Плата за власть

— А как отреагировал твой отец?

— Отец стал немного добрее ко мне, но родительской теплоты я не познал. Ах, да, я забыл упомянуть, что моя мать умерла при родах! Близкие обвиняли меня в ее смерти, негласно конечно... Старший брат, Аренор, стал заботиться обо мне, ведь чувствовал вину, потому что не приглядел за мной. Заботился он недолго, так как потом пришло время отдавать его на службу оруженосцем. А потом дела государственной важности и занятость. Вот я и остался жить один в нашем пустующем родовом замке, где проводил все время сам или с учителем. На ноги я встал только через пять лет, — грустно промолвил принц.

— В любом случае, эти времена прошли. Или ты начнешь подниматься с колен, или останешься на них стоять. Выбор за тобой, поэтому борись с собственным телом, парень, — с упреком промолвил Кель.

Эйден задумался и сглотнул. В горле стоял неприятный ком, слишком уж свежими были душевные и физические раны.

— Да что ты знаешь о страданиях? Ты не поймешь меня, ты не пережил то, через что прошел я! — вспыльчиво ответил принц.

Эльф посуровел и заиграл скулами, но ответил спокойно и утвердительно

— Побольше твоего, мальчишка. Ты не знаешь обо мне ровным счетом ничего и бросаешь столь громкие заявления. Я бы предложил тебе обдумывать слова, прежде чем их проговаривать.

Эйдену стало стыдно. Он не должен был так говорить тому, кто спас его жизнь и дал приют, кров и пищу.

— Ты думаешь, что много страдал и испытал? А теперь давай вернемся назад по хронологической линии истории. Наши народы праздновали победу над силами тьмы из Соултара. Люди принесли с собой оружие, чтобы сложить его под Древо Жизни в Древограде в знак вечного мира и союза. Но вечный мир обернулся вечным забвением для моего народа. Люди предали эльфов и на пиру поубивали всех: обычных жителей Сребролесья, воинов, глав кланов и, конечно же, короля и королеву Старшей расы. Когда все пиршествовали, паладины подобралась к городу и началась резня. Одним махом император Туран, твой дед, обескровил мой народ. После начались преследования и, лишившись армии, эльфы вели партизанскую войну, прячась в лесах и умирая сотнями ради защиты своего дома. Спустя пару месяцев люди принесли металл и огонь. Тогда Сребролесье горело в печах... Во благо нужд промышленности.

По мере рассказа Кель мрачнел. В глазах сиял нехороший блеск, лицо наливалось краской.

— Среди всех прочих, там был и мой клан, их тоже бесчестно вырезали. Я должен был сложить голову с ними! Но, вечное наказание за мои происки послужило в этом случае спасением. До пиршества меня провозгласили отступником, отшельником и я покинул свой клан и земли, чтобы жить здесь! На окраине, среди пустых и мертвых деревьев, близ которых больше не слышится пение молодых эльфов и не звенят струны арф.

— Так ты изгнанник... — шепотом промолвил Эйден.

Это многое объясняло, все стало на свои места.

— Да. Я — отступник. Это все, что тебе нужно знать, человек, — грубо сказал эльф. — Я найду тебе лодку. А затем ты уйдешь, похоже, твое здоровье идет на поправку.

С этими словами отшельник покинул хижину, и принц остался наедине со своим стыдом, проклиная свою юношескую вспыльчивость и длинный язык. Собравшись с мыслями и силами, Эйден решил встать и выйти наружу. Ноги слушались с трудом, но все-таки после первых неуверенных шагов, он стал идти более-менее сносно.

Кель сидел на краю огромного камня, скрестив ноги. Его глаза были закрыты, а меч лежал на коленях. Положив руки на бедра, он сидел, погрязнув в мыслях. Эйден шел неторопливо, постоянно пересиливая свои ноги. Шаги его были громкими и неумелыми, словно у ребенка, который только учится ходить.

Тяжело вздохнув, он присел возле Келя. Вид отсюда открывался отличный. Вековые деревья и густая чаща леса на фоне заката выглядели удивительно. Умиротворение сейчас возникло в душе Эйдена. Так хотелось остаться здесь и забыть о проблемах: о спасении родни, о долге и о престолонаследии.

Затем принц глянул на Келя. Его глаза были закрыты, а грудь иногда вздымалась от редких глубоких вдохов. Эйден потянулся к рукояти меча и резко подскочил. Его руку схватила рука эльфа.

— Что хотел? — неожиданно заговорил отшельник, убирая свою руку.

— Извини, я не хотел мешать! Просто решил посмотреть на твой меч. Раньше я и не видел таких!

— Это naerdel. Отличнейший меч для ближнего боя. Небольшой изгиб клинка и острый конец позволяют колющие удары. Изогнутая часть — рубящие. Правильно орудуя им в бою, можно срубить одному противнику голову, а затем с легкостью пробить колющим ударом сердце второму. Или все это сотворить на одном противнике, — показывая на разные концы клинка, рассказывал Кель.

— Понятно, — изумившись качеством ковки, ответил Эйден.

— Красиво, правда? — сменил тему разговора эльф, поглядев вдаль.

— Я подобного раньше не видел, честно! — выдержав паузу, ответил принц.

Эйден подсел к отшельнику и стал говорить как можно мягче:

— Мне стоит извиниться за свои слова.

— Ты сказал, что думал. Ни больше, ни меньше. Раз ты можешь ходить, то пора тебе пересечь реку и отправляться дальше, вперед, к своим трудностям и новым сражениям, — посуровев, ответил тот.

Эйден замешкался. Он не был готов идти так скоро навстречу своим проблемам.

— Я так и знал. Можешь не отвечать. Несмотря на твои оскорбления, я готов еще на некоторое время дать тебе приют. Но помни, это последний раз, когда я терплю твои выходки, человек. На этом все?

— Да, — сквозь зубы дал ответ Эйден.

— Отлично. С твоего позволения я разожгу костер, — сменив тему, невозмутимо изрек эльф.

Эйден провел взглядом отшельника, уходящего за дровами, и переменил свой взгляд в сторону уходящего солнца. Его блеск отразился в глазах принца. Наступали сумерки.

* * *

Размахивая мечом, а точнее наэрделом, Кель тренировался. Нанося удары невидимому противнику, он становился в разные позиции. Выпад, отскок, удар сверху вниз и перекат. Вновь боевая стойка. При этом всем глаза у него были связаны.

Огонь костра в свою очередь блекло освещал небольшой холм, на котором расположилась хижина. Эльф отбрасывал долгую и большую тень, которая плясала в такт его движениям.

Эйден оживленно наблюдал за плавными движениями отшельника и мечтал познать искусство меча до такого же уровня, хотя это являлось, конечно же, невозможным. Он сел возле костра, подкинув еще немного дров. Прерывать Келя он не хотел, поэтому молчаливо смотрел.

— У меня есть вопрос, — прервал тишину запыхавшийся Кель. — Что же ты будешь делать? У тебя нет против предателя доказательств. А твое неожиданное появление вызовет лишь подозрения и сомнения. В рассказ о добром эльфе из Сребролесья поверят только идиоты.

— Да. Ты прав... Что-нибудь придумаю.

Кель ухмыльнулся.

— Придумаешь? Ты не умеешь лгать, — сняв повязку с глаз и положив наэрдел в ножны, говорил Кель.

— Я не знаю, тогда что делать, — буркнул Эйден.

— Я могу помочь тебе. Но следует уяснить два правила. Если ты хочешь остаться, то помни одно единственное правило. Следует взвешивать каждое слово и задавать себе вопрос, является ли правдой то, что ты хочешь сказать. Не лги мне больше, никогда.

Эйден кивнул.

— Второе правило — назад пути нет. Как только ты покинешь Сребролесье, тебя закрутит пучина проблем и врагов. Чтобы подготовиться, тебе нужно начать познавать основы Пути воина, Rad maedhor.

— Воина? Это же абсурд. Я никогда не смогу им быть, и ты это знаешь!

— Тогда остается лишь помочь с твоей другой силой, которая всегда при тебе. У тебя есть сила. У каждого она есть. Она здесь, — указал Кель на сердце и потом на голову. — И здесь. Твой разум и твое сердце. Вот что делает тебя сильным. Не владение мечом или луком, не боевые умения, а сила слова. Задумайся, насколько слово может быть острее меча. Словом можно ранить или убить, лечить или исцелить, сломать или соединить.

Эйден обдумал мудрое изречение Келя. Он в чем-то был прав. Но к чему представителю Старшей расы помогать ненавистному человеку?

— Я готов принять твою помощь, но почему ты это делаешь? Ты ведь мог не вмешиваться, и смерть настигла меня уже там. Тогда Речной Король забрал бы мою душу в свое царство. К тому же король Туран, насколько ты понял, мой родственник. Ведь он затеял все это, тогда, в Древограде.

Эльф тяжело задышал. Похоже, это не самая удачная тема для разговора.

— Это глупо. Наивно. Но я продолжаю верить в ту наивысшую благодетель человека — честь. Не стоит всех людей мерять одной меркой. Я это понял спустя лишь многие и многие десятилетия... Но боль от тех ран еще осталась. Лес помнит, а вместе с ним и я.

Эйдену стало тяжело. Он понимал, насколько эта страница истории является темным пятном развитии цивилизаций Кронда.

— Как ты узнал о... О резне? Тебя ведь там не было.

— Сребролесье — это единое целое. Любой эльф лишь дотронувшись до коры дерева может прочувствовать беду. Деревья, птицы и волки, медведи и лисицы рассказали мне о той трагедии. Сложно представить и описать то, что я пережил. В тот день умер лес, а вместе с ним и я. Тебе этого не понять. Некая невидимая связь, врожденное чувство. А затем были кошмары и видения. Мое воображение рисовало все более и более кровавые детали той ночи. Это ведь сделал не ты, поэтому тебя незачем винить, твои руки чисты.

— Мой дед тоже причастен к этому лишь отчасти, хотя львиная доля за его спиной. Ты многого не знаешь. Идею искоренения эльфов и других народов навязала Церковь. Они верят в бога Пелора — Владыку Солнца и покровителя людей. Людей, а не эльфов. Управление страной фактически оказалось в руках архиепископа. Именно отряды паладинов тогда разрушили союз и устранили неугодных, — вспоминая рассказы отца, ответил принц.

"Именно те дни стали предвестником падения Империи. На рассвете паладины убили деда и знать, а через месяц некогда великое государство раскололось на Аэдор, Селлатор и Северное княжество", — воссоздал те дни в свей голове принц.

— Сейчас это неважно, — прервал размышления принца Кель. — Есть действие и есть результат. Давай не будем об этом, мне горестно думать о тех днях.

— Да, ты прав. Не стоило говорить об этом.

Навис тяжелый покров тишины. Лишь треск пылающих дров нарушал беззвучие. Спустя несколько минут они принялись за трапезу. Эйден открыл зубами флакон и вновь выпил горькую настойку. Вкус был отвратный. Впрочем, как всегда. Затем он насытился ягодами, которые заставили его бурчащий желудок умолкнуть. По всей видимости, надолго. Ужин происходил, преимущественно, без лишних слов.

— Знаешь, я ведь давно не говорил с человеком или эльфом. Одиночество хуже смерти. Никому не пожелал бы такой участи, это ужасно, — неожиданно разоткровенничался Кель. — Поэтому я так прямолинеен. Полвека одиночества. Без семьи, без собратьев и возлюбленной. Пять десятков лет. Иногда мне кажется, что я проживаю вторую эльфийскую жизнь. Некому выразить свои эмоции, поделится успехом, помочь и не от кого получить поддержку.

Эйден сглотнул. Он не ожидал таких откровений от отшельника. Видимо тот сам неожиданно для себя сейчас говорит на столь сложную для себя тему.

— Если такова жизнь хуже смерти, то разве к тебе не приходили мысли о кончине в бою с лесным зверем? Или в борьбе с аэдорскими охотниками. К тому же севернее однозначно есть несколько эльфийских кланов. Зачем терзать себя? — приметил Эйден.

— Истинная храбрость заключается в том, чтобы жить, когда необходимо жить, и умереть, когда необходимо умереть. В свою очередь, к смерти нужно идти с ясным осознанием того, что надлежит делать тебе и что унижает твое достоинство. Нарушение наказания путем самоубийства, как ты предлагаешь, — это чистейшая трусость и унижение. Как видишь, эти черты мне не присущи. А о северных кланах и говорить нечего. Наш народ чувствует изгнанников, они другие. Точнее мы... Мы — иные. Каждый эльф привязан к Древу своего клана. Это как связь внутри тебя. Вот как раз эту связь и оборвали. И тогда ты становишься изнутри пустым... Внутреннее чутье леса и твоих соплеменников пропадает. А как только ты входишь на территорию общины, сила Древа тебя убивает. Поэтому так и живешь, вдали от дома, без права на возвращение.

Эйден задумался. Эльф умел говорить умно и в то же время сложно. Понять его смог бы не каждый. Он продолжал:

— Меня изгнали из-за того, что я нарушил условия договора. Обесчестил свой род. Чтобы смыть позорное пятно, мне пришлось покинуть родной дом.

— Что ты такого сотворил?

— Странно... Даже после стольких веков я не могу рассказать об этом. Тогда смотри, — сказал эльф, коснувшись лба Эйдена двумя пальцами.

Голову пронзила острая боль. Теперь принц стал наблюдателем воспоминаний отшельника.

— Кель, мы не должны... — сказала черноволосая девушка.

На вид она была простой миловидной девушкой расы людей. Хотя что-то в ее виде настораживало принца-зрителя.

— Должны... Я забываю о долге, когда нахожусь рядом с тобой. Моя жизнь ничего не стоит без тебя! И ты это знаешь. Не уходи так рано, прошу, — смотря в большие голубые глаза возлюбленной, произнес эльф.

— Я не могу остаться. Меня заметят! И тебя тоже! Нас убьют! — запаниковала она.

— Сейлин права! Я ведь приказал тебе держаться подальше от этой твари! Наш друг умер из-за ее соплеменников! — войдя в руины храма, промолвил Айдэрис.

Подкрался он тихо и незаметно. Древний храм Луны — самое скрытное место на территории ликанов. Кель ожидал встретить кого угодно, но только не старшего брата. В нем появилось чувство страха. Сейчас он убьет Сейлин, если его не остановить. Нужно было делать выбор. И он его сделал без колебаний...

— Не прикасайся к ней! Это мое дело! Смерть Аэтелля — не ее вина!

Сейлин спряталась за его спиной, нежно обнимая возлюбленного за плечи. Она была готова вступить в бой, если была бы необходимость.

— Ты еще сильно молод, опомнись! Если сейчас же не отойдешь, я убью тебя первым, а затем ее. Мне безразлично, в каком порядке. Я не собираюсь нарушать столетний договор о закрытых границах и пятнать репутацию семьи. Задумайся о том, что сказал бы отец? Мать? Тебе неважно наше мнение? Мне тяжело это признавать, но закон есть закон. Для всех, в том числе для тебя. "Будь то эльф, или ликан, чтоб не провоцировать наши народы на новые кровопролития, я — Синдаррэл, глава клана Дуба, повелеваю: никто не смеет права пересекать границы, установленные здесь и сейчас". Позабыл уже? — вспомнил строки из договора старший брат, доставая свой клинок.

— Сейлин, слушай меня! Беги, скорее. Я поговорю с ним, и каждый пойдет своей дорогой, — прошептал эльф. — После всего я найду тебя на нашем месте, и мы уйдем, как и мечтали! Уходи!

Она до последнего держала его руку, но потом резко превратилась в боевую форму и ушла. Бежала она быстро, делая огромные прыжки и шаги.

— Отпусти меня брат, я не хочу сражаться, — попросил Кель.

Айдэрис размышлял долго, пока все-таки не принял решение: