Книга 1. Целитель. Черновик

Книга 1. Целитель. Ваше Благородие

Пролог

В крошечной малосемейке обычной питерской свечки-многоэтажки сегодня было не протолкнуться. На одиннадцати квадратах моей гостиной бродило вокруг праздничного стола целых девять человек из самых-самых.

— Алексей, ну сколько можно ждать! — раздался звонкий голос Мариночки.

— Уже бегу, — крикнул я, пытаясь захлопнуть дверцу старого холодильника, не рассыпав при этом оливье с глубокой тарелки.

Трррр-р, тррррр-р. Раздалась трель дверного звонка, стоило мне оказаться в коридоре.

Хм, кого там еще ... Вроде, все в сборе. Скинув свою ношу оказавшемуся по близости Эдику, я подскочил к двери.

— Э-ээ? Вам кого?

На лестничной площадке стояла незнакомая тетка с потертой дерматиновой сумкой через плечо.

— Алексей Корнеев? — она подозрительно посмотрела на меня, словно Корнеевым я быть не мог в принципе.

— Он самый...

— Вам телеграмма. Получите и распишитесь.

— Телеграмма? — я на мгновение завис. Это такая хрень, напечатанная на бумажке? А нафига? Я думал, этот архаизм канул в небытие еще в прошлом веке.

Черкнув закорючку на подсунутом формуляре, я, наконец, заполучил в руки пожмаканное послание.

" С днем рожденья тчк Тебя ждут важные дела тчк Готовься тчк"

Ага, очень смешно. У меня что не день, то важные дела. Вон, даже юбилей праздновать после работы приходится, ибо...

— За тебя Леш, и твои золотые руки,— поднял рюмку Эдик. Хочу пожелать...

Громкая трель телефона, лежащего в кармане рубахи, прервала тост. Хм, шеф. Вроде, уже поздравлял сегодня. Извинившись взглядом, я принял вызов.

— Алексей, вечер добрый и еще раз с юбилеем, — послышалось из потрескивающего динамика. — Тут такое дело, кхм... ты еще не сильно много выпил? — очень оригинальный вопрос, учитывая только что прозвучавшее поздравление, но тревога в голосе Виктора Алексеевича отбила желание пошутить.

— Только за стол сели, а что?

— Значит, успел, — облегченно вздохнул он, — выезжай в отделение. Наши уже все на месте.

— Что случилось-то, Виктор Алексеевич, у меня тут гости...? — я с сожалением оглядел уставленный вкусностями стол, подозревая, что продегустировать все это мне, похоже, не судьба.

— Полтора часа назад под городом вылетел с трасы на обочину рейсовый автобус. Слава богу, без смертельных, но раненых много. Часть пострадавших, самых тяжелых, придется принять нам, как ближайшим, их уже везут. Я до последнего не хотел тебя дергать, все-таки юбилей. Но сейчас каждая пара рук на вес золота.

— Понял, выезжаю, — тяжело вздохнул я, подозрительно покосившись на высунувшийся из кармана край телеграммы.

— Куда? — на меня уставилось восемь пар глаз.

— Ребят, продолжайте без меня, — и заканчивайте, наверное, тоже, мысленно добавил я. — За городом маршрутка кувыркнулась, много пострадавших, шеф просил срочно приехать.

Выбежав в коридор, решив не тратить время на переодевание, сбросив домашние тапки, торопливо натянул туфли.

Черт, лифт, как обычно, не работает. И ладно, пешком даже быстрее. Всего-то шесть этажей. Выскочив из подъезда, невольно поежился. С нависающих надо головой тяжелых туч срывался моросящий дождь. Ничего, не сахарный. Уже добежав до стоянки, сообразил, что ключи с брелоком остались на тумбе в коридоре. Хорошо хоть телефон с собой.

— Эдик, там под зеркалом...

Надо еще было зонтик попросить сбросить. Хотя, все равно уже промок до нитки.

При виде меня, мокрого и взъерошенного, Ксюша, наша постовая сестричка, в притворном ужасе прикрыла ладошкой рот и сделала большие глаза.

— Представляешь, вот прямо из-под душа выдернули, — в шутку пожаловался я, — Такая у нас судьба, докторская? И колбаса у нас на бутерброде, кстати, тоже докторская.

Девушка хихикнула.

— Есть чем вытереться? А то, не дай бог, бабульку какую своим полуобнаженным торсом до инфаркта доведу.

— На, культурист, — пулей метнувшаяся в санитарную комнату девушка, снабдила меня чистым хэбэ изделием.

— Это двое твои, заявила Ольга Дмитриевна, заведующая приемным покоем, едва я переступил порог, протягивая карты первичного приема. — Остальные в операционных.

Заглянув в палату-приемник, обнаружил девушку лет двадцати пяти и мужчину в возрасте.

— Предварительный диагноз? — спросил я через дверь.

— Какой там диагноз, — донеслось из комнаты, отдали листы первичного осмотра, заполненные наспех, и умчались как наскипидаренные. У пациентки низковатое давление. Было 110 на 60.

Я еще раз взглянул на поступивших. Девушка лежала на боку, слегка подтянув ноги к животу. Мужчина пристроился на уголке кушетки. Приложив руку к груди, дышал он часто и поверхностно.

Похоже, у девушки внутреннее кровотечение, а у мужчины — перелом ребер, осложненный пневмо— или гемотораксом. Тут и анализов не надо, симптомы на лицо.

Для принятия решения понадобилось несколько секунд.

— Ольга Дмитриевна, пусть девочки держат давление пациентки на контроле, — попросил я.

Передислоцировав мужчину в смотровой кабинет, я достал из шкафа одноразовый троакар. Сама по себе, его травма не несет смертельной опасности. Но мужчина прижимал ладонью левую часть груди. А вот при такой локализации есть шанс очень грозного осложнения — тампонады сердца.

Попросив мужчину наклониться в противоположную сторону, я продезинфицировал кожу. Резким движением игла троакара пробила межреберное пространство. Сразу послышался свист выходящего воздуха. Слава богу, только его. Насадив отводящую трубку на торчащий конец девайса, я погрузил ее в банку с тут же запузырившейся жидкостью. Выдавливаемый расправляющимся легким воздух весело забулькал в таре.

Убедившись, что цианоз губ начал спадать, а дыхание стало боле глубоким и спокойным, я вернулся в приемную палату.

— Сто на пятьдесят, — отчиталась, держащая в руках электронный тонометр, девушка. — Думаешь кровотечение.

Тут и думать нечего. Где-то подтекает. Но где?

Пациентку к осмотру. Скомандовал я.

Засуетившиеся медсестрички помогли стянуть девушке легкий свитерок, оставив на теле лишь кружевной лифчик, скрывающий тугую грудь.

— Где болит?

Девушка приложила ладонь к левому подреберью.

Перевернув ее на спину, я ощупал живот, краем взгляда отмечая гематомы разного срока давности на красивом теле. Похоже, с семейным благополучием не сложилось. Странно. Живот мягкий и податливый, что не характерно для внутреннего кровотечения. Только на левом боку синел свежий кровоподтек.

— В операционную, — распорядился я и потопал в единственный оставшийся свободным операционный блок мыться.

Вначале меня удивило полное отсутствие следов кровяных сгустков в брюшной полости пациентки. Ну не может такого быть. Расширив разрез, я уставился на крупное набухшее, пульсирующее в такт сокращениям сердца образование. Хрена-се, никогда такого не видел. Обычно, селезенка лопается вместе с окружающей ее капсулой. В нашем случае, капсула каким-то чудом сохранила целостность, превратившись в растянутый, наполненный кровью резервуар. Повезло, одно не ловкое движение, и все это хозяйство опорожнилось в брюшную полость, прибавив мне работы по санации и сушке.

Быстро удалив поврежденный орган, я начал послойно ушивать операционную рану.

К тому времени, как я вернулся в приемный покой, мужчину уже забрали. Кто-то из коллег перехватил. Но осмотра дожидались два новых персонажа. К счастью, из шести доставшихся мне за ночь пациентов, критичных не оказалось. Там не менее освободился лишь к утру, пошатываясь от усталости. Считай — сутки на ногах.

— Я в ординаторскую. Пару часов вздремну, — сообщил я ворковавшим на посту пигалицам.

— Алексей Иговевич... — кто-то настойчиво теребил меня за плечо. Судя по часам, поспать удалось чуть больше часа.

— А... что..? — я пытался прогнать сонный туман из головы.

— Девушка умерла. Та, у которой разрыв селезенки был.

— Что?!! — меня словно ударом токам сбросило с дивана. — Как? Я же все осмотрел, давление стабилизировалось, кровь должны были перелить...

Массивное субарахноидальное кровоизлияние, вызванное профузным кровотечением из разорвавшейся аневризмы, гласило предварительное заключение. Как, откуда? Лишь затребованная история болезни умершей расставила точки над "и". Две недели назад девушка окончила курс химио-лучевой терапии в онкодиспансере. Рак в двадцать шесть лет? Я даже представить такое мог с трудом. Тем не менее. Одно из осложнений облучения — мощное угнетение кроветворения. Вот откуда множественные гематомы. Уровень тромбоцитов в несколько раз ниже границы нормы. Тогда, почему почти не кровила операционная рана? Хотя, при таком давлении...

В открывшейся двери появилась массивная фигура, и в ординаторскую вошел заведующий отделением.

— Уже прочитал? — кивнул он в сторону раскрытой папки, лежащей передо мной на столе.

Я молча кивнул головой.

— Не бери в голову, — сказал он, присаживаясь рядом, на жалобно скрипнувший диван. — Нейрохирурги говорят, гематома образовалась от удара головой, во время аварии. Там был только вопрос времени, когда она лопнет. И предугадать ты этого не мог. Мы не боги, что бы все знать и все успевать. К тебе никаких претензий быть не может. Основная операция проведена безукоризненно.

— Я должен был заподозрить. Гематомы на теле...

— Леш, успокойся. Ты сильно много видел молоденьких девушек со второй стадией рака яичников? Со стороны комиссии к тебе не будет никаких претензий. Приводи себя в порядок и начинай обход. Тебе еще дежурить сегодня.

— Ы-ы, — я не смог сдержать болезненный стон. Вторые сутки... А как вы хотели. Наша служба и опасна, и трудна. Знал, на что подписывался, поступая в медицинский.

На дежурстве отоспаться не удалось. Санавиация подкинула работу. Опорожнив одним глотком, уже не помню какую по счету чашку остывшего кофе, я поспешил в операционный блок.

Сорока пяти летний житель пригорода поступил с подозрением на прободную язву желудка. Я невольно присвистнул. В разрезе расширенного лапароскопического доступа, стандартного в таких случаях, показались петли отечного, гиперимированного кишечника, с множественными фиброзными спайками.

— Это же сколько он мучился? — удивился я.

Ассистировавший мне Илья только хмыкнул.

— Без полной ревизии не обойтись. Иначе будет оки-токи, — так у нас называли острую кишечную непроходимость.

— Согласен, — печально вздохнул я. — Часа на четыре работы. А так надеялся отоспаться.

— В гробу отоспимся, — мрачно пошутил напарник, даже не догадываясь, насколько пророческими окажутся его слова.

Утром я еле оторвался от подушки, к которой добрался лишь с рассветом. Голова — словно свинцом накачали. Со стоном поднявшись со стоящего в углу диванчика, я побрел в сторону санитарного узла.

— Хреново выглядишь, — порадовал оторвавшийся от заполнения бумаг заведующий.

— Третьи сутки на ногах, — я развел руками.

— Знаешь что, иди-ка ты домой. В таком состоянии тебе в операционную пускать нельзя. На сегодня выпишу отгул, а впереди выходной. Но что бы в понедельник как огурчик...

— Будут исполнено, — вымученно улыбнулся я.

Войдя в квартиру, я с благодарностью отметил царивший вокруг порядок. Стол сложен и убран к стене, посуда перемыта. Все чин-чином. Посидели, убрали за собой и разошлись.

Что-то меня познабливает, надо согреться. Включив набираться в ванну горячую воду, пошел переодеваться.

Что-то совсем расклеился, Алексей Батькович. Хотя, чему удивляться. Вначале сумасшедший забег с принятием водных процедур, в тонкой полупрозрачной рубашке, накинутой на голое тело, потом двое суток в авральном режиме. Я же не бессмертный пони... Ничего, отлежусь, отосплюсь, попью травяного чайка. А там снова в бой.

Ночью я проснулся от давящего ощущения нехватки воздуха. Что ж так душно в квартире. Вроде отопление уже давно выключили. Надо бы балкон открыть. Поднявшись с кровати, я тут же рухнул назад, от внезапно навалившейся слабости. Сердце билось в груди, словно у загнанной лошади. А вот теперь уже не до шуток. Нащупав, лежащий под подушкой телефон, я набрал вбитый в память номер.

— Ало, раздался из трубки сонный женский голос.

— Марин, это Леша Малицкий. Пришли ко мне домой бригаду, что-то мне нехорошо.

Сбросив вызов с тревожно тараторившей на том конце подругой, я на дрожащих ногах, придерживаясь за стенку, добрался до входной двери, что бы открыть замок. Сил возвращаться назад уже не было. Прислонившись к холодной стене, сполз на стоявшую у двери тумбу. Да что же со мной происходит...

Тихо попискивала аппаратура, стоявшая на стойке в изголовье кровати, мерно шелестел мембраной аппарат искусственной вентиляции легких, насыщая кровь кислородом. А я лежал, бездумно уставившись в потолок и пытался примериться с неизбежностью. Утром пришли результаты расширенного обследования. Хотя я и без них прекрасно представлял — дело труба. Обычно такие диагнозы скрывают от пациентов, сообщая информацию лишь близким. Но близких у меня не было. Детдомовский я, а обзавестись семьей пока не успел. Не сложилось. Да и смысл скрывать подробности от врача...

За спиной зашедшего в палату для утреннего обхода заведующего отделением кардиоревматологии, маячила массивная фигура нашего зава, Виктора Алексеевича.

— Не вижу смысла скрывать диагноз, — начал Илья Маркович. — Ты и сам догадался.

К черту диагноз, меня интересовали подробности.

— Молниеносная форма диффузного бактериального эндомиокардита, — выдал он приговор.

— Насколько диффузного, — уточнил я, приподнявшись над подушкой.

— Фракция сердечного выброса снижена на сорок процентов.

Расшифровка не требовалась... Сейчас мое сердце перекачивает почти в два раза меньше крови от нормы. А это пушистый зверек. Кроме гипоксии ткани и органов, которую пока компенсировал аппарат ИВЛ, наполняющий легкие обогащенным кислородом воздухом, краеугольным камнем стояла проблема нарастающей интоксикации. Кровь, циркулирующая по сосудам, физически не успевала выводить продукты жизнедеятельности организма. Можно, конечно, подключить искусственную почку, провести плазмоферез. Но это лишь частично снимет остроту вопроса. Скоро клетки сердца, работающего в авральном режиме, окончательно истощат свои резервы, и ткани начнут отмирать. Сорок процентов — слишком много. При таких поражениях единственный выход — трансплантация.

Словно прочитав мои мысли, Илья Маркович сказал:

— Мне удалось внести тебя в очередь на пересадку. Ты в третьем десятке.

Это было настоящим подвигом. Насколько я слышал, сейчас только в списках на ургентную пересадку — больше трехсот человек. Про плановую — вообще молчу. Сейчас по всей стране проводится около трехсот подобных операций в год. Вот только стоит это удовольствие от пятидесяти тысяч вечнозеленых и никакой благотворительности здесь не предусмотрено. Количество готовых выложить круглую сумму куда больше доступных донорских органов. Да и откуда у меня такие деньги? За крошечную квартиру в малосемейке больше пятнашки не дадут. Еще три-четыре выручу за свой поддержанный форд. За десять лет работы в отделении накопить богатства не сложилось. Все уходило на насущные потребности.

Я с тяжелым вздохом потер палец о палец в универсальном жесте.

— Я больше двадцати тысяч не соберу.

— Черт, об этом я не подумал, — стушевался мужчина в белом халате. — Но есть же друзья, знакомые. Благотворительные фонды, в конце концов.

Ну да, конечно. Друзей и знакомых у меня много. Только почти все они, как и я, живут от зарплаты до зарплаты. Жизнь нынче — штука дорогая. А что до фондов, знаю я эти конторы. Они существуют на процент от сборов. И если встанет вопрос — кому помогать, мужику, прожившему почти половину жизни, или крохе с ангельским взглядом, нуждающейся в дорогостоящем лечении за рубежом, понятно, в какую сторону склонятся весы. Там и суммы внушительнее, и ручеек поступлений погуще.

— Привет Леш, держишься? — поинтересовался зашедший в палату Илья Маркович бодрым голосом. Но уставший взгляд, направленный в окно, за которым четвертый день моросил противный дождь, не укрылся от моего внимания. Я тоже не мог равнодушно смотреть в глаза пациента, когда приходилось сообщать безнадежный диагноз.

— Все так плохо? — голос звучал тихо и безжизненно.

— Читай сам, — тяжело вздохнул мужчина, протянув мне листы с распечаткой результатов мониторинга. Постояв пару минут, он вышел из палаты, тихо прикрыв дверь.

Собственно результаты совсем не удивили. Сердце продолжало сдавать позиции. Появились маркеры нарушения работы печени и почек. Да это я и сам чувствовал. Из-за постоянной интоксикации находился в полусонном заторможенном состоянии, регулярно ныряя в тяжелое забытье. На лицо прогрессирующая декомпенсированная сердечная недостаточность. А это не лечится. В пору заказывать музыку.

О чем я думал, лежа в тишине отдельной палаты, рассматривая неровности потолка? Нет, я не впадал в черную меланхолию, не корил себя за безалаберное отношение к собственно здоровью, не сетовал на вселенскую несправедливость. Лишь сожалел о том, чего не успел сделать в жизни. Дом не вырастил, сына не родил, кандидатскую не защитил. Вот так живешь, мечтаешь, стремишься, а потом бац, и все. Накатившая темнота стала избавлением от давящих на сознание грустных мыслей.

Открыв глаза, я обнаружил склонившегося надо мной мужчину в странном сером балахоне. Если это батюшка, решивший отпустить мне грехи напоследок — пустая трата времени. Не в чем каяться.

— Ты кто? — хотел уточнить я, но не успел.

Маленькая сухонькая ладонь коснулась лба, погрузив меня в ставшую привычной темноту.

Глава 1.

Я бежал по бескрайнему полю, укрытому ковром из золотистых колосков налившейся пшеницы. Густая растительность доходила мне почти до уровня груди, что нисколько не мешало рассмотреть стоящих впереди улыбающихся родителей.

— Максимка, беги к нам, пора возвращаться на обед, — крикнула женщина.

— Бегу, ма... — я припустил галопом, к стоявшим впереди родителям.

Приобняв подбежавшее чадо, женщина ласково погладила мальчонку по голове, а отец, подхватив словно пушинку, усадил к себе на плечи.

— Мам... — сорвалось у меня с губ, а в уголках глаз непроизвольно навернулась влага.

Придя в себя, долго лежал с закрытыми глазами, не понимая, пробудился уже, или это еще продолжение странного сна.

Лица своих родителей я помнил лишь по фотографиям. Те погибли, когда мне только пошел четвертый год. Тяжелый грузовик, груженный щебнем, на большой скорости влетел в поворачивающую к детскому садику копейку. Почти девять тонн металла и камня, буквально впечатали машину в угол здания. После такого хоронят обычно в закрытых гробах.

Я прислушался к своим ощущениям. Ставшая привычной тяжесть в груди и сковывающая слабость исчезли, как рукой сняло. Чуть прохладный воздух наполнял легкие живительной свежестью. Вдохнул полной грудью, почувствовав, как сердце радостно забилось, мощными толчками разгоняя застоявшуюся кровь.

Несколько раз моргнув, улыбнулся яркому солнцу за приоткрытым окном, которое освещало мореную древесину стен и ласкало кожу лица своими лучами. Для конца октября погода — чудо. Хотелось подойти к окну и распахнуть его настежь, что бы впустить в комнату как можно больше солнечного тепла.

Внезапно сознание начало меркнуть, и окружающая реальность уступила место очередному видению. Сколько было таких переходов между сном и явью? Сложно сказать, может десяток, а может и тысяча. Открыв очередной раз глаза, отчетливо понял — кина не будет, пленка кончилась, завершившись событиями последних дней. Сменившаяся обстановка уже не вызывала удивления. Сложно не узнать собственную комнату в родительском доме.

Попытка резко встать была остановлена приступом накатившей дурноты — напоминанием о вынужденном трехдневном постельном режиме. Слава богу, не болезнь, обычный "отходняк" после дикого запоя.

Пройдясь нетвердой походкой по комнате, я застыл восковой статуей, в панике уставившись на наблюдающее за мной из массивной бронзовой рамы отражение. Вру, причем нагло. Это по законам попаданческого жанра я сейчас должен биться в истерике, в поисках ответа на избитый вопрос "Как же так?!!". Только эту стадию я прошел, едва придя в себя, осознав, что организм снова работает как часы. Вот тогда да, учитывая тот факт, что каждая ночь могла стать последней, удивился. Сейчас же — просто фиксировал новую информацию.

Облаченный в одно исподнее белье в виде спускающихся чуть ниже колен панталон, в стекле отражался

одновременно знакомый и незнакомый образ девятнадцатилетнего парня, молодого аристократа, юного барона Максимилиана Ставровича Корнеева. Мда, не Ален Делон, зато и не Квазимодо, за что низкий поклон таинственному благодетелю. Обычный парень лет двадцати, не лишенный определенного шарма. Вот только выражение глаз мне его не нравилось... Какое-то излишне надменное.

Хотя, о чем это я. Дареному коню в зубы не смотрят. Жив, относительно здоров. А что до остального. Так, похоже, последнее время кое-кто вместо фитнеса увлекался ликероводочными изделиями под излишне обильную закуску.

Неожиданно скрипнувшая дверь заставила вздрогнуть. Нерешительно потоптавшись у порога, в комнату вошел бородатый мужик, как услужливо подсказала новая память, мой личный слуга, Федор Гордеевич. Цветастая рубаха, цвета "вырви глаз", подпоясанная куском бельевой веревки, свисала до уровня бедра. Бесформенные штаны из грубой дерюги оказались заправлены в стоптанные сапоги. Спасибо хоть чистые, не изгаженные в земле, отметил я краем сознания.

— Оклемались, Максим Ставрович? — склоняясь в почтительном поклоне, поинтересовался бородач. — Обед готов. Изволите спуститься в столовую, или как обычно, сюда подать?

— Сюда, — недолго подумав, буркнул я. Напрягать мозг в поисках одежды, а потом тратить остатки сил на облачение в нее было тупо лень. — Кстати, Федь, А что со мной произошло? — решил я восполнить некоторые пробелы.

Походу фильм оказался не полным. События, ставшие причиной постельного режима, совершенно не сохранились в памяти.

Мужик сокрушенно покачал головой.

— Вы в среду, барин, изволили обкушаться наливки в трактире, что у рыночной площади, — донеслось уже от двери. — Потом, отобрав у проезжающего мимо приказчика лошадь, решили показать трактирным девкам свою удаль, проскакав галопом по торговым рядам. Сшибли палатку, едва не затоптав торговца, а потом выскочили на главную улицу, где не смогли разъехаться с проезжающим экипажем и, вылетев из седла, выбили собой окно в дверях кареты, где в этот момент находился его светлость младший советник с дочерью.

Гусар, твою мать. Мое счастье, что тут нет статьи за вождение в нетрезвом виде.

Мужик исчез за дверью, а я вернулся к прерванному занятию. Все-таки, это уже мое тело и заботиться о нем мне. Тело было согласно, безуспешно пытаясь напрягать то пресс, то бицепсы. Работы — непочатый край, но это дело десятое.

Краем взгляда я заметил, как в проеме двери появилась филейная часть в дерюжных штанах, потом спина, а за ней и весь Федор, удерживающий в руках поднос с тарелками и кувшином.

— Барин, кушать подано.

— Поставь на стол.

Мужик, быстро расставив посуду, спешно покинув мои покои.

Стоя у окна, с огромным интересом рассматривал открывшуюся картину.

На просторной площадке перед домом, выложенной камнем, стояла карета, запряженная парой лошадей, сидящий на облучке кучер равнодушно наблюдал, как те бесцеремонно пожирали траву с ухоженного газона. Сам приусадебный участок был ограничен высоким кованым забором, вдоль которого густым частоколом торчали стволы пышных кустов, закрывающих обзор с той стороны. А за забором...

По широкой улице, вдоль которой протянулся ряд домов, двигались люди и экипажи. Архитектура местных строений поражала разнообразим форм и выбором материалов для исполнения. Камень с деревом не только соседствовали, но и сосуществовали. Первые этажи были выложены из каменных блоков, а поверх них громоздились уже деревянные надстройки, выгнанные из бревен или досок. Дальнейшая перспектива перекрывалась волнистыми линиями скатов разномастных крыш. Вот не знаю, куда меня занесло, но это точно не Питер. Хотя, учитывая антураж и кружащиеся обрывки воспоминаний, похоже, я провалился в прошлое, лет эдак на двести. Прикольно!

Факт переноса в новое тело принял довольно легко. А что, паниковать прикажете? Ломать голову как перенесся, и что случилось с предыдущим хозяином тела? А оно мне надо? Нет, проснувшись в новом теле, я, конечно, удивился, осознав данный факт, не без этого. Но без фанатизма. Примерно также, если бы выйдя утром на балкон, обнаружил вместо знакомых улиц, тянущуюся до горизонта мексиканскую саванну или зеленые альпийские луга. И даже местами обрадовался, удостоверившись, что это не сон или бред угасающего сознания. А чего горевать. Всяко лучше, чем валяться на больничной койке, гадая, что откажет первым сердце или почки.

Аппетита особо не было, но я упорно хлебал наваристую похлебку с рыбным ароматом, пытаясь разобраться с новыми воспоминаниями. Вначале дело шло туго, напоминало попытку выучить за месяц китайский по методичке. Не так-то просто разобраться в этом массиве данных, копившемся почти двадцать, ладно, пятнадцать лет сознательной жизни, особенно когда не знаешь что искать. Но постепенно в хаотичных обрывках наметилась хоть какая-то хронология.

Юный барон Максимилиан появился на свет благодаря брачному союзу штабс-капитана барона Ставра Корнеева и юной баронессы Екатерины Старицкой. К тому времени барон, успевший отслужить четыре года в имперской армии, умудрился в одном из пограничных конфликтов поймать басурманскую стрелу в бедро. После лечения, комиссия признала его не годным к дальнейшей драгунской службе и списала на гражданку, выплатив внушительное офицерское выходное пособие. Вернувшись в столицу, где планировал заняться коммерцией, на одном из званых вечеров он и повстречал будущую супругу. Буквально через год появился юный наследник. Только однажды, вернувшаяся с прогулки девушка, пожаловалась на плохое самочувствие.

Три дня баронесса металась в лихорадке, но здешние светила медицины оказались бессильны. А утром четвертого дня бывший штаб-капитан обнаружил в супружеском ложе безжизненное тело молодой красавицы.

Именно с того момента в жизни маленького Максимилиана, которому едва исполнилось четыре, все пошло наперекосяк. Поначалу отец пытался залить горе вином, но быстро осознав, что это верный путь к краху, с головой окунулся в работу, почти перестав появляться дома. Мальчик, росший в окружении родительской заботы и ласки, оказался под присмотром вначале многочисленных нянечек, затем гувернанток и наемных преподавателей. Отсутствие родительского контроля, излишняя свобода и вседозволенность сыграли не лучшую роль в формировании личности молодого аристократа. К сожалению, сын не унаследовал рассудительность отца, превратив свою жизнь в бесконечную череду увеселительных приключений, одно из которых закончилось весьма плачевно.

— Ваше благородие, отец вызывает вас к себе в кабинет, — оторвал меня от созерцания пустого дна тарелки мой нянька. Как же его там... Ну да, Федор.

Неужели барон, давно забросивший воспитательный процесс на самотек, вдруг решил уделить время своему отпрыску. Похоже, сейчас последует заслуженная кара...

С трудом вытащив себя из кресла, а планировку огромного дома из памяти, я направился в пенаты старшего Корнеева...

— Максимилиан, — выдернул меня из задумчивости окрик находящегося в комнате мужчины.

Сидя в глубоком кресле напротив стола, я все пытался понять, как у такого отца могло получиться это недоразумение. Старший Корнеев обладал почти богатырской комплекцией. Ростом на голову выше и раза в два шире, сейчас он нависал над сидящим парнем массивной глыбой, сжимая кисти в пудовые кулаки. Я невольно опустил взгляд, уткнувшись в сапоги сорок последнего размера. Ого! Таким по печени прилетит, травками не отделаешься.

— Макс, ну, сколько можно? — более спокойным тоном произнес мужчина. — То с городской стражей сцепишься, то кухонную девку чуть ли не насильно утащишь в комнаты. Думаешь, если аристократ, все будет сходить с рук? Нет, так-то оно так, но сравнивать дочь младшего советника с оборжавшимся свиноматкой все же не стоило... У каждого свои недостатки. Думаю, до суда чести дело не дойдет, но в ближайшее время в столице тебе оставаться чревато... И вообще, во что ты превратился?

Барон уставился в мой незамутненный взгляд с нечитаемым выражением лица. А я что? Если бы я еще помнил события, которые мне инкриминируют. Мужчина раздосадовано махнул рукой.

— Смотрю, вразумлять тебя бесполезно — добрых слов ты не понимаешь. Из-за тебя надо мной уже люди начинают посмеиваться. Слишком на многое я закрывал глаза, но последняя выходка переполнила чашу терпения. Мне надоело, что ты постоянно мараешь в грязи репутацию нашей фамилии. Завтра же отправляешься в северное имение. Считай это домашним арестом. Поживешь там, пока за ум не возьмешься.

Вот же засранец! Напакостил напоследок. Это я о бывшем владельце тела, если не поняли. Хотя, учитывая хаос в голове, вынужденная ссылка — шикарная возможность для акклиматизации.

Из задумчивости меня вывел очередной окрик отца.

— Чего замер, как барышня перед витриной. Иди, собирайся, выезжаете утром.

Возвращаясь в комнату, я притормозил у приоткрытой двери столовой. Но углу стола лежала забытая кем-то газета. О, надеюсь, свежая. Почитаю. Больше все равно заняться нечем. Вернувшись в комнату, я улегся на кровати, и, развернув местную периодику, углубился в чтение.

По формату местная пресса не отличалась от изданий, заваливших наши газетные киоски. Немного непривычный крупный кегель и слегка плавающие строки напрягали взгляд. Ну так не компьютерная верстка, ручной набор.. Название, напечатанное жирным шрифтом на титуле, давало надежду на высокую достоверность источника. "Столичный Вестникъ" явно не был бульварной желтой прессой.

"... указом императора от 5 мая сего года вводятся специальные штрафы торговцам, ввозящим некачественный товар в размере 200 рублей.

... очередные испытания полуавтоматических кремнивых ружей заводчика Рязанова окончились скандалом. Почти все оружие заклинило после двух-трех выстрелов...

... Во время драки, случившейся на торговой площади...."

Так это уже криминальная хроника пошла. Скучно. Лучше бы уже бульварной прессой оказалась. Хоть бы посмеялся. Сложив газету, уже хотел забросить ее куда подальше, когда взгляд зацепился за цифры под названием, напечатанные куда более мелким шрифтом. В правом углу стояла дата выхода из печати. 28 мая 1988 года. Да как так то? Несколько цифр поставили все с ног на голову.

Все недавние умозаключения катились в трам-тарары.

Кстати, как-то в студенческие годы попала мне в руки занимательная книжка из серии научной фантастики. Там автор, взяв за основу идеи математическую теорию сопредельных пространств и точек расхождения, наваял очень неожиданный сюжет. Действие происходило в недалеком будущем. Из секретной лаборатории на свободу вырвался смертельно опасный штамм вируса, мгновенно заразивший большую часть населения, приобретя статус пандемии. Вакцины, изъятые из той же лаборатории, оказались не в состоянии справиться с быстро мутирующим возбудителем. Когда, наконец, удалось разработать эффективное лекарство, в живых осталась лишь горстка людей. Тогда молодой гениальный математик и инженер создает машину времени, что бы вернуться в прошлое и предотвратить катастрофу, или, на крайний случай поделиться рецептом спасительной вакцины. Путешествие проходит благополучно. Катастрофу предотвращают, и они спокойно отбывают назад, вновь оказавшись на вымирающей планете. Предприняв вторую попытку возврата, они действуют более решительно. На месте лаборатории заложен ядерный фугас огромной мощности. Возвращающаяся команда отбывает в свете ядерного взрыва. А дома их опять ждет мертвая планета. И так несколько раз. Возвращаясь после очередной попытки, главный герой случайно задевает ногой силовой кабель, вызвав рассинхронизацию темпорального поля. Вернувшись в будущее, они оказываются в центре перенаселенного города. Только радость оказалось преждевременной. Они не могут понять, где очутились. Бредя по городу, хронопутешественники натыкаются на музей темпоральной физики, где обнаруживают за стеклом музейной витрины практически полную копию созданной ими машины времени. Разговорившись с пожилым смотрителем, узнают поразительные вещи. Возможность путешествия во времени появилась в этом мире давно, но, как оказалось, эффект бабочки — чистая профанация. Изменить настоящее, меняя прошлое — невозможно. Любое вмешательство создает точку расхождения, в результате чего возникает сопредельное пространство с новым ходом истории.

Вот очень похоже на мою ситуацию. Знать бы еще, когда мы разошлись берегами.

Глава 2.

Отбывали без помпы. Слуги покидали сундуки и баулы с вещами в задний отсек грузопассажирской кареты, поражающей лаконичностью прямоугольных форм, и испарились. Средневековый гелендваген, итить его так. Батюшка явно не рассчитывает на скорое возвращение отпрыска. При моем приближении Федор открыл вторую дверь. Заглянув внутрь, я обнаружил простенький салон с пассажирскими диванчиками. Что ж, не жил красиво и нечего начинать. Спустя четверть час мы уже выезжали за стены города. Отец даже не вышел проводить. Не заслужил...

Кто бы знал, что поездка, вместо увлекательного путешествия, окажется настоящей пыткой. Думаете, у нас плохие дороги, Три раза ха, это вы еще плохих дорог не видели. Стоило нам съехать с городской брусчатки на тракт, салон наполнился целой какофонией звуков. Скрипел корпус и колеса, оси радостным грохотом встречали каждую выбоину и бугорок. Я же, ощущая пятой точкой все неровности дорожного покрытия, искренне сожалел, что тут не нашлось второго Макферсона, разработавшего конструкцию независимой подвески.

Кстати, а северное имение это вообще где?

— Федор Гордеич, а сколько ехать будем? — осторожно поинтересовался я.

— Дня три-четыре, барин, — ответил слуга, и добавил, подумав, — если ничего не сломается.

Хм, обнадежил. А если сломается? Что-то я сильно сомневаюсь, что тут уже изобрели каретные эвакуаторы.

Федор, отправленный сопровождать меня в поездке, почти сразу устроился в уголке и, прикрыв глаза, погрузился в дрему, совершенно не обращая внимания на тряску и шум. К обеду толи дорога стала ровнее, толи я приспособился, но тряска почти перестала раздражать. А обнаруженная во время короткой остановки за сиденьем мягкая подушка, тут же занявшая место под ноющими ягодицами, и вовсе вернула нормальное расположение духа. Наконец и я сумел последовать примеру своего денщика, прикрыть глаза и попытаться забыться. Окончательно расслабиться мешал ноющий второй день мозг, занятый обработкой чужих воспоминаний. Несколько раз пытался "разговорить" Федора, горя желанием хоть частично ликвидировать белые пятна в текущем мировоззрении, а в ответ лишь короткое пожатие плечами. Причину игры в молчанку осознал довольно скоро, едва не прикусив язык при очередной встряске, после чего хмуро уставился в окно, наблюдая за проплывающими деревьями да изредка попадающимися на нашем пути селениями.

К вечеру, когда карета заехала на подворье постоялого двора, все тело ныло, не смотря на мои ухищрения. Так что возможность провести ночь в нормальной постели стала самой радостной новостью за сегодня, омраченная лишь абсолютно бессмысленно загубленным днем.

Заказав на ужин оставшуюся с обеда жидкую похлебку, даже не польстившись, к немалому удивлению Федора, на настойчиво предлагаемое холодное пиво, я отправился в снятую на ночь комнату.

Следующие два дня поездки оказались ничем не примечательны. Федор всю дорогу дремал в уголке, прикрыв глаза, а я наблюдал в окно однообразный ландшафт. На четвертый день проплывающая картинка начала меняться. Следы цивилизации в виде покосившихся домиков придорожных деревень окончательно исчезли, а лес стал значительно гуще и выше. Исполинские сосны, нависающие над дорогой, почти закрывали небо. Зато не по-весеннему жаркое солнце, прогревающее внутренность кареты в полдень до состояния сауны, оставило нас в покое. Погрузившись в созерцание мерно проплывающих стволов, я даже вздремнул. Открыв глаза, обнаружил резко изменившуюся картинку. Вместо непроглядной стены стволов деревьев, за окном раскинулись поля, зеленеющие буйной растительность. Спустя час, когда солнце уже начало клониться к горизонту, повозка въехала на утрамбованную площадку голой земли.

— Приехали, барин, — оповестил Федор о прибытии в точку назначения, — закончилась дорога.

Дорога закончилась как в прямом, так и в переносном смысле. Грунтовка упиралась в небольшую площадку, как раз достаточную для разворота экипажа. Справа обнаружилось большое подворье со стоящим внутри двухэтажным домом, влево уходила узкая дорожка, вдоль которой, отступив от барского хозяйства метров двести, в два ряда выстроились крестьянские домики с крохотными участками. В радиусе пары километров все это богатство окружали худо-бедно возделанные поля, за которыми начинался непроходимый дремучий лес. Как в сказку попал.

В этот раз без торжественной встречи не обошлось. Услышав ржание коней, немногочисленная челядь высыпала во двор, встречая появление кареты барона улыбками на нерадостных лицах. Ну да, жили, не тужили, тут руководство принесло... Вот только стоило разглядеть в дверном проеме кареты мою физиономию, и вымученные улыбки стали меркнуть одна за другой. Кто-то даже перекрестился. Картина маслом — не ждали! Большая часть встречающих рассосалась в одно мгновение. Только несколько мужиков с кислыми физиономиями приступили к разгрузке дилижанса. Озадачило. Похоже, юный барон и тут успел оставить след.

Поместье, мягко говоря, не впечатлило. Обычных двухэтажный дом из сруба квадратов на четыреста из серии "задолбаешься отапливать". Пока слуги разгружали карету и перетаскивали сундуки в мою комнату, я решил уединиться в стоящей невдалеке беседке на краю пруда. Попросту сбежал от этой маеты.

Когда суета улеглась, и последний сундук был доставлен в мои апартаменты, я, наконец, смог выловить занятого раздачей указаний челяди Федора. Сразу следовало уточнить ряд вопросов.

— Федор Гордеич, а как тут связь с городским имением держат?

— Мужики два-три раза в месяц товары в город вывозят. При необходимости с этой оказией весточку и передаем.

Да уж. Просто и незатейливо. С таки провайдером связи, случись пожар, до городовых не дозвониться. Тем более до ближайшего городка почти полтора дня езды.

— Федор Гордеич, а больница или лечебница какая далеко? Что делаете, если вдруг приболеет кто?— задал я возникший вопрос, как только осознал, в какую глушь занесло. Профессиональный перекос, никуда не денешься. Вот случится что, а у меня даже аптечки под рукой нет.

Бородатый задумался, даже затылок почесал.

— А-ааа. Так у нас травница есть. Свезло. Одна на пять деревень, правда. Но живет тут. Пятый или шестой дом, не помню.

Да уж, обрадовал... Похоже, болеть тут — вредно для здоровья, пардон за каламбур. Травница это конечно хорошо, если болеть чем-нибудь вроде легкой простуды. Хотя... Надо с этой бабулькой пообщаться. Если и правда толковая травница... Раньше то только травами и лечились. Хотя, раньше и помирали целыми селами, если что заразное ветер принесет.

— Барин, вы ужинать будите? — уточнил мой денщик.

Своевременный вопрос. Похоже, ко мне начинает возвращаться аппетит. А то с этой тряской... До сих пор от одного воспоминания мутит.

— Скажи, пусть накрывают. И найди травницу. Поговорить хочу, как откушаю.

— Все исполню, ваше благородие — склонился в поклоне Федор.

Пока ожидал сервировки ужина, успел даже устроить маленький экскурс по дому. Впрочем, ничего интересного. Несколько комнат внизу, в число которых входил кухонный блок и комната для прислуги, и четыре комнаты наверху. Вернее три: две спальни, кабинет и кладовка, в которую зачем-то установили кровать.

К тому времени, когда я спустился в гостиную, ужин оказался накрыт.

Неторопливо поглощая простую, но сытную пищу, я невольно задумался. Увиденное за недолгое время пребывания в этом мире, мягко говоря, не впечатлило. Средневековье двадцатого века... Вот же угораздило. Я невесело усмехнулся.

Окончательно насытившись, я оглядел опустевшую посуду. Слава богу, мыть ее не придется. Хоть какой-то бонус от моего положения. Поднявшись в комнату, окинул взглядом творившийся беспорядок, с кряхтеньем оттащив оставленную где попало, поклажу к стене. Лавировать каждый раз между сундуками и баулами, что бы добрался до кровати, не улыбалось.

— Вот клуши, даже постель не расстелили, — посокрушался я, глядя на сложенные на углу огромной кровати простыни.

Мелочь, вроде, но штришок к общей картине. Вещи, сваленные абы как, косые взгляды прислуги, постель... Напоминает тихий саботаж. Ой, чую, не любят меня здесь...

Тихий стук в дверь отвлек от разглядывания обнаруженных в столе-секретере письменных принадлежностей, успевших покрыться слоем пыли. Пером мне писать еще не приходилось. Спасибо, хоть не гусиное, вполне обычная перьевая ручка послевоенного образца.

— Да входите уже! — отозвался я на повторившийся стук.

В полуоткрытую дверь просочилась молоденькая служанка. Хм, а она ничего так, симпатичная, не то, что рыженькая, которая за столом прислуживала. Я уже было решил деревенские все круглолицые и пышечки.

— С постельным я сам разберусь... А ты ... Хотя, постой, принеси попить чего. Кваса или морса. — После сытного ужина у меня слегка пересохло в горле, а спускаться самому вниз было лениво.

Девушка, обдав меня каким-то совершенно бешеным взглядом, захлопнула приоткрывшийся рот и пулей вылетела в коридор. И чего это она?

— Все, барин? Я вам больше не нужна? — поинтересовалась местная красотка, взгромоздив кувшин на прикроватный столик, замерев у уже расстеленной постели.

Кхм... Как-то двусмысленно звучит. Или нет? Да бог их знает, какие тут порядки, может это Федор ее прислал.

— Не сегодня, красавица. Может, познакомимся для начала?

Надеюсь, не воспримет в обиду. Девчонка, конечно, очень даже ничего. Но после поездки мне только ночного марафона недоставало.

Девушка второй раз обожгла бешеным взглядом. Тихо выдохнув сквозь зубы, представилась.

— Ольга, знахарка. Мне передали, вы желали меня видеть.

О как! Сюрприз, сударь. Я почему-то представлял деревенских знахарок несколько иначе. Эдакой каргой с бородавкой на носу, специализирующейся на зельях и настойках на крысиных хвостиках. Шучу. Но на опытную знахарку, досконально знающую местную флору, она как-то не тянула.

Я еще раз взглянул на девушку. Копна пышных русых волос, заплетенная сзади в длинную косу с красной лентой, обрамляла правильный, почти идеальный овал лица, с которого меня расстреливали рассерженным взглядом серо-зеленые глаза. Ты смотри, обиделась? А я-то, откуда мог знать. На ней не написано, что она травница.

Даже не знаю о чем ее спрашивать.

— Федор сказал, ты местных лечишь?

— Да, верно...лечу.

— И как, помогает? — не удержался я от сарказма.

— Когда как, обычно помогает. А если не помогает, так там и целители не справятся...

— Это те, которые руками машут и дымом комнаты окуривают, — я не удержался от ухмылки. Нашла чем гордиться. Да, народные целители, еще те специалисты. Сколько раз приходилось откачивать жертв уринотерапии.

— На счет дыма не слышала... Но да, машут. Силу вливают...

— Чем тут вообще народ страдает, — пропустив мимо ушей последний перл, решил прозондировать почву на счет возможной практики, если каким чудом случится обзавестись хирургическими инструментами.

Девушка ненадолго задумалась.

— Когда как. Народ тут крепкий, редко болеет. Но, всякое бывает, барин. То детвора ягод вредных в лесу налакомится, то у кого живот или спина прихватит. Той зимой медведь охотника помял, неделю выхаживала... Опять же, хвори женские, регулярные...

Ну-ну. Хотел бы я посмотреть на жертв этой горемычной.

— Ладно, на сегодня достаточно. Хочу посмотреть, что у тебя за гербарий в кладовой. Но это позже, на днях...

Единственное, чего мне реально сейчас хотелось — завалиться в кровать и забыться сном.

Ольга, выйдя во двор баронского поместья, передернула плечами от налетевшего прохладного ветерка. Верно, говорили, сынок у барона еще тот...

Она торопливо пошла по освещаемой луной дорожке, ведущей к деревне.

— Оль, ты? — окрикнул ее встревоженный женский голос, когда она подошла к своей хибарке.

— Я Глаш, — обернулась девушка к соседке, стоящей за межой.

— Все в порядке? Митяй сказал, тебя барин молодой к себе звал...

Девушка пожала плечами.

— Звал. Странный он какой-то...

— Приставал?!

— Да нет, о делах моих знахарских расспрашивал, да спрашивал, чем народ болеет. Зачем ему? Вроде не целитель. Да даже если и целитель, ему-то что до наших бед...

— Странно... — пробормотала селянка, думая о чем-то, о своем. — Ну да, не целитель. Это матушка у него, говорят, целительницей была и великой доброты душа. В поместье когда приезжала, никогда в помощи простым людям не отказывала.

Ольга, постояв еще немного во дворе, глядя вслед удаляющейся соседке, тяжело вздохнула.

— Не было печали, да вороны накричали... Принесла нелегкая на нашу голову... — пробормотала девушка, ныряя внутрь домика.

Глаза открылись, когда солнце, давно взошедшее над горизонтом, наполнило комнату светом и теплом. Резко засосало в животе, что не удивительно. Первый раз за четыре дня я нормально поел только вчера вечером. Натянув вчерашнюю одежду, ибо разбирать сундуки не было не сил ни желания, я отправился в поход на кухню. Подстегиваемое голодом обоняние почти сразу уловило аппетитные ароматы, доносящиеся из-за двери в конце коридора, от которых рот наполнился вязкой слюной.

— Что готовим, девоньки? — поинтересовался я, распахнув дверь. В просторном помещении кухонного блока суетились сразу три служанки, две совсем молоденьких девушки, копошащихся над парящими кастрюльками, и одна бабища под центнер весом, ловко орудующая огромным половником над большим котлом.

Ближайшая кухарка повернулась на голос, испуганно охнув, едва не выронив тарелку с нарезанными овощами, тут же склоняясь в почтительном поклоне.

— Пироги с капустой и тушеное мясо, ваше благородие, — испуганно пробормотала она.

-М-м, звучит аппетитно, — я втянул носом витающие по кухне ароматы, — а там что? — Я указал на котелок. Не знаю как на счет мяса, а запах наваристого борща я почувствовал еще в коридоре.

— Это для прислуги, ваше благородие. Овощная похлебка.... — пробасила повариха.

— Красавица, найди, будь добра, Федора, — обратился я к ближней служанке. Пусть распорядиться накрыть стол. И наложите мне в миску побольше похлебки и пару кусков хлеба, лучше ржаного.

Судя по округлившимся от удивления глазам, мои кулинарные пристрастия произвели на них самое неизгладимое впечатление.

Вернувшись в комнату, я решил пока устроить ревизию сундуков. Ходить в пропитавшейся за четыре дня пылью одежде было не комфортно. От раскладывания гардероба меня оторвал Федор, появившийся буквально спустя четверть часа после моего визита на кухню.

— Стол накрыт, ваше благородие, — сообщил он, покосившись на небрежно сваленные в кучу наряды.

— Иду...

Оставив извлеченные из сундука вещи лежать на кровати, успев сменить только рубаху, я отправился в столовую.

Борщ, а это был именно он, и мое обоняние меня не подвело, был на диву хорош. Не знаю как на счет "овощного", но я даже вполне приличный кусок мяса в миске обнаружил. Сто лет не ел домашнего борща. Самому мне как-то лень с его готовкой заморачиваться было. Почти человеком себя почувствовал. Покинув кулинарный храм, я вернулся свои кулуары, твердо решив довести начатую ревизию до конца. "Конец" наступил глубоким вечером, когда я уже буквально валился с ног от усталости.

Вот зачем мне в этой дыре четыре десятка рубах, два десятка брюк и десяток сюртуков, три из которых явно парадные. Еще бы смокинг положили. Тут в радиусе трех десятков километров из всей цивилизации только наше родовое поместье да три или четыре деревеньки.

— Не желает ли барин отужинать? — поинтересовался возникший в дверях слуга.

— Еще как желает, — оказывается, процесс раскладывания упакованного в сундуки барахла, а потом — распихивания опустевших сундуков по углам, потребовал кучу сил и энергии. Так что перекус сейчас будут совсем не лишним.

Так, вроде обустроился, констатировал я, с удовлетворением оглядывая ставшую просторнее комнату. Сундуки в два этажа громоздились возле шкафа, в котором лежала аккуратно разложенная одежда. Теперь и над планами можно подумать.

Главный вопрос — зачем вообще все это? Как в старой комедии — упал, очнулся, гипс... Вернее — умер, проснулся, новое тело... А дальше что? "ТАМ" с планами на жизнь у меня было кристально ясно. Еще в детском доме решил делать карьеру врача и обеспечить себе достойную жизнь, что вполне получилось. Дальше "для феншуя" должна была быть свадьба, для семейной жизни я вполне дозрел, почти достигнув возраста Христа. Даже кандидатки были на место второй половинки, только я еще до конца не определился с выбором. Ну, а дальше как у всех. Семья, дети, работа и ровная спокойная жизнь до самой пенсии. Правда, не сложилось.

И тут, похоже, не складывается. Рано радовался второму шансу на жизнь. Подарочек оказался с сюрпризом. С таки реноме впору сразу идти топиться. Экспрессивный и весьма своеобразный образ жизни моего протеже благополучно угробил любые перспективы карьеры. Закономерный результат в виде ссылки в дальнее поместье — еще наименьшее зло. Я, благодаря вывертам юного повесы, уже года два персона нон грата в приличном обществе. Да еще и конфликт поколений между старшим Корнеевым и отроком после сумасбродной выходки последнего, достиг апогея, — сокрушался я, анализируя ситуацию. — Юный аристократ, конечно, хорош. Проще говоря — придурок. Начудил, а мне расхлебывать. Так что мой, неожиданно свалившийся как снег на голову, аристократический статус — по большому счету, пустой звук.

Вобщем-то праведный гнев старшего барона, вызванный дикостью поступка слетевшего с катушек отпрыска, подвергнутого остракизму, в ближайшее время ставил жирный крест на возможности разобраться со здешними реалиями. Вначале была надежда почерпнуть информацию из второго комплекта воспоминаний, но и тут мой протеже умудрился устроить каверзу. То, что он знал, мне и даром не надо, а то, что надо... Я вообще не смог отыскать в воспоминаниях хоть что-то нужное. А ценность местных аборигенов как источника информации как-то сомнительна. Вот что я вам скажу, выбираться из этой дыры следует любыми путями. Тут какой-то эволюционный тупик. Мужики с деревянными плугами, травницы лесами бродят. И полный информационный вакуум.

Только после короткого, полного гневной экспрессии монолога, случившегося в кабинете городского дома, было бы глупо лелеять надежды скорого вызволения.

Я очередной раз прокрутил в голове намеченные дела. Все хорошо, только после каждого пункта пришлось добавить по паре наречий "когда" и "если". Когда вернусь в столицу... Когда соберу информацию... Если договорюсь со старшим Корнеевым... И так далее.

А пока мне доступен только примитивный ликбез. Еще бы литературой разжиться, желательно медицинской направленности под редакцией местных Асклепиев и Гиппократов. Не с деревенскими же мужиками политесы устраивать и научные диспуты проводить.

Кстати, о Достоевском. Вроде бы я во время своей экскурсии натыкался на какое-то подобие библиотеки. Ну да, любой, даже самый захудалый аристократический дом без домашней библиотеки — дикий моветон. Была-была, помню. Как раз в противоположном от кухни конце коридора на первом этаже.

Ну, как библиотека, крошечный читальный зал с единственным книжным шкафчиком и креслом, со стоящим рядом маленьким журнальным столиком. Прошелся по корешкам аккуратно расставленных изданий, иногда доставая очередное творение, перелистывая несколько страниц и возвращая назад. Сплошная беллетристика, не сдержал я разочарованный вздох. Причем женской направленности. И здесь мир не обошелся без своей Шарлоты Бронте с ее бестселлером о Джейн Эйр.

Из всего собрания однотипных сочинений внимание привлекла одна единственная книга, лежащая особняком на третьей полке. Я бы и внимания на нее не обратил, если бы не потрепанная обложка, говорящая о частом использовании.

Интересно, чем тут народ зачитывается...

Кхм... Книга оказалось совсем не книгой. Под обложкой, напоминающей фактурой дерматин, скрывался чей-то дневник. О чем свидетельствовали ровные строчки рукописного текста, выведенного практически каллиграфическим подчерком. Такой бывает или у профессиональных оформителей, либо у людей, по каким-то причинам начавшим изучать письмо в достаточно зрелом для усидчивости возрасте. Не смотря на обилие вензелей, текст читался легко. Но и только. Толи мозги к вечеру устали, толи тема уж больно специфическая. Вроде и слова все знакомые, но смысл мемуаров до меня никак не доходил. Да и не мемуары это были. Скорее конспект с коллажем зарисовок и множеством сносок-примечаний на полях.

Я бы может и вернул находку на место, если бы не специфика излагаемого материала. Моя тема, медицинская. И описание симптомов хорошо известных заболеваний, хоть и корявое, но вполне узнаваемое. А главное результаты, местами похожие на фантастику. Чего только стоит "перелом кости обученный целитель способен заживить за один-два сеанса". Сеанса чего?!! Либо это вымысел, что сомнительно, учитывая остальной монументально и систематически изложенный материал, либо здешняя медицина на порядок опередила в своем развитие не только этот мир, но и оставила далеко позади все достижения современной земной медицины. Последние сомнения пошатнулись, после того как почитал комментарии на полях: " Не подходит... Противоречивые результаты... Подтвердить на большем числе больных..."

Там еще много чего интересного было, но пытаться читать при тусклом свете свечки оказалась еще та задачка. Решил продолжить утром.

— Федор Гордеич, ты случаем не догадываешься, чье это? — поинтересовался я у мажордома, сторожившего меня в коридоре на случай появления у барина каких желаний.

— Так, матушки вашей покойной, — лишь мельком взглянув на обложку, ответил тот. — Вон же ее инициалы в уголке.

Ну да! Мог бы и сам догадаться. Я все ломаю голову, что за аббревиатура такая на обложке "Е.К", запамятовал, что по мужу матушка Екатериной Корнеевой стала. И подчерк-то женский, как не крути... А матушка юного барона, как мне только что подсказали дремлющие на задворках сознания воспоминания, была дипломированным целителем. Ой, как интересно-то.

Так интересно, что извилины морским узлом скручивает. Представьте себе, в самом авторитетном медицинском журнале "The Lancet" опубликуют доказательство эффективности лечения рака мозга настойкой ромашки. Поверишь или нет, дело десятое, но, как минимум, задумаешься. Вот и я задумался. Особенно над истекающими из текста выводами. Раз пять перечитал, пока сложилась картинка.

Юная баронесса подошла к вопросу весьма основательно. Несколько десятков подробно описанных случаев лечения с разбором полетов, причем некоторые "полеты" оканчивались для пациентов, весьма плачевно, и довольно содержательные выводы. Уснуть удалось с большим трудом. "Зацепили" меня записи по-взрослому.

Проснувшись с первыми лучами солнца, я сразу вернулся к перечитыванию попавшего мне в руки источника информации. Как бы невероятно звучало все вышеизложенное, при всей моей насквозь рациональной сущности врача с почти пятнадцатилетним стажем в традиционной медицине, отмахнуться от факта наличия загадочных целительских техник не мог при всем желании.

Я стоял перед зеркалом, освещаемый со спины лучами только-только взошедшего над горизонтом солнца, и который раз тщательно изучал свое лицо. Судя по воспоминаниям, характер у моего протеже был далеко не рафинированный. Не редко очередной "загул" оканчивался пьяной дракой иногда им же и спровоцированной. А в процессе махания перчатками доставалось и самому провокатору...в лицо... сапогами... За это я мог поручиться. Вот только ни искривленного носа, ни былых шрамов, ни асимметрии лица, оказавшегося, кстати, вполне симпатичным, я не наблюдал. Успехи челюстно-лицевой хирургии? Не смешите мои тапочки. Нет тут такой и близко. А результат на лице есть.

Тут меня "торкнуло" очередное воспоминание из очень далекого детства, еще при жизни баронессы. Гиперактивный ребенок, вплотную занятый познанием окружающего мира, без ссадин и мелких травм просто жить не может. Вот и я, вернее маленький Макс, после очередного полета по посыпанной гравием дорожке, несется к матери, едва сдерживая слезы. Несколько слов, легких, как дуновение ветра прикосновений, и .... На содранных локтях остались лишь следы засохшей крови поверх розовеющих грануляций заживающей кожи.

А сколько раз Федор Гордеич привозил бесчувственное тело юного барона-раздолбая в отчий дом. Иногда сквозь пьяную пелену тот видел образы незнакомых людей в комнате, водящих над ним руками. А потом, отлежавшись пару-тройку дней, юный охламон, расправив перышки, отправлялся на поиски очередных приключений на свою напрочь отбитую голову.

Тут не только история пошла своим курсом. Все законы мироздания сделали охренительный финт ушами. Стоп! А если от обратного? Может это в моем мире оказалась напрочь кастрирована возможность подобных манипуляций? Ну не на пустом же месте взялись волшебники и целители в сказках...

-Федор! — позвал я.

И тишина... Может, не слышит?

— Федор Гордеич! — крикнул я, выйдя я коридор.

Справа послышалась возня, и из кладовки вывалился заспанный и взъерошенный слуга. Так вот он где обитает... А я голову ломаю, как умудряется оказываться в моей комнате едва не по первому зову. Первое время меня такой сервис, помнится, едва не вгонял в ступор. Вот уж работа у человека. Ложиться должен после барина, вставать — раньше. А если барин слегка того... до трех ночи ворочается, и просыпается с первыми лучами солнца? Я вот теперь трижды подумаю, прежде чем человека по всяким пустякам дергать. Но сейчас Федор мне действительно был нужен. Еще раз, перечитав на свежую голову, дневник баронессы, крепко задумался.

— Федор Гордеич, а поведай мне, много ли в столице таких "целителей", как моя покойная матушка? — поинтересовался я.

Тот пожал плечами.

— Не мало, и по Империи еще в несколько раз больше. А точные цифры, наверное, и сам директор Академии целительских искусств не знает. Но уж никак не меньше чем знахарок.

Вроде всего три предложения сказал, а сразу все с ног на голову встало...

Если собрать все в кучу, занятная картинка получается. На дворе ХХ век, а традиционной медициной тут, похоже, и не пахнет. Зато есть целая Целительская академия, значит, чудо-целители, зверьки, хоть странные, любопытные, но товар не штучный, в красную книгу не занесенный. Похоже, здешняя медицина пошла каким-то альтернативным путем, если "целебное рукоприкладство" возведено в официальный ранг.

Я уже поначалу было расстроился. Куда мне тут деваться со своими умениями абдоминального хирурга? Кто же в здравом уме позволит себя резать, если целители одни махом руки все недуги исцеляют. Да вот только все было бы хорошо, если бы не было так плохо. Баронесса в своих записях не раз поднимала вопрос о сложностях исцеления невидимых болезней.

Я не поленился, и еще раз полистал дневник. Все верно. Срастить сломанную в драке руку — раз плюнуть, отрастить отсеченный по неловкости топором палец — без проблем. А вот если что в чреве болит, тут уж как повезет. На все воля господа. Причем результативность там 50 на 50. Или выживет пациент, или помрет.

Интересно, как с этим у травниц дела обстоят.

— Федор Гордеич, — крикнул я, высунув голову а коридор.

Не прошло и минуты, как тот возник в дверном проеме.

— Найди, будь добр, Ольгу-травницу и срочно веди ее ко мне... — отдал я указание.

После долгих размышлений и многократного перечитывания дневника, сопоставив все обрывки воспоминаний, а также недавний рассказ девушки, никак не мог отделаться от назойливой мысли — а ни с одного ли поля ягоды. В смысле местные лекари и травницы. Уж больно подозрительно выглядели возможности лечения травками-припарками. Ладно, я еще понимаю унять боль в животе или мышечное воспаление. Но выходить пострадавшего от лап дикого зверя человека... Медведь-то, точно его не по спине дружески похлопал. Укушенные и рваные раны даже в условиях современного стационара не в радость.

Запыхавшийся Федор вернулся только через четверть часа, причем без знахарки.

— Барин, Ольга-знахарка покорно просит простить, но сейчас никак не может прибыть к вам в покои. Там кузнецу Михасю поплохело... Она им в кузнице занимается.

— Поплохело, говоришь? — подобрался я. — Веди-ка ты меня Федь, в вашу кузницу, да побыстрее. — Заодно и посмотрю на нашу травницу в деле.

В глубине светлого помещения я заметил мужика. Тот полулежал на стоящей у дальней стены под большим окном лавке, глухо постанывая. Возле него суетилась Ольга и вторая девушка постарше, лет двадцати восьми — тридцати. Знахарка наносила бурую мазь на оголенный живот, а девушка периодически прикладывала к губам мужчины чарку с какой-то жидкостью.

— Что тут у вас? — поинтересовался я.

Ольга, кинув на меня странный взгляд, поджала губы, но до ответа снизошла.

— Живот надорвал...

Приблизившись к народу, я беглым взглядом осмотрел лежащего мужчину.

Крупные руки с мощными буграми мышц, явно привыкшие к тяжелому физическому труду, покоились на груди, поднимаясь в такт дыхания. Лицо, перепачканное мазками сажи из плавильной печи, ничего не выражало, но судя по периодическому непроизвольному сокращению мимических мышц, боль он переносил стоически. Опустив взгляд, я обнаружил по средней линии живота, пальца на четыре выше пупка, выпячивание размером с куриное яйцо, на которое знахарка наносила бурую массу с терпким запахом из стоявшей рядом плошки.

— Отойди!

Оттеснив Ольгу от пациента, я аккуратно коснулся пальцами вздутия. С диагнозом понятно. Под пальцами четко ощущалось углубление диастаза — расхождение внутренних краев мышц по белой линии. Петля выпирающего кишечника, пульсирующая перистальтическими волнами, с трудом вправлялась внутрь, но сразу выскакивала обратно, стоило мне ослабить давление. Обычная грыжа белой линии живота. Для мужчин достаточно редкая локализация. Но учитывая его профессию — объяснимая.

— Давно ел? — решил на всякий случай уточнить я.

— Вчера отужинал, барин. Сегодня еще не успел...

Повезло. Окажись кишечник полный, без ущемления не обошлось. Но это ненадолго. До ближайшей плотной трапезы. А потом набившаяся пища сдавит стенки выпирающей петли, блокирует перистальтику, ухудшит кровоток и здравствуй ишемия и последующий некроз. С учетом текущих реалий — гарантированный билет на тот свет.

— Хреново, — пробормотал я, — тут по-хорошему пластику делать надо, или дело труба.

Не знаю, поняли они меня или нет, но внимание трех пар глаз сосредоточилось на моей скромной персоне.

— Почему хреново-то, барин? — поинтересовался кузнец. — Сейчас Оленька меня мазью своей помажет, отваров попью и к обеду к наковальне.

Вера, конечно, дело хорошее. Интересно, что они запоют, когда кишечник отмирать из-за ишемии начнет.

— Вот пообедаешь, сразу узнаешь почем фунт лиха. Такое не мазями лечат, пока дырка в животе, легче от них не станет.

— К-какая дырка? — забормотала девушка, изумленно уставившись на оголенный торс мужчины

— Ясно какая, через которую внутренности наружу лезут, — усмехнулся я. По крайней мере, с уровнем знаний травниц мне все ясно. Если и целители находятся в таком же неведении, не удивительно, что у них все так печально.

Ольга задумчиво протянула руку к выпирающему кишечнику, и, повторяя мои действия, попыталась вправить грыжевую петлю внутрь. На лице девушки появилось крайне озадаченное выражение.

О! Соображает. Не все так безнадежно, как кажется на первый взгляд.

Девушка переводила недоуменный взгляд с меня на кузнеца и обратно.

— И что же теперь делать, — растерянно спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Я пожал плечами.

— Оперировать надо, резать, дырку зашивать... Причем срочно. Если защемит, можно начинать печь пироги. Больше нескольких дней не протянет, если раньше на себя руки не наложит от постоянно усиливающейся боли.

Надо вскрывать грыжевой мешок, вправлять кишечник и ушивать мышцы... — сказал, как припечатал я.

— Да кто же за такое возьмется? — изумленно уставилась на меня Ольга, подтвердив мои подозрения. — Резать живого человека? Да и толку. Если в ране кишки видны, тут даже целители за лечение не берутся. Только зря силы тратить. Все равно потом промучается в горячке и концы богу отдаст.

Не логично, глупо, но, вполне закономерно. И, кстати, подтверждается матушкиными выводами. Методик лечения абдоминальной, как впрочем, и любой другой внутренней патологи здесь просто не существовало. Лечили методом "пальцем в небо", получая соответствующий результат.

— Жить хочешь? — спросил я в лоб кузнеца.

Тот испуганно закивал головой.

— Так, мужчину сопроводить домой, — принял решение я.

— Резких движений не делать, живот не напрягать, пищу не принимать, если точно жить дальше хочешь, — это уже кузнецу. — Я к себе, думать буду.

Оставив ошарашенных женщин и побелевшего в свете открывшихся перспектив мужика, я отправился в усадьбу.

Вот нахрена оно мне надо было? Делать полостную операцию, здесь? Абсурд! За такое сразу диплома лишают. Ни инструментов, ни условий. Ни единого фактора, в пользу положительного исхода хирургического вмешательства. Умом я понимал — операция простейшая. Тут и знаний особых не надо. Вправить кишечник с брюшиной, ушить грыжевой мешок. По большому счету, даже под местной анестезией можно прооперировать. Только нет тут ни местной, ни общей. Никакой нет. История русского хирурга Рогозова, самостоятельно удалившего себе аппендикс на полярной станции, известная любому медику — не показатель. У того хоть был под рукой малый хирургический набор и ассистенты из полярников-ученых.

А ведь если не оперировать, загнется мужик не за честное слово...

Не смотря на явное безумие даже самой идеи радикального лечения, я все же начал "прокачивать" технические детали. Опирался на опыт военно-полевой медицины. Ведь там иногда приходилось оказывать первую помощь прямо в окопах, где условия совсем не сахар. Иначе никак до госпиталя не довезти.

Допустим, с анестезией как-то решим. На крайний случай можно ввести мужика в алкогольную кому. Бугай здоровый, выдержит. Идем дальше... Чем диастаз ушивать? Иглу то найдем. А как с шовным материалом быть. Тут надо шелк или толстый лавсан, что бы намертво свести мышцы с сухожилиями. И где его прикажите взять?

Нужен достаточно прочный нерассасывающийся материал, иначе овчинка выделки не стоит.

Хотя, до появления синтетических нитей шили чем? Я порылся в задворках памяти. По всему выходило, что доступно мне три варианта. Шелк, который тут достаточно широко использовали при пошиве одежд для аристократии, конский волос и волокна льна.

С последними двумя были вопросы. Лен, как ни крути — чистая органика. Под действием тканевых ферментов может и рассосаться. А конский волос слишком тонкий. Для лицевой хирургии идеальный вариант, а мощные мышцы кузнеца прорежет как нож масло.

Пришлось вывалить ворох недавно аккуратно разложенной одежды из шкафов на кровать. Достаточно крепкую и длинную нить удалось извлечь из шва очередных брюк.

Но это даже не полдела. Насколько я успел понять, краеугольным камнем здешней медицины стало отсутствие понимания банальных правил асептики и антисептики. Любая мало-мальски опасная инфекция — считай приговор. Надежда только на собственную иммунную систему.

Собственно, а чем меня не устраивает тот же самогон, который просто не могли тут не гнать. Сполоснуть руки спиртом перед операцией, если под рукой нет специальных антисептиков, типа хлоргексидина — первое дело. А мне много и не надо. Там ведь даже брюшина не будет повреждена. Массивного бактериального осеменения, как и внутригоспитальной инфекции, если сильно не лажать, можно не опасаться. А со всякими стрептококками, стафилококками и прочими кокками мужик и сам справится. Чай не доходяга из подворотни.

Осталось дело за малым — техническое оснащение, проще говоря, хирургический инструмент. А вот тут — полная лажа. Спустя два часа я так и не смог придумать хоть какой удовлетворяющей меня замены скальпелю, ланцетам и ранорасширителям...

— Пей, — приказал я кузнецу, робко пристроившемуся на уголке резного стула с мягкой подушкой сиденья. Дико ему было находиться в окружении такой роскоши. Под операционную пришлось отвести собственную столовую. Не без колебаний. Но другого стола подходящих размеров, способных уместить рослую тушку кузнеца в округе просто не оказалось. Чувствую, еще помянет меня добрым словом домашняя челядь, отмывая со стола засохшую кровь.

— Пей, — с напором повторил я.

— А закуска? — робко поинтересовался тот.

— Перебьешься... Это тебе не фуршет.

Шумно выдохнув, мужик одним махом опростал пол-литровую посудину с крепчайшим самогоном. Силен...

— Еще? — поинтересовался у меня Федор, стоявший наготове с глиняной емкостью, источавшей ядреный аромат сивухи.

— Погодь. Он считай вторые сутки не жрамши. Мне еще "передоза" нахватало, — попридержал я добровольного помощника.

Примерно через четверть часа мужик "поплыл". Всхрапнув, начал заваливаться на пол, тут же подхваченный и уложенный на ровную поверхность стола.

Да, я таки решился на операцию.

Кроме меня и Федора, в помещении находились еще два мужика из местных — силовая поддержка, и Ольга, мнущаяся в уголке, с расширившимися глазами наблюдающая за моими приготовлениями. Зачем притащил знахарку. Да бес его знает. Вот было у меня убеждение, что ее присутствие может оказаться не лишним.

Кстати, на изготовление простейшего хирургического набора я пустил большую часть шикарного набора столового серебра. За такой вандализм старший барон мне, наверное, руки бы до задницы поотрывал бы, которой я думал, принимая такое решение. Только барон далеко, а пациент вот он. Повозиться пришлось знатно. Вообще, серебро — слишком мягкий металл, что бы делать из него сколь-нибудь долговечные инструменты. Обычная чайная ложка из высшей пробы без особых усилий сгибается пополам. Вот только на мое счастье, подобная чистота изделиям местных ювелиров и не снилась. Или кто-то решил здорово сэкономить. По прочности здешнее серебро не сильно уступало мельхиоровым сплавам. Как бы не они это и были. Вот и пришлось попотеть, пока загибал широкие толстые зубцы вилок, превращая их в ранорасширители. Скальпели делались из того же набора. Пришлось почти до основания стачивать лезвия. Не, это я уже мужиков напряг...

Кузнец начал шевелиться и стонать минут через десять, когда я только заканчивал ушивать разошедшееся по белой линии сухожилие. Вот гадство! Не рассчитал с дозой? Да кто ж знал, что для этого бугая пол-литра — что мне рюмка.

— Один держит ноги, второй — навались на плечи. Уже чуть осталось, — приказал я мужикам, вцепившись уставшими пальцами в скользкую от крови иглу. Даже не представляете, насколько сложно проколоть плотные фасции без ланцета.

Куда там. На трезвую голову кузнец троих таких раскидал бы и не поморщился. Пока еще мужики удерживали того из последних сил, но это ненадолго.

— Да угомонись ты, чертяка, — рявкнул я в сердцах так, что присутствующие в комнате невольно вздрогнули.

Кузнец неожиданно хрюкнул и расслабился. Вот что слово животворящее делает.

На сшивание кожи ушло не больше пяти минут. Там то и разреза — каких-то пять сантиметров. Раздражала только кровившая рана из-за расширившихся под воздействием алкоголя сосудов. Но это уже издержки производства.

— Так, ждете здесь! Как очнется, поможете перейти в соседнюю комнату. Там уже постелили. Полежит до вечера, а там, если все нормально, проводите домой. Что и как делать, я потом его жене расскажу. Уяснили?

Мужики дружно закивали головами.

— Ольга, — обратился я уже к травнице, всю операцию не сводившей с меня изумленно-восторженного взгляда. — Если у тебя есть в арсенале что от боли и жара...

— Я поняла, все сделаю, — кивнула девушка и, странно косясь в мою сторону, бочком протиснувшись к двери, исчезла в коридоре.

Отдав указания, я сполоснул руки в подставленной Федором посудине и поплелся в свою комнату. На меня почему-то навалилась такая дикая слабость, словно вагон песка разгрузил. Неожиданно коридор зашатался, и пол начал уходить из-под ног.

— Ой, дура! — ругала себя Ольга, уединившись в своем домике, разглядывая потемневшие доски пола. — На кого фыркать вздумала. Не понравилось, что молодой барчук нос сунул в ее дела? Ну, ее понять тоже можно. Далеко не лестные слухи о боярском отпрыске и, дикое по сумасбродности поручение, принести кувшин с напитком, из-за которого ее вытащили почти из постели, сразу вызвало жуткий негатив. Поэтому и на вопросы отвечала сквозь зубы. Появление молодого барона в кузнице восприняла, чуть ли не в штыки. Предположения о необходимости резать живот кузнецу — лишь подтвердило ее убеждение в умственной неполноценности аристократа. Где же такое видано? Нет, она, конечно, слышала, что в столице при монастырских лечебницах есть госпитальные фельдшеры, способные при особой нужде отрубить раздробленную конечность незадачливому пешеходу, угодившему под колеса кареты или дилижанса, или ушить рану, полученную в дуэли или пьяной драке. Но потом, если такому горемыке не окажет помощь квалифицированный лекарь... Да и то, даже его вмешательство не гарантировало результат. А тут резать живот наживое, да без всякой целительской поддержки? На что он надеялся? Как вообще до такого додумался? Когда начнется горячка, тут никакие отвары не помогут.

Первые зерна сомнений появились, когда парень сделал разрез на коже. Судя по спокойному взгляду и выверенным движениям, такое ему явно не в новинку. Но откуда? Хотя ... Матушка его, говорили, целительницей была. Да вот только целители совсем иначе лечат. Видела...

— Да угомонись ты, чертяка, — резкий окрик прошелся по сознанию тяжелой волной. Почувствовав, как поплыло сознание, Ольга, с трудом сфокусировав взгляд, в изумлении уставилась на склонившегося над столом молодого барона.

— Мамочки... — прошептала одними губами девушка. — Да, не может быть!!!

— Оля, беда! Молодой барин помирает! — ворвалась в дом знахарки перепуганная девчонка из барской обслуги.

— Как помирает? — заметалась по комнате девушка.

Вбежав в барскую опочивальню, первым взглядом Ольга увидела склонившегося над постелью поверенного молодого барона. Тот сам выглядел так, что краше в гроб кладут.

— Беда, Оль! Не уследил. Прости меня господи! — Федор несколько раз перекрестился. — Теперь не будет мне житья. Узнает барон, сгноит в подвале...

Девушка приблизилась к лежащему на неразобранной постели юному аристократу. За исключением меловой бледности, смертельных ран, могущих быть причиной недуга, девушка не заметила.

— Федь, а что случилось? — встревожено поинтересовалась знахарка.

— Без чувств прямо у дверей опочивальни обнаружили...

— А-аа, — облегченно вздохнула травница. — Это мы знаем, как исцелять...

Первое, что я ощутил, придя в сознание, была ужасная слабость. Даже глаза открыть сил не было. Я почувствовал, как губ прикоснулся край чашки с приятно пахнущим содержимым.

— Выпейте, барин, — послышался, словно сквозь пелену, знакомый голос.

Я сделал несколько глотательных движений, чувствуя, как вязкий напиток стекает по пищеводу. Спустя недолгое время ощущение бессилия начало отступать, и я, наконец, смог открыть глаза.

— Привет, — я улыбнулся сидящей у моего изголовья знахарке.

— Доброе утро, ваше благородие.

— Утро? Я что, почти полтора дня проспал? — удивился я.

— Почти три...

— Ого! — изумился я. — Что со мной было? — непривычно хриплым голосом поинтересовался я.

— А вы не знаете? — удивилась девушка.

— Наверное, остановилось сердце, не выдержав неразделенной любви... — скорбным голосом ответил я.

— Шутите? Это хорошо. Значит, дело на поправку идет. А то, бывает, после целительского отката, и богу душу отдают.

Она сказала целительского? Да ладно... Откуда? Хотя... Если эта штука по наследству передается... Только, если целителя каждый раз так после лечения корежит... Им при жизни памятники ставить надо. К демонам такой дар, я уж лучше по старинке, старым верным скальпелем...

-Все, сейчас здохну!

Трехдневный беспробудный сон оказался лишь цветочками. А ягодками стало общее истощение, словно я месяц в коме провалялся. Пришлось всерьез задуматься о реабилитационной терапии.

Отжавшись на чистом упрямстве шестой раз, я обессилено рухнул на землю, подняв облачко мелкой пыли. Перекатившись на спину, резко подался вперед. Ага, шаз! Красиво встать не получилось. Гудящие от напряжения мышцы напрочь игнорировали импульсы, посылаемые мозгом. Ну и ладно... Было бы перед кем выпендриваться. Мнение деревенских соплюшек, наблюдающих за моими кульбитами из окна, интересует в последнюю очередь. Перекатившись в исходную позицию, медленно встал на колени, а уже потом, придерживаясь за столб, поднялся в полный рост.

Заняться собой любимым давно следовало. Первоначальная не лестная оценка доставшегося мне организма была обусловлена ошибочными критериями. Я-то сравнивал парня с собой бывшим, сформировавшимся тридцатилетним мужчиной, имеющим за плечами шесть лет посещения тренажерного зала, расположенного в паре кварталов от моего дома. Нашел с чем сравнить. Для своего возраста парень оказался совсем не плох. А что до остального... Несложные, главное, регулярные тренировки быстро направят развитие в интересующее меня русло.

На "штангу", сделанную на скорую руку из коромысла и двух бадеек, набитых камнями с землей, меня сегодня уже не хватит. Но программу минимум я перевыполнил. Уверен, утром не встану. Судя по деревянным мышцам, все прелести метаболического ацидоза прочувствую уже к вечеру. Зато последствия "спячки" ушли буквально за несколько дней.

Кое-как доковыляв до дома, сразу свернул в сторону манящей ароматами съестного гостиной.

Благодать! Сытная пища комфортно улеглась в желудке. Погоняв по тарелке последнюю фасолину, оставшуюся от аппетитного лобио, я тяжело откинулся на стуле.

Словно дожидаясь этого момента, из кухни выпорхнула одна из молодых служанок. Наклонившись над столом, собирая опустевшую посуду, она усиленно выпячивала передо мной дыньки уже налившихся грудей. Потом многозначительно спросила:

— Барин чего еще желает?

Я периферийным зрением отметил сверкающие в приоткрытой кухонной двери любопытные взгляды.

Не понял! Где кошка издохла? Ясно как божий день, что-то удумали. Только с чего бы? С момента моего появления тихарились по углам, а тут на тебе. Еще и Федор с утра странно косился. От греха подальше ретировался в свою комнату... Присев на кровати, задумался. Что могло практически полярно изменить отношение окружающих к моей персоне? С блеском проведенная операция? Это врядли. Даже если Федор или мужики сболтнули лишнего. Услышав, что барин вскрыл брюхо кузнецу, а потом заштопал, словно нафаршированного гуся, челядь вообще могла разбежаться с подворья. Нет, тут двоичная логика явно бессильна.

Турник, доска, турник... Мышцы, как опасался, ныли нещадно. Но, разминка необходима. За моими маневрами уже наблюдали не только со стороны кухонного блока. Несколько мужиков, занятых работой по двору, время от времени бросали в сторону спортплощадки задумчивые взгляды. Неужели взращиваемый мной культ тела отыскал своих поклонников. Представляю реакцию батюшки, когда тот, приехав с друзьями в поместье, обнаружит толпу перекачанных мужиков в кожаных штанах. Улыбаясь собственным мыслям, я натянул брошенную на ограду рубаху и отправился в дом завтракать.

В столовой обнаружилась очередная нимфетка, шустро наполнившая тарелки при моем появлении.

На гормон давят? Ну да, болезненная тяга юного барина к противоположному полу ни для кого не секрет. Только нафига?

— Чего стоим, кого ждем? — поинтересовался я у замершей у стола девчонки. Крутанув попкой, она отправилась на кухню, плавно покачивая бедрами. Вот откуда у них это. Не иначе на генетическом уровне передается.

— Злой вы, барин, — пряча улыбку, проворчал Федор. — Они к вам со всей душой...

— Та-ак, — протянул я угрожающе. — А вас, Федор Гордеич, я попрошу остаться.

Уже собравшийся слинять во двор мужик испуганно оглянулся.

— Федь, что происходит? — пошел я в лобовую атаку.

— Вы о чем? — состроил морду кирпичом стряпчий. А глазки то забегали...

— Рассказывай... А то я со вчерашнего дня ощущаю себя как пушной зверек, на которого объявили негласную охоту.

— Не берите в голову, это все Глашка. По всей деревне растрезвонила, что молодой барин, оказывается, настоящий целитель. От маменьки дар унаследовал.

Ага, как же. Сапожник без сапог, а не целитель. Чуть коньки не отбросил. Спасибо, хоть травница, как могла, объяснила проблему. Так что я теперь десять раз подумаю, прежде чем ввязываться с очередную авантюру. А ларчик просто открывался. Не знаю, чего там целители испускают, направленную радиацию или биоволны, но их желания достаточно, что бы в организме пациента начали происходить дивные вещи. Только как при этом самому не повредиться разумом, Ольга объяснить не смогла. Для этого и существует Академия юных суициидальников, где они свое мастерство оттачивают.

А вот я по простоте душевной ухнул все свои силы, что бы угомонить беспокойного кузнеца, да не рассчитал. Хотя результат был, чего уж там. Мужика сутки добудиться не могли. Еще и ассистентов моих зацепило...

Кстати, интересно, как там кузнец. Надо бы проведать.

Еще на подходе я услышал звонкое гуденье наковальни. Буквально влетев в пышущее жаром помещение, с шипением выпустил сквозь зубы воздух. Если мозгов нет, в хлебном не купишь. Спокойнее. Орать на пациента — последнее дело. Иногда доброе слово куда действеннее. А злое, пропитанное ядом, капающих с моих, губ — и подавно...

— Ты что творишь, малохольный? — зашипел я. — Или тебе не русским языком было сказано из дома не выходить? Подцепить инфекцию хочешь? Как раз время будет могилу выкопать да крест сколотить.

— Барин, так все ж хорошо. — забормотал опешивший мужик. — Глядите сами.

Кузнец задрал рубаху, и я ошарашено уставился на блестевший бисеринками пота живот. Там, где должен был проходить послеоперационный рубец с грубым матрацным швом, осталась лишь тонкая белая линия новой, незагоревшей кожи. А нитки где от шва? Макрофаги сожрали? Хотя, эти могут. У них профессия такая — всякую дрянь в организме утилизировать.

— Травница Глаше мазь дала, сказала, быстрее заживет. Боль уже к обеду уняло. А утром, как проснулся, сразу рубаху задрал, а оно вот как...

Нет, что-то тут определенно не так. Не то, что бы я сомневался в благополучном прогнозе на выздоровление. С учетом уровня технического оснащения, операция была проведена безукоризненно. Вот только, судя по состоянию шва, с момента операции прошло не меньше двух-трех недель.

Похоже, травницы тут тоже не пальцем сделаны. Найти другую причину такой взрывной динамики, кроме воздействия полученной от знахарки мази, я не мог.

— Михась, не подскажешь, где дом Ольги-травницы? — спросил я.

— Третий слева от кузни, с петушком на крыше, я делал... — охотно пояснил тот.

В гости к девушке я пока идти не решился. Для начала бы неплохо разобраться с собственными мыслями. Вернувшись на территорию поместья, сразу направился в раскинувшийся за домом крошеный парк.

Разбирательство затянулось до самого обеда. Проблема в том, что я никак не мог решить, нужен мне этот дар или нет. Хирургу с десятилетним стажем заниматься "рукомашеством" как-то не с руки. С другой стороны, возможность влиять на процессы в организме пациента может стать прекрасным подспорьем при проведении хирургических операций. Только все упирается, насколько далеко распространяется возможность "влиять". Судя по дневникам баронессы, целители весьма ограничены а свободе выбора, особенно если это касается внутренней патологии. А вот травниц это ограничение не касается. Со слов Ольги, она вполне успешно справляется и с отравлениями, и с женскими хворями. И даже за довольно тяжелые случаи не боится браться. Взять того же охотника, не поделившего лес с косолапым. Не верить, после того как я собственными глазами видел результат ее "лечения" на кузнеце, объективных причин не было.

По всему выходило, что действие травяных отваров и мазей, сделанных обычной деревенской травницей, на порядки превосходило эффективность даже самых "продвинутых" лекарств из моей реальности. Так что способности местных целителей тоже как-то не сильно вписывались в обычный комплекс реабилитационной терапии. Какую они там химию химчат в своих зельях — загадка. Но вот точка приложения и у целительского дара и у знахарских настоек должна быть общая, иначе я ничего не смыслю в физиологии.

Интересно, тут все знахарки такие продвинутые, или это Ольга — особенная? Узнать бы еще, откуда она такая взялась...

— Не имею понятия, барин, — ненадолго задумавшись, поведал Федор в ответ на мою попытку разузнать происхождение девушки. — Прибыли в деревню позапрошлым летом на телеге, вернувшейся со столичной ярмарки. Может, с самой столицы приехали, может, где в дороге подсели. Не знаю, врать не стану. Вообще, травницей была мать Ольги. А то, что она свою науку дочери успела передать, узнали, как схоронили горемычную в прошлую зиму. Повезло, что девочка решила тут остаться. Своя травницы в такой глуши — редкая удача.

А вот это интересная информация. Я почему-то думал Ольга здешняя. Если девушка с матерью жили в столице, она должна знать хоть основные расклады здешней системы здравоохранения.

Тихий, но уверенный стук в дверь заставил сидящую за столом знахарку оторваться от сортировки трав, собранных сутра. Вроде и народа не много, здесь в деревне у поместья пятнадцать дворов, да еще пять селений в ближайшей округе. А поди почти пять сотен душ, почти каждый день у кого-то надобность в ее услугах возникает. Уже привыкли, что знахарка рядом есть. Это первый год им с матушкой тяжко пришлось. Спасибо людям добрым, не дали умереть с голода. Вот и сейчас уже стучится кто-то.

Оглянувшись, она с изумлением обнаружила входящего в светлицу молодого барина.

Сорвавшись с табурета, она заметалась по комнате. Какой кошмар! Кровать не застелена, посуда с утренней трапезы не убрана. Позорище! А всему виной дурные мысли, не дававшие вчера заснуть до глубокой ночи.

Пригнувшись, чтобы не задеть низкую дверную балку, я вошел в светлицу. Хм, похоже, нам здесь не рады. Оля каким то испуганным взглядом смотрела в мою сторону.

— Мир вашему дому, — улыбнулся я.

— И вам не хворать, барин, — поклонилась девушка.

— Не помешаю?

Девушка лишь повела плечом, бросив растерянный взгляд на единственную табуретку. Ну да, обстановка у нее спартанская. Стол, табурет да кровать в углу. Вместо шкафа для одежды — колышки, вбитые в щели между бревнами, на которых висели два сарафана. На таких же колышках сушились несколько десятков пучков трав, наполняя жилище особым ароматом.

— Хотел посоветоваться...

— Вы? Со мной? — плеснула изумлением девушка.

— Да, а почему бы и нет? Федор сказал, ты не здешняя?

Девушка отрицательно покачала головой.

— В столице родилась?

Опять покачивание.

— Родилась я почти в такой же маленькой деревушке на западе Империи как и эта, — неожиданно начала рассказ девушка.— Мать лечила народ, отец промышлял охотой. Жили довольно сытно, посытнее многих тамошних семейств. Охота давала куда больший прибыток, чем огороды. Только однажды отец с охоты не вернулся. Тело, уже обглоданное зверьем почти до кости нашли лишь спустя неделю. Да и то, опознали только по приметному ножу. — Ольга на мгновение запнулась...

— После этого стало не до жиру. Не голодали, но и разносолов не было. Особенно зимой. Неделями на голой крупе без масла сидели. А на весну мама решила перебраться в столицу, рассудив так — люд там не бедный, больных много, голодать, точно не будем. Первое время пришлось тяжело. За жилье платить надо, травы собирать сложно. Это не деревня, где вышел за околицу, и рви сколько надо. Там и без нас желающих хватало. Но, приспособились. Поначалу за гроши продавали отвары жителям с ближайших улиц, потом появились покупатели побогаче. Столичные травницы, как оказалось, не сильно искушены в мастерстве были. А матушкины отвары и сильную боль снять могли и похмелье. Последние — особо спросом пользовались. Через четыре года даже стали подумывать о собственном жилье. Не всю же жизнь по чужим углам скитаться. Но однажды у дома, где мы снимали комнату, остановилась богатая карета. Требовалось лечение какого-то знатного жителя. Толи графа, толи маркиза. Бок ему в дуэли пропороли. Рану-то зашили, но чувствовал себя мужчина хуже с каждым днем. А целители только руками разводили. Мол, все в руках божьих. Нас даже в его имение перевезли, что б присмотр постоянный был. Только не смотря на старания, дворянин умер. Не помог даже жив-корень. Пришлось спасаться от гнева родственников, буквально на ходу заскакивая в отъезжающую из города крестьянскую повозку. Вот так и оказались тут.

— Ольга, — озвучил я давно витающий в воздухе вопрос. — Почему вы забрались в эту глушь? Не поверю, что тишины и покоя захотелось. Жизнь тут не сахар. Уверен, зимой и холодно, и голодно. Лечением крестьян много не заработаешь...

— Не заработаешь... — согласилась девушка. — В снегопады, бывает, по две-три недели больные добраться до нашей деревни не могут, лошади в снегу вязнут. И деньги тут не особо в ходу. Все продуктами расплачиваются.

— Тогда чего не уехала? Пусть не в столицу, в другой город.

Девушка лишь рукой махнула.

— Да кому я там нужна? Денег, что за два года отложила — только неделю с голоду не умереть...

Вот-вот. В столице народ, наверняка, пачками от привычных хворей страдает, а она тут за десяток яиц живой водой в богом забытой дыре приторговывает. Вот где логика?

— Значит, говоришь, долго в первопрестольной жили?

— Почти шесть лет...

— Много там работы для целителей и травниц? — задал я далеко не праздный для себя вопрос.

Знахарка ненадолго задумалась.

— Да как везде. Целители лечат аристократов, травницы — простых людей. Ну, иногда, и у нас для себя знать особые настойки заказывала. Но вообще нам запрещено знатным настойки продавать. Да и не наделаешь их много, так что хоть пользы на рубль, лучше простым людям.

— Ну, понятно, целители для знати, травницы — бедным простолюдинам. Нормальная арифметика, — не особо удивился я. Хотя, если подумать, разве у нас не так. К хорошему специалисту с улицы не попадешь, только по знакомству или за деньги.

— Ну почему, есть и среди обычных людей вполне состоятельные жители, способные позволить себе оплату услуг целителя.

— Что, так дорого берут?

. — Говорят, до нескольких сотен рублей за сеанс лечения могут запросить. Смотря, сколько сил на лечение потребуется.

Я тихо присвистнул, сумма даже по столичным меркам немалая. Хотя... Невольно поежился, вспоминая последствия недавнего отката. За такое и триста рублей мало.

— Я тут недавно матушкины записи читал, — решил я попробовать прояснить непонятные мне моменты из дневника у знахарки. За шесть лет уж она должна всякого повидать была...

Ах и увы. То, что мужики следили большими глазами за ходом операции, не зная воспринимать ее как чудо или дикую блажь, я еще понять могу, деревня... Но и для знахарки, судя по всему, такое стало в диковинку. Оказалось, абдоминальной хирургии тут нет в принципе, как и никакой другой. Максимум на что здесь сподобились — отсекать поврежденные конечности, если кому-то настолько не повезло, что лечить там уже нечего и штопать резаные раны, полученные в трактирных потасовках. А в остальном, практическая медицина здесь находилась еще на уровне галеновой эпохи.

Верится с трудом. Уверен, если хорошо порыться в архивах, обязательно обнаружатся попытки докопаться до сути смертельных болезней. Другой вопрос, при здешнем уровне медицины такие попытки закономерно оканчивались летальным исходом, и были прекращены как бесполезные и даже вредные. С трупа-то деньги за лечение брать зазорно.

— Я вот теряюсь в догадках, если твои мази буквально за день кузнеца на ноги поставили, на какие чудеса способны целители с их даром.

Ольга, не удержавшись, фыркнула.

— Да какие там чудеса. Не сильно больше нас они и могут. Ну да, есть у них свои фокусы, нам не доступные. Сильную боль снять могут, усыпить, как вы кузнеца, беспробудным сном, да пожалуй, еще пару приемов найдется...

Ну да, ну да. Мне-то как раз такие фокусы очень даже не будут лишними. Сразу вопрос анестезии и аналгезии одним махом решается.

— А в остальном, если бы не имперские законы, травницы жили бы не хуже господ целителей, даже лучше. Нам в отличие от вас не приходиться ярмо вешать да в грех на душу брать...

— Чего? Какой такой грех?

— Как по мне, это не дар, а проклятие. Говорят, что бы стать целителем, надо сердце превратить в камень и душу покрыть толстой коркой льда. А как иначе равнодушно наблюдать за чужими страданиями.

-Ты сейчас точно о целителях говоришь? А как же сострадание и милосердие?

Девушка горько усмехнулась.

— А вы, ваше благородие, скажите это тем, кто не дождался или не смог оплатить услуги целителя.

Прямо таки ошарашила.

— А что, безвозмездно полечить целителям религия не позволяет?

— Церковь, как раз, о простых людях печется. А целители... Законы империи и личная жадность не позволяет. Сегодня полечит простолюдина даром, а завтра придется отказать маркизу или графу за деньги. А им нужны такие проблемы?

Интересно девки пляшут. Как-то я в таком ракурсе ситуацию не рассматривал. Подспудно я понимаю, что такая система — не чья-то личная блажь. Должны быть более объективные причины. Только не ярмо, а тавро выходит. Стал целителем, будь добр соответствовать. А оступишься от правил и прейскурантов, свои же сожрут за нездоровую конкуренцию. Но и лезть с головой в платную медицину — увольте. И дело совсем не в том, что я такой уж филантроп. Деньги никогда не бываю лишними, другой вопрос, какой ценой они достаются. Я этих вип-персон наелся еще в той жизни. Было у нас в отделении три платных палаты. От одной мысли о предстоящем обходе этих "капризулек" изжога появлялась.

Кстати, о насущном. Когда вернусь в город, потребуется немалая сумма на мои хирургические нужды.

Хм, у меня появилась неортодоксальная мысль, ведь тут возможность заработать сама в руки плывет.

— Ольга, а какие настойки среди знати спросом пользовались?

-Да разные... Отвары, что состояние после возлияний облегчают, настои при женских регулярных хворях, для аппетита и затруднении оправления естественных нужд... Господа-то тоже лишние деньги тратить не любят. Вот и слали к нам прислугу с заказами.

— И много ты таких снадобий сделать можешь?

— Надо растения найти нужные, если сутра пораньше, с восходом солнца встать, пожалуй, к обеду снадобий на десять — пятнадцать наберу. Но это дурная работа? Я, когда голодно было, пыталась в ближайший город обозом с товаром настойки отправлять. Тамошние знахарки и половины тех трав, что здесь растут, собрать не могут, не растут в округе. Только пока те до города доедут, за два дня настойка в непотребство превращается, — печально вздохнула травница.

— Мда... Тут уж ничего не попишешь, органика она такая, чуть что, сразу бродить начинает. Пиво это не вода. По такой жаре даже водку пить стремно, пока до рта рюмку донесешь, уже теплая... Стоп!

— Девушка, а на чем, позвольте полюбопытствовать, вы настойки готовите?

Как тривиально. Понятно, что чудодейственный отвар, завариваемый как обычная заварка, по определению больше суток храниться не может. Зажатым рамками примитивных технологий и жесткой ценовой конкуренции, бедным травницам и в голову не могло прийти задуматься о возможности консервации своих сборов. Оно и понятно. Требуется тара для разлива готового продукта, крепкий алкоголь, в качестве консерванта. А штоф водки по нынешним временам — пятнадцать рублей. Вот и получается, благое дело практически утраивает стоимость продукта.

Только у меня-то таких проблем нет. Наштамповать флаконов из глины — проще пареной репы. Выполнить такой заказ любой ребенок сможет. Поставь рубль в оплату за подряд, еще и очередь выстроится. Тут в каждом доме глиняная посуда своими руками слеплена из сырья, добываемого в яме, недалеко от речки. Причем, что не тарелка, то шедевр. Консервант вообще мужики в промышленных масштабах гонят. С почти что гектара фруктовых садов, столько плодов подпорченных, все окрестные села можно высокоградусным нектаром снабжать. Только он им и даром не надо, там своих умельцев хватает. И в город не загонишь. Во-первых, технология хромает, а изысканному вкусу аристократии не с руки обонять сивушное амбре. Во-вторых, за такой фокус, местные фискальные органы могут в казематы упрятать. И упрячут, ибо за все надо платить.

Только тут какой прецедент получается. Производить то мы, если что, будем не выпивку, а целебные настои. А их обкладывать пошлиной пока не додумались. Да и сколько той пошлины со знахарок соберешь, три рубля? Себе дороже будет из-за пяти копеек за каждой травницей гоняться. И эмбарго их мне до лампочки. Аристократ аристократу друг, товарищ и брат. Кому что хочу, то и продаю. Вот такая занимательная арифметика выходит.

Ладно, пойду я...

— Малость дождя бы не помешало, — заметил Федор, утирая испарину со лба, когда я появился на подворье на утреннюю разминку. — Мужики жалуются, вся ботва на огородах погорела. Еще неделю такой засухи, и в город на продажу везти нечего будет.

Да, тут не поспоришь. До полудня еще полдня, а жара, хоть из дома не выходи.

— По такой жаре ехать в город, только себя мучить и лошадь загнать. Еще не факт что распродадутся нормально, — высказал я свое видение.

— Нормально, не нормально, а ехать все одно придется. Нужные продукты сами из города не прибегут.

Ну да, лошадь не трактор, солярки не требует. Даже рубль заработал, считай, не зря съездил.

— Закупили бы, что надо на сезон жары, и не пришлось ехать.

— Умный вы барин. Если бы все так просто было. Денег тут лишних ни у кого нет, все на обмен везут. Туда три мешка репы, обратно — мешок муки. Туда свинью, обратно — бочонок масла... А нет репы, и муки нет.

Я покосился на свой нехитрый инвентарь, потом задрал голову. На небе ни облачка. Вроде только на улицу вышел, а у самого рубаха уже к спине липнет.

— Вы завтра на службу будите ехать, или как? — неожиданно сменив тему разговора, поинтересовался у меня управляющий. — Если что, так мы телегу можем для вас подготовить.

— Э-ээ? — какая служба, не понял, вроде я в бессрочном отпуске.

— Три дня как пост закончился, а завтра Спас, праздник урожая, — пояснил он, видя мое недоумение. — Тремя телегами в приход поедут, будут дождь вымаливать.

— Нет уж, спасибо. Крестьянской повозке до столицы неделю плестись, я уж как-нибудь обойдусь.

— Зачем в столицу? — удивился Федор. — В соседней деревеньке церквушка есть. Ее еще лет десять назад отец Гордей за свои деньги поставил, так с тех пор там службы и служит.

— Ого, не бедные тут церковники, однако. Церковь не дом, там и в сто рублей не уложишься.

— Говорят, он целителем раньше был. До того как постриг принял.

Бывший целитель? Это должно быть интересно... Возникли у меня тут мысли, что отец Гордей неспроста отрекся от мирской жизни. С теплых хором в богом забытую деревню не с жиру едут. Слышал немало таких историй, ставшим исходом чьих-то трагедий. Интересно, что подвигло на такой шаг этого человека. Неужели тоже, как и Ольга с матерью, кого-то неудачно полечил. Но это второстепенно. А вот за возможность пообщаться со специалистом, способным пролить свет на свалившийся как снег на голову дар, я вцепился обеими руками.

— Когда народ выезжает, Федор Гордеич?

— С рассветом, что бы до жары успеть.

— Мне место пусть оставят. Только никаких там приготовлений особых не надо, главное чтобы было куда умоститься.

Федор проводил молодого барина задумчивым взглядом.

Когда телега, на которой я устроился рядом с Ольгой, участвующей в народном паломничестве, въехала на небольшой пригорок, перед нами, наконец, появились первые домики пункта назначения. Через мгновение мои брови устремились вверх.

Как-то не так я представлял себе деревенские церквушки. Чуть поодаль крестьянских домов, в окружении пышных крон деревьев стоял настоящий белокаменный собор с блестящими золотом куполами. На подъезде к деревне уже собралось несколько подвод, от которых люди шли к здешнему храму. Оказывается, верующих тут хватает.

Переждав в тени яблони, росшей буквально в десятке метров от входа, пока закончится служба и народ потянется на выход, я проник внутрь божьего храма. Интерьер деревенской церквушки завораживал ощущением равновесия и гармонии, поражал изяществом орнамента и нежностью форм. Похоже, собор строили без оглядки на затраты. На небольшой картине, расположенной над главным входом, я рассмотрел изображение красивой девушки, держащей на руках ребенка. На икону это было не очень похоже, но я в святынях не разбираюсь, не мне судить.

Пока я любовался обстановкой, из дальней части храма донесся скрип двери и я понял, что остался совершенно один в опустевшем помещении. Пройдя вглубь по каменному полу, обнаружил неплотно прикрытую дверь, через которую пробивался солнечный свет. Она оказалась выходом на задний двор.

Святой отец, обернувшийся на звук открываемой двери, оказался совсем не стар, я бы дал ему не больше сорока с небольшим, но волосы, спадающие чуть ниже плеч, как и борода, оказались совершенно седыми. Из-под серой накидки выглядывал, бывший когда-то парадным, а сейчас довольно заношенный и застиранный камзол, с облезшими перламутровыми пуговицами. Священник как раз подходил к столу, на котором были разложены вырезанные из дерева фигурки.

— Вот, детворе местной свистульки делаю, — пояснил он, проследив направление моего взгляда. — Вижу, вы не здешний. Какая нужда заставила вас проделать долгий путь в этот храм?

— А вы всех "здешних" помните в лицо? — слегка удивился я.

— В лицо — нет. Но аристократов среди моих прихожан отродясь не было, — усмехнулся одними губами он.

Ну да, слона-то я и не заметил. Я в своих бриджах и светлой рубахе, на фоне крестьянских одежд, как белая ворона.

— Так откуда вы прибыли? — спросил еще раз священник.

— Отсюда, из соседнего села.

Теперь отец Гордей разглядывал меня с нескрываемым интересом.

— Значит, юный барон Корнеев? Ну да, похож. Как же я сразу не обратил внимания...

— Да ну, как по мне, у меня с батюшкой схожести, как у муравья с носорогом.

— Не имею чести знать.

— Носорога?

— Батюшку вашего.

А на кого тогда?

* * *

* * *

**ПРОДА 27.03

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

Мы медленно прогуливались по внутреннему двору деревенского собора, который был окружен с трех сторон низкой оградкой из аккуратно уложенных друг на друга камней, а четвертую заменяла задняя стена строения, увитая лианами темного плюща, оплетающего дугой арку над дверью, ведущей внутрь.

Я ломал голову, как бы озвучить свою просьбу, он, похоже, просто прогуливался, с головой уйдя в собственные мысли.

— Отец Гордей, — наконец решился я, — говорят, вы раньше целителем были.

— Кто говорит? — с отрешенным видом спросил тот.

— Люди...

— Мало ли что говорят... — вздохнул священник, окончательно выныривая из воспоминаний. — Если и был, то весь вышел. Много воды утекло с тех пор. А у вас что, захворал кто? — остановившись и прищурившись, он взглянул в сторону толпившихся у телег людей. — Вроде Ольга ваша никуда не девалась. Сегодня на службе видел.

Так, ты мне зубы не заговаривай. Что значит " весь вышел"?

— Ну, знахарка не лекарка. Настойками и мазями не всякую болезнь вылечишь. Целительский дар всяко функциональнее будет.

— Да в пекле я видел этот дар, — с неожиданной горечью произнес священник. — И сдохнуть не смог по-человечески.

— Э-ээ, — я ошарашено уставился на осунувшегося, буквально на глазах, мужчину.

— Много искусов, много соблазнов. А в итоге потерял все. Хочешь знать, как лишился дара? — с надрывом в голосе, словно затронув самые глубинные струны души, спросил он.

Я медленно кивнул. Если эта штука перманентная, не помешает знать, насколько на нее вообще можно надеяться при построении планов.

Приход весны ознаменовался началом очередной массовой эпидемии. Приказом императора, а так всегда поступали при подобных эксцессах, въезд в столицу был перекрыт регулярными войсками. Даже для передвижения по территории империи требовался специальный пропуск. Город, лишенный подвоза продовольствия, оказался на гране голодомора. Запасов-то на складах хватало, но цены на продукты росли, как на дрожжах, что сразу ударило по обычным жителям. Первые голодные смерти скоро настигли обитателей трущоб, и так влачащих жалкое существование, которые начали гибнуть и без всякой заразы. Только остальным уже стало не до них. Запрет передвижения не сильно повлиял на ситуацию. Спустя неделю после первых известий о вымерших деревнях, случаи заболевания были зарегистрированы и в самой столице. Находиться дальше в городе, охваченном нарастающей паникой становилось опасно.

Стук в двери, раздавшийся поздним вечером, застал семью молодого целителя на собранных баулах с вещами.

Еще вчера они получили разрешение на выезд из столицы. Сегодня, не смотря на сгущающиеся сумерки, он планировал с женой и маленьким сынишкой покинуть город, отправившись в дальнее родовое имение, где и собирался отсидеться, выжидая наступления затишья. Такие эпидемии, к сожалению, случались не редко, и одного-двух месяцев, как правило, хватало, что бы болезнь собрала свой урожай, а жизнь вернулась в привычное русло.

— Маркиз Машетов требует целителя к себе, — сообщил вошедший в дом выхоленный приказчик.

Молодой барон растерянно взглянул на, державшую на руках малыша, девушку. Задерживаться в городе, объятом болезнью и первыми беспорядками, в его планы не входило.

— Иди, — девушка коснулась его руки, тревожно поглядывая на визитера. — Один день ничего не изменит, а лишние деньги нам не помешают.

Тут возразить было сложно, как и отказать. Маркиз был последним человеком, с которым стоило ссориться. А недавний переезд в роскошный дом ощутимо пошатнул финансовое состояние молодой семьи. Но деньги — дело наживное, тем более при его-то способностях. Только жизнь очередной раз внесла свои коррективы, и оставшихся средств хватало впритык пережить бедствие.

— Скоро вернусь, — барон нежно поцеловал красавицу жену в губы и, погладив сына по головке, проследовал за гонцом.

Присланный маркизом экипаж торопливо ехал по обезлюдевшим улицам города. Периодически кучеру приходилось придерживать коней, чтобы объехать очередное, лежащее на мостовой тело, смотрящее им вслед немым укором в застывшим взгляде на обтянутом иссушенной кожей черепе.

Можно ли было помочь этим несчастным, окончившим свой путь прямо на мостовой, где их окончательно покинули силы? Многим да, были бы деньги на услуги целителей. Сама болезнь не убивала, но вызывая постоянную рвоту и расстройства стула, не давала заболевшим нормально питаться, чтобы восполнять теряемые силы. К тому времени, как проявления исчезали, люди, как правило, даже говорить не могли от слабости. И хотя бы частично вернуть прежние кондиции могли только опытные целители. Так что причина вызова в особняк маркиза была достаточно очевидна.

Войдя в просторную спальню на втором этаже, молодой барон обнаружил двух лежащих в одной большой кровати женщин. Их возраст определить было достаточно сложно, ибо выглядели они, как и следовало ожидать, весьма плачевно. Но, похоже, супруга и дочь. У изголовья кровати его уже с нетерпением дожидался глава семейства, маркиз Машетов собственной персоной.

Исцелять сразу двух истощенных болезнью человек ему еще не приходилось, но он не сомневался, справится. Не зря ему пророчили прекрасную карьеру. Увидев спокойный уверенный взгляд целителя, маркиз удовлетворенно кивнул головой.

— По деньгам не обижу, — сказал он, покидая покои.

Белокаменный особняк, стоящий на дворцовой площади, целитель, слегка пошатывающий от усталости, смог покинуть лишь концу третьего дня, когда состояние обеих женщин, изрядно похорошевших, уже не вызывало опасения. Получив из рук маркиза довольно внушительную стопку ассигнаций, взобравшись в любезно предоставленный экипаж, он поспешил к семье.

Просторный дом, в который они въехали лишь с полгода назад, которому так радовалась его Аннушка, встретил его темными окнами. Несмотря на вечернюю прохладу, над дымоходом не струился дым, а в окнах не отсвечивал огонек свечей. Подталкиваемый самыми страшными предчувствиями целитель метнулся в дом. В нос сразу ударил резкий запах нечистот. Спотыкаясь о разбросанные вещи, приготовленные к отъезду, он взлетел на второй этаж. Через мгновение в доме раздался утробный вой. На супружеском ложе в свете луны целитель обнаружил неподвижную девушку, прижимающее к себе маленькое тело трехлетнего сына.

Он уже хотел отправляться на поиски нерадивых слуг, сбежавших из дома, что бы устроить кровавую расправу, когда с кровати раздался едва слышимый стон.

Живы?!!

Волна безумной надежды затопила сознание.

— Аннушка, я дома, все будет хорошо, — бормотал он, вливая в тела живительную энергию. По-хорошему, стоило позвать кого-то из коллег, ибо после лечения семьи маркиза, сил у него оставалось совсем не много. Только заставить отойти себя от жены с ребенком он тоже не мог, опасаясь, что в его отсутствие случится необратимое. Почти трое суток муж и отец не отходил от постели, вычерпывая из себя даже больше, чем было отпущено природой. К утру он погрузился в глубокое забытье. Сколько длилось беспамятство, он понять не мог, но два окоченевших тела говорили — не мало.

Священник замолчал, пустым взглядом уставившись в сторону линии горизонта, куда летел журавлиный клин.

— Бог дал мне дар исцелять страждущих, он же и забрал его, только сторицей... Их то, за что? — спросил он с болью в голосе, обращаясь к небесам. — Неужели нельзя было мне назначить достойное наказание?

Минут пять мы стояли в полной тишине, нарушаемой лишь печальными криками птиц.

— Когда пришел в себя, — продолжил он, окончательно справившись с бушующими эмоциями, — организовал достойные похороны, насколько это было возможно в тех условиях. Потом почти полтора месяца не выходил из дома. Как эпидемия стихла, продал все, что успели нажить, ибо находиться доме, где все напоминает о них, больше не было сил, и на вырученные деньги отстроил этот храм. Понимаю, их уже не вернуть, но хотя бы там им должно быть хорошо.

* * *

* * *

**ПРОДА 29.03

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

*

— Соболезную...

— Пустое. Много воды утекло с тех пор... Не передумал спрашивать?

— А-аа?

— Думаешь, не понял, зачем твое благородие притащилось в эту дыру? Почти сразу как заприметил, догадался. Тем более на самой службе тебя не было. И о "чудотворном" лечении кузнеца уже наслышан, — добавил он с неожиданным сарказмом, усмехнувшись. — Вот только в толк не возьму, резал-то ты его зачем?

— Э-ээ? О-оо! — задребежала смутная догадка на краю сознания.

— А подробности будут?

Похоже, целитель мне попался продвинутый.

— Постой, оборвал он мой едва начавшийся рассказ. Гуторить на пустой желудок, последнее дело. Пойдем в дом...

— М-да... — потянул здешний поп, выслушав мои злоключения. — Глова у тебя соображает, надо же такое измыслить, заштопать кузнеца как прохудившийся лапоть. — Он хохотнул. — Этой бы голове, да нужные знания.

— Так за тем и ехал...

— Зря ехал.

— Чего?

— Зря, говорю, ехал. Бывший целитель недоцелителю — плохой учитель.

Понятно...

— Что ж, благодарю за угощение, — поблагодарил я радушного хозяина, отодвигая тарелку. Раз дело не ладится, поеду домой.

— Погоди, помочь не помогу, но подсказать — подскажу.

— Слушаю, — я водрузил себя обратно на лавку...

Интересная штука получается, — занимал я мозг размышлениями во время обратного пути. — Оказалось, и сами целители до сих пор не разобрались в сути своего дара. Но основной принцип применения усвоили и в меру сил обучали новых неофитов. Чему можно было обучать в академии три года, если основные азы отец Гордей разложил буквально за час? Да как везде. Всему понемногу.

Ладно, не до философствований. Накопленная информация дала мне новую пищу для размышлений. При существующем раскладе сил на медицинской арене, мои знания и умения в этом мире — словно манна небесная.

Похоже, я вообще единственный человек, имеющий четкое представление о фундаментальной медицине.

Думаете гордыня? А вот и нет. Очередная боль на мою седую голову. А с другой стороны — не слабый такой кирпичик в фундамент будущего финансового благополучия.

Мне бы эти целительские умения там... Аж голова кругом идет от возможных перспектив. Это даже не микрохирургия. Инженеры-биоконструкторы какие-то получаются. Одного желания целителя достаточно, что бы рана заросла на глазах. Только и тут не без ложки дегтя. Непродуманная способность получается. Чуть не о том подумал, и вместо отрубленного по неосторожности пальца вырастает непотребство. Это я, конечно, утрирую. Не уверен, что тут умеют отращивать конечности, но, предполагаю, такой вариант не исключен.

Несмотря на тысячелетнюю историю, здешние эскулапы, по большому счету, все еще делают упор на танцы с бубнами. Почему, вопрос не ко мне. Тут историю надо просеивать мелким ситом. Хотя, основная тенденция понятна. Представьте себе, хлопнул человек в ладоши, перед ним кусок хлеба, щелкнул пальцами — кувшин с квасом. Далеко бы в таких условиях ушел пищпром? Уж колосистых полей золотистой пшеницы и хлебопекарен точно не было.

Ну да, схема получилась не без изъянов, целитель, способный буквально на месте прирастить оторванную конечность, лишь разводит руками при банальном флегмонозном аппендиците.

Знахарки, способные отпоить со смертного одра, прозябают по деревням.

Похоже, этот мир сошел с ума. И главное, всех все устраивает.

ДАЛЬШЕ НЕ ЧИТАТЬ, ГРЯДУТ ПРАВКИ !!!!

— Оль, а как ты смотришь на что, что бы вернуться в столицу? Я вот в ближайшем будущем хочу заняться проблемой внутренних болезней, тем самым удалением "сосуда с ядом", о котором мы на днях говорили. Да только, боюсь, без такой помощницы, туго придется.

Вопрос молодого барина разбередил старые мысли. Вынужденный переезд из столицы в глубинку не вызывал у Ольги особой радости. Жилось тут, конечно, куда вольготнее, чем в родной деревне. Вокруг еще пять или шесть селений, под боком целое баронское поместье, только, почему-то постоянно пустующее. Как только весть о появлении знахарки разнеслась, редкий день обходился без работы. В большинстве своем, конечно, мелочь. То отвар от простуды, то настой от болей в спине, то сбор от женской хвори. Но каждый посетитель — лукошко со снедью. Бывает и пару монет перепадет. Вот только зимой совсем тоскливо. Иногда душу дьяволу готова была продать за возможность выбраться из этой богом забытой дыры. А тут на тебе, возможность сама в руки плывет.

Предложи он такое недели три назад, сразу по прибытию, она и слушать не стала. Мотивы понятны — присмотрел очередную смазливую наложницу. Да и с его репутацией... В общем, держаться от таких людей Ольга предпочитала подальше. Вот только за последнее время в отношениях с молодым бароном произошло несколько кардинальных переломов. Былой негатив и неприятие вначале сменились растерянностью и непониманием. Потом, девушка даже сама не заметила, когда именно это произошло, она начала испытывать к нему странные чувства. Находясь в его обществе, испытывала давно забытые ощущения спокойствия и умиротворения. Их беседы — словно откровения. Образованность молодого аристократа не редко ставила ее в тупик. А случайно сорвавшаяся мощная целительская техника и вовсе вызвала у девушки дикое смятение. Не смотря на давнее противостояние целителей и знахарей, она их воспринимала как своего рода небожителей. Пусть высокомерных, чванливых, заносчивых. Но за способность вдохнуть жизнь в умирающего от болезни пациента и не такое прощается.

Впрочем, парень совершенно не был похож на столичную целительскую элиту. Она уже не раз задавала себе вопрос, откуда вообще взялись такие нелепые слухи. Ограниченный, заносчивый, вспыльчивый, бабник? О чем они вообще? Более спокойного, уравновешенного и рассудительного молодого человека ей еще не приходилось встречать. Прибавить к этому поразительный багаж знаний, мощный целительский дар, знатное происхождение...

— Так что ты думаешь насчет возвращения в столицу? — очередной вопрос вырвал ее из водоворота мыслей.

Ольга торопливо кивнула в знак согласия.

Что она думает? Да за такое предложение она на все согласна. Помощницей? Да хоть любовницей! А что, молодой барон хоть и не писаный красавец, но симпатяга. Как раз таких и любят больше всего женщины. Это она отметила еще при первой встречи. Не слащавые, но строгие черты лица, пронзительный взгляд. И фигура... Не скульптурная, но где-то рядом. Даже свободного кроя просвечивающаяся рубаха не могла скрыть наливающиеся мышцы.

Да, — решила она, — надо держаться поближе к барину. А то местные девки на него уже охоту объявили, все спорят, кто первая к барину в опочивальню сможет попасть. Дурынды, он в их сторону и не смотрит даже. Хотя, он и в мою не смотрит, — подумалось с неожиданной грустью. — Может у него нареченная в столице осталась. Все одно, до столицы далеко, а для здоровья надо. Вроде уже скоро месяц тут, а все в одиночестве ночует... Черт, о чем это она. Что-то последнее время при виде барона Максимилиана мысли в каком то не том направлении движутся.

В себя девушку привел направленный на нее ироничный взгляд. Парень, чуть склонив голову, приподняв бровь, с явным интересом наблюдал за бродившими на ее лице эмоциями. Ольга почувствовала, как на щеках предательски наливается румянец.

— А что это мы так засмущались? — иронично поинтересовался он. Ольга не нашла ничего лучшего, чем развернуться и, попросту, сбежать.

Усмехнувшись, я отправился в поместье. Надеялась, не пойму, не замечу? Было б мне двадцать, может и не понял. Но умудренный тремя десятками лет жизни, я не мог не заметить горящие взгляды, периодически исподтишка бросаемые девушкой. Да я собственно был не против такой развязки событий. Фактически я ведь двадцатилетний подросток с бурлящим гормональным фоном и соответствующими желаниями.

Нет, с этим определенно надо что-то делать...

Я не сексуальный маньяк, но они допрыгаются. Зараза! Даже позавтракать спокойно нельзя. Сложно думать о еде, когда стоят над душой и то дыньки свои чуть ли из сарафана не вываливают, то филейной частью крутят. Может здесь это и нормально. Но ведь бесит. Вот как их угомонить?

Если честно, я бы уже давно утихомирил этот нездоровый гендерный интерес, установив со знахаркой более тесные телесные отношения, нежели платоническое общение. Вот только ортодоксальные взгляды мешали напрямую пригласить девушку посмотреть мои ируканские ковры. Все должно быть по обоюдному согласию. Хотя, последнее время, в этом отношении наметился не малый прогресс. Так что деревенские финтифлюшки могут идти лесом.

— Федь, пошли кого-нибудь к Ольге, пусть передадут, что я приглашаю ее на обед.

Перед вошедшей в привычку прогулкой по парку в поместье я лично завернул на кухню, что бы отдать распоряжения о предстоящей трапезе. Поручать такое деликатное дело Федору не рискнул.

Красота! Мое требование — накрыть обед на две персоны с учетом указанного антуража, было встречено толикой непонимания. Вот только пусть попробуют налажать...

С прогулкой не заладилось. С неожиданно набежавших на небо туч начал моросить противный дождь. Пришлось позорно сбежать от разгулявшейся стихии.

— Олька, тебя барин к себе на обед завет, — сообщила забежавшая в дом девушка. Крутнувшись, выскочила во двор.

— На обед, значит...

Ольга метнулась к стоящему в уголке ящику с вещами. Так, это сарафан не пойдет, а вот этот, покороче, с цветами, купленный еще во время жизни в столице, очень хорошо сидит на фигуре. Быстро переодевшись, она поправила сбившийся локон и поспешила в поместье.

Переступив порог комнаты, Ольга оказалась ошеломлена открывшейся картиной. Она сразу узнала помещение, где совсем недавно стояла в уголке, наблюдая за манипуляциями молодого барона. Впрочем, сейчас комната преобразилась. Легкий полумрак, вызванный вновь затянувшими небо дождевыми тучами, создавал атмосферу загадочности. Несколько огоньков ярко горящих свечей освещали богато накрытый стол.

— Присаживайся, — сказал Максимилиан, отодвигая стул...

Как в сказке... — подумала девушка.

Услышав раздавшиеся за спиной шаги, я быстро обернулся.

— А , Ольга. Захо..

Отставив стул, развернулся к девушке. От моего пристального взгляда на ее щеках вспыхнул румянец. Хм. Раньше я ее видел только в сарафане-колокольчике, полностью скрывающем фигуру. Да и не присматривался особо, голова другим забита была. И зря. Точеная фигурка девушки в тонком, облегающем платье, просвечивающемся лучами ненадолго показавшегося на небе солнца в случайном разрыве туч, проникающими через широкое окно за ее спиной, была чудо как хороша. Как ни крути, она легко даст фору любой из местных красавиц. Удивительно, что она до сих пор не замужняя.

Донельзя расстроенное лицо наполняющей наши с Ольгой тарелки служанки показало — я на верном пути. Выполнив несложную процедуру, та мигом скрылась на кухне.

Ну да, на такую конкурентку они явно не рассчитывали. По сравнению с деревенскими фифами — девушка настоящая королева красоты. Хоть и говорила, что родилась в такой же деревне, что-то мне верится с трудом. Глядя на ее утонченные черты, больше склонялся к версии мимолетного романа ее матушки с кем— то из столичных аристократов. В ней явно течет не малая толика голубой крови.

Наряди ее в бальное платье, нацепляй побрякушки — вылитая баронесса, ах нет, пардоньте, как минимум графиня, а то и маркиза.

Встав со своего места, я отодвинул свободный стул, сделав приглашающий жест.

Свечи... сладкое вино... приятная компания... Лучшего в жизни и не надо.

— Ну что, — произнёс парень, когда всё было съедено и выпито. — Хотел с тобой прогуляться в парке, обсудить некоторые возникшие вопросы. Но, похоже, — он бросил быстрый взгляд в окно, — погода к этому не особо располагает. Не откажешься обосноваться в моих апартаментах?

Неожиданное предложение не вызывало даже малейшего отторжения. Тем более возвращаться домой под дождем, судя по нарастающему шуму за окном, только набирающему обороты, совершенно не улыбалось.

— Прошу, миледи, — юный барон протянул руку, помогая встать.

Поднявшись в комнату, Максимилиан сразу направился к секретеру с разложенными на нем бумагами, где-то там был листок с набросанными возникшими вечером вопросами. Ольга, постояв рядом, опустилась на край не застеленной кровати. Какая же она огромная. Повинуясь непреодолимому желанию, девушка откинулась на мягкие перины.

— А, вот он! Дав...

Недосказанное слово замерло на губах. Да уж. Я впился взглядом в оголившееся через глубокий разрез платья бедро. Нижние юбки под такое платье не оденешь, а нижнего белья тут, похоже, и вовсе не знали. Так что кроме бедра в разрезе просматривался манящий треугольник. С трудом оторвав взгляд от живописного зрелища, я виновато взглянул девушке в глаза. Вот только она, заметив направление моего пристального взгляда, даже не попыталась исправить ситуацию... Один-один. Мой гроссмейстерский ход с приглашением на обед был с легкостью перебит неожиданным аргументом, лежащим в постели.

Ну, так я на целибат и не подписывался.

— Я тебе нравлюсь, Макс? — спросила девушка, устроившись у меня на плече, поглаживая рукой широкую грудь.

— Оль, не заставляй меня сомневаться в твоих умственных способностях. После всей обоюдной многоходовки и последующего безобразия, такой вопрос — даже не банальность.

— Фу, какой ты. Ну и ладно, — даже не обиделась девушка, — я и так знаю что самая красивая...

Я только хмыкнул. Ну да, чего отрицать очевидное.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — мгновенно сменила тему Ольга.

— А... Хм... Ладно. Мене все не дает покоя один вопрос. Ты рассказывала, что травницы для приготовления отваров используют только определенные части растений. Так-то это понятно. Когда вокруг целые цветущие поля, можно позволить отбирать самое лучшее. Но, по большому счету, тут столько травы, что зелий на полстолицы наварить можно. Не задумывалась об этом? Сама говоришь, тут много не заработаешь. А так с мужиками, которые товары на ярмарку везут, могла бы несколько десятков зелий на продажу выставлять...

— Сразу видно, что в травничестве, вы, ваша светлость, полный профан.

— Чего это?

— А подумайте сами. Если бы было все так просто, кому были бы нужны знахарки с их даром. Ведь отыскать требуемое лечебное растение — даже не полдела. Нужно отобрать те части, где находится сосредоточение силы...

Вот же блин, дырявая память. А ведь она уже упоминала об этом.

— Получается, именно такой отбор позволяет вашим зельям сравниться по силе с лечебными импетами целителей?

— Ну, ты сравнил. Да, в целом и там и тут происходит напитка больного организма недостающей энергией. Только целители способны делать это прицельно и в большем объеме... Ты и сам это прекрасно знаешь.

А вот черта с два. Я только начал разбираться в этом вопросе, сплошь зияющем белыми пятнами.

Лежа в темноте, прислушиваясь к спокойному дыханию девушки, сопящей под боком, я очередной раз прокручивал в памяти все, что удалось собрать по магическому дару. По всему выходила штука зело полезная, особенно в умелых руках. Это ведь если приноровиться, можно вообще бескровные операции делать. Типа, дистанционным скальпелем. Там сосуд пережал, тут камень разрушил в желчном пузыре, а рядом язву залечил в желудке. Ну да, размечтался. Это в умелых руках. А попробуй, найди адекватного целителя, да вбей ему в голову, показывая чуть ли не на пальцах, анатомию и патофизиологию. Объясни на бумажке биохимию и патогистологию. Тут даже в классические шесть лет университетского обучения не вложишься, хватило бы четверти жизни. И то, если мешать не будут.

Мне бы хотя бы месяц "поюзать" этот дар. Разобраться что к чему. Глядишь, может и посоветовал что толковое.

Так. А вот теперь стоп! А с чего, собственно, я решил, что не могу им пользоваться. Если лебедя подсадить в вольер к страусам, он так и не узнает, что сам — птица водоплавающая, еще и башку научится в землю прятать. Конфуз то уже случился. Тогда, во время операции... Еще б понять, что надо для повторения результата. Слова заветные сказать, или волос из задницы выдернуть. Шучу. Это у меня полуночный юмор такой.

Может Оля, что толковое подскажет. Скрывать от нее свою полную профнепригодность объективных причин я не видел. Ну и что, что она знает, что я знаю, что она знает, что я ничего не знаю. Так, наверное, с мозголомкой пора заканчивать и на боковую. После бурных постельных игрищ мой мозг уже давно ушел в режим гибернации. Вроде еще не сплю, а шестеренки уже запаркованы и мысли думаться не хотят.

Завтрак оказался полностью сервирован к нашему выходу на две персоны. Похоже, в этом доме уже ни для кого не секрет, что вакантное место в моей постели нашло достойного претендента и подковерные игры закончились. Впрочем, на качество и ассортимент блюд это никак не повлияло.

После трапезы мы вновь уединились. В это раз устроились с максимальным комфортом, сидя в роскошных, оббитых алым атласом, креслах в каминной комнате. Мне, по большому счету, на буржуйские пережитки плевать. Была бы жопа, а куда усадить — найдем. В студенческую бытность даже на голых железных каталках-труповозках приходилось ночевать. А вот Ольге, забравшейся в уютный ложемент с ногами, мой выбор места для разговора явно пришелся по душе.

— Сударь, вы забываете, что перед вами обычная деревенская травница. Откуда ей знать секреты целой целительской коллегии, — делано вздохнула девушка.

— Да? Жаль, — я тяжело вздохнул. — Что ж, попытаться-то стоило. — Ну да, ну да. Так я вам и поверил.

Глядя на мою скуксившуюся физиономию, Ольга хихикнула.

— Жив-корень...

— Крибле-крабле-бум...

— Что крибле-крабле...?

— А что жив-корень?

— Я говорю, жив-корень надо для эликсира. Только из него реально сделать настойку с нужной концентрацией...

— Вот интересно, откуда обычная деревенская травница это знает? — съехидничал я.

— Мы в столице почти четыре года жили. Там регулярно на столбах городского инфора, который возле рыночной площади, объявления о скупке корня вывешивали. Узнать, зачем он целителям оказалось несложно,— объяснила она.

Ну вот, ситуация понемногу начинает проясняться.

— И что это за зверь такой?

— Да обычное растение, только очень-очень редкое. Его ценность в огромной концентрации силы внутри корня. Я никогда не видела его в действии, но мама рассказывала, отвар из него иногда способен исцелить даже от огневицы.

Огневица, как я понимаю — это сепсис по местным понятиям. Ядреная должна быть штука...

— И все?

Девушка даже поперхнулась от такого кощунства.

— Вообще-то есть легенда, что жив-корни — сердца живших когда-то древних магов...

— Сердце бога? — вспомнил я когда-то виденный фильм.

— А? Ну да. Некоторые считают, что они были свергнутыми богами.

— Ладно, о религиях позже. Что там с жив-коренем?

— Я только краем уха слышала, что концентрированная сила нужна для открытия каких-то каналов.

Ну, суть я уловил, похоже на прочистку водопровода избыточным давлением. Пытались у нас как-то во дворе умельцы так забившуюся канализацию прочистить. Фонтан фекалий до окон третьего этажа достал. Они потом неделю чуть ли не зубными щетками все щели отдраивали. А уж амбре какое стояло...

— Оленька, вот у меня такая чуйка, что у кого-то в закромах завалялся кусочек...

— С чего ты взял?

— А с чего бы ты тогда этот разговор завела? Расстроить меня окончательно?

— Ну да, есть, — не стала противиться травница. — На особый случай берегла.

— Ну вот, я как раз тот самый особый случай... — скромно потупив взгляд, я зашаркал носком сапога по натертому паркету.

Обедал я в гордом одиночестве. Ольга умчалась к себе задолго до ритуала принятия пищи, что бы сделать отвар. А у меня появилась новая информация для размышления. Вернее, информация-то старая, только подана под очень необычным соусом. Входит, сила отваров, приготовленных травницами, не столько в секретах комбинации входящих в состав ингредиентов. Главное — конечная концентрация силы... Интересно...

Девушка вернулась только к концу дня, когда служанки уже начали накрывать поздний ужин. Приблизившись ко мне, бережно протянула небольшой глиняный горшочек.

Приняв бесценный дар, я приоткрыл крышку и подозрительно принюхался. Какая-то опалесцирующая жидкость с резким, терпковатым запахом.

— Ты уверена, что это надо именно пить? — еще раз понюхав подозрительное варево, уточнил я. — Может, лучше помазать где? Все-все, молчу, — торопливо дал я задний ход, наткнувшись на яростный взгляд. Ну да, она самое ценное на меня извела, полдня возилась, а я носом кручу, скотина неблагодарная.

— Спасибо, Оль...

— Ладно, не морщись, там всего пара глотков.

С богом! Выдохнув, я залпом выпил оказавшееся неожиданно приятным на вкус зелье.

— Ну?

— Вкусно, — отметил я. — Знаешь, бодрость сразу появилась. Сонливость как рукой сняло...

— И все? — голос сквозил растерянностью.

— Ну, подумаешь. Нет дара и нет. Проживу и без него, — своим показным равнодушием я пытался скрыть разочарование. Хотя чувствовал себя, словно маленький ребенок, заглянувший в новогоднюю ночь под елку и не обнаруживший долгожданного подарка.

Глава 3. "Чакры по феншую"

Я уже отвык просыпаться в одиночестве, поэтому, обнаружив под рукой холодную простынь, мгновенно и окончательно пробудился, зашарив по комнате растерянным взглядом.

Ольга оказалась в спальне, сидела с ногами в кресле у секретера, подпершись кулачком, и рассеянно смотрела в мою сторону. Только на мое пробуждение почему-то совсем не отреагировала.

С момента памятного фиаско прошла неделя, так что с фактом своей "бездарности" я уже примирился, жизнь вошла в привычное русло, а мысли вновь вернулись к первоначальным планам.

— У тебя глаза совсем усталые... Что-то случилось? — тихо спросил я. Похоже, я и спал в одиночестве.

Она лишь легко передернула плечом, не поменяв даже позы.

— Оль....

По телу девушки прошла легкая дрожь.

— Прости... Я не хотела... — ее голос звучал глухо. — Ты мог уехать... Зелье и не должно было подействовать...

— Не понял! Подробности будут? — удивленно уставился я на поникшую под моим взглядом знахарку.

Девушке пришлось дважды повторить свой сбивчивый рассказ, прежде чем мне удалось вычленить всю глубину комизма ситуации. Уставившись на нее ошарашенным взглядом, я не выдержал и расхохотался.

Ситуация получалась следующая... После спонтанного выброса во время операции, в моей "лекаристости" не сомневался никто, кроме самого ее обладателя. Стопорился процесс чисто по техническим причинам. Процедура раскрытия "чакр" была отточена не одним поколением. Может вначале ритуал и был ритуалом, но со временем ученые мужи разобрались, где собака зарыта. Мощный выплеск силы от эликсира, раскрывающий внутренние каналы, можно было сравнить с инъекцией гепарина при закупорке сосуда тромбом.

Только тому корешку, что был изъят из закромов, было сто лет в обед. Он еще молодой знахарке от покойной матушки достался. Но это только коньяк с годами силу набирает. А приготовленное варево из артефактных кореньев не сильно отличалось от одуванчикового чая. Зачем? Вначале пожалела, слишком уж я расстроенным выглядел, потом побоялась, что обозлюсь на нее за подставу, хлопну дверью и укачу в столицу, оставив ее в этой дыре...

Вот вроде и поругать не за что. Ведь из лучших побуждений действовала.

— Оль, сестра ты моя милосердия, поправь меня, если ошибаюсь, — сказал я донельзя ошарашенной девушке. Похоже, она ожидала совсем другой реакции, только не бурного веселья. — Вот эта вот бурда, которую дают во время ритуала — обычный, сильно концентрированный экстракт так называемой силы? Той самой, на которую вы, травницы, ориентируетесь при сборе трав для своих отваро-настоек?

Оля кивнула, явно не понимая, к чему веду разговор.

— Вот скажи мне, юный гений комбинаторики, чисто теоретически, из твоих цветков-лепестков подобную бодягу реально сделать?

Девушка крепко задумалась. Ясно как день, под таким углом никто вопрос рассматривать даже не пытался.

— Ну, наверное... — потянула она. — Если собрать достаточное количество нужных трав... Только, отвара понадобиться слишком много. Даже в свежевскопанном корне силы в разы больше, чем в двухдневном настое.

— Хорошо, вопрос на троечку, сколько надо наварить твоих зелий, что бы уравновесить чашу весов? — попытался я подтолкнуть мысли девушки в нужном направлении.

— Не знаю... — после короткого раздумья ответила она. — Может, бадейку от коромысла, может — две.

Ого! Нет, ведро травяного чая я точно не выпью. Может и выпью, но почки отвалятся раньше, чем наступит результат. Я уже не говорю про безумное количество органической химии, плавающей там. Захлебнуться флавоноидами и терпенами — не лучший способ суицида.

Попробовать увеличить концентрацию, выпарив лишнюю жидкость? Та же хрень, только в профиль. Буду черпать терпеноиды ложкой, и давиться густой травяной кашей. М-да. Проблему сходу не решить. Но выход-то должен быть, чувствую.

Так, что я знаю о способах приготовления растительных препаратов?

Самый простой, который используют, чуть ли не поголовно, разочаровавшееся в достижениях современной медицины население — засыпать в ковшик, из купленной в аптеке картонной коробочки с красивой этикеткой с изображением цветущего букета, серо-бурую массу высушенного силоса и сварить. Ну, попить недельку при легком бронхите — самое то.

Идем дальше...

Спиртовые настойки? Уже ближе. Нет термической обработки, а значит и депривации вследствие разрыва связей и денатурации. Плюс — пролонгированное время экстракции, за которое из субстрата можно выдавить все что нужно и не нужно. Минус — придется пить не ведро чая, а несколько литров "Битнера". В топку!

Если проводить аналогию процедуре пробуждения дара с барической промывкой труб — эффект должен быть "на игле". Единственное, что приходило в голову — сердечные гликозиды.

Хм... Спиртовая экстракция? Вполне логично. Гоняя конечный объем экстрактора через обновляемый субстрат, возможно получить вполне адекватные концентрации. Там уже расчет терапевтической дозы идет не ложками, а каплями. Грамм пятьдесят спирта я уж как-нибудь переживу.

Чистота готового продукта? А вот это уже вопрос вопросов. Способов разделения — вагон и тележка. Начиная от промывки эфиром и дихлорэтаном, заканчивая молекулярными фильтрами, начисто отсеивающими все высокомолекулярные полисахариды.

Федь, а принеси-ка мне из чулана гидразно-молекулярный сепаратор... Ну да, смешно.

Надо пробовать. Как оценить результаты экспериментов? А Ольга мне на что, с ее экстрасенсорными способностями? Сказал — сделал.

Пока поглощали утреннюю трапезу, я с разыгравшимся не на шутку аппетитом, Ольга — вяло ковыряясь в тарелке, еще не избавившись от снедающего чувства вины и раскаянья, поместье превратилось в растревоженный муравейник. Пара грозных окриков, пара направляющих пенделей, и прислуга забегала, гадая, какая су... муха с утра укусила молодого барина, подозрительно косясь на притихшую за столом девушку.

Полноценную экстракционную установку я делать пока не собирался. Не сейчас и не здесь. Не тот уровень технологий. Озадачь я местного кузнеца изготовлением ректификационной колоны, он бы, бедолага, у наковальни и преставился.

— Это что? — выйдя на подворье, поинтересовался я у Федора, стоящего в окружении трех деревенских мужиков возле памятника погибшему металлургу.

— Как вы и приказали, доставили самогонный аппарат... — недоуменно отчитался стряпчий.

Овально-сферическая емкость с отсеченной полусферой, литров на тридцать, именуемая в просторечье котел походный дивизионный, помнящий, наверное, еще времена татаро-монгольского ига, служил верой и правдой не первому поколению. От окончательного превращения в дуршлаг его спасал только толстый слой копоти.

Тут же обнаружилось грубо сколоченное корытце, слишком узкое для бытовых нужд и по длине не уступающее росту взрослого человека. По дну проходила какая-то трубка буро-зеленого цвета от подозрительного налета. Мать мою женщину, это ж теплообменник. Они что тут самогон в промышленных масштабах гонят?

Ну да, это в современной семье самогонный аппарат — не роскошь, а предмет первой необходимости. Любой счастливый обладатель приусадебного участка является по совместительству владельцем домашнего ликероводочного завода. А как иначе? Упало червивое яблоко на землю. Не пропадать же добру. В кастрюльку. Посрывало ветром недозревшие сливы и абрикосы — туда же. Так к зиме литров десять продукта и выходит. Гонят даже заядлые трезвенники. Магарыч — дело святое. А экологически чистый продукт класса "hand made", всяко ценнее вычурной бутылки с одноглазым Распутиным на этикетке.

В моем мире компактные спитрогонки, в промышленном исполнении соревнующиеся по футуристичности дизайна с космическими технологиями, можно было купить чуть ли не в каждом хозяйственном магазине.

У местных кулибиных с сопроматом оказалось не очень. Пятимикронными технологиями и не пахло. Допуск плюс-минус палец — почти верх инженерной мысли.

— И какой э... выход конечного продукта, — осторожно поинтересовался я.

— Почти полведра чистейшего напитка, барин, — с гордостью известил стоящий у агрегата мужичок.

С двадцати пяти литров браги — литров пять сомнительного качества самогона, за версту шибающего сивушными маслами? Однако... Такой расточительности в Союзе не позволяли себе даже в лучшие годы хрущевской оттепели.

— Тащите назад этот металлолом, любезные... — я лишь махнул рукой в сторону опешивших мужиков.

Модернизировать? Я что, похож на идиота? Собрать простейшую компактную "слезогонку" в современном исполнении даже тут, буквально на коленках, возможно.

Уже к обеду во дворе стоял перегонный куб. Основной резервуар решил сделать из глиняной кастрюли литров на десять, покрытой копотью, обнаруженной на плите в кухне барского дома. Тонкостенные трубки для теплообменника, следуя моим разъяснениям, мужики сделали из той же глины за пару часов, подвергнув обжигу готовые изделия в кузнечной печи. Закрутить в спираль? Да хоть в бантик с морским узлом. С этим материалом они обращались по истине виртуозно. Я даже оснастил сей агрегат простейшим сорбционным фильтром из куска плотной ткани и измельченного древесного угля из кухонной печи.

Первые полевые испытания откладывать не решился. Пока собирали агрегат, на подворье собрался весь мужской контингент старше десяти лет, с нескрываемым интересом наблюдая за приготовлениями.

Попробуйте как-нибудь отобрать у ребенка конфету... Боязно? Ото ж.

Только готовой браги не оказалось. Зная, что я планирую делать продукт "особой чистоты", мужики, посовещавшись, приволокли емкость литров на пять.

— Такое пойдет на ваши нужды, барин? — поинтересовался держащий тару мужик.

Приоткрыв горловину, я ощутил знакомый сивушный аромат.

— Годно, заливай! — Мне же проще. Хоть так, хоть так были мысли о двойной перегонке.

Первый конденсат — грамм двести первача, слил на землю, под возмущенный ропот толпы. Темные люди, что взять. А я метанол с альдегидами даже пробовать не собирался. Дальше пошел основной продукт. Удостоверившись, что пары, выходящие из трубки охладителя, горят ровным голубоватым пламенем, распорядился чуть притушить огонь и надел на наконечник самодельный угольным фильтр. Минуты через три-четыре в подставленный ковшик закапал, уже очищенный от большей части примесей углем, продукт.

Дождавшись, пока натечет три четверти емкости, под одобрительные возгласы, отправил продукт на дегустацию.

— Федь, проследишь? Как останется четверть — прекращайте. Что-то мне эти испарения в голову ударили... — Ухватив под руку Ольгу, я направился в дом.

До глубокой ночи отблески костра озаряли довольные улыбки на лицах мужиков. Время от времени кто-то из них исчезал, что бы через несколько минут появиться с очередной тарой, наполненной стратегическим продуктом...

Проснулся рано, когда солнце еще даже не показалось над изломанной линией верхушек исполинских сосен, переполненный ощущением радостного предвкушения. Аккуратно убрав с груди руку спящей девушки, на губах которой блуждала улыбка, накинул одежду и на цыпочках, стараясь не разбудить Олю, прокрался в коридор. Думаю, сразу после завтрака займемся экспериментами с экстракцией, а там, чем черт не шутит, может, к вечеру и готовый продукт сладим.

— Та-а-ак...! И как это понимать прикажите, господа хорошие?!

На месте вчерашнего костерка возвышалась приличная гора остывших головешек. Там же, невдалеке, заметил несколько знакомых емкостей... Ни моего аппарата, ни результатов перегонки в поле зрения не наблюдалось.

Резко развернувшись на пятках, я ожег гневным взглядом неизвестно откуда взявшегося за спиной Федора. Судя по маслянистому взгляду, неустойчивой выкладке и характерному "выхлопу", объятий зеленого змия не избежал даже мой помощник. Дегустатор, твою ж так.

— Барин, все в порядке... Ик...Аппарат отобран и запрятан в кладовку, ик...мужики разогнаны по домам... — попытался отчитаться стряпчий, — под утро... — дополнил он чуть слышно.

— Это даже не косяк... — проговорил я тихим, звенящим от ярости голосом, от которого Федор вздрогнул всем телом, — Это залет и по-понятиям, и по законам приличного общества... Пустили планы под хвост ... Искушали хозяйский продукт... Устроили гуляния чуть ли не в моей опочивальне...

С каждым пунктом груз смертельных грехов пригибал Федора все больше к земле. Под конец он просто рухнул на колени и, упершись лбом в утоптанную землю, захрапел...

Что Макс, долиберальничался? Поработал над исправлением реноме? А как то совсем упустил из вида необходимость сохранения статус кво в аспекте субординации. Даже сложно понять, в какой момент меня зачислили "своим в доску", но при встрече крестьяне даже кланяться начинают забывать. Ладно, Оля и Федор. Они лица особо приближенные и пользующиеся особым доверием, им допустимо. Придется напомнить, кто здесь хозяин, а то гляди, указания мои начнут через раз выполнять. Злость — плохой помощник, поэтому принимать скоропалительные решения не стал.

В комнату вернулся, когда Оля уже проснулась. Сейчас она лежала в постели, нежась в лучах бьющего через окно теплого солнечного света.

— Что-то случилось, — подобралась она, уловив мой рассерженный взгляд.

— Можно сказать и так...

Я в двух словах описал произошедший казус.

— Сам виноват, — выслушав мои горести, попеняла она. — Надо было указания правильные давать. Ты ж не сказал что продукт тебе лично надо. Тем более все знают, что барин "горькую" не привечает.

Я только темечко почесал. Как говорится — сам дурак. Реально со всей этой беготней совсем запарился.

— Знаешь, тут ведь дело не в указаниях правильных, а в уважении...

— Отруби пару рук, сразу уважения и прибавится...

— Ты сейчас о чем?

— По уложению о правде, барин имеет право на своей вотчине "За воровство хозяйского добра отрубить руку, позарившуюся на имущество...", — сказала, словно процитировала.

— Так, ты меня на членовредительство не подписывай. Если за всякую ерунду руки рубить, скоро самому придется и дрова колоть и огород копать. А я, знаешь, только начал привыкать к беззаботной жизни.

Ничего себе тут порядочки. Все забываю, в какое время попал.

— И что, были подобные прецеденты? — заинтересованно спросил я.

— Да сколько угодно. Это ты с холопами, как с родными. Некоторых, даже в свою постель тащить не брезгуешь.

— Вот же язва... — я побарабанил пальцами по крышке секретера.

После завтрака решил прогуляться с Ольгой по парку. Все одно старые планы были окончательно порушены, а новые еще не поспели.

— О-па! Это еще откуда?

Возле пепелища ровным рядом выстроилась батарея штофовых глиняных посудин. Приблизившись, потянувшись к ближней и приоткрыв пробку осторожно нюхнул.

— Что там, — подалась вперед девушка, заметив мой ошарашенный взгляд.

— Ну, уж точно не самогон.

— Как вы и сказали, продухт особой чистоты, — раздался голос оказавшегося за спиной Федора.

— Да что б тебя, так...

— Каждую минуту пробовали, здоровья не жалеючи, что б значит никаких неприятных ароматов. И в отдельную посудинку....

— А кто-то говорил, не уважают...

— А кто-то предлагал руки рубить...

Похоже, это был не фуршет, а технологический процесс.

Настойку сладили, как и планировал, к вечеру. Правда, третьего дня. Мне бы сюда хроматограф, я бы быстро коварный субстрат отсепарировал. А так только на Ольгу пришлось полагаться и ловить момент как закапает заветная субстанция. Коварное вещество, как назло, выделялось в каком-то узком диапазоне температур. От нагрева на огне отказался почти сразу, девушка чуть ли не отдельные капли вылавливала, подставляя посудину под фильтр в нужный момент. Водяная баня частично решила задачу. Регулируя высоту положения емкости со спиртом над кастрюлей с кипящей водой, удалось достичь вполне стабильного выхлопа. Судя по довольному взгляду моего химика-аналитика, процесс медленно, но уверенно двигался в нужном русле.

— Получилось ?! — толи спросила, толи подтвердила девушка.

— Уф-фф-фффф... Это было сильно, — медленно выдохнув сквозь сжатые зубы воздух из пылающих легких, я вытер со лба крупные бисеринки пота. — Не уверен, что в ближайшее время отважусь повторить подобный эксперимент.

Опорожнив чашку, уловив вопросительный взгляд, уже хотел пожать недоуменно плечами, когда по телу пробежала обжигающая волна. Словно вкололи лошадиную дозу хлористого... Даже субъективно, все девять кругов ада пролетел на полуночном сапсане. Но и этого хватило, что бы намокшая от пота рубаха прилипла к телу.

— И что теперь? — сколько готовились, а я даже ни разу не задумался, какой должен быть результат...

— Лечи, — Ольга резким движением ухватила лежащий на столе кухонный нож и полоснула себя по раскрытой ладони.

— Ты что творишь, дура!— в сердцах выкрикнул я, зажимая кровящую рану, лихорадочно обшаривая взглядом помещение в поисках материала для перевязки.

— Все, — я почувствовал, как узкая девичья ладонь выскользнула из моей неожиданно ослабевшей руки.

— Как так? — на месте глубокого пореза осталась лишь узкая белая полоска, сливающаяся по цвету с остальной кожей буквально на моих глазах. — А если бы настойка не сработала?

Ольга захихикала, глядя на мой ошарашенный вид.

— Опять забыл о наших способностях? — она легонько постучала костяшками пальцев мне по виску. — Из тебя сила сейчас через все поры струилась.

Ага, словно мешок песка километр тащил...

Глава 4. Нафига Ньютону яблоко?

Сладкое чувство всемогущества обуревало до самого ужина. Минут пятнадцать... Краем глаза поглядывая на возникающие на обеденном столе блюда с яствами, пытался разобраться с собственными мыслями.

Никогда не считал себя везунчиком. Все что было, доставалось кровью и потом. К зачислению на первый курс медицинского, в неполные двадцать лет, за спиной были только дембельские нашивки и социальный билет из детдома на льготное поступление в вузы страны.

Стартовый капитал ко второму юбилею в виде дворянского звания и не последней по степени влияния в высшем свете фамилии смотрится куда лучше.

Только всеобщее уважение и признание великого меня в отдельно взятой деревне никаким боком не снимает груз проблем, доставшийся в нагрузку к новому телу. А внезапно открывшийся талант — еще одна тележка с ними.

— Ты в столицу ехать собираешься? — поинтересовалась Ольга, вывалив передо мной на стол очередную партию зеленой биомассы.

— А нафига? Нас и тут неплохо кормят...— да знаю я, знаю, что по мне столичная целительская академия плачет. И, главное, возразить нечего. Да осилит дорогу идущий — явно не про меня. Сколько ни пытался, не смог разобраться с новоприобретенными способностями. Тупо не на ком. Бугай на бугае и бугаем погоняет. Ни одного больного в селении. Один кузнец от профпатологии маялся, да и того давно вылечил. Поторопился...

Так-то я давно задумывался о возвращении в родовые пенаты. Вот только повод бы еще найти.

Над ухом раздался громкий хруст. Это Оля, вооружившись тарелочкой с безешками, устроилась на подлокотнике моего кресла, жадно подбирая с посудины даже малюсенькие крохи.

Кстати, этого простого рецепта тут не знали, а мне на днях захотелось чего-нибудь эдакого.

Барин, колдующий над кухонной плитой, конечно, дикий моветон. Но ради аппетитных хрустяшек пойдешь еще и не на такие жертвы...

Засидевшийся в кабинете до глубокой ночи, боярин уже битый час гипнотизировал разложенные на столе в хронологическом порядке короткие письма-записки, полученные через мужиков, привозящих товары на ярмарку, от Федора, направленного присматривать за обстановкой в отдаленных владениях. Те с самого начала вызывали немалую толику недоумения у барона. Неожиданный штиль не редко бывает лишь кратковременным затишьем перед бурей. Вот он подспудно и ожидал, что вот-вот грянет гром. Царившее второй месяц в северном поместье затишье начинало напрягать.

— Кабы не было беды, — пробормотал Ставр Алексеевич, отодвигая кресло от стола. Крикнув слугу, он отдал распоряжение готовить на утро карету.

— Барин, барин приехал! — разнесся по двору звонкий голосок Софы, работающей на подхвате у Марфы, спешащей в дом с ведерком воды из колодца.

Из резво въехавшей на подворье кареты, запряженной тройкой вороных, выскочил Тимофей, отцов приказчик. Я как раз заканчивал очередную перегонку, поэтому оказался, чуть ли не единственной живой душой во дворе. Софа уже скрылась в доме, на кухне гремели посудой девочки, озабоченные готовкой завтрака, подгоняемые грозными окриками Марфы. Остальные домашние слуги находились при деле. Кто-то вымывал глину для тары под будущие настойки, кто-то лазил по буеракам, в поисках лечебных растений для Ольги.

— Слышь, парниша! — прикрикнул на меня приказчик, — быстро мотнись, отыщи мне барина. — Чего уставился, заморыш? Плетей захотел?

Ну да, я-то сейчас чуть ли не в рубище. Возня у костра с закопченной посудой никак не способствует чистоте одежды. Пришлось подобрать такую, что бы не жалко потом выбросить было?

Утерев пот с лица рукавом, я приблизился к карете.

— Чего орешь как оглашенный, Тимох? Тут я.

— М-м... Максимилиан Ставрович. — Тень узнавания промелькнула на его лице. — Б-барин. П-простите, не признал. — Сбледнувший лицом мужик уже готов был рухнуть на колени.

Ну да, меня сейчас и без рубища узнать не просто было. От грустного наследия осталось только имя. Два с хвостиком месяца на свежем воздухе, здоровая пища и регулярные утренние физические нагрузки во дворе и вечерние — в спальне, творят чудеса.

Из двери кареты показалась массивная фигура старшего Корнеева. Окинув меня тяжелым взглядом из под густых бровей, он молча направился в сторону дома.

Блин, а у меня там Ольга не совсем одетая...

"И ты, Брут?"... "И я, Цезарь"... "Не ожидал"... "Сюрприз"...

Старший Корнеев наматывал круги вокруг кресла, давшего мне приют, в каминной комнате северного имения. Завершив очередной виток почета, он рухнул в соседний ложемент, жалобно скрипнувший под его не малым весом, и уставился в меня нечитаемым взглядом.

Убедить его в моей "пушистости" оказалось совсем не просто. Даже Федор, призванный в видоки, молча стоявший от меня по левую руку и кивающий, словно заведенный китайский болванчик, не мог поколебать скепсиса во взгляде моего родителя.

Неожиданный приезд отца немного предопередил события, застав меня не совсем подготовленным. Пришлось прибегнуть к последнему аргументу.

Достав из кармана маленький перочинный ножик, я на глазах ошалевшего родителя сделал аккуратный надрез на руке. Повторять недавний подвиг Ольги не решился. Хоть было бы и зрелищнее, но нафик-нафик. Клуб юных садо-мазо натуралистов за соседней дверью. За последние дни я много раз занимался членовредительством, пытаясь обуздать таинственные способности, каждый раз с неубывающим изумлением наблюдая за на глазах затягивающейся ране.

Тот дернулся за платком из нагрудного кармана, но так и замер с наполовину поднятой рукой. Разошедшиеся края раны закрывались почти сразу, не давая вытечь и капле драгоценной жидкости.

— Не ожидал. Сюрприз, — немало озадаченный мужчина неожиданно расслабился, оплыв в кресле. — Неужели Катюшина кровь проявилась? Давно?

Я пожал плечами.

— Может и давно, да только некому проверить было. Знаешь, за последние пятнадцать лет я как-то успел подзабыть, что такое родительская опека. — Я поднял руки, осаживая вскинувшегося отца. — Все понимаю, ты тяжело переживал смерть мамы, да только и мне пришлось нелегко. После ее похорон почувствовал себя полным сиротой.

Мужчина хотел возразить, но стыдливо опустил глаза. Чего уж на зеркало пенять, коли рожа крива. Сам спихнул маленького сынишку под опеку гувернанток и воспитателей, особо не вникая в его жизнь. Неприятно такое слышать в лицо. Но правда она не редко бывает горькой.

— И что ты теперь намерен делать?

— Хочу пойти по матушкиной стезе. Лечить людей буду.

— Удивил, однако. Я уж и надеяться перестал, что образумишься... Собирайся, мы немедленно возвращаемся в столицу, — приказал старший Корнеев, поднимаясь из кресла. — Нужно как можно скорее договориться о проведении вступительного испытания. До начала занятий в академии меньше трех недель. Придется поднапрячь знакомства.

Выехали спустя полтора часа. Обошлись без долгих сборов. Ну да ладно, не последнюю сорочку оставляю. Дома еще пара стенных шкафов со шмотками. Покидал в дорожную сумку лишь то, что могло пригодиться в пути. Основная задержка была вызвана прощальным обедом. Ехать на голодный желудок я категорически отказался. Учитывая спешку, с кучера станется гнать без остановок до самого городского поместья. С Ольгой успел перекинуться лишь парой фраз. Да и что сказать?

Девушка была давно посвящена в мои планы и знала, что в них не малая роль отведена и ей самой. Только забирать ее в столицу прямо сейчас — преждевременно. Мало того что пришлось бы опять вступать в полемику с отцом, обосновывая необходимость делить кресло в карете с деревенской знахаркой, ей попросту не нашлось бы чем там заняться.

Я оказался не далек от истины. Экипаж несся по дороге, вздымая за собой густое облако пыли. Лишь глубокой ночью мы въехали на подворье придорожного трактира, преодолев больше половины пути.

А к закату солнца следующего дня карета, покрытая серым налетом пересохшей почвы, наконец, въехала на мощенную камнем площадку перед городским особняком.

ПЕРВОПРЕСТОЛЬНАЯ

Я смотрел на город совершенно новым взглядом. Если вам приходилось бывать в старой Ливадии в Крыму, сможете представить здешнюю архитектуру без проблем. Множество двухэтажных домов самых разнообразных форм и экстерьера тянулись вдоль относительно прямых улиц. Население здешнего мегаполиса не сильно превышало число душ в каком-нибудь Усть-Каменогорске, но малоэтажность застройки раздувала границы города до площади современного Питера. Вот только всю центральную часть первопрестольной, где преимущественно проживала местная элита, можно было с легкостью расселить в пару-тройку современных многоэтажек. Я улыбнулся, представив напыщенного графа, нетерпеливо жмущего кнопку лифта четырнадцатого этажа, нервно прислушивающегося к отборной брани извозчиков, сцепившихся колесами под подъездом карет.

Пока отец решал вопросы, связанные с поступлением в академию я с головой окунулся в суету столичной жизни. Только, в отличие от праздно шатающихся зевак, я курсировал по улицам с конкретной целью, периодически ныряя в приветливо распахнутые двери местных лавочек и магазинов. К сожалению, своеобразный образ жизни моего протеже совершенно не позволял оценить уровень быта местного населения, так что интересовало абсолютно все.

В скобяных лавках пристально присматривался к ассортименту, выложенному на широкие прилавки из грубосколоченных досок, укрытых простой тканью, что бы оценить уровень обработки металлов и примерную технологическую базу. В ювелирных мастерских — искренне восхищался вычурными изделиями, через лупу рассматривая точность подгонки мелких деталей.

Трех дней мне вполне хватило понять в какой жо... пардон, сложной ситуации, очутился. В интернате считал историю, чуть ли не самым бесполезным предметом, идущим где-то после трудовой подготовкой, на которой мы месяцами обтачивали огромными рашпилями закрепленные за каждым кривые щербатые заготовки, назначение которых даже после обработки оставалось полной загадкой. Но сейчас дорого бы отдал хотя бы за краткий синопсис социальной эволюции, что бы понять, как цивилизация, насчитывающая почти две тысячи лет, умудрялась огибать все основные вехи на пути технологического развития.

Потратив еще день на подготовку нужных чертежей и рисунков, я вновь отправился в путь по заранее проложенному маршруту уже с более конкретными целями.

— Добрый день, благородный господин, — расплылся в улыбке очередной хозяин скобяной лавки при виде богато одетого визитера. — Чем могу быть полезен?

— Вы делаете изделия под заказ? — поинтересовался я.

— Естественно, все, что пожелает ваше благородие, — улыбка растянулась еще шире, обнажив щербатые зубы.

Ну да причины для радости были. Вещь, изготовленная по индивидуальному заказу, стоила куда дороже ширпотеба.

— Меня интересует возможность изготовить вот такой инструмент... — я протянул рисунок с изображением корцанга — хирургического зажима, имеющего широкую номенклатуру применения.

Торговец, взглянув на листок, перевел взгляд на шкаф с товарами, стоящий слева и понимающе закивал.

— Если желаете, можем сделать рукоятки в виде головы льва или змеи, такие формы пользуются немалым спросом среди аристократов.

Я вначале даже не сообразил о чем он. Какая к демонам голова льва, как он себе вообще это представляет. Но скосив глаза в направлении его взгляда, заметил выстроившиеся в ряд, стоящие на нижней полке щипцы для переноски раскаленных углей. Похоже, меня совершенно не поняли.

— Простите, любезный, похоже, я не совсем доходчиво объяснил свои потребности. Нужный мне инструмент изображен в оригинальном размере...

После это фразы торговец снова уткнулся в предоставленный рисунок.

— Кроме того, материал из которого он будет сделан, не должен портиться от контакта с водой и прочими жидкостями, должен многократно выдерживать нагрев над раскаленными углями и сохранять форму при механических нагрузках.

По мере оглашения технических условий, довольная улыбка на лице мужчины начала резко тускнеть, а брови устремились к линии прически. Под конец фразы он выглядел так, словно надкусил свежий лимон.

— Это сложный заказ, очень сложный, и такая вещь обойдется вам не дешево, — я буквально слышал, как в его голове зажужжали шестеренки арифмометра.

— Насколько недешево?

— Ну, посудите сами, заказать нужный материал купцам, оплатить работу кузнецов-ювелиров, заплатить мастерам за подгонку и шлифовку, ну и вашему покорному слуге пару рублей за беспокойство...

— Так сколько? — нетерпеливо переспросил я.

— Думаю, рубликов в восемьдесят-девяносто вложимся...

— Сколько ??! — от оглашенной суммы едва не потерял дар речи. Что бы вы понимали, за ночевку в трактире и плотный ужин на троих во время возвращения в столицу мы заплатили два рубля и шестьдесят семь копеек. На глаз прикинув в уме конечную стоимость хирургического набора, охнул. Получалась астрономическая по местным понятиям сумма в пределах полутора тысяч рублей. Это не просто много. Это Д О Х Р Е Н А! За такие деньги можно было построить небольшой кораблик, посадить в него уже раскатавшего губу торговца и отправить его в далекие дали. Мда-а-а. Похоже, я сильно облажался с оценкой возможности здешних мануфактурщиков. Ладно, пойдем другим путем.

Помня свой экстремальный опыт наколенного изготовления ранорасширителей из столового серебра, направился в расположенную в паре кварталов от скобяной лавки ювелирную мастерскую.

— Вы что-то хотели, молодой человек? — поинтересовался пожилой еврей, стоящий за добротной витриной из красного дерева. Хоть в чем-то нашлись точки соприкосновения между нашими мирами. Ювелирное дело навсегда останется епархией многочисленных детей Моисея.

Я протянул рисунок.

— Хм, забавное украшение. Это будет кулон или брошь?

Мне дорого стоило удержаться от стона. Вот что у них за мания впадать в крайности?

— Это инструмент и изображен он в оригинальном размере.

— Ой, только не надо так нервничать. Инструмент так инструмент. Серебряная мизерикордия делает в печени отверстия ничуть не хуже, ржавого железа. Зато как поэтично умереть от презренного металла.

— Давайте ближе к делу, во сколько обойдется изготовление подобного изделия?

— Из какого материала будет изготовлен сей любопытный предмет? Золото желтое, золото червонное, платина...

— Меня интересует прочный материал, из которого делают столовые приборы.

— Но это даже не благородный металл, — попробовал возмутиться ювелир.

— Если не можете, пойду, поищу более продвинутых мастеров.

— Однако, какой резкий молодой человек, — осуждающе покачал головой старый еврей. — Все мы можем, осталось договориться...

— Сколько?

— Вот это уже деловой разговор, а то уже целых восемь с половиной минут морочим друг дружке головы.

Закатив глаза, он зашевелил пухлыми губами. Я уже начал напрягаться, представив, во что мне могут встать услуги местного Абрамовича.

— Это обойдется вам в семь рублей и тридцать шесть, хотя нет, тридцать восемь копеек.

Бумс! Меня словно мешком с песком по голове огрели.

— Сколько-сколько?

— Нет, ну если дорого, мы можем разбить оплату на несколько взносов...

Сгрузив все имеющиеся рисунки на витрину, я попросил подготовить смету по каждому предмету, пообещав зайти завтра в первой половине дня.

— Слава богам, объявилась пропажа, — послышалось восклицание отца, стоило мне переступить порог городского особняка.

— Что случилось, где пожар? — невинно поинтересовался я, направляясь в сторону своих покоев. Проблема инструментария решалась даже не малой кровью, так, отделался легким испугом. Но побегать пришлось знатно, и сейчас я неистово желал лишь одного, стянуть эти опостылевшие сапоги, совершенно не подходящие для пеших прогулок в тридцатиградусную жару, и завалиться в кровать, заложив на ее спинку гудящие конечности.

— Иди, приводи себя в порядок. Только не долго. Сегодня на вечер мы приглашены на прием к Красовским.

Да что ж за день сегодня такой... Учитывая, что слуги как раз накрывали обед, сообщение о принудительном изменении моих планов поступило мягко говоря поздновато.

— Мы? — я удивленно задрал бровь. Если мне не изменяет память, последние года полтора-два приглашения на званые вечера в наш дом поступали только именные и исключительно на Ставра Алексеевича Корнеева. Молодой повеса оказался скор на руку и скорбен на голову. А жесткий мордобой — не лучший способ окончания светской вечеринки. Вот интересно, я по жизни такой "резкий" был, или девиантное поведение являлось своеобразной формой протеста?

— Я сегодня имел неосторожность обмолвиться о твоем пробудившемся даре...

Здравствуй, жопа, новый год! Вообще, ставшая в моем мире крылатая фраза никакой нецензурной нагрузки в первозданном виде не несла. "Felix Sit Annus Novus" — в переводе с латыни значит "Счастливого нового года". Просто annus — год и anus — задний проход, оказались созвучны. А людская фантазия, как говорится, неисчерпаема. Но в моем случае случилась именно ЖОПА!

Ну и кто вас сударь за язык тянул? Нет, так-то я не против "fun party", у нас была тесная компания, с которой мы с определенной периодичностью навещали популярный ночной клуб "Звездопад", только была у меня такая чуйка, что от здешней дискотеки я буду не в восторге...

— Хорошо выглядишь, сын. Прямо франт — похвалил старший Корнеев мой наряд, когда я подсел к нему в карету.

— Ага, краше в гроб кладут...— хмуро буркнул я, устраиваясь поудобнее на сиденье. Может, хоть пока едем, получится вздремнуть. Учитывая, что большую часть прошлой ночи я кроптел над рисунками, а потом полдня бегал по солнцепеку, мне сейчас не то, что танцевать, двигаться лишний раз было противопоказано.

— Надеюсь, твоего, безмерно меня радующего благоразумия хватит, что бы воздержаться от неспровоцированной агрессии? — осторожно поинтересовался барон.

— Ась?

— Боюсь, в доме графа будут люди, с которыми у тебя несколько не сложились отношения... Надеюсь, их невинные шутки не заставят тебя опуститься ниже собственного достоинства?

— В крайнем случае, попрошу их "убиться об стену" под моим чутким руководством. На большее у меня все равно не хватит сил.

— Какое интересное выражение...

Последнюю фразу я услышал, уже погружаясь в сладкую дрему.

Дом графа Красовского поражал воображение. Александрийский дворец в миниатюре. На просторной площади перед входом в особняк чередой выстроились экипажи, высаживающие своих владельцев.

— Барон Ставр Алексеевич Корнеев с сыном Максимилианом, — раздался хорошо поставленный голос мажордома, стоило нам переступить порог просторного помещения, ярко освещенного десятками светильников, висящими вдоль стен. К нашему приезду в роскошном зале для приемов собрались уже более трех десятков человек, встречая внимательными взглядами вновь прибывших.

Я далеко не публичный человек, так, выступал пару раз на конференциях, так что от скрестившихся на моей скромной персоне десятков взглядов сразу стало неуютно, тем более некоторые из них оказались далеко не дружелюбными.

— Иди пока, развлекайся — подтолкнул меня отец, а я хочу до начала вечера с парой нужных людей переговорить.

Так, где бы тут можно тихо перекантоваться, желательно до конца вечеринки. Быстро оценив диспозицию, я отправился к одному из дальних столов, манящему всевозможными яствами, от вида которых у меня началось непроизвольное слюноотделение. А как же обед? Учитывая, что от момента оглашения вердикта до отъезда на сабантуй в моем распоряжении оказалось целых два с половиной часа, за которые мне предстояло принять ванну, подобрать наряд и вообще, привести себя в порядок, дневная трапеза ограничилась куриной ножкой и подхваченной по пути в ванну воздушной булочкой.

Подцепив тарталетку, наполненную с горкой крупными лоснящимися зернами красной икры...

— Барон Максимилиан? — послышался почти над ухом глубокий грудной голос. — Давненько вас не видели в свете...

Кхм, так и подавиться можно. Запихнув в рот остаток надкушенного "бутерброда", пригубил из бокала мускатное вино нежно-янтарного цвета и только после этого обернулся.

Моя потенциальная собеседница находилась как раз в том периоде "ранней осени", когда определить возраст можно в лучшем случае с точностью до десятка. Снимаю шляпу пред местными визажистами. Если не обращать внимания на мелкие детали в виде небольших морщинок в уголках глаз и слегка "уставший" взгляд, я не дал бы ей и тридцати. А ажурное нежно-кремовое платье еще больше усложняло задачу, скрадывая возможные изъяны фигуры. В ответ на мой учтивый поклон, она протянула изящную ручку для поцелуя.

Склонившись над протянутой кистью, я легко мазну губами по кончикам пальцев, не прикрытых кружевной перчаткой, заканчивающейся чуть выше локтя.

На самом деле госпоже Лисовской было ближе к сорока, это я знал определенно, поскольку в недалеком прошлом попытался "в наглую" закадрить младших близняшек из этого почетного семейства, за что едва не был бит так не вовремя подоспевшими кавалерами.

— Вы правы, маркиза. Мой новый образ жизни совершенно не оставляет времени для светских развлечений. Но, вынужден констатировать, за время моего отсутствия в свете, вы стали еще прекраснее... Еще три-четыре года, и сравняетесь по возрасту в вашими юными прелестницами.

— А вы льстец, юноша, — тепло улыбнулась она. — Хотелось бы знать, у кого вы брали уроки такой изысканной словесности. Кстати, могу ответить тем же. Смена образа жизни явно пошла вам на пользу. Мои близняшки уже все ногти сгрызли, гадая, как могли не замечать у себя под носом такого завидного кавалера.

Я огляделся, тут же уловив направленный в мою сторону пристальный взгляд двух златокудрых красавиц, стоящих у дальнего края стола.

Ладно бы только их. Я бы еще мог польстить себе и списать интерес на прекрасную фигуру и мужественное лицо. Но заинтересованные взгляды преследовали меня со всех сторон. При чем, минимум четверь из них, были мужскими... Им то что от меня надо... Да ну! Не может быть... Неужели прежний Максимилиан... Не-не-не, не могли высшие силы надо мной так поглумиться. Тем более с Ольгой у меня в этом плане было все в порядке. Тогда какого?

— Господин барон... — оказывается, шустрые сестрички, воспользовавшись моей заминкой, успели подобраться вплотную. — А правду говорят, что не осталось ни одной красивой девушки в ближайших тавернах, которую вы не познали в своей постели? — невинно хлопая глазенками поинтересовались те.

Уф-ф, как от сердца отлегло, а я уже понапридумывал себе... Так это получается, что сии достойные сыны аристократии мне тупо завидуют? Ну да, им же маменьки не велят. Ну, Макс, ну шалунишка.

— Увы, очаровательные сеньериты, — я в притворной печали развел руками, — как вижу, остались.

Те на мгновение растерялись, потом миленько так побагровели.

— Вы намекаете, что мы трактирные девки?

Бог с вами, но сей печальный момент никак не отменяет факта вашей неземной красоты.

Все, мозги ушли в перезагрузку, пытаясь понять — их оскорбили или похвалили.

— Макс, вот ты где! — прервал нас старший Корнеев на самом интересном месте. — Пойдем, с тобой хотят поговорить...

В небольшом уютном кабинете, уставленном полками с книгами, меня ожидал самый натуральный Альбус Дамблдор. Конечно, бородка пожиже, пузо пошире, да и годков ему было под пятьдесят. Но ощущение де жа вю никак не хотело покидать меня.

— Аслам Романович Задорожный, директор лекарской Академии, — представился он. — Граф, если вас так волнуют мещанские издержки...

Так и хотелось, запрыгав на одной ноге, вскричать: "А я знал, а я знал!". Только, боюсь, не поймут.

Сохраняя полную невозмутимость, я сдержанно кивнул в знак приветствия.

— Ваш батюшка сообщил, что в вас пробудился матушкин дар. Насколько это соответствует истине? — сразу перешел он к главному вопросу.

Мужик, ты вообще нормальный? Кто из нас директор академии? Я бы и сам не прочь перетереть эту тему хоть с кем-то...

— Затрудняяюсь ответить на ваш вопрос, господин граф. Способности обнаружились совсем недавно, да и с ритуалом пробуждения сложно все было. Настойку ключница, в смысле деревенская знахарка делала. Так что кроме самого факта наличия "дара", мне сообщить по делу нечего.

— Недавно?! Ключница?!.. — директор уставился на отца удивленно-гневным взглядом.

Старший Корнеев тут же прикинулся ветошью. Вот дела... Даже не подозревал, что старого прожженного интригана так легко можно загнать в угол.

— Ставр, ты в своем уме? — неожидснно перешел к деструктивной критике профессор. — У нас после странной смерти Катеньки все исследования псам под хвост пошли, — странная смерть... исследования... о каких еще скелетах я не в курсе? — а ты даже не удосужился проверить у ребенка наличие дара! Горестно махнув рукой, мол, что с тебя взять, убогого, он перенаправил свое внимание на мою, скромно стоящую в уголке, персону.

— Следует немедленно провести испытания... — эк тебя зацепило, если готов на уши людей поставить, на ночь глядя. — Нет, не сегодня, — одумался ученый муж, бросив нервный взгляд в окно, за которым сгущались сумерки, — завтра, с утра.

Хм, надеюсь, утро у него начинается не с восходом солнца. Хотелось бы перед "казнью" позавтракать...

— Да-да... надо подготовить материал.. наверняка... интересные пациенты... — оживленно забормотал тот.

Все, профессор загрузился. Судя по всему, дальше конструктив не предвидится... В подтверждение директор, с удивительной для его габаритов прытью, чуть ли не пулей вылетел в коридор, едва не снеся насмерть перепугавшегося слугу.

— О чем вы говорили с Салямом? — налетели на меня две буквально дымящиеся от любопытства фурии, — проф как наскипидаренный выскочил в бальную залу и, даже не попращавшись, сбежал с вечера, — объяснила свое любопытство девушка.

— Салям?... — улыбнулся я, услышав арабское приветствие.

— Ну да, так его за глаза все студенты называют. Он даже не глянул в сторону накрытых столов, — дополнило второе блондинистое создание, — а там же его обожаемая утка в яблоках.

— Бедняга, — посочувствовал я, — надеюсь, его хоть дома покормят, а то с него станется...

— Так о чем? — уперев руки в изящные талии, которые прекрасно обходились и без утягивающих корсетов, практически в унисон спросили сестры.

Вот же упоротые, в смысле упертые...

— Да, особо ни о чем. Хочет завтра припахать меня в каком-то жутко важном эксперименте.

— Ха, похоже на завтра лекции отменяются, — неожиданно обрадовались они непонятно чему.

— А к вам это, каким макаром...

— Так мы там уже второй год гранит науки грызем, все зубы обломали, — заявили близняшки, обнажая идеальный прикус в ослепительных улыбках.

Ой, мамочка. Беда-беда, огорченье. Чой-то мне уже перехотелось куда-то поступать...

— Что за исследования? — поинтересовался я, когда мы, наконец, оказались в карете, везущей нас домой.

— Исследования? — старший Корнеев даже не сразу сообразил, о чем речь. — А, ты о работе твоей матушки... Это тебе лучше у Аслама спросить, в смысле, у директора Академии. Я в их лекарских делах ничего не понимаю. Катя пару раз мне пыталась рассказывать о каких-то энергиях, которые она наблюдает у исследуемого материала... Я ее блажью особо не интересовался. Ты лучше поведай мне о своих планах...

Хороший вопрос. Они, благодаря валящейся как снег на голову новой информации уже пару раз претерпевали кардинальные изменения.

— Разбираться с даром надо... Слышал, целители — народ уважаемый и совсем не бедный.

— Это да, — усмехнулся отец, — вообще не бедный. Я так понимаю, в Университет ты возвращаться не планируешь?

Я отрицательно покачал головой. — А смысл? — Если честно, даже не мог вспомнить, где дислоцируется сие замечательное заведение. Однозначно, прежний повеса был там не частым гостем.

— Ладно, найду я деньги на обучение в Академии. Есть хорошая примета, лекарь в семье — к богатству, — опять усмехнулся он.

Да уж, не знаю, какие тут доходы у аристократов, поголовно занимающихся коммерцией, а обычный работяга получал на руки редко больше десяти-пятнадцати рублей. Даже Федор, являющийся тут типа менеджера высшего звена, зарабатывал около тридцати рублей в месяц. На их фоне несколько десятков рублей за сеанс лечения — более чем вкусно.

— Интересно, сколько господа целители берут с обычного народа? — вопрос отнюдь не праздный. Для оснащения хирургического стационара денег понадобится примерно дохрена. А еще жить на что-то надо. Чувствую, холостяковать мне долго не дадут. Пусть всего лишь барон, но целый будущий целитель, а это дорого стоит. А там надо о своем гнездышке думать, не у барона же на иждивении всю жизнь сидеть. А гнездышко, раз уж появится такая возможность, буду обустраивать, как положено. Что бы и сауна, и бассейн во дворе. Мечты-мечты...

— С какого народа? — изумился отец, вызвав меня из задумчивости. — Не целительское дело с холопами возиться! На это вон травницы есть. Хотя, те же лавочники могут и заплатить по прейскуранту, — он замолчал, явно увлекшись подсчетом, сколько можно вытрясти купюр из мелких бизнесменов.

Нет, так-то он прав, работать за спасибо, тем более, учитывая предстоящие траты — не самый лучший вариант. Но и отказывать в помощи страждущему, пусть даже обычному простолюдину — как-то не по-человечески. Хотя, для них и рубль — деньги.

Понять, что удумал ученый муж даже не пытался, отключившись, еще до того как голова коснулась подушки. За сегодняшний день на мою долю и так выпала минимум месячная квота впечатлений.

— Кому там не спится, — гадал я, лежа в постели, прислушиваясь к ржанию коней во дворе. Первые лучи солнца только-только начали проникать в приоткрытое окно. Робкий стук в дверь, и заглянувшая служанка сообщила, что по мою душу прибыла карета из академии. Да ладно... Похоже, вчера беспокойный вечер выдался не только его сиятельству, раз экипаж въехал во двор еще до начала утреней трапезы. Подождут...

Плотно позавтракав, я почти полчаса приводил себя в порядок. Являться в помятом виде после вчерашнего марафона в альма матер здешних Асклепиев было как-то не комильфо.

Пролетев пять или шесть кварталов, пугая еще не до конца проснувшихся редких прохожих, а кучер явно получил приказ не мешкать, экипаж плавно завернул на одну из боковых улочек. Еще спустя пару минут карета остановилась, не доехав полсотни метров до крохотной, покосившейся от времени ветхой церквушки, затерявшейся в глубине жилых кварталов. Как-то не так я представлял столичный храм знаний.

— Приехали барин, госпиталь святой Катерины, — сообщил возница.

О! О-о! А вот это уже интересно. Оказывается, унылая серая коробка, к которой ведет утоптанная дорожка, находится под эгидой целителей... Увидеть местную больницу, пусть даже такую захудалую, да еще с экскурсом от главного имперского целителя — дорого стоит. А день то уже задался, не смотря на сумбурно начавшееся утро. Однако, настроение быстро ушло в минус, стоило рассмотреть в глубине пустующего участка серые надгробия, идущие несколькими рядами вдоль ветхого забора. Неужели хоспис? Сложно было понять мотивы выбора господином Задорожным такого странного места для рандеву, но, уверен, причины должны иметься. Из открывшейся двери, расположенной в торце здания показался Аслам Романович собственной персоной. Видимо, услышал ржание лошадей. Приглашающе махнув рукой, он вновь скрылся в полумраке помещения. Нырнув в оставленную приоткрытой дверь, я замер, охваченный смешанными чувствами. Местный дом скорби являл одну большую общую палату, по периметру которой стояли лежаки, накрытые пестрой ветошью для мягкости. И на каждом — изнеможенный своей персональной болезнью человек.

На глаз ставить диагнозы даже не пытался, но наполненные безнадежностью взгляды явно говорили — такое здесь не лечат. В глубине помещения была установлена высокая ширма, видимо, секция персонала. Собственно туда и направлялся ректор с присоединившимся к нему на полпути мужчиной в черном балахоне.

Я поспешил следом, невольно ловя тяжелые взгляды. Поравнявшись с очередной кроватью, словно наткнулся на невидимую стену, ноги буквально вросли в пол.

На постели сидела осунувшаяся женщина, держа в натруженных руках крохотную ладошку ребенка — дочурки лет шести. Встретившись взглядом с малышкой, я почувствовал подступающий к горлу тугой ком. В ее глазах еще теплилась надежда, густо замешанная на глубинной тоске и страхе. Никогда не видел такого пронзительного взгляда у детей.

— Господа целители, ну, сколько можно вас ждать? — раздался из глубины помещения голос чернорясного, который сопровождал ректора. — Тут вообще безнадежный случай, еще день-два и отмучается...

Рука женщины судорожно сжала крохотную ладошку...

Охренеть как девки пляшут. Это же ребенок! Что значит отмучается? Да, существовала категория "безнадежных" пациентов, которым назначали минимальную терапию, чаще — наркотические анальгетики, позволяющие уйти тихо, без мучений. Но это совершенно не применимо было в педиатрии и неонатологии. Там врачи боролись за жизнь до последнего вздоха, последнего удара маленького сердечка. Попробуй только кто заикнись о нецелевом расходе препаратов...

Почувствовал пристальный взгляд подошедшего сзади ректора. Он что-то спрашивал, но слова пролетали мимо, я сейчас находился далеко...

Начало двухтысячных, я только третий год как дипломированный специалист... Небольшой зал совещаний, смежный с кабинетом главного. Во главе стола вещает наш экономист, буквоед каких свет не видывал.

— Коллеги, — он постоянно обращался к нам так, хотя врачом не был ни по факту, ни по сути. Нужды пациентов для него лишь очередная графа в финотчете. — Господа, я повторяюсь еще раз, умерьте свои аппетиты. У нас плановый ремонт в админкрыле на носу. Так что, можете смело урезать свои заявки. Особенно вы, Семен Маркович, — он смотрит на заведующего детской онкологией, пожилого, заставшего еще войну и послевоенную разруху, но достаточно крепкого мужчину преклонного возраста. — Что это за транжирство? Сорок тысяч на промедол в месяц. Вы в своем уме? Я деньги не печатаю. Как хотите, но на наркоту в этом месяце ассигнований нет!

Хрусь! Тяжелый граненный стакан из которого старик только что мелкими глотками пил воду, разлетается по столу крупными осколками. Бумс! Оказавшаяся под рукой книга летит в финансиста, расквашивая нос, забрызгивая юшкой финансовые документы.

— Ты, куррва, будешь у меня свои отчеты жрать, пока не научишься срать доллярами, но в моем отделении, ни одна детская слезинка не упадет...

Да, ко многому можно привыкнуть, со многим смириться. Но смотреть равнодушно на детские слезы...

Финансист даже не успел дописать жалобу в облздрав, когда случайным порывом ветра занесло в приоткрытое окно его ауди несколько коробочек со свежими фекальными анализами из нашей лаборатории. Интересно, что подумали работники автомойки, обнаружив обосранный в прямом смысле салон...

Суки, нет на вас тут второго Семена Марковича. Сейчас бы сюда третий том анатомического атласа на восемьсот страниц и по морде, по морде.

Я переводил недоумевающий взгляд с равнодушно взирающих на детские страдания ректора Академии и подошедшего к нам священника. Хотя, насчет священника я бы поспорил. Это не равнодушие, скорее полное бессилие.

— Ее вообще лечить кто-то пытался? — осторожно поинтересовался я.

Ректор лишь передернул плечами, мол, нахрена, а платить кто за это удовольствие будет?

— Пытался, — неожиданно тихо произнес монах. — Силы мои, правда, не велики, только девочке стало еще хуже...

Так, вот это интересно... Сильно сомневаюсь, что к своим годам эта малышка умудрилась обзавестись сколь серьезными проблемами со здоровьем.

Я внимательно смотрел на виновницу торжества, безуспешно пытаясь зацепиться глазом хоть за что-то для предварительного диагноза.

Хоть хирург, хоть стоматолог, а дифдиагностику знать обязан, вдалбливали нам в институте. И вдалбливали от души, со всей основательностью. Каким бы очевидным не бывает диагноз, твердил лектор, скрытое никогда не бывает явным. Пытаясь излечить изжогу, можно прохлопать ушами прободную язву или камни в желчном.

А у меня тут вообще первичный пациент. Ни истории болезни, ни амбулаторной карты.

Я приступил к беглому осмотру. Ректор с помощником в процесс не вмешивались. И на том спасибо.

За исключением странной худобы, никаких внешних признаков болезни я не видел. При пальпации, задавая один и тот же вопрос: "Больно?", в ответ получал лишь отрицательное покачивание головки. Все, моя фантазия исчерпалась. Ни ощупывание живота, ни выслушивание сердца и легких никаких отклонений не показало.

— Как тебя звать хоть, горе луковое? — поинтересовался я у девчушки, опустившись на край лежака. Та только грустно улыбнулась.

— Господин лекарь, простите ее, он не может ответить, — вклинилась женщина. — Четвертый день ничего не может съесть, а теперь даже говорить больно стало...

— Чего??? — я даже опешил от такого ответа. Ну не идиот? Перебрал в уме весь учебник Комаровского по педиатрии... Вот что мешало сразу спросить о жалобах? Все — долбанные стереотипы. Темные люди... Не имеют представления о нормальной медицине...

Склонившись над ребенком, что бы ощупать шейные лимфоузлы, я аккуратно прикоснулся пальцами к тонкой шейке.

— Твою ж... — я еле сдержался он крепкого словечка. Пальцы, словно коснулись раскаленного металла. Я аккуратно поднес тыльную часть ладони, готовый в любой момент убрать руку он дикого жара. Нет, нормально, обычная чуть теплая кожа. Вот только повторив попытку, я даже не прикоснувшись, почувствовал резкое повышение температуры.

— Малышка, можешь открыть рот? Только пошире... — попросил я, осененный внезапной догадкой.

Даже света, падающего из небольшого окошка, расположенного почти над лежаком малышки хватило рассмотреть невероятно увеличенную миндалину. Я с трудом удержался от изумленного возгласа. Странно, что она вообще дышала свободно. Отекший красный рыхлый узел перекрывал большую часть просвета зева. Озадачило другое. Даже идей нет, какая зараза способна вызвать вот такое. Мононуклеоз? Нет, остальные лимфатические узлы в норме. Абсцесс? Так нет температуры. Дифтерию отмел сразу, уж пленки струпа я бы не проглядел.

— Рыбу ели? — неожиданно спросил я.

— Как вы узнали, господин лекарь? — уставилась на меня ошеломленная женщина. — Старшие сыновья несколько дней назад порадовали уловом...

— Ну да, если бы не такой сильный отек, усилившийся в разы после попытки лечения, я бы давно углядел торчащую из глубокой лакуны крупную кость.

Похоже, и здешнего батюшки коснулась длань божья. Хорошо — самым краем, так зацепила по темечку, иначе спасать уже было бы некого. Дать бы ему по одному месту, за отсутствие клинического мышления... Ладно, ведь старался, да еще и от чистого сердца, денег то у них на целителя точно не было.

Я-то сразу смекнул, что животворящее исцеляющее воздействие — штучка еще та, с двойным, а то и с тройным дном. Мощнейший импульс неясной этиологии в разы ускоряет все естественные процессы в точке приложения. А чем реактивное воспаление не естественный процесс? Нормальная защитная реакция, только, помноженная на бесконечность в нашем случае.

И как эту кость теперь извлечь? Нет пинцета, да ладно... И что теперь, вешаться? Можно подумать, мы никогда суши не пробовали. Да я этими палочками не только все до единой рисинки умудрялся с тарелки собирать, даже соевый соус хлебать научился. А чего добру пропадать, если уплачено.

Пару ручек в каморке за ширмой нашли без труда. А как же, и тут бюрократия. Учет прихода-расхода, вернее, убытия в мир иной. Вот шас опять не сдержусь...

Были бы ручки обычные, шариковые — был бы конфуз, а так, жесткие металлические перья, явно продукт местных ювелиров, уверенно зафиксировали торчащий зазубренный кончик.

Девчушка, сохраняющая поистине олимпийское спокойствие во время более чем неприятной процедуры, аккуратно сглотнула вязкую слюну и зачарованно уставилась на меня голубыми глазенками. На губах проступила робкая улыбка.

— Почти не больно, — удивленно прошептала она слегка осипшим голосом.

— Это божественное озарение... Вы словно знали, где зерно болезни скрывалось, — пораженно пробормотал ректор. Оказывается, всю микрооперацию он простоял за моей спиной.

Божественное оху..., прости господи, не к месту будет сказано, на святой земле стоим. Но рифма сама на язык прыгнула. Вот поменьше бы на озарения полагались, и хоть изредка мозг включали, глядишь, дважды два и сложили.

— Скорее, почувствовал, — пробормотал я, озадаченно рассматривая подушечки пальцев. Нихрена себе, какой у меня девайс есть.

— Кхм... — неожиданно замялся здешний батюшка. — Наверное, это прозвучит слишком нагло, но я хочу просить вас о милосердной помощи. Не могли бы вы взглянуть на других страждущих. Быть может свежий взгляд хоть немного сможет пролить свет на суть снедаемой их хвори?..

Чегось? Вот завернул... И как он себе это представляет?

Стоит мне уподобиться Захарьину, который в свое время стал основоположником анамнестического метода обследования, боюсь, с меня уже не слезут. Хотя, свалить по-английски, тихо хлопнув дверью — не вариант. Да и директор Академии как то косится странно, в он — фигура знаковая, уверен, протекция такого человека пригодится еще не раз.

Да ладно, от меня не убудет. Подкину ему пару диагнозов.

Пройдясь по условному коридору, я остановился у первой "жертвы". Желтые склеры и такого же оттенка кожа делали его похожим на китайского диверсанта-сумоиста, ибо веса в нем было под центнер. Тут и без осмотра с диагнозом понятно.

— Проблемы с печенью, возможно камни. — Я надавил пальцами в правом подреберье, проверяя симптом Керра, опять почувствовав странный жар, хотя куда слабее, чем в случае с девочкой.

— Ох-х, — протяжно выдохнул мужик, — как нож в печенку всадили.

— Таки камни. Чревоугодие — смертный грех. Я к тому, что жрал бы меньше, пожил подольше.

Следующий...

Тяжелая одышка, синюшные губы, бледная кожа, выраженная пульсация каротид (яремных вен). Ну, здравствуй, собрат по несчастью. Сердечку хана? Судя по преклонному возрасту, поражение аортального клапана не врожденное. Похоже, как и у меня, простуда пошла не в те ворота. Не жилец...

— Сердце. Скорее — последствия переохлаждения и простуды...

Я отвел целителя в сторону.

— К сожалению, оба — потенциальные смертники. Второй — так вообще не жилец. Может неделя, может месяц, пока сердце не откажет... Первый... — я ненадолго задумался, — если камень выйдет, еще поживет, но это врядли. Лечить даже не пытайтесь, только хуже будет.

Ректор сейчас напоминал краба с базедовой болезнью.

-Но откуда... Мы только догадывались... Понять, то божья кара или слабость тела — уже достижение.

А что, так можно было? Ну вот, блин, и нафига так палился, спрашивается.

Граф Задорожный уже направил свои бразды к следующей жертве...

Да ну вас в баню, товарищ профессор, я вам доктором Хаусом не нанимался. Тому хоть конфетки веселые давали нашару. Кстати, а время то к обеду движется.

Пользуясь этим благовидным предлогом, я свинтил из этой богадельни.

Не-не, и провожать не надо, и без кареты обойдусь, здесь всего-ничего, четыре квартала. Как раз аппетит нагуляю и проветрюсь, а то думы что-то мрачные совсем.

Вот как так-то, — пытался понять я, медленно продвигаясь в сторону городского особняка, — еще старик Гиппократ, что жил на острове Косс в восточной части Эгейского моря сразу после того, как там вымерли динозавры, вывел первый постулат медицины — "Не навреди". И было это ой как задолго до осознания сути болезней. Ведь аускультация и пальпация — его метода. Пальчиком потыкал, ухом приложил и сразу ясно, стоит лечить, или проще сразу харакири сделать. А как вы хотели, тут вам не там. Пенсионного фонда и инвалидских удостоверений тогда не было, а лишний рот никому не в радость.

А эти Григории Чудотворцы, лезут и лезут, лезут и лезут своими шаловливыми ручками куда надо и не надо. Еще матушка молодого барона в своем дневнике писала: "Лечебное наложение рук при внутренних болях вредно и часто приводит к усилению хвори". Вот-вот. Что понос, что запор, придут, рукой поводят над животом, получат таксу по прейскуранту, а там кишки хоть бантиком завязывайтесь.

Методичку им написать, что ли. "Показания и противопоказания к лечебному рукоприкладству".

— Как дела, сын? — поинтересовался старший Корнеев, стоило мне переступить порог дома?

— Хреново, — буркнул я, направляясь к почти сервированному для обеда столу.

— Что, эксперимент не удался? — обеспокоенно спросил он, оценив мою озадаченную физиономию.

— День не удался, — печально вздохнул я, все еще находясь под впечатлением от печальной картины. Ну да, бесплатная медицина, она такая.

— Отец, а разве лекари бывают простолюдинами? — озвучил я один из крутящихся в голове вопросов. Слышал, любой лекарь-простолюдин получает в дар боярское звание, ибо негоже простым людям пользовать людей знатных. — Процитировал я где-то вычитанную или услышанную фразу.

— Это ты о чем? — не понял барон.

Я рассказал о святом отце.

— Так, то — лекарь. Что б таким званием зваться, надо академию окончить да экзамены лекарской коллегии сдать. А то всякие шельмы будут честным людям головы дурить. Сам говоришь — поп он. Соображаешь? Поп — аристократ? — барон хохотнул, — это был бы самый обсуждаемый моветон в светском обществе. А то, что есть какой-то дар, так он у многих есть, только пользоваться они им нормально не могут. Так, пшик, а не дар.

Во-во, я пока тоже "пшик". Только с выбрыками...

Мне все никак не давали покоя странные ощущения, возникшие при осмотре пациентов? Откуда этот обжигающий жар? Дикий выверт природы, расположившей чувствительные рецепторы инфракрасного излучения в кончиках пальцев? Это многое объяснило бы... Ведь существуют в нашем мире флейвористы, или попросту — нюхачи, способные различать тысячи оттенков разнообразных запахов. Те же летучие мыши улавливают ультразвук, что музыку слушают. Только не все так просто. Уж гиперчувствительность к теплу я давно бы зафиксировал. Тогда что? А может... Нет, тут без проверки не обойтись. Пожалуй, стоит вернуться в эту богадельню, пока мозг не свернул от безумных гипотез.

— Спасибо, — поклонившись, я встал из-за стола.— Пойду, прогуляюсь, обед растрясу...

— Ну-ну, — пробормотал барон, мазнув взглядом по моему едва на треть опустевшему блюду.

Второй раз нырнув в полумрак местного хосписа, я оглядел мрачное помещение, почувствовав прилив радости, обнаружив пустующую койку маленькой пациентки.

При моем появлении десятки взглядов, с неожиданно проснувшейся в них надеждой, уставились на меня, вызвав не малое смятение. Простите, люди добрые, но запас чудес на сегодня, похоже исчерпан. Моего желания явно маловато, что бы справиться с явно хирургической патологией.

Буквально в нескольких шагах от входа святой отец, стоя у постели одного из страдальцев, прикрыв глаза, беззвучно шевеля губами, повторял слова молитвы.

Я деликатно кашлянул.

Обернувшись, отец Михаил неожиданно тепло улыбнулся.

— А, господин будущий лекарь вернулся. Проходите, его сиятельство уже заждались вас. Пойдемте скорей, господин лекарь, — священник буквально потащил меня в сторону ширмы.

Опа! Шикардос! За ширмой меня ожидало очередное потрясение в виде столика с инструментарием. Правда, кроме примитивной слуховой трубки — далекого предка современного фонендоскопа, остальные приборы вызывали лишь недоумение. Стеклянные палочки, ленточки с рисочками и непонятными отметками, пара крючков и некое подобие современного шпателя.

— Не вежливо заставлять себя так долго ждать, молодой человек — заявил ректор.

— Э-э, простите. А почему вы были уверенны, что я вообще вернусь?

— Ну, судя по твоему озадаченному виду, для тебя утренний визит стал источником откровения. Расскажешь, что почувствовал?

Я молча кивнул.

— А зная вашего брата-лекаря... Вы же не угомонитесь, пока не разберетесь с очередными непонятками.

Да уж, как раскрытую книгу прочитал, физиономист, блин.

— Вот. Инструмент вашей матушки. Весь сохранили. Она, знаете ли, была невероятно одаренной личностью. Очень интересовалась естествознанием, и пыталась понять суть болезней. Да только, — он тяжело вздохнул, — преждевременная кончина баронессы совершенно не вовремя поставила крест на таких важных для нас начинаниях. А ее записей мы так и не смогли отыскать.

Вот тебе раз... Похоже моя матушка была не ортодоксальной личностью, можно сказать — вторая Мария Склодовская-Кюри, только по трагической случайности не дожившая до дабл-нобеля. (прим. Мария Склодовская-Кюри является первой женщиной — нобелевским лауреатом в истории и первым дважды нобелевским лауреатом в истории.). Кстати, надо еще разобраться, что послужило причиной смерти молодой женщины в самом расцвете сил, да еще и лекарицы не из последних... Может тут и Гиппократ свой был, да только его еще в юности бочкой Диоген переехал во время очередной весенней миграции по улочкам древнего Коринфа.

— Погодите, что значит "сохранили"? — озадачился я. — Вы разве не знаете, для чего ей требовались все эти странные приспособления.

Тот лишь развел руками.

— Понимаете, у вашей матушки были какие-то необычные способности. Она искренне полагала, что внутренние болезни возможно исцелять. Только, далеко не все разделяли ее взгляды, так что ей пришлось обосноваться в этой богом забытой церквушке, в одиночестве занимаясь исследованиями и попутно пытаясь исцелять страждущих.

Подозреваю, совершенно не требуя за это платы... М-мать! Я как-то резко зауважал ее. Человек с большой буквы.

— Откровенно говоря, я надеялся, может, вы что вспомните. В детстве вы были невероятно любознательным ребенком, слышал, матушка не раз приводила вас в этот госпиталь.

Правда? Вот реально вообще никаких ассоциаций и воспоминаний. Я-то надеялся, меня сейчас посветят в великое таинство здешней экспериментальной медицины. Ага, шаз, раскатал губу. Их бы самих кто просветил.

Кстати, а это вариант. Я бы даже сказал, ВАРИАНТИЩЕ. Вот, скажите на милость, кто бы стал прислушиваться к мнению юнца, да еще и ославившего себя весьма своеобразным образом жизни, которому и великий и несравненный поручик Ржевский местами мог позавидовать. А так, если подать это под соусом детских воспоминаний о работах матушки... Плюс, внезапно обнаружившиеся недокументированные способности. Ж-ж-жжжжжж. В голове раскручивался маховик, очередной раз перекраивая все прежние планы.

— Да, вы правы, ваша светлость. — осторожно начал я. — Помню... И показывала, и рассказывала... И дневник я ее читал. Многое понял, многое сам домыслил.

— Вот! Я знал! То-то вы с теми страждущими прямо по полочкам все разложили. Я вот после смерти вашей матушки тоже многое передумал, даже засел в наши архивы... И вот пришел к весьма неожиданным выводам. Кстати, не я один. Я тут только что подумал, вы не могли бы поделиться своими воспоминаниями с кругом заинтересованных лиц. Скажем завтра, перед обедом. Хорошо? Я пришлю за вами карету...

Даже не дождавшись моего ответа, ректор быстрым подпрыгивающим шагом направился к выходу.

Как там говорят, дурная голова ногам покоя не дает? Только объясните, бога ради, причем тут МОИ ноги, у меня с головой как раз все в порядке...

— И куда ты это такой нарядный в такую рань, — поинтересовался отец, завидя меня, спускающегося по лестнице при полном параде. — Неужели в кои века познакомился с приличной девушкой и спешишь на свидание.

— Скорее на рандеву с неприличным мужчиной преклонного возраста, — схохмил я.

Э-ээ. Вот только не надо на меня так смотреть.

— Его сиятельство, господин директор Академии вчера ненавязчиво пригласил меня в свои пенаты для участия в высокоинтеллектуальной беседе просвещенных мужей.

— Тьфу на тебя, паяц. — буркнул старший Корнеев, удаляясь в свой кабинет.

Кстати, о приличных девушках. Дела делами, но и о здоровье забывать не следует. Оля далеко, вызывать ее прямо сейчас в столицу — нет смысла. А ведь хочется... Считай, третью неделю в столице. Где знакомиться с неприличными девушками я-то прекрасно помнил, как и самих батистовых фей. А вот где тут водятся приличные...

Шок и трепет. Почти наполовину высунувшись из окна кареты, я с открывшимся ртом разглядывал целительскую цитадель, расположенную в уютной, утопающей в зелени низине. Белокаменное здание внушало. Первое мгновение я подумал, что мне привиделся современный Пентагон, чудом перенесенный из

Арлингтона, что под Вашингтоном, в данный пространственно-временной континуум. Монументальное четырехэтажное здание в форме пятилучевой звезды было вписанной в идеальный пятиугольник неприступного белокаменного ограждения высотой в два человеческих роста. Только в отличие от пиндосовского министерства обороны, расположенного на костях Арлингтонского кладбища, давшего последний приют тысячам славно и бесславно погибшим американским воинам, здешнее хранилище мудрости обустроилось в самом сердце роскошного парка, поражающего буйством красок.

Первый визит в академию

Карета доставила меня прямехонько ко входу в одном из лучей строения. Войдя через распахнутые створки широких резных деревянных дверей из мореного дерева, я очутился в широком коридоре, устланном ковровыми дорожками. И куда теперь? Тут блин даже путеводная нить Ариадны пару носок свяжет, пока найдет нужную аудиторию.

Заглянув для проформы в пару ближайших помещений, обнаружив совершенно пустые аудитории, совсем растерялся. Не, ну нормально? Позвали в гости и попрятались по кладовкам.

Ладно, язык до Киева доведет. Тем более доносящийся из глубины здания гул намекал на немалое скопление людей. Уж не по мою ли душу? Чур меня.

Нет, не по мою. Миновав десяток дверей, я оказался на пороге огромной залы, заполненной столами, за которыми сидели будущие целители и целительницы. Похоже, здешняя столовая. От обилия синих студенческих мантий зарябило в глазах. Ох тыж, какое благодатное поле для окучивания, — причмокнул я губами, они что, целительниц на конкурсах красоты отбирают? Куда ни глянь, одна краше другой.

— Барышня, и что вы тут потеряли? — раздался почти над ухом полный ехидства голос.

Не понял! Это он мне?

Обернувшись, я обнаружил стоящего в паре шагов от меня франта в ну очень роскошном камзоле. Лацканы сюртука украшены сверкающими стразами, из правого кармана с вышитым золотистыми нитями гербом, украшенным явно драгоценными камнями, торчал белый кружевной платок. Нет, я понимаю, понты наше все, но нахрена на себе таскать этот Лас-Вегас. За витриной с драгоценностями кучковалась троица прихлебателей.

И что вы здесь забыли? Позвольте поинтересоваться? — с высокомерной миной на лице спросил он. — Судя по вашему наряду, вы, похоже, ошиблись помещением. Здесь собираются приличные люди...

Еще раз не понял! Чем его не устроил мой парадный костюм? Или это он так тонко намекает на отсутствие на моих плечах студенческой накидки? Ну да, мое упущение, со все мишурой, я тупо провтыкал вступительные испытания, завершившиеся еще неделю назад.

— Отвянь, болезненный, не видишь, человек заблудился...

— Так мы проводим... — плотоядно усмехнулся франт, — до самого выхода...

Наша словесная перепалка сконцентрировала на себе внимание большей части присутствующих, тем более акустика была тут просто зашибись.

— О, господин барон, Максимилиан Ставрович, а мы уже обыскались вас, — послышался радостный возглас со стороны входа. — Его сиятельство, Аслам Романович, уже собрал у себя в кабинете господ целителей, только вас ожидают...

Покидал местный пищеблок, провожаемый охреневшими взглядами будущих целителей.

В роскошном кабинете вокруг массивного стола директора стояло еще три разномастных глубоких кресла, явно собранных по миру, в которых сейчас восседали донельзя расфуфыренные ученые мужи. Естественно, мне такой девайс по статусу не полагался. Ну и ладно, мы человеки не гордые, мне и журнальный столик подойдет. Троица с тихим неодобрением наблюдала за моим вошканьем, одному ректору, похоже, это было до лампочки.

-Аслам, ну и что это? — проворчал один из дедков. — Ты притащил нас сюда слушать бредни этого юноши? Даже если, как ты говоришь, в его руки попали какие-то записи баронессы, сомневаюсь, что он мог постичь всю глубину ее мысли своим куцым мозгом.

— Ваше сиятельство, барон Максимилиан Корнеев прибыл по вашему приглашению, — игнорируя брюзжание старого маразматика, объявил я, окончательно устроившись на жесткой столешнице. Мнение конкретно этого товарища меня сейчас волновало меньше всего. Тем более, если информация "зайдет", вопрос о куцем мозге станет вообще не актуальным.

Спустя три четверти часа ...

Интересно, в их конструкции кнопка экстренной перезагрузки предусмотрена? Замерли в позе роденовского мыслителя и только глазками луп-луп, луп-луп. А у меня, между прочим, растущий организм, ему вообще-то жрать пора. О! Зашевелились. Я уже хотел за помощью бежать. Не, сначала еда, а потом за помощью.

— Господа, — окончательно отмер его сиятельство, я надеюсь, хоть кто-то успел все это записать?

Троица дружно зашевелилась, в поисках пишущих принадлежностей.

Чего-о? Не-не, мы так не договаривались. И вообще, диктофоны надо с собой носить, или, на худой конец, стенографистку. Не знаю, кто как, а я на охоту. Может, хоть пару котлеток перехвачу.

Шелест извлекаемых бумаг для записи застал меня выскальзывающим бочком в дверь...

Так, и где этот Сусанин, конвоировавший меня из столовой. Верните меня обратно...

Ой-вэй, а вот и кухонька. Сейчас большинство столов оказались опустевшими. Ну так, за время, пока я изображал пророка Мухаммеда можно было поесть, проголодаться и еще раз поесть. Вот и я проголодался. Не считая нескольких припозднившихся с трапезой студентов, с интересом поглядывавших в мою сторону, никого из обслуживающего персонала не обнаружилось. Зато справа я углядел длинный шведский стол с весьма достойным угощением. Им же хуже. О местных хлебных нормах не в курсе, но поесть не дурак.

Та-ак. Либо я такой предсказуемый, либо местная верхушка еще и телепатию на расстоянии иногда практикует. Стоило приступить к аппетитному жаркому, как вся четверка моих оппонентов нарисовалась у входа, вызвав нездоровый ажиотаж среди остальных харчующихся. Проследовав через зал, они умостились за моим столом.

— Мы тут посовещались... — начал ректор Аслам, — вы не можете отказать нам в помощи, это будет слишком эгоистично с вашей стороны. Руководство с вашими комментариями о допустимости лечебных вмешательств при внутренних болезнях нужно нам еще вчера...

Я застыл с поднесенной ко рту ложкой с манящими ароматами жаркого? И вот какого спрашивается, я почти час распинался? Нет, переоценил я гибкость мышления здешних эскулапов, ой переоценил.

— Повторюсь еще раз господа, без четкого видения болезненного процесса, ЛЮБОЕ! Целительское вмешательство может принести вред, вплоть до самого печального исхода.

— Но то, что вы предлагаете — еще больший вред, — взвился тот самый старец, что усомнился в моей адекватности. — Резать чрево, доставляя дикие мучения, что бы унять внутреннюю периодическую боль? Какой смысл его вообще после такого лечить. Гуманнее сразу глотку перерезать...

— А кто сказал, что он вообще должен от этого страдать?

О-оп! Опять замерли. Да что ж вас так шпилит....

— Ну-у-уу-ууу... — потянул он, словно боясь озвучить назревшую мысль.

— Если вы сможете заставить человека получать наслаждение от вскрытия живота, я стану самым преданным вашим последователем.

Опять все с ног на голову...

— Можно отключить неприятные ощущения, можно предотвратить развитие огневицы, которая сейчас гарантированно наступает при ранении кишечника. При определенной сноровке, даже после такого "варварского" вмешательства, больной уже через пару-тройку дней сможет вернуться к прежней жизни.

Похоже, среди всех целителей, сидящих за моим столом, один ректор хоть что-то понимал, не изображая вытащенную на раскаленный песок рыбину. Ну, ему по должности более мощный процессор положен.

— Вы сможете это сделать? — в лоб спросил он.

Хм, какие мы резкие.

— Нет, конечно...

Из троицы словно воздух выпустили.

— Ну вот, — нервно рассмеялся дедок, — я же говорю, юношеские фантазии. А то уже начал сомневаться в собственном здравомыслии.

— По крайней мере, в ближайшем будущем, — закончил я начатую фразу. — Кто сделает весь необходимый инструментарий, я уже нашел. Осталось решить вопрос со специфическими настойками, необходимыми для снятия болей и предотвращения развития огневицы.

— Боль я вам и без настоек сниму, не велика сложность. Хотел бы я посмотреть, что вы с этой заразой сможете сделать...

Вот тут его сарказм был полностью уместен. Борьба с послеоперационной инфекцией и мне виделась проблематичной. Если объединить знания травниц и умения целителей, о большей части нужной фармакопеи можно не волноваться. Но что делать с экзогенной микрофлорой. Абсолютная стерильность может быть достигнута только в абсолютном вакууме, и, желательно, при абсолютном нуле.

— Здесь и сейчас на этот вопрос я ответить не могу. Нужно окончательно разобраться с возможностями травниц и сопоставить их с умениями целителей.

— Это невозможно! — резкий ответ встрепенувшегося ректора застал меня врасплох. — Ноги этих простолюдинок не будет в стенах Академии, — категорично заявил он.

Вот сейчас опять не понял! Проблемы с коммуникаций последнее время начинали напрягать.

Все оказалось не просто, а очень просто.

Две когорты уже не первую сотню лет занимаются перетягиванием одеяла. Причем, одеяло не так уж и велико. Номенклатура болезней, где и те и другие могли оказывать свои услуги, без риска "угробить" пациента сильно ограничена. Основное различие между предлагаемыми услугами — скорость наступления эффекта. Там где целитель справлялся за минуты, настойкам требовался день-два. Только, как по мне, спешка нужна только при ловле блох. Вот какая разница, шрамы исчезнут к ужину или завтраку?

Другое дело оперативные вмешательства. Там каждый час реактивного воспаления после выхода из операционного доступа — риск спаек и вторичной инфекции. Так что товарищам придется умыться, а травницам поработать на благо империи. Моей империи. В необходимости создавать полноценную клинику я уже не сомневался... Где бы еще деньги взять...

— Макс, я конечно безмерно рад, что ты окончательно одумался и решил пойти по стопам своей матушки, — после долгого молчания проговорил старший Корнеев, — но то, о чем ты говоришь... Еще твое обучение в Академии я потяну, хотя, встанет оно несравнимо дороже, чем в столичном Университете. Оплатить изготовление твоих инструментов — тоже не проблема, но собственная лечебница... Да и кто тебе такое позволит сейчас, без диплома...

Ну вот, как всегда, без бумажки я букашка. А на клинику бумажек понадобится как минимум дохрена и пару тележек. Еще и этот диплом академический...

"To be, or not to be, that is the question..."

— Я вообще-то не целительским даром лечить буду. При внутренних болезнях — он как мертвому припарка, — пробормотал я.

— Это как это? — удивился барон.

Я как мог, буквально в двух словах описал задумку с клиникой.

Барон, поняв, что вся эта затея не ради гор злата-серебра даже посерел.

— Сынку, ты там часом в деревне головой не бился? Больно мысли у тебя скорбные. Сам на паперти стоять будешь с протянутой рукой и меня по миру пустишь. Ишь, чего удумал, холопов лечить. Не занимайся ерундой. Через неделю пройдешь лекарские испытания, и на три года в Академию. Может там себе и невесту подберешь, — хмыкнул он.

Опять на несколько лет за парту? Да я здохну от скуки. Нет, все должно делаться в процессе. Волки отдельно, овцы отдельно — не наш вариант. Думай, барин, графом будешь. Кстати, и правда буду. Если простолюдинам после подтверждения лекарского статуса давали дворянское звание, аристократам повышали их титул на ступень. Только интересно, за какие шиши эти самые простолюдины обучаться должны?

"Деньги-деньги, дребеденьги, позабыв покой и лень.

Делай деньги, делай деньги, а остальное все дребедень, а остальное все дребедебень."

Какая уж тут лень. Но сделать быстро большие деньги возможностей просто не было. Капиталы создавались даже не годами, поколениями. Только вот мою задумку старший Коренеев финансировать категорически отказался.

По-хорошему, на первое время мне хватило бы и небольшого дома, коих по улицам пруд пруди. На втором этаже — операционная и сопутствующие помещения, на первом — палаты для пред и постоперационных больных. После первых удачных операций вопрос финансирования станет уже не актуальным, стоит только пойти слухам о возможности излечиться от смертельной хвори, очередь из инвесторов выстроится.

Только отцу это не объяснить. Ну, вот ни на грош не верит он в возможность хирургического лечения.

Так что решение вопроса с получение студенческой накидки пока отложим и вернемся к делам насущным.

В разрезе финансов виделось два варианта, "придумать" нечто грандиозное, воспользовавшись послезнанием и толкнуть это за несколько мешков дензнаков, закрыв на долгое время вопрос капиталов, или, наделать несколько мешков вкусняшек, и, опять же, махнуть не глядя на дензнаки в эквиваленте.

Понятно, что первые пациенты будут из простых людей. Те же больные из хосписа. Им-то терять уже нечего, а исцелением девочки я набрал себе несколько балов для поднятия кворума доверия. Только на их три копейки дом не купишь и операционную не оснастишь. Придется господам аристократам раскошеливаться. Жаль, благотворительность тут не в чести. Это у нас богатые леди орошали золотым дождем подносы для подаяний на благотворительных мероприятиях. Тут все иначе. Женщины отдельно, деньги отдельно. Они всю жизнь на иждивении у мужа. С одной стороны — правильно, муж добытчик, обязан содержать семью, но как-то тут это через одно место. Даже матушка, обладая более чем прибыльной профессией, отдавала свои гонорары в семейную копилку, получая на свои нужды какой то заранее оговоренный лимит... Ну не глупость?

Тут я "в тему" вспомнил о наших с Ольгой мытарствах по изготовлению чудотворного настоя для меня любимого. А почему собственно и нет?

В голове уже раскручивался изящный до гениальности план по добровольному отъему наличности у населения в пользу голодающих эфиопов.

— Барин, может помочь чем, или присоветовать что? — поинтересовался подошедший Федор, до этого битый час наблюдавший, как я брожу по очередному зеленеющему полю, периодически пригибаясь к земле и складывая добычу в небольшую котомку.

Я только отрицательно мотнул головой. На затравку уже набрал, а дальше дело неквалифицированного труда наемных сборщиков. Собрать нужный гербарий, имея на руках образцы — большого ума не надо.

Собственно, в основу задумки лег результат очередного неудавшегося эксперимента еще там, в северном имении.

Приняв от Ольги чашку с травяным напитком, он мне нравился больше местных чаев, я по чистому наитию плеснул в него результаты очередной неудачной попытки приготовить эликсир, чего продукту пропадать. А через минуту меня накрыл "приход". По телу пробежала легкая волна блаженства, мозг, припухший от бесчисленных экспериментов, словно свежим ветерком обдало. Сознание сразу обрело кристальную ясность, а тело буквально гудело от необычного прилива бодрости. Глядя на опустевшую лабораторную посудину, сложить два и два оказалось не сложно. А уж рецепт, ошарашенная моим напором девушка, выложила без разговоров.

Оказалось с травками тут все не так просто, и один плюс один — вообще ни разу не два.

Вначале хотел обратиться за помощью к местным знатокам трав. Но опыта переговоров с двумя столичными знахарками хватило с головой, что бы забыть об идее взаимовыгодного сотрудничества. У, крохоборки! Если уж придется работать, иметь их буду на своих условиях.

Запасы чудотворного зелья на первое время были, как чувствовал, выгнал впрок целый литр. Через два дня, вызывая недоумение отца, в доме появился мешок с заготовленными травами. Тару заказал у гончаров, а упаковку — в столичной типографии. Все инвестиции мне обошлись чуть больше десяти рублей — все мои карманные день, полученные от барских щедрот, не считая бесценной настойки. "Опиум для народа" я фасовал весь следующий день, не доверив слугам такой тонкой работы. Какая наркота, вы о чем. Удовольствие можно получать, и не превращая свои мозги в студень. А следующим утром покупатели, зашедшие в некоторые продуктовые лавки, а я выбирал те, которые посолиднее и побогаче, обслуживающие исключительно аристократию, обнаружили среди ассортимента товаров необычную новинку. Чай-бальзам "Бодрячок" с довольно демократичной ценой в три рубля двадцать пять копеек. Для простых людей цена астрономическая, а для знати — в самый раз.

С одной стороны упаковки — до боли привычное, вызывающее ностальгию изображение мордочки со смайликом насыщено желтого цвета полуденного солнца, с другой инструкция по применению. Четвертной был комиссией магазина, три рубля — моя прибыль. При себестоимости в десять копеек... Считай, из воздуха деньги делаю. Крохоборство? Вот ни на грамм не стыдно. Я не на новый майбах собираю, на благое дело.

Пару дней царило затишье. Эффект новизны и улыбающаяся мордочка, вызывающая у абсолютного большинства "понимающих" как минимум положительные эмоции со временем должны найти своего потребителя. Десять упаковок, переданные на реализацию в соответствующее количество торговых точек, должны были разойтись, по моим предположениям, в течение дней семи-восьми. А дальше, если проявится интерес, буду думать о налаживании постоянного производства.

Буквально ввалившийся в комнату Федор имел довольно испуганный вид.

— Барин. Там толпа у ворот собирается, вас просят...

— С вилами? — на всякий случай поинтересовался я...

Пока спускался по лестнице и пересекал площадь перед домом, мозг сломал, чем мог быть вызван ко мне такой интерес со стороны горожан. Из значимых событий в моей жизни за время пребывания в столице — только исцеление голубоглазой девчушки. Не думаю что массовое паломничество — способ выразить благодарность бедной горожанки. Да я и не представлялся. Мое место обитания из всех знакомых доподлинно известно только ректору.

В толпе, собравшейся у ворот, с удивлением узнал давешних владельцев продуктовых лавок, совсем недавно едва не крутивших пальцами у виска, услышав выставленную цену на "заварку". Только как то их больше оказалось, чем заключенных договоров. Пробежавшись взглядом по головам, я сбился на третьем десятке, а народ все прибывал.

От снисходительно-высокомерных взглядов на лицах торгашей не осталось и следа, сейчас они имели весьма и весьма помятый вид.

— Я вас слушаю, господа, — громко объявил я, оказавшись у калитки.

Загомонили все разом. Видя, что разговоры не оказывают должного эффекта, а с какого, в этой какофонии сложно что-то разобрать, ко мне потянулись руки, с крепко зажатыми в них купюрами. Сразу бы с дел и начинали, а то кричат тут...

Отобрав из собравшихся, на мой взгляд, самого адекватного, я пригласил его следовать за собой, провожаемый растерянными взглядами оставшейся за забором людской массы.

— Хрена себе... — только и мог сказать я, выслушав сбивчивый рассказ перевозбужденного мужчины.

Оказалось, лавочников поставили на уши еще вчера. В первый же день распродажи заветную коробочку приобрел один из слуг графа Шумилина. Тот был известным знатоком и любителем чая, и любая новинка по умолчанию сразу же попадала к нему на стол. По заведенной издавна традиции, ритуал чаепития проходил в каминном зале. Почти испив до дна, оказавшуюся на удивление приятную на вкус новинку, граф удивленно прислушался к внезапно накатившим давно забытым ощущениям, приятная тяжесть внизу живота и накатившая истома заставили поспешить изумленного аристократа в супружескую спальню... Оставив на измятой кровати изнеможенную ошалевшую супругу, которая была лет на десять младше самого графа, он уже начал подкрадываться к случайно оказавшейся в коридоре служанке когда кончилась батарейка.

Поднятый среди ночи торговец долго не мог понять, что от него требует взъерошенный слуга.

Что произошло утром осталось загадкой. Толи графиня нашептала своим подругам, толи граф поделился "успехами" с друзьями, но к обеду запасы чая внезапно закончились, а перепуганные слуги, получившие однозначный приказ, без заветной упаковки назад не возвращаться, решили штурмовать дома местных знахарок. Ну а кто кроме них такое мог сотворить. На меня вышли через типографию, где я при оформлении заказа представился по всей проформе.

— Как больше нет? — донельзя расстроенный торговец едва не плакал. Ой, что-то мне подсказывает, что остатки запасов товара со смайликами расходились куда дороже оговоренного трояка с четвертью... Не из-за двух же рублей навара он так убивается. — Господин барон, может, договоримся? Полная предоплата, по четыре рублика за единицу товара... Пять? Да будь оно не ладно, СЕМЬ !!!

Вот-вот, а я о чем.

— Все, кина не будет, ингредиенты кончились, — развел я руками. Ну да, осечка вышла... Кто ж знал, что у тонизирующего чайка такой побочный эффект окажется. Не эффект, а целый эффектище. Хоть всю маркетинговую стратегию меняй.

— И как успехи на новом поприще? — поинтересовался мой инвестор в лице отца, застав сына в гостиной в окружении гирлянды листочков предварительных заказов. Откровенно говоря, Старший Корнеев весьма скептически отнесся к моей задумке заняться коммерцией, но десять рублей на траты выделил.

— Дым коромыслом, даже пожара не видно. Вот, за чай рассчитались.

Барон задумчиво посмотрел на пухлые пачки денег, лежащие среди бумаг. Торговцы рассчитывались преимущественно мятыми растрепанными мелкими купюрами, по три-пять рублей, так что вышло три довольно внушительных стопки.

— И сколько там?

— Мало ... Вот здесь, — я постучал кончиком пальца по одной из бумажек, раз в пять больше. Только...

— Рублей двести пятьдесят? — он кивнул на сложенные купюры.

Фига себе глазомер. — Почти триста...

Он зашевелил губами... — Триста, да пять раз по триста... Да чтоб я так жил!

— Сынку, ты мне ничего не хочешь рассказать? Почти две тысячи — это я с лесопилок наших за несколько месяцев имею...

— Федор, щучий сын, где тебя носит! — разнесся по дому громовой крик Корнеева старшего. — Немедля хватай карету, и езжай в северное имение, — распорядился он возникшему в комнате слуге, — что б через три дня тамошняя знахарка была в этом доме.

— Шутите, барин? Там же только в одну сторону два дня.

— Так это если спать и жрать... Подменишь кучера на несколько часов, пока тот покемарит, не облезешь.

Видя, что барин совсем не шутит, Федор не мешкая выбежал на задний двор, где конюшни.

— Говори, что надо, людей дам, денег выделю, советом помогу, прибыль тридцать на семьдесят. Семьдесят мне, — как само собой разумеющееся расчеркнул барин.

Что-то это мне рейдерский захват напоминает. Нет, хоть уважаю, хоть отец, но так мы каши не сварим.

— Терем белокаменный на четыре этажа, девиц покраше, штук десять, на первое время... — начал перечислять я, загибая пальцы, с усмешкой глядя на смену колера лица старшего барона.

— Издеваешься? — вспылил Ставр Алексеевич.

Кто бы говорил... Пока дитятко тешилось в пределах трех-пяти рублей, пусть, абы не плакало. Но когда на горизонте замаячили СУММЫ, всю отцовскую блажь как корова языком слизала. Тридцать процентов, это он еще расщедрился. Хотя, мне же надо из чего-то людям платить, аренда помещений, сырье. Вот как раз десятка и останется. Зато он свои инвестиции сторицей отобьет за первые месяцы.

— Сам справлюсь, — буркнул я, сгребая деньги и бумаги со стола, собираясь переместиться в свои апартаменты.

— Ну-ну, — тихо проговорил барон, мазнув по мне нехорошим взглядом.

Ну да, мне на ваши аристократические заморочки как-то с высокой крыши, товарищ барон, — подумал я, громко топая по лестнице. По-хорошему, надо валить из этого дома. Как только продемонстрирую самостоятельность, формального права вмешиваться в мои дела у отца не будет. Только тогда и учебу в академии придется самому оплачивать. Ну, нет бочки меда без ложки дегтя. Переживу как-нибудь.

Кстати, чуть не забыл. Надо бы еще один вопрос провентилировать... Тихо прокравшись мимо сидящего в задумчивости барона, я выскользнул из дома.

— Отец Михаил, вопрос у меня...

Как и надеялся, священник обнаружился в госпитале. Похоже, будь его воля, он и дневал и ночевал бы тут. Мужчина отошел от очередного временного жильца богодельни, над которым, беззвучно шевеля губами, шептал молитву. После моего внушения делиться и так невеликим запасом своей силы он остерегался. Хоть одному человеку старую как мир истину "Не навреди", удалось донести.

— Скажите, за чей счет содержится ваш приход.

Мужчина даже озадачился... — Так, люди жертвуют. Никто ж от болезни не застрахован...

Ага, типа средневековая страховая медицина? Блин, вот как я мог так просчитаться. Опять все планы коту под хвост. Тут даже вопрос не в деньгах. Ни один из аристократов и пальцем не шевельнет ради простолюдина. Не зависимо будь то лекарь или коммерсант. Хотя, между ними и разницы то особой нет. Одним словом — спасение утопающих, дело рук самих... Так что, товарищ, не орите так. Либо тоните уже, либо заткнитесь и не мешайте другим отдыхать. А вот без чудодейственной целительской регенерации даже я лезть в чрево, пожалуй, не рискну. Так, стоп! Вот же я дурень. Ну да, замшелое мышление. Совершенно забыл, что у меня у самого рыльце в пушку. Это я про целительский дар. Главное, разобраться с этой фишкой. А как его применять — это уже мое личное дело. Кстати, где-то упоминалось, что и среди простолюдинов одаренные — не феномен. Тот же отец Михаил — живой пример. Не обучены? Так это дело наживное... Силы мало? А вот тут вообще все не просто. Лекари все долбят по площади... Но нахрена взрывать дом, если хочешь избавиться от мышей...

После визита в хоспис я вдруг осознал, что у меня образовалась уйма свободного времени, которое совершенно некуда девать. Последнюю неделю крутился аки белка в колесе. Организовать сбор трав, заказать флаконы для концентрата, придумать упаковку, наконец, собрать воедино этот Лего. Но теперь концентрат, без которого мой чудотворный чай лишь обычный травяной напиток, закончился. Олю, мою белокурую помощницу, привезут в лучшем случае через три дня. А мне чем заниматься прикажите?

Так, где это я? Похоже, погрузившись в мысли, свернул не туда.

Окружающая действительность изменилась разительно. Стройные ряды двухэтажных котеджей сменили маленькие покосившиеся неказистые домики с прохудившимися крышами, пестревшие латками всевозможных форм и размеров. Чинили тем, что бог послал. Разбросанный прямо по улице хлам вынуждал чаще смотреть под ноги чем на особенности архитектуры местного Гарлема. Я заозирался в поисках пути в цивилизацию.

Опа! Знакомые лица.

Да уж, блеск и нищета... Только, блеска тут отродясь не было. Зато нищиты — хоть ковшом черпай.

В центре крохотного двора знакомая женщина склонилась над огромными деревянными чанами, наполненными замоченным бельем. Похоже, местная прачка, вот откуда бросившаяся тогда в глаза сухость кожи и натруженность рук.

Прямо на земле, возле входа в покосившуюся хибарку, устроилась моя подопечная. Видимая не вооруженным взглядом худоба — немой свидетель недавней болезни. Хотя... Девчушка с голодным взглядом счищала налипшую на мелкие подвявшие клубни картофеля землю. Похоже, тут вообще не до жиру... Печально скрипнувшее подобие двери выпустило из домика двух пареньков-близнецов лет четырнадцати, вооруженных самодельными удочками.

Женщина, оторвавшись от стирки при звуке открывающей двери, наконец, заметила меня, стоящего у низенькой околицы.

Удивление... Тень узнавания... Еще большее удивление... Смятение, переходящее в панику.

Хм, неужели я так грозно выгляжу, что перепугал женщину, чуть ли не до смерти.

Блин, да она совсем еще девчонка. Тогда, в скудном свете из маленьких окошек, ее осунувшееся лицо показалось мне куда старше. Сейчас, при свете дня, я больше двадцати пяти ей бы не дал. Даже слегка обветренная кожа лица от постоянного нахождения на воздухе, не портила ее. На меня смотрела, нервно теребя полы заношенного сарафана, симпатичная девчонка, с такими же голубыми глазами, как у дочери.

Я еще раз взглянул на пареньков. Охренеть, сколько же ей было, когда она их родила.

— Это не мои... — пролепетала девушка, уловив направление моего обалдевшего взгляда. — Приютила года три назад. Погорельцы...

Вот это жесть! Сами еле концы с концами сводят, еще и совершенно чужих детей воспитывает. Вот у кого надо учиться милосердию здешним эскулапам...

— Барин... Ваша светлость... — остановившись в паре шагов, она склонилась в глубоком поклоне, едва не коснувшись покрытым бисеринками пота лбом, земли. Девушка, похоже, не знала как себя со мной вести. Ну, понятно. Ей не то что общаться, видеть аристократов не часто приходится. А в собственном доме — и подавно.

— Сколько? — тихо спросила она, стараясь не встречаться со мной взглядом.

— Что, сколько? — хотел уже уточнить я, внезапно захлопнув рот от абсурдности возникшей догадки. Неужели, она решила что я пришел говорить об оплате за ... Да ладно... Я, барон, аристократ, поперся в трущобы ради... Да ну!!! Неужели, кворум доверия здешней элиты общества в такой жопе в среде электората. Ой, господа, какие же вы засранцы. От такого осознания на меня накатило неприятное чувство.

Девушка, робко подняв глаза, наткнувшись на мой презрительный взгляд, видимо, приняв на свой счет, втянула голову в плечи. Неожиданно в ее глазах полыхнула сумасбродная решительность.

— Я отработаю долг, — с какой-то обреченностью буквально выдавила та из себя. Рука судорожно метнулась к тесьме сарафана.

Не, не, не. Даже знать не хочу, какие тараканы сейчас у нее маневры в голове устраивают... Едва успел перехватить руку, спасая ее от огромной ошибки, а себя от конфуза.

Заметив мои взлетевшие брови, опять решив черти что, буквально потухла...

— Ну да... Куда уж мне, — одними губами пробормотала она, сверля невидящим взглядом грубую заплатку на сарафане.

Вот так и выглядит крушение идеалов. Некоторые всю жизнь плескаются в аквариуме с золотыми рыбками, любуясь блестящим, отполированным до блеска аверсом сытой жизни. И совершенно случайно обнаружив тусклое, мрачное изображение, презрительно кривятся в праведном отвращении. Это что за гадость? А вот такая она, изнанка. Реверс здешней реальности окружал меня во всей красе. Тот подгоревший слой пирога, где из всех богатств у людей остались честь, совесть и последний застиранный сарафан. Да и этим они готовы пожертвовать, что бы оплатить долги. Только, как ни странно, все равно после этого оставаясь человеками.

— Ты эти глупости брось, честь — не разменная монета. Я вообще-то случайно тут... Заблудился. Но, раз уж так легли карты...Не против если я осмотрю твою малышку?

— Ее Анюткой кличут, ваше благородие. А меня — Натальей зовут. — Пролепетала все еще не оправившаяся от потрясения девушка.

— Аннушка значит...

Услышав свое имя, девчушка оторвалась от важного занятия. Моргнув пару раз глазенками, расплылась в радостной улыбке. Узнала, значит.

Пройдя через двор, для чего хватило шести шагов, я присел напротив девчушки.

— Привет, егоза.

Та, суетливо вскочив на ноги, отряхнув с подола платьица пыль, попыталась изобразить реверанс. — Здрасьте.

— Вылитая принцесса, — рассмеялся я. Такая потешная и няшная, без улыбки смотреть нельзя. — Иди сюда, посмотрим твое горлышко...

Миндалины почти вернулись к нормальным размерам, лимфоузлы в норме. Кстати, сейчас даже намека на обжигающее тепло не почувствовал. Блин, вот же дырявая память, был же в церкви и опять забыл проверить свою гипотезу.

— Эй, богатыри, — обратился я к замершим в нерешительности паренькам, — проводите до церкви, где сестренка ваша лечилась? Боюсь, сам долго путь искать буду.— Те синхронно кивнули.

— Да, вот еще что, — вернувшись к девушке, я протянул ей несколько мятых купюр, извлеченных из кармана. — Возьми, купишь детям...Сама решишь, что купить.

Оставив вконец растерявшуюся девушку, я зашагал за близнецами.

Покрутившись по извитым улочкам, нырнув в пару проулков, через которые мне пришлось проходить чуть ли не боком, мы оказались перед до боли знакомым зданием... Покосившаяся церквушка, серая коробка лечебницы, ряды надгробий вдоль забора, невольно навевающие грустные мысли...

ПЕРЕДЕЛКА ОКОНЧЕНА, ДАЛЬШЕ НАЧИНАЮТСЯ ПРОДЫ....

Прода 10.03

Внутри недавно покинутого госпиталя отца Михаила не оказалось. А вот со стороны кладбища доносились голоса и шум. И только что я заметил еще одну опустевшую койку. Ушел сердечник. Ожидаемо. Там и наши кардиохирурги не особо плясали бы. А сколько еще таких "обреченных" в городе? Как не пляши, целый пласт патологий тут не может быть излечен в принципе. Онкология, те же пороки сердца и другие аномалии развития. Просто нет для этого базы, и долго еще не будет. У нас, например, прогресс в лечении неопластических процессов только наметился пару десятков лет назад, с появлением моноклональных антител. А раньше такие пациенты нередко "уходили" не от того чем болели, а от того чем лечили. Пять курсов химиолучевой терапии — это вам не таблетку выпить. В какой-то момент организм просто сдавался.

Вот только большая часть потенциально хирургической патологии неплохо поддается и консервативной терапии на ранних стадиях. Разумное ограничение в питании запросто поможет избежать и развития камней и перехода гастрита в язву.

"Обход" в хосписе я собирался сделать давно. Хотя бы понять, с чем придется работать в ближайшем будущем. А тут еще и новая, не до конца понятная, лекарская фишка вылезла буквально на кончиках пальцев.

Вернувшийся священник застал меня склонившимся над очередным пациентом. Уже седьмым, которого я подверг полному осмотру и опросу. К шестому осмотру был уверен, что практически разобрался с очередгым эволюционным вывертом. Кончики пальцев четко чувствовали приближение обжигающего жара. Локализовать проекцию источника выходило с точностью плюс-минус несколько сантиметров, а если чуть потерпеть — и того меньше. При моем знании анатомии, с учетом жалоб, определить причинный орган — задача для первого курса.

Вот только сейчас диагностическая лаборатория улыбалась и махала ручкой. То, что все плохо я видел собственными глазами. На вопрос где болит, женщина лет сорока с хвостиком сделала несколько круговых движений растопыренной ладонью над впалым животом. Диссеминированная висцеральная боль — не ахти какой симптом. Худоба — тоже не показатель. Тут каждый первый такой. И мой ИК-датчик тактично помалкивал.

— Меня тоже постоянно влечет сюда неведомая сила, — послышался за спиной знакомый голос. — Понимаю, что ничего сделать не могу, но все равно иду. Там молитву, тут доброе слово. И им облегченье, и у меня на душе легче. Иногда даже, с божьей помощью, боль телесную случается унять. Хоть его светлость и говорит, не по моим скромным возможностям такое...

— Вы ритуал пробуждения проходили, святой отец? — вспыхнула у меня неожиданная идея.

— А как же. Всем миром на это зелье целительское собирали. Сто рублей — сумма не малая. Но возможность исцелять людей в презренных бумажках не оценить.

Я внимательно посмотрел на священника. Да, уж ему все преференции, положенные целителям, точно безразличны.

— Зачем все это? — я растерянно обвел взглядом помещение. — Я бы, наверное, предпочел провести последние дни в собственной постели, в тишине и одиночестве, чем в давящей атмосфере страдания и безнадежности.

— Почему безнадежности? — удивился мужчина. — Если бы все помирали, на нашем погосте и ступить негде было. А так, знахарки отвары свои несут. Вы вот девчушку исцелили...

Вот как, не думал, что здешние травницы окажутся настолько милосердными, у меня после разговора с ними сложилось совсем иное впечатление. Но если так... По крайней мере троих из шести осмотренных точно можно поставить на ноги при адекватном лечении.

— Когда матушка ваша жива была, земля ей пухом и рай на небесах, у нас почти что и не помирал никто. Люди молились за ее здравие...

Так, а вот это уже интересно. Похоже, баронесса раскопала что-что, что не ведомо остальным целителям.

Так-то я суть проблемы давно понял. Слишком общая, зачастую избыточная стимуляция вызывала активацию всего чего нужно и ненужно. Эндокринные железы начинали истекать секретами и гормонами, иммунная система сходила сума, сердце, печень, почки начинали работать в авральном режиме. Вот только под эту гребенку попадали и всевозможные болячки. Патогенная флора, получив волшебного пенделя, устраивала китайскую революцию, множась без всякого контроля. И плевать она хотела на иммунитет. Пациент захлебывался в токсинах раньше, чем лимфоциты успевали провести рекогносцировку. Наплыв медиаторов воспаления превращал за минуты обычный прыщик в огромный набухший карбункул. Ну, и других безобразий хватало. Вот так полечит незадачливый целитель очередного больного и стоит, тыковку чешет. Чего это он помер, если я его вылечил. Как раз тот случай, когда в графу "Причина смерти" можно смело вписывать фамилию врача.

Самое смешное, решение вопроса яйца выеденного не стоило. Давать импульс дозировано, строго в определенную область, держа под контролем процесс регенерации.

С контролем самой динамики и пониманием точки приложения у меня вообще никаких вопросов не было. Анатомия и физиология в помощь. Правда, тут прямой наводкой тоже бить не всегда стоило. А так, хоть сейчас начинай сеанс. А вот с дозировкой... С самолечением я то разобрался. Там проще простого, особенно если на себе чувствуешь весь процесс. Основная проблема у целителей — именно контроль. Слабо полечишь — эффекта на грош, сильно — пациент загнется, и сам рядышком сляжешь от истощения. А как тут с дозировкой определишься, если ни оценить, ни измерять невозможно.

— Святой отец, а вы часом не помните, какой был интерес у моей покойной матушки в ее работе?

Тот пожал плечами, — Даже если и слышал что, забыл...

— Жаль, и спросить не у кого. Ни помощников, ни ассистентов, насколько я слышал, у нее не было.

— Была помощница, помню, — неожиданно заявил отец Михаил. — Из травниц местных. Ваша матушка часто звала ее присутствовать при лечении больных. Та и потом не редко приходила, приносила настои целебные. Когда сама, когда с дочкой. Только она вам не сможет помочь.

— Чего это?

— Так уехали они, годков пять еще назад. История там темная была. Слухи ходили, подгулявшие аристократы затащили ее дочку в таверну, и толи пытались овладеть, толи успели оприходовать девчонку. Через пару дней одного из них утром вынесли из той же таверны бездыханного. А знахарка с девушкой исчезли, как в воду канули.

Что-то мне эта история напоминает... Неудачно аристократа "полечили" значит? Ну, можно сказать и так.

— А дочку ее часом не Ольга звали? — поинтересовался я, почти не сомневаясь в ответе.

— Может и Ольга, не помню. Красивая была девушка, все свои русые волосы в длинные косы с лентами заплетала.

Да уж, чего-чего, а красоты у моей верной помощницы не отнять. Было у меня подозрение, что тот деревенский охотник из дальнего селения и близко не плясал в момент зачатия. Уж больно много в ее внешности благородной крови.

Кстати, появилось у меня тут ощущение, что становлюсь невольным участником таких подковерных разборок, от которых лучше держаться подальше. Вот интересно, какая падла "ушатала" мою матушку. Нет, в жизни все бывает, и все мы смертны. Но во внезапную болезнь молодой баронессы, находящейся в самом расцвете сил, да еще и сильной целительницы, мне как-то с трудом верилось.

У кого были мотивы? Формально можно было заподозрить знахарок. Аристократка-целительница работала в их вотчине, отбирая хлеб. Только неувязочка. Отвары свои травницы не ради выгоды сюда несут, себе в убыток работают. Да и делить им нечего было. А учитывая, скольких простых людей матушка исцелила, узнай те о такой подставе, суд над затейницей был бы скорый и справедливый, если бы сами коллеги по цеху до нее раньше не добрались.

Сами целители? А вот эти могли. Тем более ректор говорил, далеко не все были в восторге от ее наработок. А уж устроить резкое ухудшение здоровья им — как два пальца... И кто сказал что лекари белые и пушистые. Знаете, какая заповедь у стоматологов? Леча один зуб, не забудь пометить бором соседний. Иначе и сам останешься не при делах, и коллег оставишь без приработка.

А я все думаю, чего все так перед целителями стелятся, не взирая на ранги и титулы. А попробуй раздраконить кого из их братии. Скажет Бу! И здравствуй апоплексический удар.

ПРОДА 11.03

Но со знахарками целители стараются не конфликтовать. Те хоть "бу" не скажут, но прислать на обед приправу, от которой к ужину печень сама отвалится, тоже дело не хитрое.

Бр-рррр. Так и параноиком стать не долго.

— Могу я еще чем-то помочь вашему благородию, господин лекарь? — поинтересовался замерший в нерешительности священник.

— Да нет, спасибо. Пойду я, пока дело до коронных тайн не дошло.

Оказавшись на воздухе, я привалился спиной к шершавой и неожиданно прохладной поверхности каменной стены госпиталя. Минут пять стоял, гоняя мысли в голове. Возвращаться в городской особняк совершенно не хотелось.

Честно говоря, вся эта помпезность аристократической жизни напрягала меня с самого начала. Иногда чувствовал себя участником театральной постановки, то, вообще, музейным экспонатом. Теперь еще и атмосфера в доме давить начала. После памятного конфликта с дележом прибыли от продажи моих травок, отношения со старшим Корнеевым снова перешли в фазу взаимной неприязни. Как-то неуютно было ощущать себя чужим среди своих. Но, по большому счету, во всей столице по душам и поговорить-то не с кем. Только с отцом Михаилом неожиданно установились довольно теплые отношения.

Не пойду домой, возникло неожиданно твердое решение. А чего тянуть. Мне хоть так, хоть так надо будет помещение под производство. Использовать под эти цели одну из десятка пустующих комнат в особняке, учитывая наши финансовые разногласия, старший барон не позволит. А если позволит, так за не малую арендную плату.

Священник уставился на опять появившегося в дверном проеме парня.

— Святой отец, не подскажите, где можно получить информацию о возможности аренды небольшого домика?

— На городском инфоре, конечно... — он, если и удивился вопросу, вида не подал.

Это еще что за зверь?

Вот нахрена так извращаться, если периодику изобрели, чуть ли не в прошлом веке?

Инфор представлял собой длиннющий стенд, собранный из дощатых щитов, тянущийся вдоль всей рыночной площади. Тут же обустроилось несколько торговых лавочек, которые процветали исключительно на ниве местных информационных технологий. Клочок рыхлой желтоватой бумажки — двадцать копеек, огрызок карандаша во временное пользование — еще пять. Учитывая, что таких клочков по стендам висело не меньше пары сотен, можно представить обороты здешних канцеляров. Лучше бы поисковый интерфейс придумали...

Впрочем, с кажущимся хаосом удалось разобраться за вполне вменяемое время. Минут за двадцать.

Все объявления можно было разделить на три категории — услуги, барахолка и недвижимость. При двенадцати щитах, на каждую рубрику по четыре. Ага, шаз. Так же не интересно. Рубрикатор тут работал в горизонтальном режиме. Тобишь внизу — услуги, в центре купля-продажа, вверху — риэлтерские услуги. Учитывая разнообразие роста, длинны рук, и настройки глазомера здешних обывателей, относительно здравая задумка скоро превратилась в полное непотребство.

Пока подбирал интересные варианты, шею едва не заклинило с задранной к небу головой.

— Интересно, что они тут курят? — думал я, покидая очередной коттедж. Так-то любой из уже осмотренных четырех домиков вполне подходил под мои скромные нужды. Но стоимость аренды...

После возврата барону десятирублевой "инвестиции" с процентами и нескольких мелких трат, на руках у меня оставалось двести семьдесят рублей с хвостиком. Для моих планов сумма явно недостаточная, но по остальным меркам... Обычные работяги получали здесь, если повезет с хозяином, десять-пятнадцать рублей в месяц. Даже Федору, который считался по местным номенклатурным понятиям кем-то вроде менеджера высшего звена, от барских щедрот перепадал четвертной.

Насколько я понимал, основная часть арендаторов свободного жилья — не коренные жители, прибывшие в поисках длинного рубля в столицу. Вот скажите на милость, откуда у них такие суммы. Даже если устроить из дома еврейский кибуц, селясь по три человека на квадратный метр, восемьдесят рублей аренды — это как-то за гранью зла.

Присев на неожиданно обнаружившуюся у входа в какой-то магазин лавочку, задумался.

— Подайте на пропитание, ваша светлость... — гнусавый голос неожиданно прервал хаотичный ход мыслей.

Напротив лавки, изогнувшись в немыслимо глубоком поклоне, умудряясь при этом протягивать руку с раскрытой грязной ладонью, стоял забитый мужичок.

Бомж или нищий? Хотя, о чем это я. Бомжей тут в нашем понимании не было. Даже в столице, на окраинах, всегда можно найти пустующую хибару, способную дать кров заблудшей душе. Нищий, так тут каждый двадцатый такой. Похоже, это у него такой своеобразный образ жизни. Я уже потянулся к карману, чтобы сунуть в руку просящего мятый трояк — не убудет, когда заметил приближающихся с разных сторон еще трех таких же персонажей.

Хм, это что — средневековый гоп-стоп? Да ну! Нападать на аристократа средь бела дня... Как они вообще себе это представляют? Сами чуть на ветру не шатаются. Пни посильнее и улетят в далекие дали.

Второй бродяжка уже приблизился на достаточное расстояние, тут же изогнувшись с вытянутой рукой.

Нет, мужики, так дело не пойдет. Я не дойная корова. Сунув мятую купюру страждущему, который подошел первым, я нырнул в открытую дверь торгового заведения. Сюда они точно не сунутся.

Оказавшись внутри небольшой лавочки, я поймал изумленный взгляд стоявшего за длинным настилом прилавка мужчины. Тот, открыв рот для стандартного приветствия, замер, видимо, поймав циклирующийся алгоритм.

Оглядев груду серо-коричневых мешковатых изделий местного портного, которые оказались обычной повседневной одеждой большинства горожан, переведя взгляд на свой, пошитый из мягкого шелка наряд, хмыкнул. Спрашивать "Чего изволите?" в такой ситуации, по крайней мере, рискованно.

Точно так выглядели первые мгновения хозяева сдаваемых домишек, обнаружив меня у входа.

Стоп! Что же я так туплю. Недавно мелькнувшая мысль о дойной корове тут же расставила все точки над "и". А кто я еще для них. Заявился юный франт подобрать домик для своей содержанки, в котором будет устраивать всякие непотребства ради удовольствий. А за удовольствия нужно платить.

— Любезный, не могли бы вы подобрать одежду по моему размеру, — обратился я к замершему лавочнику, чем вогнал его в еще большее недоумение.

Мужчина начал растерянно перебирать разложенные на прилавке штаны и сорочки.

— Где я могу переодеться? — ну, не светить же перед ним причиндалами, а с нижним бельем тут беда... Мужик заторможено указал на неприметную дверь.

Переодевшись в подсобке, я запихнул свои наряды в приобретенную котомку и шагнул на освещенную полуденным солнцем улицу. Местные бомжи, все еще кучкующиеся возле лавочки, лишь мазнули по моей фигуре равнодушными взглядами. Ну вот, теперь я свой среди своих, ухмыльнулся я.

Так и подмывало вернуться к последнему домику и устроить торги... Лениво. Тащиться по жаре четыре квартала... До следующей цели по списку рукой подать.

Толи свою роль сыграл мой новый наряд, толи из-за специфики района и соприкосновение с границами "трущоб" внесли свою лепту, но стоимость аренды оказалась совсем смехотворной. Всего двадцать рублей в месяц. Владелец даже намекнул, что не прочь уступить его в постоянное пользование за каких-то полторы тысячи рублей. Ну-ну, откуда у "работяги" такие деньги. Но мысль интересная. Дом мне в целом понравился, и искать меня здесь станут в последнюю очередь. Если честно, мне тут было куда комфортнее, чем в городском особняке, где даже в отхожей комнате гуляло эхо.

Дородный мужчина, хозяин коттеджа, с довольным лицом пересчитывал купюры за месяц аренды. Эх, наверное, стоило поторговаться, да ладно, пару рублей погоды уже не делают, а более выгодное предложение искать глупо. Боюсь, в свете последних событий, запасной аэродром понадобится совсем скоро. Выпроводив из ставшего моим на ближайшее время жилища хозяина, я переоделся в прежние одежды. Возвращаться в особняк в этом дивном наряде — такое барон точно не станет игнорировать. А выслушивать праведный гнев, терпя очередной разнос с упоминанием моих умственных способностей, увольте. Только возвращаться придется, сегодня, по идее, должен вернуться экипаж с Федором и Ольгой.

Упаковав недавно купленные в городской лавке вещи, решая, оставить их здесь или забрать с собой, наткнулся взглядом на стоящий на подоконнике цветочный горшок с увядающей белоснежной розой. Понятно, что хозяин дома даже не озаботился такой ерундой, как полив растения. А женщина, следящая за чистотой дома, судя по состоянию растения и тонкому, едва заметному слою пыли на том же подоконнике, не появлялась тут минимум неделю. Кстати, мое упущение, не догадался спросить. И что теперь делать? Я то и в своей малосемейке еженедельную уборку тридцати квадратов воспринимал как неизбежное зло. Большое зло. А тут целых два этажа по тридцать метров. В два раза большее зло! Хоть пылесос изобретай.

Я прикоснулся к зеленому лепестку, глядя на пересохшую потрескавшуюся землю.

— Потерпишь до вечера? А там уж вернуть с нашей травницей. Она точно не допустит, что бы такая красота засохла.

Словно соглашаясь, поникший бутон дернулся, словно кивая.

Я с изумлением наблюдал, как бутон начинает расправлять сочные лепестки, наливаясь ослепительной белизной, наполняя воздух дивным ароматом.

Сглотнув слюну, аккуратно оторвал руку от ожившего растения.

Сама метаморфоза меня, если и удивила — не смертельно. Целитель я или погулять вышел. Подумаешь, "полечил" цветок. Озадачило другое. Если я вот так, напрямую, могу перекачивать жизненные силы, нахрена все эти танцы с бубнами вокруг многоступенчатого процесса получения заветной жидкости?

Чуть ли не бегом я направился в сторону родового гнезда. Похоже, не только у меня сегодня день открытий будет...

Долгожданной кареты в поместье не оказалось. Странно. Не думаю, что Федор рискнет ослушаться однозначного приказа старшего Корнеева. Сказано было через три дня доставить знахарку... Сроки вполне вменяемые.

Молча кивнув оказавшемуся в гостиной барону, я, поднявшись по лестнице, заперся в своих апартаментах. Россыпь бумажек с заявками и кое-какие записи оставлять в этом доме однозначно не стоило.

Экипаж с диким скрипом вкатился во двор только глубоким вечером. Уже спускаясь по ступенькам, услышал торопливый доклад Федора. Оказалось, по возвращении, когда до города оставалось меньше трети пути, задняя ось, не выдержав встречи с очередной колдобиной, приказала долго жить. Так что это они еще рано приехали.

Ольга растерянно замерла в проеме двери, ведущей в огромный дом, терзаемая смутными опасениями. Федор, слуга Макса, появившись в поместье незадолго до обеда, буквально, ворвался в ее светлушку. Даже не дав собрать вещи, твердя, что барин срочно требует знахарку к себе, усадил в покрытую толстым слоем дорожной пыли карету, тут же тронувшись в обратный путь. Почти два дня безумной скачки ни на грош не прояснили ситуацию. Похоже, и сам слуга не знал причины этого безумия.

Теперь, девушка, глядя на массивную фигуру барона, грозно нависающего над прислугой, находилась на грани тихой паники, с ужасом перебирая в памяти возможные причины для барского гнева.

* * *

* * *

** ПРОДА 12.03

* * *

* * *

* * *

**

Девушку я выталкивал за пределы поместья буквально силой. Ольга находилась в какой-то странной прострации. Только надо ее быстро убрать из поля внимания барона, пока тот не раздуплился. Отдалившись от особняка несколько кварталов, я заметил появление в ее глазах вполне осмысленного выражения.

— Куда мы идем, господин барон? — непонимающе озираясь, поинтересовалась она.

— Скоро увидишь. Сюрприз.

Травница только вяло кивнула. Последние события, вырвавшие ее из ставшей привычной среды обитания, полностью выбили из колеи. Ей до сих пор чудилась надвигающаяся угроза.

— Кстати, ты есть хочешь? А то мне сегодня не до ужина было.

Ольга непроизвольно сглотнула слюну. Вчера они один раз нормально пообедали в подвернувшейся по пути дорожной таверне, а сегодня обошлись только легким завтраком на ходу из суховатых лепешек и квасом. В принципе к такому пайку ей было не привыкать. Зимой не всегда и такие щедроты перепадали. А за последний месяц она уже успела отвыкнуть от изобилия барского стола. Но молодой организм есть молодой организм. Несмотря на все переживания, девушка ощутила внезапно проснувшийся голод.

Заметив глотательное движение и смущенный взгляд, я решительно взял знахарку на буксир. По себе помню, как пагубно на мой аппетит влияли поездки на этих костедробилках, выматывающих всю душу.

Через пару сотен шагов мы приблизились очередному двухэтажному домику с малосодержательной вывеской "Кухмистерская". Ну да, ну да. Учитывая, что мы еще находились в пределах "верхнего города", где обитала разнокалиберная знать, называть забегаловку таверной было бы предосудительно, а не на ресторан это заведение явно не тянуло. Но судя по вполне аппетитным ароматам и оживленному гулу, поесть там точно дают.

Открыв дверь, я пропустил девушку вперед, вызвав у нее очередной приступ замешательства. Но войти она так и не смогла.

— Стоять! Простолюдинам вход воспрещён, — раздался гулкий бас.

Сделав шаг, оказавшись за спиной у девушки, я обнаружил в проеме груду мяса, являющего собой местного вышибалу. Благодаря своим габаритам, сейчас он вполне заменял только открытую дверь. Узкий лоб, глубоко посаженные глаза на изрисованном старыми шрамами лице и пудовые кулаки мало располагали к конструктивному диалогу.

— Похоже, нам здесь не рады, — пробормотал я. Ну да, Оля не только вещи собрать не успела, Федор ей даже переодеться не дал. Сейчас на девушке был обычный деревенский сарафан, который даже по меркам городской простолюдинской моды выглядел на троечку. Наконец, заметив мою скромную персону, местный секьюрити начал "подгружаться". Многозадачностью тут и не пахло, а в систему распознавания свой чужой такие варианты заложены не были.

Придется уступить грубой силе. Устраивать "махач" с этим? Я еще в своем уме. Во-первых, не по статусу, во-вторых, при его весовой категории, тут и братья Кличко не сильно плясали бы. Взяв девушку за локоть, я закрыл дверь перед так и не перезагрузившимся амбалом.

И что делать? В среднем городе таверн и харчевен то хватало. Но, я хоть и не ханжа, идти в эти одно-двух звездочные заведения опасался. Дело даже не в контингенте. Пережаренная картошка на пятом масле и кислое вино без того способны испортить и здоровье, и аппетит. От работы извилинами меня отвлек возглас Ольги. Проследив направление взгляда, я уткнулся глазами в витрину магазина готового платья, в которой красовался весьма изысканный наряд. Ну, правильно, кроме аристократии, которая обшивалась исключительно у портных, в городе хватало вполне состоятельных граждан, считающих ниже своего достоинства одеваться в простые одежды. А платье было и правду ничего. А уж, судя по внезапно заблестевшим глазам девушки — так вообще шедевральным. Хоть и деревенская травница, но женщина.

Намек понял, не дурак.

* * *

* * *

* * *

** ПРОДА 14.03

* * *

* * *

* * *

* * *

**

— Сколько? — спросил я у опешившего продавца, уже собиравшегося закрывать лавку.

— Двадцать рублей, ваша светлость, — быстро сориентировался тот.

Сзади послышался ошеломленный возглас девушки.

Цены однако — рубль здесь совсем не то, что в далеком-предалеком мире, который я уже начал забывать. Рубль здесь стоит (автор — вставьте, цены вашего мира), ну а тут всего лишь платье. Не считаю себя большим знатоком женских тряпок — но кое-что уже знаю, наблюдательностью бог не обделил. Начнем с того, что платье все ж не на аристократку — тут такая тонкость есть, у дам высшего света наряды сделаны так, что без служанки одеться-раздеться нельзя, или очень неудобно, застежки расположены так. И кто я, в глазах продавца — мажорчик, решивший свою игрушку-любовницу приодеть по блажи — но такой ведь и передумать может, если слишком наглеть?

А экономить придется. Во-первых, конечно, один раз живем (по крайней мере, в основной массе), гулять так гулять — но все ж лишних денег не бывает. А во-вторых, если уж я решил Олю приодеть — то одного платья явно мало.

Платье, кстати, 'повседневное', не парадное (если употребить терминологию военной формы). Закрытое, с высоким воротом и длинным рукавом — оголенные плечи и руки дозволены лишь на бал и в театр (и то, есть тут тонкости). Юбка широкая, но без обручей — тоже характерно для особ классом чуть ниже, чем самый высший. Пышность достигается за счет белой нижней юбки, накрахмаленной просто до жестяной твердости. Материал — что-то вроде тонкого шелка, с кружевной отделкой. В общем, вполне себе наряд для богатой горожанки, совершающей прогулку или делающей визит.

Но — как минимум, под этим платьем и носят совсем не то, что простолюдинки? Наверное, вот это и это, такое ажурное, воздушно-невесомое. Надеюсь, что Оля сама разберется, как и куда это надевать.

Далее. Обувь — ну, вроде башмачки у Оли вполне крепкие и на вид вполне приличные. Хотя чулки к ним нужны классом выше — мало ли, подол ветром подымет, юбка ведь очень парусная, как солнцеклеш. Кладем тоже до кучи.

Верхняя одежда. Тут женщины в одном платье категорически не ходят — асфальта нет, пыль летит, сор всякий, конский навоз — замучаешься стирать, тем более что стиральных машин нет. И потому, даже летом набрасывают поверх легкие накидки— 'разлетайки' — с рукавами тоже иногда встречается, но гораздо реже, так как требует подгонки по фигуре и большей портновской работы, ну а накидка, это крой самый простой, пара швов, и все тут. К тому же если надо остаться неузнанной (а Оле это может понадобиться) достаточно капюшон опустить, лицо и фигура будет скрыта почти как под мусульманской паранджой. Вот, подходящую вижу — и капюшон есть, и прорези для рук, и застежки (а то намучается девушка края руками держать постоянно, в ветреную погоду — плащи без застежек и прорезей здесь к бальному платью положены, чтоб только из кареты выйти). Ткань потолще, от несильного дождя и ветра вполне может спасти. Берем!

Ну и головной убор. Помню, в той, безнадежно далекой уже жизни, в 'псевдоисторическом' кино видел, как все там (и женщины!) ходят по улице Парижа или Лондона без головных уборов. Не знаю, как у мужчин — но вот женщина с непокрытой головой и в общественном месте еще в начале двадцатого века однозначно считалась 'легкого поведения'. Причем, вот любопытно, принято это было во всех странах, и у господ, и у простых (слово 'опростоволосилась' — народного ведь употребления). Правда, капюшон плаща тоже считался — а то, модная дамская шляпа со всеми прибамбасами вроде вуали, цветов и прочего, стоить может в разы дороже платья! Но это также был и 'статусный' предмет — дама в шляпке, уже совсем не то, что баба в платке, отношение соответствующее со всех сторон. А, сделаю девушке подарок — вон та, простая соломенная шляпка с атласной лентой и искусственной розой, вполне будет к месту, и явно 'не карден', или как тут лучшие модные дома называются. Берем!

— Примерочная найдется?

— А как же...

Все еще ошеломленная Оля удалилась за ширму, с трудом держа всю кучу отобранного, боясь уронить что-то на пол. Приятно делать хорошее — хорошему человеку. Тем более, если она, по большому счету, по моей вине осталась без кровью и потом нажитого скарба. Будем компенсировать.

— У-ух, — послышался сдавленный возглас продавца.

Вот тут не могу не согласиться. И правда УХ! Богиня, ангел... Платье сидело на стройной фигурке, словно на нее шилось. Плащ с плеч ниспадал как мантия. А широкие поля шляпки удачно оттеняли ее счастливо блестевшие глаза!

— Оль, ты чудо, — выдавил я, хотя на языке крутился еще десяток куда более вычурных эпитетов.

Девушка зардевшись, сделала книксен.

-Сколько в итоге за все — спросил я продавца — если оптом?

-Сорок пять рублей, ваша светлость!

Повернувшись спиной к девушке, я отчитывал купюры. Зная ее характер, мне еще обвинений в транжирстве не хватало.

— Ну что, теперь очередь праздника для желудка? Пошли быстрее, а то поздний ужин грозит превратиться в ранний завтрак.

Оля весело фыркнула, чинно просовывая кисть под мою полусогнутую руку.

— А куда?

— Да, хоть в туже забегаловку с обезьянкой...

Мгновение и девушка прыснула, с трудом удерживая приступ смеха. Релакс, однако. В ее глазах забегали знакомые озорные огоньки. Вот, что шопинг животворящий делает.

К заветной цели мы подошли, когда на город опустилась глубокая ночь и луна озарила бледным светом скудно освещенные редкими фонарями улицы.

Сюрприз! Дверь только днем арендованного дома оказалась не заперта. Нет, внешне выглядело все более чем пристойно, но стоило мне коснуться ручки, как створка с тихим скрипом приоткрылась. Не доверять своей памяти у меня причин не было, а я отлично помню, как запирал ее перед променадом в особняк на замок.

Интересно, какому не умному человеку пришла идея вломиться в совершенно пустой дом? Ну не за наволочками для подушек же они полезли. Хотя, если кто-то из соглядатаев местной шушеры видел, как я, уже переодетый в свой наряд, покидаю жилище, это вполне могло породить дурные мысли в отчаянных головах обитателей трущоб.

Полностью открыв дверь, я пропустил совершенно не обратившую внимание на секундную заминку девушку. Мертвая тишина, стоявшая в доме, нарушалась только звуком наших шагов. Наличия горе-грабителей не опасался. Ну, право, не станут же они дожидаться арендатора, с целью узнать, а где, собственно, деньги лежат. Во-первых, за такое можно и железякой в печень. А с фехтованием в среде аристократии все в ажуре и ножик против шпаги вообще не пляшет. Во-вторых, это был бы уже не грабеж, а разбой. А это уже совсем другие расклады. Тут и до облавы не далеко. Вот только после беглого осмотра, я уже не был уверен в предыдущих умозаключениях. Если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят. Так что подставить обнаруженный в одной из комнат тяжелый табурет под дверь, открывающуюся как раз вовнутрь, я не поленился. Если не считать открытого замка, других следов проникновения не было, либо визитеры не оставили за собой следов. С чего бы местные бродяжки стали так аккуратничать.

Заметив, что Оля направляется по слегка скрипящей лестнице в сторону спальни, я поспешил следом, решив оставить размышлизмы на более светлое время суток. Сейчас у меня найдутся и более интересные занятия.

Ввалившись на второй этаж, поймал лихорадочно блестевший взгляд девушки, уже стоящей у кровати.

— Я скучал...

— Я соскучилась...

Практически в унисон, произнесли мы, когда наши взгляды встретились.

Платье с тихим шелестом начало скользить по телу, открывая умопомрачительные виды.

Подхватив лежащую у ее ног ткань, я заметался в поисках, куда бы ее пристроить. Две минуты мне потребовалось, что бы стащить собственные наряды.

— Ну вот... Только жениться собрался... — растерянно пробормотал я.

Совершенно обнаженная девушка, свернувшись калачиком, обхватив руками огромную подушку, сладко спала, улыбаясь во сне.

Ну да, двое суток в дороге...Как она еще в таверне не "потерялась"...

Стоило мне пристроиться рядом, Оля, словно почувствовав мою близость, перекатилась на другой бок, обхватив торс рукой. Я нежно провел ладонью по русым волосам, остановившись в районе лопаток. Вот ты, какой, феншуй...

Проснулся от ощутимого тычка под ребра, ошалело завертев головой, пытаясь сообразить, где нахожусь. Так бывает, когда просыпаешься в незнакомой обстановке. Остановив взгляд на торчащей из-под простыни оголенной ножке, расслабился. Видимо, кому-то окончательно надоело ждать добровольного пробуждения. Намек понят. Еще не до конца пробудившись, я потянулся к обнаженному телу, прикрытому лишь полупрозрачной простынкой, тут же получив по рукам. За что???

— Это что? — судя по напряженному взгляду девушки, вопрос отнюдь не риторический.

Я обвел мутным со сна взглядом комнату. Вроде со вчерашнего дня ничего не изменилось...

Оля молча ткнула пальчиком в сторону окна.

— Опа!

На широкой доске подоконника, возле горшка с цветком, лежал сложенный лист бумаги, придавленный сверху для верности булыжником размером с кулак. Днем этого богатства точно не было, а ночью по возвращению... Ночью у меня и кроме звездных видов было чем любоваться. Подойдя к окну, заглянул вниз. Метра три с половиной. При желании и наличии помощника, забраться не сложно, если бы не густые колючие заросли шиповника. Проще уж просто привязать послание к камню и закинуть внутрь дома.

— В полдень, в таверне на Садовой улице, — прочел я вслух. — Кто-то решил поиграть в казаки-разбойники? Это вообще где?

— Складской район на границе с трущобами, — пояснила Оля, не сводя с меня встревоженного взгляда. — Вот только не говори, что ты решил туда пойти.

Я пожал плечами.

— Ну, думаю, что до членовредительства не дойдет. Для него у них было полночи в запасе. А узнать, кто таким оригинальным образом выказал интерес к моей скромной персоне, а главное, почему, будет не лишним.

Завтракали мы откуда-то взявшимся вчерашним пирогом с рыбой. Оказывается, моя прелесть не просто чудо, а хозяйственное чудо. Каюсь, так привык к полному пансиону, что при взгляде на блюда, заказанные от жадности, но внутрь уже не вмещающиеся, дельная мысль и не шелохнулось.

О чем ты вчера хотел поговорить? — умяв последний кусочек, Оля решила вернуться к вечерней беседе, свернувшейся после оказии в таверне и непредвиденного вечернего шопинга.

Оля с легкой снисходительной улыбкой смотрела на мою озадаченную физиономию. Дожились, уже деревенские травницы смеются. Оказалось, вся моя "исключительность" — результат дремучей неосведомленности. Ну не укомплектовали новое тело инструкцией, недосмотр. Все в муках рожденные способности — чуть ли не первый семестр Академии. Я по простоте душевной почему-то решил, что лекарь — это такой сосуд с животворящей влагой, которой он делится за соответствующую плату. Шаз! Представляю конфуз, появись я перед директором академии с щедрым предложением использовать мои "таланты" на благо человечества. Позорище! Сколько раз я уже мог опростоволоситься? Вроде тридцать лет мужику, а дурак дураком, хоть и умный.

Идея прямой напитки катализатором сырья для изготовления настоев тоже, кстати, давно витала в воздухе, но была с почестями похоронена в виду несостоятельности. Целителям он на болт не надо, выгоды на грош, а мороки — на рубль. А сами знахарки на такое были не способны. Вот это и рубило на корню прогресс здешней фармакопеи. Лечебные свойства растений в моем понимании частично были известны и тут. Те же отвары из плодов крушины, кроме как для окрашивания тканей, использовали и при лечении запоров. Уж не знаю, кто и когда, по случайности напившись этого "божественного нектара", просидев полдня в отхожем месте, поделился неожиданным эффектом, но это точно не заслуга травниц. Растение не содержало и капли "силы". В той же категории шли и отвары из коры ивы, принимаемые для уменьшения мышечных и костных болей. Да и сами травницы иногда использовали кое-какие "обычные" травки в своих коктейлях. Только знания эти были размазаны тонким пластом по территории империи и оберегались их владелицами не хуже императорской сокровищницы.

Но на счет выгодности, тут я бы поспорил. Если пользоваться бухгалтерией Раскольникова, одна бабка — десять копеек, а десять — уже рубль. Сколько тех знахарок в столице? Человек пятьдесят наберется? Хотя бы по три рубля со знахарки в неделю... Интересная арифметика получается. Убедить? Это уже проще простого, в моем распоряжении целый госпиталь. Уж в лечении своих пациентов отец Михаил мне точно не откажет.

Садовая улица обнаружилась буквально в двух кварталах от нашего жилища в сторону периферии города. Вопреки ожиданиям, местный притон не больно-то отличался от вчерашней кухмистерской. Те же стены, оббитые гладко обструганными тщательно подогнанными досками, обработанные морилкой, столы и лавки из того же материала. Даже лестница, ведущая на второй этаж, в комнаты для любителей плотских утех имелась. Единственное отличие — разномастная публика, одетая в простые, не редко штопанные-перештопанные одежды. Войдя внутрь, мазнув взглядом по неотъемлемому атрибуту таких заведений — дюжему детине, подпиравшему, словно Атлант небо, наружную стену, невольно закрутил головой. В отличие от пригласившего, я понятия не имел, с кем сведет меня судьба.

— Господин барон? — повернувшись в сторону голоса, я обнаружил одного из посетителей таверны. По крайней мере, от полутора десятка здешних завсегдатаев он практически не отличался. За исключением... — Благодарю вас, что приняли наше ненавязчивое приглашение.

Я криво ухмыльнулся. Да уж, что может быть ненавязчивие кирпича на подоконнике собственной спальни.

Уловив мою реакцию, тот даже не изменился в лице, но руками развел.

— Простите нашего курьера, но вас не оказалось дома. Кстати, — добавил он, — по поводу неприкосновенности и безопасности своего жилища отныне можете не беспокоиться, не зависимо от результатов вашего разговора. Это я вам гарантирую.

Поймав его глубокий пронзительный взгляд с легкой усмешкой, я, почему-то сразу поверил. Интересно, в чью сферу интересов меня угораздило так феерически вляпаться. На уголовную шушеру этот представитель заказчика походил меньше всего. А уж по манере говорить и строить фразы — вообще голубая кровь.

— Пройдемте, ваше благородие. Хозяин ожидает.

Кем на самом деле является Хозяин, примерно представлял. Как и суть предстоящего разговора. Кстати, Амосова я читал, и не могу сказать, что осуждаю его поступки. Окажись на моем пороге раненный человек, пусть даже и не совсем законопослушный, нуждающийся в квалифицированной помощи, я бы тоже не смог отказать.

Поднявшись по скрипучей лестнице, мой гид сопроводил меня в самый конец коридора, почтительно распахнув передо мной тяжелую створку. За открывшейся дверью, вместо ожидаемой дешевой меблировки, оказался вполне уютный кабинет. Стола не обнаружилось, зато имелось три вполне презентабельных кресла, одно из которых занимал невысокий мужчина лет шестидесяти.

Явно не дешевый наряд шился однозначно под заказ. Но даже дорогая одежда не могла скрыть его истинного происхождения. Высокомерное выражение истинного аристократа не дается даже упорными тренировками. Это в крови.

— Можете называть меня Душан, — представился тот неожиданно мягким голосом, стоило по его приглашающему жесту расположиться в одном из кресел.

Интересно, Душан от слова душа или душить? Судя по тому, с каким усилием он сейчас стискивает подлокотники мебели, скорее второе.

— До меня дошли слухи, что вы спасли девочку... — на секунду он замялся, — из нижнего города... — поинтересовался хозяин кабинета, вопросительно уставившись на меня.

— Было дело... Хотя, спас, это громко сказано.

На мои последние слова он не обратил особого внимания, явно пребывая в глубине своих мыслей.

— Не могли бы вы... — голос на мгновение прервался и монолитное спокойствие дало трещину. На лице промелькнула целая гамма эмоций. — Я заплачу, любые деньги, только спасите внучку.

Ого, похоже, местного дона Корлеона припекло. На последней фразе самообладание явно покинуло того и на глазах появилась влага.

— Ну, для начала, нужно хотя бы осмотреть пациентку, так что обещать ничего не могу, — дал я принципиальное согласие напряженно ожидающему ответа мужчине.

Тот словно сдулся.

Откровенно говоря, думал речь пойдет о медицинской помощи одному из его приближенных. А тут вон какое дело.

— Если вам угодно, можно прямо сейчас. Здесь не далеко.

— И как это вас угораздило, милая леди, — поинтересовался я, осматривая криво сросшийся перелом стройной ножки, принадлежащей молодой особе всего года на три-четыре младше меня. — До зимы как до Москвы раком, а у вас такая беда.

— Неделю назад сбил лошадью, а потом еще и проехался один покойник, — хмуро проговорил стоящий в дверях комнаты Душан, сжав до белизны кулаки.

Угу, уверен, покойником он стал довольно скоро после инцидента. А учитывая изобретательность народа в плане причинения страданий ближнему, даже был рад, оказавшись на небесах. На адовой сковородке все же комфортнее, чем "общаться" с ТАКИМ дедом.

Несмотря на мучавшую ее боль, о чем говорили суженные зрачки и частое дыхание, девушка не утратила способности смущаться, и с алеющим лицом постоянно поправляла пытающуюся соскользнуть с обнаженного бедра простынь.

Криво сросшаяся кость — полбеды. Хотя, для молодой симпатичной девушки — трагедия всей жизни. Похоже, костная мозоль ущемила нерв, проходящий по надкостнице. А нейрогенная боль — удовольствие еще то, врагу не пожелаешь. Как она, бедняжка, все это терпит.

— Все плохо? — Поинтересовался мужчина.

Я лишь кивнул головой. Хорошего мало. Тут полноценную ортопедическую операцию надо. Резать ногу, дробить и удалять костную мозоль. Ставить вытяжение по Илизарову. Просто сломать и срастить заново — вообще не вариант. Оборвешь нерв — калека на всю жизнь. Хотя, она и сейчас не ходок.

— Кто-то из целителей занимался лечением?

— И целители и травницы. Только душу травят и деньги тянут, шарлатаны. Кость-то срослась за три дня, а боль не ушла, а еще ощутимее стала. Каждый вечер Аслам Романович присылает кого-то из своих помощников унять на время страдания, что бы девочка хоть ненадолго забылась сном. А по делу — только руками разводят. Все в руках бога...

Ого, нормально мужик стоит, если к нему верхушка академии бегает. Впрочем, разве у нас не так было.

ПРОДА 15.03.2021

— Вылечишь, по гроб жизни буду должен... — раздалось из-за спины.

Ну да, а если что пойдет не так, сам в гробу окажусь...

Молча покинув спальню, я спустился на первый этаж, сопровождаемый мужчиной.

По всему выходило, орешек не по моим зубам. Даже не беря во внимание массу технических вопросов, решения которых тут могло и не быть, элементарно не моя компетенция. Я абдоминальщик а не ортопед-травматолог и топографическую анатомию конечностей учил еще лет пятнадцать назад.

— Триста рублей и тело, — решился я. Гулять, так гулять. Финансировать этот банкет из своих, стремительно таящих накоплений, мне не хотелось. Тем более местный Корлеоне не очень походил на человека, доедающего последнюю краюху хлеба.

— Без проблем,— неожиданно легко согласился тот. — Если вы гарантируете результат.

Вот тут-то и была заковырка. Вероятность, что получится устранить причину боли очень высока, а что до восстановления фигуристости девичьей ножки — чудо не предвидится. О чем я и сообщил немного расстроившемуся мужчине.

— Страдания облегчить можно, правда, придется резать ногу.

— Резать? — вскинулся тот.

Я молча кивнул.

— Ерунда, небольшой разрез, целители с легкостью заживят, и следов не останется. По-другому никак, если хотите гарантии.

— Вообще никак по-другому?

— Ну, можно, конечно подождать, пока нерв умрет, со временем может боль и утихнет. Через месяц, два...

— Ты ополоумел? Какой, месяц-два. Она и так готова руки на себя наложить...

А то я не знаю. Сомневаюсь, что кто-то умудрялся до такого дожить. Зубная боль по сравнению с ущемлением нерва — детский лепет.

— Мне начинать подготовку?

— Делай, целители и того не могут предложить, — он махнул рукой. Кстати, вы с телом побеседовать хотите, или можно сразу камень на ноги и в реку.

— Ээ-э. Зачем в реку... — завис я. — О-о! — до меня, наконец, дошел смысл сказанного. — Не надо тела, я лучше с этим вопросом к отцу Михаилу обращусь.

— О-ооо! — теперь завис Душан. — О! Я и не знал, что батюшка тоже...

Хотел бы я сказать, по поводу "тоже", но мысль сбил очередной вопрос.

— Когда вы сможете приступить к исцелению?

Какие мы быстрые. Даже не знаю, что ответить. Заказать инструменты, договориться с ректором о выделении "анестезиолога", подготовить помещение... Еще с отцом Михаилом вопрос утрясти.

— Постараюсь дней за пять-шесть успеть, раньше не подготовить все.

— Долго, говори что надо. Поспособствую.

Чур меня. Догадываюсь, как они привыкли вести дела. Боюсь, как бы после такой помощи не пришлось оказывать помощь невинно пострадавшим.

— Благодарю, господин Душан, не думаю, что это в компетенции ваших людей. Двести рублей аванса на подготовку лечения будет достаточно...

Получив нужную сумму, я поспешил домой. Придется подкинуть ювелиру еще пару эскизов.

— Проследишь, при необходимости, поможешь утрясти вопросы, — приказал Душан появившемуся в комнате неприметному мужчине, едва за молодым аристократом захлопнулась дверь. — И вообще, присмотри за ним. Очень интересный молодой человек, но слишком уж бесстрашный.

Стоило переступить порог, как оказался в эпицентре природного катаклизма. Словно ураган налетевшая встревоженная Ольга первым делом проверила комплектность конечностей.

— Все в порядке?

— Вполне, товарищ Душан оказался весьма милым старикашкой. Прямо душка, — ухмыльнулся я.

— Глава теневой гильдии?! — испуганно охнув, девушка прикрыла рукой рот.

Так вот как называется его должность. Нормальные у меня подвязки намечаются.

— И что им от тебя надо было? — с тревогой в голосе поинтересовалась девушка.

— А что может быть надо теневому императору от бедного начинающего целителя? Вот позвали денег дать да о погоде поговорить, — улыбнулся я. — Внучка у него не совсем здорова, а здешние целители не копенгаген в таком.

— Не ко... Как?

— Ручками разводят, тыковки чешут, а сделать ничего не могут.

— А ты, значит, можешь? — подозрительно взглянула на меня знахарка.

Ну да, после демонстрации, мягко говоря, поверхностного знания подноготной целительского дара, сарказм вполне уместен.

— Если не я, то кто?

Пусть это звучит излишне самоуверенно, но я в этом пространственно-временном континууме вообще единственный, кто знает, с какой стороны браться за скальпель.

Быстро набросав пару новых эскизов, я отправился в уже знакомую ювелирную мастерскую.

За прилавком лавки драгоценностей к моему удивлению никого не оказалось. Но едва различимый шум из глубины помещения говорил о присутствии живой души.

Заглянув за прилавок, я обнаружил склонившегося над столиком мастера, собирающего вычурную брошь.

— Кхе, кхе, — покашлял я в кулак, привлекая его внимание.

Ответом мне стал недовольный взгляд человека, оторванного от любимого дела. — Что угодно? — не особо приветливо поинтересовался местный Рабинович.

Я протянул ему эскизы.

— Вот это и инструменты, чертежи на которые я вам оставлял ранее.

— Да, да. Припоминаю ваши занятные рисунки. Но помочь сейчас ничем не могу, у меня крупный заказ на весьма дорогой гарнитур.

— Ну, сто пятьдесят рублей тоже на дороге не валяются, — закинул я удочку. — Если мастер занят, думаю, другие мастерские заинтересуются моим заказом.

— Сто пятьдесят рублей, говорите... — мгновенно встал в стойку он. — Умеете вы убеждать молодой человек. И где же этот достойный аргумент?

Я молча отсчитал большую часть недавно полученного аванса.

— Вот и славно, считайте мы договорились, — сказал еврейчик, расплывшись в слащавой улыбке. — Приходите за своим заказом через полторы недели, а лучше через две.

— Как через две? — возмутился я. — Так дело не пойдет. Возвращайте мне, любезный, мои деньги и эскизы...

Ага, куда там. Если эскизы я еще мог отобрать, то отобрать у еврея деньги, которые к тому же он уже считает своими, такой фокус и Коперфильду не по зубам. Нет, ну каков фрукт.

Отсчитанные мной купюры тут же нырнули во внутренний карман рубашки.

— Молодой человек, не морочьте мне голову. Я выполнить ваш заказ согласился? Согласился. А о сроках речи не было.

Ну, так-то, формально, он был прав. А неформально... Вот же еврей, пардон за каламбур.

Пока я стоял в растерянности, из-за спины появилась невысокая фигура. Молча нырнув в проход прилавка, он подошел к хозяину заведения. Тот возмущенно уставился на коренастого визитера с высоты своего немалого роста но, неожиданно охнув, склонился к зашептавшему что-то странному посетителю.

Когда ювелир выпрямился, придерживаясь одной рукой за бок, на его лице и следа былого торжества не осталось. А вот почтение аж через уши сочится.

— Ваше благородие, заказ будет выполнен завтра к вечеру. Уверен, восемьдесят рублей более чем достаточно за мои скромные услуги, не выходя из полупоклона, он протянул часть предоплаты.

Пока я хлопал глазами, странный визитер растворился, словно его и не было.

Нет, все таки в умении вести переговоры мне есть у кого поучиться.

ПРОДА 16.03

Жестко? Бог с вами. Я и сам думал поступиться пацифистических принципов и пустить ушлому ювелиру юшку. Просто, слон дунул первым. Очень не люблю людей с такой своеобразной моралью.

Учитывая более чем скорое появление в моих руках инструментария, к чему приложил руку, вернее кулак, человек небезызвестной личности, а в том, кем был тот таинственный посетитель, сомневаться не приходилось, затягивать с поиском подопытного кролика не стоило. Вот тут я предпочел бы обойтись без помощи неожиданного покровителя. Насколько проще все в абдоминальной хирургии. Операции отрабатывай хоть на свиньях, хоть на собаках. Пусть анатомия и иная, но комплектность-то абсолютно аналогичная. С конечностями сложнее. Там надо учитывать ход нервов, сосудов, мышечных волокон. Одно не ловкое движение и инвалидность обеспечена. Даже страшно представить, каким будет воздаяние.

Но интенсифицировать процесс появления материала для отработки предстоящей операции было не в моей компетенции. А с местным господом богом связи нет. Телефон отключили за неуплату.

Я уже начал заворачивать в сторону квартала с церквушкой, когда неожиданно заурчавший живот напомнил, что не мешало бы подкрепиться. Постояв пару минут в задумчивости, решил, что разговор со священником может обождать, а идти на переговоры на голодный желудок — не дело. Тем более у меня дома знахарка не кормленная.

На полпути тормознул и вернулся в ближайшую приличную таверну, своевременно вспомнив о купленных вчера нарядах. И так уже, судя по длине тени, начало четвертого, а пока соберемся, к ужину дело будет. Еще три квартала и я на пороге коттеджа во всеоружии. Добытчик, блин. Дверь пришлось открывать пятой точкой. В руках-то бутылка вина и вощеный пакет с горячей снедью.

Опа, вот и попили шампанского...

— Э-ээ. Добрый день, леди. — Вроде оставлял одну красавицу, а теперь...

В крохотной гостиной, которая с трудом вмещала обеденный стол и четыре стула, оказалось на удивление людно. Кроме моей ненаглядной знахарки обнаружил еще двух красавиц лет на пять-шесть ее старше. Ладно, красавица там была одна, но, мне подумать не сложно, а им приятно... Одеты те были, как и Оля, в простенькие сарафаны.

— По какому поводу женсовет?

Не понял! Незнакомки обожгли меня такими красноречивыми взглядами, что температура в помещении сразу просела градусов на десять. Такое ощущение, что это я ввалился в их дом незваным гостем. Даже Оля первое мгновение растерялась, но сразу ринулась на защиту в буквальном смысле. Выскочив из-за стола, она юркнула за мою широкую спину.

— Он не такой, он хороший...

Пока я пытался понять, к чему это глубокомысленное высказывание, Оля уже вынырнула из-за спины и вполне комфортно устроилась между моих рук, все еще удерживающих наш обед. Судя по шелесту бумаги, манящий аромат вкусняшек интересовал ее куда больше разворачивающегося действа. Что с дитя взять...

— Ну, спасибо на добром слове... Оль, а кто это? — шепну я ей на ушко.

— Забава и Ждана, травницы.

— Забавно, не ждал...

К травницам у меня был отдельный разговор, суливший не малую выгоду обеим сторонам. Только, глядя на этих фиф, сверлящих меня неприязненными взглядами, надеяться на конструктивную беседу как-то наивно. Да ну нафик, разбираться сейчас с их тараканами...

— Дамы, кушать подано, садимся жрать!

Подтолкнув Олю по направлению стола, я, наконец, избавился от своей ноши. Хорошо, что такой запасливый. Содержимого пакета вполне хватило на четыре полноценные порции, а почти литровая емкость крепленого вина, довольно скоро показавшая дно, послужила весомым аргументом для перемены взглядов, растопив гнетущую обстановку.

— И так, — решил я взять инициативу в свои руки. После принятого на грудь вина тело налилось приятной тяжестью, а мысли приобрели философскую направленность. У девочек вообще вон глазки блестят. Значит, дошли до нужной кондиции. — Что же побудило милых дам принять приглашение моей невесты?

В комнате наступила гробовая тишина...

Девушки переводили изумленный взгляд то на меня, то на застывшую с недонесенным до рта куском пирога Олю, замершую с приоткрытым ртом. Оля... Она вообще безнадежно выпала из жизни, уставившись в одну точку на противоположной стене.

* * *

Диалог проработать

* * *

— Вы... вы же аристократ... — выдавила одна из травниц.

— Ну да, так вам и позволили жениться ... — включилась вторая.

— Ну да, моя вина. Отдать в жены такую умницу и красавицу какому-то аристократу... Но я стараюсь быть достойным... — я подмигнул тихо выпадающей в осадок избраннице.

Девушки с открытыми ртами пытались переварить мой спич, ставивший все устои с ног на голову.

Кстати, мы отошли от темы разговора. Какая нужда вас, все-таки, привела в наш дом?

Какая нужда, какая тема... Судя по лихорадочному блеску глаз, сорокам срочно надо на волю. Такая новость... А дела... Не убегут они...

Скомкано попрощавшись, травницы пулей выпорхнули из дома.

— Заполучил двух поклонниц, да? Это было сильно, — пробормотала Оля, — но больно. Уже не сдерживая слез, девушка выскочила из-за стола и убежала в спальню.

Охренеть. Я тут прямым текстом в любви признаюсь...Да, это было сильно.

Я сидел на краю кровати, гладя подрагивающие плечи, с разметавшимися по ним волосам.

— И с чего ты решила, что я это устроил ради твоих пигалиц? — тихо говорил я. — Просто недавно понял, что наконец встретил девушку, с которой совершенно не хочу расставаться. Никогда... Слышишь? Никогда!

— А как же родовые браки и чистота крови? — всхлипнула в подушку знахарка.

Я фыркнул.

— Родовые браки, да кому они надо? К тому же, чистотой крови там уже давно не пахнет. Неужели ты думаешь, что какой-нибудь престарелый граф, заключивший "взаимовыгодный" матримониальный союз с молоденькой вертихвосткой — баронессой, способен оставить после себя достойное потомство? Вот и получаются великовозрастные детишки, с манерами и статью конюха, а то и любимого хозяйского жеребца.

Из подушки послышался сдавленный смех.

* * *

* * *

* * *

* * *

ПРОДА 17.03

Судя по сгущающимся сумеркам, в госпитале мне уже делать нечего. Да и вылезать из постели, оставляя одну, уткнувшуюся в плечо девушку как-то неохота...

Правду говорят, язык до Киева доведет. Шел себе, шел в госпиталь при церквушке, а попал в Академию.

Нет, до госпиталя я дошел. И даже со священником поговорил. Более того, церковь в лице отца Михаила совсем была не против моего небольшого эксперимента, особенно "коль на благо делается", но...

— Совсем маленькая заковырка, даже не стоящая внимания, — обрадовал меня отец Михаил. — Сходить в Священный Синод надо, разрешающий документ получить...

Услышав такую новость, едва креститься не научился. Не было печали.

— Это хоть в столице? — лучше сразу уточнить, а то мало ли.

— Ну да, аккурат возле Императорского дворца...

Ага, столичнее некуда, самый пуп земли.

— Сразу бы к Императору отправили, чего уж там, — проворчал я, — кто меня еще пустит туда. Это вам не за хлебом сходить, верховный управляющий орган, как-никак.

— И верно, не пустят, — задумался священник. — Туда из вашей целительской братии разве что Аслам вхож. Хотя... Ты же умершего оживлять не собираешься?

Я охреневшим взглядом уставился на батюшку. А тут и это умеют?!!!

— И что, часто оживляют, — осторожно поинтересовался я.

— Ну, оживляют или нет, не знаю, но пару раз такие разрешения давались... Ну так как?

— Нет, оживлять я точно не умею...

— Тогда это не Синодская епархия, а целительская, к ректору Академии тебе надо.

Хрен редьки не слаще.

Попасть-то туда мне не сложно, но выйти... Не выпустят меня от туда живым, ибо должен я ему как земля колхозу. На экзамены, которые благополучно завершились, недели три назад явился? "Матушкиными" наработками поделился? А кто обещал помочь разобраться с целительскими воздействиями. Ой, припомнит он мне это. И это, и чай мой животворящий. Говорят, это его под утро позвали, откачивать любвеобильного старика Шумилина.

— Может лучше в Синод? — печально переспросил я.

— Пойдем, у меня как раз тоже разговор к Асламу образовался

— Отец Михаил, а мы что, пешком туда? — решил уточнить я, когда миновав уже третий квартал, мы вышли на одну из центральных улиц. Учитывая что Академия находится немножко не в городе, а там еще от городских стен километра два, да под уже начавшим припекать солнцем...

Тот только плечами пожал.

Не так дела не делаются. Буквально через несколько минут удалось поймать пролетку.

— Лишние траты, сын мой, — посетовал священник.

Ну да, а убивать сапоги пятикилометровым марафоном не лишние, хотел уже возразить я, но вовремя обратив внимание на истертую почти до дыр обувь священника, воздержался.

И снова распахнутые створки широких резных деревянных дверей из мореного дерева и широкий коридор, устланный ковровыми дорожками. Только в этот раз коридоры оказались заполнены снующими неофитами. Видимо, набор в этом году случился богатый. Я уже решил обогнать святого отца, что бы ему не пришлось самому проталкиваться через этот муравейник, но моя помощь не понадобилась. Молодняк сам расступался, открывая нам путь. Однако, уважают тут святых людей. Только чего это у них взгляды такие удивленно-испуганные. Да и смотрят они... А куда это они смотрят. Прикинув точку внимания раздавшихся к стенам студентов, невольно оглянулся.

Ептить, ты откуда тут, касатик... Буквально в паре шагов я увидел уже знакомого "наблюдателя". Не смотря на его простецкие одежды простолюдина, никто и не думал возмущаться таким вопиющим нарушением протокола. А если и думал, стоило поймать его холодный взгляд, мнение тут же менялось. Да, с такими тылами можно о разговоре с ректором не переживать.

— О, явился... — почему-то обрадовался при виде нас хозяин кабинета, потирая руки.

Я искоса посмотрел на ректора Академии, пытаясь понять причину веселья. У меня-то цель визита не сильно радостная. Там девчонка мучается, а мне, вместо того что бы обкатывать операцию, приходится волокитой заниматься бумажной. И от этой встречи особого восторга не испытывал. Черная кошка пробежала еще в тот день, когда познакомился с мелкой голубоглазой егозой.

— Доброго дня, ваша светлость. Я к вам по делу.

— Какое совпадение, — всплеснул он руками. — И у меня к вам дело, молодой человек. Но раз уж вы изволили появиться по собственной воле, так и быть, выслушаю вас первым.

Я передернул плечами. Ишь, расщедрился.

— Мне необходим материал, для практической отработки навыков. Проще говоря, тело.

— Всего-то? — усмехнулся Аслам. — Вот откуда вы такие на мою голову... Тело ему надо... Вы несколько заигрались, юноша. К сожалению, вы так и не удосужились попытаться поступить в стены нашего учебного заведения, иначе бы знали, что целительской и прочей лечебной деятельностью имеют право заниматься исключительно выпускники академии. Поэтому я настоятельно рекомендую, прекратить искушать судьбу и по примеру остальных неофитов, заняться постижением лекарской науки. Впрочем, можете рискнуть. Но тогда пеняйте на себя. Нарушение законов Империи карается очень строго...

Блин, сходил за бумажкой. И главное, прав же, зараза, и возразить нечего...

— Ваши предложения?

В глазах ректора появилось торжествующее предложение.

— Вы поступаете в Академию и параллельно продолжаете исследования баронессы. Я даже готов закрыть глаза на вашу неявку на экзамен и зачислить заочно.

Как-то слишком все гладко, вот неспроста он в меня клещами вцепился. Не может быть, что бы весьма общие выводы исследований баронессы так его зацепили. Что-то должно быть еще...

— Благодарю за щедрое предложение, — невольно нахмурился я, но вынужден отказаться.

— Вот так, безо всяких причин? — в голосе ректора звучало искреннее недоумение.

— Почему безо всяких. Причины достаточно уважительные. Я не в состоянии оплачивать обучение ... Уважительная причина?

— Не объективная. Если только это, я готов оформить половину преподавательской ставки для вас. Этого хватит с лихвой и на обучение и на скромные подарки вашей девушке.

— А взамен?

Тот пожал плечами.

Поделитесь своими знаниями и наработками... Этот вопрос мы уже ранее обсуждали.

Мне надо подумать... — оставил я за собой последнее слово.

Барон, не составите мне компанию в прогулке до церкви? — многозначительно сказал отец Михаил, когда мы вышли за ворота забора, ограждающего территорию академии.

Да мне уже и спешить как-то некуда...

— Макс, зачем тебе все это?

— Что это?

— Заниматься делом — это то, что ненавидят люди; они любят заслуги и власть. Ты почему-то выбрал первый путь.

— Люди от природы ленивы, но жизнь человека имеет смысл лишь в той степени, насколько она ценна для других.

— Возможность жить — бесценный подарок, данный взаймы. А ангелами становятся лишь те, кто отработал долг. Там, — я ткнул пальцем в небо, — получить повторный кредит дано не каждому.

— Есть только одно важное для всех дело в жизни — улучшать свою душу. Только в этом одном деле человеку не бывает помехи, и только от этого дела человеку всегда бывает радостно, — говорит писание, только мало кто об этом помнит.

— Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе прожить ее ничтожно, — перефразировал я одну из заповедей бусидо. — Чем лучше человек, тем меньше он боится смерти.

— Значит, решил жить во благо других?

— Как-то так...

Остаток пути до госпиталя мы проделали молча, каждый погруженный в свои мысли.

Когда уже подошли к покосившейся церквушки, священник неожиданно возобновил разговор.

— Что делать дальше будешь.

Я тяжело вздохнул.

Боюсь, выбора мне господин ректор не оставил, а тело у меня будет независимо от моих желаний и хотений его светлости... Но жизнь то продолжается.

— Тяжел груз, да бросить нельзя. Обожди.

Возникший через минуту из церквушки отец Михаил протянул мне тонкую книгу в дорогом переплете.

— Твоя матушка считала, что даже пропитанный ядом клинок в правильных руках способен нести добро. Думаю, баронесса одобрила бы мое решение...

Я на автомате раскрыл буклет.

Опа, вторая часть дневника?

По возвращению домой меня ожидал сюрприз в виде свертка, лежащего на столе.

— Это то, что я думаю? — поинтересовался я у показавшейся со второго этажа знахарки.

— Принесли недавно.

— Внутри ткани звякнул металл. Ювелир справился даже раньше, чем обещал.

— Возникли небольшие затруднения... — начал я, когда оказался один на один с Душаном.

— Знаю, к утру все будет.

— Не стоит, думаю, справлюсь и так...

— Индюк тоже думал...

Я спокойно выдержал его пристальный взгляд. Выказывать недоверие врачу, по сути лежа на операционном столе?

— Не бери в голову. О девочке беспокоюсь.

— Передоз...

— Что? — переспросил стоящий в изголовье усыпленной девушке целитель, с интересом следящий за моими действиями. Парню было всего лет тридцать, почему Аслам прислал его? Может, решил, что тот достаточно опытен и недостаточно ценен, что бы стать овцой для заклания в случае неудачи.

Стоило провести лампасный разрез сантиметров на пятнадцать, как разошедшаяся кожа обнажила пористую структуру. Я даже потыкал скальпелем в аморфную массу, не доверяя глазам.

— Слушай, так, вроде, не должно быть...— уставился на гипертрофированную кость целитель.

-Устами ребенка глаголет истина.

Сколоть излишки легко крошащейся кости оказалось проще пареной репы. Взбесившаяся регенерация восстанавливала опорную функцию, но кальция на построение нормальной кости нахватало, вот и компенсировалось качество количеством.

— Наложив последний шов, я полюбовался своим шедевром.

— Слушай, а ты случайно не тот кадр, из-за которого ввели новую дисциплину?

— Не, не тот. Лечи, давай... А ну стоп, — спохватился я, увидев азарт, блеснувший глазах. Ну да, сила есть — ума не надо. — Буди и сними боль. Полечить найдется кому. Невеликих сил священника будет в самый раз.

Вот же ушлый тип, товарищ ректор, своего не упустит, даже изменить программу не поленился. Знает, что мне деваться некуда. Да приду я, куда мне деваться. Вот только пару вопросов утрясу, и сразу...

Утро началось суетливо. Быстро перекусив собранным Олей на скору руку завтраком, я выскочил из дома. До ранней ласточки мне, конечно, далеко. Жизнь здесь начинается с первыми лучами солнца, так что улицы давно заполонили спешащие по своим делам люди, с недоумением посматривающие на проталкивающегося в людском потоке аристократа. Шесть улиц направо, четыре прямо и я возле коморки ювелира. По сути, его услуги мне сейчас не особо то и нужны, так, всплыли в голове несколько полезных приспособлений. Вел туда совсем другой интерес. Готов поклясться, в прошлый раз заметил на его макушке любопытную конструкцию, сильно похожую на монокуляр, с учетом скидки на размеры здешних агрегатов. Монокуляр — почти микроскоп. Обрадовался. Даже улыбку смог выдавить. Правда, за информацию о чудо-мастере попробовал запросить целых десять рублей. Ну так попытка — не пытка, правда товарищ Душан.

От ювелира я направился в здешнее подобие химической лавки, откуда был послан к скорнякам. Они сами делали дубильные отвары для выделки кожи, которыми я планировал консервировать экспонаты.

Оля возилась у печи на кухне, что-то булькало и парило в кастрюлях. На столе в гостиной лежали горки рассортированных растений, а в углу, у небольшой кучки мусора, валялся березовый веник.

Это я, конечно, молодец. Свинтил по своим делам, повесив на нее заботу о немалом хозяйстве. Это не деревенский домик, где вся жилплощадь — четыре угла.

Чмокнув уставшую Олю, я потянул носом. М-мм. Тушеная картошечка с мясом... Моя любимая.

-Ай, — это мне прилетело за попытку экспроприации плавающего на верху кусочка говядины.

— Не хватай, горячо! Лучше стол накрой.

Вот почему мне в той жизни такой умницы не попалось. Глядишь, и до реанимации бы не дошло.

* * *

* * *

* * *

* * *

ПРОДА 20.03

После обеда я честно пытался взвалить на себя хозяйственные дела, даже перенеся две тарелки и кружки на кухню. Пока я размышлял, в чем и чем их помыть, вопрос решился сам. Оля извлекла из ниоткуда корытце с водой, и через несколько мгновений на столе уже лежала горка вымытой посуды. Анахронизм. Раз мы уж здесь обосновались, надо обустраивать быт. Если честно, я уже подумывал о выкупе. Тем более если поддерживать контакт с местным Корлеоне, тут вообще самое безопасное место на земле для нас будет.

-Э-ээ, пойду я, лучше полы подмету... — и вообще, не царское это дело, надо прислугу нанимать, подумал я.

С горем пополам закончив не хитрую уборку, я оставил возившуюся с травами Олю и поднялся наверх. Побродив по спальне, извлек из сделанного накануне тайника дневник...

Странно, похоже, немного ошибся с хронологией. Отдающие желтизной листы дешевой бумаги дневника с выцветшими чернилами выглядели постарше записей, обнаруженных в библиотеке, и подчерк менее аккуратный. Причину понял, перелистав пару страниц...

" Сегодня должен был быть мой пятнадцатый день рождения, но отец говорит, после похорон мамы денег почти не осталось даже на об обычную еду... Похоже, бог услышал мои молитвы. Собирая в лесу ягоды, я увидела странные светящиеся листья. Слышала, такой дар есть у травниц. Теперь бы обучиться, смогу хоть немного помогать отцу... Странный случай, сегодня папа, точа ножи, глубоко порезал руку. Но пока мы обрабатывали рану, порез буквально на глазах изчез... Не может быть!!! Я целительница. Почему??? Почему дар не появился хотя бы на год раньше, когда мама была жива." Последние слова еле разобрал, буквы распылись по бумаге попадания влаги.

Вот это новость. Похоже, матушка была из простолюдинок?

Привычный гам уличной суеты как-то незаметно затих, солнце, осветив последним лучом верхушки крыш, окончательно скрылось за горизонтом, а ночные обитатели начали появляться из своих норок под дружный стрекот сверчков.

Буквы уже давно слились с фоном в наступивших сумерках, а я все сидел за столом над раскрытым дневником, уставившись в одну точку за окном.

Твое же благородие. Вот что стоило более прилежно вести дневник? Как пятнадцатилетняя простолюдинка, истово мечтающая помогать обычным людям, теряющих матерей, отцов, детей только потому, что не нашли денег на помощь целителя, что и случилось с ее семьей, превратилась в баронессу и довольно сильную целительницу?

Допустим, титул ей принес подтвержденный целительский статус, но откуда такой уровень мастерства и средства на обучение?

Лишь дочитав записи до конца, я осознал, что цена превознесения измерялась совсем не в деньгах.

Погруженный в свои мысли, даже не заметил, что Оля, давно закончившая возню на первом этаже, стоит за спиной. От нежного касания прохладных ладоней ноющая боль в затекшей шее исчезла. Покрутив, неожиданно вернувшей подвижность части тела, я нежно коснулся губами пальчиков, лежащих на плечах.

— Что-то случилось, Макс? Ты, словно каменное изваяние застыл...

— Все нормально... Ладно, пошли спать...

— Точно спать? — девушка игриво приподняла бровь.

Вот же живчик. Как и не вертелась весь день в хлопотах, словно белочка в колесе.

В кабинете одного из столичных особняков ...

— Мне вот интересно, почему какой-то ушлый аристократишка смог, а твои прославленные неофиты до сих пор лысины чешут? Помнится, кто-то говорил, что все под контролем...

— Я разберусь... — хмуро пообещал мужчина. Никуда он не денется. Будет артачиться, применю санкции.

— Ну-ну, — не весело усмехнулся собеседник. — Смотри, как бы к нам не применили санкции...

— Кишка тонка...

— У Кровавого Душана-то тонка?!!

Мужчина сбледнул лицом, — не поминай лихо пока тихо. Он-то к нам каким боком?

— В том то и дело, уже никаким, — многозначительно произнес собеседник. — Мне тут вчера при оказии занесли наш гонорар...

На лице мужчины появилось предвкушающее выражение. Серый кардинал никогда не скупился, особенно последние дни.

— На, это аванс.. — на стол с глухим стуком опустился тощий конверт.

Мужчина резким движением раскрыл горловину, уставившись на валяющийся на дне медный грош... Что за..?

— А это остаток, — с каким то мрачным весельем сказал собеседник, подталкивая конверт потолще.

Осторожно раскрыв его, мужчина уставился на извлеченную записку...

"Хозяин не доволен"

— Ладно-ладно, и на недовольных управа найдется, пробормотал мужчина.

Почему она позволила почти без сопротивления затащить себя в карету и перевезти в этот малоприметный дом, разум, скованный ужасом от услышанного имени, не понимал. Старый кошмар, от которого остался лишь глубинный осадок выплыл из прошлого. Она с ужасом смотрела на сидящего за столом крупного мужчину, нервно тарабанящего пальцами по столу, словно перед ней явился первозданный кошмар хаоса. Собственно, это было не далеко от истины. После тех памятных событий она еще долго просыпалась ночами в холодном липком страхе, заставляющем замирать сердце.

— Да не трясись ты, — брезгливо поморщился хозяин дома.

А хозяин ли?— пронеслась мысль. Сытое холеное лицо слабо вязалось с аскетичной даже по ее меркам обстановкой жилища.

Что вам от меня надо?— испуганно пробормотала девушка, вжимаясь в угол.

Мужчина плотоядно усмехнулся, от чего по телу девушки прошла крупная дрожь. — Правильный вопрос. Не смотря на твое смазливое личико и... все остальное, — он окинул девушку раздевающим взглядом, — моего хозяина, в отличие от меня, интересует лишь информация. Будешь паинькой, никто ни о чем не узнает. Уяснила?

Девушка затравленно кивнула.

— Тогда слушай ...

Как она дошла домой Оля помнила смутно. Лишь сгрузив свертки на кухонный стол, она почувствовала, как отпускает напряжение. Слава богам, Макс опять, с утра пораньше, убежал по своим делам. Увидь он ее в таком состоянии, расспросов не избежать. А тогда.. Что было бы тогда, ей даже представлять не хотелось. Врать, даже ради блага... Какое тут уже благо, и так все словно в кошмарном сне. Что же делать. Девушка в отчаянье заломила руки. Идти на поводу этих... Предать Макса... Да ни в жизнь. Лучше уж наложить на себя руки.

Несмотря на первоначальное неприятие, вызванное глупостью обыкновенной девичьей, она давно поняла, что молодой барон, он особенный, не такой как... Как кто? Да как все. Макс это Макс, единственный и неповторимый. И он стал для нее... Умный, добрый, великодушный, ласковый... Он даже прилюдно не побоялся заявить, что она его невеста. Глупо, конечно. Ну какая она ему пара. Но ведь, похоже, он действительно ее любит. От его искренне ласкового взгляда в груди буквально разгорается сладкий огонь. Как бы то ни было, она будет последним человеком, способным по отношению к нему на подлость.

Девушка тряхнула русыми волосами. О чем это она вообще. Думать надо, что делать. Что случилось — не воротишь. Она искренне считала, что поступила мама правильно. Воздаяние — по заслугам. А всплыви эта история ... Ей будет уже все равно, лучше сразу наложить на себя руки. Все одно лучше, чем попасть в застенки тайной канцелярии или папаши ублюдка. Да что она, каково будет Максу, когда узнают, что она падшая, пусть даже не по своей воле, женщина. Ну а кем она может быть после соития сразу с четырьмя пьяными, разгоряченными от похоти и желания молодого стройного девичьего тела молодыми аристократами.

Оля всхлипнув, обхватила голову руками. Что же делать...

ПРОДА 21.03

Весенний бал при дворе, состоявшийся накануне, всегда был каноническим событием, собиравшим все сливки общества. Традиция устраивать осенние игрища, знаменовавшие начало сбора урожая, появилась задолго до самого двора, когда три овцы и тулуп из их же шерсти возводил их владельца на немыслимые высоты местной иерархии. Тогда шаманы устраивали танцы с бубнами вокруг ритуальных костров, окруженные полуобнаженными телами девушек, будоражащих неокрепшие юные умы аппетитными округлостями, блестящими бисеринками пота от дикого танца. Шаманы охрипшими голосами взывали к богам, прося сохранить налившийся соками урожай от небесного гнева и прочих природных катаклизмов, тряся колотушками и причиндалами.

Шаманы исчезли как тупиковая ветвь эволюции, бубны превратились в труппы профессиональных музыкантов, а признаком благополучия давно стали роскошные одежды и не менее роскошные владения. А вот традиция просить всевозможные блага осталась. Только теперь обращались не к богам, а весьма конкретным людям, в чьей епархии эти блага и находились.

— Дмитрий Алексеевич, мое почтение...

— Иоанн Михайлович, и вам не хворать, Ваше Святейшество...

Оба "случайно" встретившихся в кулуарах дворца мужчины имели более чем не малый вес в обществе. Первый — энергичный подтянутый, едва разменявший пятый десяток, безраздельно владел судьбами и свободам жителей империи. Его тяжелый колючий взгляд заставлял неуютно чувствовать себя даже венценосных особ. Второй — располневший с годами пожилой мужчина с густой белоснежной бородой и добродушным взглядом, не смотря на безобидный вид, обладал не меньшей властью, руководя умами и душами. Глава тайного стола и глава Священного синода, оглядев быстрыми взглядами пустой коридор, скрылись за неприметной дверью в одном из тупиков дворцовых лабиринтов.

— Владыко, — начал первый, — мне передали вашу записку с просьбой о встрече. Я заинтригован. До сих пор интересы наших ведомств не пересекались. Души отдельно, судьбы отдельно.

— Ходят странные слухи...

— Со слухами не ко мне. С моей-то должностью, ко мне на стол любые слухи попадают уже в виде доносов или кляуз.

— Я не про то, — поморщился Патриарх, на днях видели на площади одну прогуливающуюся особу...

Глава тайного сыска глубокомысленно хмыкнул и усмехнулся.

— Это тоже не ко мне. Если вам какая вертихвостка запала в душу, — опять усмехнулся глава стола, глядя на седую бороду, спускающуюся почти до пояса, — это к городским свахам.

Теперь усмехнулся Патриарх, только совсем не весело.

— Даже если это внучка серого кардинала...

Глава тайного стола встал в стойку. Последствия недавнего мелкого происшествия со сбитой на главной площади девушкой уже утром аукнулись ему приступом желчной изжоги, когда следователи доложили о дикой находке. Прислуга обнаружила сына второго советника утром в конюшне, привязанного к стойлу, с переломанными руками и ногами и вырванным языком.

Советник рвал и метал, грозя всеми небесными карами. Но вскоре от размышлений о причинах жесткого убийства его оторвал буквально ввалившийся в кабинет бледный глава Академии. Выслушав почтенного целителя, глава тайного сыска аж языком цокнул. Утром того посетили люди хорошо известной в определенных кругах личности с весьма оригинальным предложением. Именно оно лишило спокойствия почтенного мужа.

Либо тот ставит на ногу пострадавшую девушку, либо... Учитывая уже прокатившиеся слухи о "казне" молодого аристократа, второе либо не сулило ничего хорошего...

— Похоже, его светлость Аслам Романович, наконец, сможет спать спокойно, — констатировал он.

— Похоже, не сможет, — язвительно выплюнул Патриарх. — Исцеление девочки не его людей заслуга, по поводу чего тот уже получил ноту и молится всем богам, что бы дело удалось решить возвратом денег, полученным за "лечение".

— Любопытно... Только непонятно, какое отношение несостоятельность господ целителей имеет к нам с вами. А то, что вылечили девочку, так слава богам. Нашелся хоть один нормальный лекарь. Если уж вас так интересует этот чудотворец, узнайте о нем у... — глава тайного стола осекся. Обращаться к заказчику лечения с таким вопросом, учитывая его личность...

— Личность то я узнал. Странно, что вы до сих пор этого не знаете...

Безопасник нахмурил брови.

— А что, должен?

— Учитывая, что это сын баронессы Корнеевой... Хотя, вы можете и не помнить.

Глава тайного стола мигом утратил браваду, а по лицу пробежала тень. Эту историю он хорошо запомнил. Как раз тогда он только поступил на службу в тайную канцелярию.

Странная смерть баронессы вызвала тогда не малые волнения. Негодовали не только простолюдины, но и весьма почетные жители, утратившие надежду на помощь одаренной целительницы. Потом еще в кулуарах долго бродили слухи о причастности целительской братии к преждевременной кончине.

— Думаете, юноша неспроста пошел по стопам матери? — осторожно поинтересовался мужчина у Патриарха.

— Ну, судя по определенным успехам в исцелении, его выбор очевиден, только путь он избрал весьма странный... От целительской академии чурается, как от рассадника проказы, не смотря на все попытки директора заполучить его в свои неофиты.

Глава приказа насторожился.

— Значит, слухи о причастности целителей к смерти баронессы...

— Вот об этом я и хотел попросить вас разузнать. Юноша уже неделю как исчез из дома и не подает о себе известий. А тут еще его неожиданное знакомство с некоторой личностью...

— Опасаетесь вендетты?

Патриарх пожал плечами.

— Опасаться нужно горячим головам, которые в свое время забыли ими воспользоваться. Я бы предпочел решить дело миром, или, хотя бы малой кровью. Целительские дела уже давно не моя епархия.

Только, как говориться, лес рубят, щепки летят. Начнется свара, пострадают все. Я за тот вариант, чтобы выяснить всю подноготную причин его отшельничества и найти компромисс.

Короткая история жизни баронессы, как оказалась, тянет на неплохой детективный роман. Начать с того, что стала она целительнецей не благодаря, а вопреки. Откуда дочь обычного жестянщика взяла деньги на лекарские испытания, даже гадать не берусь. Но, видимо она придерживалось позиции, что цель оправдывает любые средства. Вот только все жертвы оказались напрасными. Стремления слабосильной простолюдинки не оценили. А вот ладная фигурка и ангельское личико многих впечатлило, да настолько, что один из экзаменаторов даже согласился давать частные уроки. За какие заслуги? Ну, пусть это останется коронной тайной. Но даже семь печатей не смогли скрыть внезапное обретение целительского статуса и титула, вызвавшее немало пересудов. Зато своей цели она добилась и кое-какие целительские техники освоила. Вот тут-то ее и постигло самое большое разочарование в жизни. Первые же попытки исцелить страждущих закончились весьма плачевно. Вот тогда-то молодой проницательный ум, чудом избежавший насаждения лекарских догм, и решил, зачем подкидывать дрова в костер, если при тушении пожара наоборот растаскивают головешки и засыпают их землей. Осуществить задуманное удалось не сразу.

Я задумчиво покосился на благоухающую на подоконнике розу. А ведь достаточно всего лишь сменить полярность. Понадобилось лишь немного напрячь воображение, что бы сочные лепестки начали тускнеть и сморщиваться от моего прикосновения. Примерно так баронесса и обуздала свой дар. Вот только даже она до конца не поняла потрясающий потенциал своего открытия.

При определенной сноровке, уверен, вполне возможно так погрузить пациента даже в состояние медикаментозной комы. А это какие перспективы...

Да уж, свинью мне матушка подложила знатную. Даже если захочу, откреститься от ее наработок не получится, иначе вся моя затея с врачебной практикой элементарно утонет в организационной рутине. Ну нет тут технической возможности создать условия для нормальной работы стационара, в чем я уже неоднократно убеждался. Даже создание малого хирургического набора превратилось в танцы с бубнами. Что говорить о фармакологическом сопровождении. Моя травница хоть и знает не мало, но она даже предположить не смогла, какие травы могут обладать интересующими меня эффектами. А я и подавно в этом вопросе полный профан. А вот используя целительские техники очень даже можно наладить полную цепочку медицинской помощи. Кто бы еще помог с этими техниками разобраться... Я бы уже давно сдался на милость ректора здешней медицинской академии. Вот только сильно опасаюсь, что любые мои поползновения, идущие не в ногу с общепринятыми догмами, будут давиться на корню, как не имеющие для господ целителей практического интереса. Пойду хоть с отцом Михаилом поговорю, может, что дельное посоветует.

Найти бы компромисс ....

Компромисс нашел меня сам...

Запряженную карету я заметил, едва повернул на нужную улицу. Что делает это транспортное средство у входа в церковную лечебницу. Да мало ли. Может, опять ректор к старому знакомому заехал, или еще кому что понадобилось. Хотя, эмблема на дверях не академская, но что-то смутно знакомое. Может, вообще случилось чудо, и это объявился добрый меценат.

Стоило мне начать приближаться ко входу, для чего пришлось обходить экипаж, как из салона буквально вывалилось два человека. Я только успел заметить темные одежды и серые плащи, как оказался скручен и вкинут внутрь, к ногам третьего пассажира. Даже возмутиться не успел, как навалившаяся на тело тяжесть, утащила меня в состояние глубокого забытья.

К серому двухэтажному строению, выложенному полностью из камня, в отличие от своих соседей, подкатила карета с гербом лекарской Академии на двери. Пробормотав пару нелестных слов в адрес здешних дуболомов, мужчина вошел в здание.

Интересно, кто это у нас такой шустрый, подумалось мне, едва вернулась способность мыслить. В комнате с голыми стенами из всей меблировки присутствовал лишь стол и два стула, сидя на одном из которых я пришел в сознание. Так экстравагантно меня еще в гости не приглашали. Через крошечное окно в стене напротив двери просматривалась часть улицы, но определить где нахожусь, по этому фрагменту внешнего мира мне было не по силам. За спиной послышался звук отодвигаемого засова и грузные шаги.

— Поговорим? — произнес вошедший знакомым голосом.

Обернувшись, я с удивлением уставился на посетителя. Кого-кого, а ректора Академии я сейчас ожидал увидеть меньше всего. И как это называется? Интересно, что он хочет от меня услышать после такого гоп-стопа?

— Догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь, — усмехнулся ректор, заметив калейдоскоп эмоций на лице парня, — но к этому недоразумению я не имею никакого отношения. Была поставлена задача — найти и доставить. А такой экстравагантный способ — профессиональный перекос.

— Вам-то я зачем понадобился?

— Знаешь, ты сейчас очень похож на мать. Она такая же ершистая была, оторва а не девчонка, только...— не договорив, он устало махнул рукой. Долго еще в кошки-мышки играть будешь?

— Не понял!

— Эх, молодежь... — вздохнул ректор, — любите вы создавать проблемы на пустом месте... Ну нашел ты записи матушки, и впечатлили они тебя до такой степени, что ты решил в лекари податься, тем более какой-никакой дар есть. Так кто ж тебе не дает. Лечи, раз хочется. Только во всем порядок должен быть. Если бы каждый занимался тем, чем вздумает и как вздумает, ох вы бы налечили, чувствую. Вот, думаешь, мне делать больше нечего, как кататься по всему городу и душевные беседы вести с тобой. А куда деваться? Похоже, ум тебе от матушки достался. И ее работы продолжить сможешь, и свои умозаключения добавишь. А если это все пользу давать будет, так и с коллегами не помешает поделиться наработками. Все же одно благое дело делаем.

— Одно, да не одно, — тихо возразил я. — Благие дела как-то не выбирают, кто с титулом, кто без.

— А-аа, вот ты о чем. Ну, точно весь в мать, ее мысли почти слово в слово повторил. Думаешь, самый умный, да? А ты полечи пару человек, да так что до последней капли силы, а потом, когда почувствуешь, что такое целительское истощение, и судить будешь. Матушка твоя тоже не верила и что?..

— Домой подвезти? — поинтересовался ректор, когда мы покинули это не уютное здание, оказавшееся резиденцией тайной канцелярии. То-то мне герб на двери кареты показался смутно знакомым.

— Спасибо, я прогуляюсь...

— Все еще не доверяешь? Ну, дело твое. Жду в Академии...

Я пожал плечами. Честно говоря, я и сам не знал, доверяю или нет.

В принципе компромисс был найден. Так-то юным целителям до окончания Академии и подтверждения своего статуса даже общаться с потенциальными пациентами возбранялось. Оно и понятно, даже опытные целители при уровне здешней теоретической базы иногда в результате лечения получали такой результат, что сами диву давались, это если пациент чудом оставался жив. Но поскольку я уже дважды продемонстрировал способность не отправить на тот свет исцеляемых, продемонстрировав более чем впечатляющие результаты, мне было позволено продолжать "исследования". И то хлеб. Единственное ограничение — в свободное от обучения время и не в ущерб учебному процессу. Окончательное обсуждение всех условий по моей просьбе перенесли на пару дней. Появилась у меня тут одна мысль, если звезды лягут как надо, будет кое для кого большой такой сюрприз. А я, кстати, все не мог понять, зачем матушке травница была нужна. А оно вон как оказалось.

Проводив взглядом удаляющуюся карету ректора, оглядевшись, тихо посокрушался. Ну да, поторопился с отказом от бесплатного такси. Теперь топать до цели кварталов десять, и свободных пролеток, как назло, не наблюдалось. Зато на достопримечательности посмотрю.

— Эх, вот это комплексы...

В самом центре столицы вокруг дворцовой площади раскинулись величественные особняки здешней элиты. Тут не то, что барону, графу места мало будет. Сплошные маркизы и герцоги. Вот у кого денег куры не клюют. По монументальности некоторые шедевры не особо уступали заданию Академии целительских искусств. Я на секунду представил нас с Ольгой в таком жилище. Да ну нафик. Полчаса из спальни в столовую плестись, потом столько же обратно, переодеваться. Пока соберешься и дойдешь до выхода, уже и обедать пора. Представляю, какая у них морозилка зимой. Что бы такую махину отапливать надо собственную лесопилку как минимум иметь.

Вот что мне тут действительно не доставало, так это нормальных бытовых условий. Ну, еще немножко всемирной паутины. Хотя от нее я уже практически отвык. А вот принять отсутствие горячего водоснабжения, особенно зимой, что бы с мороза да под обжигающие струи душа...

Погруженный в размышления, как обустраивать быт, я незаметно оказался у цели прогулки. В этот раз улица, где нашел свое пристанище госпиталь, оказалась пустынна.

Переговорив со священником и потратив около часа на обход находящихся сейчас в стенах лечебницы больных, я, наконец, отыскал что хотел. Еще час я потратил, что бы уговорить на мою маленькую аферу священника. Вот же упертый старик, и как с таким правдолюбием выжил. Осталось дело за малым. Теперь домой, за девушкой. Я тут прикинул, мотаться из академии в арендованный коттедж по два раза в день — занятие муторное и затратное. А вот если все получится...

Да, прав ты товарищ ректор, во всем прав, кроме одного, проблема не в ограниченных силах, а в безграничной жадности. Было бы желание...

— Оль, я дома, — крикнул я, переступив порог.

— Есть будешь? — донеслось из кухни.

— Потом, все потом. Нас ждут в госпитале.

Звон посуды прекратился и появившаяся в комнате девушка споро начала собираться, даже не задавая вопросов.

Вот как так? Я тут всю дорогу голову ломал как ее к нужной кондиции подвести, а она... Нельзя же быть настолько не любопытной.

Мы склонились над койкой, стоящей в конце коридора, почти у самой ширмы. Лежащая на смятой постели

девушка была всего на пару лет младше Оли. Темные волосы, разметавшие по подушке, еще сильнее подчеркивали бледность покрытого бисером пота лица, горящего нездоровым румянцем. Частое шумное дыхание было слышно даже на расстоянии.

— Что с ней?— тихо прошептала Оля мне на ухо.

— Послеродовая горячка, — ответил я. Так тут называли послеродовый эндометрит, основную причину не малой материнской смертности.

— Кто у тебя...остался, — спросила срывающимся голосом травница.

— Сынишка, — едва слышно прошептала она пересохшими губами. Судорожно вздохнув, попыталась утереть стекающую по щеке слезинку.

Я почувствовал, как знахарка вцепилась в мою руку.

— Ты ведь ее спасешь? — горячо зашептала она мне на ухо.

Я отрицательно покачал головой.

— Тут целительский дар бессилен. Помочь быстрее уйти — сколько угодно, но...

— Тогда зачем...

— А ты на что?

-Я? — Оля изумленным взглядом уставилась на меня.

Я молча задрал подол платья лежащей девушки, и приложил Олину руку к низу слегка дряблого после родов живота.

— О-оо! — Изумленно воскликнула та. Ее взгляд был прикован к месту, которого касались ее пальцы...

— Чудны дела твои, Господь, — прошептал отец Михаил, перекрещивая нас.

Оля ошарашено стояла у кровати внезапно уснувшей, ровно дышащей девушки, с лица которой постепенно уходила бледность.

Эпилог

— Вот ты наглый? — ректор Аслам Романович смотрел на меня исподлобья. — Представляешь, что тут начнется, если пойдут слухи что в Академию приняли какую-то травницу?

— Целительницу, — поправил я. Причем, уникальную целительницу...

Книга 2. Целитель. Академия. 23.03.2021

Глава 1.

Преподаватель начального курса целительской магии неторопливо прогуливался между койками с лежащими на них нуждающимся в лечении людьми. В лечебницу целительской академии те стекались со всего города и даже окрестных селений, так что недостатка в подопытном материале у неофитов Академии не было. Даже очередь по утрам под воротами стояла. Попасть сюда считалось большой удачей. Целителей мало, их услуги стоят дорого. Но даже если простолюдин обладал нужной суммой для оплаты сеанса лечения, далеко не факт, что он бы его успел получить. Целителей то мало...

А тут они на каждом шагу, да еще и деньги не берут. А то, что вместо дипломированных целителей работают криворукие чудо-лекари, так зато бесплатно.

Но сегодня чудесных исцелений не предвиделось. Многие из склонившихся над кроватями молодых аристократов и аристократок даже даром пользоваться толком не умели. Вот и сидят, пыхтят, пытаясь хоть как-то совладать с силой... Обычно в его задачи, как наставника, входил надзирательный контроль, что бы кто-нибудь из неофитов случайным выбросом силы не угробил пациента. Только смысла в нем ни на грош, эти если уж "полечат", исправлять что-то бесполезно.

Еще раз окинув взглядом помещение, он уже хоте послать кого-то за чаем со сдобой, когда раздавшийся за спиной утробный стон заставил замереть в нехорошем предчувствии.

— Накаркал! — пронеслось в голове.

Резко обернувшись, он убедился, что предчувствия не подвели. Буквально через две койки стояла насмерть перепуганная девушка, с ужасом взиравшая на корчащегося в постели мужчину. Пока наставник раздумывал, стоит ли тратить свои силы на усыпление и снятие боли, или случай совсем безнадежный, стоявшие невдалеке парень с девушкой, переглянувшись, уже через пару мгновений склонились над побелевшим от боли человеком.

Задрав рубаху, парень начал быстро водить руками над оголенным животом под взглядом внимательно следящей за ним напарницы.

— Тут, — он указал рукой в область слева под ребрами.

Девушка, понимающе кивнув, тут же приложила к указанному месту на животе свои ладони.

Наставник с открытым ртом наблюдал, как потенциальный смертник, издав последний стон, резко расслабился...

— Будем лечить? — поинтересовалась девушка.

Парень покачал головой.

— Сейчас бесполезно, у него поджелудочка еще пару дней будет истекать соками... Ладно, пошли нашего долечивать ...

Наставник, проморгавшись, уставился на спокойно спящего мужчину, который второй день всем выматывал душу своими стонами. Да как так-то? Словно загипнотизированный, он сделал несколько шагов к уже суетящейся надо своим пациентом парочке...

Еще один беспокойный больной...

Парня привезли утром прямо из расположенной невдалеке кузницы. Этот подмастерье-неумеха решил поправить заготовку на наковальне как раз в тот момент, когда начал работать пресс. Его счастье, что кусок металла не позволил молоту опуститься до конца, а то и без руки бы остался, а так всего лишь немного поломало кисть. Понять, что кузнецом ему уже не быть, особого таланта не надо. Ну, на складах всегда нужны разнорабочие.

Вот только, похоже, эти двое придерживалась совершенно иного мнения.

Парень, явно погруженный в целительский сон, застыл в кровати. Его раздробленная рука лежала на окровавленных тряпках на приставленном к койке стуле. На нем же были разложены странные блестящие инструменты, одним их которых молодой целитель ковырялся в ране.

— Все, вроде все кости на месте, осколков больше нет, — сказал юноша, отложив окровавленную железку.

Он встряхнул кистями рук и поднес их к поврежденной конечности, почти касаясь раны.

Вернувшись в комнату студенческого общежития, я сгрузил сверток с инструментами в свой шкафчик и развалился на кровати.

— Что такой хмурый? — поинтересовался сосед.

Я покосился на сидящего за столом улыбающегося парня. Я бы, конечно, предпочел видеть сейчас на его месте свою красавицу знахарку, но тут тоже оказалось не все так просто.

Роман Савский оказался выходцем из настоящей целительской династии, что для этих мест было большой редкостью. Целители в двух поколениях подряд — уже редкость, в уж в трех... Самое смешное, что его прапрадед был из ладожских священников, проще говоря, из простолюдинов. Каким чудом тот впихнул своего одаренного внука в Академию — загадка на миллион. Наверняка, как и с отцом Михаилом, всей общиной собирали. Но внуку повезло с даром больше. Результат на лицо, три поколения целителей принесли семье баронский титул со всеми вытекающими неприятностями. А как вы хотели? Это не только статусное, еще и соответствовать надо. Вот тут то и был "затык". Титул и деньги — наживное. А вот связи, родовые предприятия, коммерческая жилка... Это копится веками и передается по наследству. Так что кроме титула и крохотного особняка, который скорее был очень большим коттеджем, иными богатствами те разжиться не успели. Целительскому семейству ассимиляция в аристократической среде давалась сложно. Уважать — уважали, а до полного признания было ой как не близко. Наверное, поэтому мы сразу нашли с ним общий язык.

Оставив его вопрос без ответа, лишь пожав плечами, я вернул ход мыслей в прежнее русло. В общежитие Академии мы с Олей перебрались еще три дня назад. На первый взгляд это решение показалось мне оптимальным. За коттедж платить не надо, на еду тратиться не надо (тут кормежка входила в стоимость обучения). На ту же дорогу сколько бы времени и денег уходило. Это раз прокатиться — двадцать пять копеек, а за месяц уже десятка. Я поднялся с кровати, и дошлепав до шкафчика, извлек с верхней полки изрядно похудевшую стопку наличности. Траты, траты, сплошные растраты, а с приходами совсем печально. Сейчас у меня оставалось чуть больше полутора сотен. С одной стороны — сумма не малая, с другой...

С другой я находился на краю финансовой дыры. За обучение платить надо. Пусть не сейчас, позже. Ректор великодушно согласился на отсрочку, но плодить долги не в моих интересах. Просить у старшего Корнеева на обучение? Ну-ну! Особенно после того, как я продемонстрировал свои намерения окончательно разойтись бортами. Хотя, тут без вариантов. По здешним дурным законам, право свободно распоряжаться финансами я получал либо после вступления в наследство, ну, или как вариант — после женитьбы.

И там, и там грабли. В первом случае — по причине крепкого здоровья барона, во втором — из-за "непоняток" со статусом Ольги. Браки аристократов с простолюдинками тут, мягко говоря, не поощрялись. Собственно ради всего этого я и затеял всю эту канитель с Академией. От мыслей меня отвлек тихий стук снаружи. Сунув сверток обратно, я открыл находящуюся в двух шагах дверь.

— А, моя прекрасная целительница, — улыбнулся я. Оля в купленном мной накануне переезда новом платье и лекарской накидке выглядела словно фея. Девушка робко улыбнулась. Несмотря на все мои старания, чувствовала она себя в этом аристократическом рассаднике не очень уютно.

— Ух-х! — донесся со стороны стола восхищенный возглас.

— Макс, ты почему еще не переоделся, мы ужинать идем? — войдя в комнату, она на мгновение прижалась ко мне всем телом, обожжа щеку поцелуем, от чего мое естество тут же взбурлило. Увы, большего мы позволить себе не могли. Облико морале, мать его так.

— Э-ээ. Пять минут... Спускайся пока.

— Слушай, познакомь... — вцепился в меня сосед, едва за девушкой закрылась дверь.

Я покачал головой.

— Плохая идея...

— Это почему? — удивился тот.

- Не думаю, что ее избраннику эти идея придется по вкусу...

— Хм, и кто же этот несчастный? — поинтересовался целитель, задумчиво поглаживая подбородок...

От ответа я воздержался, ибо был занят стягиванием формы и переодеванием в цивильное. В отличие от завтрака и обеда, ужин тут напоминал больше светскую вечеринку, особенно в конце учебной недели. Так что об однообразии одежд и речи быть не могло.

Директор Академии уже закончил сортировать бумаги и собрался покинуть стены Академии на весь завтрашний выходной, когда раздался стук в дверь.

— Черт знает что... Вы кого мне подсунули? — с порога заявил преподаватель целительского искусства. — Им что, больше заняться нечем?

Раздраженный наставник уже несколько минут мерил нервными шагами поперечник кабинета ректора.

— Константин Дмитриевич, вы о чем, милейший? — поинтересовался хозяин кабинета, с удобством расположившийся в глубоком кресле, когда ему окончательно надоело это мельтешение. — Да сядьте уже и поведайте о своих горестях.

— О целителях ваших, о чем же еще, — буркнул тот, оседая в свободное кресло.

— Что-то я вас не понимаю, голубчик. Если мне не изменяет память, платежеспособных пациентов у вас в госпитале отродясь не было. А значит и нормальных целителей там по определению быть не может...

— Так то нормальных. Кстати, осмелюсь напомнить, это приказом за вашей подписью они были направлены в мою группу.

— А-аа, вот вы о ком. И что же этот юноша выкинул на этот раз?

Мужчина вкратце обрисовал события, имевшие место в госпитале за последние дни.

— Похоже, наш юный целитель еще та шкатулка с сюрпризами? — задумчиво пробормотал ректор, ни к кому конкретно не обращаясь. — Что же, в понедельник я побеседую с юношей. Придется немного изменить форму их практики.

— Э-ээ. Думаю, менять совершенно ничего не стоит. Пусть молодой человек спокойно осваивает премудрости нашей профессии, — неожиданно засуетился наставник. — Не все же нам в убыток работать, — чуть слышно пробормотал он, но слух у ректора, не смотря на почтенный возраст, оказался в полном порядке.

— И сколько же дивидендов принес труд нашего целителя? — ректор задумчиво посмотрел на смутившегося мужчину...

Выслушав ответ, директор Академии ненадолго задумался.

— Думаю, стоит немного посодействовать нашему дарованию, — наконец выдал он вердикт. — Кстати, заработанные деньги я бы отдал молодому человеку, тем более, насколько я понимаю, нашей заслуги в чудесном исцелении как раз на грош.

— Э-ээ, — отдавать путь не большие, но все-таки деньги, в планы целителя не входило.

— Константан Дмитриевич, — тихо произнес ректор, — даже если сам юноша не узнает о "благодарности" за свою работу, его неожиданный покровитель, с чего-то решивший взять юношу под плотную опеку, уж точно не останется в неведении. А мне, знаете ли, и прошлого общения с людьми серого кардинала хватило с головой...

Небольшой ажиотаж у входа в помещение на первом этаже и доносящийся из открытых дверей многоголосый гул невольно заставил ускорить шаг. Похоже, я несколько недооценил грандиозность мероприятия последнего учебного дня недели. Так-то обучающихся в стенах академии было не то что бы сильно много. Две группы по два десятка человек на курс, да помножить на три курса. Но полсотни человек для одного помещения, пусть даже такого просторного, как столовая — явный перебор. Заглянув внутрь, удивленно присвистнул. Все столы и стулья громоздились в дальнем углу гротескной пирамидой, освобождая жизненное пространство. Справа, вдоль всей стены, протянулся шведский стол с кушаньями и напитками. Правда, характерно выглядевших штофов с крепкими напитками и вычурных глиняных бутылок с вином на столах не наблюдалось. Оно и правильно. Основной контингент тут — молодые горячие головы в возрасте восемнадцати-двадцати с небольшим лет. А воздействие алкоголя на неокрепшие умы с разбалансированным гормональным фоном может быть совершенно непредсказуемо. Хотя, с категоричным заявлением о полном отсутствии доступа к алкоголю я, похоже, поторопился. По крайней мере, несколько подозрительно блестевших взглядов среди представителей мужской половины я точно заметил.

И где же мне в этой толпе искать мою знахарку?

Собственно искать никого не пришлось, подошедшая сзади девушка с немалой толикой благовения в голосе сообщила, что нас хочет видеть сам директор Академии.