старалась не думать. Не достоин он и ногтя моего! Да прощаю его на первый раз! Но покрывать не стану. Коль продолжит свой изврат, так батюшке пожалуюсь.

Подумала, а уж не слуга ли это того проныры, что решил обмануть всех? Попыталась вспомнить. Жаль, не поглядела тогда. Отвлекли меня. Но этот здоровяк однозначно стоял среди челяди поначалу.

Кто же он и почему молчит? Разумеет мою речь. Может, немой? Широченный в плечах да светлые, точно солнце власы до пояса спускаются. Очи не запомнила. Одет в нашенскую одежду, по-простому, расшитую вышивкой красною. А лапищи у него, словно у Хозяина лесного! С мою голову!

Этот неосторожно возьмёт иль заденет и убить может.

Бр, смахнула видение здоровяка. Что о нём думать? Всё одно замуж за него не выйду, влюбляться мне нельзя — самой же хуже, а раз он мужелюб, то и подавно. Что он только забыл здесь? Жениться на царевне надумал? Зачем? Иль виной тому приказ господина? И вот это беспокоило. Нужно учитывать это.

Я пробралась на конюшню и легла среди лошадей. Они меня за свою привечали, даже новые, гостевые.

Легла на сено и смотрела долго во мрак потолка. Зачем мне Предки подсунули этого Молчуна-дурака? Неужели испытывают меня, смогу ли выбрать союз по расчёту и любовь? Но зачем мучить меня? Да и не собираюсь влюбляться в этого дурака.

А снился мне почему-то голубоокий колдун, который варил какое-то зелье. Затем опустил меня в котёл с варевом. Я его видела сквозь толщу жидкости, а потом и вовсе перестала. И с этим видением пробудилась. Больно не было, из чего сделала вывод, что опустил лик в котёл. Только что он пытался сделать? Приворот? Мне только этого и не хватает для полного счастья!

На дворе уж светало. Пора вставать. Хотя, полубессонная ночь сказывалась. Очи слипались. Полежу ещё маленько.

В следующийраз пробудилась, какхуслыала ржание лошадей да чьи-то бранные речи. Натянула на себя щиты да встала.

— Доброе утро! Что желаете? — приветливо начала я.

— Утро? Да как ты, холоп, смеешь издеваться надо мною. Царь изволил нас смотреть в боевом облачении верхом! Быстро мне коня!

— Простите? — я была поражена такой наглости. Это кто этому жениху позволил говорить таким тоном с нашими людьми? Они не рабы и не слуги!

Закрыла очи и досчитала до двадцати, стараясь унять гнев.

Но тут в конюшню вошёл бритт, поздоровался и прошёл к своей лошади. Спросил, где щётка, стал чистить. Я же не просто удивилась, а была поражена.

— Пусть слуги это делают, — взвизгнул мерзкий "женишок".

— Здесь нет слуг. Ваши слуги остались за воротами, — ответил за меня Алан.

— Как это нет? Полон двор холопов!

— И холопов нет! Все люди вольные и каждый выполняет свою задачу, — отвечал тот же бритт, вызывая во мне уважение.

— Простите, — я потрепала лошадок, с которыми спала по головке, — пойду к царице, получу задания на сегодня, — ответила спокойно.

Как бы сделать так, чтобы этот мерзкий крикун получил своё. Не мешает его проучить.

В дверях повстречала светленького, с собранными назад власами, заплетёнными в косу. Он не обратил на меня никакого внимания, будто и не было вчерашнего вечера.

А могло ли такое присниться? Может, после разговора с батюшкой привиделось просто?

Да, пожалуй, так и буду считать, ежели не повторится подобное.

Я вздохнула и отправилась в царский терем. Скорее всего, буду вновь принимать гостей. А батюшка, похоже, решил их развлечь. Да "царевне" показать. Ну пускай!

Матушка принимала меня наедине. И первым делом, как стражникам велено было никого не впускать и за нами затворилась дверь, обняла меня.

— Русаночка, солнышко, как ты? С этими мужиками целый день. Голова небось кругом, — прошептала она, провела по коротким власам рукой, грустно так. Тосковала и я по своей косе. — Садись, заплету косу.

— Но матушка... Что тут заплетать?

— Садись!

Она достала гребень, села на кресло, а я умостилась в её ногах. Закрыла очи от удовольствия. Давно матушка меня не чесала. Тревоги улеглись. Сейчас стало ничего не страшно.

— Всё хорошо. Я справляюсь! — не желала расстраивать царицу.

— Присмотрела кого?

— Пока бритт только приглянулся. Но остальные себя не показали.

Хотелось пожаловаться на Дурака. Очень.

— Матушка, а может кто видеть сквозь браслет?

Царица молчала, теребя мои космы. Заплетала маленький обрубок косы, потом вновь расплетала да чесала.

— Может, — наконец сказала она. — Есть люди не от мира сего.

— Что это значит? — не поняла я.

— Их никто не понимает. Они выбиваются из народа. Люди дураками их кличут.

Значит, Молчун один из таких?

— А любить они могут? Женятся?

— Да, любить могут. Бывает и женятся.

В груди появилась радость. Значит, он не отрока целовал, а девицу?

— А почему ты спрашиваешь?

— Да так, глядит на меня один жених, будто в самую душу, — не стала говорить всего. — Не говорит ничего, я его Молчуном прозвала.

— Дочка, не заглядывайся ты на других. Самой же потом больнее будет.

— Знаю, матушка, — грустно вздохнула я. — Никогда не было, чтоб царевна замуж за простого мужика пошла.

— Ты не права. Было дело. Давно.

— Правда? И как, была ли счастлива она?

— Не знаю, дочка. Может и была, да только...

— Что, матушка?

— Мы живём не для себя, дочка. Царей не выбирают у нас. И мы с детства учим своих детей управлению царством. Не дело просто насмарку знания бросать. Простому люду многого не надо. Живёт для себя и своей семьи. А мы — для народа.

Я кивнула. Права матушка. С детства мне говорили, что интересы народа превыше всего. — Сегодня придут другие народы. Старайся не удивляться.

— Хорошо, царица-матушка. Значит, я и дальше принимаю гостей.

— Да, милая. Люди в необычных условиях теряться начинают да проявлять свои не лучшие качества. Гляди в оба да запоминай.

— Мам, а могут меня разглядеть до того, как браслет надену?

— Нет, милая.

Я кивнула своим мыслям.

— Пойду уже.

— Сперва поешь, — матушка вновь расплела мои власы, взлохматила их. — Некогда потом будет. Это приказ!

— Хорошо, царица-матушка, — я согнулась в земном поклоне.

Позавтракав, я начала принимать желающих породниться с царём. А ведь полцарства он никому не обещал. Только дочку, разгуливающую сейчас в облике отрока, с короткими власами, точно у девки гулящей.

И пошла нелюдь нескончаемым потоком. Кто-то из наших предков проводил опыты над зверями да людом, вот и получилось то, что получилось... Вначале псоглавые женихи пошли. С руками, ногами, телом, как у человека, но шея начиналась сразу шерстью и мордой пса. Женихов оказалось с десяток. Все в воинских латах, закрывающих тело, в зелёных сорочках до колен, серых портках да красном подобии сапог. На плечах красовалась красная накидка. Голова имела гриву или копну подобно людям курчавых влас. Да и руки выдавали более тёмную кожу, покрытую шерстью. Оставаться бесстрастной оказалось трудно.

— Здравия, дорогие гости! — я соскочила с лошади, склонилась в земном поклоне. — Рады приветствовать вас на своей земле.

Дальше зачитала им правила ристанья. Слуг у них не было, все позволили надеть на себя браслеты, сказали по-нашенски, постоянно рыча и гавкая, что затрудняло восприятие речи, что готовы сразиться за руку царевны. Пришли они пешком. Поэтому и провожать их пришлось тоже пешком, ведя лошадку за поводья.

Проводила я их вначале на постоялый двор в городе, освобождённый для нелюдей на окраине града, неподалёку от снарядов. Затем отвела к отцу. Там гарцевали женихи на лошадях перед "царевной". Я склонила перед отцом в поклоне со своими гостями, проводила их на лавки. Гости ездить верхом не умели. И кто-то молвил, мол, испытания придумали лишь для людей, раз обязательным условием поставили наездничество.

Отец, похоже, расслышал эти речи. И решил сгладить обстановку.

— Состязания начнутся послезавтра, — похоже, отец перенёс их в ввиду новых обстоятельств. — Первые состязания не рассчитаны на верховую езду. Ежели кто-то из ваших воинов дойдёт до испытания с лошадьми, то изменим их. Но вы ведь понимаете, что это борьба. Я не могу отдать дочь за того, кто не сможет взять оружие в руки и защитить её.

Псоглавцы закивали.

— Вот и славно, садитесь, поглядим, как люди могут гарцевать, развлечёмся зрелищем, — предложил царь миролюбиво.

Псоглавцы позволили проводить их к лавкам, стоящих на возвышении.

Рассадив всех, я извинилась и отправилась встречать другие народы.

Дальше пошли четверорукие люди, затем рогатые, потом полулюди-полузвери. Выделился среди которых один полкан. А во мне нарастало негодование. Они все пришли за меня биться! И ни один не подумал обо мне. Каково мне будет жить с таким полуконём или псоглавцем? Благо, улыбаться гостям не требовалось, лишь быть вежливой.

Птицы с головами людскими да грифоны явились просто посмотреть, как сами сказали. Я на ходу выдумывала новые правила, где указывалось обязательным почитание нашего царя-батюшки и его народа и уважение к другим народам. Запрещалось вступать в схватку где-либо, помимо соревнования. Пусть учатся жить мирно.

У меня же голова шла кругом от всей этой мельтешни. Не могу больше!

"Надо! — сказал внутренний голос. — Ты — царевна!"

Вздохнула, закрыла очи. Попыталась набрать как можно силы земли-Матушки, и продолжила принимать народ. Нелюдь почти закончилась, дальше шла череда людей. Прибыл мужчина со шкурой волка, странными очами. Растительности на лице почти не было.

— Наум! — коротко представился он.

Я зачитала ему указ царя да надела браслет. Потом был Максимильян с власами седыми да уложенными ёжиком и такой же короткой бородой.

Юлиус был красавчиком с зелёными очами и чёрными как смоль власами. Ни бороды, ни усов. Тот самый красавчик, которого я выбрала.

— А где же царевна? Неужто не вышла нас встретить? — удивился он, казалось искренне.

— Царевну царь-батюшка в башню заточил. Она разве что с балкончика вам помашет, — отвечала я.

— Какое безобразие! — возмутился Юлиус. — Как можно?!

— Разве с царём поспоришь?

— Нужно её оттуда вызволить! — принял решение Юлиус.

— Так вызволите, как победит кто в ристанье, так свадьба будет. Тогда и выпустят царевну.

— Тогда давайте сразу приступим к состязанию!

И он оголил меч и повернулся против очереди.

Шут!

Но я улыбалась. Такое внимание было приятно, и усталость как рукой сняло.

Я ждала очередного жениха. Вот Юлиусу в лицо и дали кулаком, а когда он повис на своём обидчике, потащили ко мне.

— Свен! — представился женишок, стряхивая с себя бессознательного Юлиуса. И поглядел на меня.

Колдун! Лысый, разве что посреди скальпа коса идёт непонятного цвета. И голубые очи!

Бородат. Широкоплеч, да с Дураком не сравнится.

Поравнялся со мною, мазнул взглядом по лицу.

"Не узнал, — сделала я вывод. — Прекрасно!"

Тут Юлиус пришёл в себя. Я зачитала указ царя и стала надевать браслеты на обоих.

Вот только на колдуне браслет не сошёлся. Он же волшебный, ему толщина руки без разницы. Даже на Дураке и то сошёлся, а у него ручища раза в два толще. Я начинала переживать. Руки дрожали.

— Позвольте мне, — подал голос колдун.

— Не позволю! — и я взглянула ему в очи. Варил меня в котле, значит! Проснулась обида. И я с силой захлопнула браслет на его запястии.

Интересно, а то, что я сама замыкаю их волшбу — это так и задумано батюшкой?

Надеюсь, больше кошмары меня мучить не будут, раз силу его запечатала.

Дальше шёл незнакомец с чёрными очами и такими ж власами. Такое ощущение, что мы уже встречались. Он был в перстянках*. С трудом удалось удержать лицо. Голова начинала болеть. Когда ж эти женихи закончатся?

— Ролан, — бросил насмешливо он, пока надевала браслет. И чего потешается? Не нравится мне это.

Кто там из пятёрки не прибыл ещё? Я вспоминала десяток ликов.

Надо бы этих уже отвести. Много набралось. Так ещё одного приму и всё.

Очередь ещё насчитывала человек пятьдесят.

— Отведите нас! — вклинился колдун.

Я бросила неприязненный взгляд на него.

— Объявляется перерыв! — объявил он оставшейся очереди. — Перерыв на обед!

И тронув моего коня за поводья, взобрался на своего.

— А ты чего тут указываешь? — взбеленился этот самый Ролан. И чем недоволен? Вроде ж не он пострадает от того, что ещё женихов обраслечивать буду.

— Перерыв! — сказала я. — Прошу простить и понять.

— Надолго? — спросил стоящий за заставой мужчина. Один из женихов. Надо было его принять. Он из пятёрки как раз.

— Навсегда! — добавил от себя Юлиус. Я устало улыбнулась, и ничего не оставалось, как запрыгнуть на лошадь.

Всех развлекал Юлиус, принимая на себя роль провожающего. Предполагая, для чего то или иное здание.

Моя лошадка знала путь, поэтому доверилась ей, сама же закрыла очи. Перерыв мне, и правда, не помешает.

На этот раз колдуну была благодарна. Внимательный. Это хорошо.

Примечания по главе:

перстянки* (Даль) — перчатки.

Глава 5

Пока ехали, задремала я. Да с лошади и свалилась. Успел меня колдун поймать уже у земли.

— Отрок, ты чего не выспался? Али царь тебя совсем загонял?

— Да ночь плохо спал, а тут ещё и зверо-люди были. Притомился я, — попыталась оправдаться.

— Заканчивай приём женихов. А царь пусть другого кого поставит на твоё место.

— Нет, мне нельзя. Сегодня довести дело до конца надобно.

— Похвально, что дела не чураешься, да изводить себя не следует, — молвил колдун. — Иди, вздремни, пока перерыв, а я доведу остальных.

— Да как же доведёшь, коль не знаешь дороги? Да и сплю я на конюшне, куда вас довести следует.

Спорить тот не стал. Вот только зорко следил, чтоб я не уснула да не упала. Благо, к себе не посадил, и то радость.

Довезла их, выделила им покои, да переложила на чужие плечи всё остальное. Сама прислушалась к совету, легла на конюшне да уснула.

Проснулась, а солнышко к закату близится. Ох, ты ж!

Я вывела лошадь, вскочила да галопом помчалась к заставе. А там пусто. И тишина.

— Что, где... — спросила растерянно у стражников.

— Царь тебе замену прислал, а тебя велел не будить. Так что всех желающих приняли. Теперь всё.

Я поблагодарила добрых молодцев да простилась с ними. Куда мне теперь? Живот урчал от голода. Вот и ответ!

Я пробралась в царский терем в стряпчую. Там как раз собрались кашевар и другие помощники. Разговоры велись лишь о женихах.

— Всем доброго вечера! — приветствовала всех.

— И тебе, Зор, доброго. Где сестру потерял? Али родители боятся, что женихи царевны опорочат?

Я вздохнула. Что воспринято было, как согласие.

— Как они едят? — решила узнать.

— Много. Наши бабы не справляются с такой прорвой женихов. Как бы потом на бобах сидеть не пришлось... — молвил кто-то из мужиков.

Так испытания всего на девятицу рассчитаны.

— А они всего один день у нас, а съели как целый град ест за несколько дней.

— Ещё и пир впереди.

Стряпуха вздохнула.

— И не напоминай!

Манеры некоторых женихов оставляли желать лучшего.

Даже наши помощники вели себя более пристойно за столом, чем некоторые короли. А некоторые пытались лапать баб да девчонок. Пожаловались моему отцу. Тот решил дело по-своему: теперь накрывали на стол только отроки да старушки, а во время трапезы царь запретил помогать гостям. Пусть сами себя обслуживают и подают друг другу.

Я же слушала сплетни да улыбалась. Батюшка молодец! Смогу ли я вести себя достойно его титула?

Вечер. Все уж спать собрались. А мне куда податься?

Пожалуй, пойду вновь искупаюсь.

Не знаю, на что я надеялась, но вновь повстречала Молчуна. И нестерпимо захотелось, чтоб поцеловал он меня. Только не как отрока, а девицу.

Вот только он сидел на берегу да в мою сторону не глядел даже.

— Доброй ночи! Чего тоскуешь? — не удержалась я.

Он на меня бросил удивлённый взгляд.

— Да так, скучно мне здесь, — подал голос добрый молодец.

— Скучно? Так впереди испытания... Ты за царевной приехал? Иль просто развлечься?

— Приехал удаль молодецкую испытать. Да тебя встретил.

— Я — отрок. Мужеложство карается смертью.

— Сладко баешь. Да меня не проведёшь.

— Причина не важна. Мы всё одно не можем быть вместе, — сказала я.

— Почему?

— Я — отрок.

— А чары развеятся при каком условии?

Значит, видит сквозь них. Даже колдун не увидел. И правда, дурак?

— Наверное, как победитель на ристанье появится.

— Ты девицей станешь иль царевной?

Я пожала плечами. Не знаю. Свадьба будет однозначно настоящей.

— Царевной, наверное, — призналась я. Почему-то лукавить не выходило с ним.

— Значит, я стану победителем.

— Не станешь. Тебе не позволят.

— На что спорим?

Я вздохнула. Так хотелось поверить ему. Но ложная надежда лишь терзать будет. Нельзя мне любить. Но так хотелось.

— Не глупи. Я не могу быть с тобою.

— А ежели я выиграю? — вновь за своё.

— Ладно, уговорил. Дойдёшь до последнего поединка, и я подумаю, кого выбрать. Ты ведь не лишишь меня выбора? — я посмотрела на него.

— Хорошо. Я дойду до конца. И ежели меня выберешь, то брось платочек, и я смогу победить.

Я кивнула и отвернулась. Стало больно. Зачем он бередит рану?

Хотелось поверить в любовь, в своего единственного, свою половинку. Что, ежели вопреки всему ему удастся победить? Что тогда? Попросить Велимудра не менять нас с Зорькой местами, лишь превратить меня обратно в девицу?

— Пока не победил, о чём разговор? Тебя как звать-то?

— Ваня. Ванька-дурак. А тебя?

И как представляться?

— Сейчас меня Зором кличут. А потом Зорькой будут, коли чары спадут.

— Зорька, — он будто смаковал это имя, улыбаясь.

Дурак! Поверил! Но Русана ему точно не по плечу. А коль останусь в теле подруги, так под именем Зорьки.

Приняв такое решение, я успокоилась. Мне сперва выбрать жениха из правителей надобно, себе ли, Зорьке ли? А как я могу за неё выбор сделать? Надеюсь, отец будет спрашивать моего мнения, а не Зорькиного.

— Зорька... — сказал Ванька блаженным голосом.

— Не ищи со мной здесь встреч больше, иначе казнят тебя, — предупредила дурака.

— Хорошо.

Молчуном он мне больше нравился.

Тут Ванька подобрался, став серьёзным. И шагнул в кусты, оставляя меня одну.

Я посидела ещё немного на берегу. Спать не хотелось. Вот нисколечки. Рядом вилась стайка комаров. Они хотели моей кровушки, но пока не осмеливались напасть. Будь я изнеженной девицей, не позволила б этому случиться, а так...

Стоило так подумать, как на меня налетели. Пришлось стиснуть зубы и терпеть укусы.

Наследие царской крови разуметь каждого жителя нашего царства. В том числе и насекомых. Они поблагодарили и обещали всегда помогать. И не только комары, а любые насекомые.

Тело зудело, но я крепилась, чтобы не расчёсывать укусы.

Прошла мимо царской бани. Эх, попариться б... И тут дверь бани открывается и оттуда выползает пьяный Юлиус.

— О, как там тебя, — оживился он. — Айда к нашей братии!

— Зор, — представилась я.

— Что? — не понял поддатый жених.

— Меня Зором кличут.

— Ага, Зор, пойдём к нам...

Вот только мне к ним и не хватает податься для полного счастья! Не то, чтобы я голых мужиков не видала. Просто... они ведь пьяные там. А мне пить нельзя. У нас лишь старикам мужикам разрешается, у кого полный круг* детей есть и уже все выросли. А делать вид, что пью... я просто не умею. Да и о чём там мужики беседуют меж собою?

Но моим мнением особо не интересовались. Просто затащили внутрь.

В предбаннике велели раздеться или помогут...

— Ты иди, а я сейчас... — сказала Юлиусу.

Он открыл дверь в парилку. И то, что увидела, мне хватило... Отец, похоже, решил опоить женихов. Взял сам на душу, аль нет — не ведала, но то, как он песни пел в обнимку с псоглавцем...

Я стремглав выскочила оттуда. И нос к носу столкнулась с колдуном. Точнее я в него влетела.

— Простите... — промямлила я. Но, видно, приложилась хорошо, будто о дубовую стену. Белый свет закружился и перевернулся, точно волшебный светлячок выключили, возвращая непроглядную тьму.

Постепенно звуки возвращались. И я слышала чьи-то голоса:

— Что ж он там такого увидел?

— Так может, оно того не стоит.

— Так царь пригласил...

— Приходит в себя...

— Эй, отрок... — меня похлопали по щекам. — Ты как?

Увидела я бритта, хотя ожидала колдуна.

— Я...

Попыталась сесть, но тут же стало мутить.

— Хорошенько приложился... — чей-то другой голос.

— Может, лекаря позвать? Я слышал, он во дворце живёт.

— ..Почти готово... Пей! — мне подсунули какой-то тёплый кисловато-горьковатый взвар, от которого замутило пуще прежнего. — Пей до конца!

— Не могу... — и я с силой попыталась оттолкнуть настырную няньку.

Но руку, будто тиски сжали и нос заткнули, и стали силком вливать жидкость. Пришлось дутиком выпить. Хотела возмутиться, когда отпустили, но осознала, что неприятные ощущения ушли.

— Благодарю, — я глядела на колдуна с кружкой и переводила взгляд на Алана.

— Что ж ты там такого увидел? — спросил он.

— Царь-батюшка... — успела поправиться я, — ...Обнимался с псоглавцем.

Добры молодцы переглянулись...И... Рассмеялись, словно старые друзья.

— Политика...

— Политика... — подтвердил второй.

А мне обидно стало. Ничего они не понимают, а смеются надо мною.

Что, если отец передумает и решит отдать меня за этого... Нелюдя? Мало ли какой договор на волшбе с пьянки заключит...

— Эй, ты чего? — спохватился ближайший ко мне колдун. И вот понимала, что поведение у меня девчачье, что надо держаться, стиснув зубы перетерпеть. Но сознание приказало долго жить...

Когда пришла в себя, вновь услышала обрывки фраз:

— ...колдун...

— Мою силу этот отрок заблокировал. К слову!

— Что?

— Похоже, он пуст. Это ж кто додумался-то...

— Что?

— Он своей силой запечатывал браслет. Теперь понятно, отчего его на заставу поставили...

— Хочешь сказать, что...

— Ага.

— Но ежели мы без сил своих, как помочь можем?

— Надобно найти того, кто при силе...

— Среди женихов?

— Не обязательно. Но кто сравним с силой с ним?

— Давай царя спросим... Он должен знать.

— По-тихому надо... Я пойду, попробую с ним поговорить. У тебя больше опыта в колдовских штучках...

— Ладно.

К моей руке прикоснулись холодные пальцы.

— Давай, отрок, приходи уж в себя...

Я вздохнула.

— Очнулся, хорошо.

И тут рубаху на мне разорвали в области сердца. И там прикоснулись холодные пальцы. Благо, здесь темно, и моего смущения не видно. Так, не паниковать, я — отрок! А значит, грудь у меня мужская. И прикасается он к плоской груди.

— Будь ты девицей, проще было б... — бормотал мой наблюдатель.

— Почему? — осторожно спросила, открывая очи. Надо мной в сумраке виднелись ветки деревьев. Оттащили меня к рощице?

— Да на земле-Матушке лежишь. Женской силе. От земли набрать силушку проще. А так проводник нужен. Потерпи маленько, найдём его.

И вновь погладил мою грудь в области нижней части грудины.

— Что ты делаешь? — не удержалась от вопроса.

— Пытаюсь узел Перси* включить, чтоб перезапустил все остальные узлы.

— А по-другому нельзя сделать?

— Ударом! Хочешь, могу и так... Блокируется дыхание, и ежели не перезапустится всё, то ты умрёшь...

— Нет, умирать мне ещё рановато...

Послышался смешок. Колдун надавил на солнечное сплетение. И я ощутила покалывание и как сила пошла по всем каналам.

— Чудно... — колдун уставился на меня, уже не прикасаясь.

— Что не так?

Он же потёр переносицу.

— Твоё тело набирает силу от земли-Матушки. Хотя, могло б мою силу взять, как проводника, — замолчал. — Или может браслет так работает, что твоё тело не видит мою силу... — задумчиво протянул он.

— А куда твой друг делся? — попыталась отвлечь его от размышлений.

— А, Алан? За царём отправился в баню.

— Вы давно знакомы? — решила разузнать.

— С детства. Росли вместе. А потом наши пути разошлись.

— Почему?

— Он стал королём.

— А ты разве нет?

— Нет.

Правда?

— Тогда почему тебя пригласили? Я думал на смотрины к царевне только правителей или их детей позвали.

— Откуда знаешь?

Я лихорадочно соображала.

— В ваших манерах держаться, осанке, гордости какой-то и мощи... Так разве ты не правитель?

— Меня избрали конунгом волхвы в Светии.

— Значит, учишь конам Предков...

— Да. По сути я помогаю разобраться в спорных делах, даю совет. Ко мне прислушиваются, но власти как таковой я не имею. И меня могут переизбрать в любое время.

Но ведь батюшка отдаёт меня за правителя, не получится ли, что...

— А жена твоя после того, как конунгом иной станет, останется с ним что ли?

— Была у меня до этого жена. Как раз досталась от предыдущего посадника.

Я так и села. Это что ж получается, я по рукам пойду, ежели за него замуж выйду? Но спросила иное:

— А что стало с ней?

— Умерла родами.

— А спасти нельзя было?

— Можно, но я не пытался.

— Что ж ты за человек-то?! — возмутилась я. — Жена ему дитя рожает, а он её даже не спасёт?

— Да не была она мне женой во всех смыслах. Тяжела уж была. Я и не трогал её.

— Но не спас, — с упрёком молвила я.

— Она не хотела. Мужа своего предыдущего любила. За ним и ушла в мир Предков.

Я поморщилась. Всё равно, неприятно как-то.

— И что ж, по вашим обычаям, жена не может уйти вслед за мужем?

— Может, коли хочет. Но Гунхильда тяжела была, — пояснил он.

Значит, дитя не стала убивать.

— А дитя?

— Воспитываю как своего. Харальд забавный мальчишка.

— Сколько ему?

— Три.

— Значит, судьба у твоей жены лишь умереть вслед за тобой или стать женой другого?

— Не обязательно.

— Что это значит?

— Мы можем жить долго и счастливо вместе до самой старости. И умереть в один день...

— Ты сказок перечитал... — вздохнула я. — Ежели тебя не переизберут.

— Нет, только в случае моей смерти на посту конунга жена другому переходит, — утешил. — Кто ты? — вдруг спросил он, глядя в самую душу.

— Зор, ты как? — прервал нас голос, привыкший повелевать.

Я же подскочила да отвесила земной поклон. И чуть не упала. С трудом устояла на ногах.

— Царь-батюшка, не изволь гневиться!

— Зор, вставай! — устало сказал он. И не похоже, что выпил. Хотя... Мог просто изобразить опьянение. — Мне сказали, тебе плохо.

Выпрямившись, сразу ощутила себя лучше. Царь да одет не по-царски. В одном полотенце.

— Уже всё хорошо. Этот добрый молодец помог мне.

— Свен? Разве тебе не блокировали силу? — перевёл гнев на колдуна отец.

— Блокировали.

— Так как же ты помог при таком истощении?

— Есть много возможностей, — уклончиво сказал колдун.

— А именно? — царь не любил уход от прямого ответа.

— Разговором.

— Зор? — теперь спрашивали у меня.

О женской силе колдун не сказал. Прикрывает меня? Что ж ответить-то?

— Он поделился своей мудростью и опытом, — так же ушла от прямого ответа я.

Отец сильно сжал костяшки пальцев, до хруста. Сердится.

— Я пойду? — подала голос.

— В баню! — велел царь.

— Не стоит, — вклинился колдун.

— Почему? — отец не принимал ответ без пояснений.

— Он ещё слаб. Пусть лучше отлежится ночь. Да и действующего колдуна пригласите, пусть поглядит узлы.

— А сам не можешь?

— Так замкнули ж мою силу.

— И то верно, — понял оплошность отец, взглянул на меня и спросил: — Зор, сам идти можешь?

— Да.

— Алан и Свен, проводите Зора, да потом в баню! — раздал указания царь-батюшка, развернулся и ушёл в сторону бани.

А мужики переглянулись и Алан подхватил меня на руки. А я вновь покраснела. Хорошо, что окончательно стемнело. А волшебные светочи не давали столько света, чтобы вокруг можно было различить цвета.

Пока шли, Алан переговаривался со Свеном. Я же старалась сделать вид, что меня нет. Разговор был ни о чём, точнее не важным для меня. Они делились своими наблюдениями о соперниках, возможных испытаниях. И о том, что царь опаиваит их в бане. Сам же, лишь изображает опьянение, поэтому это тоже своего рода испытание. Не пить не получится.

Наблюдательные Алан, хорошо, и умный. А значит, нельзя в полной мере оценивать этих двоих сегодня. Надо будет поделиться своими мыслями с батюшкой.

Дойдя до конюшни, меня поставили на ноги и, пожелав удачи, простились.

Свен внимательно так поглядел на меня.

— Что?

— Да нет, ничего.

— Говори.

— Давай оставим то, что произошло между нами.

— Обещаешь? — в ответ спросила я.

— Обещаю.

— Я тоже обещаю.

И женихи ушли. А я пошла к лошадям.

Примечания по главе:

узел Перси* — чакра в районе солнечного сплетения, отвечающая за дыхание.

Такие чакры у славян были (снизу вверх): Исток(слышу), Зарод(вижу), Живот(ощущаю), Перси(чувствую), Леля(знаю), Лада(верю), Устье(помню), Чело(хочу), Родник(могу).

Глава 6

Не знаю, что мне снилось, но проснулась с ощущением волшебства. И ощутила чей-то взгляд.

Открыла очи, но осмотр ничего не дал. Я села. И только тут поняла, что что-то не так. Космы. Они были длинными и чуть вьющимися. И голова привычно тяжёлая, по сравнению с этими днями. Приятно. Но... Это выходит, что я — девица? Грудь непривычно холодило. Бросила взгляд вниз и обомлела: разодранная рубаха. Вчерашние события пронеслись в голове. Я схватилась за голову. И что делать? Космы у меня Зорькины — вьющиеся, значит, её облик приняла. Велимудр решил мне подарок на Купалу сделать? Отродясь не ходила за травами. Это, должно быть, забавно. Вот только чей взгляд я поймала? Велимудра? Или кто другой узрел меня в облике девушки? Но, увидев сложенную на выходе из стойла одежду, я успокоилась. Велимудр.

"Благодарю!" — послала мысленно. Даже, ежели не услышит, на его душе отразится, что благо ему дарю.

Переоделась в женскую одежду, космы переплела.

Надо раздобыть лукошко! Пойду схожу в царский терем.

— Зорька, здравствуй, давненько тебя не видно было, — сказал на выходе из конюшне конюх. — Иль нарочно отослали, подальше от высокородных женихов? Но твой брат тоже не промах!

— Благодарю, дедушка, но сегодня я буду. Надеюсь, никто не обидит.

Простившись, поспешила домой. Неплохо было б наведаться к Зорьке. Как она там в заточении?

В эти дни мне некогда было вздохнуть, не то, что забежать к ней.

Со мной здоровался люд, интересовался, всё ли хорошо. Я же искренне улыбалась, счастлива уже от того, что девушка, не говоря о том, что на Купалу выйти удалось... Надеюсь, ничто не помешает воплощению моих чаяний.

Входя с яркого света в тусклый терем налетела на кого-то.

— Простите!

— Ничего страшного, — услышала голос колдуна.

Что он тут забыл? Ах, да, баня...

Сейчас малость очи обвыклись, и я смогла его рассмотреть. Видок у него был помятый, синяки под очами. Может, даже голова болит.

— Зорька! Ты вернулась! — услышала радостный голос стряпухи. Она стремительно приближалась. А после — обняла как родную.

— Зорька? — вдруг спросил колдун.

Кивнула.

— Тётя Маша, у вас лукошко не найдётся? А то я за травами хотела сбегать, пока царица почивает.

— Да, конечно. Пойдём!

На колдуна никто не обращал внимания. Чудно! Ну да ладно! Не моя он забота.

Тётя Маша так просто из стряпчей меня не выпустила. Усадила, рассказывая последние сплетни, да от души навалила пшённой молочной каши. Горячей и такой вкусной! Как же я соскучилась по дому, оказывается.

Поев и поблагодарив, побежала к горе собирать целебные травы. Впервые в жизни!

И хоть травоведению и целительству меня с сёстрами обучали, ни разу не позволили собрать самой. А сегодня день ведь волшебный — поворот солнца*. И вода чудесной силой от солнышка напитывается и всё лето* потом не портится и сохраняет целебные свойства. И травы чудодейственной силой обладают, особенно целебные.

Природа. Птички поют, на душе так радостно!

Бережно срывала каждый цветочек, собираясь потом сплести из него венок. Разговаривала с травами, землёй-Матушкой. Благодарила за чудесные дары да показывала образы того, для чего снадобится травинка.

Потом с другими девчатами мы плели венки и пели песни. Возвращаться к женихам не хотелось. Мне и без них хорошо. А притворяться не хочу. Да и в образе Зорьки было куда больше вольностей. Я просто дышала полной грудью, чего никогда не было прежде в моей жизни.

Мужики сооружали на капище новый костёр. В дело шли старые сломанные вещи, которые люди несли из своих домов. Костёр получится славным. Как прогорит да уменьшится, станем через него прыгать. Да по углям ходить. Пепел затем раскидают по полям, для подкормки земли-Матушки.

Женихов батюшка сооружать мост через реку привлёк. Не все трудились, некоторые отлынивали. Колдуна да бритта видно не было.

Завершив первую часть праздника, я отправилась в царский терем. Как была, в праздничном красном сарафане, с распущенными космами да венком из трав. И хоть не царский наряд, да добротный.

На себе то и дело ловила не очень приятные мужские взгляды. Такое ощущение имелось,что они меня раздевают. К матушке почти уже дошла, как встретилась с Аланом и колдуном в царском тереме. И, ежели первый мазнул взглядом и отвернулся, то последний не отрываясь глядел своими голубыми очами.

— Зорька, можно тебя на пару слов? — наконец нарушил молчание он. Откуда знает, как звать меня?

— О, а ты, я гляжу, времени зря не теряешь, — хмыкнул Алан. — Царю это может не понравиться.

Но колдун ждал. Алан же ушёл вперёд.

— Что вы хотели? — учтиво спросила жениха.

— Мы же вчера перешли на ТЫ.

— Правда? — сделала я невинные очи.

— Зор, Зорька... То-то я вчера не мог понять, как же так... — он говорил намёками. Всё для себя уж решил. — Что с тобой не так? Злые чары?

Ах, вот оно что... Думает, что меня заколдовали.

— Мне приятно, что ТЫ так обо мне думаешь. Но это сделано для моей защиты. Очень много понаехало людей, мужеского пола... — решила сказать часть правды.

— А сегодня? Весь сброд высыпет на улицы, в лес.

Я улыбнулась. Его забота оказалась приятной.

— Ты меня защитишь? — тихо молвила я. Знаю, нехорошо вот так использовать его. Но вдруг захотелось, чтобы согласился. Правда, наверняка, привлекать внимание будет. — Только так, чтобы нас не видели вместе, царю не понравится, да и другим твоим соперникам.

Что, ежели он влюбится в Зорьку? Не в меня. Будет обидно. Но это одно из испытаний для моего мужа.

— Хорошо. Я буду присматривать за тобой.

— Благодарю, Свен, — я слегка поклонилась и пошла в приёмные покои моей матушки.

Матушка обрадовалась, узрев мой вид.

— Ну вот, другое дело. Но ты не боишься?

— Боюсь? — не поняла я. — Что меня изнасилуют?

Матушка опустила очи. Похоже, я угадала.

— Свен меня раскрыл. Ну, не совсем, знает, что Зор и Зорька — один человек. Сейчас как раз с ним встретились.

— Колдун? — матушка задумалась. — И что?

— Я попросила его присмотреть за мною. Ну, не явно.

— Ох, дочка, зря с ним играешь. Он — хорошим супругом может стать для Русаны. А влюбится он в Зорьку, что тогда? Расскажешь ему обо всём?

— Не знаю, матушка. Рано загадывать.

— Ладно, посмотрим, что будет. Давай поговорим о других женихах.

— Я внимательно слушаю.

— Отец вчера испытал их.

— Всех? — в это поверить было сложно.

— Да. Юлиус испытание не выдержал. Поначалу подобрел, но потом...

— Что потом?

— Допился до чертовщины*. Везде ему нечисть мерещилась. Твой отец не ограничивал в выпивке. Каждый пил столько, сколько хотел.

— А Свен и Алан? — меня интересовали пока эти двое.

— Пили, но немного. Алан байки травил, делая вид, что опьянел.

— А Свен?

— А колдун не пил.

— Но ты ведь сказала...

— Отец тоже думал, что выпил. Но нет. Иначе он бы сломал браслет. И знал об этом. Колдуны не пьют. Им нельзя, иначе сила выйдет из-под контроля. Но как-то умудряются притворяться. Поэтому будь с ним очень осторожной. Это не тот человек, с которым можно беззаботно шутить.

Я кивнула. Значит, правильно сделала,что не стала отрицать его догадок.

— Матушка, а что мне делать сегодня?

— Иди помогать в стряпчей. В обед снесёшь Зорьке поесть. Из терема старайся не высовываться. Сегодня Купала, — предостерегла царица.

У нас на день летнего солнцестояния девицы гадают. А вот женатые пары милуются, ведь считается, что детки, зачатые в этот день, особенные.

Но нравы в землях у женихов вовсе не такие целомудренные, нежели у нас. У них в эту ночь все предаются любви, окромя деток малых да стариков. И даже лишение девственности девиц незамужних поощряется в этот день.

Простившись с матушкой, отправилась по поручениям.

Пополудни принесла обед Зорьке. Защита пропустила меня. Подруга побледнела за эти дни да похудела.

И мне искренне обрадовалась.

— Здравствуй, сестрица! — молвила я, узрев подругу.

— Здравия! Не представляю, как ты три месяца здесь выдержала? Я уже выть готова...

— Книги читала да волшбою занималась.

Зорька грустно бросила взгляд на полки с книгами.

— Зорь, а ты читать умеешь?

— Плохо.

— Давай я тебе принесу детские книги с картинками.

— Правда? — её очи загорелись радостью.

— Ага, вот прямо сейчас и принесу. А потом мы с тобой посидим да поболтаем.

И я подскочила да помчалась из башни в царскую читальню. Та чужого не пустит. Распознает ли меня иль за матушкой придётся идти?

Защита меня не узнала. И я, расстроившись, её мысленно обозвала старой кошёлкой.

После этого меня просто засосало внутрь.

И меня стали бить током.

— Это я-то старая кошёлка? — гналась за мной домовуха, кидая в меня невидимые шарики. А я удирала. Эх, неудобно в длинной сорочке. Я уж к порткам попривыкла за эти дни.

— Ну прости, бабушка! Само вырвалось.

И только тут домовуха стала меня разглядывать.

— А ты кто?

— Русана.

— Чудеса! — вскинула она руки. Старушка была мне по пояс, поэтому для того, чтобы глядеть на неё не снизу вверх, а прямо, приходилось садиться на корточки. — И чавой-то тебе надобно?

— Книги хотела взять для Зорьки. Она плохо читает. Детские лучше всего. Сказки, может быть?

— Сказки, говоришь? — задумалась домовуха, уже позабыв о нашей ссоре. — Давай сперва с азбуки начнём, а уж потом сказки.

— Как скажешь, бабушка. А ей можно? Это ж царская азбука...

— А она сейчас твоё тело имеет?

— Да.

— Тогда можно, — кивнула старушка.

— И не называть меня старушкой! — услышала мои мысли домовуха.

— Хорошо, бабушка.

Мне принесли толстенную книгу, которую я едва смогла приподнять. Как же я сама по ней училась-то?

— Так не носила её никуда. Здесь и сидела на полу.

— Царевну не выпустят из башни, — отринула сразу мысль о том, что прислать сюда подругу.

— Башню кто охраняет?

— Так братец твой.

— А, ну, тады ступай, дочка.

Я уж-было испугалась, что уйду ни с чем. Но домовуха велела не морочить себе голову.

— Благодарю, бабушка.

— Сама-то давно не приходила. Да книги не спрашивала.

— Ой, бабушка, мне сейчас не до чтения. Я бы с радостью, коли б выдалось времечко.

— Так скоро замуж выскочишь...

— Знаю. Жаль.

— Не печалься. Коли захочешь, во сне приходи. Всегда пущу.

Я ещё раз поблагодарила хранительницу читальни да пошла обратно к подруге.

А та уж сидит на полу да книгу ту самую листает, что сама рассказывает обо всём да показывает.

— О, как быстро! — удивилась я.

— Какая красивая книга! — восхитилась Зорька в облике царевны. — Отродясь не видала таких!

— Так царская азбука! Её из читальни выносить нельзя. Ладно, давай поболтаем, а то когда ещё сможем. А книгу успеешь на досуге почитать.

Пока я делилась своими переживаниями, расчёсывая свои же царские светло-русые прямые космы, Зорька лежала у меня на коленях да внимательно слушала. А как закончила, подруга и говорит:

— И как ты такую тяжёлую косу носишь? У меня голова вверх запрокидывается.

— Так царская стать... Твоя коса легче да тоньше. Но и по ней соскучилась, пока в облике отрока ходила. С короткими власами такая лёгкость и ветер в голове гуляет. Вот девиц-то ветренными и кличут, как косы лишатся...

— Да, всё в сравнении познаётся. А я ещё завидовала тебе, что ты ничего не делаешь. Отдыхаешь целыми днями, — пожаловалась Зорька.

Так непривычно было глядеть на себя со стороны, подмечать жесты, движения головой, слышать свой голос.

— Так что, тебе Свен нравится? — спросила вдруг подруга.

— Да не знаю. Я бы не сказала, что прямо его бы и выбрала уже сейчас. Просто мы наедине побыли, он мне помог. Вот и всё.

— Будто есть другие?

— Алан тоже неплох. И друга предостерегал от оплошностей.

— Ну, то, что он — хороший человек, не значит ведь, что тебе хорошо с ним будет.

— А почему плохо должно быть? — удивилась я.

— А пообщаться с ним сможешь?

— Я обучена светской беседе, ежели ты об этом.

— Нет, светская беседа это на приёмах. А в быту как с ним общаться станешь? Твои родители почти не общаются между собою, за столом светскую беседу поддерживают.

Я задумалась. А ведь дело говорит Зорька. Хорошо, ежели жених будет начитан. Не хотела б я таких отношений, как у моих родителей. Они замечательные, но... как бы каждый сам по себе.

И ночуют каждый на своей постели, хоть и в одних покоях. Хотя оба умные и любят читать. А поговорить просто так — не о чем.

— Ко мне тут ещё один красавчик сватается, — молвила я, стараясь отвлечься от состязания. Всё же пришла пообщаться. — Дурак, правда, но красив. Обещал дойти до конца.

— Правда? Уж не Ванька ли? — вдруг встрепенулась Зорька.

— Ты его знаешь? — уж не любит ли его подруга?

— Лежебоку Ваньку? — с насмешкой молвила она. — Лентяй такой, что не заставишь чего по дому сделать. Целый день лежит на печи. Да и не красив он. Так, обычный...

— И что он там делает? — удивилась я, пропустив мимо ушей замечание о красоте. Ведь когда человека часто видишь или знаешь, то внешность отходит на последнее место.

— Да кто ж его знает? Просто в потолок глядит. Чудной. Я тут волком выть готова, хотя могу и по лестнице побегать, и в окошко поглядеть, и на балкон выйти, да перемыла всю башню уже. Да теперь вот читать буду. А он — чудной.

Мда... Такого добра мне точно не надо. Да и не позволит царь-батюшка.

На дворе уж вечереть стало. Женихи мосток доделали. Вот только можно ли по нему идти? Сейчас костёр зажгут на горе... Я глядела вдаль с балкона башни. Рядом стояла Зорька и тоже не сводила взгляда с капища. И мы молчали, каждый думая о своём.

— Иди уж... Скоро начнётся, — молвила она.

— А ты...

— А что я? Батюшка не разрешит.

— А может попросим вместе?

— И как ты себе это представляешь? Да и коли царь придёт, веселья не выйдет. Все будут следить за каждым своим словом, действом. Народу надо отдохнуть, развеяться...

Она была права.

— А ты иди, — выгоняла меня она. Грустит ведь... — Когда ещё сможешь? Хоть разок повеселишься со всеми.

— Ты на меня не сердишься?

— За что? — не поняла подруга.

— Ну, что заняла моё место.

— Знаешь, мысли иногда сбываются. Я хотела побывать в твоей шкуре. И побывала. Недолго осталось... Так что иди...

Я вздохнула, обняла Зорьку и стала спускаться по лестнице. Внизу уже был накрыт стол. Ужин. Мы так увлеклись разговорами, что и не заметили, как кто-то из домочадцев приносил еду. Может, отец или матушка. Ведь другим доступ в башню не давали.

И хоть матушка не разрешала мне покидать терем, а про вечер и ночь я не спрашивала, искать встречи с нею и просить позволения не стала. Просто выскользнула через чёрный ход.

Примечания по главе:

поворот солнца* — день летнего солнцестояния — Купала.

Лето* — в значении года.

Чертовщина* — то, что за чертой, гранью, потустороннее.

Глава 7

Сперва направилась к речке, где девчата венки на воду пускали, гадая на суженого. Я же просто опустила свой в воду, да вновь на голову надела.

— Зорька, а чего на суженого не гадаешь?

— Нет у меня возлюбленного. Да и не хочу.

У одной из девушек появилась лукавая улыбка.

— Хватаем её, девоньки!

Я поздно спохватилась.

— Будешь Купалой.

С меня сорвали красный сарафан.

— А искупаться? Я не успела, — попыталась вырваться из цепких ладошек.

— Искупаешься! Только ничего не бойся! — отдала распоряжения заводила.

А я уже боялась. Не самого праздника и быть богинею, а того, что эта незнакомая мне девица задумала.

Меня нарядили в золотистый сарафан, космы распустили. Надели мой же венок, только ленты к нему прицепили.

Мне выдали много разных венков да очи завязали. Стали меня раскручивать.

— Купала, Купала, нагадай мне грядущее, — запевали девицы. Что ж с венками-то делать? Отдавать, надевать, просто вытягивать? А кому отдавать?

И я взяла первый попавшийся да через голову кинула.

Девицы ахнули. Неужто что-то хорошее?

Хоровод вновь сдвинулся с места, запели.

Я вытягивала венки. Порою повисала недобрая тишина, которая пугала. Когда венки закончились, мне развязали очи.

— Готова?

— К чему?

— Сейчас начнётся.

О происхождении названия Купалы я знала по книжкам. В народе обыгрывали на праздник сказание о любви брата да сестры.

Готова я не была. Потому что заканчивалось всё плохо у двоих влюблённых.

Ежели поведать вкратце, то Купаленка — богиня ночи — очень любила Семаргла — бога огня и Луны. Он являлся хранителем Солнышка, денно и нощно защищая его от земного зла. Но и ему не чужды были чувства. Купаленка постоянно звала Сварожича* к берегам Ра-реки*. И сердце его дрогнуло, ведь он давно воспылал взаимными чувствами к Купаленке. Однажды — в день осеннего равноденствия — чувство долга затмило чувство любви, и он спустился к возлюбленной. С этого мгновения ночь стала понемногу забирать у Солнца время, становясь всё длиннее.

У возлюбленных родились детки-близнецы в день поворота солнца — Купала и Крес. Детки росли здоровыми да крепкими.

Берега Ра-реки были излюбленным местом отдыха полуптицы Сирин — предвестницы бед и несчастий, поющей о горе, смерти и забирающей того, кто подпадёт под чары её голоса в Навий мир.

Семаргл предупреждал об этом своих деток, но Крес, уверенный в своей воле, убежал от матери и сестры, чтобы послушать Сирин.

И случилось несчастье. Очарованный голосом Сирин, Крес следовал за Сирин, пока не попал в мир мёртвых. Родители много лет искали сына, но так и не нашли.

Прошли лета. Купала превратилась в красивую девушку, и настала пора той выходить замуж. Но ни одному юноше она не отдавала своего сердца.

Она сплела себе венок из полевых трав и обещала выйти замуж за того, кто отберёт его. Но ни один юноша не смог этого сделать. Тогда Купала на берегу реки прокричала богам, что на земле-Матушке нет ни одного мужчины, достойного её. И, будто в насмешку, порыв ветра сорвал венок и кинул его в реку к лодке, на которой проплывал прекрасный незнакомец. Юноша вынес венок Купале, очарованной прекрасным женихом. И вскоре молодые поженились.

На утро молодая жена стала расспрашивать мужа, откуда он прибыл. Он и поведал, что его разлучили с родными, и он чудом смог вернуться из мира Нави. Купала и узнала в нём брата. Их любовь была вовсе не родственная, и продолжения она не имела. Поэтому возлюбленные решили утопиться. Но боги сжалились над ними, и оборотили их в цветок брат-с-сестрою*, соединив их в одном теле.

На берегу, где собиралось действо, уже полностью стемнело. Зажгли несколько костров от пламени, добытым путём трения, получив живой огонь.

"Там-тара-ра-пам!" — заиграл обрядовый барабан.

Заиграла свирель. Всё будто погрузилось во мрак, лишь где-то далеко свет от костров чуть освещал берег реки.

И тело против воли стало двигаться в такт.

Кто-то запел:

"Купаленка-ночка!

И где твоя дочка?

— Моя дочка у городе,

Рожу рвёт...

Веночки вьёт..."*

Из лесу стали выходить девушки, обступая меня.

Я же делала вид, что собираю цветочки.

"Там-тара-ра-пам!"

"Веночки вьёт, девкам даёт...да себе не берёт..."*

Девицы и девочки смыкают коло, берутся за руки.

Повторяю ещё недавнее действо гадания на венках, только на этот раз двигаясь в такт ударам барабана.

Вокруг меня начинают кружиться хороводы: внутреннее коло девиц да наружнее в иную сторону — мужское.

"Там-тара-ра-пам!"

"Красной девица никто сердцу не мил..." — часть слов песни было не расслышать.

"Там-тара-ра-пам!"

"И Купала загадала..."

Я срываю венок с головы и просто кидаю, оба кола мгновенно останавливаются. Тишина. Даже птицы не поют. Все устремляют взор за летящим венком, падающим с плеском на воду.

"Там-тара-ра-пам!"

Хороводы начинают вращаться в обратную сторону, напевая.

Всё быстрее и быстрее... Голова кружится... Я пытаюсь вырваться из замкнутых колец, но меня не пускают...

"Нельзя противиться воле Богов..." — меня будто предостерегают.

"Там-тара-ра-пам!"

И вот первое коло разомкнулось, выпуская меня, а за ним и второе. Я вырвалась к воде и, не ожидая свободы, упала на берег.

Всё вновь смолкло. Послышался плеск воды. Я подняла голову. К моему венку подплывал юноша, стоящий в лодке. Он поднял венок, сделал ещё пару гребков веслом и у берега спрыгнул в воду, достающую ему сейчас до колен. Я как завороженная глядела.

"Там-тара-ра-пам!"

— Здравствуй, девица-краса... — протянул он мне венок. — Станешь ты моей женою?..

"Там-тара-ра-пам!"

И мои колени подогнулись. Я склонила голову, и мне водрузили мой венок на неё.

Добрый молодец взял мои ладошки в свои и усадил на бережку. Мы молчали, я опустила взгляд долу, а народ запевал:

"Так Купала вышла замуж, полюбивши Креса..."

Вспыхнули огни — то подожгли костёр, означающий наше дневное светило...

"Солнышко вставало..."

"Там-тара-ра-пам!"

— Кто ты, муж мой? — спросила я, посчитав, что пора узнать Купале. Правда, на мой взгляд, следовало это сделать раньше, до того, как замуж вышла.

"Так она узнала..." — голос сказителя.

— Братец Крес... О горе нам! — кинулась я в воду. Да попала на плот, что стоял у берега. Он стремительно отчаливал.

"Там-тара-ра-пам!"

"Нет им счастья в этом мире... — пел народ. — Разделили они участь, бросились топиться..."

"Крес обнял Купалу напоследок..." — голос сказителя.

Вдруг вокруг меня вспыхнуло пламя, закрывая обзор всего мира. Огонь — мужская суть Креса, уподобившегося отцу Сермарглу. А вода — женская гибкая и мягкая суть, подобна матушке Купальнице, покровительнице ночи.

Я, испугавшись огня, отступила к середине, где его пока не было. И... провалилась в воду. Сквозь толщу стихии было видно, как прямо надо мной горит огонь, будто касаясь воды, облизывая дырку в середине плота. Пришлось чуть отплыть, чтобы вынырнуть и набрать воздуха.

И тут меня подхватили чьи-то руки, вытаскивая из воды. Это был тот юноша, что изображал Креса.

"Там-тара-ра-пам!"

"За то, что чисты помыслами они были да не торопились зародить новую жизнь, боги даровали им любовь в ином мире... — молвил голос сказителя. — А в Яви осталась память о них — цветок брат-да-сестра".

"Там!" — ударил в последний раз барабан и стих, будто завершил свой сказ.

И наступила тишина.

Меня бережно опустили наземь.

— Какое трогательное повествование любви! — разрушил очарование вечера голос колдуна. — Я прямо растрогался! — из тени вышел женишок. — Сгинь! — велел молодому человеку, игравшему Креса.

И такая сила звучала в голосе колдуна, что юноша просто не посмел возразить. Ретировался.

— Чего тебе надобно? — взглянула в очи возмутителя спокойствия.

— Ты просила приглядывать за тобою, а сама... — в его голосе слышалось осуждение.

— Что сама? — не понимала обвинений я.

— Сама играешь любовь.

— Это всего лишь игра. Меня назначили быть Купалой, — и почему я оправдываюсь?

— Ага, поэтому вы тут уже обнимаетесь довольно долгое время...

— Что? — удивилась я. — Да только что игра закончилась и...

Было обидно, ведь несправедливые слова ранили. Да и яду в его голосе имелось много.

— Что на тебя нашло? Да и почему я должна оправдываться? Кажется, у тебя на меня прав никаких не имеется, — дерзко молвила я. И это стало моей ошибкой.

В его очах вспыхнули опасные искры. Меня просто схватили поперёк стана, точно куль закинули на плечо, и куда-то понесли.

— Опусти меня! — кричала я. — Хочешь, чтобы тебе досталось на орехи?

Я помнила, как меня защитили тогда, на рынке. А тут полно добрых молодцев.

Но вокруг вновь заиграла музыка, песни запели, послышался смех и довольные девчачьи визги.

— Думаешь, тебя кто-то услышит? — тихо спросил меня колдун.

— Ч-что ты собрался д-делать? — решила выяснить заранее да и отвлечь его разговорами не помешает.

Меня же вынесли в люди. К очереди на прыгание через костёр. Люди — это хорошо. Он взял меня за руку и не выпускал её.

— Догадайся...

— Ты же не веришь во все эти сказочки про суженых... — мне было не положено верить. Мы — творцы своей судьбы, да и царевне не до любви, а лишь холодный расчёт и интересы державы позволительны. А вера в суженых и прочее — будет отвлекать и заставлять переживать. — Я не буду прыгать через костёр с тобой, — попыталась я вырвать руку из его цепких пальцев.

— Зорька, прекрати вести себя как дитя малое!

— Свен, отпусти, — прошипела я. Моё мнение не учитывается совсем. Это задевало.

— Это всего лишь прыжок, — успокаивал он.

Но как ему объяснить, что для меня всё сложно. Я — сейчас не я. А признаться в этом не могу. Ну прыгнем мы вместе, ну удержимся за руки, и что — он — моя судьба? Чья? Моя или Зорькина? Да я больше, чем уверена, что прыгая с тем же Дураком или Аланом — будет всё то же. Глупо вот так перекладывать решение о выборе на Макошь* и её дочерей.

А прыгну — потом буду сомневаться в своём выборе. Пошатнётся вера в трезвость принятия решения.

Очередь двигалась, и за спорами я не заметила, как подошла наша.

— Побежали! — сказал он. А я упираться стала.

— Всё равно прыгну! — сказал он, так и не отпуская запястье.

— Ты не оставляешь мне выбора. А я — не хочу! — остановилась я, сделав попытку вырваться.

— Так, либо прыгайте, либо не мешайте! — сказал мужчина из пары, стоящей за нами.

— Насильно мил не будешь! — попыталась я воззвать к разуму колдуна.

Он отпустил мою руку. Но свою не убрал.

— Прошу, прыгнем? — он просит? Что-то в лесу сдохло.

— Нет! — сказала твёрдо и отошла от костра.

Мне хотелось, ежели признаться честно. Просто прыгнуть через костёр, без всякого загадывания на будущее. Просто огонь очищает, сжигая болячки, сомнения, невзгоды. Хотя бы раз отдаться порыву.

— Я прыгну, но сама, — произнесла вслух.

Он уступил. Просто остался стоять, где был, а я разбежалась и прыгнула. Мелькнула девушка перед костром, и пламя вдруг взметнулось ввысь. Одежда загорелась, как и распущенные космы. Испуг вкупе болью. Меня схватили.

— Снимай браслет, живо!

Я не понимала, чего от меня хотят.

Мои руки наложили на железку, а в следующий миг нас окутало зелёное свечение. Меня колдун подхватил на руки и куда-то унёс.

Тело жгло. Хотя больше не горело. Меня отнесли к реке, сняли сорочку и окунули в воду целиком, с головою. Вода приятно холодила, приносила облегчение. И вдруг я увидела светящиеся зелёным светом руки, скользящие по изгибам моего тела, груди.

Не сразу до меня дошло, что прикосновения перестали быть невинными, да и были ли? Но добавились поцелуи. Не заметила даже, как мы выбрались из воды, как прислонили меня к стволу дерева. Поцелуи манили, будили внутри чудные ощущения, заставляли отдаться животной страсти. Сознание будто покрылось туманом, отдаваясь чувствам.

Лишь в последний миг осознала: что я творю? Это ведь тело не моё, а Зорькино. И ей жизнь нельзя испортить.

Я оттолкнула колдуна.

— Нет!

Но он развёл мои руки, вновь припадая к губам, будто не слышал меня.

Вот только порыв первобытной страсти уже испарился. Разум вернул холодность суждений.

— Нет! — вновь сказала я.

Но он не слышал. Его тело было обнажено, так же, как и моё. И он желал меня.

— Свен, остановись, это неправильно! — на моих очах появилась влага. — Ты ведь жених нашей царевне...

— Больше нет.

Я вспомнила про холодный металл под руками, его зелёное свечение. Сила вырвалась. А значит, браслет больше не сковывает его запястье.

— Всё равно. Неправильно это. Так нельзя!

Но он был слишком близко.

Он подхватил меня за ягодицы, протискиваясь между ног. Я с силой сомкнула их, правда, моих сил хватило ненадолго.

— Свен, остановись! Я не знаю, что на тебя нашло, на нас...Ежели ты это сделаешь, то навсегда потеряешь меня. Слышишь? Я буду тебя ненавидеть! И замуж всё равно не пойду! И любовницей не стану. И руки на себя наложу!

Но... Что же делать? Предки, подскажите выход!

И взгляд упал на его запястье. Разомкнутый браслет. Я прикоснулась к нему, замыкая силу колдуна.

И вдруг он повалился наземь, точно подкошенный, а с ним и я чуть не упала. Насилу устояла на ногах.

У меня же поджилки тряслись. Какое-то время просто стояла, не в силах отлепиться от ствола дерева.

"Ненавижу!" — подумала я, вызывая в душе злость на колдуна. Это придало сил. И я отправилась искать свою одежду. Но от неё почти ничего не осталось. Лохмотья. А вот рубаха и портки колдуна оказались целыми, хотя и мокрыми.

И хоть после него надевать было противно да и неудобно, но расхаживать голой — небезопасно. И из двух зол, я выбрала одежду.

Бросила взгляд к рощице. Колдун так и валялся на земле. А мне стало мерзко, обидно. Я отвернулась, смахивая слёзы.

Пора домой! Кажется я знаю, кто выбывает из пятёрки женихов, выбранных отцом.

Примечания по главе:

Сварожич* — сын Сварога.

Сварог* — бог небес у славян.

Семаргл* — славянский бог первородного огня и плодородия, бог-вестник, способный объединять и умножать силы всех Сварожичей. По одной из версий Семаргл огнебог является первым Сварожичем, то есть старшим сыном Сварога, рожденным от удара небесного молота об Алатырский камень.

Ра-река* — так в старину называлась река Волга.

Брат-с-сестрой* — цветок Иван да Марья.

"Купаленка-ночка..."* — песня из сборника "Белоруские песни, с подробными объяснениями их творчества и языка, с очерками народного обряда, обычая и всего быта" П.А. Безсонов 1871 год.

"Веночки вьёт, девкам даёт...да себе не берёт..."* — оттуда же, немного адаптировано под современный язык.

Макошь* — богиня судьбы (Небесная пряха), прядёт нить судьбы каждого человека. Дочери её Доля(Среча) и Недоля(Несреча) богини счастливой и несчастливой судьбы вплетают свои нити.

Глава 8

Я впервые так ощущала себя. Разбитой и полностью лишённой сил. Хотелось забиться в угол, свернуться клубочком и проплакать всю ночь. Злость на колдуна помогла лишь совсем немного. Зря я замкнула браслет. Теперь он вновь жених. Лишний раз видеть его не хотелось. Но и выхода иного просто не было.

Совсем свихнулся! Да и я сама не лучше! Но это его не оправдывает. Пусть и сила так в голову дала, всё равно не имел права!

Видеть сейчас никого не хотелось. Боялась показаться слабой, разрыдаться.

И хотелось спрятаться от всех. Единственное место, которое вспоминалось — моя башня.

Нагулялась я, больше не хочу. Пусть Зорька возвращает мне моё тело. Хотя... Что, ежели колдун сделает вторую попытку?

Хотя, вряд ли ей вернут девичью стать. Скорее отрока. Оно и правильно.

С этими мыслями добрела-таки до царского терема, стараясь держаться в тени деревьев. На горе и вдоль реки слышались пляски, пения, а пока шла мимо рощи, слышала даже вполне довольные стоны.

Надо ж было колдуну всё испортить! Ладно, всё, что ни делается, всё к лучшему! Хотелось в это верить. Хорошо, что я сегодня поняла это, а не после свадьбы.

Я вздохнула. Надо сохранить этот настрой.

В терем меня пропустили, как и в башню к царевне. Та ещё не спала.

И с одной стороны — хотелось выплакаться. А с другой — обида делала меня сильнее.

— Как всё прошло? — спросила подруга.

— Хорошо, — вспомнила Купалу и того отрока. — Чудесно! Никогда ещё так не веселилась. Представляешь, меня Купалой сделали! — начала делиться радостными впечатлениями я.

— Правда? — удивилась она. — И как ощущения?

— Порою страшно было, но оно того стоило!

— Я рада за тебя, — улыбнулась она. — Присмотрела себе кого?

— Пока нет, — ответила и задумалась. Выпали уже двое. Матушка ведь говорила, что Юлиус напился слишком. Да и Алана вот так выбрать... Он пить не стал с колдуном. Поэтому не считается. Последний проявил себя не лучшим образом сегодня. Значит, и Алан может. А значит, я ничего нового не узнала об оставшихся троих.

Я попыталась вспомнить имена, но в голове всё перемешалось. Надо отдохнуть.

— Русана, позволь сегодня у тебя переночевать, — попросила я, обращаясь к ней подобающе её облику.

— А когда чары спадут?

О чём она говорит?

— Зорька когда в Зора превратится? В полночь?

О, Боги! Нельзя мне здесь оставаться — порочить имя царевны.

— Пойду я тогда... — встала со своего места. — Пока не поздно.

— Рада была пообщаться. Теперь вот выйдет нескоро...

— Да. Благодарю, что позволила мне эту маленькую хитрость.

Она кивнула.

Но выйдя из башни, направилась в свои покои. Они сейчас пустуют, а царевна в башне заперта, поэтому её честь точно не пострадает.

Покои не охранялись. Поэтому я без трудностей добралась до них. Одежду колдуна с себя не без труда стащила да надевать никакую иную не стала. Просто как я буду выглядеть в женской сорочке, коли отроком окажусь.

Простыни приятно холодили тело. Я впервые спала в чём мать родила. И хотя поначалу казалось непривычным, вскоре отметила удобство. Любопытные ощущения.

Думать больше не имелось сил и сон одолел.

Проснувшись, долго не могла понять, где нахожусь. Чувствовала себя выспавшейся и полной сил. Солнышко близилось уже к полудню. Вспомнила про то, что матушка не велела покидать царский терем вчера. А видели меня или нет, я не обратила внимание. Из башни когда выходила — точно видели. А вот дальше я могла и выйти из дому. Как бы меня не начали разыскивать, что может вызвать ненужные толки.

Поэтому оглядела себя, отметила что стала вновь мужчиной, и встала с постели.

Вот только трудность появилась сразу же, как только открыла первый сундук. Там были царевнины наряды, приданое. В основном лишь вышивка да полотно.

И что делать? Где мужской наряд взять?

Бросила взгляд на валяющиеся в углу вещи колдуна. Вчера хотела их сжечь, да не добралась до печи. Похоже, придётся уже второй раз облачаться в них. Благо, не комком вчера бросила, и они уже просохли.

Поглядела на себя в зеркало. Да уж. Помятая, короткие светлые вьющиеся власы спутаны. Под голубыми очами синяки залегли. Оглядела своё голое тело: синяков нет. Хорошо. То ли они не передались при обороте, то ли просто колдун не оставил их. Вспомнилось, как пытался протиснуться ко мне. Стало мерзко.

Так, не думать об этом!

Причесавшись да одевшись, спустилась в трапезную, где уже сидел царь с семьёй. Судя по наличию супа — обедают. Живот заурчал.

— Зор, садись к нам, — позвал царь.

Зорьку отец никогда не считал частью семьи, поэтому за столом чужих не было. И вот теперь, нарушая заведенный обычай, он приглашает Зора.

— Садись, — мягко велел он. Ослушаться царя я не могла.

Место царевны, то бишь моё, пустовало. И меня усадили как раз на него.

Пока я ела, мы молчали, а как взялась за взвар, то батюшка молвил:

— Ты меж женихов ходишь. Что видел, что скажешь? — спросил царь, выставляя щит от подслушивания.

Намекает на мой выбор? Сказать про колдуна? Так просто исключение из отбора одного из женихов отец не примет. А узнав причину, колдуна казнят. Показательно, чтоб не повадно было. Тем паче, что он конунг и нарушил заведенные Предками коны. На его место просто изберут иного.

Отчего-то меня такое развитие событий не радовало. Не то, что я защищала его, просто... Там многое наложилось. Он был сам не свой. Я не оправдываю, просто не хочу смерти на своих руках. Да и про Купалу не стоит говорить. Матушка ведь велела мне сидеть в тереме. Виноваты оба. Меня уж точно по головке не погладят. И в башне таки запрут.

Да и больше я ни про кого ничего не узнала.

— Алан благородный, кажется, — сказала я, разрушая повисшую тишину.

— А Свен?

Я поморщилась, будто от головной боли.

— Он — колдун, — нашлась я.

— И что?

— Не хочу пасть под чары.

— Сейчас он не может повлиять своими чарами на тебя. А в грядущем — не важно.

— Мне снился сон перед их приездом, — подняла я взгляд от кружки. Все приготовились слушать. Поэтому продолжила: — Там он варил в котле мой лик.

— Думаешь, приворотное? — спросил царь.

Я прислушалась к ощущениям. Я не изнывала от тоски по нему, не пылала страстью, а вчерашний случай вызвал лишь неприязнь к нему.

— Не знаю. Но любви я к нему точно не ощущаю. Даже, ежели приворотное, то добился обратного.

— Хорошо.

— Царь-батюшка, скажите, зачем вам колдун в зятьях? — вновь перешла на образ Зора.

— Мне он без разницы. О дочке думаю.

Не поняла. А при чём здесь она, то есть я?

Видя, моё непонимание, отец пояснил:

— Он конунг, а не король. И живёт обычной жизнью, без размаху. А как изберут нового конунга, дочь моя сможет с мужем жить обычной жизнью, о которой всегда мечтала. При этом отношения хорошие сохранятся и впредь, я всегда окажу поддержку своей дочери и её детям. Да и новому конунгу не стоит с тобой или мной ссориться.

Я сглотнула. Пряник заманчив, но, видно, не судьба.

— Раз Юлиус выбыл, присмотрись к Джервасу, Алану да Науму. Но не списывай со счетов Свена.

— А ежели не по сердцу он.

— Скажешь во время ристалища. Сначала отбор будет сокращать число участников. Потом останется десятка отобранных, затем пятёрка.

— А я могу десятку поглядеть?

— Можешь. У тебя один день, потом возвращаешься в башню.

В башню? Вновь? Не хочу!

— Ладно, ступай. Сегодня будет охота. Поглядим, как пропитание смогут добыть...

— Я должен ехать с вами? — вновь вспомнила про образ.

— Да.

Поблагодарив за обед, я пошла переодеваться в верховой наряд.

Охота была на кабана, правда, необычного. Царь не сторонник убийства животных, считая, что они — тоже часть его народа. А потому зверя — куницу да кабана — наколдовал Велимудр. По нашим устоям убить зверя можно было в двух случаях: либо ты сам его разводишь для еды или чего-то другого. Либо — спасая жизни — свою или другую. В других царствах да королевствах всё обстояло иначе, поэтому развлечь гостей решили именно охотой.

Я примкнула к Науму, изучающему землю под копытами лошадей.

— Похоже, вы нашли след зверя.

— Всё верно.

— Вы не против, ежели я поеду с вами?

— Для царевны приглядываете жениха? — раздался голос позади меня. Приятный такой, с аксамитовыми* нотками.

Я обернулась. Тевтонец снял свою накидку с крестом и даже кольчугу. Посчитал, что опасности в лесу нет? Зря он так думает. Хотя, латы, действительно, тут не к месту. Я окинула желающих поохотиться любопытным взглядом.

Разделись все до тканевых одежд, причём, похоже, одежду никто не менял. Шиковали в своих нарядах, и от них, наверняка, разило наименьшее трёхдневным потом. Разве что вчера искупались в речке, но вряд ли в одежде. Бр... Но среди гостей были лишь люди.

Колдуна тоже заметила. Он был в обычной простой деревенской одежде, даже без вышивки. Я-то ему так и не вернула его облачение. Да и вряд ли соберусь это сделать.

Презрительно глянула на него и отвернулась.

— С чего вы решили? — признаваться я не собиралась. Иначе женихи не будут вести себя естественно.

— Да так, просто вы в царский терем наведываетесь.

— Так все деревенские наведываются. Мы помогаем царю, поскольку слуг у нас нет. Добровольно. А царица даёт каждому задание с утра на целый день. Вот мы его и выполняем.

— И даже не отчитываетесь царю о проделанной работе? — подал голос Наум.

— Коли пытает, отвечаем. Так и вам тоже. А так — царь сам приглядывается к вам. И в баню приглашал и вот, на охоту.

— И то верно, — согласился Джервас. Похоже, мой ответ его устроил.

Царь как раз выехал на поляну.

— А что же вы тогда с нами едете?

— Подстраховывать вас. Вы ж наши леса не знаете, да и еду не только я...

И показала головой на перемешавшихся среди женихов добрых молодцев местных. Увидела колдуна. Поморщилась.

Он, поймав мой взгляд, попытался проехать ко мне, но я припустила лошадь. Все восприняли это как знак к началу состязания.

Наум да Джервас вели себя уверенно и с достоинством. Последний двигался резко, а вот Науму присуща была звериная гибкость. Перед нами мелькнул кабан. Оба жениха, не сговариваясь, достали луки и стрелы. Выстрелили тоже почти одновременно. Вот только кабан взвыл и кинулся на нас. И такая боль была в его голосе. И волшбою от него не веяло. Надо было помочь зверю. Да как? Лечить я не умела. И когда кабан кинулся на мою лошадь, я прыгнула ему на спину.

— Тихо-тихо, милый, — прошептала я. Он замер, вот только кричал о помощи. И в следующий миг смолк. На меня попала тень.

— Он мог разорвать вас, — пояснил Наум.

Свою любовь к животным показывать не стоило. Да что речь дикого зверя разумею — тоже. Но не сделай он этого, пришлось бы мне. Иначе б он долго мучился.

— Благодарю, — искренне сказала я, правда, наверняка заложенный в слова смысл не поймёт жених.

— Похоже, пора возвращаться, — сказал Джервас.

— Может, ещё поохотимся? Наверняка живность здесь ещё есть, — предложил Наум.

— Так охота была ж только на кабана, — попыталась возразить я

— И что? Слишком быстро закончилась. А так привезём много живности.

Ответ Наума мне не понравился. Тевтонец лишь кивнул. Значит, тоже не удовлетворён? И как часто они промышляют у себя дома?

"Велимир? — обратилась мысленно к придворному кудеснику, надеясь, что тот услышит. — Нашим гостям нужны приключения, причём много. Одного настоящего кабана забили, но им мало. Хотят ещё.

"Хорошо, сделаю!" — ответил в голове голос старика.

И тут на полянку прыгнул заяц. Я пригляделась и поняла, что на этот раз зверь — порождение волшбы. Прекрасно! Надеюсь, косой их утомит.

А дальше только женихи прицелятся, как косой прыг в кусты. Завёл их в такие дебри, что верхом уж и нельзя ехать. Пришлось спешиваться. Я легонько тронула лошадей женихов, велев идти им погулять. На удивление, послушались, хоть и не нашенские кони.

Следовать за гостями не хотелось, но пришлось. Просто иначе моё сопровождение выглядело подозрительным.

Поэтому отпустила свою лошадь и пошла за женихами.

Джерваса обстановка раздражала, но молчал, лишь его поступь становилась всё резче, шаг тяжелее. Так и сил скоро лишится. Похоже, не любит неожиданности.

Наум же рассказывал про охоту в разных странах. Казалось, спокоен.

А лес всё дремучее становился. Свет уже едва проникал внутрь. И куда это мы забрались? Куда нас заяц завёл? А когда вышли на полянку, будто очищенную для нас, косой вдруг пропал, шмыгнув меж корней многовековых сосен.

Вот только появились зайчата, а потом мать прыгнула в сторону, стараясь увести пришельцев от своего потомства.

Но Наум выстрелил. В мать! Я так и замерла, не в силах пошевелиться. Перевела взгляд на Джерваса. Тот сел на выступающие корни деревьев.

— Добыча моя! — похвастался Наум. — Делиться с тобой не собираюсь. Коли надо — там ещё зайцы остались.

— Эти-то? — тевтонец показал на длинноухую мелочь.

— Как знаешь.

— А ты? — спросил Наум меня.

— Так у меня и лука-то нет, — попыталась отболтаться.

— На, возьми мой. Мне он уже за ненадобностью, — какая щедрая душа!

Я кивнула, лук взяла. А потом, не глядя, выстрелила в куницу. Ту самую, на которую была объявлена охота. Подошла, подобрала тушку.

— Ого! — присвистнул Наум.

— Идём обратно? — спросил тевтонец.

— Что ж ты без добычи уйдёшь?

— Так кабана ж забили.

— Вдвоём, — возразил Наум.

— И что? Без добычи я не остался.

— Как знаешь... — и, забрав у меня лук, выстрелил в зайцат, успев выстрелить так быстро несколько стрел, что детки не успели кинуться в рассыпную. Мастер своего дела! Скольких он уже убил?

Подобрав всех жертв, пошёл в ту сторону, откуда мы пришли.

Я же замерла, ошарашенная произошедшим. Мать убил, зачем же весь выводок добил? По сравнению с ним даже колдун не казался таким... зверем? Да и зверем ли?

Но это, оказались, цветочки. Ягодки пошли дальше.

Нас окружили волки. Всамделишние. И я боялась, искренне, только не за женихов.

И всё произошло так неожиданно, что Наума просто повалили наземь и вцепились в него.

Жалко, коли признаться себе, его не было. Браконьерство карается той же смертью. Так чем сейчас не смерть? Вот только при самообороне убийство зверя допустимо.

И я кинулась на помощь, потому что Наум уже достал засапожный нож. Волк меня укусил, случайно. Но боль пронзила руку. С трудом удалось перебороть красные пятна перед очами и не закричать. Я обхватила его шею и оттащила, загораживая от ножа Наума.

"Тихо, тихо! Мы разберёмся!" — успокаивала я волка.

"Прости, и разберитесь," — и волк, рыча, ушёл.

Джервас стоял с обнажённым мечом, и глядел прямо на меня. А ещё чувствовались чьи-то взгляды. То ли волки не ушли, то ли лес затаился. Вон, как стих. Даже птицы петь перестали.

— Ты не убил ни одного зверя.

— Убил, — возразила я, показывая на тушку куницы.

— Но безоружный. Своего оружия у тебя нет.

— Да, нет.

— Почему? — холодно поинтересовался тевтонец.

— Потому что мы живём в ладу с природой.

— Что ж вы никого не убиваете?

— Убиваем, коли защищаем.

— А как же ваши известные на все земли меха?

— Соболей да куниц разводят.

— Значит, мы преступили черту.

Я молчала. Кабана они, действительно, убили. Как отец рассудит сегодняшних гостей — не ведомо.

— Ясно. Значит, это испытание мы провалили. И ты всё же был наблюдателем.

— Я ничего царю не скажу.

— Значит, бросим зверьё здесь! — решил Наум.

— Ваше право, — я опустила очи. Рука начинала ныть. Стоит показаться лекарю. — Ждать вас не буду. Не поспеете за мной — пеняйте на себя. Лес наблюдает.

И я пошла, не оборачиваясь. Женихи засеменили за мною.

Джервас молчал всю дорогу. Ни одного чувства на его лице я не заметила. Просто холодная маска. Недоволен, что так его восприняли здесь? Или собой? Да нет, вряд ли. В отличие от Наума, к Джервасу не было такого недовольства, как к его сопернику, а сейчас собрату по несчастью.

Джервас имел очень светлые власы и серые очи, усы и борода были коротко-подстриженными. А значит, заповедь Предков не чтит: «Не стригите свои власы русые, власы разные, да с сединами, ибо Мудрость Божию не постигнете и здоровие потеряете». Да и волшбою вряд ли пользуется. А значит, либо про свои способности придётся забыть, либо тайком чаровать. Я вздохнула.

Может, отец и прав, что колдуна мне предлагает? Но то, что он сделал... это ни в какие ворота... И даже не извинился. Хотя, возможности я ему такой и не давала.

Мы вышли из лесу. И я заложила персты в рот да свистнула. Да-да, я умела. Зорька и научила.

Вскоре кони примчались, причём все трое. Так даже не честно. Пусть бы пешими шли.

Вскочила на лошадь и была такова.

Воспользовавшись заминкой, оторвалась от женихов. Да спешилась, спрятавшись в кусты.

Наум проехал, то и дело озираясь. А вот Джервас не утратил свою стать. Сидел на коне гордо, иногда медленно осматривал окрестности. Добычи у него не имелось. Подельник решил не делиться? Когда они скрылись за выступающими на тропинке кустами, я уже собиралась вставать, как на плечо легла чья-то рука. Я чуть-было не вскрикнула.

— Поговорим? — раздался голос колдуна.

— Я закричу, — шарахнулась от него.

— Хочешь, чтобы связал и кляп в рот засунул?

Я с ненавистью на него поглядела.

— Что у тебя с рукой?

— Не твоё дело! — грубо отозвалась я, выходя из укрытия. Собиралась вскочить на лошадь. Но за больную руку схватили, ноги подкосились, перед очами поплыли тёмные пятна. Я взвыла.

— Прости, — услышала я шёпот колдуна. И в следующий миг меня запрокинули наземь, сели на меня сверху, разорвали рукав.

Зрение вернулось. Узрела, как колдун достаёт из-за пазухи плошку.

— Слезь с меня! — шипела я.

— Свяжу! — буркнул он, не глядя в очи, да принялся мазать раны на моей руке.

Прикосновение чего-то холодного к ранам уняло боль, но меня не отпустили. Сорвали несколько листочков подорожника да приложили поверх мази. Затем колдун оторвал кусок моего же рукава и замотал им прокушенное предплечье.

Тут послышались сзади голоса.

Я хотела закричать, но он впился в мои уста своими.

Одну руку сразу завёл наверх и удерживал за запястье, а вторая была и так бессильна.

Поцелуй. Второй поцелуй в облике отрока. Они издеваются?

— Ненавижу! — буркнула первое, что взбрело в голову, когда меня отпустили. — Расскажу царю. Тебя казнят за мужеложство.

— Не расскажешь! — спокойно молвил он, отпуская меня.

— Расскажу!

— Ну-ну...

Я всё же вскочила на свою лошадку, мирно пасущуюся рядом. И ведь не подняла тревогу, будто всё это её не касается. Она испугалась и понеслась..

Примечания по главе:

аксамит* — бархат.

Глава 9

Женихи

Наум — выбывает

Джервас -1

Алан -1

Колдун -9

Дурак — +1

Видар +1

Грегор +1

Максимильян +1

Выйдя из лесу, заметила отряд во главе с отцом, он высматривал кого-то. Увидев меня, чуточку выдохнул облегчённо. А вот мои подопечные уже были в общем стане.

Я поравнялась с ними. Они явно нервничали.

— Зор, позвольте поговорить с вами наедине, — предложил Джервас.

А мне смешно стало. К простолюдинке обращаются, точнее простолюдину, на ВЫ. Мы так к чужакам обращались, а вот они считают, что это уважительно относимся. Чуть не прыснула со смеху. С трудом удалось удержать лицо серьёзным.

Не спешиваясь, проехали в сторонку.

— Чем могу быть полезен? — учтиво спросила я.

— То, что произошло в лесу... Вы позволите этому остаться между нами?

— Да, конечно. Могу даже дать клятву, что никому не скажу. Даже царю.

— Вашего слова вполне достаточно.

— Хорошо. Обещаю, что произошедшее останется между нами.

— Благодарю.

— Вы думаете, царь не узнает? — я бросила взгляд на Велимира.

— Колдун?

— Не только. У царя много подопечных. Чтобы вам было спокойнее, я дам присягу.

На моих руках вспыхнули красные искры. И я, весьма недвусмысленно, пообещала, что увиденное мною останется между нами троими. Красные искры погасли.

— А как вы объясните ваше ранение? — и тевтонец взглядом указал на руку. Она больше не болела, хотя приятное тепло всё ещё ощущалось.

— Сумею как-нибудь.

— Вы же не можете лгать царю.

— Не могу, — согласилась я. — И клятва не позволит сказать то, что было. Поэтому по этому поводу можете успокоиться.

— Это так заметно?

— Что именно?

— Моё волнение.

— Да, заметно. Вы добычу привезли?

— Наум отдал мне кабана. Чтобы я считал его своей добычей. Сам же оставил добычу, приехав без неё.

— Понятно. И вы взяли?

— Да. За свои поступки надо отвечать. Я готов понести наказание.

Честен. Справедлив. Наказание, испытанное на своей шкуре, не забывается. Похвально. Заметила, что улыбнулась.

И тут увидела колдуна, выезжающего из лесу. Без добычи.

— Что же вы без добычи? — спросил царь во всеуслышание.

— Как это без добычи? — удивился колдун.

И только тут заметила у него на плече мордочку куницы. Настоящую, не наколдованную. Живую. Она ластилась к нему, будто домашний питомец.

Похоже, с животными он ладит. В отличие, от девиц...

Царь так и разинул рот от удивления. После спохватился, хмыкнул.

— Вроде бы все собрались. Развлечение на сегодня окончено. Свою добычу можете приготовить сами и съесть. Прошу меня простить, появились неотложные дела. Оставляю вас на Велимудра, — и царь, развернув коня, поехал в сторону своего терема.

Значит, отец выводы сделал, но наказывать никого не стал. Я оглядела присутствующих. Среди добычи имелись утки, гуси, тетерева, сохатый, несколько кабанов и куниц, а также медведь. Лишь Наум был без добычи. И от того теперь, натянув улыбку, кусал локти. Половина добычи оказались всамделишними.

Велимудр щёлкнул пальцами и мары исчезли.

— Ну что ж, дорогие гости. Те, кто поймал сегодня мару — заслуживают поощрение. Вас накормят и напоят. Те же, кто убил живого зверя, лишены еды до конца состязаний. Можете есть того зверя, которого убили. Иной еды вы не получите. В любое мгновение можете снять свой браслет, лишившись возможности бороться за царевну. Отнять еду вы не сможете у другого, как и попросить или купить. — Браслеты у всех, кто убил зверя, засветились. А вот у Наума вдруг появилась удавка на шее. — А вот этот гость, не заслужил прощения нашего царя, ведь покусился на святое — мать с детёнышами, — вещал придворный волшебник.

Наума вырвало из седла. Браслет раскрылся и выпал.

Наум же враз оборотился волком, только удавка всё ещё сдерживала его.

— Нет, — сказал дедушка. — Хищником тебе не бывать. Почувствуй себя на месте зайчонка!

И жених оборотился названным зверем.

— А теперь у нас охота на зайцев. Точнее, одного зайчика. Кто принесёт его живым или мёртвым, получит сразу же преимущество в ристанье.

Но ни один жених не сдвинулся с места. Что так? Неужто прониклись предупреждением об охоте на детёныша?

— Пошли! — рявкнул не своим голосом волшебник.

Все кони враз стали собаками и помчались за зайчонком. А упавшим с лошадей всадникам ничего не оставалось, как пойти следом. Лишь лошади сопровождающих остались собою.

На поляне стояло лишь восьмеро женихов:

Алан, Джервас, Свен, Юлиус, Грегор, Эдгар и Видар да Дурак.

— Вам особое приглашение нужно? — недовольно проворчал Велимудр.

— Не важно, кем был в прошлой жизни этот зайчик. Сейчас он — детёныш, — сказал Алан.

Хороши слова, вот только Алан убил медведя. Всамделишного. И либо должен отказаться от состязания, либо продержаться на медвежатине.

— Да. Но наказание для оборотня никто не отменял, — сказал Велимудр. — Поэтому вас не накажут за своеволие, но и не поощрят. Остальных — тоже. Все свободны. На сегодня развлечения окончены. Завтра начинаются состязания.

Среди остальных отметила рыжего кельта Грегора, без добычи, Видара да Ваньку. Все с пустыми руками. Значит, выдержали испытание царя. Встретилась взглядом со Свеном и отворотилась. Развернула лошадь и поехала на ней к царской конюшне.

Настроение упало. То ли встреча с колдуном так на меня повлияла, то ли женихи "порадовали", а может, охота на Наума добила. Никогда не любила казни. Понимала, что они нужны, что зло надо пресекать на корню и расплата должна быть соответствующая, но глядеть, как орава собак бежит за маленьким зайчиком оказалось выше моих сил. Оставила лошадь на конюха и поплелась, куда очи глядят. Не хотелось вообще замуж. Ни за кого. Даже Алан, и тот подвёл. И уже не важна причина убийства медведя, просто убил. Даже ежели себя защищал, всё равно. Я ведь не стала убивать волка, защищая человека. Для меня их жизни равны. Да и не побоялась кинуться к волку с голыми руками. И хоть волк с медведем не сравнится, всё равно, как-то это низко.

Пришла на берег царского озера, разделась и бросилась в воду с головою. Хотелось очиститься от всего этого. Лишь тогда, когда дышать стало уже нечем, подождала ещё чуть и лишь затем вынырнула.

— Стало легче? — раздался знакомый голос.

Я обернулась на него. Дурак. Но сейчас это осознание обрадовало. Стало чуть легче. Этот пока не разочаровал.

— Стало.

— Иди, разомну твои косточки, — предложил он.

Я помотала головой. Колдун уже долечился, а потом чуть не надругался. Мне хватило. И пусть я тогда была девицей, но ведь Ванька по-иному меня видит. Да и целовал в этом обличии. Нет уж, с меня хватит.

— Не обижу, — будто узнав, о чём думаю, добавил Ванька.

— Нет!

— Ну, нет — так нет, — вроде бы не обиделся он.

Я ещё поплавала. Вода всё же лечила. Повязка на руке сбилась. И я стянула её. А под ней — целая кожа. Как так? Волшебная мазь?

А я даже не поблагодарила. Но тут же всколыхнулась обида. Перебьётся! Всё равно это не заглаживает его вину. Но настроение улучшилось. Я вылезла из воды и оделась, не обращая внимания на Дурака, разлёгшегося на траве, натянувшего на лицо шляпу и похрапывающего.

Сейчас, успокоившись, решила присмотреться к Грегору да Видару. Последнего я вообще не знала, и кто замыкал его силу — не ведала.

Но моя внешность слишком уж броская. Наум и Джервас почти догадались, что я присматриваюсь к ним. Пожалуй, нужно изменить внешность. Да и колдун раздражал своим вниманием.

"Велимудр, — обратилась к нему мысленно, надеясь, что он услышит. — Измени мне, будь добр, внешний облик. Лучше, на девчачий".

Чудно, но он меня услышал. То ли его волшба так действовала, связывая нас, то ли он слышал всегда, правда, не обращал внимания.

Голова стала непривычно тяжёлой. Одежда тоже сменилась на женскую девичью. Я заглянула в воду, отмечая карие очи, чёрные брови, изменившиеся уста, ланиты*. цвет влас.

Напоминала я теперь полуденную жительницу.

Ну что ж, пойду помогать стряпухе в гостевой дом.

Там меня узнали.

— Мара, где тебя носит? Гости заждались, — окликнула меня стряпуха. Значит, внешность мне дали уже имеющуюся. Как Велимудр догадался, куда я собираюсь отправиться?

— Гости у нас теперь голодают, — возразила я.

— Что, правда?

— Ну, не все. Поэтому готовить на всех нет смысла.

Я задумалась, мысленно прикидывая, сколько надо еды.

— Готовь вдвое меньше. Им хватит.

— Что ж ты думаешь, остальные от еды откажутся? — удивилась дородная женщина.

— А будто у них есть выбор. Велимудр зачаровал их браслеты.

— Вот это другое дело, — согласилась стряпуха. — Ладно, сути это не меняет. Давай, иди за водою.

И кивнула на два ведра да коромысло.

Дивно. Никогда воду не носила. Ну что ж, всегда что-то случается в первый раз.

На выходе из стряпчей столкнулась с колдуном. Благо, вёдра пустые.

— Простите, — молвила я, стараясь прошмыгнуть незамеченной.

Он же уцепился за ручку вёдер.

— Давай, помогу с вёдрами? — предложил он.

— С пустыми-то? — хмыкнула я. Внутри же росло раздражение. Так, дыши, Мара, дыши. Всё хорошо. Ты его не знаешь, впервые видишь.

— Да нет, с полными.

— А я что — без рук? — схватила я вёдра да помчалась к колодцу. А вот коромысло забыла. Вспомнила только, как набрала вёдра.

— Давай помогу, — вновь объявился насильник. И стоит, а в руках коромысло держит. Так и хочется им по макушке его тяпнуть этим самым коромыслом. Похоже, выдержку мне придётся тренировать. Ладно.

— И чего тебе надобно? Ты ж жених нашей царевне, верно? — постаралась отвечать спокойно.

— И что? Я помочь не могу, что ли?

— Зачем тебе помогать-то? Сиди, ешь, пей, как твои собрательники.

— Может, мне с ними скучно, — отвечал он.

Внутри поднималось негодование.

— А с девицей, значит, нет.

— Да мне без разницы кому помогать. Я пытался стряпухе помочь, она выгнала со своей стряпчей.

— И правильно сделала, — поддержала я.

— Позволь тебе помочь.

Держись, Русана, ты сейчас Мара. Как девица б себя повела? Приняла б помощь? Скорее всего.

— Ну неси, коль хочется. Отнеси в стряпчую.

Он и понёс без коромысла. Его я себе взяла да рванула в другую сторону.

Хух, избавилась.

Что там ещё делать надобно-то?

— Мара, ты уже освободилась? Иди подсоби, — помахала мне иная женщина.

Я с готовностью отправилась к ней. Нужно было, пока женихи обедать изволят, подмести да полы помыть в их покоях.

И это успеть за такое короткое время надобно?

Ни слова не сказав, я взяла веник да пошла в путевой терем. Болтать некогда.

Начала с самого верха, где разместились последние женихи. Среди которых Видар как раз значился. Кажется, он мурман*.

Застала я его в покоях. За чтением книги. Это что-то новенькое!

Сидит подле окна, да читает. Меня-то не сразу заметил. Я принесла чистое бельё перестилать постель. Сняла старую, к слову сказать, рачительно застеленную. Потом стала мести, стараясь не помешать гостю. Вокруг была чистота и порядок. Потом, на удивление, не воняло. Когда проходила мимо одного помещения на первом надклетном ярусе, меня чуть не стошнило. А тут окошко открыто, проветривается всё. Не удивлюсь, коль выяснится, что этот жених ещё и телеса в чистоте содержит.

Пока прибралась, он так и не оторвался от своей книги. А мне возле окна тоже помыть следовало.

— Простите, — обратилась к нему я.

Он поднял голову.

— Ой, а я и не заметил вас. Прошу меня извинить. Вы что-то хотели? — учтиво и вежливо произнёс он.

— Да, помыть под вами.

— Моя обувь грязная...

— Вы можете её снять, я протру.

— Хорошо, — и жених разулся да перешёл на вымытый пол.

— Какая она из себя?

— Кто? — не поняла я.

— Царевна.

— Красивая, — сказала я, вспоминая Зорьку в моём облике.

— А норов?

— Любит читать, чаровать, гордая, но сидеть без дела не может. А вот рукоделие не жалует.

— Да? — удивился Видар.

— Вышивать умеет, но не любит. Обучена всяким царским премудростям. А норов... — я задумалась. Кроткой я бы себя не назвала. — Норов буйный.

При последних словах жених погрустнел, хотя при перечислении увлечений царевны, улыбался.

— Благодарю, — коротко сказал он и вновь сел к окну, не став обуваться.

— А вы?.. — нарушила я повисшее молчание под шорох страниц.

— Что я?

— Любите читать, но ведь королю нечасто выпадает возможность почитать.

— Верно. Поэтому раз наш царь-батюшка был так милостив, что дал возможность чуточку отдохнуть, я решил воспользоваться этим да почитать то, что давно хотел.

— Но вы же налегке приехали, — возразила я опрометчиво, ведь не видела, как он приехал.

— Верно, — и он прикоснулся к книге кольцом, и она тут же исчезла. — Только никому не говорите, ладно? — и он подмигнул.

— Только ежели у вас кроме книг не припасено что-то иное.

— Нет-нет, — поспешил заверить он. — Только книги.

— Тогда хорошо.

Он в ответ улыбнулся.

Задерживаться не стала, иначе это вызовет подозрение. Но Видар мне уже нравился, как человек. Живность не поймал или поймал мару, да и за зайчонком не бросился. А теперь узнала, что читать любит, чары использует, возможно, и сам способностями обладает. Это замечательно. И даже ежели полюбить его не смогу, уважение он моё уже заслужил. Это тоже хорошо. Поглядим, как в состязании себя проявит.

С этими мыслями я и вышла в проход. Спустилась по лестнице на уровень ниже и узрела довольно шагающего Максимильяна. Власы у него по-прежнему стояли гребнем. Может, его за очи Петухом прозвать?

Нёс он на руках трясущегося зайчика. Ухо его было разорвано, правда, кровь уже запеклась.

Живой. Хвала небесам! Максимильян поглаживал зайчонка по головке, напевая себе под нос какую-то песенку. Кажется, неплохой человек. Правда, немолод. В отцы мне годится. Живность какую-то поймал, питаться станет ею. Чудак. Мне не подходит в мужья.

И тут он задевает моё ведро с грязной водой.

И даже не глянул в мою сторону, будто не заметил.

Я опасно сощурила очи. Ах так! Ладно-ладно!

Примечания по главе:

ланиты* — щёки.

мурман* — древнее название норвежцев.

Глава 10

Следующими покоями оказались как раз Максимильяна. Поначалу хотела отказаться от мысли прибраться у него, но потом передумала.

В отличие от Видара, этот то и дело ходил в своих грязных сапогах уже по вымытому, в постель лёг прямо в одежде и сапогах из белой крокодиловой кожи, а вот зайчонка из рук так и не выпустил. Зачем ему Наум? Любовью к животным здесь и не пахнет. Так зачем?

Когда я уже собиралась уходить, перемыв пол, он поднялся, пройдя по мокрому, и засунул зайчонка в клетку.

— Посиди здесь. Надеюсь, на тебя еда полагается.

Значит, надеется раздобыть еды за счёт зайчонка? Ладно, хитёр, а я — хитрее.

По лестнице, на которой Максимильян устроил потоп, поднимался колдун.

— Это ж кто это устроил?

А я прижалась к стене, чтоб меня не заметили. Ещё и щит нацепила, на всякий...

— Чтоб пусто тому было, кто воду разлил да не прибрал за собою! — молвил он. И проклятье, сорвавшееся с его языка, полетело прямо к Максимильяну. Через стену.

Тут колдун встретился со мною взглядом. А я с трудом улыбку подавила.

— Помочь прибрать? — спросил он.

— Вы не считаете это моими проделками? — спросила. Он же мне и слова не сказал, не обвинил меня, а помогать кинулся. Хотя, может, ему было без разницы, кому проклятье слать. Коль я б разлила, то ко мне пристало? Подумала так, и решила, что и правильно. Заслужила б тогда наказание в виде проклятия.

— Зачем вам оно надо? Чтоб неприятности от царских гостей заиметь?

— И то верно, — согласилась я. Думает головой. А проклятье намеренно выпустил?

— Воду поменять нужно. Ежели не затруднит, — осмелилась я попросить.

Он схватил оба ведра и... исчез. Но ведь колдовства лишён. Проклятье не в счёт. Это он слова силой наделил, так любой может. Неосторожно обронённое слово может в страшное проклятье обернуться.

Я выглянула во двор, и увидела колдуна, падающего с вёдрами прямо на двух женихов. Приготовилась к удару, но его миновали гости. А вот грязная вода... Она попала на них.

Женихи взбесились. Кто-то из живодёров, не попавших даже в отцовскую десятку.

— Простите, — буркнул колдун.

А я оживилась. Похоже, он нарвался! Любопытно поглядеть! Двое против одного. Сможет ли хотя бы пару ударов отвесить иль сразу его вырубят? А остановить драку я и не смогу. Хотя... Любая баба влезть может. И либо сама этих женихов на место поставит, либо они тут же браслетов лишатся. Ведь на женщину руку поднять — себе дороже.

На переполох слетелись все бабы да девицы путевого терема. Похоже, драка намечается.

Даже колом обступили.

А мне с гульбища* обзор лучше.

Колдун вёдра так и не выпустил, а вот другие женихи достали мечи. Напали сразу оба.

И как обижена не была на колдуна, а сердце ёкнуло с перепугу. Всё ж деревянные вёдра против булатных мечей...

Колдун увернулся от первых нападений. А вёдра вместо щита употребил. Бабы охали да ахали, я же молча глядела. А конунг вывернулся, да одному на голову надел ведро по самые плечи да ударил по ведру с двух сторон обеими руками, и с другим проделал то же. Противники попадали, а колдун забрал вёдра да пошёл к колодцу.

Да уж! Ладно, глядеть больше не на что. Пойду трудиться.

Пока ходил, я замела очередные покои. А как вышла глянуть, где ж обещанная вода, увидала стоящие вёдра. Колдуна ж и след простыл. Решил не нарываться?

Ладно, некогда мне следить за ним.

Гостей много, попробуй обойди всех. Я помыла полы и пошла в следующие покои. Двери нигде не запиралися. Помнится, как заселяла женихов, кто-то возмутился, мол, как же без замка, а коли украдут вещи. Вот только пришлось напомнить, что на чужое добро мы роток не разеваем, краж отродясь не было, как и замков. Да и женихи весь свой скарб должны были своей челяди отдать.

Потому сразу спор иссяк. Вот и сейчас зашла, перестелила постель, полы замела да застала в дверях Алана.

— Прошу прощения, красна девица, обожду в проходе, — молвил он да вышел. Вежлив.

Интересно, видел ли он своего друга, как тот дрался с вёдрами? Опрометчиво! Как бы соперники зла не затаили. Ну да ладно, не мои то заботы.

Следующими покоями оказались покои Джерваса. Так получилось, что десятка женихов была на одном ярусе. Точнее девятка. Под самой крышей разместился Видар.

То ли их нарочно не стали селить рядом с простолюдинами, то ли у батюшки был особый умысел. Но... Когда я приходила заселять, мне выдавали карточки с номерами. Я и вела группу женихов, выбирая наугад карточку. И так получилось... в случайность не верилось.

Джервас открыл дверь, когда я постучала, не желая оказаться незамеченной. И взгляд у него был потерянный.

— Что вы хотели? — спросил он несколько отстранённо.

— Прибраться.

Он пропустил. Я окинула взглядом прибранную горницу. Всё на своих местах, будто здесь никто и не жил. И даже пол казался чистым. Я начала мыть, решив, что подметать не нужно. Но вода оказалась чистой. Всё же домыла. Тевтонец так и стоял в дверях.

— Я могу вам чем-то помочь?

— Я убил зверя, — сказал он.

— И? — не поняла я.

— Вы же не жалуете это. Разве вы не едите мяса?

Он вцелом о царской семье спрашивает или о народе?

— Царская семья мяса не ест. Сельские жители держат скотину. Едят, отчего ж.

— А почему царская семья не ест мяса? — вдруг оживился Джервас.

Стоит ли говорить об этом? Тайна ли это? Как могут это использовать?

— Царь в ответе за каждого своего жителя, — ответила, не желая раскрывать дар царской семьи. — Поэтому...

— Зачем же он устроил охоту?

— Хотел поглядеть на вас в деле...

— Но... Он же, по сути, разрешил убийство зверей...

— Каждый принимал решение сам.

Тут вспомнился колдун с живым зверем. Он вообще не стал никого убивать. Ни мару, ни живого зверя. Догадывался он об испытании иль просто действовал от чистого сердца, я не ведала.

— Все убили. Только не все попали в мару.

— Не все, — возразила я.

— Думаете, кто-то видел мару?

— Может и видел, а может, знал о том, что царь будет рядом, и он оценит возможных зятьёв.

— Вы правы, — сказал Джервас. — Благодарю за помощь.

Я улыбнулась и ушла.

Хорошо, что он пытается разобраться в причинах и следствиях. Возможно, Джерваса стоит рассмотреть как возможного мужа. Да, ошибся, с кем не бывает.

Следующим стал индеец. Этот сидел полуголый на полу с открытым окном, а вокруг клубился дым, от которого я закашлялась.

Понимала, что надо прибраться, неплохо бы пообщаться с ним, но...

Вышла, стараясь отдышаться. Не буду даже и пытаться узнать его поближе.

Мимо прошёл Джервас.

— Помочь?

— Там так воняет... — не сдержалась я.

— А, накурено... Да, доставляет неудобность. Но быстро привыкаешь. Хотите поговорю с ним?

Прибраться надо бы. Меня не поймут, ежели у одного не приберусь.

— Ежели вас не затруднит, попросите его погулять, пока я приберусь. Надеюсь, хоть немного проветрится горенка, — и я пошла в следующие покои. — Благодарю.

Джервас ушёл к индейцу.

И я встретилась с Грегором — рыжим кельтом. Этот был одет просто, за исключением портов в клеточку. Можно сказать, по-нашенски. Сорочка вышитая да портки с сапогами.

И Грегор глядел в окно, поедая яблоко да ягоды, лежащие в его миске.

— Что интересного увидели? — спросила я, принявшись за уборку. Эти покои чистотой не отличались. Постель тоже была незастелена. Не привык сам за собой ухаживать?

Я сняла старую постель, потом сходила за новой.

— Да так, один из женихов явно из благородных, а ходит промеж простолюдинов. Пытается выслужиться, похоже. Не люблю лизоблюдов. И на охоте отличился...

Да-да, я тоже заметила.

— Это который? — изображаю девицу, которая про охоту ни слухом, ни духом, ведь там не была.

— А вот этот, — указал кельт пальцем.

Я подошла к окну, чтоб узреть колдуна, раздевшегося до пояса да рубящего дрова.

— Да, шут! — подтвердила я. — Но почему вы думаете, что выслужиться пытается? — стала почему-то на его защиту.

— Думаете, он по жизни такой паяц?

Какие цели колдун преследует — не ведала. То он Зорькой увлечён был. А сейчас здесь бегает, подсобить пытается. Вряд ли хочет выслужиться, ведь царя здесь нет. Да и вряд ли знает, что я — царевна. А значит, я не могу понять его. Просто изнывает от скуки?

— Не знаю.

Колдун тем временем дорубил дрова да пошёл помогать ещё одной девице. Навряд ли про царевну спрашивает. Мне лишь помощь предлагал.

— Скажите, а медовуху здесь раздобыть можно? — вдруг спросил кельт.

— Медовуху? — удивилась я.

— Или что покрепче.

О чём он говорит?

Я окинула его изучающим взглядом. Он начал есть вишню да косточки в окошко плевать. И, кажется, в колдуна попал.

— Вам пить хочется? — переспросила я.

— Да, пить! — оживился кельт.

— Сходите к стряпухе, может что и даст.

— А вы не принесёте?

— Я? — моему удивлению не было границ. — У меня дел хватает.

Он привык, что его обслуживают?

На подоконник легла ножка куницы. Ногату мне предлагает? Платит?

— Где стряпуха вы знаете, ноги у вас есть, а чем мы от вас отличаемся? Вы от скуки маетесь, а у меня дела стоят, — всё же сказала я.

На подоконник легла ещё одна ножка.

Но я просто вышла из горенки. Внутри закипало негодование. Даже ежели я простолюдинка, не обязана прислуживать. По доброй воле помогаю этим высокородным. Что у них, кровь иного цвета, что ли? Да и с чего мне ухаживать за ним? Понимаю, дитя малое нуждается в заботе, старик немочьный, иль калека... Но этот...

Я схватила вёдра с чёрной водой после покоев Грегора и помчалась вниз.

Всё, с меня довольно! Допекли! Как вообще среди них можно кого-то выбрать?

Колдун на проходе появился некстати. Столкновения избежать не удалось. Так я его грязной водой и облила. Да и себя маленько.

— Простите, — пискнула я. И тут вспомнила про проклятие.

И стала собирать разлитую воду. Хотя, колдуна самого отжимать следовало.

— Позвольте мне исправиться. Я всё постираю.

Собрав воду досуха, повела его к речке, по дороге вылив ведро в дренажную канаву.

Колдун молчал. Будто воды в рот набрал.

— Вы всё ещё сердитесь? — нарушила молчание я.

— А должен радоваться? — буркнул он.

Как раз пришли к реке, и колдун скинул с себя одежду.

Я смущённо отвернулась. Отметила лишь после, что он влез в воду и плавает. Аж завидно стало. Но я старалась не отвлекаться, стирала одежду.

Когда закончила, развесила одежду на ветках кустов.

— Поплавайте пока, а я принесу вам сухую одежду.

— Надеюсь, без неё не оставите? — улыбнулся он. Неужели настроение у него улучшилось?

— Я подумаю над вашим предложением.

Он влез в реку. Вспомнилась ночь Купалы. К горлу подступили слёзы. Пожалуй, оставлю я его без одежды. Пускай посмеются над ним. Я выставила щит — так, на всякий случай.

Пока шла, любовалась здешними красотами. Берёзками, ёлками, цветущими лугами, деревянными расписными резными домиками да красивыми теремами. Вдыхала запах луговой травы. Скоро настанет пора сенокоса. Тогда в воздухе витают особые запахи свежескошенной травы. Эх, скоро покину родную сторонушку.

По дороге в селение встретила Алана:

— Девица-краса, ты не видела того драчуна с вёдрами?

— Видела.

— А не подскажешь, где?

— В реке.

Тут подумалось, что, ежели он проклятье пошлёт всамделишной Маре? Пожалуй, не стоит с колдуном ссориться. Одно дело я, и другое — невинные люди пострадают.

— А вы мне не поможете? — осмелилась попросить я.

— Как не помочь? Помогу, — с готовностью отозвался Алан.

— Мне надо раздобыть вашему другу одежду сухую. Но я не хочу относить ему. Просто, это уже слишком. Слухи могут пойти. Царь иль царевна могут обидеться на такое небрежение.

— И то верно. Говорил ведь Свену заканчивать игру.

— Он играет? — не поняла я.

— Он просто учтив с женщинами. Это ни к чему не обязывает, но девчата часто сохнут по нему.

— А вы?

— Что я? — не понял Алан.

— Тоже ведь учтивы. С готовностью помогаете мне.

— Да, но... — он задумался, а потом усмехнулся. — Вы правы. Но я просто хочу быть вежливым. Воспитание да положение сказывается. Не привык кому-то отказывать в просьбе.

— Значит, вы — добрый король, — сделала я вывод.

— Отнюдь. Да, я стараюсь учитывать интересы державы, вцелом народа. И помогу отдельному человеку, ежели это не принесёт вред остальным. Приходится просчитывать наперёд возможные последствия. Поэтому в народе меня прозвали Алан Несогласный.

— Многим отказали в их просьбе? — поинтересовалась я.

— Да. Но в отличие от вашего царства, у нас есть землевладельцы и землепашцы. Последние свободы не имеют. Часто им приходится мириться с несправедливостью своих землевладельцев.

— А почему не дать простому люду свободы?

— Потому что так уже сложилось до меня. Люди привыкли к такому порядку вещей. Иногда бывают стычки, и, ежели доходит до моего ведома, я разбираюсь. Некоторых лишаю их земель да отдаю другим управителям.

Я не понимала этого. Земля принадлежит не тому, кто на ней живёт, а какому-то владельцу людей.

— Выходит, у вас рабство, — пришла я к этому выводу. Слыхала я про такое в некоторых странах.

— Нет, что ты! — он замолчал, потом грустно добавил: — Ты всё равно не поймёшь. Тут особое образование нужно.

Значит, меня посчитали деревенской дурой, не знающей всех тонкостей? Обидно. А ведь выходит, у меня пробелы в образовании. Надо будет у батюшку попытать, пока не поздно.

Но мы уже пришли к царскому портному.

— Обождите здесь, будьте добры, Алан Несогласный, — попросила я и вошла внутрь домика портного.

Возражать он не стал, да и дверь я закрыла за собой.

— Здравствуй, дядя Шустрик, — приветствовала я портного.

— Здравствуй, Мара. Что-то царь-батюшка хочет?

— Не совсем он. Я тут перед одним из высокопоставленных женихов провинилась. Облила грязной водой. Уже постирала одежду, но в мокрой ходить не будет. У тебя не найдётся что попроще...

— Для высокопоставленного гостя простую одёжку хочешь?

— Да, как раз простую, можно даже без вышивки. Всё равно не оценит.

— А обиду на тебя затаит. Иди сюда, выбери сама.

И мне предоставили наряды, золотыми нитками вышитые. Горенка вмещала несколько столов. На одном тюки дорогой разной ткани лежали. На другом — готовая одежда была. И жена Шустрика резала на третьем ткань, которую держали два мальчонка.

Я поздоровалась с ними, да вновь к Шустрику обратилась:

— А без вышивки есть?

— Есть тоже из тонкого сукна сделанные, но без вышивки, — сказал портной.

Отец просто лишь на приёмы важных гостей надевает вышитые наряды, чтоб перед иноземными послами в грязь лицом не ударить. В обыденной жизни предпочитает одежду без изысков.

— Покажешь? — обратилась к Шустрику.

Он кивнул да отвёл в иную горницу.

Тут были рубахи из тонкого сукна да порты, все разных цветов.

Выбрала красную рубаху да синие порты.

— Благодарю. Как сочтёмся?

— Так я на довольствии у царя-батюшки. И гости-то его. О чём речь?!

Ещё раз поблагодарив, я вышла к королю бриттов.

— Вот, отнесите своему другу, — отдала я свёрток. — Надеюсь, в обиде не останется. Он, я гляжу, простую одёжку носит, поэтому...

— Хорошо, — перебил Алан. — Я отнесу. А тебя можно попросить об одолжении?

— Да, конечно.

— Расскажи о царевне.

Ещё один!

— Чем увлекается, что любит? — продолжил допытываться Алан.

Примечания по главе:

гульбища* — парапеты и балконы, огороженные перилами или решетками.

Глава 11

Пока шла с Аланом, немного успокоилась. Он оказался хорошим слушателем. Спрашивал не просто про царевну, но и наши обычаи, обряды.

Я понемногу рассказывала про житьё-бытьё, то, о чём знала из книжек да успела коснуться вживую, пока бегала среди женихов. Коснулись и вопроса волшбы.

— У нас имеются волшебники, но всё больше становятся редкостью.

— Почему? — удивилась я.

— У нас им перестали доверять, боится народ их.

— Но разве они вредят людям?

— Бывает и такое. Одного так обидели, так он чуму наслал.

— Не может быть, — возразила я. Насколько я помнила из книг, волшба — особое состояние души, когда мир ощущаешь иначе. А коль месть задумал, то не выйдет она.

— Вот и Свен так сказал.

— Так почему вы не верите своему другу?

— Дело не в том, во что я верю. Слухи уже расползлись, пока дело расследовали. Волшебнику самосуд народ учинил. Пока спохватились, поздно стало. Вот теперь и не жалуют их. При дворе у нас имеется один, но на люди не показывается. Сидит в своей башне да колдует.

Я вздохнула. Плохо дело. Это, выходит, кто-то подбил народ на самосуд. Как бы не виновник мора, иль тот, кто наслал проклятье.

Да, волшебники могут его наслать, но и любой иной обычный человек, просто бросив плохое слово сгоряча. Вот, как колдун сегодня, хотя силы сейчас и не имеет.

Так незаметно мы пришли к речке. Я как заметила, опомнилась, попросила прощения перед Аланом да колдуном, и стремглав полетела в царский терем.

Довольно с меня общений. Отец должен меня женихам поближе показать. А то, может, я кривая иль косая, и такую при всех выгодах брать в жёны и тем паче бороться за меня, не захотят.

Вот только видеть всю эту толпу женихов не имела ни капельки желания.

Оказавшись дома, я передохнула да поднялась в приёмный зал.

Отец был на месте и меня к нему пропустили.

— Что ты хотела, Мара? — не узнал дочь свою царь.

— Здравствуй, царь, батюшка, — как бы ненароком по отдельности молвила.

Отец у меня смекалист, сразу понял. Махнул рукой, велев вывести всех. Да установил щит.

— Мара?

— Русана.

— А Зор?

Пожала плечами.

— Кто обидел?

— Нет, просто допекли. Все.

— Приставали?

— Колдун, — пожаловалась я. Ну, почти, ведь отец не успокоится, пришлось срочно добавлять: — Будто сквозь чары видит. Весь день пытается помочь.

— Вряд ли, — махнул рукой царь. — Может, искренен иль засиделся?

Я пожала плечами. Мне почём знать?

— Присмотрела кого?

— Джервас да Алан.

— Умница, — похвалил отец. — Значит, на других и не засматривайся. Но десятку всё равно выведем вместе, потом шестеро останется с пятёркой во главе. Потом четверо, затем двое.

— Ладно, Мара, иди на конюшню да пришли оттуда Зорьку, — велел отец, снимая защиту.

— Как скажешь, царь-батюшка, — я поклонилась да пошла вон из терема.

По дороге думала, что забыла спросить, как я обратно в Зорьку-то обращусь. Но раз отец велел сделать так, значит, либо знает, что всё получится и Велеслав поможет, либо уверен в моих силах.

Пошла я на царскую конюшню в подклеть. А там, убедившись, что одна, позвала Велимудра мысленно да попросила оборотить меня в Зорьку.

Космы стали светлого цвета. Значит, всё получилось?

Оглядела свою изменившуюся одежонку. Чудесно!

И отправилась к батюшке.

Тот ждал меня.

— Доброго здоровья, царь-батюшка, — я поклонилась до земли.

— Зорька, здравствуй!

Вновь появился щит.

— Иди к царевне, помоги ей нарядиться. Смотрины у нас намечаются.

— А женихи?

— Женихов много. Проедет она на лошади по селению. Кто не успел поглядеть — сам виноват.

— И в какой наряд облачать царевну?

— В самый простой. Холщовую рубаху без вышивки. А рядом ты поедешь, в убранстве самом лучшем.

— Так все глядеть на меня станут.

— Царевне так безопаснее будет. Хотели смотрины. Получат. Я показал, а кто глядел в иную сторону — сам виноват. Велимудр запишет ваш выход. А разницы ж между обычной девкой да царевной в убранстве нет. Только Зорька...

— Да, царь-батюшка.

— Наряд наденешь свой лучший, а свой худший, лучше без вышивки, принесёшь царевне.

— Так мне за нарядами бежать?

— Нет. Сперва к царевне.

Я и пошла к царевне. Значит, отец хочет, чтобы я была собою. Никакого обмана. Ладно.

С Зорькой мы встретились да вновь телами обменялись, стоило свидеться. Я передала ей повеление царя. Заодно с родными повидается.

Та обрадовалась. Засветилась вся, как звёздочка.

А я стала в башне дожидаться. Крутилась перед зеркалом да ощупывала своё тело. Всё же рада вернуться обратно. Космы расплела да принялась с любовью расчёсывать:

"Как же я люблю вас!"

И телу так же сказала, обмывая его в лохани. Космы тоже вымыла.

Зорька пришла как раз к тому времени, когда я закончила вытираться.

— Что ж ты дома-то не побывала?

— Побывала. Родители испереживались все. Я и сказала, что отроком была. Восхитились мудростью царя.

Неужто я так долго тут моюсь да причёсываюсь?

Я оделась в самую простую грубую рубаху без вышивки, правда, под низ одну из своих тонких сорочек надела, дабы не обижать любимое тело. Проверили с Зорькой — не заметна вторая одёжка. Здорово!

Подруга кокошник вышитый надела.

А я тут подумала: колдун ведь знает, как Зорька выглядит. Значит, узнает. Будет на меня глядеть. Иль засомневается, Зорька ли была с ним на Купалу иль царевна. Ну и пусть. Про перенос сущности вряд ли дойдёт. А значит, устыдится ли, что царевну обидел?

Осталось только батюшки дождаться. Мы с Зорькой чаёвничать начали. Я ей поведала про сегодняшние приключения, про драку, про проклятье.

— Ты не связывайся с колдуном, — предостерегла её. — Он проклятиями швыряется, как нечего делать.

— Так у него ж заблокированы способности к волшбе, — возразила подруга.

— Вот это вообще не влияет на проклятье. Даже обычный человек проклясть может.

Зорька подумала и согласилась, припомнив случай в соседнем селении. Когда проклятье молвила просто обиженная женщина. И обидчики потом даже к Велимудру обращались, а он отказал в помощи, сказав, что проклятья ему не по зубам. Либо проклятый должен исправить сам, коль сможет, либо проклинающий.

На дворе гонец в рог трубил, видно, оповещал о смотринах.

Тут и батюшка пришёл за нами.

А увидел меня — нахмурился.

— Что не так? — испугалась я, подумала, что нижнюю сорочку заметил.

— Статью выделяешься.

— И что ж делать-то?

— Плечи опусти, грудь чуть назад... — и меня начали тренировать.

— Долго ещё? — не выдержала я.

— Ладно, уроки, вроде бы, усвоила. Я надеюсь, ты так в виде Зорьки не ходила.

Я помотала головою. Там память тела была. Для тела Зорьки непривычно было плечи расправлять, даже когда отроком была.

Подруга же, похоже, тренировалась. Потому как стать держала даже в своём теле. Видно, отец тренировал её.

Через защиту башни мы без труда все трое прошли. И на коней вскочили. Мой — самый обычный. Но я даже привыкла к таким. А вот Зорька на белоснежном царевнином поехала.

Народу столпилось много. Все желали поглядеть на царевну, даже наши сельские. Нам проход оставили и строй держали, чтоб женихи не лезли.

А как поехали, народ сразу смекнул обман. Но молчали, улыбки лишь нам дарили лукавые. Тишина вообще повисла такая, что слышно было, как птицы поют да собаки где-то вдалеке лают.

А я потихоньку на женихов поглядываю. Глядят на Зорьку, не на меня.

Все, кроме Алана да колдуна.

Тот на Зорьку глянул, на меня. И хоть я очи отвела, а чую его взгляд на себе.

И чего ему надобно? Неужто раскусил? Как он видит?

Но мы мимо проехали, и я вздохнула с облегчением. Хотя... Ванька тоже поймал мой взгляд и улыбнулся. А а Зорьку даже не взглянул. Они издеваются?

Остальные женихи любовались Зорькой и вздыхали, но молчали. Да, Зорька — красавица. Но я не желала оказаться на её месте. Сделав круг по селению, мы вновь подъехали к царскому терему, у которого подруга спешилась, попросила её простить и убежала, как обычная девица. Куда только царская стать подевалась?

От женихов нас же отделяла толпа простого люду.

Мы с отцом повернулись к ним да в пояс поклонились.

— Молодец, царь-батюшка! Так им! — крикнул кто-то. — А царевна хороша, даже в простом наряде.

И так приятно на душе стало. Они нас любят. Аж влага на очах появилась.

— Я вас тоже люблю, мои дорогие! — сказала я.

Мы ушли, народ тоже разошёлся. Но я продолжала улыбаться сквозь слёзы. Я буду по ним скучать.

— Ну, что скажешь, милая? — спросил отец, обняв меня, пока мы шли по лестнице.

— Колдун и Алан глядели на меня, но больше колдун. Остальные только на Зорьку.

— Ну вот тебе и ответ.

— Но колдун... — возмутилась я.

— Войдёт в четвёрку, — закончил за меня отец. — А там поглядим, как выступит. И кто его соперниками окажутся.

— А Джервас?

— И Джервас с Аланом. Но знаешь, я передумал.

— Что? — не поняла я.

— До последних двух испытаний помогать никому не буду. Смогут ли эти трое дойти до конца? Будет любопытно поглядеть.

— Отдашь всё на волю случая?

— Нет. Усложню испытания, что дойдут только достойные.

Запутал меня совсем!

— Не переживай. Твой муж будет самым достойным. Уж поверь мне.

— Ты ж говорил мне самой выбрать.

— Ты и выбрала. Троих.

— Не правда, лишь двоих. Алана и Джерваса.

— Я всё сказал, Русана. Иди в башню.

Я покорно поплелась к ней. Спорить не осталось сил. Но стало обидно. Отец, похоже, колдуна приметил. Говорит о выборе... А сам уже всё решил. Зачем тогда я выбирала, присматривалась к женихам?

Вернулась в башню и засела за книги. Соскучилась по ним. Так, пожалуй, займусь волшбою.

Прочитав задание, стала воплощать его в жизнь. Куда бы попробовать переместиться? Сперва советовали в книге начать с малых расстояний, например, в соседнюю комнату попробовать переместиться.

Закрыть очи, представить себя в ином месте. Всё, до малейших деталей.

Вот и представляю нижний ярус башни. А теперь что пытаюсь дотянуться до какой-то вещи. До вот этого сундучка на столике...

И я чуть не упала. Звук удара. Открыла очи.

Я в той же горенке. А перед ногами сундук разбитый лежит. Так, что тут у нас? Не помню этого сундука. Внутри лежал мой лик. И всё. Чудно.

И тут подумалось, а ведь десятка женихов знает, как я выгляжу. Отчего ж глядели не на меня? Отцовские шуточки или, и правда, принимали по одёжке?

Прикоснулась к лику и меня повело. Да так, что чуть не упала. В голове услышала шум, будто говорило очень много людей одновременно. Мало того, так я увидела толпу народа вокруг. Причём, картинка двигалась.

— Что за чертовщина? — удивилась я.

И враз всё стихло.

— Русана? — услышала чей-то голос.

И я выронила лик из рук от неожиданности. Картинка пропала, как и все голоса.

Откуда здесь мой лик? Откуда здесь этот сундук?

Меня била мелкая дрожь. К такому повороту я оказалась не готова. Надо с отцом поговорить. Но сперва с Зорькой.

Я поднялась на верхний ярус башни, взяла красное покрывало и вывесила его с балкона.

Надеюсь, Зорька по-прежнему имеет доступ к башне.

Зорьку прождала до самого вечера. Когда же она явилась, я уже вся извелась.

Защита её пропустила. Хорошо!

— Зорь, откуда здесь этот сундук? — спросила у неё. Он так и лежал на полу раскрытый, и лик валялся. Подруга подошла да подобрала лик. Я хотела её одёрнуть дане успела. Но она просто подняла его и положила внутрь.

— Что? — подняла на меня удивлённый взгляд подруга.

— Всё в порядке? Ничего необычного?

— Да, всё хорошо. А что?

Зорька не знала про мою способность видеть очами лика. Эта способность держалась нашей семьёй в тайне.

— Откуда взялся этот сундучок?

— А разве он не при тебе появился?

Я помотала головой.

— Мне кажется, всегда стоял, правда, не здесь, а внизу на столике. Это твоё, признаюсь, я хотела открыть, но не смогла.

Что-то у меня не складывается картинка. В башню ведь попасть могут мои родственники да Зорька, после того, как мы телами обменялись. Значит, сам по себе явиться не мог. Отец принёс иль матушка?

— Зорь, а ты можешь...

— Я позову твоего отца.

— Благодарю. Как же это неудобно, когда сидишь взаперти и выйти никуда не можешь... — пробормотала уже себе под нос.

— И то верно. Поменяемся обратно? — с готовностью отозвалась Зорька.

— Ты хочешь сидеть взаперти?

— Здесь почитать можно... — объяснила своё поведение подруга. Что-то сомнительно.

— Что ты недоговариваешь?

Зорька сдалась. Вздохнула и поведала, что её сватать придут на днях. А она вот совсем замуж пока не собирается.

— Так разве ж тебя родители не спросят, по нраву ль пришёлся жених?

— Спросят.

— Так чего ж бегаешь тогда? Без тебя сговор состряпают. Тогда уж точно поздно будет...

Такой тяжкий вздох вырвался у подруги. Я обняла её.

— Завтра начинается ристанье. Ты нужна будешь. Но меняться телами на этот раз не станем.

— Зачем же тогда?

— Думаю, будешь сидеть подле царя и наблюдать за состязанием, отвлекая на себя внимание женихов.

— И долго он в эти игры играть будет?

Я лишь пожала плечами. И хоть с отцом мы это не обсуждали, думается, он именно так поступит.

— Знаешь, меня твой колдун выловил, — после недолгого молчания призналась Зорька.

— И что? — насторожилась я. Надеюсь, подмену он не заметил в поведении подруги.

— Ничего.

— Совсем-совсем ничего? — насторожилась я.

— Окликнул меня по имени. А когда я остановилась да повернулась, спросив, хотел ли он что-то, то будто что-то вспомнил. Тут его ещё Алан позвал, он и пошёл.

— Так и спросила?

— Да. "Вы что-то хотели?" — спросила его снисходительно.

— А он дословно что ответил.

— "Прости". И всё, потом будто что вспомнил, а тут бритт позвал. Я и удрала, пока он отвлёкся. Да, плутая, домой побежала. Кажется, погони не было.

— Ежели вдруг ещё будет к тебе лезть, ты ведь скажешь? — спросила Зорьку.

— Да, конечно. Я пойду? Хоть немного дома побуду, а то...

— Да, иди, — разрешила я. И не подумала, что Зорька не обрадовалась тому, что свободу ей так и не дали, а пообещали использовать и дальше. Хотя... Она ведь замуж не хочет. И, наоборот, изъявила желание заменить меня.

— Я скажу твоему батюшке иль матушке про то, что ты хотела их видеть.

— Благодарю.

Зорька улыбнулась и сбежала. А я... я подошла к сундучку. Открыла его. Взяла полотенце, да лик через него схватила. Ничего. Хорошо! И на себя гляжу. Внимательно так. Глядела долго, а потом... будто раздвоилось изображение. На одном я, а на другом... колдун!

Могла бы догадаться, чьих это рук дело! Уж не это ли я во сне видела? Когда он в котле варил мой лик. К слову сказать, он теперь плёнкой какой-то покрыт весь был.

Ну-ка, попробуем вновь. Только на этот раз тихо, чтобы моё присутствие обнаружено не было.

Я осторожно прикоснулась голой рукой к лику. Вновь послышались голоса, точнее удивлённый голос Алана:

— Что ты сделал?

— Не знаю, что на меня нашло.

— А ты знаешь, что за это предусмотрено здесь?

— Знаю, — грустно добавил он.

— Твоё счастье, ежели она никому не скажет.

— Как мне исправить то, что натворил?

— Иди к царю.

— Сдурел что ли? Меня ж казнят.

— Знаю.

— И ты так спокойно об этом говоришь?

— Чистосердечное признание смягчает вину.

— Думаешь?

— Ага. Иди.

— Ладно, схожу.

— Иди прямо сейчас. Завтра состязание начнётся.

— Я не буду в нём участвовать, — ответил колдун.

— Иди к царю, бегом! — велел Алан. — И чтоб сегодня же признался!

Картинка изменилась, видно, колдун встал. Поэтому я поспешила отпустить лик, пока меня не заметили.

Похоже, колдун больше не опасен. Что с ним отец сделает, боюсь даже предположить. Чудно, но облегчения я не ощущала. Даже немного было жаль его. Ну да заслужил!

Глава 12

Подслушивать разговор отца с колдуном я не стала. Уж не знаю, вышло б пробиться сквозь защиту отца иль нет, но я ходила по кругу горенки, мучаясь ожиданием. Лишь после того, как стемнело и я уж легла спать, почувствовала проникновение кого-то сквозь защиту. Лёгкое такое, значит, свой. Пришлось вставать и спускаться встречать званого гостя.

Отец выглядел усталым.

— Батюшка...

— Русана, давай оставим пустую болтовню. Я очень устал.

— Прости батюшка... — вот зря его беспокою по пустякам... — Он признался? — почему-то спросила, вместо того, чтобы рассказать про сундучок.

— Признался.

— В чём? — надо было уточнить. Почему-то это казалось важным.

— Что хотел взять тебя силой.

— Не меня, Зорьку.

— А, ну да...

— И что его ждёт?

— Казним на рассвете.

Ноги стали пудовыми. Отчего-то приговор хоть и ожидала, а стал для меня ударом.

— Не надо... — попросила я.

— Насильникам не место на этом свете.

— Он не сделал этого.

— Но пытался. Хорошо, что он конунг, особых трудностей с переизбранием не будет, — проговорил отец.

— Он тебе про всё рассказал? Что был не в себе тоже?

— А он был не в себе?

— Я и сама была. Он хотел прыгнуть со мной через костёр, а я не захотела. Сказала, что сама прыгну. А потом загорелась. Он подскочил и велел разомкнуть его силу. Я разомкнула. Он загасил пламя, а потом отнёс меня в воду и лечил ожоги... А потом... Потом мы целовались... И я тоже не совсем понимала, что творю. А когда осознала, мы почти... Почти... Я просила его остановиться. Но он будто не слышал. Я замкнула браслет, успела... Он рухнул... И я ушла... — я замолчала, с трудом сдерживая свои чувства. Свой страх. Я впервые кому-то сказала с той ночи... Было больно. Что, ежели б он успел сотворить то, что хотел? Я всхлипнула. Отец прав — он не заслуживает прощения.

Только сейчас заметила, что нахожусь в объятиях отца, а его рубаха мокрая от моих слёз.

— Прости, что сразу не сказала.

— Решение за тобой.

Отец даёт возможность мне самой судить человека? Попыталась осознать это. Значит, ежели его казнят — это будет на моей совести.

Смогу ли я жить с таким грузом? Нет, я себе не прощу. Что я буду за человек тогда? Он спас мне жизнь, лечил, а я просто отправлю его на плаху?

— Я дарую ему помилование. Но не прощаю, — сказала я. — И... Не говори ему про меня. Надеюсь, что не сказал.

— Нет. Запер в темнице, обещая вынести приговор с утра.

— Хорошо. Пусть испытывает муки совести. Надеюсь, они будут мучить его всю жизнь.

Отец ничего не сказал. Отстранился, вздохнул. И ушёл.

А я так и не сказала про сундучок. Но оно того не стоит, чтобы отца беспокоить. Он и так устал. Как бы не заболел после сегодняшних новостей.

Я отправилась спать, да только ворочалась с боку на бок, а уснуть не могла. Не видно было ни зги. Новолуние.

Создала маленький шарик света. Подошла к столу. Открыла ларец. Взяла лик.

Перед очами возникла темнота. Лишь писк мыши был слышен да где-то вдалеке ухала сова.

И мышка грустила да предлагала прогрызть выход.

— Нет, я виноват, не могу просто сбежать, — ответил колдун.

Неужели понимает речь звериную? Это так меня поразило, что я выпустила лик.

Спать! Надо выспаться. Завтра длинный день.

Захлопнула ларец и пошла почивать со спокойной совестью. Надеюсь, у колдуна хватит смелости отказаться от состязания.

Утро встретило меня гомоном и суетой. Похоже, волнительно не только мне предстоящее состязание. Сладко потянувшись, я встала и начала собираться. А когда собралась, решила, что, пока не зовут, позанимаюсь волшбою.

Всё же вчера, хоть и плоды от моих занятий остались, успешным мой урок считать было нельзя. Поэтому я решила вновь попробовать переместиться. Буду тогда домой являться, даже уехав на чужбину. И с отцом общаться и с Зорькой, и с матушкой да братьями-сёстрами, хотя с последними мы близки не были.

Выглянув с балкона, я воочию убедилась в суете, царившей вокруг, и взялась за учебник. Итак, что я делала неправильно?

Представить себя в другом месте — представила, даже предмет удалось вытянуть, но...

Ах, вот оно что! Нужно было совершить действо с телом. Вначале его превратить в поток силы, а потом этот поток перенести и воплотить в другом месте.

Итак, закрываю очи да начинаю дышать глубоко, считая про себя до сорока на вдохе, затаить дыхание, отрешившись от своего тела, осознавая лишь дух. Выдох, считаю до сорока. На втором вдохе начинаю представлять то место, куда собираюсь перенестись. А на третьем — на вдохе превращаю себя в поток силы, который словно выдыхаю на нижнем ярусе.

Послышался стук.

Я открыла очи. Зорька валялась на полу нижнего яруса.

— Зорь! — подскочила к ней.

В душе появилось ликование: у меня получилось! И, кажется, подруга стала этому свидетелем.

Пришлось сбегать за водой, чтобы привести её в чувства.

— Зорька!

— Русана, что это было? У тебя прямо колдовство деется.

— Я наши книги осваиваю, пока есть такая возможность.

— Волшбою занимаешься, значит.

— Да.

— Я попыталась открыть одну из книг, так она меня обожгла.

— Извини, это семейные книги. Их только наш род касаться может.

— Значит, я чаровать не могу?

— Можешь, только найти тебе учителя надобно.

— Где ж его взять, — погрустнела подруга.

— Как где? — удивилась я. — Обратись к Велимудру. Думаю, он не откажет. Тем более, что ты почти наш родич.

— Думаешь не откажет? — в её очах вспыхнула надежда.

— Пусть только попробует! К слову, а что ты увидела, что сознание потеряла?

— Дым, который вдруг превращался в человека.

— Значит, меня ты не видела?

— Только контур в дыму. Подумала, что привидение.

Я улыбнулась.

— Тебя батюшка прислал?

— Да. Пора!

Первым испытанием следовало проредить ряды, но не сильно, поэтому нужно всего лишь пройти малую полосу препятствий. Как же я сама хотела её пройти, но мне не позволят. Эх!

Отец пришёл за нами. Мне и Зорьке протянул два одинаковых оберега.

— Идём! — сказал он, удостоверившись, что защита работает. Зорька вышла сама, а меня отец взял за руку да вывел из башни в терем. На этом прикосновения завершились. Нас уже ждали мои родственники. Сёстры брезгливо поморщились, узрев мой наряд, но ничего не сказали. Старший брат сгрёб в охапку. И я ему была благодарна.

Теперь настала пора матушки. Она просто кивнула, считая на людях непозволительным проявление чувств. После этого мы стали спускаться по гульбищу.

Толпа, завидев нас, загудела.

Мы прошли к лавкам, сделанные для нас на возвышении, чтоб женихов хорошо видно было. Я шла рядом с Зорькой, перед сёстрами. — И чего, Нежа, скривилась? — тихо спросила я идущую за мной сестру.

— Ничего!

— Ну не нарядная я, но одежда чистая.

— Она просто завидует, что всё внимание тебе, — ответила Зорька.

— И вовсе не завидую, — огрызнулась сестричка.

— Ну да-ну да... Женихов-то себе уж присмотрели. Да не для вас они.

А я так и остановилась. Так вот в чём дело. И кого ж присмотрели?

— Льдинка и кого ты присмотрела? — спросила я, не оборачиваясь и разглядывая выезжающих на лошадях женихов.

— Никого!

— Льдинка!

— Того белобрысого, — сдала сестру самая младшенькая Нежа.

— Джерваса? — удивилась я. — Неплохой выбор. А ты Соня?

— А Соньке чернявый по душе пришёлся.

Я оглядела женихов, стараясь понять, о ком речь. Чернявых имелось много. Из отцовской десятки Ролан, Юлиус, Эдгар да Алан. Который?

— Юлиус?

— Да, тот весельчак.

— Девоньки, хорош стрекотать, — одёрнул нас отец и встал. Окинул всех любящим взглядом. И начал говорить, при этом его голос разлетался по всей площади.

— Здравствуй, мой народ! Рад вас видеть всех в добром здравии! Сегодня мы начинаем состязания за руку и сердце моей второй дочери. Вы ведь понимаете, что я должен убедиться в том, что отдаю её в надёжные руки. Поэтому позвольте объявить о начале ристанья.

— За какую царевну мы будем сражаться? — вдруг послышалось из толпы.

Это ж кто такой смелый?

Отец усмехнулся:

— А это важно? За вторую мою дочку.

Смельчак не ответил.

— Все, кто желает пройти полосу препятствий, проходите на неё, — продолжил отец. — Кто не пройдёт — покиньте город сразу же. Вы все подписали договор, что обиды таить не будете, как и строить козни против меня и моей семьи. А царевна сама в конце выберет себе мужа из двух победителей, дошедших до конца.

— Мы так не договаривались... — вновь тот же голос.

— Ошибаетесь, в договоре всё было прописано. И вам его полностью зачитывали, — царь дерзость не любил, как и лицемерие, считая, лучшими качествами честность, гордость. Его уважение к человеку нужно было сперва заслужить. Народ его любил, но ежели человек начинал льстить, отец сразу же настораживался. Его собеседник прячет лицо и прилюдно пытается опустить царя иль царевну. Такого не прощают.

В воздухе повисло напряжение.

— По одному проходят желающие с браслетом, — вместо ответа велел царь, пресекая дальнейшую болтовню.

Тут же образовалась вереница из желающих. Я же старалась увидеть того, кто только что пререкался с царём. Но пока говорил, не заметила. Прислушалась к чутью. Закрыла очи да повторила в,памяти его голос и представила людей. Тут же нашла.

Это оказался Ролан. И что ему надобно? До того вообще не высовывался. Я его даже не видела после того, как браслет надела. Открыла очи да постаралась найти его. Нашла! И глядел он прямо на меня. Стало неприятно. Холодок побежал по спине и ногам.

— Батюшка, это Ролан был. И... — я пыталась объяснить свои ощущения. — Недоброе чую я.

— Пока браслет на нём, Велимудр может его отследить. Поэтому ни при каких обстоятельствах не снимай с него браслет. Не ты его надела, не тебе и снимать. И это касается всех женихов. При проигрыше браслет сам исчезнет. И по условиям договора они не могут находиться в нашем граде долго. Время только на добраться до заставы.

— Батюшка, а войною недовольные пойти могут?

— Могут, дочка, — вздохнул царь.

— И объединиться против нас...

— Да. Но тебе нечего бояться.

Я вспомнила, что град потому так называли, что он огорожен. Невидимой защитой. И близлежащие селения в него входили и могли из них люди и скотина укрыться при нападения врага. В каждом граде был свой чародей, кудесник, волхв иль волшебник. Он и поддерживал эту ограду.

Слова отца немного успокоили. И тут я заметила колдуна. Он не тронулся с места, будто раздумывая принимать участие иль нет. Злость затмила разум. Мерзавец! Тебя ж помиловали, а тебе всё мало? Совести у тебя нет! Или твоё раскаяние всего лишь игра? Я опустила очи долу, стараясь успокоиться. И когда он подъехал к возвышению, где мы находились, я уже взяла себя в руки и натянула бесстрастную маску на лицо.

— Царь-батюшка... — начал речь колдун.

— Да, Свен.

— Я могу продолжить состязаться за царевну?

Внутри всё закипало.

"Держись, Русана!" — сказала я себе.

— А ты как думаешь? — ответил вопросом на вопрос отец.

И почему я вчера в приговоре не оговорила снятие его с ристанья?

— Благодарю, — сказал колдун, взглянул на меня, потом на Зорьку, опять на меня, и развернул коня в сторону полосы препятствий.

— Батюшка!.. — возмущению моему не было предела.

— Молчи, дочка!

Задышала глубоко, пытаясь вновь убрать все свои чувства. Это значило, что вчерашние признания остались между нами троими и посвящать окружающих в них не стоило. Ладно.

Увидела как колдун чуть было не наехал на Видара. Вспомнила, что когда отцу говорила про выбранных женихов, не упомянула его.

— А что ты скажешь, ежели я ещё Видара выберу? — продолжила как бы начатый разговор, якобы ослушавшись его приказа.

— До шестёрки он дойдёт, — пообещал отец.

— А до четвёрки?

— Обещать не стану. Всё будет от него зависеть.

Я вздохнула. Ну, хоть так!

Матушка молчала, по-прежнему не выражая никаких чувств.

— Мам, а ты что думаешь?

— Колдун ненадёжен.

— Почему? — вдруг спросила я, сама прекрасно соглашаясь с ней, но хотела услышать её ответ.

— Он сделает тебе больно.

Ох, как она права. Уже сделал. Но я промолчала.

Но тут всё внимание увлекло марево, которое возникло прямо перед нами. Пошёл первый жених через полосу препятствий.

Это был один из тех, на кого я не обращала особого внимания, поскольку он не входил в десятку. Сама полоса находилась в тумане. И для следующего соперника ничего не было видно. А вот нам дымка передавала все детали. Сам же испытуемый видел на две сажени вокруг себя.

Начиналось всё просто: с бревна, на которое надо было забраться, пройти, и спуститься. Дальше задания усложнялись. Следующим была лесенка-турник, до которой следовало допрыгнуть, и руками пройти. Затем был верёвочный мост в виде трёх верёвок, на которые с турника ещё надо было спрыгнуть, а под мостом разверглось глубокое ущелье. И вот тут была закавыка: прилетали полуптицы-полулюди и клевали твои руки. И они не должны были пропустить тебя дальше. Следующим испытанием вставала горная река, которую надо переплыть. А затем следовало развести костёр подручными средствами, и когда наконец костёр загорелся, на тебя нападал носорог. И хоть это была всего лишь мара, она была настолько настоящей, что раны, полученные от носорога готовился исцелять лекарь. Носорога можно было убить, даже нужно. И подружиться со зверем здесь не выйдет.

Смельчак, отправившийся первым сорвался с моста ещё до прилёта птиц. И хоть реку он всё же переплыл, браслета на нём уже не было. Его попросили удалиться.

Потом был хитрец, что своего слугу отправил принимать участие в состязании.

Этот почти утонул. Попросил о помощи и браслет открылся, выкинув его мокрого из полосы препятствий.

Дальше отправился Алан. Этот прошёл все испытания за довольно короткое время, и носорога убил, не раздумывая, не получив ран и переломов.

Молодец!

— А я и не сомневался в выборе моей дочери! — подтвердил отец.

Я же закатила очи. Теперь он будет восклицать так на каждого из троих?

Прошли испытание не все. Восемь из десяти. Девятым числился Наум, который выбыл. Кстати, а где он? А десятый был колдун.

Ванька тоже прошёл всё легко.

Колдун не торопился, словно оттягивал испытание. Почему? Зачем он вообще участвует, ежели не хочет этого?

В мареве он был хорошо виден, будто находился совсем рядом.

— Чего он ждёт? — не вытерпела матушка. — Уже все давно прошли.

Ну, не все, больше половины отсеялось.

И только сейчас заметила, что руки у него дрожат. Присмотрелась внимательнее: стоит и шатается.

— Что с ним? — похоже, матушка тоже заметила его состояние. — Такое ощущение, что его побили. Сильно так.

А я зыркнула на отца. И хоть лицо казалось непроницаемым, догадка осенила меня. Неужели он избил колдуна?

Но тут он всё же вошёл в марево.

И началось. Хуже него проходили лишь те, кто выбывал. Он еле поднимал правую руку. Но поднимал.

С одной стороны оказалось приятно осознание, что отец заступился за меня, а с другой — как с такими побоями он вообще может пройти первое испытание? Или на то и расчёт? Отец передумал сватать его?

С моста он чуть не сорвался, едва удержался. И прошёл почти весь. На удивление, полуптицы прилетели лишь когда он почти прошёл.

Лицо Свена не выражало вообще никаких чувств. Зачем он идёт дальше? Наперекор воле отца или по его повелению?

Когда он всё же сорвался вниз, то мешком ушёл на дно. Рука, казалось, вообще не действует. Он сделал рывок здоровой, второй — безуспешно.

Я взглянула на отца. Решил несчастный случай ему устроить?

"Русана! — услышала его голос в моей голове. — Помоги!"

Колдун же закрыл очи и перестал сопротивляться.

"Русана, помоги!"

— Почему он не скажет, что сдаётся? — спросила матушка вслух.

"Свен, брось эту затею. Скажи, что сдаёшься!" — я тоже разделяла это мнение, вот и озвучила его колдуну. Не знаю, как он умудряется связываться со мною, при полной блокировке своих сил.

"Тогда моя смерть будет на твоей совести. Я не сдамся!"

Мы все вместе наблюдали за его кончиной. Предсмертный судороги. Последний выпущенный воздух...

"Русана!"

Но что я могу сделать? Вспомнилось про то, как перенесла сундук. Но с колдуном так нельзя. Ежели выдерну его с испытания — он проиграл. Что ему мешало всплыть? Он дёргался, будто пытался... скинуть сапоги?

Я закрыла очи, задышала сильнее, стараясь представить себя там, в воде, прямо перед ним. Только бы самой там не очутиться. Смерти его на своих руках точно не хотела. Представила, как прикасаюсь к его сапогам, и открыла очи. Получилось!

Пришлось быстро задвигать сапоги под лавку.

Колдун же стал всплывать на поверхность. Жив ли?

Когда же разрезал водную толщу, закашлялся. Жив! Хвала Всевышнему! Так переживала, что даже руки вспотели. Но это не значит, что я что-то к нему испытываю! Просто не хочу его смерти!

— Как он выбрался? — удивился отец, выдавая себя с потрохами. Похоже, он действительно решил убить колдуна.

Что-то я уже боюсь. Это я во что ввязалась? Надо срочно избавляться от сапог!

В обратную сторону я не пробовала вещи переносить. Что ж делать-то!

Бросила взгляд на марево. Колдун боролся с течением реки.

"Свен, что делать-то с сапогами?"

"Перенеси их обратно в воду".

"Я не могу. Не умею".

"Тогда уничтожь!"

"И этого тоже не могу".

"А что ты можешь?"

"И не поблагодаришь?" — он вновь начинал злить меня.

"Благодарю, моя любимая царевна".

И хоть издёвки в голосе я не услышала, а чувствовала себя так, будто грязью воды облил!

Я обиделась и сильно. Разговаривать больше не хотелось.

Колдун справился с течением и выбрался на берег. Вот только одна рука совсем плетью повисла. Как он костёр станет разводить?

Глянул на солнце. Сгрёб одной рукой сухую траву, потом достал из-под рубахи ожерелье. Отстегнул одну стекляшку. А дальше стал ловить солнышко. Пока ловил, вновь заговорил со мною:

"Придумала что-то?"

"Ты о чём?"

"О сапогах".

"Нет. Не думала даже".

"Ладно, я заберу. Когда пройду испытание".

"Как?"

"Всё тебе скажи!"

"Я между прочим тебе жизнь спасла!"

"Каждый раз будешь этим попрекать? Да и спасла меня не потому, что я попросил о помощи, а чтобы совесть не мучила".

Мне стало неловко перед ним. И правда, он просил.

Тут огонь вспыхнул.

— Разжёг! — воскликнул отец. — Как он умудрился?

А я покосилась на него. Это мой отец? Ведёт себя слишком подозрительно.

И тут на колдуна напал носорог. Я аж вздрогнула от неожиданности. До этого глядела спокойно, а сейчас не смогла.

"Убей его!" — крикнула я.

"Я не могу убить животное!"

"Это мара — убей!"

"Зачем его убивать?"

"Потому что будущий муж должен суметь защитить меня любой ценой, даже убийством, ежели понадобится!"

"Животные не убивают и не нападают без причины. Это люди могут!"

"Я не смогу изменить мару на человека. А вот ты представь человека вместо носорога".

Как же с ним сложно!

И тут он как-то изловчился... И мара просто растаяла.

— Что произошло? — удивилась я.

— Носорога больше нет, — сказал Велимудр. — Он его убил.

— Но я не видел, чтобы он орудовал ножом или руками, — сказал царь.

— Убийство бывает разное, — ответил Велимудр. — Так же, как и способ разведения огня.

Отец недовольно сжал уста.

А я вспомнила про сапоги.

"Сапоги!"

"А вы за мной больше не подглядываете?"

"Нет. Марево пропала".

Наступила тишина в моём сознании. А потом мои ноги просто провалились в пустоту под лавкой. Я обернулась и увидела колдуна. Раненного, окровавленного.

"Тебе помощь нужна. Царский лекарь поможет".

Но он просто исчез у меня на очах. И как я ни обращалась к нему, не отвечал. И к нам не приехал, когда прошедшие это состязание женихи явились пред царски очи.

— Где Свен? — спросил отец подошедшего лекаря.

— Не знаю, — ответствовал он. — Я его не видел.

С трудом досидела, пока царь не отпустил женихов.

— Куда? — спросил отец, когда я уже собралась бежать незнамо куда.

"Свен! Где ты?"

Но он не откликался. С трудом дождалась, пока меня доведут до башни. Зорька хотела со мной пройти, но я качнула головой, и она ушла. Свен не откликался. И я всё сильнее переживала, как бы не умер от потери крови.

Глава 13

Отец меня прибьёт. Либо я его. Ну, не убьёт, конечно, но наказать накажет. А я как бы тоже не наплевала на коны рода да не кинулась на него с обвинениями.

Я не знала, что мне теперь делать и как быть. А ведь начиналось вполне невинно.

После сегодняшнего состязания колдун каким-то непостижимым образом умудрился уничтожить сапоги, а затем раненый исчез. Я уговаривала себя не вмешиваться, что Свен заслужил то, что с ним происходит, но... Я всё сильнее винила себя. Его царь наказал не по конам рода из-за моего помилования, а по-мужски. Вдобавок состязание чуть ли не убило. А теперь он ещё и от помощи лекаря отказался.

Куда он мог перенестись, я не знала. И удастся ли задуманное — тоже. Но я рискнула. Попробовала вытащить колдуна непойми откуда. И у меня вышло.

Он был без сознания, в горячке. Исцелять повреждения я не могла, но оценить их, составить правильно кости, зашить, при необходимости плоть — вполне.

Вот и занялась лечением. Он всего лишь больной, каких было немало, пока училась лекарскому делу.

Пришлось заварить травы, что на Купалу в венок вплела.

Скучать не приходилось.

И тут явился отец. Не вовремя!

Колдун в моей спаленке в моей постели лежит. И ежели отец прознает, то меня накажут. Запретят мне волшбу. Тоже браслет наденут. И тогда не только отрады не станет, но и помочь Свену не смогу. Похоже, отец решил его со свету сжить.

Как очнётся, попробую Свена переубедить в принятии участии в состязаниях.

— Батюшка? — сделала вид, что я удивилась его приходу, прячась за книгой о странствиях в гостинной.

За собой вроде бы всё убрала. Хотя... Травами всё равно пахло.

— Дочка... — он сел напротив меня в кресло. — Ты успокоительное себе варила? — огорошил он меня вопросом.

А? Что? Успокоительное? Это он о дербеннике что ли?

Ложь отец за версту почует, поэтому нужно говорить часть правды.

— А зачем было убийство колдуна делать?

— Какое убийство? — не понял он.

— Это не испытание было, — чуть ли не с отвращением молвила я. — Кто зачаровал его сапоги, а перед тем просто покалечил? Хотел казни — так устроил бы. А вот так — слишком низко!

— Про сапоги впервые слышу. Ты о чём? — значит, избиение не отрицает.

— О том. Он всплыть не мог. А ежели не сапоги, то что?

— Да и битва с носорогом радости мне не принесла. Я не люблю, когда животных мучают. А здесь животное простое убивало ни за что человека. Так не бывает. Да и колдун, в отличие от других, живность любит.

— О, да я гляжу, ты к нему неравнодушна!

— Это не по-человечески, отец. Я неравнодушна к несправедливости.

— Так кто тебе приглянулся после испытания?

— Алан. Прекрасно прошёл и быстро.

— Хорошо. К слову, твой колдун пропал. Его никто не видел после испытания. А раны у него серьёзные.

Сказать иль нет? Добьёт ли? Да и объясняться придётся, как он сквозь защиту пробрался. А может, отец знает про то, что он здесь? Ждёт пока признаюсь? Возможно, плетение защиты потревожила.

— Не этого ли ты хотел? — с издёвкой спросила я.

— Я бы не стал его убивать вот так, испытанием. Но трудности закаляют. И в них можно познать истинную суть человека. Чудно, что он вообще пошёл на испытания.

— Вот и я думаю, зачем? Зачем я ему нужна? Он ведь думает, что обидел Зорьку. А жениться-то на мне собирается. Я не понимаю и не верю в искренность чувств и раскаяния.

— А не думаешь, что он просто видит тебя насквозь?

— Как Дурак?

— Нет. Но человека можно узнать по положению головы, взгляду, осанке.

— Думаешь, он догадался?

— Не знаю, — отец собрался уходить, вставая с кресла. — Не перебарщивай с травами.

— Хорошо, батюшка.

Он будто хотел ещё что-то сказать, но передумал.

Просто ушёл.

Догадался ли?

Так он колдуна просто испытывал сильнее остальных?

Когда он ушёл, я обождала немного, только затем пошла в спальню проверить болезного.

Времени очень мало. Как мне поставить его на ноги с такими ранениями? А может, не стоит его ставить. Иначе не знаю, чем всё это обернётся для него. А для меня? Буду ведь переживать за него. Не потому, что нравится, а из-за того, что ранен.

Я вхдохнула.

Колдун мирно спал на моей постели. Что ж мне делать? Пора и самой почивать. А второй лежанки здесь не было. Спуститься вниз и на диване прилечь? Но тогда не смогу вовремя прийти на помощь, ежели колдуну хуже станет.

И тут возникла мысль!

Огромный диван, но колдун тоже был большим, по сравнению с сундучком.

Но уже собиралась начать, как вспомнила, что из гостиной диван лучше не забирать. Тогда... откуда можно? Где не заметят, а ежели и заметят, то на меня не спишут? Пожалуй, заберу из своих покоев. В случае чего можно объяснить тем, что опыты проводила и быт своими ж вещами обустраивала. Отлично!

И я перенесла диван, хотя мелькнула мысль забрать ложе, но не стала. Слишком громоздко, а здесь места мало. Да и в нём обычно сплю как убитая, а сейчас нельзя. Поэтому прилегла на диване, в той же одежде.

А ночью проснулась от того, что почувствовала чей-то пристальный взгляд. Будто над душой кто стоит. Проснулась и чуть не заорала, увидев тёмный очерк. Так, спокойствие! Вспомнила, что у меня тут болезный.

— Свен, ты зачем подскочил? — я даже помыслить не могла, что здесь может быть кто-то иной. Пришлось вставать. А он на меня заваливаться начал. С трудом удержала. Тяжёлый какой! Хорошо, хоть с Ванькой не сравнится. А то б вообще меня раздавил.

Горячий!

— Пустите меня, мне на состязание нужно, — пробормотал колдун.

— Свен, не дури!

— Зорька? — удивился он и подхватил за стан. — Зорька! — с такой нежностью сказал, что защемило сердце. И так обидно стало. Я его тут, понимаешь ли, выхаживаю, а он о Зорьке думает.

— Отпусти! — велела резко.

Он тут же поставил на пол. Хорошо.

Следует держаться от него подальше. Ладно, когда в беспамятстве находился, а сейчас внутри всё кричало об опасности.

Я его до сих пор боюсь.

— И не приближайся ко мне! — сказала я.

— Зорька, — грустно молвил он. — Прости, милая, что обидел.

В темноте он не видел меня, а мы с Зорькой похожи станом. И сейчас могли объясниться. Вот только я — Русана. И он сражается не за Зорьку, которую полюбил.

Я отвернулась.

Он сделал шаг ко мне, а я шарахнулась.

— Уйди! — чуть ли не крикнула я в отчаянии. Казалось, он сейчас набросится на меня, возьмёт силой. Зачем я его притащила сюда?

Но время шло, а ничего не происходило. И звуков убавилось, как показалось.

Я обернулась. Колдуна рядом не было.

Почему-то стало грустно.

Куда он ушёл в таком состоянии?

Ладно. Ушёл и ушёл. Это его выбор.

Вернуться он точно не сможет. Так что я здесь в безопасности. Но получается, колдун даже с браслетом умеет переноситься в другое место. Как же так?

Остаток ночи спать не смогла. Зато перенос вещей натренировала.

Когда же явилась за мной Зорька, я как раз уснула. Долго меня тормошила, пока разбудила.

Я была сонная. Руки-ноги неподъёмные. Пришлось подруге самой меня расчёсывать да переплетать.

Когда же явился отец, ничего не сказал, просто повёл на ристалище.

Сегодня женихов собирались испытать в поединке. И когда объявили первую пару бойцов, отец объявил правила. Битва до тех пор, пока один из соперников не сможет подняться при счёте до ста, оружие запрещалось. Лекарь находился рядом, на всякий случай.

Где-то на середине поединка я просто уснула.

Толкнула меня подруга, когда в паре оказался Джервас. Его движения оказались точны, он нападал, был резок, и поединок закончился довольно быстро, в отличие от первого.

Следующим объявили Видара с неизвестным женихом. Кольцо ему пришлось снять. И то ли из-за этого, то ли по другой причине, но первую часть поединка он вёл себя растерянно. И судья досчитал уже до пятидесяти, когда Видар всё же встал. Неужто я зря остановилась на нём? И воин из него никакой? Но вторую часть он провёл лучше, отражал атаки, бил вполне успешно. И казался вполне отдохнувшим, в отличие от соперника. Неужто просто такую тактику избрал? И всё же Видар победил. Правда, соперника уложил на счёт до ста лишь с третьего раза.

Дальше, отметив, что ничего интересного не ожидается, попробовала задремать.

— Гляди, — толкнула меня Льдинка, — и показала на поединок.

А сражался рыжий кельт с каким-то здоровяком, размером с Дурака.

И хоть бой был без оружия, кельт оказался чуть ли не по пояс, словно дитя для соперника, но как он двигался!

В то мгновение, когда кулак начинал своё движение, Грегор прерывал его мановением руки. Будто волшбу использовал. Но ведь он обраслечен! Неужели моя сила не замкнула его. Да и колдун смог перенестись!

На удивление, бой длился прилично времени, словно кельт собрался показать все возможности своего мастерства. Когда же бой завершился, в победителе сомневаться не приходилось. А мне так тошно стало. Я была лучшего о нём мнения. Не думала, что он опустится до расхваливания. И самым обидным оказалось то, что Грегор использовал наш бой, тайный, тот, о котором не принято говорить, и которым владели немногие.

Меня всю трясло. Что это могло значить? Как кельты научились им пользоваться? Кто позволил их обучать? И как отец будет действовать после этого показа? Уничтожит Грегора или скажет, что мне надо за него выйти?

Я взглянула на отца. Был спокоен. Внимательно следил за поединком, хотя старался не показывать этого.

— Русана, тебе понравилось? — спросила восторженно Зорька.

— Нет! — коротко отрезала я.

— Но почему? — не унималась она.

Не объяснять же ей.

— Потому.

— А я бы хотел услышать причину, — отец повернулся к нам с Зорькой.

Мне озвучивать это при всех? И он даже полог не поставит? Или нужно сказать что-то расплывчатое?

— Потому что мне Грегор не нравится. А этот бой был больше схож на похвальбу. Глядите, как мы умеем!

— Да, об этом я не подумала, — ответила задумчиво подруга. Надеюсь, мой ответ всех устроил.

Царь же на мои слова о Грегоре недовольно свёл брови. Неужто, у него имелись на этого жениха планы? Но ведь ни словом не обмолвился. Лишь про колдуна заговаривал. Чудно!

Дальше пошли ничем не примечательные сражения. Кто-то побеждал. Время же близилось к вечеру. Только пятая часть женихов прошла.

Когда же мы вернулись домой, отец пошёл со мною в башню.

— Что скажешь?

— Ничего.

— Ни один не зацепил?

— Нет.

— Даже...

"Грегор?" — подумалось мне. Стало вновь обидно.

— Видар? — закончил отец.

— Так, средненько, — сказала я. — Ожидала чего-то большего.

— Так это кулачные бои.

— Скукота.

— Но ведь был и тот, кто не совсем обычно сражался.

— Да, это-то и подозрительно. Как он волшбу применяет, ежели я залокировала её?

— Там не волшба.

— А что же?

— Веданье.

— Ты колдуна не видела? — спросил вдруг батюшка.

— Нет. С чего ж мне его видеть?

— Ну, может на состязании.

— Нет.

— Ладно, будем его искать.

— Зачем?

— У него ранения сильные. Лекарь так и не осмотрел его.

Я поджала уста. Значит, так и не объявился.

— Пока у него браслет, мы можем его найти. Ты можешь.

— А оно надобно? — вдруг спросила я, раздражённая тем, что отец всё ещё пытается колдуна мне сватать. Потом решила исправиться. — То ты его избиваешь, потом в таком состоянии пытаешься убить на состязании.

— Я не пытался его убить.

— Да ладно, — не поверила я. — У него сапоги какие-то волшебные были. И снять их не мог и всплыть на поверхность — тоже.

Отец переменился в лице. Похоже, он не знал. Точно?

— Надо будет осмотреть его сапоги.

— Вряд ли выйдет.

— Почему?

— Колдуна-то нет, — нашлась я.

— Плохо. Попробуем оттянуть состязания. Похоже, он после всего истязает себя. Считает, что заслужил мучения, поэтому и лечиться не хочет.

— Зачем оттягивать?

— Чтобы дать время его ранам затянуться.

— Кости так быстро не срастаются, — возразила я.

— Обычно — нет. Но зависит от лекаря. Что он вкладывает в своё дело. Да трав. Ежели ему повезёт найти те, что собраны на Купалу...

Отец намекает на моё лечение? Знает иль нет?

— Ладно, я пойду.

— Погоди, батюшка.

— Да, милая?

— Грегор. Ты его знаешь?

— Знаю. Он — мой друг.

Я фыркнула.

— Ты хочешь его себе в зятья? — спросила прямо.

— Я не хочу его обидеть. Поэтому пока подыгрываю. Но постараюсь больше не вмешиваться в исход поединка.

Значит, до этого вмешивался. И тут закралась безумная мысль.

— Отец, да это ты был сегодня вместо Грегора! То-то мне показался знакомым способ ведения боя.

Отец лишь улыбнулся, подтверждая мою догадку.

— Значит, с нами сидел Грегор? — вздохнула, похоже, я его обидела своим замечанием.

— Следи за тем, что говоришь. Всегда. Даже при общении с дорогими тебе людьми. Особенно с ними, — молвил отец и ушёл.

И вот что это было? Разговор по душам? Отец не хочет, чтобы Грегор стал его зятем. Но почему? Боится разрушить свои дружеские отношения или испортить мою жизнь? А может, и то и другое...

Что ж с колдуном сделалось? Куда он запропал? Всё ли с ним в порядке? Ладно, чего думать об этом. Он сам сделал свой выбор. Да и чего я переживать надумала? Вроде бы, замуж за него не рвусь. Так пусть ждёт заживления своих ран да срастания перелома руки. Природно, без вмешательства волшбы. А я займусь другими женихами.

Я поднялась в спальню, покосилась на перемещённый мною диван, потом лежанку. Никого. Ну жа ладно! Достала из сундука лики Алана и Джерваса. Насланный сон в прошлую попытку так у меня и не вышел. Вот, надобно продолжить.

Как женихи представляют нашу совместную жизнь? Что имеют в загашнике? С кого ж начать? Пожалуй... Я положила оба лика на стол.

Скучный сегодня день и утомительный. Нет сил даже чтобы ополоснуться. Но надо!

Я разделась, влезла в лохань и наскоро облила себя из ковшика. А после помыла ноги ледяной водой.

Бр!

На пути к постели взяла лик Алана. С тобой мы сегодня наконец-то пообщаемся! Но сперва... Хочу увидеть твоё прошлое.

Глава 14

Глубоко вздохнув я представила Алана, лежащего на своей постели. Прикоснулась к лику, считывая мысли живописца о человеке, которого изображал. Принялась чаровать. Выплетая вязь заклинания для наслания сна с небольшими оговорками.

"Пусть тебе приснятся времена твоего отрочества, юности, то, что для тебя важно, — и вплела ещё свой образ. Царевны, сидящей в башне, и Алана, подъезжающего на коне. — Покажи, как нашу жизнь представляешь..."

Представила, как моё заклинание ложится на ладонь, а потом я с неё просто сдуваю в лицо спящему Алану.

Я же буду сторонним наблюдателем. И, обняв лик, я стала глубоко дышать, погружая себя в сон.

Первое, что увидела, — двух мальчишек лет семи. Светленького и тёмненького. Оба сидели на берегу с удочками да ловили рыбу. Тут у обоих поплавок затрепетал, и оба слаженным движением потянули вверх.

Мальчишки казались довольными, вновь закинули удочки... И так, пока не наловили полное ведро. Принесли и отдали женщине, похожей на чернявого мальчонку. Она их похвалила да велела самим рыбу разделывать. Показала, как это делать. Вот только второй — светленький — всё мрачнел. А потом выбежал на двор и стал глубоко дышать.

Чернявый последовал за другом или братом. Что-то говорил, но первый, похоже, не слышал. Мама чернявого ничего не сказала, лишь сама рыбу разделала. Да после позвала детей к столу. Светленький заартачился, тёмный остался с ним, лишив себя еды. Оба мальчика так и просидели на дворе до самого вечера. Чернявый поначалу что-то говорил, а потом замолчал.

А вечером к ним зашли старцы с длинными белыми бородами.

Они поговорили со светленьким да увели. Чернявый загрустил.

И ходил как в воду опущенный несколько дней, пока светленький не вернулся. Тогда последовали радостные объятия, накрытый стол. Дети что-то радостно обсуждали, а после еды удрали в лес.

Вечером светленький вновь ушёл со старцами, а чернявый побежал к старому воину на краю села.

— Возьми меня в ученики, — попросил он старика.

— Мал ты ещё. От мамки пока не отошёл.

— Всё одно, возьми!

— Ты ж не отступишься? — с сомнением глянул дедок на мальчонку.

— Нет! Я стану великим воином!

Старик ухмыльнулся.

— Просто научиться драться — особого ума не нужно. А вот уметь применить вовремя — целая наука.

Мальчишка разрывался между кузнечным делом отца и своим новым учителем. Отец, видя, что его чадо не собирается перенимать его ремесло, не настаивал, считая, что всё должно быть в радость. А спустя лето и вовсе отослал сына жить к отставному вояке да перенимать его мудрость.

Старик обучал мальца мудрости боя, а уж потом махать кулаками. Алан рос мудрым не по летам молодым воином, принимавшим участие во всех боях стенка на стенку.

В двенадцать уже мог побить каждого в деревне старше себя, и его заприметил проезжающий мимо воевода.

С лучшим другом они встретились в последний раз. Воевода не стал возражать, даже ради такого дела задержался в селении, чтобы Алан смог встретиться со Свеном.

— Меня забирают. Воевода говорит, что будет обучать меня наукам разным. Учитель уже всему обучил, что знал, пора расти. У меня великий путь, — сказывал Алан другу.

— Меня тоже отправляют далеко отсюда, — молвил повзрослевший Свен с собранными в хвост власами. — Я должен много всего постигнуть, чтобы суметь творить что-то своё. — Тут он задумался, погрустнел. — Встретимся ли мы когда-нибудь?

— Наверняка свидимся, — подбодрил друга Алан. Сейчас он казался больше друга раза в два в плечах и вёл себя уже по-иному. Чинно, что ли.

— Да я в тебе короля вижу! — молвил Свен, глядя на Алана.

— Скажешь тоже! — не поверил тот.

— Правда, — обиделся будущий колдун.

Друзья обнялись, будто в последний раз, да разошлись. Каждый своею дорогой.

Обучаясь у воеводы Алан однажды увидел ЕЁ — девушку с золотистыми космами и синими, будто васильки, очами. Она была обычной деревенской девушкой, дочкой землепашца.

Воины относились лишь к воинскому сословию, и это был способ вырваться из промозглой деревенской подневольной жизни. Но чтобы вырвать её... У него прав пока не было. Жениться на ней раньше двадцати лет он не мог, только попользоваться, что происходило, впрочем, довольно часто. Но её владетель наверняка не обрадуется такому исходу. Да и сам Алан не хотел лишь использовать девицу.

Воевода, увидев интерес молодого человека, посоветовал забыть о девице. Она не дождётся. А дождётся — наверняка будет уже опробованной владетелем.

Алан в бессильной ярости сжал кулаки.

— Но ведь что-то можно сделать!

— Кто ты такой, чтобы что-то менять? Всего лишь пешка.

— А кто может? Король? — повернулся Алан к своему учителю.

— Король, наверное, может. Пойдёшь просить у него? Тебя к нему вряд ли подпустят. А доберёшься, что дальше? Ты же знаешь, что короля даже прозвали Жестоким.

— А как становятся королями?

— По-разному, — ответил воевода. — Наследуют трон или захватывают его силой. А можно объединить земли да создать государство.

Алан задумался.

— О чём думы думаешь?

— Думаю, что проще — захватить власть или создать свою державу.

— Захватить власть мирно вряд ли выйдет. Поляжет много людей. Да и убить короля мало да сесть на его место. Кто тебя поддерживать будет? Удержать куда сложнее своё положение.

— А ежели заручиться поддержкой народа?

— Это проще. Ты сможешь? — спросил воевода, оглядывая своего воспитанника со стороны. — Сможешь, — будто своим мыслям кивнул он.

— А что для этого надо? — подошёл со всей серьёзностью дела Алан.

Воевода усмехнулся да пообещал свести отрока с нужными людьми.

И вот он уже прощается с Аланом, представляя его усатому мужчине — вельможе.

— Не высовывайся до поры до времени. Выполняй всё, что тебе велят.

— Даже ежели это будет идти вразрез с совестью?

— Нет. Совесть да чутьё — твои лучшие советчики. Заводи полезные знакомства. Но учти, немногие, дорвавшись до власти, сохраняют честь и достоинство. Не давай обещаний, которые можешь не выполнить в силу обстоятельств, — и учитель привлёк к себе повзрослевшего отрока, ставшего ему сыном.

— Могу я на тебя рассчитывать и твою дружину?

— Всегда, — ответил воевода, — отстранился, вскочил на коня да уехал.

Многое оказалось смазанным пятном, видно, не то, что запомнилось и запало в душу.

И вот Алан едет верхом, гордо держа голову, а за ним едут его воины. Он возмужал уже, борода пробилась.

Отдаёт приказ, и воины берут штурмом замок. Люди напуганы, кричат. Я не могла глядеть, как Алан и его люди убивают других людей. Просто закрыла очи да старалась не слышать криков. Война — это страшно. Там часто не разбираются, кто прав, кто виноват.

— Что делать с женщинами и детьми? — спросил старый вояка, выволакивая рыдающую женщину. Я распахнула очи.

Алан сглотнул. Видно, что нелегко ему даётся решение.

— Нельзя оставлять тех, кто может отомстить, — сказал старый мужчина рядом с Аланом. То ли его советник, то ли очередной учитель.

— Но как убить невинных? — он не мог принять решение об убийстве. — Женщин и детей взять в плен! — отдал он приказ. — Вы взяли герцога?

— Да, мой повелитель! — и какого-то мужика в чудной одежде выволокли и бросили ниц.

— Смилуйся, мой повелитель! — бил поклоны тот самый герцог челом о землю. — Буду служить верой и правдой!

— Верой и правдой говоришь? — вскипел Алан. — Что-то мирно сдаваться ты не спешил!

— Можешь забрать себе мою красавицу жену, только смилуйся! — причитал этот жалкий людишка.

— А взбунтовавшуюся от голода деревню ты выжег всю, вместе с женщинами и детьми! Это тоже простить надо? По справедливости так тебя с твоими выродками надо так же уничтожить. А может даже живьём сжечь, как ты это сделал? — Алан уже успокоился. — Соорудите ему костёр! Пусть прочувствует на себе хотя бы часть той боли, которую сотворил!

— Алан отвернулся.

Во двор согнали всю челядь, а также простой люд.

— Каждый будет отвечать за свои злодеяния!

Алан сделал жест рукой и к герцогу бросили парнишку лет двенадцати и красивую перепуганную женщину с младенцем.

— Смилуйся, повелитель, — запричитала женщина. — Что хочешь сделаю, только пощади моих детей!

Алан окинул усталым взглядом толпу, которая начала кричать:

— Смерть! Смерть! Смерть!

— Уведите их к остальным! — велел Алан. И воины схватили женщину и детей и повели куда-то. Старший мальчишка кричал, но его заглушила толпа.

— Это большая ошибка! — сказал советник.

Затем Алан наблюдал, оставаясь бесстрастным, как герцог горел в огне.

События мелькали, и я уже не рада была их глядеть. Слишком много крови, пусть и справедливой.

Алан мужал, взгляд карих очей становился всё серьёзнее, борода всё длиннее. А он всё воевал и воевал. Освобождая народ.

Вот только ему то и дело докладывали о начавшихся трудностях в бывших герцогствах, то голод, то мор, то ещё что-то. А когда приезжал разбираться, оказывалось, что люди без сильной руки сами ничего не в состоянии сделать. Приказов слушались, а сами думать забыли как, начинали творить бесчинства, не понимая, к чему это может привести. Пришлось сажать на места сверженных герцогов своих людей, но усталость копилась всё сильнее, а цели он так и не достигнул.

Народ поддерживал его, но... толку от него не было. Разве что самому из мужчин формировать отряды воинов. Да только новобранцы отличались от верных ему людей.

— Что я делаю не так? — спросил он у своего советника.

— Это холопы. Рабы. Они не привыкли думать, быть свободными. Раньше можно было поступить на воинскую службу, получив свободу. Воинами становились не все, а только люди, хотевшие быть свободными. А сейчас мы берём в свои ряды всех подряд. Людей, которым всё равно, что с ними будет. Они просто выполняют приказы.

Пришлось затянуть гайки. Из набранных ранее воинов он всё же пытался сделать людей, но всё без толку. Пришлось вернуть порядки, царившие при его отрочестве — даровать свободу людям, идущим служить в королевском войске.

— Ну и смысл во всём этом? — порою спрашивал он себя, оглядывая свои земли с пригорка. Потом встрепенулся, будто вспомнил, зачем всё это затеял: — Где ж ты, милая?

Развернув свои войска он поехал в родную деревню, а оттуда уже туда, где служил поначалу. Но то, что он видел заставляло рыдать его сердце. Опустощённые земли, пусть уже и накрытые природной зеленью. Кое-где были остовы домов.

— Кто это сделал? Зачем? — вырвалось у него. Но, судя по всему, ответить ему было некому.

Он объезжал одно за другим селение, а везде представало одно и то же.

Он с воинами несколько дней искали хоть одного выжившего. И они его нашли. Бывшего воеводу, слепого, со шрамом на лице, с перебитыми ногами да мальчонку с ним.

— Учитель... — опустился перед ним на корточки Алан. Горло перехватило. На очах выступили слёзы.

— Алан... — узнал его бывший воевода.

Они обнялись.

— Я... не смог уберечь ЕЁ.

— Кто ЭТО сделал?

— Сын герцога Зелёного.

И хоть Зелёным того прозвали за любовь к выпивке, Алан понял, о ком речь.

— Зачем?

— Пытался выслужиться перед королём. Доказать свою преданность.

— А матушка?

— Она мертва.

— Но... — Алан пока ещё держался.

— Это ещё не всё, — сказал он. — Меня не убили, чтобы я передал тебе слова герцога, потому что другим ты мог и не поверить. — Он забрал ЕЁ.

— Забрал? Не убил?

— Нет. Забрал. Она ведь ждала... Решила бежать, когда её родители хотели замуж выдать. И я вызвался её охранять, покинуть заставу, ведь уже гремела слава о тебе, как короле. И хоть эти земли уже были частью твоего королевства, но мы хотели уйти куда-то, потом найти тебя. Меня бы пропустили... Но мы не успели. Герцог с людьми вырезали всех наших, а также всех сельских мужиков, стариков. Не щадили и детей. Баб же насиловали, а потом убивали. Не знаю, откуда он узнал, что я — твой учитель. Меня тоже посекли, хотя я троих герцогских людей всё же убил. А потом... — слепой воевода вздохнул, будто набираясь сил. — Потом он взял её, прямо у меня на очах, — по щекам старика зазмеился влажный ручеёк. — Я не мог глядеть, но меня заставляли. Потом всё ж резанули по очам. Раны даже колдун какой-то исцелил. Но не все. Я не должен был уйти далеко.

Старик замолчал.

— Но как так вышло, что у герцога появился неизвестный сын?

— Он сказал, что ты его помиловал. Его и его брата и мать их.

Алан вспомнил. Тогда он проявил милосердие, не желая иметь кровь детей и женщин на своих руках. Это стало его роковой ошибкой.

— Как мне найти этого мерзавца?

— Он велел тебе отправляться к королю. Настоящему королю.

— Я отомщу.

— Нет, сынок, нет. Ты накажешь за причинённое зло.

— Но почему? В чём я был не прав?

— Ты прав. Сложно сохранить благородство в таком жестоком мире, и творить добро. Но надо глядеть в грядущее. Чем может обернуться каждый твой поступок.

— А этот мальчик?

— Я нашёл его после сечи. Заботился о нём, как мог. Теперь вот он мой поводырь.

Алан не стал давать пустых обещаний. Простился с учителем да уехал.

Встреча с герцогом произошла во дворце короля. Алан сдался в плен.

А я не могла поверить во всё это. Неужели всё зря? И он вот так, ради любимой, готов отдать власть? Конечно, это было благородно. Но... Сдавшись, он продолжает сеять смерть и несправедливость почти на своих уже землях. Одна жизнь, пусть и дорогого тебе человека не стоит тысячи.

Над Аланом потешались все придворные, бросая в него едой со столов. Он сносил позор молча.

— Где она? — заорал Алан, когда увидел герцогского сынка. У него только-только стала проклёвываться бородка.

Сейчас король Алан уже не был похож на себя. Где та гордость, где величие? Лишь презрение в очах да отчаяние. Его руки были связаны за спиной, а вели его на верёвке, будто невольника.

Я не могла на это глядеть. Конечно, всякое случается с людьми, но человек прежде всего должен оставаться человеком.

Я уже собиралась выйти из этого сна, когда появилась женщина. Полуобнажённая, на сносях. Её золотистые космы сейчас больше походили на мочалку. Очи потухли, лицо казалось безжизненным.

— Мари! — окликнул её Алан.

На мгновение в её очах вспыхнул огонёк узнавания, и горькая усмешка коснулась уст. Она оступилась и полетела наземь, прямо животом. Герцог переменился в лице. А Алан воспользовался заминкой, перепрыгнул через свои связанные руки и удерживаемой верёвкой раскидал своих пленителей. Куда только делись выражения отчаяния в очах.

Раздобыв меч, он начал убивать, добравшись вначале до герцога, рубанул того по ногам да рукам, а потом и до короля достал. Ранил его, но не убил. Тут и воины Алана подоспели.

— Костёр для них! — распорядился он.

И только передав пленных, бросился к той женщине, которую любил.

— Убей меня, — прошептала она. — Я не хочу жить.

— Я не могу, — прошептал Алан. — Лекаря! — крикнул он.

— Не надо. И дитя унесу с собой.

— Мари!

— Алан, будь счастлив! Я тебя дождалась, но какой ценой.

— Мы залечим все твои раны. И душевные тоже. Я найду волхва, — шептал он.

— Я не хочу! А людям ты нужен.

Она умирала, он это видел. Как капля за каплей из неё утекает жизнь.

Я прервала сон Алана и свой, не желая больше глядеть. Зря я влезла в его душу. А ещё подглядела то, что он вряд ли б открыл чужому человеку. Не стоило этого делать. Столько боли. И я вновь вызвала её. Но как же теперь всё исправить?

Наслать ли на него второй сон про его мечты на наш союз? Уже не хотелось ничего. Истекающая кровью Мари, будто ночной страшный морок, стояла пред очами.

Но что подумает Алан, проснувшись после этого сна? Что ему не стоит сражаться за меня? Стоит отступить да помнить ЕЁ?

Надобно продолжить сон. Начать с того места, на каком закончился. Это сложно — управлять снами. Но уж раз я могу наслать сон, значит и продолжить — тоже. Не пробовала, но постараться стоит.

Не сразу, но удалось задуманное. Вновь представила, как Мари прощается с возлюбленным.

— Не уходи, я не смогу без тебя, — шептал Алан. — Кто подарит мне улыбку, когда я буду уезжать, кто станет ждать?

— Я убила собственное дитя.

— Это была случайность...

— Я убила много детей. Герцог не знал. Хотя, догадывался. Эта тяжесть стала самой длинной. Мне запрещали вставать. Но, видно, для тебя сделали исключение. И я воспользовалась этим, как только ты окликнул меня.

— Что ты такое говоришь? — не поверил он.

— Правду. Ты можешь ненавидеть меня... во мне не осталось добрых чувств. Да, я ждала тебя. Надеялась, что уйду раньше. Герцог не позволил... — её лицо исказила боль. Схватки? — Я тебя ненавижу, Алан! И... — она улыбнулась как-то чудно. — ... эта ненависть помогала мне жить и не сойти с ума после всего. Ты забыл про меня. Ты не спас меня вовремя. Я ведь ждала... Но сейчас я тебя прощаю... Хочу навсегда тебя забыть и не быть с тобой связанной. Надеюсь, — она сглотнула, — найдётся та, кто будет для тебя важнее меня, кого ты сделаешь счастливой, да и сам сможешь быть счастлив.

Алану эти слова дались особенно тяжко. Видно было, что он заставляет себя держать голову любимой. Похоже, он в ней разочаровался.

— Но почему?

— Потому что плодить потомков герцога нельзя. У них в крови эта жестокость. Да и дети, зачатые в насилии принесут лишь горе. Я просто не смогла бы полюбить это дитя.

Он отвернулся, молча глотал слёзы.

И когда колдуна привели, он отослал его.

Любимая же Алана улыбнулась. На этот раз искренне. Мне кажется, иль она солгала. Может, не во всём, но она хотела, чтобы он её отпустил. Но тут вновь лицо исказила боль, но она продолжила улыбаться.

А потом безжизненное тело обмякло. Лицо разгладилось, улыбка исчезла.

У Алана и самого руки повисли плетью. Он бережно положил её на пол королевского дворца.

Всю казнь он молчал, глядя вдаль невидящим взором. Потом подожгли кроду* для всех погибших воинов и его возлюбленной. А Алана объявили единоличным королём всех бриттов. Пришлось ему вырваться из своих тяжких дум да ответить на приветствие народа.

Потом было дел невпроворот, они мелькали как незначимые. Ему предлагали жениться, но он не торопился. Пока не принесли ему мой лик. Он окинул его равнодушным взглядом да занялся своими делами.

— В этот раз подумай над женитьбой, — сказал ему советник.

— Некогда мне об этом думать, — отмахнулся Алан.

— Царь за дочку обещает военную поддержку. Все смуты будет давить тут же, позволяя удержаться у власти.

— Царь? — переспросил Алан.

— Да.

Алан задумался.

— Отнесите лик в мои покои! — велел он.

— Да, ваше величество! — сказал слуга, беря лик у посла.

— Больше царь ничего не обещает? — спросил Алан у посла.

— Нет.

— Она хоть красива?

— У царя с царицей получаются красивые дети, — уклончиво ответил гонец.

— А вы видели принцессу?

— Царевну, — поправил гонец короля.

Подумалось, что такая дерзость может стоить послу жизни. Но Алан промолчал, видно, ожидал ответа.

— Да, видел.

— Какая она из себя?

— Гордая, как и положено царевне.

— И всё?

— Я близко с нею не знаком, — поспешил ублажить короля гонец.

— Царь только мне предлагает свою дочь?

— Нет. Будет ристанье. Царевна достанется победителю.

Алан нахмурился. Не на это рассчитывал?

— Ладно, передай царю, что я приеду.

— Благодарю, ваше величество! — поклонился посол.

Затем Алан стал готовиться к отъезду. Усилил границу своих земель, оставил вместо себя наместника — своего советника. Только после этого с отрядом воинов поехал к нам.

Пока добирался, думал о том, как всё будет. И эти мысли я видела.

Он надеялся на то, что я его буду ждать. В политику не вмешиваться, зато рожать и воспитывать его детей. В его отлучки стану ждать, занимаясь детьми. И он надеялся, что я буду доброй и нежной, а ещё непохожей на Мари. О большем он не мечтал. На этом сон закончился. Я проснулась да выпустила из рук лик. Тот со стуком упал наземь. Но глядеть, целиком ли досмотрела, не стала.

Примечания автора:

крода* — погребальный костёр. До появления христианства в землю не хоронили людей, а сжигали. Считалось, что так душа легче отходит от земных привязанностей, возносится к Предкам, к роду, чтобы потом пойти на перевоплощение.

Глава 15

После сна такой осадок был. Вот зачем я полезла в душу Алана? И желание лезть к кому-то ещё отбилось напрочь.

Я поднялась на верхний ярус башни да вышла на балкон. Весенний воздух приятно холодил мои щёки. Как-то неудачно всё с женихами. То Свен всё подпортил. Ведь говорила матушка оставаться дома. Так нет же, не послушалась. Теперь вот с Аланом влипла. И хоть не сделала ничего плохого, но отчего ж так погано на душе?

Не для этого меня учили даром пользоваться. А в целях державы.

"И зачем, ты, Свен, варил мой лик в котле? Уж не для того ли, чтобы в твою голову не лезла?"

Сейчас же я не была в обиде на колдуна за котёл. Но вряд ли смогу простить то, что произошло на Купалу. Я грустно вздохнула. И поговорить не с кем. Не с Зорькой же такие дела обсуждать. Да и с батюшкой как-то не с руки. У него своих забот хватает.

"Что тебя тревожит?" — появилась мысль.

"Что поступила плохо, а теперь совесть мучает," — ну вот, уже сама с собой разговариваю.

"Так исправь то, что натворила".

"Как это исправить? Я влезла в чужой сон, заставила человека пережить вновь неприятные мгновения собственной жизни. Я попыталась исправить, продолжив сон, чтобы он не таким неприятным был. Но это ведь вновь вмешательство".

"Неужели ты начинаешь это осознавать?" — и голос хмыкнул. И только сейчас до меня дошло, что голос в моей голове и вовсе не голос совместной вести предков (совести).

"Свен? — я даже не рассердилась, что он, вот так влез в мою голову. Как много он слышит моих мыслей? — Ты — жив..." — кажется, я даже вздохнула с облегчением.

"Жив. Что со мной станется? А ты — переживала?"

"Да ну тебя, вечно всё извратишь!" — обиделась я.

"Мне приятно, что ты беспокоилась обо мне".

Хотела сказать, что до сих пор на него сердита. Но потом вспомнила, что он не знает, что я Зорька. И выдавать себя я не буду. Пусть помучается.

"Конечно, беспокоилась. Ты ведь ранен. Я как твой лекарь переживаю, как бы швы не разошлись, не началось воспаление..."

"Всё хорошо".

"Мне надо осмотреть тебя".

"У меня нет сил на перенос. Да и сквозь твою защиту вряд ли кто пробьётся".

"Но ты ведь смог!"

"Нет, это ты меня выдернула. Да и контур наверняка потревожила".

И я тут вспомнила, что отец явился уже после того, как колдуну была оказала помощь. Может быть, как раз защита потревожилась? А ежели сейчас перенесу колдуна, то тоже самое может быть?

"А я могу к тебе переместиться?" — не стала я испытывать защиту на прочность. Да и узнать ответ на мой вопрос не помешает.

Какое-то время колдун молчал. И я уж забеспокоилась — услышал ли меня?

"Нет!"

"Почему? Вряд ли защита была рассчитана на такое".

"Русана, хватит не думая всё делать! Наверняка у твоего отца были причины посадить тебя в башню. Скорее всего дело в безопасности. Царь на пустом месте не станет навешивать столько защиты. А потому сиди в башне и дальше".

"Но как же ты?"

"Я уже иду на поправку".

"Выбирай: ты или я?" — я не желала и слушать жалкие оправдания моей неволи. Да, небезопасно. Но вряд ли кто узнает про мою отлучку из башни. А значит, мне ничего не грозит.

Хотя я лукавила, перенестись я не могла при всём желании, ведь не знала то место, где он находился. Скорее уж выдернуть его к себе. Да и то, не уверена была в исходе этого колдовства.

— Хорошо, валяй! — разрешил он. Только что именно? Ну ладно, попробуем!

И я представила колдуна, как появляюсь к нему, как притрагиваюсь к плечу, и открываю очи. Так в первый раз вместо перемещения себя, я перенесла к себе сундучок.

Он стоял предо мною, в моих покоях.

Бледный.

— Раздевайся!

— Русана... Ты перегибаешь палку! Не слишком ли рано?.. Вот выиграю ристанье, тогда...

— Размечтался! — пресекла я, начиная злиться. — Мне надо осмотреть твои раны.

Он вздохнул и спросил:

— Можно сесть?

Похоже, его бравада напускная. Колдуна повело...

Я помогла ему сесть на диван, пока не упал, рука в месте ранения опухла. Пришлось даже ругнуться. Решив отвлечь его от своих деяний, я спросила:

— И как ты умудрился перенестись отсюда в прошлый раз?

— Я не переносился, — он скривился от боли, когда я отрывала, смоченную заранее водой повязку. А ведь больно не должно было быть. Плохо.

— Но я сама видела!

— Нет, ты сама меня и вышвырнула отсюда. Моя сила заблокирована, как же я могу переноситься?

Нехотя, но согласилась с его выводом.

Раны некоторые запаршивели, нагноились. Я поставила вариться отвар из купальских трав, потом вновь вернулась к обработке ран. Проверила его руку. Вот она, на удивление, была лучше всего остального. Кость уже вовсю срасталась.

— Я не способна к исцелению, — пожаловалась колдуну. — Но заговорить рану могу. Давай всё же обратимся к лекарю?

— Нет!

— Свен, ты уже достаточно наказан. Ты ведь хочешь продолжить состязание.

— Я и так его продолжу.

— Хочешь умереть?

— Нет.

— Упрямец! — я подняла взгляд и встретилась с голубыми очами. Он глядел на меня как-то чудно. — Зачем тебе всё это? Ты ведь конунг. Власть тебе особо не нужна, как и усиление воинской мощи. Так зачем?

— Из-за тебя. Не лезла б, я б и внимания не обратил.

А я разозлилась пуще прежнего. Из-за меня, как же!

— Поэтому ты в Зорьку влюбился?

— Прости, что назвал тебя её именем.

— После этого я должна верить твоим словам? — я вскинула бровь и встала за отваром.

— Можешь не верить, не суть важно. Но я не отступлюсь.

Я вздохнула. Настрой, может и, неплох, но с такими ранами ему не победить.

Отвар был готов. Я налила его в чашу да кружку, поднесла к колдуну.

— Пей!

Он попробовал, скривился, но продолжил поглощать моё варево. А я опустила руку в чашу, стала представлять, как впитываю полезные свойства отвара.

— Ложись! — велела колдуну.

Спорить не стал. Лёг!

Я второй рукой принялась распускать свою косу.

— Помочь?

— Да, помолчать!

Справившись с обоими деяниями, достала руку из чаши. Сквозь полуопущенные веки увидела в зелёном свечении его тело. Раны горели красным.

— Ты разрушаешь сам себя. Чувством вины.

— Я знаю.

— Тогда все мои действа насмарку! Зачем я тут с тобой вожусь?

— Прости...

— Ладно, я приложу все усилия, чтобы перебороть это.

И я запела. Вполголоса. Напитанной отваром рукой прикасалась к самим ранам, начиная с самой её глубины, постаравшись не замечать его участившегося дыхания. Больно, не спорю. Но надо потерпеть.

Когда краснота ушла из каждой раны, я опустошённая встала. Теперь следовало смыть всю ту бяку, которую я забрала из раны. Я макнула руку в особую жидкость, после чего поднесла к огню. Рука вспыхнула. Правда, боли огонь не причинял. Представила, как с огнём сгорает вся гадость. И лишь когда огонь догорел, помыла уже обычной водой руки. На ногах едва держалась.

— Повязки накладывать будешь? — спросил колдун.

— Спи. Не буду. На воздухе лучше заживает.

— Ты же меня не оставишь здесь.

— Оставлю. Куда ещё тебя девать?

— Твой отец меня убьёт! — вздохнул он.

— Раз доселе не убил, значит, не суждено твоим мечтам сбыться.

— Ты права.

Я вновь заплела косу, погасила свет. Лишь после этого сняла нижнюю сорочку. Ой, да я ж голая. Это что ж выходит? Что я уже была в нижней сорочке? И в таком виде колдуна принимала! Вздохнула. Ну, пусть тренирует выдержку! Ему не помешает после всего! А полезет ко мне, отца позову.

Ночь я спала, на удивление, спокойно. А утром вспомнила, что скоро за мною придут и подскочила.

Что со Свеном делать? Он делал вид, что он спит.

— Свен, доброе утро! Как спалось?

— Доброе, — перестал он притворяться. — Спалось хорошо, относительно.

— Что не так, — насторожилась я.

Он замялся, не зная, как сказать.

— Свен!

— Ну, мне по нужде надобно...

Я закатила очи, подскочила к нему и повела его в отхожее место. К слову, от него уже начинало неприятно разить.

— Свен, сам сможешь помыться?

— А раны?

— Можешь мочить. Или тебе помочь? — ехидно спросила я.

— Нет, я сам, — смутился он. Хотя... ничего такого в этом я не видела. Когда училась лечить людей, то и ухаживала за ними целиком. Водила в нужник, кого-то мыла.

Раз справится сам, значит, отлично!

Пока Свен был занят, я причесалась. А вот переодеваться не стала. Вдруг ему всё же помощь понадобится. Сегодня я решила, что надевать ту же Зорькину сорочку не стану. Налила полный самовар, да поставила его кипятиться, заварила чай.

Начала перебирать своё приданое. Не заметила, как Свен подошёл. В портках, влажный.

— Русана, у тебя полотенца не найдётся?

Я окинула его изучающим взглядом. Власы распущены, мокрые. Вода стекает на пол.

— Тебе тряпку дать? Кто за тобой будет лужи подтирать?

— Вначале полотенце.

— А ты попроси, как следует, может и найдётся!

— Русана, дай, будь добра, полотенце! — и даже, вроде бы, искренне молвил.

Я хмыкнула.

— Что?

— Может, с тебя толк и выйдет!

Свен недовольно поджал губы. Пришлось лезть в другой сундук да доставать вышитое полотенце, просто иных у меня не имелось.

Да и пол потом тоже взялся вытирать.

Мне Зорька принесла завтрак. Причём так, что я за хлопотами и не заметила. Принесла прямо в спальню.

— Русана, давай, завтракай, царь-батюшка вскоре явится за тобой... — и тут она осеклась, потому что увидела колдуна, полуголого, выходящего из отхожего места. Колдун мазнул по ней равнодушным взглядом и спросил меня, куда тряпку класть.

— Зорька, давай, присоединяйся к нашему завтраку, — предложила я.

— Да тут есть нечего, — подруга всё ещё была растеряна.

Я оглядела огромную миску салата, которую я явно не съем, сыр, хлеб, молоко да узвар в кувшинах, головку лука да несколько зубков чеснока.

— Свен, будь добр, садись за стол, — сказала я, всё же переодевшись.

Дважды просить не пришлось. А вот на Зорьку пришлось глянуть строго, чтобы она не стала упрямиться.

— Зачем тогда кормить всех остальных, раз ты уже выбрала? — нарушила она собственное молчание, осторожно беря кусочек хлеба да лук. Ополоснула его под водой, затем уже нарезала. Я четвертинку и взяла себе, а половину Свену отдала. Остальную еду тоже разделили на всех, Свену больше раза в два дали. Всё ж он и шире в плечах, и поправляться ему надобно.

Нам досталось вполне достаточно.

— Кто сказал, что я уже окончательно определилась? — подняла бровь я.

— Но он... — и Зорька взглянула на колдуна. — А отец знает?

Я хмыкнула, судя по всему — знает. Раз завтрак прислал на четверых.

— Зорь, наш знакомец колдун тут на лечении. Только и всего.

— Но... а как же защита?

— Я её взломала.

Колдун поглядывал то на Зорьку, то на меня. Но молчал.

Подруга же краснела постоянно. И что это значит? Неужто в колдуна влюбилась?

Эта мысль отчего-то неприятно царапнула внутри. А ведь колдун не знает что я — это она. Мог извинения просить, а мог и общаться. Она вполне могла влюбиться.

Я вздохнула. Счастья подруге я желала. Захочет ли он только на простолюдинке жениться? Вроде бы, даже хотел перестать быть моим женихом. Но сейчас он казался равнодушным к Зорьке. Лишь интерес, не более.

— Что скажешь? — спросила я у колдуна. Его молчание начинало раздражать.

— Ты о чём? — не понял колдун. И о чём он думает?

— Обо всём.

— Думаю, что твой отец знает о том, что я здесь. — Как считаешь, он следит за нами? — не люблю я слежку. Но до этого даже не задумывалась о ней.

— Не знаю. Я сейчас будто мешком пришибленный с этим браслетом.

— Можем его снять, — предложила я, вовремя спохватившись, что не я его надевала. Точнее, все видели тогда Зора.

Колдун убрал тут же руку с браслетом, которая сейчас находилась рядом со мной.

Я улыбнулась.

— Зорька, хватай его! Будем браслет снимать! — подмигнула я подруге

Как колдун подскочил, а мы за ним гонялись по всей комнате, даже окружали. В итоге, рана на груди стала кровоточить.

Я закусила губу.

— Всё, пошалили и хватит. Свен, давай обработаю раны, а то скоро за мной придут.

Он, на всякий случай, браслет спрятал за спину. И чего хватается за возможность биться за меня?

— Обещаешь?

— Что?

— Что не попытаешься снять браслет.

— Так Зорька ж надевала. Ей и снимать.

— Обещай! — глядел он исключительно на меня.

Давать такое обещание не хотелось. Но я немного успела колдуна узнать. Откажется ведь раны обрабатывать.

— Обещаю, что не стану снимать его, ежели ты будешь вести себя в соответствии с конами Рода.

— Справедливо, — кивнул он.

— Садись на диван!

Послушно сел. Я обработала раны остатками вчерашнего отвара. На этот раз без волшбы. Зорька ж, тем временем, помыла посуду.

— Похоже, Зорька к тебе неравнодушна, — сказала очень тихо.

— Это моя ошибка, — ответил он.

— Ежели не хочешь, чтобы я обиделась вновь, не подходи к ней. И не дыши в её сторону, — честно предупредила.

— Хорошо. Прости, Русана за моё поведение.

Намекает на то, что за Зорькой бегал, пока я в башне сидела?

— Ладно уж, — кивнула я.

Он долго глядел прямо в очи, что я не выдержала и отвела взгляд.

Раны уже все обработала. Улучшения, даже после разошедшихся швов, были налицо.

Теперь надо понять, что делать с колдуном. Иначе отец не обрадуется.

Я попробовала представить Свена в их горенке с Аланом, пробовала даже рассердиться на него. Но всё впустую.

— Сейчас царь-батюшка явится, — сказала Зорька. — Я пойду его встречу. Русана, поторопись!

Легко ей говорить!

— Что было в прошлый раз? — спросил Свен.

Я не помнила. Не хотела помнить!

Он прикоснулся к моей руке, а я вырвала её.

— Уйди! — как представлю, что он мог меня взять силой, так кровь закипает. Вот оно!

Я распахнула очи. Но колдуна уже и след простыл. Огляделась, проверила отхожее место, затем побежала вверх по лестнице. Даже на балкон выглянула — нет его!

И куда отослала на этот раз?

Смогу ли я пережить это? И не будет ли меня вот так трясти от любого другого жениха?

То сама к нему прикасаюсь, а тут он полез первым. Охохонюшки! Надо будет помнить об этом в день свадьбы. Ежели, я, всё же, выйду замуж.

Глава 16

На следующий день ничего примечательного не наблюдалось. Я откровенно скучала и делала пакости. Жених замахнётся мечом, бац, а меча уже и нет! А замах-то он сделал с мечом, вот и впечатывается в соперника.

Зрители не могли удержаться от смеха. И бои превратились в посмешище.

Очередной жених, раскусив соль поединка, шёл уже безоружный.

Но я и тут выкрутилась. Увидела, что тевтонец Джервас ожидает своей очереди в своих металлических латах. И стала испытывать новый приём: перенос части доспеха на другого соперника, в которого замахнулись кулаком.

Царь и сам потешался. Возможно, поэтому мне и слова не сказал, словно это и было задумано.

Потом я стала не только защиту возвращать, но и оружие, точнее попыталась. Не получалось, ведь у жениха уже был сомкнут кулак, и оружие никак не хотело раздвигать персты.

Тут на поприще* вышел Ролан. Статный чернявый смуглый, с чёрными очищами. Весь такой в кожу затянут, окромя головы, нахмуренный.

И шутить с ним расхотелось вовсе. Мне он с самого начала не пришёлся по душе. А тут не на Зорьку, а на меня зыркнул своими очищами. Аж холодок по спине побежал да по ногам. Бой длился недолго, а соперника своего он за пару ударов взял да тяжело ранил. И пока судья отсчитывал счёт, лекарь подбежал к поверженному.

— Не тронь! — взревел Ролан, да не пускает к сопернику лекаря.

А ведь счёт на мгновенья уж идёт. Ежели помощь вовремя не оказать, то человек и погибнуть может.

Судья ускорил счёт, Ролану победу засчитали, после чего царь объявил перерыв.

— Дочка, иди-ка ты к Велимудру! — велел царь-батюшка. Да и тон его мне не понравился.

Я и пошла, а тут — он!

Стало страшно. Я отступила назад.

— Тебя-то мне и надобно! И хорошо, что ты не царевна оказалась! — молвил он с искажением. А голос-то я его узнала.

Но не успела ничего поделать, как на меня сеть накинули. Даром что защита на мне — не сработала. Свет в очах померк, стало тяжко дышать. И я просто перестала себя осознавать.

Очнулась я от того, что на меня ведро воды вылили. Кто посмел? Попыталась открыть очи, но голова нещадно заболела. Да у меня отродясь голова не болела!

— Девонька, кто ж тебя так? — спросила какая-то старушка.

Я, всё же, превозмогая боль, поглядела не в полную силу. Полумрак. Что-то наподобие шатра. Старушка рядом суетится. И тут накатила такая боль, что меня скрутило. Я попыталась встать, чтобы хотя бы выползти наружу, а не тут загаживать, но не смогла. После рвоты чуть полегчало.

— Бабушка, дай, будь добра, попить... — попросила я.

— Ох, девонька, вот, попей, — и она протянула мне бурдюк. От него разило. Сильно разило. Чем-то извинным*.

Нельзя пить! Лучше тогда сдохнуть!

— Воды, — попросила я.

— Да где ж тут взять воду-то? — спросила бабушка.

И только сейчас ощутила, как здесь жарко.

"Русана!" — услышала в голове голос. И так больно стало, словно тысячи иголок впились в голову. Ох!

"Свен, ничего не говори. Просто слушай, — обратилась я к нему, хотя и не была уверена в обладателе этого мысленного голоса. — Я в каком-то шатре. Жарко, — я замолчала, пытаясь прислушаться к своим ощущениям. Но головная боль мешала сосредоточиться. — Попросила попить, но мне дали бурдюк с извинью. Сказали, что воды нет. Сколько я отсутствую?"

"Три дня," — ответил тихо-тихо, едва слышно.

"Ты придёшь?"

"Приду".

И тишина. Даже больше. Что-то обволакивающее, вытесняющее все думки.

Очнулась я от небольшой тряски. Меня будто везли на лошади. Страх будто щупальцами осьминога сковал сердце. Я боялась пошевелиться и выдать, что не сплю. Попробовала обратиться к своей силе, но слабость оказалась такой, что по всему телу ощутила дрожь. Но очи я всё же открыла. И увидела быстро передвигающиеся по пескам ноги лошади. Прислушалась к себе. Голова не болит. Уже хорошо. Тут ворвались в моё сознание и другие звуки. Ржание лошадей, скачка. Кажется, за нами погоня. Жарко. Очень жарко. Нестерпимо пить хочется. И во рту всё дерёт. Слышится свист стрелы. И вновь меня что-то будто обволакивает и погружает в сон.

Вывели меня из этого состояния голоса, которые, стоило мне проснуться, смолкли.

— Пей! — ко мне подошёл какой-то мужчина чёрными очами, замотанный с головы до ног в белые одежды. Говорил он на сарацинском языке, но я всё понимала.

Я помотала головой, вспомнив, что в прошлый раз предлагали.

Отказ мой не приняли. Мне закрыли нос, заставляя сделать вдох ртом. Влили насильно жидкость. Правда, на этот раз воду. Наплевав на гордость и всё остальное, я принялась жадно пить.

— Косу надо обрезать! — услышала другой мужской голос.

— Но девка своё очарование потеряет... — ответил тот, что меня только что поил.

— Уж поверь, султан, найдёт иные прелести.

Мужчина достал саблю из ножен.

— Нет! — рванулась я, но меня поймали.

— Тс... — сказал тихо поймавший меня мужчина. — Космы отрастут, — и добавил громче: — Не дёргайся!

Нотки произношения. Какие-то знакомые. Пока соображала, мою косу отрезали. Короткие космы рассыпались по плечам. А коса — она вспыхнула, брошенная в костёр, лишь дымок от неё будто был втянут этим мужиком. Показалось? Я сглотнула. Не плакать! Мне нельзя сейчас терять влагу!

— Ну вот, другое дело. Ещё приодеть её, и будет не девка — огонь! — сказал иной, невидимый собеседник. — О, держится, даже слёзы не льёт! А сказывают, что коса — для русских девок — всё. И отрезают лишь доступным. Враки, наверное, всё.

Я с трудом удержала себя от обиды, разочарования, ненависти и всего остального. "Держись, Русана!" — сказала сама себе.

— Причеши её да одень. А то обгорит вся.

Обгорю? Может, тогда меня отпустят.

— Не дури... — слышится тихо-тихо. Я взглянула вновь в чёрные очи стоящего рядом мужчины, силясь понять, что это было. Кто он? Но узнавание не приходило. Отчего я не могла даже надеяться. Но предупреждает, значит, неплохой человек.

Меня расчесали, заплели совсем коротенькую косу, после чего поверх моей простой сорочки надели белые длинные одежды. Лицо тоже спрятали.

— Вот так приоткрываются, — сказал по-нашенски мой мучитель, снимая с лица кусок тряпки. — На, поешь.

Мне протянули лепёшку, разогретую на камнях. Отказываться не стала. Заметила на своей руке браслет, сковывающий силу, подобный тому, какой на женихов надевала. Нахлынуло отчаяние. Похоже, мою силу блокируют. И сама я теперь тоже не сниму браслет. Да и сколько у меня сил будет, без косы?

Грустно вздохнула, стараясь побороть чувства. Держись! Он ведь обещал спасти! Мне нужно продержаться до его прихода.

День прошёл в дороге. Ролан попробовал взять меня к себе в седло, но я ему заехала между ног. Он взвыл и чуть было не ударил в ответ. Остановил его тот незнакомец, что поил.

— Подпортишь товар, — шикнул на Ролана он.

Тот, скрипя зубами, выпустил меня из рук.

— Значит, сам её вези.

— У тебя два пути, — сказал он по-нашенски. — Сидишь со мной в седле, не рыпаясь, иль поперёк коня положу.

Я недовольно поджала уста. Они предательски дрожали. Гордо прошествовала на своё место.

— Ты уверен, что она из простых? — вдруг спросил третий похититель. — Гляди, как гордо голову держит.

— Уверен, — ответил Ролан. — Разве будет царевна на рынке торговать?

— Так и будешь в этом облике находиться? — спросил третий по-сарацински.

— Да, пожалуй, стоит его сменить.

И Ролан вдруг стал менять черты лица. Очи стали миндалевидные, власы отросли до плеч. Выбритое лицо стало с чёрной бородой. Изменились и скулы и брови. В общем, это стал совершенно иной человек.

А я поняла одну вещь: всегда следует доверять чутью.

В условия ношения браслета входила безопасность всех жителей селения. Жених не мог навредить. Но от похищения меня должен был защитить оберег. А защиту подавила более мощная сила.

Зачем я им? Раз косы лишили, значит, не ради моих способностей. Я не представляла, сколько надо было вбухать силы, чтобы побороть действие моего оберега.

Не знаю, сколько мы ехали, не останавливаясь, по солнцепёку. Мне иногда прямо на ходу давали бурдюк с водой, из которого пил и мой страж. Я старалась не брезговать. Не до того было. Шаг наш замедлился, потому как похитители торопили коней, а те не привыкли к таким жарким условиям.

— Надо верблюдов брать, — сказал бывший Ролан.

— Лашади на последнем издыхании, — сказал мой страж.

— Я поеду вперёд. Глядите в оба! — велел главарь шайки. И ударил свою лошадь. Во мне всё вскипело просто, но мой страж удержал.

Когда бывший Ролан скрылся из виду, я попросилась по нужде.

— Так садись, — сказал второй похититель.

— Я послежу, мы зайдём за бархан, — ответил мой страж.

Стоило нам отойии, как я попыталась напасть на мужчину. Не тут-то было. Меня опередили, перехватив мои руки.

— Прекрати себя так вести! — прошептали мне на ухо. — Успокоилась? Теперь давай решим, что делать будем.

Я оберулась к нему. Этот тон... Свен?

— И что же?

— Очень далеко от моего тела. У нас мало времени.

— У нас есть выбор?

— Твоей силы мне хватит чуть подольше. Либо мы следуем дальше, чтобы узнать имя заказчика. Но меня могут и пристрелить. Тогда всё насмарку. Либо возвращаться.

— Возвращаться, — будто может быть что важнее?

— Давай руку, — сказал Свен.

Я протянула ту, что с браслетом. Тот и раскрылся от прикосновения колдуна. Стало сразу легче дышать.

Свен начал читать заклинание. Тело моё вспыхнуло синим светом и стало стремительно уменьшаться, как и его. Вместо колдуна теперь рядом расположилась ящерка. И она юркнула в норку. Я — следом. Мимо проскакал всадник-великан. Как мы вовремя скрылись! Сейчас жарко не было. Даже наоборот — как-то прохладно.

На удивление я видела почти что волшебным зрением. Стенки норки, хвост ящерки, за которой следовала.

И вот ящерица резко остановилась. И я врезалась в неё.

"Русана, предлагаю сменить облик".

"На какой?"

"Ласточка, стриж. Остальные птицы слишком крупные и нас могут подстрелить. Но времени слишком мало. Твоя сила нам позволит продержаться без еды где-то сутки".

"Ты поглотил силу косы?"

"Да," — не стал отпираться он.

"Ты мне её обрезал," — грустно сказала я.

"Тебе бы её всё равно обрезали. Приказ отдал не я. А с тремя злодеями сразу в этом состоянии я б не справился".

"Почему?"

"Тело не моё. Сознание я перенёс не полностью".

"Почему?"

"Потому что испытания продолжаются. И мне надо в них участвовать. Да и нельзя было сознание этого тела выкинуть, иначе он мог в меня переместиться по этой связи".

"Но как же отец? Неужто меня не ищут?" — меня волновало лишь это.

"Ищут. Алан, Видар да Джервас выехали навстречу. А мне надо передать тебя кому-то из них".

"Но раз испытания продолжились... Меня ведь на них нет..."

"Есть. Велимудр — сильный колдун".

"Но косы теперь у меня нет," — поникла я.

"Отрастёт. А пока — придётся обойтись без волшбы".

"Но что скажут женихи?"

"Мара может быть вполне осязаемой. Подумай над тем, какой птицей ты хочешь стать".

Я так печально вздохнула.

"Отдохнула? Давай выбираться на поверхность. Молчи и не трать силы на болтовню".

И колдун побежал. Я — за ним. Пришлось поторопиться, чтобы нагнать.

Бежали мы на пределе своих возможностей, делая слишком маленькие остановки.

И когда выбрались на берег моря, на кручу, я просто оказалась не в состоянии пошевелиться.

"Нам надо море преодолеть, а там тебя встретят," — попытался приободрить меня Свен.

"А что дальше?" — не радовала мысль, что царь может отдать меня тому, кто спас.

Да, Свен заслужил награды, но я — не товар.

"Вернёшься на своё место вместо той девицы, что вместо тебя".

"И что же, ты не попросишь награды?"

"Русана, успокойся и не паникуй раньше времени. Всё происходит без огласки. Поэтому состязания продолжатся".

Как же, без огласки. Пусть не все женихи, но есть те, кто знают о похищении. Видно, что царь из последней четвёрки послал женихов. Чтобы я оценила их?

"Отдохнула? — спросил он, спустя какое-то время. Этот отдых стал самым длинным. Получив кивок, колдун сказал: — Тогда послушай. После перелёта мы примем свой человеческий облик. И боюсь, меня могут убить. Скорее всего, эта часть меня погибнет навсегда. А та часть сознания, что осталась в моём теле, ничего помнить не будет из этих трёх дней. Поблажек царь для меня тоже не сделает. Он не узнает, что я тоже помог, а ты не скажешь. Поняла?"

"Но почему?"

"Потому, Русана. И тот я, что остался — он для тебя ничего не сделал, понимаешь?"

Нет, я не понимала. Он наказывает себя таким образом за содеянное?

"Да, и ещё. Наша связь, скорее всего, тоже пропадёт. И больше не вызывай меня к себе, все раны уже залечил целитель".

"Но, Свен..."

"Никаких поблажек, Русана. Будем считать, что вину пред тобой я искупил ценой своей жизни".

"Зачем ты варил мой лик в котле?"

"Хотел связать наши судьбы вопреки судьбе. И эта связь будет разрушена. Ты — сильная волшебница, мне под стать. Всего лишь расчёт, Русана, — подумать не дал, сразу спросил: — Кем ты хочешь стать?"

Стало вновь обидно. Но ответила, кем.

Мы засветились. И спустя мгновение рядом со мной сидел стриж.

Я взмахнула крылышками. И... полетела, будто всегда это делала.

То, что сказал Свен, взволновало меня. Как и то, что он и тот, кто остался — совершенно разные люди. Им руководил расчёт. Влюбился он в Зорьку, не меня. Это, правда, стоило уточнить. Чтобы точно не мои догадки.

"Один вопрос, Свен".

"Какой?"

"Ты любишь меня или Зорьку?"

Он молчал.

Хотелось верить в то, что он распознал во мне её.

"Он любит Зорьку".

"А ты?"

"И я".

"Но... Зачем это всё?"

"Расчёт, Русана. Только расчёт".

От его слов стало больно. Очень больно. Даже то, что он сотворил на Купалу не причиняло столько боли.

Не знаю, как мы перелетели море. Я не заметила. Сердце кровило. Не хотелось возвращаться домой. Но выйти замуж за одного из королей — мой долг. Царевне не положено любить.

Как Свен и предупреждал, стоило нам на том берегу превратиться в людей да снять сарацинские верхние одежды, как на него наставили самострел.

— Отойди от неё! — прозвучал приказ Алана.

Свен ругнулся по-сарацински, протянул руку ко мне и оттолкнул. Прозвучал свист стрелы.

— Нет! — я бросилась к тому, кто причинил столько боли, но всё равно заставил чувствовать себя живой. Его жизнь утекала, а моя голова тяжелела.

И сейчас я променяла б свои длинные космы за его жизнь.

"Я жив. Не грусти. Я буду за тебя всё равно бороться..."

— Хвала Всевышнему, вы живы! — воскликнул Алан.

Вся тройка всадников и четвёртая свободная лошадь выстроились в ряд. Но я — царевна. То, что произошло, порочит мою честь. Поэтому, пожалуй, следует избежать лишних вопросов. А для этого я вижу лишь один способ.

И я, картинно закатив очи, хлопнулась во всамделишний обморок, нагнав на себя состояние, которое ещё недавно испытывала в плену.

Примечания автора:

поприще* — (Даль) арена, место для боёв, ристалищ, позорищ.

извинь* — (Даль) алкоголь, спирт.

Глава 17

Очнулась я уже дома. Точнее, в своей башне. Вокруг меня суетились два седых мудреца с длинными бородами лекарь и придворный волшебник.

— Здравствуйте, — открыла я очи.

— Здравствуй, дочка! — поздоровался Велимудр и исчез.

— Доброго здоровья, Русана, — приветствовал меня царский лекарь. — Напугала ты нас. Думали, заклятье какое на тебя успели накинуть.

— Я в порядке? — спросилау лекаря. Ему ведь видней.

— Да, в полном. И даже после пережитого ужаса держишься молодцом.

Я вздохнула. Наверняка будут выяснять подробности случившегося.

— Ты цела, но есть рана, точащая душу. Я должен знать, от чего она. Тебя пытались взять силой?

— Мне обрезали косу, — призналась честно.

— Твоя коса... Она на месте. Может, морок навели на тебя. Пытались внушить тебе, что ты больше не девица, а распутная девка?

Спорить с лекарем не стала, лишь пожала плечами. Свен просил про него не сказывать. И пусть обещание не взял, но что я ещё могу для него сделать, кроме как выполнить его просьбу.

Вскоре явились отец, будто постаревший на очах, да Велимудр.

Лекарь отчитался о моём состоянии, высказал свои предположения о косе.

— Разберёмся! — пообещал царь. — Можешь быть свободен.

Лекарь кивнул и ушёл.

А царь обнял меня.

— Дочка, стар я стал. Прости меня, милая, что не защитил.

— Да ладно, батюшка. Ты не виноват.

— Виноват. Пока не передал тебя мужу, я в ответе за твою безопасность.

Я вздохнула. Нелегка царска доля.

Отец отстранился, провёл по моим обнажённым плечам да рукам. Оказалось, что я лежу просто прикрытая простынкой в чём мать родила.

— Сказывай, как всё было.

Я и начала от того места, когда меня Ролан похитил.

— А как ты оказалась на Сурожском море?

— Колдовство того сарацина. Он спас меня.

— Не он ли тебе косу отрезал?

— Он, — не стала отпираться я.

— А когда его убили, то коса обратно появилась?

— Да, батюшка.

— Кто ж этот колдун был? И зачем его убили?

Я промолчала. Лгать царю, да даже отцу — нельзя.

— Ладно, пойду отдам приказ исследовать его тело. Благо, твои женихи догадались привезти его.

— Он точно мёртв?

— Точно.

— Несправедливо. Он ведь спас меня.

— А ты хотела, чтобы я тебя замуж за него отдал в честь награды?

— Нет, но...

— Может, он прознал, кто ты, решил не рисковать, надеялся на награду... Но раз похитил, единственной наградой для него могла быть свобода и запрет на посещение нашего царства.

Я лишь вздохнула.

— Что скажешь, Велимудр? — обратился к волшебнику царь.

— Коса всамделишная, выросла значит, но силушкой напитана под завязку. Твоей силушкой. Выросла в последние три дня. Большего сказать не могу.

— Значит, рубили девке косу, — задумчиво протянул царь. — Это приравнивается к изнасилованию. Да и за похищение русича — четвертование. Ладно, отдыхай, дочка. Как будешь в силах смотреть на состязания, сообщишь.

— А сегодня можно?

— Нет, сегодня нельзя.

— Батюшка, скажи, а Свен прошёл?.. — меня, скорее всего, неправильно поймут. Но я хотела знать. Он ведь сказал, что будет сражаться за меня.

— Уже два состязания прошёл. Сегодня-завтра -великая полоса препятствий. Проредить ряды женихов надобно, — отец огладил свою бороду.

— Да, Русана, — обратился ко мне Велимудр перед уходом, — никакой волшбы. Твоё тело истощено, а коса, чтобы так выросла, все отложенные запасы сожгла. Поэтому много ешь, я скажу стряпухе, чтоб жирных орехов добавила в твою еду.

— Отец, а ты разве не отблагодаришь Алана, Джерваса да Видара?

— Хотел, но они отказались. Сказали, что для них это честь. Так что ты верно их выбрала. К слову, твой колдун после твоего похищения пришёл к целителю и попросил исцелить его раны, хотя там почти лечить было нечего.

— И вовсе не мой! — возмутилась я.

— Как скажешь, — не стал спорить отец. — Поначалу хотел, чтоб ему браслет сняли, но Алан его остановил. А перед состязанием Свена Алан пришёл, да Джервас с Видаром. Сказали, что царевну повезли к морю. И они поехали в погоню. Свен чуть не проиграл бой, будто и не здесь думками был. Как они узнали о твоей пропаже, не ведаю. Но Свен вёл себя чудно. Постоянно на углы натыкался. Как вообще смог победить — не знаю.

И мужчины ушли. А я совсем загрустила да задумалась. Мог ли он быть целиком там, со мною? А здесь оставалось лишь тело, плохоуправляемое тело. Это значит, что Свен погиб, как и сказал? Тогда то, что здесь осталось... Что здесь осталось? Просто кукла?

Грудь сжали тиски. Стало тяжко дышать. Как же так?

Пришлось лечь. Отродясь не болела, а тут...

Перед очами появилось марево. В нём появился народ, царь с семьёй. В том числе и я была, как и прежде в простой холщовой рубахе и не такая худая, да Зорька в красивых одеяниях, будто царевна.

Но отец переживал, явно. А мама даже не зашла. И тут подумала, а знала ли мама, что меня похищали? Может быть, замену отец загодя приготовил, а потом просто воспользовался ею. Знает ли только девица эта, что она меня изображает? Иль Велимудр заколдовал её так, что та даже не догадывается, находясь под заклятием. Такое тоже возможно, но только во благо. Возможно, и Зорька ни о чём не догадывается.

Но тут началось действо, пришлось отложить размышления и целиком погрузиться в марево. Потому что первым шёл колдун. Бодро так шёл, хотя... он оступился именно в то мгновение, когда сверху прилетела на него большая колотушка.

Узнав, чего ему только что удалось избежать, на его лице появилась растерянность.

Он вдохнул поглубже и дальше пошёл. Дальнейшее его поведение напоминало шествие пьяного мужика, когда ноги подгибаются, я хотела уже отвернуться, когда он прошёл и третье испытание, удачно схватившись за вовремя появившуюся верёвку. Она понесла его через огромную пропасть. Не хватило ему совсем чуть. Не долетев, ускорения не хватило, и верёвка с колдуном полетела назад. И тут я поняла, что пьяным он только прикидывался. Потому что следующий выворот колдуна позволил ему долететь до края и уцепиться одной рукой. Поломанной рукой.

Я против воли вздрогнула. Колдун — тоже. Он с трудом подтянулся на руке,чтобы схватиться второй. Плохо. Раз боль чувствует, значит, залечили ему руку не до конца. Или чувство вины не позволило это сделать.

Колдун встал на землю и побежал дальше.

Стоило ему чуть спуститься с уступа, как случилось землетрясение. И от скалы отломились камни, из которых её до этого собрали. И покатились вслед за колдуном. Ежели упадёт — проиграет. Колдун вновь стал похож на пьяного, оступался очень вовремя и уворачивался. Уж не об этом ли состоянии отец сказывал? Будто тело плохо слушается? Или наоборот, тело слушается очень хорошо.

Полоса испытаний продолжалась, задания сменяли друг друга. Проверяли пока сноровку, ловкость, силу и многое другое.

На пути колдуна возникло дерево, на котором привязано было чучело. Моё чучело. Я сглотнула. К горлу подступил ком. Свен увидел цель. И огляделся вокруг, словно просчитывая что-то. Взобрался на первую ветвь, подтянулся и ... Птицы поднялись ввысь. Они толкнули чучело и то на верёвке помчалось вниз. И когда пролетало мимо колдуна, тот успел его снять с крюка. Развязал путы на руках девицы.

Девицы, изображающей меня.

"Да это не чучело! — поняла я. — Отец играет на полном серьёзе!"

Свен усадил девицу себе на спину и стал осторожно спускаться. Путь обратно занял раза в три больше времени. Так Свен прошёл сегодняшние испытания.

Чудно, но я вздохнула с облегчением.

Остальные женихи ничего не видели до вступления на полосу препятствий, поэтому мотать на ус заранее не могли.

Многие испытания становились неожиданностью, да и пропасть сыграла свою роль.

И хоть я не переживала за всех этих безвестных женихов, глядела на марево с интересом, особенно, ежели кто-то доходил до пропасти. Дальше уже гадала: сможет пройти иль нет. Ну а дерево мне показалось самым лёгким заданием после колдуна. Но до него никто пока не дошёл.

И вот подошла очередь Алана.

Он с достоинством попробовал пройти, но тут же спесь с него сбили. Едва удержался на ногах после попавшей по спине колотушки. Дальше — больше. Он пытался просчитывать, но всё становилось только хуже. Не помогала ни подготовка, ни природная сноровка.

Алан махнул рукой, завязал очи куском разорванной рубахи и пошёл наугад.

И о чудо! — он прошёл там, где не мог раньше пройти.

Пропасть тоже. И даже допрыгнул до края. Мне кажется или отец вмешивается, отсеивая ненужных женихов да издеваясь над избранными? Или заложено заклинание, что выход из сложившегося положения необычен и разумом его не преодолеть?

Камнепад тоже прошёл с закрытыми очами, как нечего делать. Когда Алан дошёл до последнего испытания, простоял, прислушиваясь, и ничего не происходило, решил, что пора снимать повязку. Узрел жертву, привязанную на самой вершине. Полез на дерево, добрался доверху, потом хотел ступить на ветвь и остановился. Чего он ждёт?

Спустился ниже, прямо под девицей. Достал засапожный нож. Прицелился и кинул его, закрутив при этом. Нож попал точно по верёвке, отсёк её и царевна упала прямо в руки спасителю. И после этого он ещё и поймал вернувшийся нож. Прошёл! Молодец!

Я выдохнула облегчённо. Алан мне нравился.

Бережно держал девицу, я бы сказала, с нежностью. И что-то во мне дрогнуло. Я глядела её очами на него. И так он смотрел, с надеждой, что ли. Вспомнила его сон. Он мечтал встретить именно жену, чтобы она стала его домом.

Кажется, я выбрала.

Надо сказать отцу.

Но отменить показ я не могла, ввиду запрета на колдовство. Поэтому пришлось глядеть на состязание дальше. И вот идёт Ванька по первому брусу с колотушкой. Ловко уворачивается от неё, следует дальше, без особого напряжения. Вспомнились его слова о том, что будет сражаться до последнего, позволив мне самой выбрать. Внутри появилось волнение. Ощутила на устах его поцелуй. Мой первый поцелуй. С ним было уютно и ощущалось смятение. Но он вряд ли дойдёт. Отец ему не позволит. Он дождался верёвки, схватил её и полетел над пропастью. Не долетел. А верёвка всё меньше качалась, пока не остановилась вовсе.

Ванька крепко держался за неё одной рукой. И тут начал раскачиваться. Всё сильней и сильней, пока она не стала доставать до обоих сторон пропасти. И выпрыгнул на нужной стороне. Камнепад обошёл вообще чудно. Дождался, пока камень подлетит близко, да запрыгнул на него. И побежал по нему, быстро передвигая ногами. А когда оказался у дерева, ругнулся да стал отходить. Дошёл до самой пропасти. И будто стал что-то невидимое наматывать на руку. Рванул. И девица сама полетела ему в объятия по невидимой верёвке.

Заметила, что любуюсь Ванькой против воли. Красив, силён, умён. И пусть говорят, что дурак. Интересно, а ежели б мне всё же позволили выйти за него замуж, как бы я жила с ним?

Задумалась. Готовить я умею, травы сама сажала, когда училась лекарскому делу. А вот те, что селяне садят для еды — увы. По дому возиться тоже могу, да и порядок с помощью волшбы творить. Труда не чураюсь.

Может, и смогла б жить с Ванькой.

На диво, такие мечты подарили радость, и я улыбнулась.

И хоть выбрала и от своего выбора не отступлюсь, решила наслаждаться каждым мгновением, в том числе и наблюдая за отбором. А отцу пока ничего не скажу — вдруг ему захочется приблизить мою свадьбу.

Поэтому стала бурно восклицать, когда кто-то из женихов проваливал очередное испытание или, наоборот, проходил его.

Джервас прошёл, а вот Видар — увы. Завалился на пропасти. Верёвка не достала до второго края. И он полетел вниз. Ээээ! Мы так не договаривались!

Я была возмущена таким положением дел! Отец ведь обещал, что будет его десятка. Ну ладно, уже Наум да Ролан выбыли. Неужто он решил семёрку сделать? Так ведь среди остальных прошедших Ванька затерялся. Значит, уже больше десятки должно быть!

Но тут показ состязания переместился на начало пропасти. Там стоял Видар. Похоже, ему дают ещё одну возможность. Жених казался растерянным, но быстро собрался. Видно, что стал просчитывать прохождение через пропасть. Во второй раз всё повторилось. Не долетел. И в третий. И в четвёртый. Тогда Видар решил воспользоваться способом Ваньки. Не отпустил верёвку, а дождался, когда она полностью остановится, после этого раскачал её и... допрыгнул.

С камнепадом тоже не очень вышло, но он-таки прошёл да и с первого раза.

С деревом тоже всё получилось.

А вот когда следующее испытание явился проходить Ролан, я была вне себя от возмущения. Это что же выходит, что можно кому угодно творить что угодно безнаказанно?

И этот... этот... похититель, прошёл полосу препятствий с первого раза!

Потом наступил перерыв на обед. И отец пришёл ко мне с подносом. Есть я не смогла, тут же вылила своё негодование.

— Всё сказала? — ухмыльнулся отец.

— Да.

— А теперь быстро в постель и слушай.

И лишь когда я улеглась, мне вручили миску с супом, лишь после того, как съела, отец начал рассказывать.

— Твоих похитителей нашли. Как и того султана. Ты ж сама говорила, что тот сарацин лишь прикидывался Роланом. Мы нашли настоящего, того, кому портрет посылали. Оказалось, его по дороге ограбили. Ему пришлось выживать, крутиться как-то. Пригодились умения, полученные в отрочестве. Он довольно неплохо умеет корзины плести. Вот, этим на жизнь и зарабатывал, оставив попытки попасть на ристанье, да копя на обратный путь в Мир. Вот мы и дали ему возможность участвовать в состязаниях. Выиграть не выиграет, зато чуть развлечётся да отдохнёт. А может, он тебе понравится... — с намёком сказал отец.

Я нахмурила брови. Хотела сказать, что выбрала, но промолчала.

— Что дальше? Ты подделываешь исход состязания?

— Нет. Разве я давал поблажки сегодня?

— А Видару?

— Видару и Алану дал возможность пройти не с первого раза. Но не помогал. Свен сам прошёл с первого раза. Он меня удивил. Никогда не думал, что кто-то осознанно может себя погрузить в пьяное состояние, не употребив ни капли извиня.

— Уверен, что он не пил?

— Точно уверен. И я его не понимаю. А потому больше настаивать на нём не буду. До шестёрки может и дойдёт, а дальше — сделаем всё, чтобы не смог.

Почему-то эти слова задели меня. Я же о колдуне решила больше не думать и Алана выбрала. Отчего ж сейчас покоробило?

— Давай договоримся, что помогать не станешь, не дашь и дополнительных попыток, но вредить — низко. Хотя бы до предпоследнего испытания. А вот дальше...

— Хочешь, чтобы в четвёрку вышел? Я чего-то не знаю? — вскинул он бровь.

И как ему сказать, сообщив о колдуне, но при этом не нарушив своего обещания?

— Тот сарацин, что вернул меня... — я больше ничего не сказала, потому что не знала, как.

— Ясно. То-то мы не нашли у покойника желания спасать тебя.

— И?

— До четвёрки дойдёт, — успокоил отец. Он всегда понимал меня, а я старалась понять его.

— Благодарю, батюшка. А что с похитителями?

— Допрашивают. Султан где-то раздобыл твой лик. Правда, не наш. Нарисован был угольком. Пообещал великую награду за тебя. Сарацин со скорпием не знал, что ты царевна. Поэтому я пока не решил, как с ним поступить. Говорит, что косу тебе не рубил, в приказе не признаётся. За похищение — смерть грозит, но я сперва хочу оскопить его. Такое прощать нельзя. Вот, думаю, как всё обыграть, чтобы тебя не вмешивать.

— А султан? Ежели на меня открыли охоту...

— Султану могу войну объявить без объяснения причины. Потому что иначе он будет знать, где ты.

— Войны не надо, — и как бы не хотелось, но понимала, что я — разменная монета. — А переговоры?

— Ты — моя дочь. И я отдам тебя только за достойного человека. И султан не входит в десятку тех, кого я выбрал.

Отец прижал к себе, успокаивая. А я не выдержала и разрыдалась. И хоть пыталась казаться сильной, но повторно оказаться похищенной я не хотела до дрожи в руках. И раз султан опустился до такого, значит, моё мнение его не интересует.

— Ладно, милая, отдыхай.

— Я устала уже тут сидеть. Скучно, — пожаловалась я. Кому, как не отцу?

— Хочешь предстать в таком виде? — приподнял он бровь.

Я, честно, не знала. Хочу ли сидеть рядом с царской семьёй? Куда мне податься?

Хотела встать, да батюшка не позволил.

— Я пришлю кого-нибудь.

Сглотнула. Мне только этого и не хватает.

— А можно...

— Что?

— На озеро...

— Твоя защита тебе не помогла.

— Я знаю. Но ведь злодеев поймали.

— Пока лежи. Я пришлю Зорьку.

Зачем, я не поняла, но отец ушёл. А Зорька пришла чуть позже. Помогла мне одеться в обычную холщовую рубаху. Я настояла. Волосы переплела.

— Пойдём, потихонечку, — помогла мне встать с дивана да спуститься по ступенькам.

А когда мы преодолели защиту, то там меня ждали колдун, бритт, мурман да дурак.

Это что за диво дивное?

— Мы сегодня — твои защитники, — пояснил Алан и подал руку.

Я осторожно вложила ладошку и отвела взор, отчаянно смущаясь. Чего это вдруг Алан за мной ухаживает?

Дурак что-то насвистывал, а Видар явно ощущал себя неловко. Колдун же виновато опустил очи.

— Как самочувствие? — спросила моя поддержка.

— Слабость, ничего не болит. Сил нет ходить, но и лежать больше нет мочи.

— Да, не позавидуешь. Поймали остальных похитителей. Ты опознавать их будешь? Мы-то их не видели, — продолжил Алан.

— Зачем опознавать? — не поняла я.

— Ну а вдруг не тех поймали. Невинного человека осудят за то, что не делал, а виновному ничего не будет.

Я скосила очи на колдуна. Ему виднее, кто меня похищал. Иль он не помнит того, что происходило с частью его сознания?

— Я не желаю их видеть! — сказала довольно резко.

— Ты же понимаешь, что так нельзя. Есть то, что не хочу, а надобно! — настаивал Алан.

— Русана ведь сказала, что не желает этого делать! — рядом возник дурак. И рукава своей рубахи он уже закатывал.

— Прекратите! — вмешался Свен. — Нам доверили царевну, а вы — мериться силушкой вздумали...

— Не лезь! — рявкнули оба.

А колдун подхватил меня за локоток и отвёл подальше. Обнял меня шуйцею*. На удивление, в плену его рук оказалось спокойно.

Прошли пару шагов, и я оступилась. Колдун подхватил меня на руки и отнёс к воде.

— Отпусти, я тяжёлая... — не придумала ничего иного, чтобы скрыть неловкость.

— Лёгкая, словно пушинка, — возразил он.

— У тебя рука больная до сих пор...

— Не страшно.

— Почему? Как тебя лечил лекарь?

Я прикоснулась к больной руке в месте перелома, проверяя, что с костями да тканями.

— Тебе ж отец должен был запретить волшбу, — отчитывает, будто дитя малое.

— Так я и не колдую...

Меня внесли целиком в воду. А я смутилась пуще прежнего. Водичка приятно холодила, но совсем чуточку.

— Свен, благодарю... — хотя благодарила я совсем за другое.

— Всегда рад помочь.

Чудно, но сейчас это был не самоуверенный колдун, а совсем иной человек. Мягкий, чуткий. Он, конечно, мог притворяться, ведь расчёт его никуда не делся. Могло ли так стать, что та часть, которая погибла, была более жёсткая?

Вспомнила, как он проходил последнее испытание. Мягкий, будто вода. И сейчас, вспоминая, его действия, действительно, походили на воду, а не пьяного.

Рука зажила, перелома больше не было, но... Срослась она не совсем верно. Как же так? Я ведь хорошо состыковала обе части кости.

— Отец слишком жесток.

— Это не твой отец сломал руку.

— Да? А кто же?

— Грегор.

— Но как? За что?

— За что — не знаю. Но я принимаю это как возмездие за учинённое мною зло.

— Значит, мой отец не бил тебя.

— Бил. Только не прикасаясь и не причиняя вреда, но делая больно. Он — умеет, — и в голосе его промелькнуло уважение.

— Опусти меня. Тебе не стоит нагружать руку.

Поставил в воду, а сам здоровой рукой придерживает меня.

Вспомнился отчего-то Ванька и первая моя после приезда женихов вылазка на озеро. От чего смутилась. Ванька ещё тогда поцеловал меня в облике Зора. Бросила через плечо Свена взгляд на дурака. Сидит на берегу, срезал веточку да из неё что-то мастерит. Драться с Аланом не стал? К слову, а где Алан?

Заглянула за другое плечо колдуна. И смутилась пуще прежнего, потому как глядел Алан на меня. Спряталась за Свена. И что со мной творится?

Свен мне другом стал, а гляжу на дурака да Алана.

Видар же сидел под берёзой, прикрыв очи.

Водичка чудо сотворила, напитала меня силушкой. Уж и игривый настрой проснулся.

Примечания по главе:

шуйца* — левая рука.

Глава 18

Женихи:

Ванька http://samlib.ru/img/c/chiba_u_k/otbor/0-02-05-8371069728b59c164096ee654475e8c0af8266b0f21619c753bf571b2825b191_full.jpg

или http://2.bp.blogspot.com/-NuJrt0imbwE/Vf7xNlDpevI/AAAAAAAABFw/D3_3WZLTsO4/s1600/Brock%2BO%2527Hurn%2B2.jpg

Свен http://skachat-kartinki.ru/img/picture/Mar/20/751a17d5ba513110f76225d9a7e3adb5/1.jpg

Видар https://img-s3.onedio.com/id-574edbb98770f6e906e4828e/rev-0/raw/s-bfaaa98704c0ae87537aaa7bd5523be5942d03d6.jpg

Алан и Свен http://mubox.net.ru/jevllnt/teleserial_svaty_3_sezon_smotret_onlayn_besplatno_8745_100.jpg

Напитавшись от воды силою, я нырнула. Вода выталкивала меня вверх, но мне удалось с нею договориться, будто стать её частью. Поэтому опустилась на дно и начала наблюдать.

Колдун забеспокоился и что-то сказал другим стражам. И вот уже все четверо меня ищут. Даже ныряют. А я подплыла к Алану да связала его ноги водорослями. Несильно, не сразу поймёт, что запутался.

Затем настал черёд Видара. Ванька меня явно видел, раз вглядывался в воду как раз с того боку, что я подплывала, поэтому его обошла стороной да к колдуну приблизилась. Тут-то меня и схватили. Правда, я успела всё ж подшутить.

— Твой отец три шкуры с нас живьём спустит! — возмутился Свен да стал выходить на берег. Тут-то и понял свою ошибку. Ушёл под воду, а меня-то не выпустил. Одной рукой развязать не смог. Вытолкнул меня на поверхность, я набрала воздуху да вновь нырнула. Любопытно ж поглядеть.

А этот... этот... наглец притянул меня к себе да поцеловал.

Уж-было хотела возмутиться, да отпустил раньше. А я, позабыв о слиянии с водицею, стрелою вылетела на поверхность. Тут и Свен вынырнул. И остальные.

Был соблазн пожаловаться остальным женихам об урванном поцелуе, но не стала. А то ещё подумают, что я к нему по-особенному отношусь.

Видар мою шутку не оценил. Свен же схватил меня и потащил упирающуюся к берегу. Сел под берёзой, не отпуская, тем самым усадив меня к себе на колени.

— Как наказывать нашу шалунью будем? — спросил он у выбравшихся из воды мокрых женихов.

— Предлагаю её защекотать до полусмерти, — сказал задумчиво Алан.

— Что скажут остальные?

— Отшлёпать, — предложил на полном серьёзе Видар. А я взглянула на него волком.

— Защекотать, — это подал голос Ванька.

— Два голоса против одного. Что скажешь Свен? — обратился к другу Алан.

— А мне нравится мысль отшлёпать, — и он положил меня рывком поперёк себя, один раз просто руку на ягодицу опустил. А второй...

— Свен, убери свои руки! — и я окончательно поняла, что выбор сделала правильный.

Но он опустил вторую, заставив меня зажмуриться. Вот только шлепка не почувствовала. Открыла очи и стала озираться. А мужики разразились хохотом.

— Ты, правда, думала, что мы тебя шлёпать будем? — вытирая слёзы, спросил Свен.

— А то нет? — я встала с его колен, ощутив свободу.

— Разве мужик может бабу ударить? — и хоть Свен говорил шутя, но Видар по-прежнему хмурил брови. Значит, так не думал.

А Ванька вдруг ему врезал по лицу.

И стало так приятно на душе, будто я сама обидчика наказала.

Видар ответил на нападение, и теперь два добрых молодца катались по земле. А друзья стояли справа и слева от меня, будто защищали от всех бед. Под их взглядами почувствовала себя неуютно. Просто мокрая сорочка слишком уж казалась прозрачной и облегающей, да и с волос стекали струйки воды. Хорошо, хоть не холодно.

На плечи вдруг легли здоровенные лапищи и вмиг всё высохло. Я обернулась. Ванька возвышался на целую голову. И браслет вовсе не сковывал его чары. Глядел на меня с нежностью.

— Как ты это делаешь? — воодушевился колдун.

Ванька удивлённо так на него поглядел. Мол, ты о чём?

— Почему браслет не блокирует твою силу?

В ответ колдун удостоился лишь пожатием плеч.

— Не приставайте к нему, думаю, он и сам не понимает, что делает, — вставила я слово в его защиту.

А Ванька так кривовато ухмыльнулся, мол, всё-то он понимает, просто прикидывается дурнем.

— Оставьте нас, — попросила я остальных.

Видар позади всех стоял с синяком под глазом да злобно на Ваньку глядел. Неужели я так сильно ошиблась в нём?

Кажется, у него в загашнике кольцо волшебное имеется. Надо будет иметь в виду. Злобу затаил, это может плохо закончиться.

Друзья отошли от нас с Ванькой да Видара с собой утащили.

— Вань, зачем сюда пожаловал?

— За тобой.

— Зачем я тебе?

— Суженая моя.

— Правда? Откуда знаешь?

— Просто ведаю.

— И какая жизнь нас с тобой ждёт? Ты и дальше будешь на печи лежать, а я по хозяйству возиться? Я немногое умею из умений ваших сельских девиц. Любая обойдёт меня. Я больше по премудростям всяким, волшбе. В царевны меня готовили. Понимаешь? А сидеть без дела тоже не могу.

— Найдём занятие по душе. Странствовать можем.

— А дом?

— И дом будет. Поставлю целый терем, коли захочешь.

И вот поверила в то, что может. И как сказал, так и будет.

— Батюшка не одобрит... — пробормотала я.

— Как знать... как знать... — в ответ шепнул он.

Я взглянула ему в очи серые, и ноги подогнулись. Это так его слова о суженом повлияли?

— Зорька... — прошептал он, а меня будто ушатом воды окатили. Я вздрогнула и отпрянула.

— Русана я.

Вспомнила, как солгала ему. Стыдно стало. Плохо начинать отношения со лжи.

— Но...

— Да, я знаю, солгала. Прости. Вряд ли у нас есть грядущее. Возможно, у Зорьки и было б...

Подумалось, а может, свести вместе Зорьку с Ванькой? Она, правда, не особо его жалует. Так ведь хороший добрый молодец. Стоит только разглядеть его душу. А что ленив, так может то недруги отзывались. Девица к иной подруге в гости вряд ли пойдёт. Не полагается красной девице в чужой дом приходить, пока замуж не выйдет да голову не покроет. А то может околдовать силушкой своей всю семью чужую.

Да, надобно познакомить их.

Решив, что прогулялась достаточно, домой проситься стала.

— Чудная ты, что в своей башне забыла? — удивился Свен. — Неужто нравится взаперти сидеть?

Алан глядел на меня с интересом, явно тоже ожидая ответ.

— Да ну, скучно с вами, лучше уж почитать.

— Так мы и развеселить можем, — предложил Алан.

— Как же?

— Давай в жмурки играть.

— Просто жмурки?

— Нет, предлагаю на поцелуйчики.

Я глупо хлопала очами. Это мужик мужика целовать станет?

— Без принуждения, — добавил Алан. — Но тогда с откупом.

А у меня и откупаться нечем. В одной холщовой рубахе. Правда, простенькие серьги имеются да ленточка в косе. Вот и всё. Рассудив, что не будут ж меня всё время ловить и на откуп вещей достаточно, согласилась.

Водить предложили мне. Кого поймаю, тот поцелуй дарит иль что-то на откуп. Женихи ж, коль друг дружку поймают, то откупаются одеждой, постепенно раздеваясь. Тот, у кого откупаться уже нечем, выбывает. Играем, пока я не скажу, что довольно. На том и порешили.

Оговаривать оголённость не стали, я решила, что вот и поглядим, насколько женихи это себе могут позволить.

Я сняла свой пояс. И закрыла им очи. Кто-то сзади подхватил его из моих рук и осторожно завязал, после ещё проверил рукой, чтобы не туго было. Это кто ж у нас такой заботливый?

Меня уже стали раскручивать. А когда я остановилась, меня спросили:

— Кто здесь?

Я и отвечаю:

— Слепой козёл!

А мне и говорит Свен:

"Слепой козёл!

Не ходи к нам ногой;

Поди в кут, где холсты ткут.

Там тебе холстик дадут".*

На этом все смолкли, а я выставила вперёд руки да стала искать. То и дело раздавались хлопки, видно, меня направляли.

Когда же нашла, стала ощупывать, пытаясь отгадать, кто это.

— Ваня, ты?

— Да, милая.

Я открыла очи.

— Откупаться станешь иль... — сглотнула, не в силах выговорить, опустила очи долу.

— А что ты сама хочешь? — нежно спросил он.

Сердце дрогнуло от его слов. Меня спрашивает, чего я хочу. На очи выступили слёзы.

Он нежно вытер ручейки на моих щеках.

Ванька-Ванька, что ж ты со мной делаешь? Как же я, влюбившись, другого выберу?

— Хватит тянуть. Либо целуй, либо раздевайся! — раздался позади Ваньки голос Свена.

Я выглянула из-за плеча Ваньки.

— Так, правила меняются. Пойманный Козлом отходит в сторонку с Водой и наедине решает вопрос. Пойдём, Ваня, без свидетелей решим наш спор. А женихи поучатся терпению, — сказала громко, чтобы все слышали.

Ванька расплылся в улыбке. И я потянула его в кустики.

Целовать Ванька не стал, просто прижал к себе. И так приятно было, так хорошо. Может, и правда, суженый мой. Даже слова не нужны. Но что ж Макошь со своими дочерьми посылает суженого, коль я не могу быть с ним? Я грустно вздохнула и решила, что будь, что будет, а пока я стану наслаждаться каждым мигом своей свободы и жизни.

— Так мне рубаху снять? — отстранился он. И я поняла, что наше время вышло. Слишком неприлично долго мы находимся наедине, хоть и не делаем ничего постыдного.

— Не надо.

— Так я ж того... — покраснел он.

— Будем считать, что целовал, — и я лукаво подмигнула ему.

Ванька вновь улыбнулся. И мы вышли из кустов.

Поглядеть на остальных женихов было даже приятно. Колдун обиженно насупил брови. И чего, спрашивается? Он же Зорьку любит!

Алан сделал равнодушное лицо, а вот во взгляде Видара промелькнула злоба. Кажется, Ванька врага себе нажил.

На этот раз Ванька продолжил игру. И поймал он Видара, оттащил того в кустики. Что уж там происходило, не знаю, да только оба с синяками вышли. Видар оказался без камзола, который натянул на себя Ванька. При этом, видно, не подумал, что мал окажется. И если спереди просто не сходился, то сзади по шву разошёлся. Я прыснула со смеху, но ничего не сказала. Про то, что в конце игры вещи надо будет возвратить владельцам, речи не шло. У нас не возвращались. А поскольку играли девицы с добрыми молодцами, то подарки оставались друг у друга, на память.

Видар, став Слепым козлом, поймал Алана. Пока мы разбегались да ждали, что нас поймают, с меня очей не спускали.

И Алан меня поймал. Как, не знаю, ведь я старалась двигаться бесшумно. Но, изловил.

Пришлось идти в кустики.

— Ну что, Русана, поцелуй иль откуп?

Не хотелось прослыть доступной девицей, но... Меня только Алан и не целовал. И Ванька и Свен такой чести удостаивались.

— А ты что предпочитаешь? — спросила прямо.

— Хотелось бы поцелуя, — ответил так же честно.

— Мне тоже любопытно, как ты целуешься.

— А много тебя народу целовало?

— Двое, — призналась, опустив очи долу.

— И как, понравилось?

А я совсем смутилась.

— Не знаю. Обстановка была тогда не подобающая. И поцелуй сорвали без моего разрешения.

Дальше он расспрашивать не стал. Просто привлёк к себе и наклонился, прикоснувшись устами и тут же отпрянув. И это уверенный в себе Алан? Ничего не понимаю!

— Извини, не умею я целоваться.

— Отчего ж так? Неужто женщин у тебя не было?

— Была одна, — признался он тихо. И я пожалела, что спросила, вспомнив его Мари. — Но я потерял её, так и не добившись.

— Прости, я не хотела...

— Ты не виновата, прощать нечего.

— Скажи, Алан, чего ты от нашего союза хочешь? Какая жизнь меня ждёт, коль за тебя выйду?

— Станешь королевой. Будешь со мною в замке жить. Не знаю, смогу ли полюбить тебя, но постараюсь стать тебе верным супругом и хотя бы другом.

— Я не про это спрашивала. Чем я стану заниматься в твоём замке? Хозяйством, например.

— Что ты! — возразил он. — Слуг у нас достаточно, наши женщины обычно вышивают в свободное время. Зачем руки марать?

— Что, ежели я вышивать не умею?

— Тогда... Ты ведь читать любишь. Я раздобуду тебе все возможные книги...

— Алан, должна тебе признаться, я — колдунья.

— Не страшно!

— Правда? — удивилась я, вспомнив, как он говорил Маре про то, что у них там колдуна сожгли.

— Ну, колдовать нельзя будет, но уверен, ты найдёшь себе другое занятие по душе.

— Совсем-совсем?

— Совсем! — с нажимом сказал он. — На королеву не должно упасть никакой тени, чтобы никто не смог тебя обвинить в колдовстве.

И ведь понимала до этого разговора всё, что он озвучил. Отчего ж так обидно вдруг стало?

— Пойдём! — и я вышла на полянку к остальным.

Водить не хотелось. Играть — тоже.

— Последний раз играем, — сказала я и завязала себе очи. Сама закрутилась, а потом когда пошла, наткнулась на кого-то. Ощупала. Свен!

Говорить ничего не стала, просто стянула пояс с очей, повязала стан, после чего пошла с ним в кусты.

— Что тебе Алан сказал? — вдруг спросил он. — Иль обидел?

Я вздохнула, с трудом поборов слёзы.

— Свен, что тебе от меня нужно? — и против воли всхлипнула.

— Ты нужна, — сказал он и притянул к себе. А я... а я разрыдалась.

И что мне делать? Замкнутый круг какой-то. Один мне нравится, но я не могу его выбрать. Второго хочу выбрать, потому как хороший человек, но мне не нравится моя с ним жизнь. Третьего... Третий обидел меня. И может жизнь с ним и неплоха, но... Не любит он меня. Ему лишь подхожу как мать его детей. Что ж за неразбериха такая! А остальные — они вообще не годятся!

— Отведи меня обратно в башню, — попросила его. Свен хотел выйти из кустов, но я остановила: — Нет! Так, чтобы никто не видел.

— Я не могу перенестись, пока браслет на мне.

— Можешь! Зачем ты лжёшь? Всё время обманываешь! — я отвернулась.

И так хотелось, чтобы обнял меня, поцеловал, заверил в том, что любит именно меня, пусть это и не так. Но он... он не сделал этого!

— Зорька... — услышала во след, хотя уже сделала шаг вперёд, собираясь выйти.

Примечания по главе:

"Слепой козёл..."* Стишок из книги "Сказанiя русскаго народа о семейной жизни своихъ предковъ" собранныя И. Сахаровымъ. Часть первая. 1836 год.

Глава 19

Я обернулась к колдуну, не зная, как реагировать на его зов.

— Что ты только что сказал? — решила уточнить.

— Да так, ничего, — ответил грустно колдун.

А я нахмурила брови.

— Тебе Иван нравится?

И что вот ему сказать? Правду? Один враг у него уже есть.

Пришлось возвращаться в кусты.

— Может быть. Он меня не обижал. Но будущего у нас нет.

— Почему нет?

— Да потому что мне не позволено выйти замуж за простолюдина.

— Всегда можно найти выход, ежели сильно захотеть.

Это он меня подбивает на протест против отца?

— Объяснись.

— Тот, кто не ищет обходные пути, их не имеет. Легко сказать, что нет выбора, сославшись на волю отца, обстоятельства или ещё что. А выбор есть всегда. За счастье приходится бороться, оно само в руки не придёт.

— Красивые слова. Только зачем ты мне это говоришь? Не ты ли хотел, чтобы я стала твоей? Боролся, не смотря ни на что.

— Вот именно. Я боролся. Но... — он замолчал. — Чего хочешь ты? Насильно мил не будешь.

— Какие золотые слова! — кажется, я их сама ему говорила.

— Ты не ответила.

— Чего хочу я? А ничего не хочу. Хочу и дальше девичьей воли... — и замолчала. Как прежде уже не будет. Путь у меня только один — замуж. И тут же вспомнились слова колдуна, что всегда есть выбор.

Зорька... Может, поменяться с ней местами? Попросить Велимудра перенести меня в тело Зорьки. А Зорька пусть выберет себе царевича иль королевича по душе. Помотала головой, отгоняя эти мысли. Нет, негоже спихивать союз по расчёту на Зорькины плечи. Меня к этому готовили с детства. Хотя, следует с ней это хотя бы обсудить.

— Где мой обещанный поцелуй? — вдруг ни с того, ни с сего вопросил жених.

— А может, я откуп предпочту?

— Как скажешь, — и он, сдёрнув пояс, рывком снял рубаху.

Я, против воли, подошла ближе, прикоснулась к его шрамам, к руке, проверяя внутренности. Рана, полученная от носорога полностью срослась. Шрам, правда, остался. Но я не могу лечить волшбою, как он.

Вспомнилась Купала, зелёное свечение, его горячие руки... И то, что было после...

Вдруг на моём стане сомкнулись его руки, и я отшатнулась.

— Пусти!

— Успокойся, Русана.

Я же забилась, будто птица в клетке.

— Русана! Успокойся! Я не сделаю ничего против твоей воли.

Уже делает!

Я с ненавистью взглянула на него, и путы разжались.

Бежала я от него сломя голову. Надо было вновь всё испортить!

Прибежала к царскому терему да влетела в башню. Теперь можно и дух перевести.

Что там с состязаниями? Захотелось поглядеть. Поднялась в свою спальню в надежде,что марево никуда не делось. И обрадовалась, когда обнаружила его.

Правда, состязания уже не было. Отец молвил своё слово:

— ... поздравляю победителей! Завтра будет простенькое испытание на смекалку. Пройдут его лишь десятеро из вас. А сейчас приглашаю всех победителей в свою баню. На сей раз без меня.

Марево пропало.

И что же мне делать? Не будь той роковой ночи, я бы выбрала Свена. А так остаётся только Алан и жизнь без колдовства.

"Но ты ведь что-то чувствуешь к Свену," — заговорила моя совесть, будто мой собственный голос.

"Да, ненависть и страх. Как я с ним жить буду при таком раскладе?"

"Со временем привыкнешь".

"Или возненавижу его ещё больше".

"Да, может быть, — согласилась совместная весть. — Но у тебя есть ещё Ваня".

"Ох, Ваня. Мне только его и не хватает на мою голову!"

"С милым и в бедности счастье. Ты просто испугалась, что хозяйство на тебя ляжет да колдовать просто некогда будет!"

А ведь она права. Хоть и умею многое делать, да не уверена, справлюсь ли.

С Зорькой не помешает поговорить.

Но явилась ко мне вовсе не Зорька, а отец. Прямо в спальню.

— Это что у тебя здесь за беспорядок! — возмутился он вместо приветствия.

Я окинула новым взором горенку. И правда, и когда успела? Помнится, при Зорьке в сундуки даже не лазила.

Зато сейчас... пока думала да с совестью разговаривала. Все свои царские наряды подоставала. И вот со всем этим придётся распрощаться!

"И вовсе не со всем! То, что сама шила-вышивала — твоё по праву".

Один вышитый золотом сарафан. Всё, на что меня хватило. Матушка моя остальные царские одежды вышила мне. И принадлежат они царевне. Ещё несколько рубах мужских с запасом по ширине да длине сшитых, одна женская, пара поясов, один кокошник и тюк полотна. Как вспомнила свои мучения наткать этот тюк, так руки и опустились. Умею, да, но не люблю.

"Придётся полюбить! Иль за Алана пойдёшь?"

— Батюшка! — всплеснула руками, я и забыла про него.

Он присел на диван.

— Что с тобой, дочка, творится?

Дальше ходить по горенке было просто невежливо. Пришлось отложить все дела и сесть рядом.

— Батюшка...

— Я думал, у тебя всё наладилось.

— Что значит, всё?

Отец смутился, явно что-то скрывает.

— Я знаю, что ты Свена лечила. И я возражать не стал. Защита не позволила б ему тебя обидеть. На остальное — собственная голова на плечах имеется. Свен бы сам сюда не смог явиться.

Я опустила взор. Всё-то он знает!

— Всё очень сложно, батюшка. Я разрываюсь в своём выборе. И не знаю, как мне поступить.

— Разрываешься между кем? — уточнил он. А я почувствовала к нему нежность. Мне будет его нехватать.

— Аланом... — и я замолчала, не в силах назвать остальных.

— И всё же?.. один Алан — это не выбор.

— Свеном и Ванькой, — призналась я.

— И в чём соль?

— Понимаешь, Алан — хороший человек. Мне он нравится, как человек.

— Но ты к нему ничего не чувствуешь...

— Дело даже не в этом. Просто... — я замолчала, стараясь подобрать слова. — Просто та жизнь, которая меня ждёт рядом с ним — мне не нравится. Ты был прав, когда говорил, что колдун — неплохая пара, но... он меня обидел. Я до сих пор с ужасом воспринимаю его прикосновения.

— А что с Иваном?

— Иваном? И это спрашиваешь ты?

— Да, я. Что с ним не так?

Я грустно хмыкнула.

— Будто ты не понимаешь?

— А что я должен понимать?

— Ну, он же... дурак! — нашлась я.

— Что? — рассердился отец. Дотронулся до моего лба. — Дочка, ты здорова? Похоже, тебе ещё лежать и лежать!

— Батюшка... — хотелось плакать от отчаяния. Что он имеет в виду?

— Милая, когда это я тебе учил глядеть поверхностно? В душу надо глядеть. И внешность...

— Дело не во внешности...

— Человек может прикидываться кем угодно. А люди болтать могут всякое.

— Но отец... как ты не понимаешь!

— Да, я не понимаю! — резко ответил он.

— Но он же простолюдин!

— Дочка, не разочаровывай меня! — он встал. — У меня дел по горло, а ты со своими глупостями!

— Значит, так! Алан: он — хороший человек. Я его одобряю. Выходить замуж тебе за него, и жить с ним, а королевство — это всего лишь дополнение. Да, придётся жить по их законам, но... тебя к этому готовили. Девица всегда уходит в род мужа. И всегда будет у любого мужа окружение, которое может не нравиться. Надо подстраиваться и не лезть на рожон.

Я вздохнула.

— Второе. Свен. Свена я тоже одобряю. Да, он ошибся, с кем не бывает. Но он раскаялся. К тому же, разве не ты говорила, что не один он виноват. К тому же, ты его помиловала и не пресекла его возможность биться за твою руку, а значит, неприятия к нему нет, как такового. Да, скорее всего, простишь его не сразу, но скажи, разве ты б не расстроилась, ежели б он отказался биться за тебя?

— Я не...

— Молчи, дочка. Дослушай!

— По поводу Свена — я всё сказал. Я его простил. Остальное — решать тебе. Он тоже хороший человек. Но и к нему полагается окружение. Наверняка есть и друзья, и враги. Теперь по поводу Ивана.

Неужели отец всерьёз рассматривает его в качестве жениха?

— Он займёт место Наума в десятке.

— Но почему? — не удержалась от вопроса я.

— Глядеть надо в душу.

— Но жизнь с ним...

— Вот именно. Жить тебе с ним или нет, решать тебе. Что до Джерваса и Видара?

Я помотала головой. Мне только их и не хватает. И так голова пухнет.

— Понятно. Ладно. Значит, Видар — точно нет.

— Да.

— Тогда в четвёрку войдёт Джервас.

— А остальные?

— Алан, Свен и Иван. Больше я вмешиваться ни во что не буду. Можешь довериться судьбе, коль сама не определилась. Всё. Я пойду. Дел много. Завтра с утра зайду к тебе. Надеюсь, что ты сможешь присутствовать на казни.

Я побледнела.

— Но...

— Оскопления, к сожалению, не будет. Иначе косу тебе придётся отрезать вновь. И тогда уже восстановить не удастся. К слову, мы поняли одну вещь.

— Что же?

— Тот человек, что спас тебя и погиб... он погиб до выстрела.

— Что это значит?

— Всю жизненную силу он отдал на восстановление твоей косы.

— Нет, это моя сила. Я бы почувствовала чужую.

Вспомнила, как похититель, отрезав косу, вдохнул в себя мою силу. А потом, значит, восстановил.

— Значит, Свен отдал всю его силу, сохранив твою. Уж не знаю, на что... Но тот мерзавец умер до выстрела. Его внутренности были такими старыми, что... почти рассыпались в прах. Твой колдун принёс его в жертву, но к делу я его привлечь не могу. Бездоказательно. Он был здесь и не мог быть там. И Свен пойдёт по головам, ежели потребуется. Надеюсь, что такого врага мы себе не наживём. Поэтому это ещё один повод выйти за него. К тому же, он спас тебя, а похитителя наказал жестоко... Да и сила у него скована...

Я понимала, что отец прав. И это был ещё один повод не выходить за него. Так ли я ему нужна, чтобы стать матерью его детям? Иль тут что другое примешано? Да, к злодеям только так и надо относиться, пресекая на корню подобное...

— Я завтра буду! — сказала уверенно и с вызовом.

— Отлично! Тогда наденешь наряд... — отец окинул взглядом мою спальню, скользнул по нарядам. — Вот этот!

— Но... Он же похож на Зорькин.

— Вот и славно! Введём женихов в,замешательство перед следующим испытанием. Но я хочу узреть взгляд того сарацина перед смертью.

— А я могу сделать что-то...

— А ты сможешь? И это может оттолкнуть твоих женихов...

Я сжала кулак, стараясь побороть дрожь.

— Не знаю.

— Завтра поглядим. Отдыхай. Еду я принёс, Зорька зайдёт вечером.

Царь уже подошёл к лестнице.

— Постой, отец!

— Да, дочка.

— Скажи, а я могу поменяться с Зорькой телами? Ну, навсегда...

— Хочешь сбежать?

— Хочу! — не стала таиться. — Ты против?

— Дело твоё! Только ты станешь простолюдинкой. Но обмен должен быть добровольный.

— Благодарю, батюшка! — я обняла родителя.

— Ох, дочка-дочка, сколько хлопот с тобою, — он улыбнулся, — но я ни о чём не жалею.

И что ж мне делать?

Вечера я дождалась с трудом. Не могла усидеть на месте. Зато навела порядок, подмела, помыла полы и не только, даже окна в башне отдраила. Жаль, овощей да плодов нет. А то бы попробовала и готовкой заняться. Без колдовства уж день живу. Терпимо пока что.

К слову, дала себе зарок до последнего испытания женихов волшбой не заниматься. Вот и поглядим, смогу ли жить без чар. Смогу ли жить с Аланом.

А вечером Зорька пришла. Я ей так обрадовалась, что готова была даже обнять.

К тому времени самовар уже кипел и стол я накрыла.

Зорька даже удивилась, завидев сияющую чистотой башню, в которой играли розовые закатные лучи.

— Ого! Неужто царь-батюшка прислал кого?

— Ага, дождёшься от него, — буркнула я.

— Сама прибралась? — удивилась Зорька.

— А что тебя удивляет?

— Да нет, ничего. Помнится, раньше ты окна не мыла.

— Ты, кстати, тоже, — вернула я упрёк.

— Русана, давай не будем ссориться, — устало сказала подруга, ещё и зевнув. — Я устала за целый день. Нелегко быть царевной.

Я её отправила мыть руки, после чего пригласила за стол.

— А я как раз хотела спросить, не хочешь ли занять моё место навсегда?

— Нет, Русана, не хочу.

— И никто из женихов не приглянулся?

— Да они на меня и не глядят. А те, кто обращает внимание и красуется, тут же отвергаются твоим отцом.

— Может, ты просто не тех выбираешь?

И я решила показать ей лики женихов. Полезла в сундук. Взяла стопку и тут бросила взгляд на дно сундука. Все лики так и посыпались из ослабевших рук.

Это что ж получается?

Кое-как собрала всю стопку в охапку и понесла к столу.

Алан, Джервас, Свен, Максимильян, Джулиус, Грегор, Ролан, Эдгар, Видар, Ванька.

Десять! Но как такое возможно? Наума нет, но я точно помню, что Ваньку видела уже в тот день, когда на капище женихов просматривала. Получается, их уже тогда одиннадцать было?

— Мне вот этот нравится, — и Зорька показала на Джулиуса. — Ещё вот этот неплох! — теперь уже на Видара. — А вот этот — красавчик! — на сей раз на Ваньку.

Она его не узнала? Значит, это не тот дурак, который на печи лежит. Тогда кто он?

— А вот эти? — и я показала на Алана, Свена и Джерваса.

Она помотала головой.

— Колдун мне не нравится.

— Почему? — спросила не потому, что хотела его оправдать, просто хотелось знать причины, почему он ей не понравился. Может заметила что-то, что я упустила.

— Я боюсь его.

— Почему?

— Он будто в самую душу глядит. Мне всегда не по себе становится.

— И всё?

— Ну, он колдун, сама ж говорила. Так что не надо мне такого счастья...

— А Алан? — показала на бритта.

— Этот, может, и неплох, но чернявый. Да и очи тёмные. У меня брат встречался с такой девушкой, из цыган. Так вся семья шарахалась от неё.

— Но Алан не из цыган.

— Ну и что, а очи — тоже тёмные.

И вот как мне быть, когда даже на Родине суеверий много и по цвету очей уже людей боятся.

— А Мару знаешь?

— Мару? — удивилась подруга. — Девицу, что помогать сюда приходит.

— Да.

— Вот она как раз из цыган! С ней брат и встречался!

— Встречался. Уже не встречается?

— Нет. Его с другой девушкой сосватали. Правда, мы боялись проклятия со стороны родственников Мары, но их род получил хороший откуп. Семья поклялась на роду, что ничего плохого нам желать не станет.

— А твой брат? Он счастлив?

— Во всяком случае, недовольства с его стороны не было.

Я закатила очи.

— Значит, Видар? — решила я переменить русло разговора.

— Ну, он благородный, начитанный.

— А ещё хотел меня сегодня отшлёпать.

— Что? Когда?

— Ну, ты же меня сама собирала. Я с женихами чуток погуляла. Догулялась.

— А вот этот, светленький? — и показала на Джерваса.

Я пожала плечами.

— Я недостаточно хорошо его знаю. Пока нареканий не было.

— А вот этот? — показала на Ваньку.

— Красавчик. И испытания хорошо проходит. С первого раза, обычно.

— Да, силён, — сказала я, тоже о Ваньке задумавшись.

Какая выгода отцу за Ваньку меня сватать? Правда, королевичей да царевичей неплохо разбавить простолюдинами — будет чудно, коль дойдут до конца лишь одни благородных кровей женихи. А значит, он может и ещё кого-то пропустить. И довести Ваньку до самого конца. Хотя, можно это списать на то, что к царевне простой люд даже не осмелится свататься.

Вот только, ежели Ванька не тот дурак, которого знает Зорька, то люд его не знает. Одет он, правда, по-простецкому.

— Ладно, Зорька, я поняла. Нет у тебя возлюбленного.

— Ты не обижайся, ладно? — попросила подруга.

— Никаких обид. Ты мне и так очень многим помогла.

Подруга засмущалась.

— Русана, а можно тебя попросить?

— Конечно, о чём речь!

— А можешь поколдовать и сделать так, чтобы отец меня не сватал за Стеньку?

Это что-то новенькое!

И как подруге сказать, что я зареклась колдовать? Она обидится, скажет, что просто помочь не хочу.

— А он тебе совсем-совсем не нравится?

— У его семьи добра много. Да и сам он трудолюбив, но он такой рябой и щербатый, — подруга скривила рот.

— Есть кто другой на примете? — выпытывала я.

— Раньше мне Ирий нравился. Но... — она погрустнела.

— Что?

— Пока я сидела в башне, он к Любке переметнулся! — и подруга, как ни пыталась сдержать слёзы, а не смогла.

Я обняла её.

— Козёл он! Надо его проучить! Может, рога наколдовать? Бородка наверняка есть!

— Что? — удивилась подруга, отстраняясь. Слёзы тут же высохли.

— Нет, что ты! Мы сами разберёмся, я всё ещё надеюсь, что он извинится, скажет, что ошибся...С кем не бывает.

А эти слова вдруг царапнули душу.

— Я погляжу, что есть в моих книгах, чтобы отвадить Стеньку, — пообещала подруге. Да глянула на двор. Уж стемнело. — Милая, тебе домой пора! Или, коль хочешь, оставайся у меня ночевать.

— Нет, отец не одобрит. Пойду я.

И подруга ушла, заставив меня задуматься. Надобно поговорить с батюшкой, желательно с утреца. Может ли он помочь Зорьке волшбою иль просто, по-людски?

Глава 20

На удивление, спала как убитая. Утром хотелось с отцом встретиться, поэтому я просто взяла, да и вышла сквозь защиту. Это что-то новенькое!

А может, защита просто перестала действовать? Проверила. На месте. Чудно!

Отца я застала ещё в своей спальне, но уже проснувшегося.

— Русана? — удивился он моему приходу. А рядом матушка лежит. О как!

— Здравствуй батюшка, здравствуй матушка, — приветствовала родителей.

— Здравствуй, доченька! А как ты здесь очутилась? — удивилась матушка.

— Мне поговорить с батюшкой надобно.

Мама, кажется, обиделась.Накинула на себя халат да ушла в смежную комнату.

Почувствовала, что отец защиту от прослушивания,поставил.

— Что стряслось? — спросил он, переодеваясь.

— Хотела о Зорьке поговорить.

— Сказывай.

— Она просит меня вмешаться да жениха Стеньку отвадить.

— Волшбою? Ты ведь знаешь, влиять на волю разумного нельзя посредством чар.

— Я знаю. Но должна ей. К тому же я не могу.

— Почему?

— Я решила попробовать пожить без чар до последней четвёрки. Смогу ли?

Отец улыбнулся.

— Да ты растёшь, дочка!

— Так что ты скажешь? — решила переменить разговор. А то похвалил так, точно отругал.

— Ты и ответь мне. Что думаешь?

— Я б попробовала поговорить с этим Стенькой. Коль хороший парень, так чтоб поухаживал за девицей, и, ежели, она не захочет, так и не лез к ней.

— Дельная мысль! А коль не согласится с нею?

— Тогда, может, представить Зорьку в нелестном свете, хотя... — я задумалась. Слухами земля полнится. Нельзя. А то вообще женихов у неё не станет. — Можно пару мелких пакостей сделать, чтобы он воспринял это как знак свыше.

— Нет.

— Что?

— Никаких пакостей!

— Но...

— Я поговорю с её отцом и с родителями Зорьки. Попрошу отложить сватовство на одно лето. А там поглядеть, как отношения у них развиваться станут.

— Она по Ирию сохнет.

— Тем паче!

— А ещё...

— Что?

— Почему у неё женихов нет? Чудно! Она ж на виду вся. И народ ведь знает, кто исполняет мою роль.

— Боятся, что вести себя по-царски станет? — намекнул царь.

— Получается, мы ей всех женихов распугали?

— Как распугали, так и обратно найдём! Я в долгу не останусь. Вот только...

— Что? — насторожилась я.

— Я тогда сам ей жениха выберу. И её одобрения ждать не стану.

— Но...

— Коль сохнет по другому, то и не увидит никого боле. Надо на этого Стеньку взглянуть, может, хороший человек, зазря напраслину наводит. У тебя всё?

— Да, батюшка. Что мне делать?

— Коль выбралась из башни, пойдём вместе позавтракаем.

— А может, не надобно, — жалобно как-то вышло.

— Боишься, весь завтрак под ноги обидчикам вылить? Пойдём!

Завтрак прошёл в тепле домашнего очага. Как-то так уютно ещё не было. Мы с братьями да сёстрами шутили. Льдинка на Алана засматривалась и пожелала мне его не выбрать. Ну, как пожелала, не в открытую, конечно, а:

— Тебе ведь Алан не нравится...

— С чего ты взяла?

— Ну, вы совсем разные. Он такой весь из себя король, а ты...

— А я — царевна.

— Да ладно. На себя погляди. Сегодня ещё ничего выглядишь, а раньше вообще голодранкой. И где гордость, внутреннее достоинство?

А я сижу и улыбаюсь. Ну-ну!

— А кто ж мне подходит? — спрашиваю её.

— Колдун! Ты ж у нас колдовать любишь, вот, два сапога — пара! Он, кстати, тоже в рванье вечно ходит.

А я взглянула на старшего брата. Тот одевался как отец, в обычную одежонку, правда, добротную.

— Так разве ж в этом счастье? — спросил Мстислав.

— Так не голодранкой же!

Родители делали вид, что не замечают наших разговоров. Но уверена, слушают внимательно. — А мне Ваня нравится, — задумчиво сказала я. — Вот, кто точно не обидит да всегда поддержит.

Отец довольно улыбнулся. И хоть я нарочно так сказала, похоже, именно так и думает.

— Ты ж не взаправду?! — удивилась Льдинка.

— Он насквозь тебя видит. Даже в мужском обличьи, — продолжила я. — Как так, батюшка?

— Нужно уметь глядеть в душу. Я ведь учил. Тут не нужна волшба никакая, — ответил отец.

— А меня научишь? — оживилась наша младшенькая Нежа.

Отец кивнул.

Я задумалась и остальной разговор мимо ушей пропустила. Ванька-Ванька... Кто ты такой? И правду ли сказал, что суженый мой?

На казни было много народу. Все местные. А женихи, оставшиеся двадцать человек, в первых рядах.

— Ишь, на казнь как нарядилися! — послышался оттуда шепоток. Потом удар и всё смолкло. Казнь была через четвертование. И мне полагалось не просто глядеть, а быть на помосте.

Вывели сарацина и его сообщников. Вспомнилась моя беспомощность, как меня этот гад уже дважды похищал. Как пытался опоить. Да как отдал приказ косу рубить.

Я подошла к этому мерзавцу. Встретились взглядом. Он усмехнулся. А я... Я не смогла даже ударить его. Хотелось, и сильно. А ещё хотелось сделать что-то, чтобы он ощутил весь мой позор. Недаром отрезание косы к оскоплению приравнивается.

Глашатай, зачитав обвинения и приговор, отошёл в сторону.

— Есть что сказать? — спросил отец у преступников.

Сарацин зыркнул на меня и чуть ли не выплюнул мне в лицо:

— Тебя всё равно украдут!

— Есть ли желающие лишить этих людей жизни? — спросил отец.

Думаю, он не прочь был сам это сделать, но... Положение не обязывает. Желающих всегда хватало. Обычно брались за это дело тех, кого обидели или кто-то из мужчин семейства.

— Я это сделаю! — и на помост вышел колдун. — Вот только к вышеуказанным преступлениям следует добавить ещё и отрубание девице косы. А потому, дабы по справедливости да по совести поступить, я проведу ещё и оскопление.

Похититель переменился в лице.

— Ты не сможешь доказать! — чуть ли не выплюнул он.

— Велимудр, ты можешь показать её воспоминания? — обратился Свен к придворному волшебнику.

Над местом казни расползлось марево.

Я ощутила, как ко мне прикасаются чьи-то холодные пальцы. А потом появилось то, что я видела с самого начала. Первое похищение, затем второе. На отрубании косы и рассыпавшихся по плечам коротких космах воспоминания прервались.

Моё лицо не показали воспоминания, ведь я себя со стороны не видела.

— Оскопить! — требовал народ. — И только потом четвертовать:

Когда же колдун приступил к казни, я не могла отвести взгляда. Будто завороженная глядела на его нож, по которому стекает кровь. Как батюшка и учил, глядеть не на жертву, а лучше на руку палача или оружие...

Когда же первая кара закончилась, колдун вытер нож о рубаху преступника, а отрезанные части тела всунул тому в рот. И заставил съесть.

— Не знаю, как у вас, но у нас поступают именно так! — пояснил свои деяния колдун.

Справедливо! Хоть и мерзко, но... он того заслуживает! Чтобы не повадно было!

Меня приобняла Зорька. А я взглянула в очи злодея. В них был ужас, боль, отвращение и что-то ещё. Я выставила щит, на всякий случай. Бросила взгляд на Алана. Тот явно не наслаждался зрелищем, а ещё сквозило осуждение во взгляде. Читалось: "Сам-то не лучше!"

Но пришедший простой люд оказался вполне доволен такой карой.

Зорька, из поддержки превратилась в обузу. Просто, хлопнулась в обморок, и мне пришлось её держать. Льдинка и Нежа — тоже. Их подхватили отец и Велимудр.

— Довольно, Свен! — сказал отец с нажимом. — Кто хочет продолжить кару?

В один прыжок на помосте оказался Ванька. Взял у Свена нож и одним движением рассёк оскоплённого сарацина, а потом так же быстро и с другими разделался.

Свен пошёл к лестнице с помоста, мимо меня.

— Благодарю, Иван, — сказал отец.

— Ты как? — спросил Свен тихо, глядя на меня. — Ненавидишь?

Нет, я не испытывала к нему ненависти. Но это... было слишком...

— Я не позволю никому уйти безнаказанно, — меж его строк читалось, что найдёт всех, кто обидел меня. Хотя он и не сказал этого, но я почему-то так решила.

— Свен, я тебя не ненавижу, — прошептала так же тихо.

А он просто прошёл в толпу, ничего не сказав в ответ.

Когда же Ванька сходил с помоста, тоже прошёл мимо и шепнул:

— Это ведь была ты. Твои воспоминания. То-то я не мог понять, почему тебя здесь столько времени не было, — он говорил с сожалением, будто чувствовал себя виноватым.

Я же поняла одну вещь. Только один человек пришёл мне на выручку. Возможно лишь потому, что обладал нужной силой. Возможно потому, что услышал мой зов о помощи. И не важно было, почему он услышал, а другие нет. Но он услышал! Пришёл! Помог! Даже, ежели та его часть погибла, а осталась более жёсткая. Но... он меня спас. И защитит и впредь. И я его не ненавидела. Нет! Я его любила. "Люблю," — поправила себя.

Я грустно вздохнула. Как-то всё это неправильно. Я мечусь от одного к другому. А сделав выбор, продолжаю метаться.

Ваня же грустно глядел на меня.

Пришлось выдавить из себя улыбку, чтобы хоть как-то сгладить обстановку.

— Всё уже в прошлом, — сказала я. Очень на это надеюсь. Но Ване об этом знать не стоит. Чудно. Вот при всех моих уже осознанных чувствах к Свену, я к Ване тоже испытывала что-то. Только что, понять пока не могла.

А значит, не стоит торопиться с выводами. Уже раз выбрала жениха. Благо, не поторопилась отцу его озвучить.

Казнённых развесили за городом, нацепив табличку на каждом куске его тела, за что его постигла такая кара.

А царь велел тут же продолжить состязания, как только наши девицы пришли в себя.

На сей раз испытание сводилось к следующему: выходило много разных наряженных девиц, средь которых полагалось выбрать самую красивую. Те, кто знал, как я выгляжу, не долго думая, выбирали меня. Не потому, что приглянулась, а просто не могли по-другому. Как так, зная, кто царевна, не выбрать её? Кто-то, видно, включил ум, да, отсекая очевидное, избрал меня.

Выбыло пять человек.

Отсеять остальных пришлось следующим испытанием.

Велимудр создал мары разных очей, часто отличающихся лишь оттенком. Следовало выбрать те, что у царевны. И вот тут оставшиеся пять и прогорели.

И вечером, провожая оставшихся женихов, я поняла, что десятка изменила свой состав.

К выбранной мною четвёрке прибавились Грегор, Максимильян и четверо незнакомцев. Все в простой одежонке. Неужто, батюшка решил изменить правила?

Я глядела в душу каждого, как он и учил, но ничего особенного не видела: обычные мужики, двое наших, ещё двое — чужих.

Похоже, Видар решил, что такая жена, как я, ему не нужна. Настоящий Ролан, похоже, наугад выбрал первую попавшуюся девицу, о чём думал Юлиус, не знаю, а Эдгар выбрал девицу, похожую на себя — со смуглой кожей и карими очами.

А вечером я спросила отца, кто такой Иван.

— А вот не скажу.

— Но... Как же я могу выбрать его или не выбрать, коль не знаю, какое будущее нас ждёт?

— А вот и решай не только разумом, а и сердцем. Чутьё тебя не обманет. А то один нравится, да не нравится жизнь с ним, другой наоборот... Вот и не знай дальше. Чтобы не было расчёта в твоих действиях или потом не жалела...

— Батюшка, как же так?!

— Русана, я снимаю защиту с башни. Ты — свободна в своих перемещениях. Женихи навредить не смогут. Чужаков, кроме них, здесь нет. А народ тебя любит. Возможно, ты пока не поймёшь, но... Ладно.

— А ежели я сбегу?

— Сама?

— Ну, чтобы не делать выбор...

— Сбегай! — милостиво разрешил он.

А я вытаращила очи.

От манящего простора, точнее воли, кружилась голова. Я не понимала причин такого отцовского поведения, и это пугало.

Меня выгоняют? Отчего-то стало грустно.

— Русана, ты чего? — отец привлёк меня к себе.

— Не выгоняй меня, батюшка. Я буду примерной дочерью, — всхлипнула вдруг. — Выйду замуж за того, кого скажешь...

Но вместо того, чтобы меня пожалели да погладили по головке, отец отстранился.

— Русана, ты всё неправильно поняла. Я тебя вовсе не выгоняю.

— Тогда... я не понимаю.

— Ты на себя погляди. Запуганный маленький зайчонок, при этом стойко выносящий все невзгоды. Ты слишком взрослая, но при этом такая маленькая. Мне страшно, что я не подготовил тебя ко взрослой жизни. Не дал, как положено, девице вдоволь нагуляться перед замужеством. А сейчас ты боишься своих чувств. А когда рассуждаешь о замужестве лишь со стороны выгоды, меня аж передёргивает. Ты же девица, тебе положено влюбляться, встречаться с парнями, ходить на свидания, играть в игры, целоваться, в конце концов. А ты...

— А я выбираю себе супруга, — грустно сказала я.

— Вот-вот. Сейчас вечер — время гулянок. Иди!

— Правда? — не поверила я. И, получив кивок, спросила: — До утра? А как же женихи?

— А ты хочешь с кем-то погулять?

Я отчаянно покраснела.

— Иди уж. Иди на песнь.

— Сейчас, только переоденусь!

— И не в лохмотья!

— Хорошо, батюшка!

Сборы, к сожалению, заняли больше времени, чем я планировала. Пришлось ополоснуться, прежде, чем наряд свежий надевать. Да и косу переплести. Да на себя в зеркале поглядеть.

Неплохо выгляжу! Хотя, чего-то не хватает. Ах, да, ожерелья!

А вот его пришлось долго выбирать, вспоминая свойства камней и того действа, которого желаю от них добиться. Самая настоящая волшба, правда, уже не моя... Точнее, ведовство!

Выбрала жемчуг. Камень любви, чистоты, верности. Вспомнила, что он больше к супругам относится, но он уже приглянулся, доверилась чутью. Такие же и серьги надела.

Оглядела себя с головы до ног:

На голове красная лента повязана, в косу тоже вплетена такая же.

Серые очи и алые уста очень красиво сочетались с лентами да жемчугом. Красный в белый горошек сарафан, тонкая, вышитая калиной сорочка. Родовой символ, приуроченный к красному солнышку. На сарафане узоры растительные да природные, означающие лишь женскую суть. На ноги черевицы* надела. Смущённо опустила взор, не давая себе возможности залюбоваться собою.

Волнительно-то как! Никогда не гуляла вместе с народом. Примут ли?

На дворе уж стемнело. Правда, улицы освещались разноцветными световыми шариками. Определилась с направлением и пошла на музыку да песни.

При моём приближении, музыка смолкла.

Послышался шепоток:

— Русана...

— Доброй ночи, — приветствовала я девчат да парней. — Можно с вами?

— Можно! — разрешила какая-то девица. — Присоединяйся!

От сердца отлегло. Девицы шли впереди, а позади юноши наигрывали на балалайках да гармони.

Девицы пели, и хоть слов я не знала, всеобщее веселье передавалось и мне.

Пройдя по всем улочкам и собрав всю молодёжь, вышли за селение к лугам. Вот там и началось гуляние.

Начали играть с "Ручейка". Начали вставать парами, со сцепленными и поднятыми вверх для создания прохода руками. Меня Зорька схватила за руку да встала в конец. За нами ещё несколько пар тут же появилось. Кто-то запел песню про ручеёк.

— Какими судьбами? — спросила она.

— Батюшка отпустил. А ты?

— Отец вдруг сказал мне не ждать сватов, а идти гулять, пока можно.

— А сваты?

— Не знаю. Вроде бы, не приходили.

И тут Зорьку утащил Вода, оставив меня без пары. Ой, это я теперь Вода, выходит!

Пришлось идти в конец ручейка и начинать путь под руками пар. Я, не глядя, схватила кого-то и вывела.

Лишь потом подняла очи. И встретилась взором с колдуном.

Хорошо, что стемнело — не видно опалившего щёк румянца. Опустила очи долу.

— И что же добрый молодец забыл на народных гуляниях?

— Да вот, птичка на хвосте принесла, что красна девица здесь.

Ох, отец! Зачем? Я думала, и правда, хочет, чтобы я развеялась.

— Ага, птичка, — грустно молвила.

— В самом деле, птичка, сказала, что ты вся такая нарядная побежала в селение.

— Остальные женихи тоже тут?

— Нет. Я никому не говорил.

И тут меня сцапали. Зорька вывела.

— Что он тут забыл? И как его наши пустили? — просто чужих парней местные не жалуют. В игры редко пускают, а как пустят, так высмеивать да шутить начинают.

— Не знаю, — пожала я плечами.

Недолго, правда, простояли мы с нею. Потому как Свен отставать не собирался.

— Зорь, не хватай меня, а то побьют нас, что втроём лишь играем.

— Чего ж Зорьку не хватаешь? — спросила у жениха. — Кажется, ты её любишь.

— Тебе только кажется.

— Свен!

— Что-то Зорька от меня не шарахается.

И на что это он намекает?

— Ты о чём?

— Ты очень красива! — молвил вместо ответа.

Я нахмурила брови.

— Свен!

Но тут меня Вода сцапал. А Водой оказался Ванька. Я закатила очи. Начинается! Мне только Алана и не хватает для полного счастья! Вот только боги понимают всё буквально, как бы и его не притянуть. С одной стороны, не хотелось и его видеть, а с другой — не порядок. Пролёживать портки, тогда как иные женихи пытаются завоевать!

— А тебе какая птичка нашептала? — задала вопрос, хотя подозревала, что отец.

— Увидал я тебя — мимо пробегала.

— Да я ж разве шла мимо вашего терема?

— А я как раз к царю шёл, а тут — ты... — и Ванька расплылся в улыбке.

Неуспела додумать, что ж он у царя забыл.

Музыка стихла.

Тут бабушка, которая приглядывала за всеми, и говорит:

— А глядите-ка, кто к нам пожаловал! Женихи нашей Руси, да ещё и не один, да все чужие! Ну что парни, бить будем их?

Девицы все отошли, обступая меня, а вот добры молодцы вперёд вышли.

— Зачем же бить? Давайте силушкой померимся! — предложил колдун.

— Ты гляди-ка, в своей силушке уверен! Да доказать сперва свою ловкость да сноровку должон!

— Так разве ж не доказал, проходя царские испытания?

— Так то царские, а теперь наши! Не испужаешься?

— Чегой-то пугаться?

— Ну гляди! Кто готов помериться силушкой с нашим женихом? — бабушка повернулась к сельским парням.

Вперёд вышел знакомый молодец. Тот, что предлагал мне замуж тогда, на рынке.

-,Значит так. Вставайте нога к ноге, ноги на ширине плеч, а теперь одною рукою сцепляйтеся да боритеся. Ногами двигать нельзя! Кто первый не устоит, тот и проиграл!

И здоровяк против колдуна встал. Не равные соперники! Это Ваньке надо было супротив добра молодца выступить!

Но мне слова не давали. А противники встали, как велено было, да запястьями ухватились. И начали выгибаться, перетягивая. Колдун, правда, схитрил. Больную руку за спину завёл жа здоровою уцепился. Противник возражать не стал. Пока боролись, гармонист наигрывал мелодии. Колдуна сильно выгнули назад, но он удержался, а потом как-то вывернулся, вставая, а здоровяка повалил навзничь.

Ого!

— А у нас ещё жених! Кто пойдёт против него? — напевая, проговорила бабушка. От её внимания укрыться оказалось невозможно. Пришлось Ваньке отлепляться от ствола берёзы и тоже сражаться. Правда, с более узкоплечим парнем, зато ловким. На сей раз бой вышел длинным, Ванька никак не сдавался, а вот парень и так, и сяк налегал. Победил всё же Ванька.

— Ну раз такие сильные оба, так пускай померятся силушкой друг с другом. В "Петушки" поиграем!

Женихам наказали встать на одну ногу, вторую рукой придерживать у седалища, и так прыгать, стараясь спихнуть противника. Победителю полагалось быть селезнем.

Пока прыгали, я по сторонам оглядывалась, в поисках иных женихов. Но пока не заметила.

— Алана точно нет, — шепнула Зорька.

— Почему?

— Его царь-батюшка принимает.

Что же это значит? Да и Ванька зачем-то к нему шёл.

— А давайте в "Селезня" поиграем! — предложила девушка-славница*, сменив бабушку. И меня позвали в середину хоровода. Я огляделась. Селезнем был колдун. Значит, обыграл Ваньку. Тот вновь попытался слиться с берёзою.

— Я сейчас, — предупредила народ и пошла к жениху.

— Русана!

— Вань, иди к царю, раз вызвал тебя, не обрадуется, коль явишься поздно иль не придёшь вовсе!

— Уверена?

— Иди. Я буду до утра гулять. Ты ещё успеешь...

— Тогда ладно! — и Ванька пошёл в сторону царского терема.

А я вернулась к молодёжи. Как раз ловил парень девушку. Чудно, но внутри разгорался огонь предвкушения. А поймал её и потянул в коло целовать. Ой, мамочка, да я зацелованная так стану... Но улыбка уже поселилась на лице супротив воли.

— Русана, твоя очередь! — позвала меня славница. Я вошла с трепетом в душе внутрь. Колдуна выпустили из сомкнутого кола наружу хоровода.

Коловодящие затянули песню:

"Сиз голубчик Селезень,

Хохлатой Селезень,

Селезень догоняй утку,

Молодой догоняй утку.

Поди утушка домой,

Поди серая домой,

У те семеро детей,

Осьмой селезень"*.

А девятая сама,

Поцелуй разок меня.

И пока пели, Свен пытался меня догнать, а я ныряла то внутрь кола, то наружу. Но вот он изловчился да поймал меня...

— При народе-хороводе парень девушку поймал, и её он целовал. Сколько раз? — спросила славница у народа.

А я ничего уже не слышу, кроме сердца, стучащего очень громко. Он держит бережно, будто я могу рассыпаться. Так приятно.

— Десять...

— Можно? — шепчет он.

— Да, — разрешаю ему.

А он наклоняется и целует в щёчку. И второй раз. Каков наглец! Пришлось брать всё в свои руки. Обнять его шею и поцеловать в уста.

Один поцелуй. Полный нежности. И вновь целует под счёт в щёчку. Зачем он дразнится? Я вновь ловлю его голову, шепчу:

— Зачем ты меня дразнишь?

— Тебе ведь нравится, — так же шепчет охрипшим голосом.

А я улыбаюсь. Он целует в носик.

— Десять!

Нехотя разжимаются объятия. Нас увлекают в хоровод, выбираются новые Селезень и Утка.

Я вовлекаюсь в игру. Пою вместе со всеми. На душе легко становится, а ещё внутри раскручивается сила.

Затем играли в Ткачиху. Становились в два ряда, которые, сходятся и расходятся, а меж ними два челнока пробегают. Должны успеть, пока ряды разошлись. Кто не поспеет пробежать, тот проиграл. Играли теми ж парами, что и в Селезня. А со стороны, когда глядишь, так похоже на танец, такие плавные движения девушки да парня. Любо-дорого глядеть. А потом и нас с колдуном выбрали.

— Я весёлая ткачиха

Хорошо умею ткать.

Пинч-понч, клёпа-клёпа,

Хорошо умею ткать.

И с каждой пробежкой песня и движения хороводных ускорялись и ускорялись. Пока меня не поймали. Колдун выбрал другую пару, как победитель, и мы стали в ряды друг напротив друга, уже подхватывая песню и смыкая ряды. Нам подыгрывала гармонь да балалайка, а вдалеке даже звучали гусли.

От всего этого азарта кружилась голова. Но сельские будто и не притомились. Все довольные, пляшут дальше.

— Позвольте у вас умыкнуть мою невесту, — молвил Свен, осторожно беря меня за руку.

— Не позволительно без игр вот так забирать девицу.

— Мы ненадолго, — отвечал он и потянул меня в сторону. В темноту ночи.

— Свен, что ты хотел? — довольно пробурчала я.

— Садись, — и меня усадили под дерево.

— Рассказывай, что тебя тревожит, — решила, что чем раньше выслушаю его, тем скорей вернусь в игру.

— Да ничего, а вот у тебя, похоже, хмель ударил в голову.

Я хихикнула. Да, похлеще хмеля будет. Голова кружилась. Заметила это только сейчас.

— Что со мной?

— Волшба.

— И кто ж такой смелый, что колдует? Уж не ты ли? — и я вновь захихикала, встала и повисла у него на шее. — Свен! — разглядывала его очи, во тьме почти неразличимые.

— Может, тебя усыпить? — шепнул он на ушко, заставляя кожу гореть от его дыхания.

— Свен... А ты меня не обидишь? — спросила прямо. — А спать нельзя... Я Ваньке обещала, что до утра буду гулять...

— Я тебя сейчас поцелую и часть силы заберу. Только не пугайся, ладно? Не обижу.

— Хорошо...

И мои уста накрыли его. Голова закружилась ещё больше, и соображать я что-либо перестала. Лишь когда он оторвался от меня, мысли прояснились.

Первым высунулся страх. А не снесёт ли колдуну вновь голову? Но я его затолкала поглубже. Он обещал.

— Как ты? — спросили мы одновременно. И улыбнулись.

— Возвращаемся к остальным? — предложил он.

— Я вновь опьянею.

— Придётся вновь тебя целовать.

— А ты разве не хмелеешь?

— Нет. Силу сразу распределяю и складываю про запас.

Хотелось спросить, что ж тогда, на Купалу, было. Но прикусила язык. Не стоит портить вечер. У меня их мало осталось. Мы вернулись к грающим.

— Русана, всё в порядке? — подошла Зорька.

— Да, всё хорошо, — обняла её. — Опьянела я после ваших хороводов.

— У меня поначалу тоже такое было. Потому младших девиц на всю ночь сразу и не пускают. Потом привыкаешь. Уверена, что хочешь продолжить?

— Да, хочу.

Веселились мы до самого утра. Я и плясала, и играла и даже на качелях качалась. Самые запоминающиеся игры оказались "Моргалочки", "Золотые ворота" и танец "Платочек".

Колдун прилип как банный лист и не отходил от меня. И стоило кому-то обратить на меня внимание, как начиналась стычка. Чувствовала себя лишней тогда, будто они добычу делят. Хотя поединки все глядела. Свен ни разу не проиграл, но я порою так злилась на него, что выбирала побеждённого и танцевала с ним. Правда, обошлось тогда без поцелуев.

Ванька пришёл лишь под утро. Какой-то уставший.

— Вань, что случилось? — встревожилась я.

— Мне надо отлучиться. Отец при смерти.

Ну вот, не было печали.

Стало отчего-то грустно. Неужели, Ванька не продолжит состязаться за меня?

— Хорошо, — и не знаю, что сказать. Человек уходит в иной мир и хоть грустить не положено, а всё же был человек, а потом его не станет.

— Увидимся на состязаниях. Я буду приходить лишь на них.

— А браслет?

— Сними, пожалуйста. Мне нужны все мои силы.

Колдун, на удивление, не маячил поблизости. Я разомкнула браслет и Ванька тут же исчез. Ого! Он и так может!

Чудно, но отпускать его вот так оказалось больно. И хоть была уверена, что ещё вернётся, поборется за меня, почему-то внутри засел червячок сомнения. А вдруг посчитает разомкнутый браслет концом наших отношений? Что же со мной творится? Неужто я сразу в двоих влюбилась? Но ведь Ванька не сделал ничего такого, за что его можно было любить. Разве что разглядел меня в чужом теле... Да и врезал Видару... Но разве этого достаточно, чтобы полюбить? Да, поддерживал в трудную годину*.

И колдуна будто след простыл. Почему он не поддерживает, когда мне плохо? Когда просто хочется поговорить по душам. Или тут только расчёт. Попытка завоевать меня, которая почти увенчалась успехом?

Что же мне делать? Как быть? Боги, почему не может быть всё просто? Я взглянула в небеса, в надежде получить ответ. И осознала его: то, что достаётся просто не ценится.

Примечания по главе:

черевицы* — (Даль) ярославский говор, башмачки женские остроносые, на каблучках.

славницы* — (И. Шангина "Русские девушки") — девушки достойного поведения, красивые, хорошо одетые, бойкие, веселые. С их мнением считались, на них старались походить.

Сиз голубчик Селезень* — слова народной песни из книги "Сказанiя русскаго народа о семейной жизни своих предковъ, собранныя И.Сахаровымъ"С-Пб. 1836 год.

година* — час.

Концовка

Продолжение больше не выкладывается.

Те, кто хотят получить его бесплатно, можете выполнить 2 условия:

1. Пообещать не распространять и не передавать третьим лицам концовку.

2. Указать ваш e-mail.

3. Ну и отзыв приветствуется...