Сэр Ирем хмыкнул.
— Ладно, Финнрек. Лорд дан-Энрикс, кажется, доволен вашим сообщением. Пошлите к Северной Стене кого-то из дозора и идите отдыхать, — сжалился он. И, отмахнувшись от ответа Финнрека, захлопнул дверь. — Ну что, ты рад?.. — спросил он, возвращаясь к Криксу.
— Я не знаю, — отозвался Крикс, помедлив. — Не уверен, что у меня есть причины радоваться. Честно говоря, я не хотел бы это обсуждать. Выпьешь со мной?
— Пожалуй, но тогда спустись с небес на землю. У тебя такое выражение лица, как будто бы ты умираешь от желания вскочить на лошадь и помчаться к городским воротам. Это раздражает.
Меченый поморщился, сообразив, что коадъютор был не так уж и не прав — все мышцы у него в самом деле напряглись, как будто бы он был готов немедленно сорваться с места.
— Хватит болтать вздор, — устало сказал он. — Лучше распорядись, чтобы нам принесли бутылку эшарета.
Олрис бесшумно отделился от стены и бросился обратно в свою спальню. Конечно, любопытно было бы послушать, о чем Меченый и Ирем станут разговаривать за эшаретом, но он чувствовал, что, если он еще чуть-чуть пробудет на балконе, то начнет стучать зубами так, что его будет слышно даже в комнатах дан-Энрикса. Его трясло от холода, и он никак не мог отделаться от ощущения, что его внутренности давно смерзлись в один липкий и холодный ком. Ввалившись в свою комнату, Олрис поспешно бросился к камину и придвинулся к огню настолько близко, насколько это возможно было сделать, не спалив штаны и сапоги.
Из подслушанной беседы Олрис разобрал примерно половину — на большее его познаний в аэлинге не хватило. Но Олрис был почти уверен в том, что главное он понял правильно, и Меченый действительно лишился своей магии.
"Проклятый Призрак! — думал он, скрипя зубами от досады и от холода. — Как жаль, что он успел себя убить. Его бы следовало обезглавить. Нет, четвертовать!.. И я бы с удовольствием на это посмотрел!"
Бедный дан-Энрикс. Мало того, что ему сейчас едва хватает сил, чтобы пройти по комнате, так он, в придачу к этому, еще лишился и своих магических способностей! Для мага это, вероятно, так же тяжело, как стать калекой.
"Я бы сам убил этого Призрака, если бы только мог!" — подумал Олрис злобно.
Постояв возле камина еще несколько минут, и отогревшись достаточно, чтобы его перестало корчить от озноба, Олрис добрался до своей кровати и залез под одеяло. Устроив на постели что-то вроде теплого шерстяного кокона, и, наконец, почувствовав себя достаточно уютно, Олрис мысленно спросил себя, кто сможет защитить Адель от Олварга теперь, когда дан-Энрикс лишился своей Силы — но не смог найти ответа.
"Интересно, что об этом скажет Ингритт" — промелькнуло в голове у Олриса, но уже в следующую секунду он со всей отчетливостью осознал, что он не вправе никому рассказывать о том, что он услышал этой ночью. Узнать чужой секрет, подслушивая чей-то разговор — уже довольно некрасиво, ну а выболтать такой секрет кому-нибудь еще — это уже самое настоящее предательство.
"Завтра я пойду к дан-Энриксу и расскажу ему, что я все слышал" — обещал он сам себе, чтобы немного успокоить свою совесть. Если повезет, дан-Энрикс будет слишком рад из-за приезда этой женщины — как там ее зовут?.. — чтобы рассердиться на него всерьез.
— Наверное, это и есть та женщина с портрета, — пробормотал он сонно. Его разморило от тепла, и теперь он с трудом мог открыть глаза — зато лицо, которое он видел на рисунке в Ландес Баэлинде, становилось все отчетливее по мере того, как Олрис постепенно погружался в сновидения. Думать о возлюбленной дан-Энрикса было неловко — главным образом, из-за привидевшегося ему под действием люцера поцелуя — но он все-таки попробовал представить себе, как она скачет по тракту во главе отряда всадников, и волосы у нее развеваются от ветра. Правда, потом Олрис мысленно напомнил сам себе, что это глупо, и в такой собачий холод она на за что не станет путешествовать без теплой шапки или капюшона.
Интересно, что же все-таки случилось между ней и Меченым? Когда дан-Энрикс обнаружил, что Олрис нашел среди его бумаг ее портрет, он не выглядел особенно счастливым. И сегодня, когда Ирем говорил о ней, в голосе Меченого тоже слышалось скорее напряжение, чем радость.
"Надо будет встать как можно раньше, чтобы ничего не пропустить" — подумал Олрис, окончательно проваливаясь в сон.
* * *
Последняя застава на пути к столице выглядела не особенно внушительно. В неярком кругу света, который отбрасывал на снег висевший над воротами фонарь, ежились два замерзших стражника. Их шлемы и плащи были покрыты изморозью, как пирог — глазурью. Чувствуя ноющую боль в спине, ногах и шее, Лейда спешилась, взяла гнедого под уздцы и повела его во двор. Конь был высокий, нервный, постоянно рвущийся в галоп. Вручив поводья подбежавшему мальчишке, Лейда на всякий случай предупредила:
— Оботри насухо, но не пои. Нам скоро выезжать.
Кивнув своим ребятам, заводившим лошадей в конюшню, Лейда зашагала к постоялому двору. Казалось, что дрожащий в окнах свет бросает вызов холоду и мраку, навевая мысли о тепле, натопленном камине и горячей пище. Зайдя в трактир, она стянула меховую шапку с укрепленным на ней беличьим хвостом. Освобожденные из плена волосы рассыпались по плечам. Сидевшие в трактире стражники с заставы и какой-то остроносый тип, напоминавший сборщика налогов, словно по команде, повернулись в ее сторону, разглядывая Лейду с жадным любопытством. Судя по всему, им было очень скучно. Быстро разобравшись, кто есть кто, Лейда шагнула к остроносому, подбросив на ладони кошелек.
— Сколько у вас свободных лошадей?
— Пятнадцать, — не задумываясь, отозвался он. — Но по закону на заставе всегда должны быть по меньшей мере три свежие лошади для орденских гонцов, поэтому...
— Поэтому я заплачу прогонные в двойном размере, — предложила Лейда без обиняков. Обычно она не испытывала склонности к подкупу должностных лиц, но сейчас она чудовищно устала и промерзла до костей, и все, чего ей хотелось — это, наконец, добраться до Адели и покончить с этим двухнедельным путешествием. Остроносый с явным сожалением поморщился.
— Простите, леди, не могу. Не приведи Создатель, явится кто-нибудь сразу после вас, потребует коня — что я ему скажу?..
Лейда облокотилась о шершавую столешницу, придвинувшись поближе к собеседнику.
— А вы скажите, что я показала вам письмо лорда дан-Энрикса, и вы не решились отказать, — предложила она тихо и многозначительно. Она достала из-за отворота своего колета сложенный в несколько раз листок и положила его на стол так, чтобы было видно остатки алой восковой печати и размашистую подпись "К д.-Э.". Мужчина посмотрел на росчерк Крикса, а потом взглянул на Лейду — так, как будто бы впервые разглядел ее по-настоящему.
— Лошади будут готовы через четверть часа, месс Гефэйр, — сказал он, понизив голос с видом человека, разгадавшего невесть какую тайну и теперь гордящегося своей прозорливостью. Лейда улыбнулась и поощрительно кивнула, втайне потешаясь над серьезной миной остроносого. В действительности разве что дурак не догадался бы, что женщина в мужской одежде и с мечом на поясе, которая торопится в столицу во главе отряда всадников под гверрским стягом — Лейда Гвенн Гефэйр. Ее собеседник покосился на ее туго набитый кошелек и предложил:
— Может быть, выпьете горячего оремиса?..
— Несите лучше грог — сразу на всех, — распорядилась Лейда. Ее люди постепенно заполняли общий зал, который сразу стал казаться маленьким и тесным. При слове "грог" раздался радостный нестройный гул. Лейде ощутила, как на сердце у нее становится тепло — странное дело, вплоть до этого момента она не отдавала себе отчета в том, как сильно ей хотелось сделать этим людям что-нибудь приятное, хоть как-то выразить им свою благодарность за решение последовать за ней в Адель. Каждый из них пошел на это совершенно добровольно, точно зная, что гораздо выгоднее — и уж всяко безопаснее! — будет остаться в Гверре. Каждый ясно понимал, что булькавший от злости Элрик примет их решение поехать с ней, как оскорбление и личное предательство. И все-таки они оставили свою привычную, налаженную жизнь, чтобы отправиться навстречу неизвестности... всего лишь потому, что она попросила их об этом.
Должно быть, под влиянием подобных мыслей выражение лица у нее стало непривычно мягким — Лейда заметила, что Остри, новый командир ее охраны, смотрит на нее, буквально затаив дыхание, как человек, увидевший порхающую над сугробом бабочку. Такие взгляды в планы Лейды совершенно не входили. Она быстро натянула на себя привычную личину и с обычной жесткой, чуточку насмешливой улыбкой обратилась к капитану:
— Ну, не хмурься. Парни столько дней мозолят задницы в седле, что заслужили право хоть чуть-чуть расслабиться...
Остри вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна. И энергично закивал.
— Ну да. Само собой.
Стражники за угловым столом мало-помалу потеряли всякий интерес к приезжим и вернулись к партии в пинтар. Обычный путешественник наверняка не придал бы значения, когда один из них поднялся на ноги и вышел за порог — ну мало ли, понадобилось человеку отлучиться по нужде... Но Лейда была далеко не новичком в таких делах, поэтому тихонько хмыкнула себе под нос. Доглядчик лорда Ирема. Помчался в город с донесением, что гверрцы уже на заставе.
Когда несколько минут спустя дверь снова распахнулась, впустив в зал холодный зимний воздух, Лейда удивленно оглянулась. Неужели она все-таки ошиблась, и предполагаемый доглядчик оказался просто парнем, перебравшим пива?.. Но вместо исчезнувшего стражника в трактир вошли — точнее было бы сказать, ввалились — два мужчины сразу. Вслед за ними в зал вошла большая серая собака, от которой в теплой комнате тут же запахло мокрой псиной.
— Лошадей! — хрипло велел хозяину заставы путешественник, который был пониже ростом и носил орденский синий плащ. — И побыстрее, мы спешим.
Остроносый открыл рот. Потом закрыл его. А потом посмотрел на Лейду, словно умоляя о поддержке.
— "Побыстрее" не получится, — сказала Лейда, глядя на приезжего с насмешкой. — Мы только что забрали всех свободных лошадей.
Гвардеец раздраженно обернулся. Выглядел он плохо — скулы и подбородок покрывала светлая щетина, тени вокруг глаз и осунувшееся от усталости лицо свидетельствовали, что он провел в дороге уже много дней и не щадил ни лошадь, ни себя. Судя по колючему, неласковому взгляду, рыцарь собирался сказать ей какую-нибудь резкость, но в последнюю секунду передумал.
— Месс Гефэйр?.. — спросил он с сомнением, как будто бы не мог поверить собственным глазам. Услышав свое имя, Лейда наклонила голову к плечу, глядя на незнакомца с любопытством. Ей давно уже не приходилось иметь дело с рыцарями Ордена. И, в любом случае, лицо этого северянина не вызывало никаких ассоциаций.
— Мы знакомы? — спросила она, приподнимая бровь. Пусть калариец сам решает, как следует понимать ее вопрос — как вежливое удивление или же как намек, что она не привыкла тратить время на беседы с незнакомцами.
— Нет. То есть, в каком-то смысле, да... Крикс всегда очень много говорил о вас. Меня зовут Юлиан Лэр. А это...
— Рад вас видеть, месс Гефэйр, — подал голос его спутник, поклонившись со сноровкой, совершенно не вязавшейся с его потрепанной одеждой.
— Льюберт?! — изумилась Лейда, присмотревшись к нему более внимательно. Если Лэра она представляла только по рассказам Крикса, то Льюберта Дарнторна она когда-то знала очень хорошо. Но сейчас ей с трудом удалось узнать в этом обросшем темной бородой мужчине прежнего высокомерного подростка. — Извините, я не сразу вас узнала. Вы так сильно изменились...
— Хочется надеяться, — сказал он, криво улыбнувшись. Стоявший рядом с Льюсом остроухий пес с пепельно-серой шерстью подошел поближе, вежливо коснулся ее пальцев теплым носом, а потом слегка махнул хвостом туда-сюда. Лейда подумала, что этот длинный и прямой, напоминавший палку хвост делает пса Дарнторна похожим на волка.
— Это Молчаливый, — сказал Льюберт. — Кажется, вы ему понравились... я еще никогда не видел, чтобы он вилял хвостом.
"А ведь ему, наверное, было ужасно одиноко жить в Торнхэлле" — промелькнуло в голове у Лейды. Она подвинулась на лавке, жестом приглашая двух мужчин присесть за стол. Не приходилось сомневаться, что и Льюс, и Юлиан промерзли до костей и будут рады выпить по глотку чего-нибудь горячего, прежде чем снова выбраться на тракт. Лейда не стала спрашивать, зачем они торопятся в столицу — это было очевидно и без слов. Льюберт, казалось, полностью ушел в себя и с задумчивым выражением лица почесывал свою собаку за ухом, так что вести светскую беседу выпало на долю Лейды с Юлианом. Они дружно обругали холода и скверные дороги, а потом повеселились, представляя, чем бы мог закончиться дурацкий спор о лошадях.
— Давайте выпьем за дан-Энрикса и за его удачу! — предложил Юлиан торжественно, когда из кухни принесли еще две кружки грога.
— Да уж, толика удачи бы ему теперь не помешала, — буркнул стражник, притулившийся в углу. — Бедняга! Никому не пожелал бы оказаться в его шкуре...
Лейда с Юлианом обменялись быстрыми встревоженными взглядами.
— Что ты там болтаешь про дан-Энрикса?.. — угрюмо спросил Лэр. — С чего тебе вдруг вздумалось его жалеть?
— Так Меченый же под судом, — вмешался в разговор хозяин станции. Он явно не желал, чтобы такую сногсшибательную новость сообщил кто-то другой. — Все говорят, что он прирезал Рована Килларо. Его бы посадили в Адельстан, но он все еще не встает с постели после покушения. Я слышал, он практически ослеп.
— Какое еще покушение? — резко спросила Лейда, чувствуя противный холод в животе.
— А фэйры его знают... В городе болтают, кто во что горазд. Договорились даже до того, что к Меченому подослали Призрака. Но с какой стати Ар-Шиннору убивать дан-Энрикса?
— Возможно, с той, что Ар-Шиннор — союзник Олварга?.. — впервые подал голос Льюберт, бросив гладить и чесать своего пса и резко поднимая голову. Все остальные посетители трактира быстро отвели глаза, как будто бы им сделалось неловко за Дарнторна. Видимо, доверие к истории, изложенной Кэлрином Оттом, рухнуло одновременно с репутацией дан-Энрикса, и теперь люди всячески старались сделать вид, что они никогда и не воспринимали россказни об Олварге всерьез. Лейда отставила почти нетронутую кружку.
— Думаю, что наши лошади уже готовы... Едем, господа! — сказала она своим спутникам. Мужчины дружно поднялись следом за ней.
После короткой передышки резкий зимний ветер показался еще более пронзительным, Лейду мгновенно начало знобить. Но сейчас ей не было дела ни до холода, ни до усталости, ни до пульсирующей боли в перенапряженных мышцах. Не дожидаясь, пока последние из ее спутников окажутся в седле, она ударила гнедого пятками и в вихре снежной пыли вылетела на безлюдный, заметенный снегом тракт. Густая, как чернила, темнота рванулась ей навстречу, ветер зло и торжествующе завыл в ушах. На одну краткую секунду Лейде показалось, что она ослепла — как отец, который после "черной рвоты" стал беспомощным, как маленький ребенок, и ходил по замку, спотыкаясь и испуганно вцепившись в ее руку. Как дан-Энрикс...
