Глава 14
Дед Сашка встал. Я осмотрел его. Живой. То, что повреждено, сейчас в горячке боя не увидишь. Всё будет вылезать позднее.
— Пошли, — и я, схватив его за руку, повёл в сторону дома.
Нужно как можно быстрее уйти с места стрельбы, чтобы не попасть в число людей, с которыми снова приключились какие-то приключения. Тавтология какая-то — приключились приключения. Никуда не денешься, то, что приключается и называется приключениями.
По дороге я зашёл в магазин и купил русской водки. За границей наша водка относится к числу элитных спиртных напитков и стоит как хороший коньяк. Но сейчас можно позволить роскошь. Мой спутник прикрывал разбитое лицо. Мы шли малолюдными переулками, срезая оживлённые улицы и подбираясь к дому.
Хозяйка, приютившая деда Сашка, ставшая его любовницей и соратником в бизнесе, была дома.
— Что случилась, — по-бабьи завопила она и начала суетиться, не зная, то ли ей нужно готовить постель, то ли ванну, то ли ещё что.
— Мадам, приготовьте ванную, — спокойно сказал я, — затем постель, сытный обед и гранёные стаканы.
Одежда сеньора Алехандро Гриваса напоминала лохмотья, но у него не было ни одной царапины, кроме трёх больших синяков и порезов на лице от раскрошившегося от пули камня. Стреляли в основном в него и, как мне показалось, стрелял тот, с крысиной мордочкой.
По нас было выпущено десятка два пуль. У меня две пробоины в плаще. У деда Сашки пуля в бумажнике пробила пачку денег и остановилась в серебряном русском рубле, который дед Сашка таскал с собой как магнит для других денег. Вот он первый синяк.
Золотой портсигар с монограммой, купленный как презент одному влиятельному лицу. Пробита одна створка, на второй створке пуля остановилась, сделав порядочную вмятину. Вот и второй синяк.
А откуда третий синяк на локте? Неудачно упал. Показывал я деду Сашке приёмы страховки при падении, когда нужно руку вытягивать параллельно земле, а не перпендикулярно, иллюзорно думая, что так смягчишь удар о землю. Ничего подобного. Так только руку сломаешь, а падать нужно плашмя, подпружинивая вытянутой рукой.
Что-то мне кажется, что деньги спасли Алехандро и деньги же стреляли в него — он снимал деньги с тех счетов, которые мы открывали. Он снимал деньги, дополнял счета и эти счета уже были не просто на какого-то предъявителя, а на конкретного человека.
Похоже, что мы переступили черту, наблюдать за которой поставили резких парней, которым совершенно наплевать, кто там стоит ближе к Борману или Мюллеру. Сказано — не тронь, так и не тронь.
Похоже, что нам придётся подыскивать новое место для жилья, а деда Сашку срочно "хоронить". Ну, положим, хоронить мы его не будем, но придётся раскидать все деньги по разным банкам и путём проведения перечислений со счета на счёт постараться запутать церберов у ящиков с золотом Рейха. Всё-таки ещё живы те, кто должен быть на скамье подсудимых, но куда-то скрылся.
Если бы был найден Борман или Мюллер, то тогда можно было поверить в то, что настоящий Гитлер мёртв. Но эта сладкая парочка испарилась и, кажется, прихватила с собой ещё кое-кого. И эти кое-кто уже начинают устранять тех, кто не оправдал их доверия. А, может, это было просто предупреждение мне?
Так это или не так, перетакивать не будем. Нужно воздать должное нашему чудесному спасению. Спасибо теории вероятностей и теории невероятностей, а также создателям пистолета-пулемёта "MП-40" за наше спасение. Был бы у них американский "томпсон" или русский ППШ, то не мы бы сидели за накрытым столом, а кто-то сидел за этим столом, поминая нас добрым словом. А как же иначе? Только добрым словом. Ещё древние римляне говорили: о покойниках либо хорошее, либо ничего кроме правды.
Дед Сашка вышел из ванной в махровом халате и с физиономией, залепленной крестиками лейкопластыря. Ни дать, ни взять как после разговора с дражайшей половиной по случаю загула с девочками и цыганами.
Стол готовил я. Крупно нарезанная селёдка с кольцами лука, свинина тушёная из банки, колбаса брауншвейгская по репарациям из Германии, хлеб чёрный, водка русская, стаканы гранёные. Не хватало только отварной картошечки и солёных огурчиков или грибков для полноты картины, чтобы прочувствовать, что здесь собрались русские люди и здесь русским духом пахнет.
— Ну, что, вздрогнули, — по-русски сказал я и поднял стакан с водкой, — за здоровье, — перевёл я для мадам, сидевшей с маленькой рюмкой в руках.
Выпили, закусили и через какое-то время начало ощущаться то, что мы с дедом Сашкой только по случайности выскользнули из лап смерти. Я ещё раз внимательно посмотрел на хозяйку и никакой блондиностости в ней не увидел. Значит, не опасна она для моего друга-приятеля Алехандро Гриваса.
— С недельку посидишь дома, — сказал я деду, — пусть физиономия твоя зарастёт. Я приобрету автомат для домашнего употребления, мало ли кто в дом ломиться будет. Телефонный провод заведём в квартиру в стороне от того, который сейчас есть. Пусть этот будет обманкой, которую оборвут, не подозревая, что ты можешь звонить, куда угодно. А я осмотрюсь по сторонам и подготовлю всё для нашей командировки по осмотру послевоенного мира.
Выпив ещё по полстакана водки, мы разошлись по своим комнатам. Я лёг в постель и начал раздумывать, куда нам отправиться в первую очередь. Где нас могут не найти? Пожалуй, только в СССР до нас не дотянутся. Там все иностранцы на виду. Фашистов и их пособников выявляют на каждом шагу. Националистическое подполье выковыривают всеми способами. Националисты как раз и были той благодатной почвой для ведомства товарища Гиммлера, которые использовались там, где арийцы хотели иметь чистые руки.
Надо отдать должное лидеру большевиков Сталину за проводимую им национальную политику: дома можешь себе иметь гарем и кушать халяльную пищу, а как выйдешь на улицу, то должен подчиняться тем законам, которые есть в государстве. Не знаешь — научим, не хочешь — заставим.
Лет через пятьдесят в СССР будет жить единый народ — советский. Это и будет единой национальностью. Только советский человек может быть руководителем СССР, потому что если допустить к управлению национального кадра, то начнётся стаскивание одеяла со всех в одну хату, до своего гурта.
Национализм как ржавчина, она разъест единое государство. То, что получится из великой державы, тоже будет разъедаться местным национализмом. Получившаяся из национального меньшинства титульная нация будет использовать сталинские и гитлеровские методы для удержания своего господства в тех пределах, в которых оно создалось великим государством. Диалектика это и никуда от неё не денешься. Вот только куда нам поехать с дедом Сашкой: на север, на юг, на запад или на восток? С этими мыслями я и уснул.
Глава 15
Мне снилось, что мы с дедом Сашкой снова приезжаем на секретный аэродром СС в Берлине. Только что перед нами приезжали какие-то люди, которые охранялись патрулями фельджандармерии, расстреливавших всех, кто там появлялся. В темноте пустого ангара двигаются какие-то тени. Я вижу очертания двух лёгких самолётов, около самолёта люди в гражданской одежде. Вот толстая мясистая физиономия Бормана, скуластое и худощавое лицо Мюллера и какого-то лысого человека рядом с красавицей. Приглядевшись к тени, я узнал в нем фюрера великой немецкой нации без волос и без дурацких усиков. Он смотрелся даже симпатично.
— Фюрер, мы летим вслед за вами, — доложил Мюллер, — генерал Франко всё приготовил.
— Хорошо, Генрих, — сказал Гитлер, — мы создадим новую нацию, мультинацию, которая будет править миром, развязывать войны и разрушать государства. Я не успокоюсь, пока не накажу русских.
— Да, господин Браун, — ухмыльнулся Борман, — а как быть с евреями?
— Мы им простим все грехи, Мартин, — Гитлер потрепал Бормана по пухлой щеке, — и пригласим их с миллиардами долларов в свою мультинацию. На их место мы поставим русских, которые ломают планы всех, кто с ними связываются. Я ещё въеду в Москву на белом коне, и мне будут поклоняться десятки тысяч русских молодых людей в чёрной форме и с бритыми лбами. Но это будет чуть позже, когда всё успокоится после войны. Генрих, вы уверены в том снадобье русского волшебника? — спросил Гитлер у Мюллера.
— Так точно, мой фюрер, — сказал Мюллер, — я сам проверял его на себе.
— Что же, господа, в путь, — сказал Гитлер-Браун и открыл дверцу пассажирской кабины самолёта.
Самолёты завели двигатели и выехали из ангара. Через какое-то время из фюзеляжа третьего самолёта вылез пилот, который вёз нас с дедом в Испанию. Он что-то исправлял в системе управления и слышал весь разговор высокопоставленных пассажиров, не смея высунуть нос из фюзеляжа, понимая, что от этого зависит его жизнь.
Я встал и с пересохшим горлом пошёл на кухню. Выпив холодной воды, я включил газовую плиту и присел на табурет. Не случайно мне был утверждён маршрут в Испанию, куда собирались фюрер и его самые доверенные люди. Гёринг, Гиммлер, Геббельс себя скомпрометировали сверх меры, и они не годились в спутники фюреру, ехавшему для обдумывания причин поражения и последующего реванша. И некого спросить, о чём эти люди говорили перед вылетом из Берлина. Единственный свидетель убит и сгорел в самолёте. А было ли это всё так, как мне приснилось или это просто пустой сон?
Спецслужбы всего мира без особого успеха ищут Гитлера и видят такие же сны, как и я. Но и от снов отмахиваться тоже нельзя. Кто его знает, может это Бог даёт нам свои подсказки. Но одно уже точно ясно — ехать в Испанию и в Аргентину нам заказано. Нужно заходить с другой стороны.
А тут напомнила о себе и моя родина. Я вроде и как бы по её заданию перешёл на сторону фалангистов в Испании и вступил в контакт с немецкой советнической группой как этнический немец, имеющий далеко идущие связи и возможности. Правда, во время войны связь с советским Центром поддерживалась через пень-колоду, но нужную для командования информацию я передавал, освещая и неясные вопросы во внешней политике Рейха. И ничем себя не запятнал. Прошу это учесть.
Полуобгоревшего во французской тюрьме меня видел и мой куратор из НКВД полковник Миронов, но ничего не сказал, даже глазом не мигнул. Мне самому с инициативой лезть тоже не с руки, как-никак, а я нацистский преступник с огромными полномочиями почти от самого фюрера. В деле разведки инициатива всегда наказуема. А если неуемной инициативой обладает дурак, то это вообще беда. То же и в контрразведке. Назначили дурака наркомом внутренних дел, и пошли органы свой народ костомясить, врагов по разнарядкам назначать. А партия сидит себе, ухмыляется, смотрит, чтобы инакомыслящих не пропустили мимо ежовых рукавиц.
Все думали, что после войны репрессий не будет. Как же, в Отечественной войне родину свою отстояли, супостата победили. Так же и крестьяне думали после Отечественной войны 1812 года, что, мол, вольную людям дадут, и не будут продавать как скотину на ярмарке в свободолюбивой и прогрессивной России, отмеченной всякими богами и называющей себя богоизбранной. А не тут-то и было. Освобождение от крепостного права пришло только в 1861 году через пять лет после страшного поражения в Крыму. Так сколько же нужно ждать, чтобы и в нынешней России репрессии прекратились?
Наша, то есть западная пресса сообщала со ссылками на источники в России и в странах Восточной Европы о массовых репрессиях людей по разным признакам. То снова оппортунисты, то безродные космополиты, то врачи-вредители. Такие же репрессии проводились и в отношении населения новых социалистических стран.
— Ты что, не понял, сволочь, что учение Маркса верно, потому что оно всесильно или наоборот, — вещали новые энкаведешники в польской, болгарской или немецкой униформе, дробя челюсти непонятливых сограждан, — мы тебе покажем кузькину мать, морда империалистическая.
Америка для защиты от СССР создала военный блок НАТО из своих оккупационных частей, частей бывших союзников по антигитлеровской коалиции и врагов из гитлеровской коалиции. Всё пригодились. СССР на таких же принципах создал организацию Варшавского договора. Запад создал Европейский Союз, Советский Союз — Совет Экономической Взаимопомощи, СЭВ, значит. Танковые армады и самые боеготовые армии ощетинились штыками друг против друга. СССР не поспевал за "мирными" инициативами вчерашних боевых друзей. А друзья, оправившись от того, что Гитлер разогнал всех по норам и заставил молчать в тряпочку, выступали гоголями и кричали, что они и без русских влёгкую справились бы с Гитлером и вообще нужно выветрить русский дух из Европы.
Я смотрел на это всё и думал:
— А ведь они правы. Нечего было делать русскому солдату в Европе. Пусть Европа сама себя освобождает. И пусть ходит, распушив перья, празднует свою победу хоть какого мая и хоть какого года. Русский мужик давно знает, что Европу, куда ни целуй — везде одна жопа.
Это я так, по-русски, говорю, хорошо зная Европу, европейцев, их настроения и отношение к России.
Привет от моей родины был в виде молодого человека, который встретился мне по дороге домой в переулке недалеко от дома. Направив на меня "наган", он достал из кармана листок бумаги и начал читать:
— Именем Союза Советских Социалистических республик...
В этот момент я бросился на него. Кто не стрелял из "нагана" или из любого револьвера, то пусть попробует и скажет, прав я или не прав. Из пистолета вообще трудно попасть во что-то, а тут движущая на тебя цель, причём она не прёт буром, а мечется из стороны в сторону. Пока курок ударил по капсюлю, пока воспламенился порох, пока пуля начала вылетать из ствола, я был уже около палача. Не успел он дочитать приговор. Но выстрел прозвучал почти у моего уха, сильно оглушив и ударив по спине пулей, как-то вскользь, касательно. Я схватил за ствол револьвера и начал выворачивать его в сторону навыворот указательного пальца стреляющего. Парень взвыл и выпустил оружие из рук. Рукояткой "нагана" я ударил его по голове, забрал бумагу из рук и ушёл.
Хорошо, что я был в пальто, а то пуля была бы во мне. А так получается, что меня кто-то ломом по спине огрел и пальто разорвал. Английский драп, темно-синий, сносу нет, а придётся выбрасывать.
На бумажке написано, что за сотрудничество с фашизмом и предательство советской родины я приговариваюсь к смертной казни с немедленным приведением приговора в исполнение.
И меня достали. Дед Сашка живёт тихо себе в пригороде, где его никто не знает, а я мотаюсь в Париж как связной и поверенный в его делах. Причём хорошо проверяюсь перед посадкой в таксомотор. Хотя, кто хотел, тот мог и выследить. Деду было предупреждение. Год прошёл с момента покушения на него и тишина. А тут вот я. Надо будет вообще куда-то уезжать. До меня добрался отдел по уничтожению преступников за границей. Эти не отцепятся. Будут преследовать как Троцкого, пока не убьют то ли в постели, то ли в ванне, то ли ещё где-то, чтобы было правдоподобно.
Глава 16
Наконец, мы с дедом Сашкой собрались покружить по белу свету, заметая наши следы от наших друзей и от недругов. Замести следы, это громко сказано. С нашими фотографиями, фамилиями и именами, с нашими банковскими счетами мы всё равно будем как на блюдечке, зато в незнакомой стране вряд ли кто-то с налёта будет покушаться на нас.
А тут ещё и Сталин помер. Всё население СССР, как подданные какой-нибудь восточной деспотии, выло и размазывало слёзы по лицу, выражая свою печаль, чтобы никто не подумал, что печаль эта была недостаточной, и чтобы за это не отправили на плаху или на каторгу. Многие думали про себя, — сдох, наконец, — предчувствуя, что в стране, возможно, начнётся веяние свободы, что откроют колбу социализма и они будут предоставлены всему миру, как граждане этого мира и жители планеты земля.
Новое руководство начало с осуждения культа личности Сталина и подарков социалистическим братьям. В первую очередь, наградило всех своих секретных агентов и помощников в Китае медалями "За победу над Японией". Там на латунной медали Сталин смотрит не влево — на Запад, а вправо — на Восток. Как бы две головы одного человека, как на старом императорском гербе России. И списки награжденных с медалями в коробочках направили Мао Цзэдуну для вручения героям. Мао Цзэдун вручил каждому коробочку и пулю в лоб из "нагана". Китайцы переняли советский опыт и массовые казни своих граждан производили именно из "нагана", как самого надёжного оружия. Уж как китайцы ни обожают "маузеры" в деревянной кобуре, вся охрана партийных деятелей состояла из маузеристов, но "наган" как был, так и остался орудием казни.
Затем новый лидер большевистской партии Хрущёв разогнал и осудил к большим срокам заключения специалистов по ликвидации врагов за границей, как пособников его дружка по Политбюро, "английского шпиона" Берии Лаврентия Павловича. Агент мирового империализма был расстрелян так быстро, что никто и опомниться не успел, потому что следствие, суд и приговор слились в одно целое, как у самого Берии в подвалах.
Следующим шагом нового руководителя была передача Крымской области России в состав Украинской Советской Социалистической Республики в виде подарка в ознаменование трёхсотлетия Переяславской Рады. Крымчане, которых никто не спрашивал, поплевались, но потом подумали, что раз одно государство, то ничего страшного нет.
Глядя на изменения в России, я всё тешил себя надеждами, что могу быть востребованным новой родиной, что скажет она мне:
— Хватит, погулял по заграницам, пора и домой, дел невпроворот..., — но кто-то из людей дальновидных, которые политикам верят на тридцать процентов, а поэтому и не показывают им всё, что есть, чтобы вреда государству не принесли, придерживал меня в запасе.
Почему я так думаю? Да потому что периодически выявлял за собой наблюдение. Хотели бы убить, убили бы давно. Дурное дело не хитрое, а так — пасут. Раз пасут, значит и нам с дедом сорваться можно куда-нибудь, чтобы у пастухов жизнь мёдом не казалась.
Мы с доном Алехандро Гривасом не бедствовали. У нас в запасе было порядка пары десятков счетов, которые активировать мог только дед Сашка, а коды мы никому передать не успели. Это раз. Второе. Мой самородок оказался действительным самородком. На него работали десятки людей, выполняя самую мелкую работу, но обеспечивая граждан французской столицы всем тем, что им понадобилось вот сейчас, через пять минут, ну, в крайнем случае, через полчаса. И это доставлялось в указанные сроки. Осечек почти не было, а навар был неплохой. Не роптали работники, молодые ребята и девушки, снующие на велосипедах и мопедах туда и сюда. А пирожковые точки? Прямо на улице при вас заворачивают пирожок и бросают в кипящее масло. Через несколько минут вы получаете горячий пирожок с мясом, с пылу, с жару, хрустящий, золотистого цвета. К пирожку кофе? Будьте так любезны. Бутылочку пива? Без проблем. Рюмку водки? Сразу пейте и уходите. Около пирожковых стояли длинные очереди. И пирожки называли очень кратко "саши".
Не знаю, есть ли они сейчас, но в то время были очень популярны. Главное делегировать полномочия ответственным людям и помогать им, а деньги сами потекут в карманы.
Деда Сашку приходилось и останавливать. Задумал он организовать артель попрошаек. А что? Вполне легальный и прибыльный бизнес. Пришлось его остановить, чтобы он работал с инвестициями на "Ситроене" и пока не трогал эсэсовские счета.
И третье. Игра на бирже. Вот это был рантье, так рантье. Каждый день пролистывал биржевые ведомости и говорил мне:
— Поверь мне, Дон Николаевич, деньги нужно вкладывать в отрасли, связанные с производством оружия. Самое прибыльное дело. На носу с десяток войн, люди будут вооружаться, перевооружаться, начнётся гонка вооружений. И можно вложить деньги в электронику. Помнишь, мы с тобой видели машинки разные с клавишами, пощёлкал и сказал нам, когда война закончилась и кто победил? Как раз пора пришла такие машины везде внедрять. А остальное, так, текущее.
Мы уехали ночью и сели в поезд на первой же станции от Парижа. На этой же станции нам заранее был куплен билет. Вот будет недоумение, когда наблюдатели не увидят нас днём и не увидят на следующее утро.
Если бы за нами следили французы, то они бы всё знали о нас, а вот иностранцу в чужой стране очень трудно следить за кем-то. Это нужно вербовать людей, которые могли бы вести слежку. Заграничная вербовка — очень сложный процесс, который чреват тем, что можно завербовать человека, который будет следить за тобой и докладывать в местную контрразведку о каждом твоём чихе.
Мы ехали на север в один из морских портов, чтобы сесть на круизный лайнер, отправляющийся в Австралию. Мы уже были на морских прогулках, и я был уверен, что мы с дедом Сашкой снова ощутим все прелести морского путешествия.
Часов в одиннадцать мы попросили проводника закрыть наше купе и отправились в ресторан.
— Рекомендую жареные миноги, — сказал нам официант, — сегодня поймали и сегодня же они на вашем столе.
Миноги были действительно свежие и вкусные, а бокал белого вина оттенял их нежный вкус. Дед Сашка ел и причмокивал от удовольствия. Было от чего причмокивать. В меру подсоленные и проперченные с лёгкой поджаристой корочкой миноги были просто великолепны. Жарил специалист, который не потерял ни единой капельки жира из этого продукта.
Сытно улыбаясь и прихлёбывая из чашечки кофе, дед спросил:
— Дон Николаевич, ты вот человек грамотный, происхождения господского, расскажи мне на милость, что же это за фрукт такой миноги?
Рассказать-то можно, отчего же не рассказать, да ведь не каждый тогда будет уважать политиков и колбасу, если узнает, как делается то и другое.
— Если интересно, чего же не рассказать. Миноги — это пиявки с глазами, — сказал я и внимательно посмотрел на деда, не начнёт ли мой рассказ процесс, обратный пищеварительному. Но дед перестал пить кофе, сглотнул слюну и ничего не сказал. Ладно, тогда слушай дальше. — Живут они везде и в России их тоже видимо невидимо. В реках, в морях, в океанах. Вырастают большими от полуметра до метра, но это когда становятся взрослыми, а мальки у них сантиметров по десять-пятнадцать длиной. Их ещё пескоройками называют. Рыбаки ловят их как наживку на крупную рыбу. Ни костей у них нет, ни желудков. Сосут все. Присосутся к какой-нибудь рыбине и сосут её, пока та не сдохнет. Паразиты, одним словом. Любят сосать кету, лосося, палтуса, треску. Знают, где что вкусно. Рот у них круглый, с зубами, вот они присасываются им и зубами держатся, ровно как пиявки. — Дед Сашка слушал молча, но держался стоически. — Миноги тоже вырабатывают такую же жидкость, чтобы у жертвы кровь не свёртывалась. Вот и всё. А готовить их легко. Помыл, отрубил голову, посыпал мукой с солью и на сковородку, на шипящее масло и на стол минутки через три или четыре. Сам же видишь, как вкусно получилось. И не понятно, рыба это или мясо.
— Едрит твою лять, — дед произнёс это так громко, что все присутствовавшие в ресторане повернулись в нашу сторону. — Дон Николаевич, — почти шепотом стал говорить Дед Сашка, — ты чего же мне раньше не сказал, что это за фиговина такая, я бы ее вообще есть не стал, а так на старости лет обскоромился полностью.
— Не боись, дед, — сказал я в шутливом тоне, — ещё разок-другой покушаешь и станешь ценителем этого продукта. Всё бывает в первый раз.
— Господа русские? — около нашего столика стоял высокий мужчина с бутылкой коньяка в руках и спрашивал нас на русском языке.
