| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Прошу учесть, Ваше превосходительство, — включился в разговор Колечицкий, для установки крепостных одиннадцатидюймовок на корабли, их лафеты нужно будет переделывать, так как горизонтальное наведение у этих орудий практически отсутствует. Они же создавались как осадные, поэтому практически отсутствует угол поворота, так как приходится стрелять почти в одно и то же место.
— Защиту для расчётов орудий не забудьте, а то останемся с орудиями, но без обслуги. И, Дмитрий Борисович, как я понимаю, нужно у всех орудий, кроме трёх тяжёлых гаубиц, лафеты переделывать, чтоб их можно было установить на корабли.
-Так точно, Ваше превосходительство.
— Подумайте над какой-нибудь поворотной платформой, на которую можно установить орудия. Я думаю, что поворот градусов по тридцать по горизонту нам хватит. И, Дмитрий Борисович, времени у нас мало, так что, очень вас прошу, поторопитесь с этими переделками.
— Ваше превосходительство, необходимо Ваше содействие, чтобы в мастерских РОПиТа приняли к исполнению наш заказ на изготовление некоторых деталей для новых лафетов. Такие же заказы нужно сделать в Николаеве. Кроме того, нужен металл, дюймовой и полудюймовой толщины.
— Дмитрий Борисович, окажу любую потребную помощь. Нужен металл — докладывайте где он есть и что нужно, чтобы его получить. Нужно разместить заказ на каком-то заводе — говорите, что нужно или кто мешает. Причём точно указывайте кто, чем и как мешает. Будем разбираться. У нас, слава богу, есть Кириенко Павел Николаевич и Автономов Александр Петрович — разведка и контрразведка. Наши глаза, уши, и если необходимо, то и руки. И указанные мною господа обязательно "помогут" любому чину на любом заводе Крыма принять единственно правильное решение. В интересах флота, разумеется. Санкции я указанным господам дам любые.
Офицеры заулыбались и немного расслабились. Командующий во всей красе. Заботлив к своим, беспощаден к чужим. Слуга царю, отец солдатам!
— Владимир Константинович, у меня есть большие сомнения в том, что нам удастся получить от Военного министерства новые артсистемы. Поэтому, вместе с Дмитрием Борисовичем, перевооружение начинайте с "Победоносца". На него поставим более новые орудия. "Синопу" достанутся старые образцы. Это чтобы не было проблем со снабжением кораблей боеприпасами. Да и задачи перед ними можно будет ставить разные. Кстати, господа, а не попытаться ли вам переделать станки на шестидюймовках Канэ. Попробуйте увеличить угол возвышения на них до сорока или даже пятидесяти градусов. Эти орудия и скорострельные, и дальнобойные.
— Я даже не знаю, сможем ли мы в наших условиях это выполнить, ответил в задумчивости Колечицкий.
— Нужно сделать, Дмитрий Борисович, нужно. Какая будет нужна помощь..., ну я уже говорил.
— Пятьдесят я не обещаю, — после некоторого раздумья, ответил главарт, — но тридцать пять-сорок может и получится.
— Будут ли у нас орудия для работы с кораблей по берегу или нет, теперь зависит от вас Дмитрий Борисович.
Делаю паузу. Господа офицеры почтительно молчат. И ведь правда — почтительно. Доказал Коронат, что право имеет командовать! И идеи, что сейчас выдвинул, крайне необычные для них. Но при этом понимают, что разумное предлагает командующий, а главное — знает, что предлагает. Непривычно это офицерам, но по глазам вижу — готовы работать.
После минутной паузы обращаюсь к кораблестроителю.
— Владимир Константинович. У меня есть ещё одно очень важное пожелание. Наши артиллерийские корабли будут действовать против берега. А там и калибр может быть не меньше, и целиться легче. Нужно усилить горизонтальную защиту кораблей от навесного огня. Я разрешаю снимать броню с любых списанных кораблей. И имейте в виду, что крайний срок готовности этих штурмовых кораблей первое января семнадцатого. И, ещё, поглядите на "Двенадцать Апостолов". Может из него можно что-то путное соорудить?
Глава Третья
5 августа. Севастополь. Черноморский морской госпиталь.
Вице-адмирал Российского Императорского флота Михаил Коронатович Бахирев.
Вице-адмирал Германо-Турецкого флота Вильгельм Антон Сушон.
С недавнего времени одна из палат морского госпиталя в Севастополе была превращена в тюремную камеру, но камеру весьма комфортабельную. Вместо решёток на окнах занавески из "ситчика весёленькой расцветки", вместо тюремных служителей, симпатичные сёстры милосердия и вежливые врачи. Трёхразовое питание прямо в палате. Однако дверь, коридор, ведущий к двери, площадка перед окном палаты и само окно находились под бдительной охраной морских пехотинцев круглосуточно. На ночь посты удваивались, и соблюдение предписанного режима охраны несколько раз в сутки проверяли неприметные сотрудники Александра Петровича Автономова, ротмистра Корпуса жандармов, а ныне начальника контрразведки Черноморского Императорского Флота. И дело своё они знали. Доступ не только в палату, но и в коридор, ведущий к ней, почти для всех был закрыт. Знающие люди поговаривали, что этой палате находится сам командующий германо-турецким флотом вице-адмирал Сушон, волею случая попавший в плен. Это случилось неделю назад. После потопления "Гебена", наши корабли, обследовавшие район морского боя, искали выживших с эсминца "Гневный" затонувшего в этом же бою. По прошествии нескольких часов после боя с эсминца "Пылкий" случайно обнаружили человека в спасательном пробковом жилете, явно раненого. Когда матросы подняли его на палубу, то поняли, что это немец и в немалых чинах. А когда его привели в чувство, то выяснилось кого им посчастливилось выловить в море. Адмирала Сушона доставили в Севастополь, где в госпитале его прооперировали, избавив от осколка, а потом поместили в отдельную палату, выставив охрану.
Адмирал Вильгельм Антон Сушон стоически переносил боль в груди, от раны, что оставил русский осколок. Сейчас он, лёжа на кровати, размышлял о превратностях судьбы. Он и в страшном сне не мог представить, что окажется в плену. Он был уверен, что если корабль под его командованием когда-либо будет потоплен, то он пойдет на дно вместе с ним. Но только не плен. И вот он в плену, которого так страшился, а не на дне вместе со своим "Гебеном".
Предупреждал же он этих ослов в дурацких красных шапочках с ослиными-же хвостами сзади — дикари, как есть, дикари — что если он выведет "Гебен" в море, то русские тут же устроят на него облаву, и только чудо поможет прорваться обратно в пролив. Но чуда не произошло. Абсолютно весь русский флот был в море. Его обложили со всех сторон и гнали прямо в западню. Заблаговременно пришло предупреждение, что у пролива находится русская эскадра во главе с дредноутом. Но шанс прорваться был. "Возможно я допустил ошибку, когда принял решение прорываться в пролив мимо русского линкора в темноте. Но было много плюсов за то чтобы идти на прорыв именно в темноте. Если бы не эти минные поля, которые русские с азиатским постоянством выставляли на подходе к проливу, то прорыв наверняка удался бы. Но мин наш противник не жалел. И было такое чувство, что на каждом квадратном метре моря они поставили по одной мине. А протраленный фарватер находился южнее, к нему я решил не идти, так как догадывался, что именно там меня дожидаются. Приказал прорываться по кратчайшему пути у мыса Узуньяр, где расположены турецкие батареи, надеясь на везение, на то, что удастся, прижимаясь ближе к берегу, пройти по воде, свободной от русских мин. Но оказалось, что, несмотря на наличие артиллерийских батарей на берегу, русские и здесь сумели поставить мины, считай, под носом у этих диких обезьян, что корчат из себя солдат. Подрыв на мине помог русским определить наше место, и они тут же начали стягивать свои корабли в район прорыва. И первым на нашем пути оказался русский миноносец, который в темноте подобрался очень близко, и, несмотря на ураганный огонь с нашей стороны, бросившийся в свою сумасшедшую атаку. Отчаянный был у кораблика командир, да и команда хороша. Ведь русский командир прекрасно понимал, что в одиночку атаковать "Гебен" равносильно самоубийству. И всё же пошёл в атаку и выполнил свой долг до конца. Ведь выпускал по нам эти две торпеды уже не военный корабль с командой, а тонущий металлолом с несколькими ещё живыми мертвецами. Но выпустил, и обе попали. Жаль, что командир миноносца погиб. Такому врагу не стыдно пожать руку. Да и моряки у него были под стать командиру. Я был бы не против таких в команде моего бедного "Гебена".
Да-а. А через несколько минут после того, как русский миноносец затонул, нас атаковала подводная лодка. Из-за того, что почти всё смотрели в сторону, откуда пришёл эсминец, атаковавший нас, подлодка подкралась на пистолетный выстрел и, прежде чем её обнаружили, успела выпустить по нам торпеды. Мы даже не успели среагировать, как в нас опять попала торпеда. Это была уже третья, поразившая крейсер за последние пятнадцать минут. Мой бедный "Гебен", построенный на немецких верфях немецкими рабочими, несмотря на серьёзные повреждения от подрыва на мине и трёх торпедных попаданий, всё же сохранил ход и боевые возможности и мог постоять за себя. Даже после атаки лодки я не утратил веры в благополучный исход прорыва. Так что я приказал продолжать движение к проливу, несмотря на предложение командира крейсера капитанцурзее Аккермана повернуть назад и укрыться в одном из болгарских портов. Потом был бой с русским дредноутом, в котором экипаж крейсера проявил высочайшие стойкость и мужество. Какие были моряки! Гордость Кайзерлихмарине. Хотя мы и сумели нанести русскому линкору тяжёлые повреждения, и до спасательного пролива оставалось совсем немного, но от судьбы не уйти.
То, что "Гебен" затонул в нескольких кабельтов от берега, Сушон узнал от своих врагов, так как в бессознательном состоянии был погружен на одну из оставшихся шлюпок. Не иначе, как молитвы матушки уберегли, и то, что кто-то надел на него спасательный жилет. За ночные часы течение и ветер отнесли его на значительное расстояние от места боя, где его и выловили из воды матросы с русского эскадренного миноносца "Пылкий".
Когда "Гебен" стал тонуть, экипаж, спасался кто как мог, в основном вплавь, держась за деревянные обломки и любые плавающие предметы. Все пытались добраться до недалёкого берега. Направление немецкие моряки знали. Но среди плывущих к берегу немцев, находилось и несколько десятков турок. Многие из них, как это ни странно, не умели плавать, и держались на поверхности просто чудом. Кому-то помогали деревянные обломки, а кого-то, наверное, спасала последняя молитва муллы. И вот шлюпка с раненым адмиралом проходя мимо группы турок была в прямом смысле атакована ими. Они цеплялись со всех сторон за шлюпку, пытаясь в неё забраться. Крики находившихся в ней людей, что тут раненые в том числе и адмирал, до обезумевших от страха людей не доходили, как и удары по рукам и головам цеплявшихся. В конце концов, шлюпку перевернули, так адмирал оказался в воде.
Сегодня адмирала Сушона предупредили о том, что его намерен посетить командующий Черноморским флотом. И вот в его палату входит молодой, на вид лет тридцати, ну никак не больше, морской офицер в вице-адмиральском мундире с белым орденским крестиком на шейной ленте.
"Это ещё кто?" — в первую секунду подумал немец. "Бахиреву должно быть около пятидесяти. Это должно быть кто-то из Великих князей, только они в столь юном возрасте имеют высокие чины. Хотя вряд ли. Даже тем, о которых я знаю, должно быть около сорока лет. Возможно среди князей есть кто-то и моложе, но не в таких чинах".
— Добрый день, господин адмирал. Я командующий Черноморским флотом вице-адмирал Бахирев, — на вполне приличном английском представился вошедший, присаживаясь в приготовленное персоналом госпиталя по этому случаю кресло.
"Не может быть. Этот молодой человек, почти юноша, и адмирал?! Да к тому же командующий флотом. Нет, всё же это дурацкий розыгрыш" — глядя на Бахирева думал Сушон
— Молодой человек, я не знаю кто вы такой, и по какому праву вы надели этот мундир. Вы зря думаете, что достаточно какому-то мальчишке одеть адмиральские эполеты, и я приму его за Бахирева? Вам сколько лет, юноша?! Вот мне пятьдесят два. И я доподлинно знаю, что Бахирев всего на четыре года младше меня. На четыре, молодой человек, но не на двадцать! Хотя определённое портретное сходство с адмиралом у вас есть, но и только!
Пока адмирал Сушон возмущался и негодовал на "розыгрыш", адмирал Бахирев улыбался.
— Молодой человек, перестаньте улыбаться, — взорвался немец, — я старше вас по возрасту, уверен, что и по званию, и я ранен. Но когда я поправлюсь, я буду с вами драться на саблях!
— Господин адмирал, я не учёл вашей реакции на мою внешность. Сам я уже привык к ней, да и окружающие меня люди тоже привыкли. И всё же, господин адмирал, позвольте ещё раз представиться — вице-адмирал Российского Императорского флота Бахирев, командующий Черноморским флотом.
— Как? Вы адмирал Бахирев?? Так сколько же вам на самом деле лет!?
— Недавно исполнилось сорок восемь.
— Не может быть, не верю.
— Вы, господин адмирал, не один в своём неверии пребываете при определении моего возраста.
— Но как? Объясните..., так не бывает
"Так, ну что ж, продолжим историю о чудесном превращении старого адмирала в молодого. Есть у меня планы на этого дядьку, есть. И если я сумею его убедить в божественном вмешательстве в мою судьбу и в бессмысленности войны со стороны Германии, потому что бог на нашей стороне, так это сколько ж я смогу русских мужиков спасти?? Немцев, конечно, тоже поменьше поляжет, ну да они меня не интересуют. Вот, наглов бы, с лягушатниками, союзничков дорогих в землицу бы уложить, да побольше... А как с ним общаться? Мужик тёртый, серьёзный. В бога то, наверное, как все моряки, верит, но и только. Баснями его не накормишь, не соловей."
До личной встречи с Сушоном, я, естественно, прокручивал в голове возможные варианты беседы. Но то до встречи. А тут, тет-а-тет, немецкий адмирал совсем другое впечатление производит. И ошибиться нельзя. Даже если я ему потом телевизор покажу или BMW, уже не поверит ни единому слову.
— Господин адмирал, вы верите в мистику, сверхъестественное?
— Думаю, что нет. Хотя, пару раз за мою карьеру было что-то, что нельзя объяснить с точки зрения науки. Да и мы же с вами, господин адмирал, моряки, так что как минимум, в определённые традиции и суеверия верим. В предчувствия тоже. Но не более.
— Согласен с вами, адмирал. До недавнего времени я тоже не верил. А вот как-то утром...
Я вспомнил легендарного Станиславского, и замолчал. Пауза длилась около минуты. Но Сушон, очевидно, тоже был знаком с привычками великого русского режиссёра. На его обветренной саксонской физиономии было просто написано "Не верю". Однако, скука, имевшая место у любого заключённого, заставила его сдаться.
— Господин адмирал, вы и далее будете молчать? Или всё же расскажите мне как можно помолодеть?
Но скептическая улыбочка все же змеилась по его губам.
— Конечно расскажу, господин адмирал. Я именно для этого и решил вас посетить.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
