Оборотень-убийца, главы 1-20

Мой бугай щеголял длинной, собранной в хвост медно-рыжей шевелюрой. Край хвоста успел измараться в крови сантиметра на три, его тоже не слишком старательно пытались отмыть. На кожаном шнурке, оплетающем волосы, болталась бронзовая, покрытая зеленой патиной монетка. Я подтянул ее к глазам, надеясь разобрать год и название страны. Увы, узор на обеих сторонах монеты был затерт.

Я снова осмотрел руки, затем все тело. Кожа у бугая была белая, но отнюдь не нежная, дубленая, можно сказать. Живот ровный, с чуть заметными кубиками пресса. Навскидку я бы дал моему дуболому лет тридцать, плюс-минус год. Примерно моих лет парниша. Только здоровенный, крупнее Шварценеггера, плечистей.

Солнце начинало ощутимо припекать. Мое новое тело внезапно подало сигнал: плохо! Угу, рыжие не любят солнца, они на нем обгорают.

Ну, хорошо, куда молодцу податься? Меня раздели и бросили посреди леса без всяких путеводных знаков.

Хотя... вэллин! Меня — черт, не-меня-меня тащили оттуда к капищу. А если пойти по следам примятой травы?

Ну что вам сказать? Я и пошел, на удивление быстро освоившись со своим новым телом. Миновал трухлявое дерево с дурацким названием, когда проходил мимо, мои уши снова начали чесаться. Интересно... Я отступил на три шага — и уши успокоились. Снова подступил к дереву — и по ушам пронесся табун муравьев. Стало ясно, что мои уши — нечто типа индикатора. Они реагируют на что-то, чего я пока не могу уяснить.

Разберусь позже.

В лесу пришлось осторожно ставить ноги, чтобы не повредить ступни о сучки и коряги. Мне не понадобилось делать для этого особых усилий: я двигался так, будто бродил по дубравам голым всю свою жизнь, аки русский Маугли.

Струйки запаха, которые не мог перебить даже дух лесного перегноя, привели меня на лесную тропу в двадцати шагах от поляны. У груды замшелых валунов валялась куча барахла, накрытая сверху громадным мечом. Рядом в лужу засохшей крови кто-то воткнул короткую металлическую стрелу. Кажется, их называют болтами и стреляют ими из арбалетов.

Меч да стрела... Меня определенно занесло куда-то в средневековье!

Вот не знаю, почему я не взял меч, а первым делом выдрал стрелу. Ее трехгранное острие отковали из серебра. Оно блеснуло, поймав сквозь кроны солнечный луч.

Серебро... ненавижу серебро... Почему — неизвестно. Просто ненавижу.

Я спешно воткнул стрелу обратно в землю и, повинуясь безотчетному инстинкту, завел руку за спину и ощупал кожу под левой лопаткой.

Там был уродливый, похожий на крупную кляксу шрам.

Вихрь воспоминаний вскипел, ударил в виски, бросил на колени.

По этой тропе среди пустошей Ланграма шел вчера Джорек по прозвищу Лис. Северянин. Герой. Его убили ночью выстрелом под левую лопатку.

Меня, меня убили! Предали — и убили. Ррррааауууммм!

6.

Я проторчал на этой тропе, стоя на коленях с раскинутыми руками, как последний, а может, и первый дурак, наверное, минут десять. Я рычал от ярости и злобы. Перед глазами мелькали картины — обрывки воспоминаний, короткие эпизоды, тусклые и размытые. Я не мог толком различить лиц, вместо них виднелись затертые пятна, я слышал голоса, но не мог вникнуть в суть слов, и это бесило больше всего. Мужчины и женщины в странных одеяниях что-то говорили мне, Джореку. Мужчины в основном угрожали, иногда нападали, чтобы повалиться от ударов моих кулаков или меча (штуковина была здоровенная, и работал я ею — ну, не я, а Джорек — мастерски). Женщины обращались со словами нежности, часто — с упреками и плачем. Многие голоса — и мужчин, и женщин — обдавали презрением и ненавистью.

Я смотрел и слушал, я впитывал эту пустую информацию, раскачиваясь на тропе перед засохшей лужей собственной крови, а в груди разгорался пожар. Я не вижу лиц! Я не способен различить голоса! Ррррааауууммм!

Наконец схлынуло. Я повалился на бок, плечом в траву, пытаясь отдышаться. Виски разламывались от боли, во рту пересохло, а сердце стучало о ребра, как молот.

Это было как... загрузка информации на комп. Только гнилой, закодированной вирусом информации. Моя личность соприкоснулась с воспоминаниями убитого Джорека, впитала их, инсталлировала, теперь бы и поработать, да вот беда — из-за вируса я вижу только одну абракадабру.

Я носил в себе все воспоминания Джорека, но не мог их листать, не мог толком раскодировать картинку!!!

Не знаю, чего добивались те, кто вселил меня в тело такого бойца и оставил лишь обрывки воспоминаний. Не знаю. Но узнаю. Я доберусь до тех, кто это сделал, а после...

Я приглушенно зарычал, до того по-звериному, что сам себя испугался. Верхняя губа вздернулась, обнажив зубы.

Приступ ярости удалось подавить, стиснув кулаки и глубоко дыша. Я обнаружил, что могу управлять телом и чувствами этого тела, стоит только приложить волевое усилие. Примат чистого разума над грубыми инстинктами. Что ж, и это неплохо.

Итак, я успокоился. Различил пение птиц, шорох листвы под порывами ветра, задышал ровнее, затем открыл глаза, увидел синие капли неба сквозь ажурные кроны деревьев.

Я не из породы придурочных истериков, которые реагируют на все воплями, беспорядочным бегом по кругу и ударами лба о стену. Это удел слабых и глупых, а я — не глуп. И уж теперь — совсем не слаб, верно? Оказался в чужом теле, так что ж, чай, мне выбрали не карлика и не хоббита, не тролля, и, что совсем уж хорошо — не троллиху. Будем обживать.

Я прилег на травку у обочины, закрыл глаза, положил руки под голову и постарался сосредоточиться. Запах крови волновал, но уже меньше, я очень быстро научился одергивать инстинкты Джорека, приглушать их.

Медленно и вкрадчиво я попытался прощупать личность своего подопечного, так сказать, изнутри.

Разум Джорека был, безусловно, мертв. Я не слышал его мыслей, а если бы услышал, думаю, не очень-то обрадовался. Две личности в одном теле — это как-то чересчур. Проще удавиться на ближайшем суку, чем привыкнуть.

Особенных успехов я не достиг: попытка углубиться в личность Джорека вызвала головную боль и тошноту. Я не сумел прочитать его характер, не смог понять, каким он был в прежней жизни. Честный — или привык лавировать? Хитрец или простак? Держит ли слово? Нормальный человек — или негодяй? Однако — может ли герой быть негодяем? Думаю, нет. А единственная определенная вещь читалась в разуме Джорека легко — он считал себя героем. И, уверен, не просто так. А беря во внимание его габариты и меч, можно сказать, что сомневаться в геройстве Джорека по прозвищу Лис было бы неразумно.

Беда только в том, что я-то никакой не герой. От слова вообще.

Я решил отложить углубленное изучение личности Джорека на потом. Пусть пройдет некоторое время, я освоюсь в новом теле, вот тогда...

Тем не менее, стало ясно, что Джорек — свирепый малый, у которого слова не расходятся с делом.

Как и у меня, впрочем. По большей части. Вот только свирепости у меня нет. Я гуманист. Согласен, глупое качество в сегодняшней жизни, но — таким родился. Добро в нашем мире причинять не так-то просто, куда лучше следовать темному пути зла, находя для каждой подлости бесконечную цепочку оправданий. Жить по совести — просто жить и оставаться человеком — сложно. Думаю, и в этом мире правила игры в жизнь неизменны. Человек везде одинаков. Что же касается нелюдей... Хм, м-да... Могу ли я назвать себя человеком, если щеголяю острыми лисьими ушами? Впрочем, это-то сейчас не важно. Мне бы вспомнить хоть что-то о прошлой жизни Джорека.

А может, у меня получиться вспомнить, что случилось с Лисом вчера? Это ведь самые свежие, последние его воспоминания?

Давай, Тиха, ты сможешь! Раскодируй хотя бы пару строчек. Тем более, торопиться пока некуда.

Я сосредоточился, до боли зажмурив глаза.

Мало-помалу картинки начали проясняться, но это потребовало от меня таких усилий, что я начал хватать воздух ртом, словно пробежал километров десять. И это при моем новом богатырском теле!

Вчера... Вчера-вчера-вчера... Так что же случилось вчера? Вчера на тропе Джорек по прозвищу Лис повстречал существо... Человека или нелюдя? А что, тут есть нелюди, кроме меня? Кажется, да, и много...

Итак, Лис повстречал давнего знакомого. Об этом говорило ощущение приятного спокойствия и... вожделения, заполонившего громадное тело Джорека. Вот это чувство оказалось настолько сильным, что я немедленно присел на корточки, устыдившись вполне естественных реакций своего организма. Скажем так: у Джорека все работало, как часы, и даже лучше.

Я поворошил обрывки воспоминаний, пытаясь сложить из них общую картину. Мутное пятно лица... мелодичный смех. Женщина! Давняя знакомая. Вот оно что. Вот значит как. И здесь не обошлось без бабы. С другой стороны — радостно, что мой бугай нормальной ориентации, радостно.

Смех... Манящий запах знакомой женщины — острый и пряный. Протянутая тонкая рука...

Я-Джорек расслабился, сбросил в траву манатки, положил сверху меч. Выпрямился и шагнул к женщине, которая стояла в пятне лунного света, шагнул, сгорая от желания. Кажется, тут, в этом лесу, мне назначили интимную встречу.

Смех... Острый слух Лиса притупился, обоняние слышало только запах женщины. Н-да, половая сила есть — ума не надо. Я-Джорек придвинулся к барышне, где-то на периферии сознания различив за грудой валунов шорох, и — тут-то меня и убили. Услышал щелчок, не успел отпрянуть — стрела с серебряным наконечником вошла под левую лопатку. Черт, как же больно!

Я-Тиха резко выдохнул и оперся руками о землю. Не каждый день случается пережить собственное убийство. Голова закружилась, перед глазами поплыли цветные пятна. Помимо воли я снова погрузился в воспоминания.

Боль, вспышка ярости... Я рухнул на колени, пытаясь вырвать стрелу, и таки вырвал ее, обливаясь кровью. Пробитое сердце екало, стучало все слабее, но я-Джорек с глухим рычанием пополз вперед, чтобы, аки мавр, сомкнуть пальцы на шее предательницы. Светлые волосы... Да, у нее были светлые волосы, длинные и шелковистые!

Из-за деревьев за ее спиной появились какие-то существа в балахонах. Нелюди... Явно — нелюди. Я не смог рассмотреть их толком. Женщина что-то промолвила... странные интонации. Она будто извинялась передо мной. Потом существа схватили меня под белы руки и... мое сознание угасло.

Я вернулся к реальности, стоя на коленях и задыхаясь. Голова кружится, боль стучит в виски свинцовыми молоточками, в теле слабость.

Кое-как добрался до груды камней, присел, низко опустив голову. Боль и слабость медленно отпускали...

Ладно, подведем итог. Для того, чтобы вселить меня в тело воина, его сначала понадобилось убить и, что характерно, стрелой из серебра. Почему убить — вопрос, со всех точек зрения, интересный, но ответа на него я пока не знаю, но приложу все силы к тому, чтобы узнать. Джорек — если ориентироваться по ощущениям — терпеть ненавидел магию, и ничего о подобных ритуалах не знал, во всяком случае, в его закодированных воспоминаниях не содержалось и намека на такое знание.

Ясно одно: Джорека именно убили — стреляли прицельно в сердце практически в упор, чтобы не успел отпрыгнуть, уклониться. Убили — а потом каким-то образом залечили смертельную рану. И вселили в тело меня, Тиху Громова, коротышку и неудачника. А что же мозг? Без поступления кислорода его кора умрет за шесть минут, это скажет вам всякий любитель сериала о докторе Хаусе. И человек, если его потом оживить, превратится в идиота. Или местным бойцам законы природы не указ? Как знать, может, кора их мозга выполнена из лучшего (полированного?) дуба? Ясно мне, что ничего не ясно. И дело тут, конечно, не обошлось без магии.

А может, я того, зомби? Ну, нет. Я чувствую боль, тепло, жажду, и весь спектр эмоций, а значит, я жив-живехонек. Ну и сердце, опять же, колотится. К тому же зомби, со всей очевидностью, не способен думать — все из-за отмершей коры. Это только в дурацких фильмах и играх зомби ведут себя как полуразумные существа. Короче, не зомби я, нет.

Предположим пока, что некто, включая бывшую пассию Джорека, решил с неизвестными мне целями устроить рокировку, и переправил мое сознание — или душу — в тело Лиса, а его душу — в мое тело. Не завидую я парню. Шел на свиданку, а вместо бабы получил стрелу в сердце, помер — и очухался в теле безработного избитого коротышки, которого уже лет пять тошнит от собственной тусклой жизни. Ах да, еще и похмелюга у него. Веселенький пинок судьбы, что тут говорить.

Очевидно, что многие — если не все — навыки Джорека при мне, и не слишком меня обременяют, скорее, помогают обживаться. И к тому же я теперь — воин с могучими габаритами, боец ростом в метр девяносто. Свирепый вояка.

Ура, что ли? Пожалуй, ура.

Вот только я отдал бы и рост и умение биться за воспоминания Лиса.

Пить хотелось все сильнее.

Я встал, пересиливая головокружение, добрался до вороха своих вещей и опустился на корточки.

Мои руки сами откопали в манатках объемистую деревянную флягу. Сознание в этом не участвовало. Некоторые вещи я теперь проделывал на инстинктах-воспоминаниях моего тела. На несознательных воспоминаниях. К счастью, их мне не заблокировали.

Я выдернул пробку и поднес флягу к губам, думая как следует напиться. Во фляге оказалось вино. Блин, терпеть не могу эту кислятину. Я с трудом убрал флягу от лица, сделав всего два глотка. Слушай, Лис, я люблю пиво. Могу иногда жахнуть водки, накатить стопарик вискаря на чьем-нибудь дне рождения, но от любого вина меня выворачивает наизнанку, и с этим тебе, мой неживой приятель, придется считаться.

Я вылил содержимое фляги в траву. Это далось мне легко, хотя на середине движения кисти возник рефлекс отторжения: дикарь во мне начал сопротивляться, но я-Тиха запросто его обломал.

Острые уши услужливо подсказали: рядом протекает ручей. Гм. Напьюсь я ключевой водицы, заодно наберу во флягу, ну и посмотрю на себя — красивого.

Ручей сыскался метрах в тридцати, в распадке. Чистейшая вода струится по каменистому ложу, деревья полощут ветви, птицы заливаются. Для Тихона Громова — картина непривычная. Для Джорека — обыденность. Он знает все породы деревьев, по щебету различает породы птиц, умеет охотиться, при желании — ежа убьет голым задом. Неплохо для бугая. И куда лучше — чем было раньше, там, в моей другой жизни.

Я припал на колено и напился, зачерпывая горстью. Затем нашел островок спокойной воды среди камней и уставился на свое отражение.

Мать моя женщина...

Вышел я и ростом, и статью, и мордой. Сиречь физиономией. Была в свирепых резких чертах моего голубоглазого альтер эго какая-то первобытная привлекательность. Подбородок из литого чугуния, ломаные светлые брови на тяжелых дугах, тонкие суровые губы. Ай, хорош! Ай, красавэц! Все бабы будут наши! Я — как Жерар де Мордье в лучшие его годы! Далеко не хомо эректус, сиречь человек прямоходящий. Скорее — хомо сапиенс, с легкой добавкой... инакости.

Голова крепилась к могучей жилистой шее. Еще более могучими выглядели плечи. Вообще мускулатура рельефная. Не такая, конечно, какой привыкли щеголять жрущие стероиды и фуросемид культуристы, но массивная, и — соразмерная телу. Малый я объемистый, килограмм сто двадцать, похож, скорее, не на Шварценеггера, а на Ральфа Меллера, что сыграл в "Гладиаторе" и в сериале "Конан". Всегда завидовал габаритам этого немца.