Далекий Берег. Импровизация На Основную Тему. Фанфик по Звягинцеву. часть первая и какбы-вторая

— П. Макаров.

—

Фанфик по Звягинцеву. Требуется критика.

УПД: черновик находится ЗДЕСЬ

ДАЛЕКИЙ БЕРЕГ. ИМПРОВИЗАЦИЯ НА ОСНОВНУЮ ТЕМУ.

1.

...Через пару часов пути сквозь мокрый, осунувшийся от дождя лес, под непрерывный шорох падающих между ветвей капель Вера начала думать, что уходить с дачи одной в незнакомом месте не следовало. Вместо того, чтобы выйти к электричке, они все больше углублялись в чащу. Им не встретилось ни одной просеки, ни единой, даже заброшенной, лесной дороги. Как будто находились они на совершенно пустой планете. А не в подмосковном лесу. Где, казалось, не осталось ни одного дерева, под которым не валялись бы пробки от бутылок. Но тем не менее выходило именно так.

Под нескончающимся дождем платье на Вере промокло насквозь, отяжелело и больше мешало идти, прилипая к ногам, чем защищало от непогоды. Куртку свою она еще с самого начала дождя надела на дочь, чтобы как-то уберечь от сырости. Поскольку с утра было жарковато и маленькая Лидочка как всегда не захотела надевать ничего теплого.

Сколько раз за это время в лесу, содрогаясь под монотонным, выматывающим силы холодным душем, Вера обзывала себя дурой! Ну что стоило взять с собой хотя бы зонт?! Да и одеться более соответствующим образом в джинсы и рубашку? Нет, не захотелось выглядеть как примитивная огородница на вечеринке, устраиваемой друзьями! Полоумная! Цели-то своей она достигла, а что теперь?

Сейчас, в молчаливом, сумрачном лесу и сама Москва и те мысли казались Вере чем-то очевидно неправильным. Какая вечеринка, какой выезд на природу, устраиваемый для дочери как сюрприз перед началом учебного года! Вокруг была только холодная сырость, путающаяся в ногах трава и ветки, норовящие то и дело хлестнуть по лицу.

Вера покосилась на дочь. Девочка держалась хорошо, хотя и устала. Молча кутаясь в большую для нее материнскую куртку, она шагала рядом с Верой, стараясь не отставать. Да, сейчас все было еще нормально. Тот приступ страха, который одолел их обеих, когда они осознали, что заблудились, прошел. Сменившись у Веры тупым ощущением недоумения. Так ведь просто не должно было быть!

Присев, Вера повернула Лиду к себе за плечи, стерла у нее с лица воду.

— Что, маленькая, устала?

Девочка честно вздохнула.

— Ага!...

— Давай пройдем еще немного, потом передохнем. Хорошо?

С новым вздохом Лида согласилась.

— Давай.

Снова они двинулись через переплетающийся стеной на пути лес. Запас веселых шуток и разговоров закончился у них в первый же час хотьбы. Продираясь через густой подлесок не очень-то поговоришь. В молчании двигаться было легче. Но как-то непривычно. Раньше в их жизни всегда присутствовали какие-то звуки. Голоса соседей, магнитофон за стенкой, звук работающего телевизора. И даже ночью отдаленный шум проезжающих по проспекту машин не давал забыть о себе. Здесь же тишина стояла такая, что даже при шуме дождя казалась звенящей, как туго натянутая струна.

Раздвигая колючие намокшие ветки, Вера с тревогой думала о дочери. Еще полчаса, от силы час и Лидочка просто не сможет идти. А мысль остановиться надолго среди этих мрачных, со всех сторон неподвижно замерших елей отчего-то вызывала у Веры необъяснимое ощущение страха.

В конце концов Вера решила, что понесет дочь на руках, чего бы это ей не стоило. Хотя в легких туфлях, в которые она была обута, задача эта вырастала в серьезную проблему. "Хорошо хоть шпильки надеть не догадалась, дура недоделанная!" — в очередной раз обругала себя мысленно Вера.

Время между тем шло, не принося никаких перемен. Вера с дочерью, сами уже того не замечая, еле-еле плелись измученные и обессиленные хотьбой и непогодой. Иногда, отыскивая местечко посуше, под каким-нибудь деревом, Вера пыталась хоть немного согреть коченеющую Лиду, прижимая ее к себе, растирая, заставляя двигаться энергичней. Ненадолго это помогало. Но скоро должен был наступить вечер, — в лесу уже потемнело и стало заметно холоднее, — а дождь продолжал шуршать все так же монотонно, всеохватно, даже и не думая идти на убыль. И Вера с ужасом ловила себя на мысли, от которой совсем недавно отмахнулась бы почти со смехом — как они с дочерью будут проводить ночь?

Сама Вера давно уже смирилась с сотрясающей все тело мелкой отвратительной дрожью — признаком переохлаждения. Когда-то в студенческие годы она немного занималась туризмом и, в общем-то, знала, как нужно обустраиваться в походе на ночь. Но что это могло дать, если из всех необходимых вещей с собой у нее имелась только сумочка с косметичкой? Можно было делать только одно — продолжать идти вперед, не останавливаясь добраться хоть до каких-то примет цивилизации, а по ним выйти к людям. По старым туристическим временам Вера помнила, что такое могло и удастся.

Но не было почти никаких сил. А ей ведь еще нужно было поддерживать бодрость у дочери. Лидочка оставалась у Веры единственным, ради чего стоило жить. И она совсем не хотела потерять ее. Еле сдерживая выбивающие дробь челюсти, Вера твердила себе, что ни за что не остановится. Что бы ни случилось. Она должна выйти к людям и спасти своего ребенка. Как всегда защищала ее от всех до сих пор грозивших дочери детских напастей. И пусть такого как сейчас с ними еще никогда не случалось, но раньше ей это удавалось. Значит должно удаться и сейчас!

А в этом диком лесу имелась и еще одна опасность. Дикие звери. Понятно, встретить в пригородном лесу медведя или волка — дело маловероятное. Но все же есть еще в природе глухомани и чащи. Где дичи удается скрываться от вездесущего человека. А они с Лидой, похоже, забрались как раз в такую глушь. И уже давно Вере стало казаться, что кто-то за ними осторожно наблюдает. Она старалась гнать от себя это наваждение. До сих пор за весь путь они не видели вообще ни одного живого существа, так чего же опасаться? Но ощущение не проходило.

Дождь кончился как-то незаметно. Сошел на нет, постепенно прекратив свое монотонное шуршание. Зато подул ветер. Вера сперва даже обрадовалась ему. Но стало только хуже. С деревьев летели тяжелые водяные гроздья. Они врезались в тело как картечь, норовя почему-то все время попасть в лицо. Или это только казалось? К тому же стало заметно холоднее. Эта перемена погоды вызвала у Веры почти отчаяние. Но одновременно в ней пробудились словно бы какие-то глубинные, на крайний случай сберегаемые в организме резервы, заставив не сдаваться так просто. Кто знает — может быть в двух шагах спасение? Подняв на руки совсем обессилевшую дочь, Вера, стиснув зубы, продолжала идти вперед, не слыша даже, что непрерывно повторяет вслух:

— Не останавливаться! Не останавливаться!

Ощущение слежки, между тем, не проходило. Кажется даже, оно стало сильнее. Вера проломилась через цепкие ветви подлеска и вынуждена была тут же остановиться. Перед ней угрюмо несся почти в тишине на фоне шума ветра, вздувшийся от прошедшего дождя поток.

Не очень большой. Метра четыре, может пять. Но перебраться через это препятствие нечего было и думать. Вера словно налетела на возникшую вдруг стену. Нужно было поворачивать. Не став тратить время на бесполезные переживания, Вера так и сделала, свернув вдоль реки и отойдя чуть в лес, остановилась на привал. Нужно срочно было согреть совсем уже озябшую дочь. И чуть-чуть согреться при этом самой.

Неожиданно Лидочка обхватила Веру рукой за плече и даже приподнялась.

— Мама, смотри!...

В нескольких метрах от них стояла между деревьев большая косматая собака с загнутым в круг хвостом и, вывалив из пасти язык, рассматривала их с каким-то задумчивым, не то сомневающимся выражением.

— Собачка... — позвала Лида тоненьким, дрожащим от холода голосом. Пес вильнул хвостом и гавкнул. Потом повторил это действие еще несколько раз.

Вере доводилось слышать об одичавших, брошенных хозяевами собаках. Но этот пес не производил такого впечатления. Скорее наоборот. Правда, ошейника на нем не было, но отощавшим и одичавшим животное не выглядело. Может быть, потерявшимся недавно? И хорошо или плохо, что они с ним повстречались? Как узнаешь? Но во всяком случае, людей пес явно не боялся. Он еще несколько раз гавкнул и даже подошел на пару шагов ближе. Глаза у него были умные и совсем не злые.

— Помоги нам, собачка! — пока Вера мучительно старалась проанализировать произошедшее, маленькая Лидочка начала действовать с детской непосредственностью. Протянула руки навстречу псу и поманила к себе.

И пес шагнул еще на два шага.

Чем бы все продолжилось — неизвестно. Поскольку как раз в этот момент из-за деревьев появилось еще двое таких же псов, и инициатива сразу обрела конкретную сторону. Собаки безбоязненно окружили Веру и страшно обрадовавшуюся им Лидочку. Обнюхали с ног до головы с каким-то все тем же озадаченным видом, даже облизали шершавыми теплыми языками. И такое впечатление — устроили между собой короткое совещание, состоящее из лая и махания хвостами. При этом Вере показалось, что откуда-то из леса доносится ответно слабый лай. Но точно она уверенной быть не могла.

Тем не менее, в душе у нее загорелась надежда: собаки не походили в ее понимании на диких, может быть здесь охотничье хозяйство? Или какой-нибудь военный объект. Тогда им с Лидой повезло. И тут она увидела, что собачий митинг окончился. Животные стояли, глядя на них, развернувшись боком, и словно чего-то ждали. Ее и Лиду! Они куда-то хотели их отвести. Куда? К людям!

Словно не было предыдущих изматывавших блужданий по лесу, Вера стремительно вскочила на ноги, подхватив дочь. Надежда запылала с новой силой. Вера не сомневалась уже, что они спасены. Тем более, что из леса выскочила еще одна такая же косматая собака и неторопливо повернулась чуть в отдалении.

— Идем скорее! — Вера ухватила Лидочку за руку. И они пошли.

Но тут же, точно только этого дожидаясь, где-то неподалеку раздался странный звук, заставивший сердце Веры сжаться от страха: сиплый пронзительный мяв такой громкости, что окружающие их собаки сразу вдруг показались не очень и огромными. Вере никогда раньше даже слышать не приходилось ни о чем подобном.

— Мама, что это? — испуганно вцепилась в ее руку Лида.

— Не знаю, быстрей! — только и ответила Вера, кинувшись за припустившими вперед собаками. Они без сомнения знали, что за зверь обладает прозвучавшим голосом.

Мяв повторился. Но на этот раз, к некоторому облегчению Веры, в ответ неизвестному хищнику — а кто это мог быть еще? — грянул слитный хор собачьих голосов и мяв внезапно оборвался на финальной ноте. Вере даже послышалось в нем что-то похожее на разочарование. Выходит, не зря ей казалось, что кто-то следит за ними все последнее время? С запоздалым страхом она осознала, насколько опасным было на самом деле их с Лидочкой блуждание в этом заливаемом водой лесу.

Впоследствии Вера так и не могла припомнить в точности этот сумасшедший торопливый бег по лесу в сопровождении стремительных и совсем почти не лаявших собак. Ветки хлестали по лицу. Земля уходила из-под ног. Горячий воздух рвал легкие. Вера то тащила Лидочку за собой, то несла ее на руках, прижимая к груди и стараясь защитить от ударов колючих зеленых лап. Позади время от времени, не отставая, раздавался страшный клич преследователя. И все более стервенеющий собачий лай. В этом беге у Веры не было даже и секунды времени задуматься о том, что же это за заповедник под Москвой, в котором живут на свободе неведомые никому звери.

Бежали долго. Так, что даже последний резерв сил, вызванный близкой надеждой на спасение и добавочный — страх перед неведомым хищником — почти полностью иссяк, и Вера уже просто переставляла ноги, думая только об одном: как не упасть и не уронить дочь. От них обеих шел пар. Мучивший раньше холод был забыт. Было нестерпимо жарко.

И вдруг все закончилось. Как кончается все и всегда.

Сперва поредели тонкие сосновые стволы с подпалинами к корням, затем они внезапно расступились, и впереди открылась поляна. Огромная после сплошного леса кругом, плавно подымающаяся вдаль к вершине большого холма. А на холме — высокий деревянный забор, металлическая блестящая крыша, и — какая-то решетчатая мачта, похожая на большую антенну. Но с лопастями, как у мельницы... Ветряк!

Собаки, заливаясь отчаянным лаем, припустили к дому со всех ног. Видимо, чтобы привлечь к себе внимание. Вера, не в силах больше сделать ни одного шага, почти остановилась. Но тут позади на опушке раздался уже знакомый тот самый не то вой не то рык, яростный собачий гвалт, Вера обернулась и увидела преследователя. Лидочка пронзительно завизжала.

Это было непонятно что.

Огромное. Пятнистое. Цвета туч над головой. Мокрая шерсть облепила мускулистое тело. С неожиданно кургузым обрубком вместо хвоста. Выпуклая лобастая голова, плавно переходящая в прижатые острые уши. И под всем этим — горящие бешенством желтые глазищи, размерами с противотуманные фары от "Жигулей". И оскаленная пасть, полная искривленных как ножи сверкающих белизной зубов.

Зверь завыл снова и на этот раз Вера увидела, как вертятся вокруг него какие-то мохнатые клубки, взрываясь не менее бешеным лаем. Хищник был метрах в двадцати и глаза его буравили с ненавистью ускользающую добычу, но собаки, кидаясь на него с нескольких сторон сразу, не давали ему добраться до людей. Впрочем, Вера не знала, долго ли это еще может продолжаться. Из последних сил она рванулась в сторону дома. Продолжавшего оставаться странно неизменным, точно там вообще никого не было. А вдруг и в самом деле никого?! — мелькнула у Веры кошмарная мысль, но тут как раз над забором она увидела возникший человеческий силуэт. Что он там делал, с такого расстояния разобрать было невозможно. Повозившись сколько-то, человек замер в какой-то непонятной неподвижности. Словно вообще ни до чего ему не было дела, или... Вере сначала даже показалось, что он смотрит в их направлении в телескоп и она успела смутно удивиться, для чего ему это было надо...

Что-то хлестко ударило возле дома. И тут же позади — там где собаки бросались на зверя — раздался вой. Не угрожающий, как раньше, а болезненный. И собачий хор взлетел, торжествуя. Вера, не в силах удержаться, оглянулась.

В стороне дома еще дважды ударило. Раз. И второй. Зверь, откатившись в сторону, подымался, разбрасывая вцепившихся в него собак. Чувствовалось, что ему больно. Впрочем, не походило, что он сильно пострадал. И он все еще был очень близко от Веры с Лидочкой. Метрах, может быть, в сорока. И Вера почему-то отчетливо поняла в тот момент, что это расстояние ему — на два прыжка. Не более. Но тут одна за другой, еще две пули попали в него и хищник мучительно взвыл, изогнувшись всем телом. Собаки почуявшие, что жить ему осталось недолго, кинулись разом со всех сторон и мохнатая куча, рычащая и визжащая, закрыла собой зверя.

Вера без сил опустилась прямо на траву. Она не знала, сколько прошло времени. Собаки рвали раненного хищника. Он сипло кричал и изворачивался. Трое псов неподвижными комками остались лежать на земле. Еще двое — расползались, скуля и размазывая за собой широкие полосы крови. У Веры не было сил отвернуться от этого зрелища и ее радовало только, что голова Лидочки повернута в другую сторону. Поскольку дочь она держала, прижав к себе.

Очнулась она от того, что Лидочка стала тормошить ее, тряся руками за плече.

— Мама! Мамочка! Смотри! Едет!

От дома, стоящего с распахнутыми настежь воротами по склону холма к ним несся, разбрызгивая комья земли из-под гусениц, вездеход. Точнее — военный бронетранспортер, потому что имел небольшую башенку на крыше с пулеметом. Сейчас пулемет смотрел куда-то в сторону. Следом за ними, почти не отставая, летели собаки.

Он остановился, не доезжая нескольких метров, взревев двигателем. Еще через пару секунд из люка по пояс появился человек с непокрытой головой, в кожаной куртке надетой поверх свитера и с длинной винтовкой с оптическим прицелом в руках.

Бросив мельком взгляд на продолжавшую сидеть Веру, незнакомец все свое внимание сосредоточил на схватке животных. Вскинул винтовку и дважды выстрелил в воздух. Собаки, как по сигналу, бросились в стороны. Хищник, все еще живой, скалясь, начал подыматься. С клыков его текла кровавая пена.

Вера крепче прижала к себе дочь и перевела взгляд на водителя. Тот не целясь, дважды выстрелил, вжав приклад в плече. Золотая гильза неожиданно отчетливо прыгая, скатилась по броне. И зверь наконец, пораженный насмерть, рыкнул жалобно и утробно, задрал голову, зажмурился и издох, вытянувшись на земле. Стрелок несколько секунд подождал. Затем опустил винтовку. Не охотничью, а наверняка военную, настоящую снайперскую, даже странно было видеть такое оружие вблизи.

Осмотрев "поле боя", водитель выбрался из люка и спрыгнул на землю. Взгляд его задержался на убитых собаках, потом перешел на раненых. Дернув щекой, он подошел и застрелил обеих двумя выстрелами. Остальные отбежали, поджимая хвосты и подвывая. Только после всего этого неизвестный спаситель наконец повернулся к Вере. Кроме кутрки и свитера на нем еще оказались высокие, выше колен, сапоги и заправленные в них зеленые офицерские бриджи. Да и кожанка на нем походила на виденную Верой в новостях по телевизору военную. Значит, они с Лидочкой угодили на какую-то военную базу? Или генеральскую дачу? На интересную дичь тогда охотятся товарищи советские генералы. А этот человек кто тогда? Генерал? На вид лет тридцать пять — сорок. Лицо обрамлено короткой бородой. Но что-то не видела Вера в современной армии бородатых офицеров.

Долго гадать, впрочем, не пришлось. Неизвестный вроде бы военный — а откуда иначе у него оружие и бронетранспортер? — был уже совсем рядом. Вера заметила сомнение, с каким он рассматривает их с Лидочкой, и подумала, что выглядит, наверное, со стороны как мокрая ворона. И совершенно не похожа сама на себя. Мысль эта не прибавила Вере хорошего настроения. Но увы, скорей всего, это была правда.

— Ну, и как вы сюда попали? — мужчина нарушил молчание первым. И вопрос, который он задал, был совсем не тот, который хотела бы услышать Вера. Ни содержание, ни тон. А уж продолжение его и вовсе было неожиданно: — Вы по-русски-то хоть понимаете?

Вера, по первым словам решившая было, что здесь какая-то особая охраняемая "точка" или "зона", собиралась было вполне резонно и в своем праве заявить в том духе, что выбирать ей не приходилось, но вторая часть фразы заставила ее помедлить. Это когда же и где под Москвой у коренной же москвички могли спрашивать, знает ли она русский язык? Озадаченная Вера начала уже раздумывать о том, как ей теперь объясняться, но тут вдруг до нее дошло, что спрашивающий ее человек ей знаком!

Правда, они не виделись давно. Лет двенадцать, с самого школьного выпуска. И никогда ничего она о нем с тех пор не слышала. Но... борода сперва сбила ее с толку, и эта винтовка... Но голос! Безусловно она его знала. И оттого первые слова, которые произнесла Вера, были совсем не те, которые она намеревалась сказать. И совсем уж не те, которых, видимо, ждал от нее человек, стоящий напротив.

— Кирилл? — еще не веря сама себе, но уже не сомневаясь в увиденном, спросила Вера. — Это ты? Костров?

И уже по реакции его лица, еще до того, как он заговорил, поняла, что не ошиблась.

2.

Кирилл торопился, как на пожар.

— Потом! Все потом! — отмахнулся он от объяснений, — вы же мокрые, хоть отжимай!

Транспортер на полном ходу влетел во двор, мотор замолк и они выбрались в оглушительную тишину после грохочущей металлической коробки. Кирилл сбегал закрыть огромные, схваченные железными швеллерами створки и так же почти бегом повел Веру в дом, легко подхватив Лиду на руки.

Внутри, за сколоченной из толстенных плах входной дверью оказалось неожиданно почти темно. Как выяснилось, Вера и не заметила, что снаружи уже давно наступил вечер. Кроме того, тут было долгожданно, невероятно тепло и — до странности тихо. Словно и не жил здесь больше никто. Только где-то совсем рядом громко щелкали большие часы — массивный маятник отмерял время. Ощущение уединенности, отдаленности от мира было настолько сильное, что Вере захотелось замереть, остановиться, ничего не делать, вслушиваясь в этот почти мистический ход самой загадочной для человека субстанции. Время...

Но Кирилл, опустив Лидочку на диван, уже обернулся.

— Сейчас я вам сухое соображу, переодеться! — его голос разорвал наваждение. — А то вы, такое впечатление, в каком-то конкурсе на наилучшее промокание участвовали... На темноту не обращай внимания, с электричеством у меня не густо, ветряк не работает. Но можно лампу зажечь, — говоря все это, он действительно, отошел куда-то в сторону, и чуть погодя вспыхнул тусклый, но достаточный огонь. Темнота расступилась по углам и Вера разглядела сперва высокую каминную полку, тускло блеснувшие позолотой часы над ней — те самые, что отмеряли время в тишине. Потом ряды застекленных шкафов у стен, стулья, стол — как в фильмах из дореволюционной жизни или тех, за которыми гонялись Остап с Воробьяниновым. И только после всего этого сообразила, что Кирилл зажег самую настоящую керосиновую лампу. Не "летучую мышь", каких ей приходилось видеть в хозяйственных магазинах, а ту, старую, какие чаще показывают опять же в фильмах: емкость для керосина внизу, сверху длинная стройная стеклянная колба. Архаичность этого прибора совершенно озадачила Веру. Как-то не так представляла она себе раньше генеральскую дачу.

Кирилл между тем накрыл фитиль, как и положено, стеклом, поставив лампу поближе — на стол.

— Ну вот вам и свет. Сейчас одежду принесу, потерпите чуток. А как переоденетесь — применим к вам местный валгалльский способ профилактики. От простуды. "А ля Андрей Новиков". По полной программе. Думаю, вам это сейчас в самый раз то, что нужно!

Он весело подмигнул Лидочке, вполне уже ожившей в тепле и успевшей сесть на диване, кивнул и быстро взбежал вверх по крутой деревянной лестнице, как выяснилось, имевшейся здесь тоже возле стенки. Затем сапоги его простучали по коридору и пропела, открываясь и закрываясь, дверь.

Вера шагнула к дивану и присела рядом с дочерью. Оставлять девочку в мокром не следовало.

— Ну, как ты? — поинтересовалась она, стаскивая с Лиды склизкую и холодную от воды куртку.

— Ничего, только тряс-сет, — отозвалась Лидочка, лязгая зубами, но при этом с любопытством вертя головой во все стороны. — Мама, а где мы?

— Не знаю, — ответила Вера, сдирая следом за курткой липкую как лягушачья кожа, одежду. Руками она чувствовала, как тонкое тело дочери колотит с трудом сдерживаемая внутренняя дрожь. Поскольку и ее колотила точно такая же, она хорошо представляла, что это значит. Даже сейчас, в тепле, собственные руки слушались ее с трудом. После такого переохлаждения можно было ожидать всего что угодно. Вплоть до крупозного воспаления легких или менингита. Если не принять каких-нибудь срочных мер. О чем там, кстати, говорил Кирилл? Может, будет лучше отвести девочку в больницу? У него же есть транспорт? Или — нельзя? Впрочем, он, кажется, знает, что собирается делать...

Вернулся Кирилл. Для Веры он принес шерстяной спортивный костюм, в свое время прозванный "олимпийкой", а для Лидочки большую пижамную куртку.

— Извини, — развел он руками. — С детской одеждой тут тоже не очень. Потом что-нибудь придумаем.

— Кирилл, — перебила его Вера. — А может быть, лучше в больницу? У тебя вездеход...

Кирилл посмотрел на нее так же, как давеча — с каким-то непонятным сомнением, потом покачал головой.

— Не выйдет, — тон его развеял всякие надежды. — И вездеход тут не поможет. — Он замолчал, словно жалея о том, что сказал. Потом добавил еще менее охотно: — Ты же заметила, наверное, уже, что никаких дорог здесь нет...

Вера действительно, вспомнила, что так оно и есть. Ведь к воротам дачи — или усадьбы? — они и в самом деле подъехали по нетронутой траве. Но как такое могло быть? Она хотела, было, спросить об этом, но потом решила, что в теперешних обстоятельствах факт этот не самое главное.

— Давай потом об этом, — Кирилл хорошо, видимо, понимавший, в чем дело, тоже не стал развивать эту тему. — Разберемся сначала с вашими делами — это более насущное. Как в старой сказке говорится: сперва накорми, напои, спать уложи — потом дело спрашивай, — он гостеприимно улыбнулся. — Программа у нас будет следующая: сперва легкий ужин, затем баня. Что для "мэнэ", что для "корпорэ" — ничего лучшего на Руси еще не придумали. Так что — переодевайтесь. — И он вышел.

Не было его на этот раз довольно долго. Вера успела переодеться. Сложила в стороне свою и Лидочкину мокрую грязную одежду, пожалела, что Кир не принес им ни расчески ни полотенца, но потом вспомнила про обещанную вскоре баню и решила, что сможет потерпеть. Лидочка же, наряженная в не по росту большую куртку, пришедшуюся ей наподобие халата, совсем ожила и топталась по дивану — опускаться босыми ногами на пол Вера ей запретила. Обе они, и Вера и Лидочка, дожидаясь хозяина, с любопытством оглядывали окружающее помещение.

Вера, чувствуя, как сковывавшее тело напряжение медленно отпускает, поднялась и неспешно прошла вдоль стен. Чтобы скоротать время, она попыталась определить, что же это за место, в которое они попали.

И первые, самые поверхностные результаты осмотра, ее почти сразу же озадачили.

Безусловно, это была дача. Само убранство — мебель, каминные часы, картины и слайды на стенах, говорили, что здесь живут очень обеспеченные люди. Причем с хорошим вкусом. Вера не ахти как сильно разбиралась в вопросах искусства, но часть книг в шкафах и на полках явно была художественными альбомами старых мастеров. А добротные корешки остальных так же говорили своим видом о классике и академичности, навевая что-то об интерьерах старых профессорских квартир. Где-то из оставшихся смутными воспоминаниями виденного в детстве. Будивших в глубине души щемящее чувство ностальгической грусти.

Но это было только полдела. Странные вертикальные шкафы со стеклянными дверцами оказались наполнены оружием. Невероятным ассортиментом винтовок, ружей, автоматов, и половины из которых Вера в жизни никогда не видела. И даже представить не могла, что подобное может существовать. Все оружие было в прекрасном состоянии — хотя явно им никто не пользовался — и блистало такой отделкой, что сразу становилось ясно, что все это коллекционные экземпляры, дорогой штучный товар. По стоимости собрание это вполне могло превысить цену дачи, в которой они сейчас находились. Это только укрепило Веру в мысли, что находятся они именно на генеральской даче. А может даже на маршальской. Чьей же конкретно, Вера не стала задумываться за явной бессмысленностью таких догадок. Но что же тогда здесь делает Кир? И кто он такой? Генералом ему быть вроде еще рановато. Загадочно и непонятно...

— Мама! — прервала ее размышления Лидочка, которой скучно было оставаться лишенной передвижения на диване. — А можно я по шкуре побегаю?

— Что? — Вера обернулась.

— Вон на той! — Лида указала вытянутой рукой в другой угол.

Вера только сейчас заметила, что все пространство там занимает огромная пушистая масса, широко разбросавшая когтистые лапы и смотрящая в стену неподвижными желтыми глазищами. В оскаленной пасти угрожающе белели острые искривленные клыки.

Невольно вздрогнув, она подошла поближе. Это действительно был экземпляр, не уступавший тому, что недавно они видели живым. Сейчас, мохнатый и не страшный, он служил роскошным украшением таинственного дома. Значит и впрямь, на этих хищников тут охотятся? И это было уже вдвойне странно. Про охотничье хозяйство Вера, естественно, могла ничего не знать. Даже если в этом хозяйстве и держат для забав тигров или других крупных хищников. Кое-что вообще про охотничьи заповедники Вера все же слыхала. Но вот в чем она совершенно абсолютно была до того времени уверена, так это в том, что подобного зверя вовсе не должно было быть на свете. Нигде и никогда упоминание о нем ей не встречалось. Хотя бы в той же передаче "В мире животных". Да даже если бы и существовал такой редкий хищник — его насчитывались бы единичные экземпляры. И никто не позволил бы так запросто стрелять их, как это совсем недавно сделал Кирилл. Да и где вообще они должны были водиться на Земле? Под Москвой?

Впервые за весь этот насыщенный испытаниями день какое-то неясное опасение зародилось у Веры. Серая пятнистая шкура неизвестного зверя выламывалась из привычных рамок обыденности, не стыковалась с существующей реальностью. Неожиданно испуганная подобными мыслями, Вера непроизвольно отступила на несколько шагов и сказала уже собравшейся осуществить свое намерение Лидочке:

— Не смей! Оставайся на диване. Дядя Кирилл ругаться будет, — последнее она привела в качестве дополнительного и решающего довода. Так просто любимая дочь могла и не послушаться.

Лида подчинилась. И тут же ее ум направил свой интерес в другую сторону:

— Мама, а он здесь живет? — поинтересовалась она.

— Кто?

— Дядя Кирилл, — чтобы не поддаваться ознобу, Лида попрыгала по дивану. — Почему он так долго не идет? Он же обещал баню. Мама, — тут же перескочила она дальше. — А почему ты его Киром называешь? Это потому что сокращение, да? А вы с ним знакомы, да мама? А почему раньше про него я ничего не слышала?

— Ну, понеслась, коза, — Вера улыбнулась. Похоже, что их неприятное приключение начало для Лидочки развеиваться. Это был уже небольшой, но плюс. Но где же, действительно, Кирилл? В баню и в самом деле хорошо было бы пойти. Она постаралась ответить на вопросы дочери обстоятельно: — Мы с ним познакомились давно. Еще до тебя. Мы учились в одном классе.

— Это когда ты в школе училась? — сообразительно определила Лидочка. Для нее те времена, понятно, были далекой семейной историей. За давностью лет никогда матерью почти и не вспоминаемой. Сейчас завеса тайны неожиданно начала приподниматься. — А потом?

Вера снова улыбнулась. Против воли — воспоминаниям.

— А потом — суп с котом! — объявила она. Но пояснила все же: — Мы закончили школу, я поступила в институт, потом появилась ты... А что было с Кириллом, я не знаю. Он ведь даже не из Москвы. У нас только несколько москвичей было в классе. Ребята и девчонки со всего Союза. После выпуска разъехались. Мы же за границей в школе учились...

— А, знаю, знаю! — вмешалась Лидочка, действительно знавшая этот факт из Вериной биографии. — В далекой-далекой стране Монголии.

— Да, там, — Вера не очень любила вспоминать то время, как навсегда отрезанный ломоть. Ни в страну ту, ни в ту школу никогда уже будет нельзя возвратиться. Другим остаются на память хотя бы старые здания, к которым можно собраться, а кто отправится за пять тысяч километров и государственную границу только из смешного желания взглянуть на старые стены? Поэтому Вера быстро завершила тему: — А что было дальше с Кириллом, я не знаю. Слышала, что он служил в армии... Потом вернулся. Один раз даже писала ему, — она неожиданно поймала себя на том, что разоткровенничалась. — Но он не ответил. Так что не знаю я о нем ничего. Помог нам — и очень хорошо.

Вернулся запыхавшийся Кирилл.

— Ну как? Еще не соскучились? — бодро спросил он и тут же принялся носить из оказавшейся по соседству кухни и выставлять на стол, как он пояснил, "легкие закуски".

Один вид которых убедил Веру, что дача эта и в самом деле не простая. Да и сам Кир со времени их наивного и, в общем-то, бедноватого детства весьма изменился.

Такой стол сделал бы честь иному посольскому рауту. Маринованных угрей, например, или мидий со специями — не говоря уже о трепангах и нескольких сортах французских сыров — Вера попросту никогда раньше не видела. На этом фоне родное отечественное сало, ветчина или соленые огурцы смотрелись просто национальным дополнением для придания застолью соответствующего колорита. Для рядовой советской служащей, которой была Вера, подобное изобилие показалось даже чем-то оскорбительным, демонстрируя те высоты, до которых обычный человек не то что не подымется — но даже доползти никогда не сможет.

Правда, все, подававшееся на стол, было в основном из консервов, но это не удивляло. Соорудить наспех такое угощение из натуральных продуктов было невозможно. Кирилл, ставший к тому моменту неожиданно веселым и возбужденным, вскрывал часть консервов прямо на столе. Пользуясь приложенными к иным банкам специальными ключами, а иные взрезывая консервным лезвием извлеченного из кармана швейцарского ножа с огромным количеством всевозможных инструментов в рукоятке.

— Икра черная! — объявлял он, демонстрируя вскрытую банку. — Икра красная! — следовала за ней другая. — И, наконец! — он предъявил ничем особо не выдающуюся банку даже без всякой этикетки: — Икра заморская! Баклажанная!

Тут, наконец, мучительное узнавание где-то и когда-то виденного отпустило Веру и она с облегчением рассмеялась. Следом ей вторила Лидочка, не меньше, а может и больше матери удивленная громоздящимся на столе изобилием.

Почувствовав после наполненного мытарствами дня предвкушение сытной еды, Вера активно включилась в накрывание стола. Чему Кирилл не препятствовал, занявшись другими приготовлениями. Он зажег свечи, отчего вся обстановка в холле — или гостиной? — совершенно переменилась. Хлопнул себя по лбу, сообщив "дамам", что он "собака беспамятная": сбегал наверх и принес Вере кроссовки и для Лидочки — отличные шерстяные носки, правда, на несколько размеров больше. Причем страшно переживал, что забыл об этом раньше. Вера даже не стала на него за это обижаться. Обутая Лидочка перебазировалась к столу, заинтересовавшись в первую голову, с чисто детской непосредственностью, бутылками с "пепси-колой". Кирилл снял с полки и включил оказавшийся исправно работающим японский двухкассетник "шарп". Неожиданной была только зазвучавшая из аппарата музыка — что-то тоже из прошлого, смутно вспоминаемое как через туманную дымку — по тонам, по ритму звучания... И вот наконец все заняли места за столом, глядя друг на друга и благовоспитанно ожидая только знака хозяина. И Кирилл не замедлил его подать:

— Ну вот, — сказал он. — Хоть и не единообразно, зато и не безобразно. Прошу откушать, чем бог послал! — и вдруг расхохотался, словно не в силах удерживаться дальше от охватившего его чувства: — Да это я вспомнил, — пояснил он, посмеиваясь. — Один из хозяев этого дома, Андрей Новиков, очень любил в таких вот случаях Елену Молоховец цитировать. Ну, вот и я тоже. Как там сказано? "Если к вам неожиданно пришли гости, а у вас ничего нет, пошлите человека в погреб..." Ну и так далее. Так и у нас. В общем — прошу приступать!

Дважды повторять не пришлось. Но прежде чем гости успели притронуться к еде, Кирилл не без торжественности взял из центра стола неприметный с виду прозрачный графинчик, успевший запотеть в тепле, и разлил всем — Вере и себе по полной стопке, а Лидочке микроскопическую коньячную рюмочку. Хотевшую было вмешаться Веру он решительно остановил:

— После ваших приключений — необходимо. Особливо по нашим местам. Вас же, что называется, "цыганский пот" пробирает, думаешь, я не вижу? Да и доза гомеопатическая. Как раз чтобы дрожь снять. Это правило волжские грузчики задолго до нас знали. В качестве лекарства — в самый раз. Да больше и не дадим. И сами не будем. После бани только еще по одной., — он снова неожиданно рассмеялся. — Ну, не думал когда-нибудь, что окажусь в такой ситуации! Один в один! — не очень понятно признался он. — Так что примем! За здоровье!

Вера хотела было все же возразить, но подчинилась. Они выпили. Причем водка оказалась практически без запаха — как глоток чистого ледяного пламени. Только непривычную к такого рода напиткам Лидочку пришлось инструктировать и управлять процессом. И тут же дать ей запить клюквенным морсом. Так что все обошлось без осложнений. И почти сразу же скручивающая тело судорога начала таять и уходить, оставляя ощущение долгожданной легкости. Но не это сейчас занимало Веру. А то, что заставило сдержать возражения. Просто когда Кирилл вставал и нагибался над столом, разливая водку, Вера впервые обратила внимание на висящую у него справа на ремне огромную кобуру. Не пустую, с пистолетом. Раньше, покуда он был в куртке, она как-то не бросалась в глаза. Сейчас же, когда Кир остался только в свитере, этот атрибут уже нельзя было не заметить. Что же это за место такое, попыталась сообразить Вера, где даже за стол человек садится, не сняв оружия?

Это наблюдение, вкупе с другими, сделанными ранее, еще больше усилило загадочность происходящего. Но теперь, когда от выпитого по телу пошла теплая расслабляющая волна и не нужно стало тратить силы на борьбу с усталостью, Вера решила, что можно просто спросить у Кирилла.

— Слушай, а что это за место? И... — она все же слегка запнулась на второй части, но это можно было объяснить как угодно. — Кто ты тут такой? Живешь здесь? Или работаешь?

Ответная реакция Кострова ее озадачила.

Выслушал он ее без возражений, не прерывая. И даже прожевал и проглотил порцию ветчины. Но с ответом отнюдь не торопился.

— А вот попробуй-ка, красавица, этого, — он положил Лидочке на тарелку кусок копченого угря, дождался, когда девочка окажется поглощена угощением и только после этого посмотрел на Веру. С уже знакомым ей выражением сомнения.

— Знаешь, — сказал он ей, — давай все-таки отложим объяснение на завтра, ладно? А то... В двух словах я рассказать не смогу. А не в двух — много времени надо. А мне еще вас в баню вести. И на сегодня это всю программу исчерпывает. Все-таки измерзлись вы да вымокли куда как изрядно. Мне бы очень не хотелось, чтоб к вам какая-нибудь хворь прицепилась. Напарю вас как следует, спать уложу. А завтра, как проспитесь — вот тогда можно будет поговорить. Да и у меня даже без вас день был не самый легкий — с утра ветряк ремонтировал, вымотался...

Вера, захваченная новым поворотом событий, в замешательстве посмотрела на него.

— Ты что, — спросила она, неожиданно почувствовав, что краснеет. — Ты с нами в баню собираешься идти?

Может быть, реакция у нее и вышла несколько чрезмерная. Хотя не так уж ее и смутила возможность совместного мытья (В цивилизованные времена, чай, живем!). Скорей виной тут был сохранившийся у нее в памяти образ одноклассника, да и ее самой в то время — не соответствовали они нынешней ситуации. Сами-то они с Кириллом, конечно, за прошедшую жизнь изменились, но вот той девочке из ее памяти такое предложение могло показаться и оскорбительным.

Похоже, Кирилл это ее состояние понял. И даже смог оценить побудительные мотивы — судя по легкой улыбке, мелькнувшей у него на лице. Но ответил неожиданно серьезно.

— Разумеется. И знаешь почему? По крайней мере есть две причины. Во-первых — ты когда последний раз в бане была? Боюсь, ты и веника-то в руках держать не сумеешь. А вас как раз пропарить надо. А во-вторых, допускаю, что дочь ты еще веником похлестать сможешь. А вот себя — нет. А мне вас серьезно здоровыми видеть хочется — после ваших приключений. И не отговаривайся даже, понятно?

Вера не нашлась с ответом. Кирилл говорил с таким выражением, что возражать не имело смысла. Единственное, что Вера решилась — обратить вопрос в шутку.

— Ты что, банщиком здесь служишь при господах?

Кир неожиданно расхохотался.

— Да уж! — просмеявшись, он помотал головой. — Интересное предположение. Банщик с пистолетом Стечкина! Вот бы Шульгин поприкалывался, я думаю! По поводу вооруженного контроля за чистотой, наверное...

— А кто это — Шульгин? — спросила Вера. Она не очень рассчитывала, что Кирилл ответит. Но тот не стал запираться.

— Один из здешних хозяев. Оч-чень, как я понимаю, интересный человек. Только я, к сожалению, никого из них никогда не видел, — добавил он в завершение, отчего все стало выглядеть только более запутанно. — Ну потерпи, — предложил он, видя ее реакцию на свои слова, — До завтра. Ей богу, ничего не потеряешь. Долго это все рассказывать... Может, лучше, поведаешь о себе? А то мне страсть как интересно, каким образом одноклассница, с которой мы столько лет не виделись, вдруг стучится на ночь глядя в ворота моего скромного обиталища?

Вера поняла, что ничего он рассказывать не хочет. Или не может. Но говорить этого не стала, принявшись рассказывать Кострову о себе. Не очень охотно. Поскольку похвастаться было в общем-то нечем. Но постепенно, сама не заметив как, разговорилась. Тем более, что общие школьные воспоминания не были у них с Кириллом под запретом и в разговоре то и дело всплывало "А помнишь?.." Словно возвращая частичку прошлого. А тут еще, как по заказу, с кассеты зазвучал Джо Дассен — это уже из других немного времен, но тоже обоими любимый — и разговор как-то незаметно перетек в доверительно-элегическую тональность, так что Вера рассказала гораздо больше, чем думала.

О том, как училась в институте, как на втором курсе вышла замуж, как ей тогда казалось, по большой любви. Родила в восемьдесят первом Лиду, год сидела дома, в академическом. А потом... пришлось развестись, устроиться работать, растить дочь. Обычная, в общем история. Разве что в отличие от многих других Вера нашла в себе силы восстановиться в ВУЗе и даже его закончить. Как мать одиночка, распределилась в Москву, вот уже четыре года работала в проектном институте. Занималась ничем не примечательной рутинной работой по изготовлению автоматики. Ничего, одним словом, особенного.

Кирилл слушал внимательно. Даже кивал в наиболее интересных на его взгляд местах. Узнав о ее специальности и последнем месте работы, признался, что сам учился на электротехническом, но одолел только полкурса.

— Впрочем, все равно не мое было, — добавил затем решительно. — Попал случайно, после армии. На авиационный не вышло. А в системотехнике, как выяснилось, я полный ноль.

— Да, я помню, ты ведь летчиком в школе хотел стать, — вспомнила Вера. — Ну и как, стал все-таки? — она решила, что если он ответит, то может проясниться и то, где она сейчас находится.

Кирилл весело рассмеялся.

— Да где уж там! — он махнул рукой. — Сумасшедшие пацанские мечты. С шестью диоптриями, какая авиация! Я и на авиастроительный-то поэтому же не попал — зрения не хватило. Теперь иногда думаю, может и к лучшему, — он замолчал, словно вспомнив, где он и кто.

А ведь и правда, подумала Вера. В школе он в очкариках числился. Скромный был мальчик. Куда больше книжки любил. За что и нравился некоторым...

Несколько, может быть, бестактно, Вера спросила, отогнав ненужные воспоминания:

— А как же тогда?... — она замялась, кивком указав на его лишенное очков лицо.

— Так это обыкновенная операция, — Кирилл, похоже, не заметил ее замешательства. — Это потом уже, когда дельтапланами занимался, — не очень понятно объяснил он. — По методике Федорова. Как раз тогда в Екатеринбурге клинику открыли...

— Где? — не поняла Вера.

Кирилл оторвался от своих мыслей, посмотрел на нее.

— А-а... Извини, оговорился. Все время почему-то их названия путаю. В Свердловске то есть. Там, где Николая второго то ли расстреляли, то ли нет... Погоди, я сейчас.

Поднявшись, он вышел, как делал это уже несколько раз. Проверить, как топится баня, как он объяснял.

Вера же осталась озадаченная его последними словами. Причем не столько содержанием, — хотя и оно тоже было не совсем понятно, — сколько тем тоном, которым он явно проговорился в задумчивости, упомянув Екатеринбург и последнего русского царя.

Конечно, с началом Перестройки в печати и по телевидению много стали говорить о преступлениях сталинских времен. И даже еще раньше, при Ленине, в двадцатые (Кое-кто из диссидентов, прорываясь к массам, обвинял и вовсе уж всю коммунистическую партию — даже это стало каким-то привычным). Хотя Вера и не очень ко всему этому прислушивалась, предпочитая заниматься дочерью. Но все равно, Кирилл сказал об этом как-то не так. Необычно. В чем была эта необычность, Вера не поняла. Но интонацию уловила. Кирилл произнес свои слова так, словно тема эта давно была всем известна и в обсуждении не нуждалась. И еще почему-то этот Екатеринбург вместо Свердловска...

Вернулся Кирилл, раскрасневшийся от жара, и объявил, что баня готова. Вера, от водки, а больше от тепла и обильного застолья, придя в состояние легкой эйфории, и памятуя о заявленном Кириллом намерении отправится вместе с ними, снова стала сомневаться было в такой уж необходимости этого предприятия. Но Костров, снова войдя в роль решительного хозяина, весьма серьезно напомнил о возможных последствиях переохлаждения и Вера решила смириться. Сама удивляясь причинам такой своей щепетильности.

Больше пришлось повозиться с Лидочкой. Отогревшаяся, отъевшаяся за невиданно переполненным столом, да еще от "терапевтической" дозы, она совсем разомлела. И никуда не желала идти, говоря что хочет спать. И, действительно, засыпала буквально сидя. Так что Вера снова засомневалась. Только Кирилл остался непреклонен, продолжая действовать быстро и решительно.

— Ну нет уж, — заявил он в ответ на слабое бормотание Лидочки "Не хочу в баню, хочу спать..." и подхватил ее на руки со странным кличем: — Не дадим перхоти ни единого шанса!

— Помнишь, что по этому поводу говорилось в фильме "Про Красную Щапочку"?

— Что? — приподняла голову с его плеча Лидочка.

— Ну, если применительно к нашей ситуации, то: "Тебя излупят вениками и ты захочешь, как миленькая!" Понятно?

— Там вовсе не так говорилось! — возразила культурная девочка.

— А кто тут будет возражать? — резонно поинтересовался Кирилл, уже неся ее к дверям.

В возникшем шуточном споре они миновали несколько комнат, погруженных в загадочную темноту, потом длинный коридор с голыми бревенчатыми стенами и очутились в бане.

Баня Веру поразила. Как и все остальное здесь. Раньше ей доводилось бывать в саунах в городе. А когда-то даже, в детстве еще, мыться несколько раз в деревенской бане. Но ни первые, ни вторая не шли ни в какое сравнение с этим сооружением.

Во-первых, размерами, конечно. Но не это было главным. Те бани и парные запомнились Вере исключительно потемневшим от времени кафелем, следами грязной воды на полу и застарелым запахом пропитанного сыростью дерева. Здешняя же отличалась от всех тех уродцев, как Зимний дворец от крестьянской покосившейся избы.

Толстые, грубые на вид, но упруго-мягкие циновки на полу. Дерево стен, отливающее медом в свете фонаря "летучая мышь". На широких скамьях лежали мохнатые белые простыни. И даже пахло здесь не гнилью, а сухим теплым деревом. И сильно, почти до одури — развешенными под потолком пучками сухих трав.

— Ну вот, здесь раздевайтесь, а я сейчас, — распорядился Кирилл и куда-то исчез.

Вера, оставшись с дочерью одна, еще раз оглядела окружающую обстановку. Да, даже без электрического света интерьер производил впечатление. Здесь чувствовалось что-то основательное, неколебимое, навевающее мысли о старинной русской культуре, выросшей в кондовых северных лесах. По сравнению с которой современная традиция наскоро ополаскиваться в душе выглядела чуть ли не чем-то неприличным. Да, те, кто построил этот дом, имели высокое представление о необходимом им уровне жизни. Но это Вера и так уже успела сообразить за свое короткое здесь пребывание. Первый момент изумления прошел быстро, прибавив лишь еще одну деталь к успевшему накопиться перечню странностей. Загадочное и непонятное место стало еще загадочнее. Что ж, пусть так. Тем интереснее будет дождаться объяснений. Пожав плечами, Вера принялась раздеваться. Мыться, так мыться!

Баня и вправду превзошла все Верины преставления от убогих "саун", виденных ей до сих пор. Правда, сперва Кирилл озадачил Веру, появившись в облике, похожем не то на кузнеца, не то на дворника: фартук, рукавицы и невероятный войлочный брыль, прикрывающий голову. Но вскорости она поняла, что нарядился так ее бывший одноклассник не зря. Без этой специфической "прозодежды" вряд ли бы он смог выдержать те условия, которые возникли в парной после пары ковшиков, выплеснутых на раскаленный бок каменки. В конце концов Вера даже согласилась с тем, что была не права, собираясь идти в баню без него. Они с Лидочкой просто помылись бы. Погрелись, как в сауне — и все. Кирилл же не дал ни одной из них ни малейшей пощады. Вера даже с некоторым удивлением, лежа на горячем полке под хлесткими ударами веников, вспомнила свои "сексуальные" опасения накануне, поняв, что совершенно не стесняется Кирилла. И в правду похожего на кузнеца в слабом свете углей, пробивающемся откуда-то снизу, от дверей. Он и в самом деле точно заново отковывал и ее и Лиду, едва не лишившихся жизней в промозглом осеннем лесу, в котором они потерялись, казалось, навсегда, пока он не предстал перед ними неожиданно в облике спасателя...

Когда все, наконец, закончилось, и они сидели, расслабленные и размагниченные, на лавках в прохладном предбаннике, завернувшись в простыни, Вера вдруг поняла, что и в самом деле была близка к смерти. И только вот сейчас, буквально, вырвалась из цепких когтей. Похоже, что "профилактика" Кирилла сделала свое дело. Ее больше не трясло, судорога не скручивала тело, а главное, Лидочка, распаренная как сарделька, спала свернувшись в полотенце, с самым безмятежным выражением лица. Все было позади. Завтра можно будет вернуться в Москву, забыть пережитое напряжение и снова начать жить в привычном и родном мире, ходить на работу, проводить первого сентября дочь в школу. И даже не вспоминать — ну разве что изредка, вдруг, случайно — необычное происшествие. И странную встречу, организованную судьбой с давно забытым одноклассником. У которого тоже, наверное, есть своя какая-то неизвестная ей жизнь и какая-то непонятная работа о которой он не может просто так ничего рассказать. Скорей всего они с Киром не встретятся больше никогда — зачем? для чего? — и только иногда она, быть может, будет изредка вспоминать. Так, случайно. Когда в осеннюю непогоду дождь гроздьями будет сыпать в окно, а ветер гнать по небу низкие свинцовые тучи. Уложив спать Лиду и сама готовясь заснуть, взглянет через ночное стекло и подумает, что, может быть, в этот самый момент ее бывший одноклассник гонит через ночь мощный транспортер, сопровождаемый лаем собак и, встав над верхним люком, всаживает пули из тяжелой винтовки в злобно оскалившегося страшного хищника, которого не может существовать на планете Земля в год одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой...

Вздрогнув, Вера проснулась от того, что Костров со стуком поставил перед ней серебрянную (Надо же! Никак иначе!) чарку, наполненную темной жидкостью с ароматом каких-то трав. И сам опустился на лавку напротив точно с такой же чаркой в руке. Похожий в белой махровой простыне на актера-любителя, вздумавшего изображать римского патриция, пришло в голову неожиданное сравнение. Уж на кого на кого, а на патриция Кир никогда не походил.

— Ну вот, — сообщил он Вере. — Тяпнем, как говорится, на дорожку. И — спать. Думаю, завтра ваш марш-бросок не оставит по себе никаких последствий. А то я сперва было испугался: видела бы ты себя со стороны! Самое то было — вставшую из гроба панночку изображать. Но, как сказано было в одной книжке: "Спокойно, товарыщу шпионэ! Ще панночка не вмэрла!" Вот за это давай и выпьем. А то не каждый же раз Суворова цитировать. Тем более что без уточнения нынче и не поймешь, о котором идет речь... Ну, в общем, я рад, что вам удалось до меня добраться. Прозт! — он залпом вбросил содержимое в рот и, такое впечатление, выпил даже не глотая.

Вера, не понявшая из его речи почти ничего, подчинилась, и тоже выпила.

— Ну, пошли, я вас спать отведу, — поднялся Кирилл. — Собери пока вещи, а я пойду, оденусь.

Шли по полутемным комнатам и переходам, миновали знакомый уже холл. Кирилл нес спящую Лиду, так и завернутую в полотенце. Под ногами пошли ступени лестницы.

— Я вас, пожалуй, у Натальи Андреевны размещу, — говорил на ходу Костров. — У тебя с ней комплекция, по-моему, схожая. Но если что — у женщин в других комнатах одежду посмотришь. Я покажу. Лидочкино к утру высохнет, выгладим — будет как новенькое. Так что ложитесь и спите без забот. Ну вот, пришли, — он остановился и пропустил Веру в небольшую, но уютную комнату с широкой кроватью, шкафами, зеркальным туалетным столиком — всем тем, что неоспоримо придает помещению признаки обитания здесь именно женщины. Причем женщины, любящей комфорт и умеющей его поддерживать.

— А... она кто? Наталья Андреевна? — подозрительно поинтересовалась Вера, почувствовав сразу же некоторую неловкость от того, что придется расположиться в чужом жилище.

— Она? Жена Воронцова. Капитана Воронцова, — пояснил Кирилл. Причем, как все время здесь, совершенно непонятно. — Располагаться можешь свободно. Это я скорей по привычке обозначил, кто где жил. Прежние обитатели здесь вряд ли когда-нибудь появятся, — он положил так и не проснувшуюся Лидочку на кровать. Выпрямился. — Постельное белье в шкафу, извини, пока мы тут еще не успели старое убрать. Я живу, — он указал рукой, — вон там. В комнате Берестина, бывшей, конечно... Если что надо будет, стучи. Ну, это я так, на всякий случай. Удобства у нас тут в конце коридора расположены, если что. Так что желаю спокойной ночи. Как говорится, ужасных снов, кошмарных сновидений, — он улыбнулся. — Да, еще на всякий случай... Хотя после такого дня сон у вас обеих будет крепкий. Если услышишь немного погодя, как мотор заведется — не обращай внимания. Мне после того, как в бане приберу, надо будет кота съездить похоронить, чтоб хищники мелкие не собрались. А то устроят нам тут малоприятный пейзаж.

— Кого похоронить? — не поняла Вера, которая, по сути уже засыпала, но тут странная фраза разогнала сон. — Кота? — она вспомнила кривые изогнутые клыки и безумные желтые глаза. — Слушай, — она взглянула Кириллу в лицо, решившись все же не ждать до завтра. Что-то заставляло ее не относиться чересчур благодушно к происходящему. Эти странные проскакивающие у Кирилла недомолвки, упоминания о каких-то людях, которые никогда здесь не появятся, наконец, хищник. Которого просто не могло существовать на свете. Ей хотелось подготовленной встретить завтрашний день. — Кир, что это за место? Где мы находимся? Если это секретная военная база — то почему нет охраны? Кто тут жил и что ты здесь делаешь? Я ничего не понимаю. — Вопросы, начавшись, полились уже сами собой, совсем не так сдержанно, как Вере того бы хотелось.

Кирилл слушал ее спокойно. Потом вздохнул, словно сожалея, и с неожиданной усмешкой покачал головой.

— Ну не умею я с женщинами обходиться! — признался он сокрушенно. — Лучше бы вместо меня Мишка здесь оказался, он обаятельный! Выспалась бы нормально, завтра на свежую голову все бы и рассказал. Да вот, не получилось! — он развел руками. — Может, все-таки, потерпишь? — спросил он с надеждой. — У тебя же глаза слипаются. А тут в двух словах не объяснишь. Долго рассказывать надо. Ложись спать, а? — он посмотрел на Веру широко раскрытыми глазами. Как умел когда-то еще в школе, если старался в чем-нибудь убедить.

Это было с его стороны ошибкой. Вера неожиданно для себя тоже вспомнила то время.

— Костров! — она даже притопнула ногой, хотя в кроссовках это получилось не так эффектно, как в туфлях. — Кончай издеваться! Или я не знаю, что с тобой сделаю! Валяешь дурака весь вечер! Говори немедленно, а я уже сама решу, слушать мне тебя или нет!

Несколько секунд оба молчали, словно пораженные возвратом в юность. Кирилл пришел в себя первым. Хмыкнув, он посмотрел на Веру с каким-то новым выражением, с интересом даже. Потом медленно произнес с не менее непонятной интонацией малоподходящую к месту фразу:

— Ну что ж... Как говорится, ты сам этого хотел, Жорж Данден... — и уже другим, нормальным голосом продолжил: — Тогда уж не жалуйся на то, что услышишь. Во всяком случае не считай меня сразу сумасшедшим. По крайней мере полностью, — он снова ухмыльнулся совершенно не в тон с серьезностью момента: — Так и хочется возгласить что-нибудь вроде: "Узнай же ужасную тайну!..." — дурашливо пояснил он. — Но это так, ерунда. Отвлекаюсь просто. А это... — он стал вдруг необычно серьезным, печальным даже, и сделал жест, как бы обозначающий все вокруг. — Планета Валгалла, она же Таорэра, тридцать с лишним парсеков от Земли. А жилище это — форт Росс, можно даже для точности сказать форт Росс-2, так будет по всем статьям правильно. Единственное поселение Земли на этой, надеюсь, богом не забытой планете. И учти, — добавил он, следя за выражением лица Веры, — что это никакая не шутка, я тебя не разыгрываю для поднятия тонуса или еще с какими-нибудь целями. Все это самая что ни наесть правда. О чем я завтра с тобой и хотел поговорить. Обстоятельно. А теперь — может тебе снотворного принести? Или так сумеешь уснуть? И не забудь: тебе еще дочку укладывать.

Это напоминание, пожалуй, было самым своевременным. Лидочка была надежной связью Веры с реальностью.

— Но ты... как? Может, мне это снится? — с надеждой спросила она, сама понимая нелепость вопроса.

— Ага. И снится тебе как раз мой сон, что интересно. Не знаешь, почему? — поинтересовался Костров. — Я тут обитаю. Знаю про это место почти все, а ты никакого представления не имеешь. Или имеешь? — неожиданно спросил он.

Вера поглядела в ответ растерянно.

— Не знаю... Но я ведь могла все это выдумать... Ой, о чем это мы?! — прервала она сама себя, схватившись за голову и тут же отпустив: на сон происходящее не очень-то походило. — Костров, это твои штуки! — обвиняюще сказала она. Снова только после этого сообразив абсурдность подобного утверждения.

— Ага, а еще можно пощипать себя для верности, — подсказал ей Кирилл, наблюдая за ее реакцией. — Или меня. Или вовсе друг друга. Только я думаю, этого не требуется. Понимаешь теперь, почему я тебе до завтра не хотел голову ничем таким занимать? — вернул он разговор в более прагматическое русло. — Но, похоже, правы были селигерские плотники: когда ни помирать, все равно день терять, — он хмыкнул, потом присел на банкетку у зеркала, спросил: — ну что, мать командирша, будем сейчас допрос мотать или до утра погодим? Никуда оно от нас не денется. Могу это точно обещать.

— Ох, Кир... — Вера, обхватив себя руками, посмотрела на сидящего в небрежной позе на банкетке Кирилла и поняла, что ничего не понимает совершенно. Действительно, прав он был, откладывая объяснение назавтра. Причем в сказанное им она поверила без колебаний. Слишком нелепо было бы предполагать, что на стоящей отчего-то без присмотра даче живет преспокойно неизвестно откуда здесь взявшийся сумасшедший. Да еще ее одноклассник.

Конечно, у Веры теснилась в голове масса вопросов. Обо всем. Начиная от того, как сюда попадают и заканчивая тем, почему вообще стоит этот дом на неизвестной планете. Но она понимала, что все просто не выскажет. Возникнут новые. А за ними еще... А глаза после тяжелого дня, несмотря на будоражащую новость, все равно так и норовили закрыться сами собой. Видимо и в этом Кирилл был прав, предлагая перенести разговор назавтра. И Вера, пусть и с некоторым усилием, согласилась с этим решением. Хотя далось оно ей нелегко.

— Хорошо, давай завтра, — кивнула она, глядя на Кирилла с остатками надежды: вот он сейчас рассмеется и скажет, что разыграл доверчивую дуру по поводу неожиданной встречи. И можно будет с облегчением простить ему мальчишескую выходку. Хотя бы за то, что он уже сделал для них с Лидочкой. Ну, подумаешь, пошутил неудачно. Бывает...

Но Кирилл, выслушав ее, в ответ серьезно кивнул и встал.

— Ну, тогда спи. Чувствую, правда, что спокойной ночи у тебя не будет. Но тем не менее... Желаю отдохнуть.

Он повернулся и шагнул к двери. Уже держась за ручку с той стороны, обернулся, посмотрел.

— Да не переживай! Бог даст, перемелется. Все, что было на сегодня — кончилось. И вообще... Помнишь, фильм был такой, ты должна была его видеть. Там Полад Бюль-Бюль Оглы играл. Вместе с Дуровым и Мухтарбеком Кантемировым. Ну, откуда песня еще была — "Хар-роший человек — интеллигент!" Помнишь? Так там фраза имелась хорошая, очень к месту подходит. Да и сам фильм так и назывался: "Не бойся, я с тобой!" Вспомнила? — и, дождавшись, когда на лице у Веры появится слабая улыбка, закончил: — Ну, тогда действительно, спокойной ночи. Спи. И не бойся ничего — я с тобой! — улыбнулся, вышел и закрыл дверь.

Вера, все еще обхватив себя за плечи, послушала, как затихают его шаги в глубине дома, а потом почувствовала, что как-то и в самом деле — стало легче. И с неведомой планетой показалось не так все ужасно, как в первые минуты. Сумела же она, в конце концов, не упасть без сил в промокшем осеннем лесу, пробираясь сюда. Только выяснить бы еще, как они с Лидочкой сюда вообще попали... Но эту мысль Вера уже вполне уверенно отогнала прочь. До завтра. Спать! Все вопросы потом.

А Кирилл — так переменился. Прямо-таки настоящий первопроходец. Он чем-то даже напомнил ей одного из героев того фильма, который упомянул — Мухтарбека Кантемирова. Ерунда, конечно. Ничего общего, но... Что-то в нем такое появилось со времени школы. Новое, чего раньше не было. И это было как-то приятно... "Ой, не ври себе, подруга! — сказала сама себе Вера. С некоторым даже удивлением чувствуя, что краснеет. — С ума сошла на старости лет..." Хотя почему "на старости?" Двадцать девять не рано ли записывать себя в старухи? Да ведь и Киру должно быть столько же, они ведь одноклассники. Но выглядит он значительно старше. Или это просто от бороды? И почему-то — она это заметила — он часто употреблял обращение к богу. Чего в школе за ним никогда не замечалось. Да и ни за кем из них. Какой бог и комсомольцы?

Остановившись на этой странной мысли, Вера пожала плечами, поняв, что просто откровенно размечталась сама с собой, вспомнила, где она и что с ней. Покачала головой, осуждая себя за легкомыслие, и принялась укладываться вместе с дочкой спать. За окном была уже глухая ночь.

ДЕВУШКА БЕЗ АДРЕСА.

Это была осень тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. От Рождества Христова — как модно одно время было приговаривать — от Великой же Революции семьдесят первого...

В Москве тогда разразился самый настоящий компьютерный бум. Предприятиям разрешили закупать компьютеры и оргтехнику у частных лиц, а поскольку едва ли не единственным в тот момент каналом поступления в страну высокоразрядных персональных компьютеров был ввоз их туристами из заграничных поездок, в стране приключилось нечто донельзя напоминавшее классическую золотую лихорадку. Клондайк не Клондайк, но что-то весьма на него похожее. В принципе любой человек за считанные недели, не имея практически ничего, мог при некоторой доле везения сколотить немалое по советским меркам состояние.

Я и был одним из таких "золотоискателей", явившихся в столицу с периферии. И надо признать — вполне удачливым. Правда, большой моей заслуги в этом не было. Просто среди тогдашних моих московских знакомых часть крутилась в этом же самом процессе и поставляемые мной заказчики из уральских институтов приходились как нельзя кстати под прибывающий "с той стороны" товар. Остальное было делом даже не техники, а чисто натурального обмена некоторого количества денег на конкретный товар и доставку его по назначению. В те буколические времена подобная схема еще позволяла функционировать без особой опаски, чем мы и пользовались. И хватит об этом.

Собственно вся эта история началась как раз после завершения очередной сделки. Я вышел от своих знакомых, а по совместительству контрагентов (поставщиков?) со спортивной сумкой на плече, доверху набитой денежными пачками в банковской упаковке. Происходи дело ночью, я бы просто поймал машину, чтобы добраться до Беляево, где снимал квартиру — не пешком же тащиться через пол-Москвы! Но стояло, как говорится, светлое время суток и я решил не лихачить без необходимости, а доехать на метро. Тем более до трех вокзалов от дома моих знакомых можно было добраться буквально за минуты.

Что я и сделал.

А у Ярославского вокзала я увидел, как появилась Инга.

В тот момент я не знал, конечно, как ее зовут. Представились мы друг другу несколько позже. А тогда, направляясь ко всем известному павильону между Ярославским и Ленинградским вокзалами, я просто бросил мимоходом взгляд на парадный вход Ярославского и совсем было прошел мимо, но что-то заставило меня замедлить шаг. Я сперва не понял, что.

И посмотрел еще раз.

Как все знают, место у Ярославского вокзала со стороны площади почти всегда безлюдно. В отличие от выходов на перрон, например. Поток пассажиров, как правило, минует его (вокзал то есть) в основном со стороны входа в подземку. Поэтому увидеть одиноко стоящего человека, естественно, не составляет никакого труда. Тем более, в данном случае, если это молодая и симпатичная девушка. Естественно я, не будучи слепым, ее увидел.

Вот только вся закавыка была в том, что только что ее там не было. Все время, пока я подходил, гигантские створки парадных дверей Ярославского вокзала были у меня перед глазами. Без единого человека возле них. Я отвел взгляд в сторону Казанского вокзала, как всегда, вспомнив шедевр Ильфа и Петрова — меньше чем на секунду. И вот — она уже стоит как ни в чем ни бывало.

Действительно. Молодая и красивая. Даже, наверное, очень красивая девчонка с чемоданом перед входом в вокзал растерянно оглядывается, явно не зная, куда ей идти дальше. Лет на вид никак не больше двадцати. Вполне типичная ситуация. Можно было бы, наверное, подойти и предложить свою ничем не обязывающую помощь в незнакомом городе. А после, чем черт не шутит, и познакомиться. Не упускать случай. И, не скрою, некий соответствующий позыв у меня возник. Но меня остановила ее одежда.

То есть поймите меня правильно. С одеждой у нее все было в порядке. На ней был легкий плащ, цвета, кажется, беж, расстегнутый по причине теплой погоды, платье в тон плаща, с какой-то блестящей отделкой по вороту (?) шляпка на голове и туфли — словом все что полагается.

Все вещи, безусловно, были высокого качества, несомненно, принадлежали ей, а не были заимствованы с чужого плеча и пребывали в полной чистоте и порядке.

Но фасон!

В моем представлении такое шили и носили как минимум в пятидесятые годы! А то и раньше. И чемодан ее был оттуда же — из той эпохи: простой обтянутый темной кожей плоский ящик с никелированными металлическими обойками на углах, такими же замками и металлической же, обтянутой кожей ручкой. Такие в наше время сохранились разве что в старых кладовках, в насквозь непригодном к употреблению состоянии. Да еще, может быть, на киностудиях. На складах реквизита. В жизни же ими давно никто не пользуется.

А этот чемодан был не только в использовании — он был безобразно новым. Точно недавно из магазина. Он еще не успел стать старым. И другие ее вещи были такими же — давно прошедшего облика, но совершенно новые на вид. Практически не ношеные.

Первой — хотя и несколько бестолковой мыслью — у меня было, что здесь снимается кино. Скрытой камерой и на реальной натуре. Но этому не соответствовал отстающий от времени облик девушки. Разве что это какой-нибудь фантастический фильм о путешествиях во времени. На манер недавно снятого немцами "Ван-Гога" по Гансовскому... Но даже если и так, девушка явно промахнулась мимо нужной эпохи. Нет, что-то на съемки фильма это не очень похоже. Да и появилась-то она откуда на этом месте? Из воздуха? Или из-за ширмы иллюзиониста?

Ноги, между тем, несли меня прежней дорогой и я постепенно оказался прямо напротив незнакомки, на расстоянии всего нескольких метров, продолжая пытаться понять, что же такое происходит.

Она посмотрела на меня и наши глаза встретились...

Я шагнул к ней.

Никаких особых эффектов этому моему поступку не сопутствовало. Я не тонул в ее взгляде, как написали бы в романе, сердце мое не давало перебоев и даже солнечного удара не последовало.

Просто, поглядев в ее глаза, я понял, что она на самом деле пребывает в смятении. А не изображает его. Почему? Попробую объяснить. Хотя это не так просто сделать. Но, в общем, игру почти любого актера, так или иначе, можно отличить от реальной действительности. Поскольку принятый им по сценарию образ требует именно игры, выразительности, оперирования какими-то жестами, движениями, составляющими рисунок роли. Выпячивания, если хотите. Здесь же ничего подобного не было. Девушка не стремилась привлечь к себе внимания своим поведением. Наоборот, старалась держаться спокойно, без драматизма, не вертеть головой из стороны в сторону, не делать резких движений. Она просто стояла, крепко держа тяжелый чемодан в руке, и очень внимательно осматривала площадь — так, примерно, как если это было бы, скажем, минное поле. По которому ей вскорости придется идти.

Я не просто так написал про минное поле: дело в том, что в ее взгляде ощутимо присутствовал испуг. Хотя и тщательно скрываемый. Одним словом, передо мной не разыгрывали спектакль — с целью, например, добраться до содержимого моей сумки, что я вполне учитывал — с девушкой действительно что-то произошло (не считая ее странного появления неизвестно откуда). И я решил подойти.

Она внимательно выслушала мой вопрос (Не произошло ли с ней чего и не могу ли я быть полезен?), немного подумала и ответила, что ей нужно в Столешников переулок.

В моем тогдашнем положении это была смехотворная забота — пускай я даже слыхом не слыхивал на тот момент этого названия. Вот для приезжей девчушки, первый раз попавшей в столицу — такое, да, могло показаться проблемой. Правда, странную ее одежду это не объясняло, но какое мне, собственно, до этого дело? Помочь ей я мог. Без особых хлопот. Причем, чувствуя себя при этом чем-то наподобие Гарун-аль-Рашида или графа Монте-Кристо, путешествующих инкогнито — почему нет, если я могу себе это позволить?

Единственное, что я себе разрешил, так это уточнить с легкой улыбкой:

— Надеюсь, это в Москве?

И, дождавшись подтверждения с ее стороны, предложил:

— Ну так пойдемте, возьмем такси...

Она снова подумала и сказала, что у нее, наверное, нет на такси денег. Я честно сказал, что это ерунда, но она не согласилась и мы еще какое-то время препирались, прежде чем она позволила себя убедить. Чемодан у нее оказался действительно немалого веса. Будь она одета более обыденно, я бы решил, пожалуй, что там традиционные подарки, что везут обычно в город родственникам из глубинки: банки с вареньем, солеными огурцами домашнего приготовления и маринованными рыжиками. Но сейчас данный вывод не представлялся очевидным. Да и по внешнему облику что-то не позволяло принять ее за уроженку районного городка. Уж во всяком случае не за рядовую. Что-то тут было не то. Но что именно и, главное, насколько — я в тот момент об этом задуматься не успел: просто времени не хватило.

И еще обратило на себя внимание, как она села в такси. У меня сложилось впечатление, что она никогда раньше не видела 24-й "Волги", а, может, и автомобиля вообще: несколько секунд разглядывала машину, прежде чем взяться за ручку двери. И в салон забиралась чуть не на ощупь.

Но, в конце концов, не из психиатрической же клиники она сбежала? Ну совсем как-то непохоже было на то, еще меньше, чем съемки фильма скрытой камерой! И на аферистку она не походила никак — я к тому времени кое-что повидал в жизни, было с чем сравнивать — самая обычная девчонка! Но с загадкой...

Переулок, куда ей нужно было добираться, оказался совсем неподалеку. Где-то на север от центра, в пределах Бульварного кольца — мне, как не москвичу, определиться точнее не представлялось возможным. Мы ехали не долго.

В пути мы молчали. Заговаривать о вещах, на которые я хотел бы получить ответы у меня не было никаких оснований. А сотрясать воздух вежливой болтовней совершенно не хотелось по причине той же вежливости. Тем более что моей спутнице всю поездку было не до того: она очень внимательно смотрела по сторонам. И опять же — не так, как смотрел бы человек, впервые попавший "в столицу нашей Родины". Скорее — как на место, где она бывала когда-то давно, а потом уехала надолго и вот, вернулась. И пытается сравнивать, насколько новые впечатления отличаются от старых.

Но не только. Или не столько, правильней, наверное, будет сказать? Потому что уж слишком вид у нее был не радостный. Обычно так не бывает. Особенно в данном случае: я, приглядевшись поближе, решил, что ей, возможно и двадцати еще нет, слишком очевидна была свежесть и непомятость ее облика — как у школьницы, только в этом году получившей аттестат зрелости, не старше. В этом возрасте обычно жизнерадостность преобладает над всем, что бы ни случилось.

По моему, водитель такси тоже это заметил, поскольку пару раз я ловил брошенные им на пассажирку взгляды — не всерьез, на уровне простого любопытства — но меня это лишний раз убедило в наличии в девушке некоей странности, не вяжущейся с привычными обстоятельствами. Вот только в тот момент я даже и не догадывался, насколько необычными эти обстоятельства окажутся...

Когда мы приехали, я хотел ей помочь донести чемодан от въезда в переулок, но она отказалась. Как перед тем не захотела назвать номер дома. Я, честно говоря, от такого поворота событий слегка растерялся, хотя и не строил перед тем в ее отношении абсолютно никаких планов. Поэтому не стал настаивать. Спросил только.

— У вас тут точно есть кто-то, к кому вы приехали? — не лучший вопрос, но ничего более решительного в тот момент я породить не сумел.

— Да, не беспокойтесь. У меня тут родственница живет... — она подхватила чемодан и, пожалуй, впервые за все время попробовала улыбнуться: — Спасибо вам большое...

И, не оборачиваясь, пошла вглубь переулка.

А я остался стоять у машины, глядя ей в след и думая о том, что теперь, кажется, на личном опыте знаю, что ощущали уже упомянутые мной граф Монте-Кристо с Гарун-аль-Рашидом по окончанию совершаемых ими благодеяний. Лично я чувствовал себя слегка дураком... Глубокая философская мысль.

Потом пожал плечами, сел обратно в такси и сказал водителю ехать в Беляево.

Но до Беляево я и в этот раз так и не доехал.

Всю дорогу меня терзало какое-то смутное беспокойство, связанное с минувшей случайной встречей. Причем я никак не мог понять, в чем его причина. Оно не было связано со странным поведением незнакомки — люди могут иметь очень простые причины для весьма, на посторонний взгляд, необычных действий. И не с ее одеждой — в конце концов, очень может быть, что там, откуда она приехала именно так и принято следовать моде; это очень большая натяжка, но отнюдь не невероятная. Да и ведь мог же я ошибиться? И даже странное ее появление как бы ниоткуда тоже ничего не значило — мне попадались по жизни случаи куда похлеще. Исчезновение созвездия Большой Медведицы как-то раз после совершенно символической выпивки в одной компании, например. Два часа мы после этого искали созвездие, но так и не смогли найти. Потом нам надоело. Причем все остальные звезды оставались на месте.

Перечисленные три пункта вызывали любопытство. Отнюдь не беспокойство. Что же еще?

Ну, она оказалась на редкость красивой девчонкой. В моем понимании, во всяком случае. И мне жаль было с ней расставаться. Ну так сам виноват — следовало вести себя поактивней, не изображать рыцаря без страха и упрека (как там по английски-то?). Может даже, удастся все это исправить, если подежурить какое-то время в этом переулке. Встретить, подойти, поздороваться. Познакомиться. А там — видно будет. Тем более я теперь далеко не абы кто, а человек вполне солидный. Во всяком случае, на матерей моих знакомых девушек размеры моего заработка производили весьма благоприятное впечатление. Так что, если так хочется, стоит только приложить усилия — и все можно будет переиграть. Подумаешь, тоже, девушка без адреса... Не захотела назвать дом, но переулок-то невелик. В крайнем случае можно прочесать все квартиры подряд, если припрет. Я вспомнил, как она уходила в глубину переулка, рассматривая по очереди дома на обеих сторонах. Людей в этот час, практически уже не было и стук ее каблуков отчетливо разносился по пустому, практически, переулку... Черт!

Она рассматривала ВСЕ дома подряд.

Так может поступать только человек, который не знает номера. А ориентируется по своей памяти или по описанию, данному кем-то. Она вообще не знала, куда идет! И ждет ли ее там хоть кто-то. Черт! Тот-то она так улыбнулась при прощании; на похоронах так улыбаться в самый раз!

— Поворачивайте! — велел я водителю. — Обратно.

Водитель заворчал, но после того, как я демонстративно переложил из сумки (доверху набитой) в карман куртки пачку десятирублевок, замолк и только хмыкнул. Не то уважительно, не то насмешливо. Больше ничем его реакция не выразилась. Впрочем, по Москве тогда возили и не такое...

Мы подъехали на то же место и я попросил обождать, а сам кинулся в том направлении, в котором ушла девушка.

И действительно, как и подозревал, увидел ее. Сидящую на своем чемодане в позе не то васнецовской Аленушки, не то вовсе роденовского Мыслителя — самое то место так расположиться! — и, похоже, никуда не собирающейся перебираться. Услышав мои шаги, она повернула голову.

— Что же вы!... — сказал я, останавливаясь. — Родственница!... Не беспокойтесь... А если бы я не сообразил? Нет же у вас здесь никого!

— Нет... — сказала она, глядя на меня. То ли подтверждая, то ли отрицая мои слова. По интонации понять было невозможно. Голос у нее был как у человека, которому все безразлично. — Здесь должна была... Но ее нет... Почему-то...

— А соседи что? — зачем-то спросил я. В принципе и так было ясно.

Она ничего не сказала, а только уселась поудобнее, обхватив себя руками. Похоже, она точно собиралась просидеть тут всю ночь. В центре Москвы! Одна.

Глупая провинциальная девчонка.

— Вставайте, — сказал я, поднимая ее за локоть одной рукой, а второй берясь за чемодан. — Пошли.

— Куда?... Зачем? Что вы хотите делать?... — вот в этих вопросах уже появилась интонация. Удивление. И это, пожалуй, было хорошо. Во всяком случае лучше безразличия.

— Вести вас к себе, — честно ответил я. — Переночуете, а завтра решите, что дальше делать. Или вы предпочитаете попасть в милицию?

Похоже, именно эти последние мои слова ее и убедили. Без малейших возражений она позволила довести себя до такси и усадить. Я сел рядом с шофером и в который уже раз за этот день отправился в Беляево.

Чтобы не интриговать никого, сразу скажу, что доехали мы без приключений.

Нет смысла тщательно описывать квартиру, которую я снимал в панельной пятиэтажке. Обычная московская жилплощадь подобного типа — из тех, что сдаются внаем. Никаких шикарных интерьеров. В комнате, правда, имелся вполне комплектный набор мебели образца шестидесятых годов, но я там, по сути, не жил. На кухне у меня была установлена тахта, на полу возле нее телефон — вот и вся обстановка. Ну, стол еще, естественно. Пара стульев. Шкаф. Все тоже из давно прошедших десятилетий.

Когда мы пришли, телефон разрывался от непрерывных звонков. Звонил один из таких же как я, "торговцев", сообщил последние новости — что где появилось. В каком количестве и почем. Я записал и прикинул, кому, в свою очередь, стоит тоже позвонить. И стоит ли вообще? Тогда вся информация так и проходила по телефонным каналам. От одних людей к другим через третьих. Исключительно устно. И выходили иногда презабавнейшие казусы... Впрочем, к нашей истории это отношения не имеет.

Не успел я встать из-за стола, как позвонил другой мой контрагент — из Киева. Потом еще один — из Владивостока. Потом еще кто-то...

Так тогда все и работали. Дожидались, когда нужный человек придет домой и начинали звонить непрерывно. Предлагая самые экзотические товары и спрашивая не менее экзотические же. Обычно в таком режиме я функционировал часов до трех ночи, пока информационная Ниагара не прекращалась сама собой. После чего ложился спать. До первого утреннего звонка. И все начиналось по новой...

Но на этот раз, звонка после, кажется, четвертого, я просто отключил телефон. Чтобы заняться, наконец, своей незнакомкой. Мне неловко было даже — привел, показал рукой на комнату и бросил без всякого гостеприимства.

Но к моему удивлению, она как раз никакого дискомфорта не испытывала. Наоборот, с явной заинтересованностью следила за моими операциями. Увидев, что я закончил, она опередила меня и заговорила первой.

— Вы знаете, — сообщила она мне тоном задумчивого недоумения: — Мне кажется, что вы, по-моему спекулянт...

Надо было слышать — и видеть! — как это произносилось! Она точно была откуда-то из тех лет, откуда же и одежда! Не мог человек на излете "Перьестройки" (?) реагировать так на простой, в общем, факт. Но я не успел как следует обдумать данную мысль, и лишь только шутливо признался, что да — именно спекулянт! В изначальном значении этого слова; и не вижу ничего особенного, раз государством это разрешено — как она меня снова огорошила.

— Я так поняла, — проговорила она все тем же тоном. — Что по телефону вы звонили в другие города. А скажите... Может быть от вас можно позвонить за границу?

И с такой надеждой при этом посмотрела на меня, что я опять растерялся. Теперь почти по настоящему. ТАКОЕ-ТО — кто будет спрашивать?? Но остатки джентльменства на тот момент еще сохранились во мне и я просто показал ей рукой на телефон: мол, звоните пожалуйста! И тут она меня добила.

— Только... я не знаю, как, — призналась она. — И номера тоже не знаю. Но я знаю человека, которому нужно звонить!

Тут уж я совсем не нашел, что сказать... И последующие полчаса мы с ней были заняты тем, что выясняли порядок выполнения звонка в Лондон и поиска там соответствующего абонента. Моя гостья почему-то уверяла, что данного субъекта — кстати, даму — должны легко идентифицировать по названным ею имени и фамилии. И еще примерно час ушел на собственно звонки.

Именно звонки, а не звонок. Потому что поиск оказался не таким уж простым делом. Результат же почему-то показался мне закономерным: никакой такой названной Ингой леди Спенсер (Инга, как оказалось, отлично владела английским. В отличие от меня, неуча) в природе не обнаружилось. Но Инга восприняла этот факт совершенно, на мой взгляд, неадекватно. Она впала в то же состояние безразличного оцепенения, в котором я застал ее в переулке сидящей на чемодане.

Потом она встрепенулась и с мольбой попросила у меня разрешения позвонить в Новую Зеландию (Sjc!) и попыталась там найти некоего сэра Грина. Которого тоже не оказалось присутствующим в обозримой реальности.

После чего она уселась на кушетку и закрыла глаза. И вдруг настолько стала похожа на выключившуюся куклу, что я испугался.

Надо было что-то делать. Это понял бы любой безотносительно вообще к предшествующим событиям. Я, в общем-то, был не в лучшем с этим любым положением, поэтому, подумав, достал из шкафа бутылку коньяка, налил полстакана и поставил перед ней на стол. Что еще можно было сделать?

— Выпейте, — предложил я, когда она открыла глаза.

— Что? — смысл в ее взгляде появился не сразу. А где-то секунды через две. Что, если учесть скорость прохождения нервных сигналов, позволяло предположить, что душа ее или сознание пребывала перед тем в нескольких метрах от тела.

— Выпейте. Народное средство, — я указал взглядом на стакан.

Она секунду подумала. Потом решительно взяла стакан и довольно умело его в себя влила. Судя по всему, пить ей доводилось.

— Кофе будете? — спросил я, когда она поставила опустевшую емкость.

Она зашевелилась, приходя в себя. Поправила платье, прическу, потрогала тонкую нитку ожерелья на шее. Глубоко вздохнула. И только потом сказала:

— Кофе? Да. Кофе... Конечно. Почему бы не выпить кофе, если больше ничего не остается?

Похоже было, что она уже и не думала притворяться обыкновенной приезжей, впервые попавшей в Москву. Она ей и была. Только откуда же она взялась? Вот в чем вопрос. Даже, как сказал бы принц Датский — в чем "зе квесчен?"! Так я ее и спросил, зажигая плиту и ставя на огонь чайник.

— Я даже не знаю, как вам сказать, — ответила она. — Вы мне просто не поверите. Или, того хуже, сочтете сумасшедшей... У вас можно курить?

Получив у меня разрешение, она сходила в прихожую и вернулась с портсигаром и зажигалкой. Портсигар был примечательный. Явно золотой, с россыпью камней на крышке (уточнить цвет!). Причем, если все это было не имитацией, то сумасшествие хозяйки оказывалось под большим вопросом. Вряд ли у нас клиентам желтого дома позволяют таскать при себе подобные ценности. Разве что эта неприятность приключилась с ней совсем недавно. Например, по приезду в Москву... Не менее интересной показалась мне и зажигалка. Тоже, кстати, в золотом или, по крайней мере, позолоченном корпусе. И, что наиболее любопытно — бензиновая. (Уточнить, что за зажигалка: Зиппо, ронсон — что тогда делали?)

— Скажите, — сказала она, выпуская длинную струю дыма и испытующе посмотрев на меня: — Я не кажусь вам странной?

— Есть немного, — честно признался я. То, что странной для меня выглядит не она, а некоторые связанные с ней моменты, я не стал уточнять. — Но кто из нас не странен? Как было сказано в одной книжке — все мы немножко лошади. Абсолютно нормальных людей не бывает. Что же у вас приключилось?

— Спасибо вам за честный ответ, — мои слова ее, похоже и в самом деле приободрили. — Далеко не всякий на вашем месте вел бы себя так же. Большинство заподозрило бы во мне банальную шпионку...

От неожиданности я расхохотался. Шпионка, расхаживающая в центре вражеской столицы, одетая по моде прошлой эпохи — это, по моему, тихое помешательство. Разве что шпионка именно этого и добивается: попасть в сумасшедший дом и таким образом легализоваться. Шикарный способ внедрения, надо признать. Как раз в духе Флемминга или авторов "Фантомаса". Правда в реальной шпионской жизни не так уж часто использующийся. А в отношении Инги так и вовсе не подходящий по некоторым вполне очевидным моментам. Так я ей и сказал.

— А кто же я тогда по вашему? — поинтересовалась она, выслушав мои пояснения.

— Ну, вообще-то не люблю гадать... Надеюсь вы сами расскажете. А по совокупности того, что я успел узнать, — я улыбнулся, — вы, скорей всего, переместились во времени. Из прошлого или будущего, не берусь определить, но то, что окружающее для вас совершенно незнакомо — это медицинский факт. Как сказал бы Остап Мария Сулейман Ибрагим Бендер-бей (уточнить!)...

Я хотел ее таким образом подбодрить всего лишь, ничем особо не рискуя, поскольку факты идеально укладывались в данную гипотезу. Сам-то я всерьез в это, разумеется не верил. Не столько по причине того, что считал такое невозможным — последние публикации на соответствующую тему допускали некоторые варианты, пускай и теоретически — сколько в силу понимания того простого факта, что из пяти миллиардов жителей Земли именно со мной такое случиться может с исчезающе малой долей вероятности. Примерно как выиграть в карты миллиард. Или оказаться включенным в состав марсианской экспедиции.

Поэтому ее реакция оказалась для меня не совсем ожидаемой.

— Вы удивительный человек, — сообщила мне Инга, выслушав мое рассуждение. — Я начинаю думать, что мне необыкновенно повезло, что я встретила вас.

Польщенный такой характеристикой, я только развел руками. Поскольку сказать было нечего. Да, признаться, я и сам знал себе цену и отнекиваться и уверять в обратном не имел ни малейшего желания. Ну поразил девушку экстравагантной догадкой. Ну так и что? Как сказано было в другой интересной книге: "Догадался! Всегда умен был!" Правда ближайшее же будущее показало, насколько я в этом отношении ошибался. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь.

— Дело в том, — продолжала Инга, затягиваясь сигаретным дымом. — Что я действительно переместилась во времени. Из тысяча девятьсот тридцать восьмого года. Но это, Михаил, не самое важное из того, что я должна вам сказать...

А вот это уже — белая горячка, мелькнуло у меня. Или сразу уж шизофрения. Я не доктор, я не знаю. Вопрос только у кого из нас двоих?

Но к этому моменту — особенно после звонков в Лондон и Веллингтон — я подсознательно вполне был готов услышать именно нечто подобное, пусть и не с такой конкретной датой. Ну, разве что тридцать восьмой год меня удивил — с чего бы вдруг именно он? Но в неотложку звонить я не кинулся. Да это, насколько мне известно, и не было бы правильным поведением.

С максимально возможной корректностью я поинтересовался, что же в таком случае является действительно важным, если сам факт путешествия во времени на таковое значение не претендует?

— У вас крепкие нервы, Михаил, — сообщила Инга, от которой не укрылось мое секундное замешательство. — Так спокойно разговаривать с ненормальной... — она улыбнулась, правда не очень весело. — Я начинаю думать, что все не так плохо, как мне сначала показалось... Но как вы отнесетесь к тому, что мое присутствие в вашем времени грозит гибелью всему вашему миру?

— То есть, совсем? И в какие сроки? — уточнил я, по инерции стараясь соответствовать имиджу. Хотя, надо признаться, такой поворот темы был, на мой взгляд, несколько неожиданным.

И только после этого я сообразил, что собеседница нисколько не шутит.

— Вы даже не представляете, насколько это серьезно, — словно прочитав мои мысли, подтвердила Инга. А может и прочитала, чем черт не шутит, мелькнуло у меня. — У нас есть суток двое... Вряд ли трое. Потом инерция перехода, забросившего меня к вам, сменит знак и... Вы знакомы с формулой Эйнштейна, увязывающей массу и энергию? — внезапно спросила она.

— Е равно мц квадрат? — уточнил я. И, получив подтверждение, в свою очередь кивнул. В этот момент, признаться, я наиболее был близок к тому, чтобы признать ее сумасшедшей: слишком уж все это оказалось... похоже именно что на сумасшествие. Да, неожиданные результаты приносит иногда желание побыть немного персонажем романа Дюма или арабских сказок, подумалось мне. Но с другой стороны я теперь отлично понимал, чем обусловлено ее угнетенное состояние с самого первого момента нашей встречи. Особенно после того, как выяснилось, что ни в Лондоне ни в Веллингтоне нужных ей людей нет. То есть она все это время живет с осознанием своей скорой и неизбежной гибели... Ничего себе ситуация!

— Да... — подтвердила Инга мое уточнение. — Если мне не удастся уйти отсюда, в самом скором времени я превращусь в бомбу такой разрушительной силы, после которой на Земле не сохранится ничто живое. Да и сама Земля вряд ли сможет уцелеть как планета.

— Да уж...— издал я "социальный" по классификации Штирлица звук. Чтобы только не молчать. Довольно случайно, в силу начитанности, я представлял, о чем может идти речь.

Суть вот в чем: атомную бомбу типа той, что сбросили на Хиросиму, в масс-энергетическом эквиваленте можно представить в виде содержимого всего лишь наперстка — это один грамм энергии. Термоядерную — даже ту, что рванули в начале шестидесятых на Новой Земле — в виде стопки, максимум стакана или кружки. Годовое производство энергии на Земле — где-то литров триста, ванна или бочка. А пятьдесят килограмм — получается канистра. И во сколько раз эта канистра больше рюмки (или стакана), во столько раз взрыв будет сильнее того, новоземельского, выбившего окна в Норвегии. Так что последствия можете представить сами...

— Беда в том, — продолжала Инга между тем свою без оговорок жуткую исповедь. — Что я не могу совершить переход самостоятельно — у меня это не получается. Мне необходима для этого хоть чья-нибудь помощь. И лучше всего, человека, чья подготовка позволяет осознать проблему без того, чтобы отправить меня в психлечебницу. Мне кажется, повезло — и всем нам тоже — что я случайно встретила вас. В противном случае я не знаю...

Она замолчала и только покачала головой, глядя на меня сухо блестящими глазами. И я теперь мог уже вполне адекватно оценить причину этого блеска. Вот какую только из двух, черт возьми?

— Я понимаю, Михаил, что в это невозможно поверить, — снова подтвердила мои мысли Инга. — Не мучайте себе понапрасну. Давайте сделаем знаете что? Я вам расскажу по возможности кратко, в чем дело. И предъявлю кое-какие доказательства. А после этого вы, если захотите, можете с чистой совестью сдать меня докторам. Обещаю, что сопротивляться не буду и честно признаю себя умалишенной. Устраивает вас такое условие?

— Вполне, — я кивнул. А что мне оставалось делать? Хотя, опять же, поворот в разговоре вновь оказался неожиданным. Какие доказательства может предъявить клиент психушки?

Признаться честно, я не знал, что мне думать. Слишком уж ситуация отдалилась от реальности. Причем очень целенаправленно отдалилась. Как человек, всю жизнь читающий фантастику, я это мог определить практически профессионально: слишком уж все происходящее начало напоминать книгу или фильм, чего в жизни обычно не бывает. И по трезвому рассуждению следовало бы сейчас просто прекратить разговор.

Но...

Но напротив меня сидела девушка, которой некуда было пойти в Москве (по крайней мере, до утра). Этой девушке я сам предложил свою помощь. И она смотрела на меня абсолютно жуткими глазами приговоренного человека, у которого вдруг появилась надежда.

Я вздохнул и сказал:

— Я очень внимательно вас слушаю, Инга...

И услышал вот что...

Я не берусь пересказать все то, что говорила мне Инга. Во-первых, я не особо прислушивался тогда к содержанию ее слов. Во-вторых, сам я никаким боком не математик и не физик, чтобы правильно изложить, о чем шла речь. Поэтому я опущу тот довольно таки длинный и что греха таить, временами бестолковый разговор, вызванный моими неизбежными дурацкими вопросами, который происходил между нами на московской кухне глухой ночью.

Коротко же — и приблизительно — дело обстояло следующим образом.

Инга оказалась участницей экспедиции по изучению Земли не то из другой Вселенной (!), не то из параллельной реальности (я так и не понял точно). Инопланетянкой то есть. Эта экспедиция занималась исследованием земного человечества на протяжении чуть не всей его истории (Эти ребята не мелочились, надо признать). Подобный размах объяснялся просто: участники экспедиции могли перемещаться во времени (Sic!). В разных веках у них имелось нечто наподобие полевых групп, а где-то в ближнем (всего лишь десятки парсек, ха-ха) космосе на некоей планете была оборудована стационарная база, связанная с их родным миром (только не спрашивайте меня, как все это возможно — я этого так и не понял; очевидно нечто, напоминающее "Патруль Времени" Пола Андерсона, или азимовского "Конца Вечности" — если кто фантастику читает).

И вот, по словам Инги, на нашем (восьмидесятые годы) участке ветви существования этой ихней интертемпоральной станции (а как ее еще называть, если она занимается операциями во времени?) что-то произошло. Авария, видимо. В результате чего само наличие базы в нашей реальности получило отрицательное значение. Я бы сказал, что она попросту погибла, но именно это Инга отрицала самым решительным образом. Просто, как я ее понял — но не как она говорила! — начиная с наших восьмидесятых годов станция перестала функционировать. А в предыдущие десятилетия продолжала. Причем со всем своим персоналом (очень понятно, правда?). Но эта самая возникшая зона несуществования (да простится мне этот бред, но понятнее я сказать не могу) продолжала распространяться в прошлое, уничтожая станцию и там. И чем дальше — тем все... гм, дальше в прошлое. Причем процесс этот сопровождался стиранием памяти о будущем как у персонала станции, так и из ее архивов (ничего так, да?). Жизнь как бы пошла вспять, от смерти к рождению. Все возвращалось к более раннему состоянию, а информация о уже когда-то бывшем исчезала. Инга называла это явление "выгоранием реальности". Хроноклазм, в общем.

— "Не возвращайтесь по своим следам... Все начинается с молчанья ...", — совершенно машинально вырвалось у меня.

— Что, простите?

— Да книжка есть такая. У писателя Владимира Михайлова. Как раз про это примерно. Там время вспять повернули в будущем. И люди стали жить с заду наперед. Очень похоже.

Ингу роман отчего-то очень заинтересовал. И она даже потребовала, чтобы я в отвлечение от темы пересказал содержание. Я вкратце поведал сюжет этой, на мой взгляд, безусловно, интересной книги.

— Действительно, похоже... — признала она, выслушав мое изложение. — Особенно в плане наглядной демонстрации "выгорания реальности"... Вполне возможно, что этот Владимир Михайлов каким-то образом получил куски обрывочной информации из ТОГО, доаварийного состояния реальности. Интересно... как вы думаете, можно с ним было бы встретиться?

Я только пожал плечами. Встретиться, конечно, можно было. Задача не из сложных. Писатель-фантаст не засекреченный физик из ящика. Только какой в той встрече толк? Особенно в свете имеющих быть обстоятельств... Даже если писатель и получил какую-то информацию из ранее бывшей реальности — как проверить, что это именно она и есть? Или прямо зачислять под эту тему все книги данного автора?

— Да, наверное вы правы, Михаил, — вынуждена была согласиться со мной Инга. — Но все равно, это совпадение крайне интересно...

Я снова пожал плечами. Про себя вспомнив известную историю с американским писателем сороковых годов, привлеченным ФБР за разглашение секретных сведений об атомной бомбе. Мало ли чего бывает...

Между тем Инга продолжала свою не то лекцию не то исповедь...

Участники экспедиции (персонал станции?), оказались в отчаянном положении. Притом, что стираемая память о будущем лишала их самого знания о какой-либо катастрофе! Но в конце концов они как-то сумели этот факт вычислить (Только не спрашивайте меня — как!). И в целях спасения себя от окончательного развоплощения решили изменить свое будущее (надо признать, нетривиальное решение; мне, во всяком случае, в литературе ничего подобного не попадалось). То есть, послать человека в наше время с заданием определить причины происшествия и устранить их. Этим человеком и была Инга.

Почему именно ее, объяснялось совсем просто. В 38-м году Инга оказалась единственной сотрудницей, уже подготовленной для работы. Правда, в СССР. Причем — в ТОМ, предвоенном СССР. Остальных предстояло бы еще доучивать. А на это у наших хрононавтов совершенно не было времени.

— Но случилось что-то непредвиденное, — сказала Инга, затягиваясь сигаретой. — Вместо восемьдесят четвертого я попала к вам, на четыре года позже. Хотя по всем расчетам этого не должно было произойти. Я просто не понимаю...

— Восемьдесят четвертого?

Вот это меня удивило. Я ничего особенного не мог вспомнить в связи с этим годом. Ничего такого... этакого. В апреле Горбачев произнес вполне программную речь в Ленинграде, да. Про время революций. А осенью я ездил в Коктебель, на всесоюзный слет самодеятельного самолетостроения. Ну, Оруэлл еще, "1984", но это уж точно никаким боком не отсюда. А ни первое, ни тем более второе никак причиной аварии интертемпоральной базы в десятках световых лет от Земли служить не могут. За границей тоже, вроде, ничего сверхординарного не происходило...

— Да, — подтвердила Инга. — Восемьдесят четвертого. Изменение... произошло именно в этом году. Но где и какое — установить не было возможности. Предполагалось, что я выясню это... на месте. Но...

Инга быстро выяснила, что попала не туда. Сперва — не обнаружив никаких следов того человека (гм... инопланетянина, наверное, точнее), который был наблюдателем в Москве (Это в том переулке, значит, сообразил я). Дальше я уже сам был свидетелем: не оказалось на месте и координаторов по обоим — восточному и западному — полушариям; более того — их вообще, как выяснилось, никогда не существовало в природе! И в довершение ко всему у Инги просто перестала работать вся имевшаяся у нее аппаратура.

То есть, не совсем перестала. Приборы, как уверила меня Инга, продолжали функционировать. Но функционировали они теперь... Не то чтобы ненадежно, нет — сами по себе эти устройства не должны были "ломаться". Но вели они себя... Ну, представьте себе самонаводящуюся ракету, к примеру, в которой напрочь разладилась работа всей ее автоматики. Стрелять-то таким оружием в принципе можно. Но только — сами понимаете, с каким результатом.

Причиной тому, по словам Инги, было то, что прекратила функционировать та самая интертемпоральная база в другой звездной системе. Раньше она осуществляла что-то вроде тонкой настройки. Если пользоваться все теми же милитаристскими сравнениями, вышел из строя бортовой лазер, подсвечивающий цель — и головка самонаведения на ракете перестала работать. Или — если в примерах гражданских — отключилась городская АТС и все телефонные аппараты превратились в бесполезный хлам. Или уж, совсем на бытовом уровне: сломался замок на входной двери, и если дверь сделана крепкой (как начавшие входить в последнее время в моду стальные квартирные двери) — то толку от имеющегося у вас ключа не будет никакого. Так и у Инги получилось. В силу отсутствия, так сказать, автоподстройки, она просто не могла, открыв окно, пройти в него после этого. На манер того осла, что тянется за привязанной перед носом морковкой — "окно" отодвигалось ровно на ту дистанцию, на которую она передвигалась, пытаясь приблизиться.

— Вот, смотрите, — сказала Инга, беря со стола портсигар и раскрывая его.

Чего смотреть, хотел было переспросить я. Но, тут Инга вторым движением открыла портсигар еще раз и слегка повернув, показала мне то, что содержалось под фальшивым дном, заполненным какими-то дамскими сигаретами (или папиросами? — уточнить!).

А была там клавиатура, весьма напоминающая таковую у калькулятора. Только с непонятными знаками на кнопках. И что-то вроде экрана на внутренней стороне откинувшегося фальшивого дна. Вот чего-чего, но такого у обитательницы желтого дома точно не могло быть ни под каким видом — это я представлял совершенно точно!

Надо, наверное, было что-то сказать по этому поводу. Но я промолчал. Видимо, случился у меня самый настоящий ступор от осознания наблюдаемого факта. Все-таки я до последнего момента воспринимал происходящее всего лишь как некую игру ума моей неожиданной гостьи, не более того. А наличие явно необычного устройства в ее арсенале переводило все услышанное совсем в другую категорию.

Инга, между тем, набрала на кнопках какую-то комбинацию, затем нажала на крышке портсигара выступающий в центре крупный камень и стена моей кухни исчезла. Или не исчезла. А превратилась в большой — два на два где-то экран невероятной четкости и глубины.

На экране на фоне черного космического неба в россыпи звезд висела Земля — шар в бирюзово-белых разводах с темной частью ночной стороны. Зрелище было очень красивое. Только изображение слегка подрагивало, как если бы оператор нетвердо держал в руках камеру.

— Это планета той звездной системы, где находится наша база — Таорэра, — пояснила Инга. — До нее около сорока парсеков.

Продолжая держать портсигар перед собой, она быстро набрала новую комбинацию на клавиатуре. Планета дернулась и ушла в бок. Вернулась на центр экрана. Скачком увеличилась в размерах. И стала приближаться, дрожа и смещаясь из стороны в сторону. В разрывах облачности я разглядел, что это не Земля. То есть никоим образом. Тут невозможно было ошибиться.

Это точно напоминало уже шизофрению, как я себе ее представлял. Голоса, таинственные незнакомки, светящиеся экраны с посланиями Космического Разума (Впрочем, голосов, кажется не было, будем честными перед собой. Да и посланий тоже.). Единственное, что меня смущало, так это то, что сумасшедшим я себя не ощущал ну ни в малейшей степени. А если я, следовательно, оставался нормальным — тогда что? Или доработался до галлюцинаций — от переутомления?

Чисто машинально, из любопытства, я встал, намереваясь пощупать экран, чтобы убедиться... Сам уж не знаю в чем.

— Осторожнее, Михаил! — остановил меня вскрик Инги. — Вы собьете настройки!

Мы в это время вошли уже в облака и всю рамку заполнила знакомая мне белесая муть, сейчас выглядящая как ярчайшее жемчужное сияние, в котором не видно ничего. Примерно так, вспомнилось мне некстати, все эти картинки по описанию и выглядят...

Затем мы вышли из облаков... То есть, камера, конечно, а не мы, я еще подумал, что так, наверное, выглядит это все с точки зрения спускаемого аппарата межпланетной станции. Изображение сильно дергалось — как если бы на той стороне аппарат попал в нешуточную болтанку, но все-таки можно было хорошо разглядеть, что внизу раскинулась чуть холмистая зеленая поверхность, напоминающая не то тундру, не то сплошную тайгу.

— Высота — километр, — сообщила Инга. — Мы прямо над нашей базой. Вон, видите, круглое строение? К сожалению, подвести окно прямо к ней я не могу. Но сейчас и этого вполне достаточно...

Я действительно увидел какой-то косой цилиндр, на глаз несколько сот метров диаметром, нелепо торчащий посреди зеленого ковра. Затем изображение еще раз прыгнуло куда-то и внезапно остановилось. Я увидел прямо перед собой залитые солнцем сосны и берег наподобие крымского — скалистый мыс, уходящий в море. Инга опустила портсигар и выпрямилась с явным облегчением.

— Я специально хотела, чтобы вы увидели нашу базу, — сказала она. — И чтобы поняли, что происходит с каналом перехода. А сейчас — смотрите...

Что я должен был понять, я не успел переспросить. В кухню ворвался морской воздух, шум волн и сосен и ощутимый порыв ветра распахнул прикрытую но не запертую форточку. Вместо холодной московской осени мы явно оказались где-то на широте того же Крыма.

— Если хотите, можете выйти прогуляться, — предложила Инга, посмотрев на меня. — В фиксированном положении канал устойчив, вы спокойно сможете вернуться.

Ни малейшего намерения ступить в образовавшийся проем у меня не возникло. Не знаю, как кому, а у меня к таким экспериментам склонность отсутствует. Все-таки есть некоторая разница между тем, чтобы летать, согласно поговорке, на всем, что летать может — и что даже не может — и совать голову в пасть льву, пускай и дрессированному.

Так что я остался сидеть на месте. Даже отодвинулся слегка. А кроме того, до меня, наконец дошло, что все рассказанное Ингой — чистая правда. Иначе бы не стала она с первым встречным так откровенничать — с какой стати? А значит, в ближайшие пару суток — или раньше? — может действительно наступить тот самый Судный День, про который нам все уши прожужжали и в который, по моему, по большому счету никто всерьез уже не верил. И деваться от этого факта никуда не получится, даже если спрятать голову в землю на манер птицы-страуса.

Мне отчаянно захотелось достать из шкафа коньяк и выпить все что там осталось — а осталось там больше полбутылки — прямо из горла, не утруждая себя употреблением стакана. Уж очень мне стало жутко на какой-то момент. До холода, до мурашек, бегающих по спине. До тошноты. Впрочем, посмотрел бы я на любого другого в тот момент на моем месте...

Я встряхнулся и взглянул на Ингу уже другими глазами. Да, попала она в передрягу весьма серьезно. Но держится. Явно чувствуется соответствующая подготовка. Космическая (или темпоральная?) экспедиция, как-никак — это вам не институт благородных девиц. Кого попало туда не возьмут. А я ее в клинику специфического профиля хотел... Блин, добрый самаритянин.

Я не стал извиняться за сложившийся было диагноз — какие тут сантименты? — не до того. Просто потер ладонями лицо, приводя себя в рабочее состояние и спросил:

— И каким образом ты собираешься обеспечить себе нормальный переход отсюда туда?

Впрочем, в общих чертах я кое о чем уже догадывался...

.........................................

Все действительно оказалось весьма просто. И даже вполне выполнимо. У Инги с собой, в чемодане, имелся еще один прибор. Явно что-то вроде компьютера по функциям. Довольно странная конструкция в виде шара размером в мяч, управляемая посредством того же портсигара. Инга сказала, что может запрограммировать его соответствующим образом. И если после этого данный компьютер-шар подключить в нужном месте к автоматике Базы, то он возьмет управление всей аппаратурой на себя и обеспечит нормальный переход без особых проблем. Все, что для этого необходимо, это перебраться на Таорэру, проникнуть на Базу и в нужном месте присоединить контакты.

Понятно, что эта часть миссии целиком ложилась на меня, поскольку Инга в "окно" войти пока не могла. План же устройства Базы, вход, по которому в нее можно попасть, место и способ подключения "шара" Инга мне пообещала объяснить самым тщательным образом. Обратно же по нормально функционирующему каналу она меня обещала переправить без всяких проблем, как только сама окажется за пределами Земли.

Оставался единственный если не сложный, то хитрый момент: добраться непосредственно до Базы, находясь уже на планете. По словам Инги, "окно" в случае ручного управления, попадало либо в какую-то абсолютно случайную точку на планете, либо, если его направляли визуально (как она мне продемонстрировала), теряло устойчивость в километре-двух от поверхности. В принципе, вариант перехода неизвестно куда был не так уж плох, как выяснилось. По причине того, что при закрытии "окна" перехода время на Таорэре по отношению к земному как бы останавливалось и на дорогу можно было потратить и год и десять лет. Но лично меня как-то такая перспектива не вдохновляла. И я выбрал более динамичный но и куда более быстрый вариант: просто выброситься над Базой с парашютом, использую то же "окно" — кто может помешать? Прыгать мне приходилось, хотя я и не очень люблю это дело. Полтора-три километра высоты для этого вполне пригодны. Достать парашют в Москве не представляло из себя никакой проблемы даже и в обычном случае. А уж имея в своем распоряжении полную денег сумку как у меня — так и подавно.

Ни у Инги ни у меня не было желания откладывать дело в долгий ящик. Мы только прервались на несколько часов сна под утро — нам обоим это было необходимо. Да и все равно ни один из известных мне телефонов не отозвался бы. По той же причине, как выразился Павел I в романе Тынянова.

А утром я сделал несколько звонков и уже к обеду заполучил по вполне сходной цене желаемое. Да не что-нибудь, а спортивный ПО-9 — в наших условиях самое наилучшее, что только было возможно. И скорость приземления минимальная для посадки на неизвестную местность и сманеврировать по дальности можно вполне прилично. Еще потребовался комплект альпинистского снаряжения, так как необходимо было влезть на крышу станции, и кое-какой слесарный инструмент для вскрытия замка технического люка, ведущего внутрь. Ну и плюс "шар". Достаточно скромный багаж, надо признать, для высадки на другую планету. Честно говоря, я как-то не так всегда себе это представлял. А тут едва ли не обычный тренировочный прыжок, ничего особенного. И уж не с собой в главной роли, естественно...

Рефлектировать, однако, было некогда. Я упаковал свое "имущество" в рюкзак, который пристроил на грудь, застегнул парашютную подвеску, попрыгал. Зацепил вытяжной фал за трубу батареи отопления — очень оригинально — и посмотрел на Ингу, стоявшую наготове с портсигаром в руках. Все инструкции были уже даны, все наставления повторены несколько раз и запомнены точно и без ошибок. Ни Инга ни я не выглядели ни сильно счастливыми, ни торжественными, но по крайней мере Инга сегодня стала отходить от вчерашнего похоронного состояния — это было заметно. И цвет лица и общее выражение стали более жизнерадостными. Как и положено девушке неполных двадцати лет. Да, совсем другое дело, нечего и сравнивать.

— Присядем на дорожку, — предложил я, подтянув к себе носком ботинка обшарпанный табурет, обычно ютившийся в углу.

Дурацкая традиция, не знаю, чего ради я про нее вспомнил, от мандража, наверное. Все-таки до сих пор мне приходилось прыгать только в пределах аэродрома, а тут черт-те куда, да на совершенно неизвестную площадку. Инга молча подчинилась, опустилась чинно на краешек стула, все так же не выпуская из рук своего инструмента. Секунду мы посидели неподвижно, потом посмотрели друг на друга и как-то разом поднялись.

— Ну ладно — давай отправляй меня! — сказал я, становясь возле стены где должно было появиться "окно" (Абсурд, честное слово: человек с парашютом и рюкзаком посреди кухни! Да еще с фалом, пристегнутым к батарее. Хоть сейчас фотографируйся и посылай в "Крокодил", в раздел "Нарочно не придумаешь". С заголовком "Я спасу вас, люди!"). — Как говорится "Раньше сядешь — раньше выйдешь!"

И тут Инга меня слегка — или не слегка — удивила. Она подошла ко мне, привстала на носки и поцеловала в щеку. И не сразу отстранилась.

— На удачу, — в ответ на мой взгляд объяснила она. — Спасибо тебе, Миша. Не знаю, что бы я без тебя делала!

Мне совершенно автоматически вспомнились "Звездные войны" и я едва не расхохотался: хорошо еще, что Инга не сказала "Да пребудет с тобой Сила!" Но поскольку объяснять девушке с киношным кругозором тридцать восьмого года значение современных культовых фраз было несколько затруднительно, я вместо этого постаравшись скрыть смущение, признался, что не могу воспринять ее как инопланетянку. Которая, по моим представлениям должна быть внутренне абсолютно чужда нашей человеческой культуре. Инга же, по моим ощущениям, на сто процентов представляла из себя земную девушку. Даже при том, что я уже знал, кто она такая.

Объяснение мое вызвало тоже странную реакцию. Инга рассмеялась и пробормотав "Ты ничего не понял..." отошла от меня и сосредоточенно занялась своим портсигаром, набирая на клавиатуре нужное сочетание знаков-команд. Это мне, в свою очередь, напомнило один известный дурацкий анекдот, после чего я понял, что действительно ничего не понимаю в женской логике. Если даже она инопланетная.

Между тем на стене снова распахнулось окно в космос. Снова была дергающая и прыгающая приближающаяся планета, спуск в атмосфере.

— Приготовься, Михаил! Три километра! — скомандовала Инга, не отрываясь от клавиатуры.

"Окно" "открылось".

Кухню наполнил ураганный ветер. Занавески на окне взметнулись подобно крыльям. Что-то с грохотом полетело со стола. Со звоном осыпалось лопнувшее стекло. С опозданием я сообразил, что три километра высоты дают неслабую разницу в давлении. И по сути у нас сейчас на кухне происходит почти взрывная декомпрессия (хорошо, что никому из нас не пришло в голову открыть "окно" на большей высоте!). Не задерживаясь, чтобы не усугублять начавшихся разрушений, я быстро шагнул в проем и, оттолкнувшись, как от самолетного люка, полетел в открывшийся со всех сторон мир иной планеты...

Мне безусловно повезло. Выбросился я очень удачно: в пределах досягаемости. Так что пешком идти даже и не пришлось. Можно было попробовать вообще сесть прямо на крышу, но этого я сделать не решился. Во-первых — не настолько я опытный парашютист, а во-вторых — над крышей возвышались какие-то явно антенные сооружения и вмазаться в них было бы не самой лучшей идеей.

Поэтому я просто приземлился на достаточно ровную площадку неподалеку от круглого здания Базы, похожей на гигантскую шестеренку, каким-то великаном с маху брошенную на поверхность планеты и так и застывшую, косо врезавшись в грунт. Наподобие "спиралодиска" из "Туманности Андромеды". Хотя ничего общего, конечно, в их внешнем виде не было. Просто возникли у меня какие-то ассоциации. Видимо на почве принадлежности и того и другого к космосу.

Дальше было совсем просто. Собрав парашют и запихав его под подвернувшийся подходящий камень (хотя можно было бы и так бросить, но не поднялась рука на ценное имущество), я без каких-либо проблем, хотя и медленно, одолел тридцатиметровую стену станции и оказался на наклонной крыше среди антенн и прочих более мелких сооружений. Отыскать тамбур технологического хода тоже не составило труда. Это сооружение представляло из себя что-то вроде гриба с толстой ножкой, высотой метра два с половиной и открывалось посредством довольно несложных манипуляций (мне пришлось размонтировать петли, если кого интересует). После чего, вооружившись предусмотрительно захваченным фонарем, я ступил на ведущую вниз винтовую лестницу и начал спускаться.

Странности я заметил сразу же. Собственно, уже внешний вид сооружения вызывал некоторое недоумение: "Кто ж так строит?..." Но внутри это ощущалось куда отчетливей. Лестница, на которую я попал, была, вроде бы, обычной винтовой, но не лево— а правосторонней. То есть, если бы это был замок, можно было бы предположить, что хозяин — левша. Или, если перевернуть идею с ног на голову — что обороняющиеся собирались отступать не в верх а вниз (к примеру). Кроме того, лестница не шла, как положено всем лестницам, равномерно, а делала это с некими перепадами, то увеличивая крутизну, то уменьшая. Эдакой волной. Плюс сами ступеньки. У обычных (понимай — земных) лестниц, они, как правило, располагаются все строго симметрично и имеют достаточно одинаковый размеры. Здесь же ступени заметно меняли форму время от времени — примерно с той же периодичностью, что и крутизну спуска. А иногда и вовсе по неведомо какому капризу архитектора вдруг начинали изгибаться наподобие серпов, далеко уходя вдоль стены и тогда спускаться приходилось идя к этой самой стене спиной. Для чего так — непонятно. И в довершение всего сама лестничная шахта, которой по уму полагалось бы без изысков пронизывать здание простым вертикальным колодцем, вдруг начинала идти явно под углом, изгибаясь то в одну, то в другую сторону по совершенно непонятной системе, а скорее вовсе без таковой — причем ступени в любом случае ухитрялись оказаться в плоскости перпендикулярной вектору силы тяжести. Зачем и кому такое могло понадобиться, я сообразить просто не мог.

Но наконец этот спуск закончился. Я толкнул неожиданно низенькую дверцу и вышел в большой, даже очень большой зал, слабо освещенный падающим откуда-то сверху дневным светом (странно, кстати — никаких окон на крыше я не заметил), и занимающий, похоже, весь внутренний объем этого ненормального творения неземного гения. Никаких следов никого из обитателей станции здесь не наблюдалось. То есть вообще. (Кстати, еще странность: за все время моего спуска по лестнице, ведущей на крышу мне не встретилось ни одной двери ведущей в боковые коридоры. Почему?) И хотя Инга мне несколько раз повторила, что на станции не уцелел никто — а откуда, кстати, она и ее коллеги в тридцать восьмом это узнали? Впрочем, догадаться об этом было не так уж сложно — мне и это показалось странным. Ну хоть какие-то следы должны же были остаться! Вещи хотя бы какие-то, инструменты, приборы... А тут — ничего! Огромный зал с какими-то трубами переплетающимися под потолком, авангардистского вида колоннами подпирающими тут и там почти неразличимую кровлю, какими-то стеклянными галереями вдоль стен был абсолютно пуст.

Впрочем, это касалось только верхней части зала. Что располагалось внизу я видеть не мог из-за приличных размеров полусферы белого цвета и неизвестного назначения (как и все здесь), расположившейся прямо передо мной и закрывавшей весь обзор. Кстати, где-то за ним как раз должен был находиться проход в нужную мне часть станции.

Я шагнул туда.

И почти сразу понял, что кое-какие следы произошедшего здесь все же остались.

И это были более чем странные следы. Калибра 7,62 (или 9мм — уточнить, какие Хехлеры были у группы, громившей Базу!).

Потом я увидел все остальное.

Судя по всему на этом месте стояла такая же полусфера. Сейчас от нее остался довольно жалкий огрызок, похожий на корень сломанного зуба. Осколки непонятного материала, напоминающие стекло, раскидало взрывом по всему залу. А вместе с осколками разлетелось и то, что бросилось мне в глаза в первую очередь: стреляные гильзы. Вне всякого сомнения — от земных автоматов. Я не поленился, поднял несколько и рассмотрел. Маркировка была знакомая. Немецкая (?). Да и сам автомат, покореженный, но узнаваемый, нашелся чуть в стороне. Пистолет-пулемет Хехлер-Кох, ни больше и не меньше. Любимое оружие террористов и гангстеров из голливудских боевиков и вполне серьезных спецлужб очень разных стран.

Ничего себе заявочки! — как выражались мы в детстве.

Что ж тут произошло-то? В восемьдесят четвертом году... Тысяча девятьсот. От Рождества Христова. От Великой же революции — шестьдесят седьмого...

Я мысленно плюнул, обрывая себя, и пожалел, что мы с Ингой решили не покупать носимые радиостанции для оперативной связи. Так нам казалось проще. Я тут устанавливаю "шар", она там снова включает переход — и он срабатывает. Нет необходимости держать его все время открытым. Удобно, да, не спорю. Но вот теперь — явно не мешало бы переговорить по этому вопросу, но, увы — нет такой возможности. И ведь главное — ничего нельзя понять!

Я осмотрел, как мог тщательно, остатки полусферы и окружающую их часть зала. Осмотр не прибавил мне никаких мыслей. Сфера внутри выглядела пустой. Во всем остальном зале никаких изменений не наблюдалось — по крайней мере не было заметно на мой взгляд. Я нашел еще один покореженный Хехлер и кучу расстрелянных гильз. И — ни одного трупа. Да что там — ни одного пятнышка крови! Многочисленные пробоины от пуль в стенах, дыры в стеклах имели место быть, а хотя бы клочок бинта — нет! Более чем странно.

В конце концов мне это надоело. Добро бы еще, события здесь произошли недавно. Или была опасность наткнуться хоть на кого-нибудь из персонала базы или из нападавших. Но более чем наверняка, инцидент имел место в том самом восемьдесят четвертом году, можно было не сомневаться: толстый слой пыли, покрывавший все и вся выдал бы присутствие кого угодно. Но он был чист, если не считать оставляемых мной на нем следов. Да и не за тем я сюда пришел. Вот запустим аппаратуру станции, Инга (кстати, это ее "родное" имя или земной псевдоним согласно легенде? — подумалось мне ни к селу ни к городу) сюда переберется, свяжется со своей планетой (а она мне говорила, что отсюда это возможно) — пусть тогда они и решают, что здесь произошло. И кто в этом виноват. И что вообще делать. Меня это все не касается. Инга еще во время своих попыток объяснить мне, кто она такая, специально подчеркнула, что станция является практически неуничтожимым объектом и может исправно функционировать даже если от нее останется просто груда развалин — главное, чтоб был управляющим элемент. А я сейчас именно его и нес с собой. Починю вам ваш инопланетный примус — разбирайтесь в случившемся сколько хотите.

С этими мыслями я оставил место неизвестного происшествия и прошел к противоположной стене зала, где согласно описанию Инги обнаружился вход на одну из стеклянных галерей, ведущих в необходимое мне место. Здесь я еще раз убедился в странных архитектурных канонах создавших базу существ. Не пройдя и десятка метров. Я начал испытывать непонятный дискомфорт, никаких видимых причин к тому не наблюдая. Я даже остановился и несколько минут осматривался и вслушивался, как охотник в тайге: не обнаружится ли чего? Но все было тихо и спокойно. Как на кладбище.

Я снова двинулся вперед — мне уже не так далеко оставалось идти — всего лишь до конца галереи и там направо нечто вроде резервной пультовой или распределительного щита, судя по описанию Инги, пока что меня не подведшему. Я миновал почти всю галерею, когда, наконец, сообразил, что же мне не понравилось. Этот момент был не так заметен, как несуразности винтовой лестницы, но на подсознание воздействовал. Точнее моментов было два. Во-первых галерея в силу какой-то непонятной нелюбви строителей к прямым линиям имела легкую, но отчетливую закрутку вокруг продольной оси — отчего линии сопряжения стен и потолка плавно изгибались на манер, допустим желобов нарезки оружейного ствола. Пол при этом оставался относительно ровным. Зачем это было сделано, опять же оставалось непонятным.

Причем это именно было заложено еще при строительстве, а не являлось следствием каких-то последовавших катаклизмов. А во-вторых, я понял, что у строителей этого сооружения были какие-то абсолютно нечеловеческие архитектурные каноны — пропорции галереи выглядели совершенно... бессмысленными. Иного слова не подберу: двери — слишком низкие, арматура остекления из каких-то ненормальных, нелепых, перекрученных профилей — непонятно было даже, как в ней стекла удерживаются. Узор на полу выглядел как угодно, только не симметрично (словно пьяная пчела танец устраивала, пришло мне на ум). И ко всему в придачу потолок был неизвестно для чего поднят очень высоко — ничем не занятое "лишнее" пространство занимало в высоту не меньше человеческого роста. Нелепая в общем, довольно картина. Как только Инга могла здесь жить? Нормальному человеку тут свихнуться — раз плюнуть.

Или при штатном режиме функционирования станции все здесь выглядит не так? Может то, что сейчас передо мной — это только голый внутренний каркас? На котором выстраивается весь необходимый обитателям нормальный интерьер, когда аппараты Базы работают? А я вижу только что-то вроде технических и подсобных помещений, допустим, предназначенных только для роботов? В принципе не такая уж дурацкая мысль...

Рассуждая так, я добрался до нужного мне места и действительно, обнаружил в конце галереи вполне скромную комнату, с расположенным по стенам тем, что можно было назвать "шкафами". Или силовыми щитами. Все того же белого цвета ребристые коробки с двустворчатыми дверцами на передней панели. Согласно инструкции, мне требовался второй справа "щит" (или "шкаф").

Я снял рюкзак, достал инструменты и, повозившись немного, распахнул дверцы. Внутри, вполне ожидаемо, не имелось никаких полок или щитов. Зато всю заднюю стенку "шкафа" заполняло великое количество отверстий. Самых разнообразных по форме и размеру. Все они были пусты. Но об этом я Ингой уже был предупрежден и не стал ломать голову по поводу данного факта. Пусты — значит пусты. Значит шкафы у них тут такие. Ну — такие у них шкафы, понимаешь...

Я вытащил из рюкзака "шар", проделал над ним те манипуляции, что заставила меня вызубрить Инга (понятия не имею, что они означали), затем примерился к Ингой же указанному отверстию (совсем даже не круглому в плане!) и, прижав к нему "шар" несильно, но решительно надавил.

С легким сопротивление, но без всякого звука инопланетный прибор вошел в абсолютно некалиброванное под него гнездо. Причем оно так и осталось четырехугольным! А шар ушел в глубину и там куда-то пропал. Примерно как кассета в видеомагнитофоне.

А я остался стоять чем дальше, тем в большем недоумении, потому что не знал, что дальше делать, а главное — сколько же мне теперь ждать?! Вроде бы. По идее, все должно произойти быстро. Иначе мне тут придется изображать из себя космического робинзона, поскольку с собой у меня практически ничего не было. Да и каким бы образом? Парашют не грузовик, на него много не навьючишь... И что же мне, черт возьми, в таком случае делать?

И в этот миг мир вдруг начал стремительно меняться...

Мир менялся все отчетливей и отчетливей.

Сначала это было ощущение сродни невесомости. Потом легкой дезориентации. Потом полета-парения (не сходя с места) через слои заполненного светом и теплом (почти по Циолковскому) пространства, все более и более ускоряющегося... Потом...

А потом я понял, что просыпаюсь. Просыпаюсь, и все, что только что было — это сон. Необычайно подробный и красочный, какие у меня, честно говоря, случаются нечасто. Вообще, наверное, можно по пальцам одной руки пересчитать, когда мне снилось что-то подобное, и пальцев еще останется. Вот этот был из таких.

Понятное дело, я не вскочил, в ужасе озираясь, и не начал кричать что-нибудь типа "Не-ет!!" или "Она была! Была!!" на манер инженера Лося. С чего бы? Ну сон и сон... Явно результат чрезмерного увлечения фантастикой и напряженной работы на протяжении последнего года.

Готовый в принципе, сюжет для рассказа. Можно даже попробовать записать, как только станет посвободнее с делами. Очаровательная инопланетянка, поиски кого-то в Лондоне и Новой Зеландии (Эта-то часть света тут причем?), прыжок с парашютом на другую планету прямо с московской кухни — ничего так себе может получиться. Добавить еще любовь и разведку, по незабвенному требованию Бориса Агапова — так уже и на целый роман хватит. Ах да, конечно же: станцию-то инопланетную как раз земляне разгромили — с "Хехлерами". Не иначе, какие-нибудь злобные империалистические гангстеры, с которыми вступили в контакт доверчивые пришельцы. Впрочем, с не меньшим успехом это могли быть братки отечественного разлива — тоже, в общем, не слабый вариант. А могли быть и вовсе кто угодно — что можно угадать по одним только стрелянным гильзам?

Я полежал еще какое-то время, припоминая подробности и пробуя их на предмет достоверности — нет, ей богу, интересно могло бы выйти! — а потом грянул телефонный звонок и снова вступила в свои права объективная реальность. Без инопланетян, гангстеров и десантов на другие планеты. Обычная жизнь "хозрасчетного", как это тогда называлось, деятеля, не то фарцовщика, не то кооператора, не то вовсе не поймешь кого — классического в общем, спекулянта, как я и сказал Инге во сне. Звонки с утра до вечера, "стрелки", командировки по всей стране, расходы, доходы, клиенты, поставки, деньги мешками (вон она, сумка — под столом стоит) и соответствующая статья УК РСФСР "За хищение в особо крупных размерах", которую никто не отменял. Период первоначального накопления капитала. Тоже, пожалуй, не самый скучный способ времяпрепровождения...

На этом, собственно, можно было бы и закончить. О чем еще говорить, если это был всего лишь только сон? Однако у истории оказалось продолжение.

Первый звонок, если можно так выразиться, прозвенел через год примерно. Летом — точнее в июле восемьдесят девятого — я в своем родном городе зашел в книжный магазин за очередной порцией новинок, начавших появляться с радующей душу регулярностью и в соответствующем изобилии. И тут со мной произошло нечто... Это можно считать мистикой, но что-то отчетливо толкнуло меня в сторону одного из штабелей (кубометрового приблизительно объема) новеньких покетбуков — как это стало модно называть — не очень презентабельного фиолетово-зеленого цвета. На первой странице мягкой обложки несколько аляповато изображено было нечто вроде коллажа из двух каравелл и планеты Сатурн на космическом фоне. "Одиссей покидает Итаку". Книга вторая. Молодогврадейское издание пищенковских "Румбов Фантастики". Я раскрыл книгу, прочитал аннотацию, начало первой главы... И понял, что держу в руках кандидата на очередную "Аэлиту". Есть у меня такое свойство. Во всяком случае почти всех лауреатов начиная с восемьдесят третьего я знал, точнее угадывал, заранее, так что сам пробой интуиции меня не удивил. Но одновременно с каким-то странным холодком я отчетливо увидел, что за этой невзрачной книжкой стоит нечто гораздо большее. Что-то связанное со мной лично. Что было по крайней мере непонятно, поскольку фамилия автора мне не говорила абсолютно ничего... Но это как бы потусторонне ощущение было настолько отчетливо, что книгу я купил только и исключительно ради него, вопреки даже тому факту, что в целом серия "Румбов" вызывала у меня нечто вроде отвращения...

Книжку я прочитал, разумеется. И впечатление она на меня произвела, само собой. Но странное ощущение "дежавю" не покидало меня все время чтения — как будто где-то я уже видел или слышал нечто подобно. Хотя такого не могло быть. И только слово "Таорэра" заставило встрепенуться мою память. Это никак не могло быть, но тем не менее что-то было общее в том, что я читал и что когда-то приснилось мне в Москве в суматохе тогдашнего аврала. Что-то было...

Впрочем, я особо не заморочился в тот раз. Ну, совпадение... Мало ли... Как выразился Николай Васильевич Гоголь, "редко, но бывает". Тем более что у меня имелись в этом плане прецеденты.

Но еще через год, в командировке в Ижевске я случайно же купил первую часть. Все в той же "румбовской" серии. В сборнике "Полеты на метле". Вот тут меня достало уже по настоящему, до дрожи в руках. "Сентиментальный сюжет с вариациями" — таких совпадений просто не бывает. Хотя история вроде и не о том и не совсем такая. Даже — совсем не. Но...

Но и в этот раз никаких оргвыводов я не сделал. Да и какие "выводы"? Не бежать же к автору с криком вроде "Вы все написали так как со мной было!..." Смешно. Если не сказать глупо. Да и не до того мне в то время было. Бизнес в оргтехнике вышел на новый виток и требовалось опять работать по двадцать часов в сутки, чтобы не вывалиться из изменившейся ситуации на быстро формирующемся российском рынке.

А в девяносто первом появилось в продаже завершение. "Как заканчиваются звездные войны". Я прочитал сделанное черным по белому описание станции аггров. И сомнений у меня не осталось. Вот только это был "девяносто первый год" и история, как было сказано в одной известной книге, "...понеслась вскачь, гремя золотыми подковами по черепам дураков". "И мир ударило в озноб от этого галопа...", как выразился другой не менее известный автор по весьма схожему поводу. И мне стало совершенно не до странных возможных совпадений какого-то сна с романом человека, с которым я не был знаком и которого даже не видел никогда.

Да и в чем, опять же, не осталось у меня "сомнений"? В том, что мне приснился сон по мотивам "Итаки"? Ну так и что? Тем более к тому времени я уже выяснил, когда все это было написано — в любом случае задолго до того, как меня посетило загадочное сновидение.

На "Аэлиту" в девяносто третьем я не поехал. Сам не знаю, почему. А потом случилось множество других событий, весьма круто перетряхнувших мою жизнь и направивших ее в совсем иное русло, но к данному повествованию они никакого отношения не имеют, так что упоминать о них смысла нет.

Скрывать бессмысленно: я, конечно, размышлял время от времени от нечего делать на тему данного случая. И даже обратил внимание на рассуждения Шульгина о том, что бомба никакая не информационная, а обыкновенная тротиловая. Из того, что я видел во сне — так и выходило. Причем, по рассуждения здоровой "крестьянской" логики — это был самый простой и эффективный вариант. Разом выбивавший аггров из игры чем-то вроде чистого нокаута: одним махом они лишались и базы и материальных тел перспективных "инструментов" — Новикова и Берестина. Я даже догадался, что именно могло произойти в момент подключения мной "шара" к аппаратуре станции, если бы это действительно происходило в описываемых обстоятельствах. Включилось то самое "интертемпоральное" поле, что изолировало станцию от "нашей" реальности. И меня — "того" меня, который был во сне — размазало... Как минимум на кванты, а скорей всего даже и вовсе на нематериальные составляющие — какой-нибудь пакет вакуумных волн. Превратив в нечто вроде записи в информационном поле Гиперсети. А потом каким-то чудом наложило на меня же, но где-то за сутки до того — отчего я просто не встретил Ингу (а она — появилась все же у Ярославского или нет? Или вовсе не появлялась никогда в результате нашей же с ней деятельности?), оставшись у знакомых дольше, чем в предыдущий раз и добравшись затем домой на такси.

Этакие у меня выходили "игры чистого разума" (Хорошо хоть не просто "Игры разума", однако...). Абсолютно теоретические. Время у меня на это было. В чехарде девяностых как-то незаметно закончился двадцатый век — а с ним и второе тысячелетие. Рухнули нью-йоркские башни-Близнецы. Наступила новая эпоха, оставив в прошлом и Советскую власть и Советский Союз и переведя в запасники истории все, что было до "августа девяносто первого". Началась совсем другая жизнь. И вот тут-то словно какой-то черт дернул меня устроить приборку дома на антресолях. Сам не знаю — зачем.

Через полчаса примерно разбирания покрытой пылью рухляди я обнаружил свою старую спортивную сумку. Ту самую... Понятное дело, сумка давно вышла из употребления, как и те деньги, что в ней некогда перевозились, но я зачем-то раскрыл и заглянул в нее.

И к собственному удивлению обнаружил внутри пожелтевший запечатанный конверт. Со своим именем и фамилией в адресной строке. Никаких штампов, марок или дополнительных отметок на конверте не имелось, что означало, что через почту он не проходил.

Сердце у меня грохотало где-то примерно между ушами, когда я вскрывал старую высохшую бумагу и извлекал на свет божий сложенный вдвое листок.

Вот что там было написано.

"Михаил!

Я очень надеюсь, что ты получишь это мое письмо. У меня имеются основания верить в серьезность такой возможности. Хотя я и не знаю, когда и как это произойдет.

Пошли вторые сутки после твоего ухода. "Окно" не открывается. Это заставляет меня думать, что ты жив. И, скорей всего, сделал то, зачем отправился. Мой прибор показывает изменение параметров хронополя, но эти характеристики полностью разнятся с теми, что необходимы. Я не знаю, почему это так. Возможно, повреждения, нанесенные станции, превосходят те, какие я могла себе представить. В принципе, чисто теоретически, это, наверное, возможно. Но тогда восстановление механизмов может занять слишком много времени. А я не могу больше ждать. У меня есть еще один, последний способ избежать катастрофы. Он связан с неприятными последствиями только для меня. И я надеюсь, что ты простишь меня за нежелание прибегать к нему сразу.

Михаил, я очень хочу извиниться перед тобой за то, что послала тебя на Таорэру. Мне казалось, что это наилучший выход в такой ситуации. Сейчас я уже так не думаю.

Наверное, мне не нужно было этого делать. Но я... растерялась. Я внезапно оказалась совершенно одна. Без всякой связи с тем, что можно считать домом и с теми, кого у вас называют семьей. И без всякой возможности вернуться. Дело в том, что восемьдесят восьмой год, в котором мы встретились и который для тебя абсолютно реальное настоящее (сейчас, когда ты читаешь письмо, скорей всего уже прошлое), для меня лишь один из многих вариантов будущего, причем будущего очень маловероятного... А точнее сказать — невероятного вовсе, так как он возник после и в результате катастрофы на Таорэре. А я должна была финишировать в восемьдесят четвертом до того, как она случится. Но сейчас, в твоем восемьдесят восьмом, моего прошлого просто не существует — как до перехода для меня не существовало твоего настоящего. Мне некуда было возвращаться. Вернее — я могла возвратиться только в никуда. Мне очень не хотелось этого делать (Мне и сейчас этого не хочется, но и остаться здесь и стать причиной гибели пяти миллиардов людей я просто не могу). Но я бы в конце концов все равно вынуждена была бы на это решиться... Но тут я встретила тебя. Ты... Мы слишком мало с тобой общались. Всего несколько часов. Сейчас я жалею, что у нас не было чуть больше времени... (Я сама удивляюсь тому, как откровенно об этом пишу!) Но мне показалось, что ты тот человек, который может мне понравиться. Ты, по сути, пошел ради меня на риск отправиться в полную неизвестность — ведь ты ничего не знал о Таорэре, только с моих слов, а я и сама знаю немного. Но ты ни о чем не спрашивал, а у меня не было времени рассказывать подробнее. И о тебе я тоже ничего не успела узнать. И теперь уже не узнаю. Все очень глупо получилось...

Время уходит. За окном уже вечер. Оставаться дальше все более опасно. Я уже закончила настройку универблока на прыжок в никуда. Но я еще медлю. Мне не хочется этого делать. И кроме того, меня не оставляет совершенно иррациональная уверенность, что вот-вот, с минуты на минуту, появишься ты. То есть — снимется блокировка перехода... И это письмо станет ненужным... Но это слабость — я понимаю. Тянуть больше нельзя.

Прощай. Спасибо тебе за все. Я... (дальше было зачеркнуто). Помни меня, пожалуйста. Инга"

Вот такая вот загогулина...

1992-2006, Пермь

ВСПОМНИТЬ ВСЁ.

1.

Был канун Нового Года. Рабочий день завершался и мысли у всех были уже не о работе, а о накрытом в бухгалтерии импровизированном застолье, когда зазвонил телефон. Трубку сняла одна из девочек-операторов и заученным голосом, хотя и заметно торопливо, произнесла дежурную фразу приветствия. Завершавшуюся вопросом: "Чего бы вы хотели?" Несколько секунд она вслушивалась, потом оторвалась от трубки и с недоумением оглядела помещение.

— Спрашивают известного дизайнера Кострова... У нас есть такой?

Операторы в торговом зале менялись как моды в Париже и девочки никогда почти не помнили тех, кто не относился к их непосредственному начальству. Кирилл, впрочем, был не в претензии: он их тоже не мог всех запомнить — вот и эту, например, работавшую меньше месяца, он знал только по имени.

— Маша, — сказал Кирилл. — Костров — это я. Только я известный в очень узком кругу дизайнер...

— А! Кирилл Всеволодович! — обрадовалась Маша и демонстративно показала ему телефонную трубку, с зажатым микрофоном: — Вас женский голос спрашивает! Перевести на вас?

Костров кивнул. Одновременно он успел закрепить окончательный вариант макета флаерса на мониторе и запустил рендеринг. Как раз к этому моменту зазвонил телефон у него на столе.

— Слушаю... — сказал он, взяв трубку, и следя взглядом за тем, как Маша жмет клавишу "отбой" на своей, и кладет ее на стол.

— Кирилл Всеволодович?

— Да. Это я...

Голос показался Кострову смутно знакомым, но говорившую он не узнал. По крайней мере, сразу.

— Это вас Ивашова такая беспокоит, — сказал женщина. — Людмила Ивановна... С наступающим вас! Вы, наверное, меня не помните — столько лет прошло!

Но тут память Кирилла сработала:

— Тьфу ты, господи! — рассмеялся он. — Люська? Какого черта ты ко мне на вы обращаешься? Можно подумать, что мы с тобой незнакомы! И чего это ты меня произвела в известные дизайнеры, когда я — всего лишь выдающийся, да и только?

— Ну, кто тебя знает... — ехидно донеслось с той стороны линии. — Может быть, ты не желаешь никого знать из друзей молодости? А "известный дизайнер Костров" звучит куда значительней, чем "у вас там где-то некий Костров дизайнером работает — позовите мне его" — сразу люди с другим отношением воспринимают!

— Ну-ну... — хмыкнул Кирилл, гадая, какая причина могла заставить разыскивать его старую знакомую по студенческой компании времен прошлого века... Тысячелетия даже, если иметь склонность к большим цифрам. И ладно, были бы у них какие-то отношения особые... Так ведь нет — просто приятельствовали в одном кругу, не более...

— А ты как вообще дизайнером-то стал? — продолжала между тем Люська... То есть уже не Люська, а... Людмилой Ивановной называть старую подругу Кириллу ни в коем случае не хотелось и он решил что будет обращаться по имени. — Ты ж ни с какого бока, я же помню!

— Ну, как-то само получилось, — ответил Костров. — Да и занимался понемногу еще с детства: немного рисовал, немного оформительствовал, когда самолеты строили в институте — внешние виды прорабатывал. Опыт какой-то был... А когда советская власть кончилась — деваться стало некуда, пришлось искать, чем бы на жизнь зарабатывать. Потыкался в разные области и как-то постепенно вот научился...

— А в личной жизни как? Жена, дети?

— Да никак как-то... (Холост вторично!)

— Да ты что! — заволновалась Людмила. — Почему?

— Да тоже — само как-то вышло. Не до того было, — в девяностые у Кирилла и в самом деле был период, про который не очень хотелось вспоминать. И тогда было уж точно никак не до женитьбы. Чтобы прекратить этот допрос, он решил перевести разговор на собеседницу: — А ты как?

— Замужем! — с гордостью проинформировала Ивашова. — Так что фамилия у меня давно уже другая. Я теперь Тарасова! И детей двое — парень и девка! Институт заканчивают!

Кирилл, как положено в таких случаях, восхитился. И они еще несколько минут разговаривали об обстоятельствах семейной жизни Людмилы, о работе ее мужа и о смешных случаях из жизни ее детей-студентов, пока, наконец, Костров не решил, что дань вежливости отдана, и пора бы переходить к делу.

— А ты, Люсинда, — вспомнил он к тому времени прозвище Ивашовой в их компании. — Чего, собственно, меня разыскала? Наверное, ведь не просто так?

Людмила, собиравшаяся, видимо, рассказать очередную подробность про свою семью, замолчала. И только через несколько секунд, когда уже Костров слегка забеспокоился — не оборвалась ли связь — она снова заговорила. Голос отчетливо выдавал смущение.

— Послушай... — произнесла Людмила. — Ты с нашими — из той старой компании, видишься с кем-нибудь?

— Ну... С Мишкой Казаковым пересекаемся иногда, — он подумал, честно попытавшись вспомнить еще кого-нибудь из тех времен. Но знакомых студенческих лет давно уже никого не видел. Что и собрался, было сказать, но Людмила его перебила.

— Ой, как здорово! — обрадовалась она. — Его как раз тоже надо! Ты сможешь, если что, быстро его найти до завтрашнего дня?

— Ну, смогу, — ответил несколько озадаченный Костров. — А зачем это мы тебе понадобились? Да еще завтра? Между прочим завтра как раз Новый Год... Или ты решила, что надо, наконец, под Новый Год сходить с друзьями в баню?

— Да ну тебя! — с деланным смущением отмахнулась Людмила. — Жениться тебе надо, вот что! Я, этим, пожалуй, займусь!... Есть тут у нас на работе одна тетка, незамужняя...

— Люсинда! — прервал ее Кирилл. — Давай не отвлекайся... По крайней мере — пока не отвлекайся. На что тебе мы с Мишкой понадобились? Да еще с такой срочностью...

Людмила опять помолчала.

— Да видишь ли... — начала она снова неуверенно. — Тут такое дело... Мне не только и не столько вы с Мишкой нужны... Хотя и вы тоже, конечно!... Но кроме вас еще надо найти Петьку Горина... Ты случайно не знаешь, где?...

Костров хмыкнул. Оживленная разговором память восстановила прошлое, и он вспомнил, что у Петьки с Людкой был тогда роман. Причем весьма серьезный — дело шло к свадьбе. Но потом как-то все сошло на нет, причем без особых причин: просто закончилось. Примерно в то же время, когда распался их дружеский круг — и Советский Союз за компанию...

— Случайно знаю, — сказал он. — Хотя и не видел уже давно. Вот Мишка с ним встречается. Он у Мишки на даче живет уже несколько лет, занимается там каким-то ремонтным бизнесом в индивидуальном порядке...

— У Мишки на даче? — переспросила Людмила с какой-то странной интонацией.

— Ну да... А что?

— Да тут такая штука... — вновь с заминкой заговорила Людмила. — Я тут уборку дома делала... И в старых бумагах письмо нашла. От него ко мне. Восемьдесят восьмого года. Почему оно с тех пор лежало там нераспечатанным — не знаю. Ну, я его открыла. А там... Представляешь, Кир, — Людмила явно от волнения назвала его тогдашним компанейским прозвищем. — Там внутри оказалась записка! Мне! Чтобы я собрала вас всех завтра вечером! И именно у Мишки на даче! Представляешь?

2.

Ивашова — а нынче Тарасова — жила в сравнительно новом микрорайоне, появившемся в конце восьмидесятых, и в связи с этим размахом застройки напоминавшем типично московский проспект где-нибудь на радиусе спальной зоны. Широченная проезжая часть, еще более широкие — напоминающие своей пустотой степь — газоны и вдоль них — монументальные панельные стенки, уходящие в бесконечность.

Мечта архитектора-авангардиста из двадцатых годов...

Вот только позднейшие десятилетия наложили на этот полет градостроительской мысли суровые обстоятельства реальной действительности: остановки городского транспорта располагались тут на таком большом расстоянии друг от друга, что передвигаться пешком между ними было практически невозможно. А это, в свою очередь, налагало свои особенности на визит к людям, обитающим где-нибудь посередине перегона.

Черт знает, чем думали планировщики, двигая в жизнь именно такую модель застройки... Может и вовсе ничем, согласно традиционно сложившемуся подходу: хотели как лучше, а вышло — как всегда...

По этим причинам Кострову пришлось поймать тачку — хотя он обычно предпочитал общественный транспорт. Но тут уж деваться было некуда: не пилить же чуть не полкилометра от остановки своим ходом... А так новенький "Опель" со светящимся символом такси на крыше удобно довез его прямо до подъезда. Осталось нажать только кнопку домофона, да подняться на лифте. Что Кирилл и сделал.

Дверь ему открыл примерно одних с ним лет мужчина — надо полагать, муж Людмилы. Костров хотел было поздороваться, хозяин — сделать то же самое — но в последний момент оба одновременно, приглядевшись, друг к другу, издали с одинаковыми интонациями один и тот же возглас:

— О!

— Так это ты — тот самый Костров? — последовал затем удивленный вопрос с одной стороны.

— Тесен мир! — рассмеялся Кирилл, в свою очередь, входя и пожимая протянутую руку. — А я еще думал — чего мне новая Люськина фамилия знакомой кажется!... А это она с тобой, значит, создала ячейку общества?

— Гоша, Кир, вы что, друг друга знаете? — сказала и свое слово появившаяся в прихожей Людмила.

Что вызвало к жизни очередной разговор на темы общего прошлого и удивительных совпадениях, которые иногда в жизни бывают. Причем гораздо чаще, чем это принято считать... Костров с Тарасовым действительно были знакомы, так как в свое время вместе занимались борьбой в спортсекции, а в начале девяностых даже работали в одной фирме. Только затем пути их разошлись и ничего друг о друге они больше не слышали. Разговор завершился неизбежным чаепитием на кухне — видимо этот интеллигентский ритуал советских времен уже навсегда войдет в российскую традицию — с подключением младшего поколения семьи Тарасовых — студенческой молодежи по имени Машка и Витька — и поеданием печенья, зефира и конфет из домашних предпраздничных запасов.

И только когда был опустошен уже третий электрочайник, перешли, наконец, к делу.

— Мишку я вызвонил, — сообщил Костров, дымя "Честерфилдом" и стряхивая пепел в выставленную на стол хозяйкой пепельницу. — Его самого сейчас в городе нет, будет только завтра. На дачу он нас отвести согласен — никаких проблем. А вот телефон Петьки, похоже, отключен. И связаться с ним мне не удалось. Но Мишка говорит, что это обычное дело: Петька когда в свою электромеханику зарывается, по нескольку дней на звонки не отвечает. Да, в принципе, так всегда было — еще с детства, сколько помню. Не зря же его "инженером Гариным" прозвали — типичный сумасшедший изобретатель... Так что придется нам и в самом деле дожидаться Мишку и ехать с ним: я сейчас без проводника расположение этой халабуды ни за что не найду. Но где это письмо из прошлого?

Людмила предъявила требуемый артефакт. Достав его из кухонного шкафа — что неоспоримо свидетельствовало о том, какая часть домашней территории является ее сеттэльменом.

Костров придирчиво осмотрел старый советский авиаконверт с характерной окантовкой и штампами почтовых отделений отправителя и получателя. Что любопытно, письмо оказалось отправленным из Москвы. Почерк был безусловно горинский — каким его Кирилл хорошо помнил еще со школы. Само же письмо — на простом листке из тетради в клеточку, ничего нового не содержало кроме уже сказанного Людмилой: очень лаконичное и категоричное указание собраться всем тридцать первого декабря текущего года на даче у Казакова. С уточнением "очень важно". Дважды подчеркнутым. Еще, пожалуй, характерной подробностью, не упомянутой Людмилой, была приписка на конверте: не вскрывать до нынешней даты. Безусловно, странное послание...

— Ну и что ты скажешь? — спросил Тарасов. — Серьезно это или можно не обращать внимания? В конце концов, у нас есть и более насущные вопросы, чем под новый год тащиться куда-то из-за шутки почти четвертьвековой давности...

Людмила промолчала. Но можно было догадаться, что вопрос этот у них уже возникал. И что к единому мнению они пока не пришли — иначе Людмила просто не стала бы звонить Кострову...

Кирилл честно подумал. Письмо было в стиле тогдашних ихних шуточек.

— Да, в общем, не знаю, — сказал он. — Мы в те времена подобные штуки проделывали. И даже более экстравагантные... В том числе и Петька. Одна его хохма с призраками на пустыре чего стоит...

— Это когда прохожие ночью голоса замогильные слышали?! — вспомнила Людмила.

Костров хмыкнул.

— Да, та самая... Нам всем тогда явно энергию девать было некуда...

— А что это за история? — живо задала вопрос самая младшая в семье Машка, заинтересованная внезапной возможностью узнать неведомые до сих пор подробности из жизни родителей в молодости. Да и Витька тоже навострил уши, хотя, будучи старшим, старательно изображал из себя серьезного взрослого человека...

Кириллу пришлось рассказать. Как они — несколько молодых оболтусов, на ниве увлечения Пети Горина радиоэлектроникой решили повторить старый трюк с подземным колоколом. Только вместо устаревшего звукового устройства воспользоваться современными продуктами прогресса и с куда большим размахом. На пустыре неподалеку от дома Горина были закопаны в специально вырытые подземные емкости и закреплены скрытно на деревьях несколько десятков динамиков — не жалко им было ни денег ни времени! — со всей соединяющей их проводкой, позволявшей управлять громкостью и включением-выключением каждого отдельного динамика согласно некому запрограммированному алгоритму с центрального пульта... Надо ли уточнять, что пульт этот стоял в комнате Горина? Эксперимент полностью удался — звук получился самый что ни наесть замогильный: глухой и идущий непонятно откуда... Любопытство экспериментаторов было удовлетворено. Но не ради такой мелочи проводили они столь масштабные работы... Через сеть динамиков можно было транслировать не только колокольный звон. Но и музыку. И голоса. И вообще записи любых звуков. Причем, поочередным переключением динамиков достигался эффект перемещения источника — и вот это было нечто! Поскольку услышать ночью на глухом пустыре голоса проходящей мимо компании, весело обсуждающей какие-то свои проблемы — но не увидеть при этом никого! — такое производит впечатление.

3.

— Занимались, в общем, интеллектуальным хулиганством, — завершил рассказ Костров. — С применением технических средств... На неподготовленных людей впечатление производило неизгладимое... Целое лето мы так развлекались. Осенью, правда, система работать перестала — изоляция оказалась ненадежной...

— И что — вас не выловили? — в полном восторге выдохнула Машка под всеобщие улыбки.

Костров тоже усмехнулся вместе со всеми.

— Так кого ловить? Бестелесные голоса? И за что? Мы ж не какая-нибудь босота были необразованная — мальчики начитанные... Со всякими грубостями к людям не приставали. Типа "Стой! Отдай кошелек!" или "Девушка, девушка, который час?" Как можно квалифицировать трансляцию "Аве Мария" в исполнении Робертино Лоретти? Или бой московских курантов? А то и вовсе звуки, издаваемые проходящим стадом коров? Нас эффект восприятия необычного интересовал, а не вульгарный выпендреж... Впрочем, ближе к осени слухи стали кое-какие ходить, что, дескать, в этом месте нечисто... И даже контактеры какие-то несколько дней крутились, биополя мерили. Мы тогда подговаривали Петьку устроить им сеанс связи с внеземным разумом, но, в конце концов, не стали этого делать: не уверены были, что сможем роль выдержать...

Старший Тарасов только покрутил головой, выслушав такое. Людмила, не принимавшая участия в мероприятии по причине незнакомства тогда еще с компанией, но знавшая подробности в пересказе, ностальгически улыбалась.

— Ну вы и фокусники тогда были! — выразил общее мнение младшего поколения Витька.

— А то! — не стал отказываться Костров.

— Так, думаешь, и это, — Тарасов кивнул на конверт. — Из той же оперы песня?

— А вот этого не знаю, — Кирилл покачал головой. — Отсроченными предсказаниями мы тогда, конечно, баловались. Но не на такое же время! Все ж понимали, что за столько лет — либо эмир, либо ишак... Бессмысленно просто. А кроме того... Это не в Петькином стиле. Да и не предсказание это... Хотя я ума не приложу, зачем он написал это письмо. И — главное! — почему за столько лет никому ни словом не проговорился? Его ведь, по крайней мере, должно было интересовать — дошло оно или нет! Так что если это шутка — то довольно странная...

— Значит, предлагаешь, все же съездить? — уточнил Гоша.

Чувствовалось, что ему эта затея не очень нравится. Да и сам Костров был, если признаться, не в восторге. Хотя в принципе — повидаться с Петькой он был не прочь. Но не так же с бухты-барахты... Кому было интересно — так это Людмиле с Машкой. И они с такой надеждой смотрели на Кирилла, ожидая, что он примет их сторону, что Костров не устоял. Правда, решение он предложил паллиативное.

— Давайте вот что сделаем, — сказал он. — Если я до Петьки дозвонюсь — то вопрос решим по телефону. А вот если до приезда Мишки этого сделать не удастся — тогда можно будет съездить. Это где-то ближе к вечеру получится. Но поздно еще не будет. Часов в шесть где-то... Вполне можно будет успеть вернуться к праздничному столу...

Возражающих, как и рассчитывал Кирилл, не оказалось. А экспансивная Машка даже захлопала в ладоши, довольная перспективой приключения. По какому поводу у них с матерью немедленно возник спор на тему, кому надо ехать, а кому не надо. В результате чего решили, в конце концов, что поедут все. Игорь не желал отпускать жену в одиночку на свидание с бывшим предметом увлечения, Виктор был шофером семейного "фольксвагена", а при таком раскладе оставить Машку дома одну выходило просто нечестно — о чем она прямо и заявила.

Экспедиция, в общем, выходила немаленькая.

На этом, собственно, импровизированное совещание закончилось, и Кирилл отправился домой, по дороге сделав несколько попыток дозвониться до Горина. Но сотовый того упорно не отвечал. О чем Кирилл сообщил Людмиле уже поздно ночью. Пообещав продолжить попытки на следующий день. Хотя и так ясно было, что Петька ушел в творческий запой и не откликнется почти наверняка.

Выслушав очередную серию длинных безответных гудков, Костров мысленно пообещал высказать приятелю все, что думает по поводу дурацких шуток некоего дурацкого боцмана и клинической стадии склероза некоторых отдельно взятых товарищей в отношении их же собственных действий. После чего с чистой совестью лег спать, положившись на народную мудрость о том, что утро вечера мудренее...

Но сон, как в таких случаях часто бывает, пропал. За окном на предновогодний город тихо падал на редкость крупный и пушистый снег. Совсем по Анчарову: как будто в небесах потрошили ангелов. Под аккомпанемент этого практически неслышного полета снежинок Костров предпринял несколько безуспешных попыток уснуть, но у него ничего не получилось. Мысли все время вертелись вокруг произошедшего. Точнее — вокруг причин, заставивших Горина так поступить тогда — много лет назад...

Причин таких не находилось.

Горин всегда был человеком конкретным. Хотя и жутко изобретательным. Например, в пятом классе он построил гиперболоид. Ну, не боевой экземпляр, а только действующую модель — но на верстаке она работала: резала ватман, жесть и фанеру. Никто не мог понять, как это чудо техники функционирует. Петька же утверждал, что все строго по описанной Алексеем Толстым схеме, только без термитных пирамидок, шамонита и фарфоровых чашечек — исключительно на современном электронном уровне. Собственно, именно после этого за ним и укрепилось прозвище "инженер Гарин". В седьмом классе, во время выезда на природу, Петя для развлечения компании умудрился собрать радиоприемник из нескольких радиодеталей, мотка проволоки и... небольшой березовой рощи. Ну, еще всей толпы одноклассников — они перебегали по команде с места на место, с проволокой в руках, меняя емкость приемного контура... Как сам Петька потом признался — идею он украл. Из рассказа Генриха Альтова "Ослик и аксиома". Но одно дело — украсть идею, а совсем другое — рассчитать параметры такой необычной схемы! Горин такое мог... Про историю с призраками Костров уже рассказывал сегодня у Тарасовых. Уже в более взрослые времена Горин собрал какую-то установку, создававшую высокочастотное поле, в зоне действия которого примерно в десять раз быстрей происходило заживление порезов. Устройство напоминало, надо сказать, электрический стул, по крайней мере, этот агрегат вызывал дрожь у всех, кто его видел, а уж желающих сесть в него нашлись считанные единицы — по каковой банальной причине дальнейшего развития работа не получила. А уж чего он делал с только тогда еще появившимися компьютерами — это вообще умом было не постижимо...

В общем, был это самый настоящий гениальный изобретатель и этим все сказано. Сделать из подручных средств атомную бомбу не представляло для него труда. Он, вероятно, даже мог провести ремонт отражателя фотонного двигателя в ходовых условиях...

А вот к предсказаниям и всякой сопутствующей психологии Петя не был склонен. Этим направлением увлекались как раз Кирилл с Мишкой. Но и они не стали бы писать письмо кому-то в третье тысячелетие — их тогда интересовали принципы, а не конкретная практика... К практике предполагалось перейти позже, когда станет понятно, как это работает. Развал Союза поставил крест на их доморощенных изысканиях...

4.

Мишку в фантастические подробности причин организации встречи Кирилл посвящать не стал. К чему? Просто изложил в общих чертах о желании Людмилы навестить старого знакомого. Да Казаков и не приставал с расспросами: ему, похоже, было вообще не до того — какая-то запарка, связанная с концом года. Он и в городе-то появился в таком виде, словно не спал несколько дней. Но, как он объяснил — и это было еще хорошо, потому что командировка могла и затянуться.

Его даже не слишком удивило наличие в числе гостей всей семьи Тарасовых в полном составе. Впрочем, с Мишкой они и встретились-то уже почти на месте — на автобусной остановке в районе частных домов за Камой. Да оно и лучше было, чем тащиться с лишним пассажиром через весь город. А за короткую поездку по запутанному "шанхаю" теснота в салоне не слишком сказалась. Хорошо еще, что по поселку накануне прошел бульдозер, иначе по заваленным снегом улицам можно было вообще не проехать...

Дача Мишки — старый большой дом за невзрачным, но высоким забором на самом краю улицы — дальше открывалось только поле — встретил их тишиной и полным отсутствием каких-либо признаков жизни. В окнах даже не горел свет. Хотя снег у калитки был притоптан, а возле ворот виднелись следы автомобильных шин. Похоже, кто-то приезжал совсем недавно. И даже звонил в дверной звонок.

— Клиенты были, — прокомментировал Мишка, выбираясь из салона. — Но вот попали ли они внутрь — вопрос... Петька и звонок, бывает, отключает. А в задних комнатах — даже если в ворота тараном бить, не услышишь... Погодите, сейчас я вас во двор впущу...

Он открыл калитку ключом, скрылся внутри и через минуту распахнулись створки, ведущие в крытый двор. Витька осторожно завел "Фольксваген" в проезд.

— Ну, выходите, приехали... — сказал Мишка. — Пойдем искать этого, блин, Эдисона...

Крытое подворье представляло из себя маленький но запутанный полутемный лабиринт, в котором, похоже, и сам Мишка ориентировался с трудом. Во всяком случае, на крыльцо дома они попали каким-то очень кружным путем. Но все же попали... Мишка толкнул массивную, обитую толстым слоем войлока дверь и первым шагнув внутрь, нашарил на стене выключатель. В сенях вспыхнул свет.

— О йё!... Это еще что за хрень?

Ничего кроме удивления в Мишкином голосе не было, потому все без колебаний устремились с крыльца в дом, и в сенях возникло маленькое столпотворение. Когда оно закончилось, стало видно причину Мишкиного восклицания.

— Это что? — спросила опомнившаяся первой Людмила.

— Действительно, хрень какая-то... — присоединился к ней Игорь.

Едва ли не половину сеней — простого бревенчатого сруба, соединявшего "переднюю" и "заднюю" части дома — занимало весьма странное сооружение, которому здесь явно было не место. Блестя молотковой эмалью, и мигая какими-то лампочками, посреди некрашеного дерева стояло абсолютно непонятное нечто. Больше всего оно походило на гигантский ксерокс размером с рояль. Для копирования в формате А0. Или того же размера принтер. Сходство усугублялось установленным на отдельной тумбочке компьютером, от которого к сооружению тянулись провода. Причем компьютер был очень непрезентабельного вида, со старым пятнадцатидюймовым монитором и вскрытым системником из которого торчали во все стороны пучки проводов. При виде этого безобразия Кириллу сразу подумалось, что компьютер-то точно Петькиной сборки. Но компьютер, безусловно, не был тут главным элементом...

— Чего-то Петька отчудил... — сказал Казаков, заканчивая разглядывать агрегат. — Совершенно непонятное... Еще неделю назад тут совсем другая штука стояла. Антенна Петькиной конструкции... И не говорил ничего! Странно. Ее ведь даже не вынести отсюда целиком — только по частям.

— Ну а сам-то он где? — решил подать голос Кирилл. — Неужели не слышит, что толпа народу тут топчется? Петрович! — позвал он. — Ты где там?

Тишина была ему ответом.

Подождав немного, Костров посмотрел на Казакова. Остальные тоже.

— И чего? — спросила Людмила с нотками разочарования.

Михаил пожал плечами. Подошел к двери в "заднюю", выходящую в огород часть дома, где у Горина располагалась мастерская. Включил свет и там. Осмотрелся. Перешел к противоположной стене сеней, где была дверь в "переднюю" жилую половину. Повторил свои действия. Судя по выражению его лица, Горин отсутствовал и там и там. Что Михаил немедленно и подтвердил:

— Нет нигде...

Он хотел еще что-то добавить, но его перебил Тарасов.

— А может он до ветру?... — предположил он.

— Да нет, — возразил Мишка. — Нужник-то во дворе, мы мимо проходили. Свет там не горел...

— Так что он — ушел, что ли? — уже с возмущением спросила Людмила.

— Да тоже нет. И куртка и ботинки на месте... И сотовый на столе лежит. Выключенный. Да и не мог он уйти, не закрыв дом — тут так не принято. Дверь только на врезной замок была захлопнута — вы ж видели, как я ее открывал. А навесного не было... Ничего не понимаю!

— А может его черти утащили? — высказала предположение Машка со смущенным смешком.

Все посмотрели на нее, но дальнейшего развития реплики не дождались.

— А здесь какая-то записка! — объявил Витька, тем временем воспользовавшийся общим замешательством и занявшийся вплотную непонятным агрегатом. — И на ней ваши имена...

— Ну-ка, ну-ка... — заинтересовался Казаков.

Действительно, на системнике был скотчем приклеен обычный лист одиннадцатого формата. На котором было что-то написано маркером.

— Та-ак... — Михаил взял бумагу в руки. — Все равно ничего не понимаю... Ивашовой, Кострову, Казакову, — прочитал он вслух. — Ввести наш старый "дер пароль" и подтвердить требуемые данные... Чего это он? "Дер пароль" я помню... Но "наш старый"?... И какие данные подтвердить?

— Ну ты уж совсем! — заметил Кирилл, подходя и отбирая записку. И тоже пробежав ее глазами. — Чем мы компьютеры в восьмидесятые запирали? Так, чтоб все мы знали фразу и записывать ее не нужно было?

Он подошел к тумбочке с компьютером и, разбудив его шевелением мыши, как и ожидал, обнаружил поле для введения пароля.

— Ну вот, — сказал он, быстро пробежав пальцами по клавишам, и ткнув "энтер". Комп безропотно принял введенное.

— А чего ты набрал? — спросила Людмила. И пояснила: — Я тоже "дер пароль" помню, а что конкретно было — нет...

Кирилл рассмеялся.

— Склероз, однако! — объявил он. — Что б вы без меня делали? И меня, кстати, это больше всего сейчас интересует! Потому как откуда Петька мог знать, что я с вами вместе приеду? "Что может быть лучше плохой погоды?" — позабыли классику советских времен, а?

Никто ему ничего не успел ответить.

5.

— Внимание! — прозвучал внезапно в сенях требовательный голос, однозначно издаваемый динамиком. — Пароль принят! Кирилл! Людмила! Мишка! Назовите полностью свои имя отчество и фамилии для идентификации голоса!

Это было настолько неожиданно, что на несколько секунд все замерли, не зная, что предпринять. Хотя голос безусловно принадлежал Горину и его все узнали

— Повторяю! — после паузы снова загремел динамик. — Назовите полностью имя отчество и фамилию для идентификации!

— Вот ни шиша себе... — произнес первым Игорь, от которого назваться не требовалось. Видимо это действие мужа подтолкнуло Людмилу.

— Петька, ты чего? — возмутилась она. — Ты нас для этого и заставил сюда явиться?!

— Назовите полностью имя отчество и фамилию! — не меняя интонации, произнес в ответ голос. — В противном случае идентификация не будет считаться полной!

— Петька, чего за нахрен? — вопросил в пространство Казаков. — Тебе действительно, делать нечего, что ли?

— Это не Петька, — возразил Кирилл, тоже прислушиваясь к окружающему. Хотя что толку было прислушиваться?

— А кто?

— Похоже, компьютер с голосовым синтезатором. Голос-то горинский. Но с таким умным видом дурака валять у него не получилось бы. Да вот, сами смотрите... Петрович, — обратился к невидимому собеседнику Кирилл. — У тебя выпить есть чего-нибудь?

Словно в подтверждение, динамик ожил снова:

— Третья попытка идентификации! Предупреждение! В случае невозможности определения личностей будет задействована система охранной сигнализации! Ее включение предполагается через три минуты после звукового сигнала! Назовите себя!

Людмила посмотрела на Кирилла с Мишкой.

— Он что, спятил? — спросила она.

Костров в ответ покачал головой:

— Да не похоже... Скорей уж это мы спятили: фантастика какая-то...

— Знаете, — перебил Казаков. — Давайте-ка называться! Петька ТАК шутить точно не будет: не было тут у нас никакой охранной сигнализации! Что-то тут не то...

Он четко и громко назвал себя. Все с неожиданным волнением затихли, ожидая реакции.

— Один голос опознан! — прогремело между бревенчатых стен. После чего снова возникла пауза.

— Ой, мамочки... — пискнула неожиданно Машка.

На нее цыкнули и тут же получили требование назвать себя полностью и напоминание об охранной системе.

Костров, чтобы не затягивать непонятный спектакль, назвал себя.

— Второй голос опознан! — торжественно грянул компьютер.

— А... А... мне? Какую фамилию называть? — растерянно спросила Людмила, поняв, что очередь дошла уже до нее.

— Девичью называй, блин! — прошипел стоявший рядом Мишка.

К общему удивлению, на этот раз от компьютера никаких замечаний не последовало.

— Ну... — замявшись, начала Людмила. — Людмила. Ивановна... Тарасова... ой! Ивашова!

Все замерли, не зная, что последует на такое заявление.

Компьютер тоже, видимо, раздумывал, поскольку возникла пауза. Затем в сенях прозвучало:

— Третий голос опознан! — и без перехода: — Идентификация произведена успешно! Для завершения работы программы приложите ладони по очереди в порядке распознавания к сенсору тактильного сканера!

— Ну ни шиша себе! — повторил Игорь и тут же обернулся: позади него на корпусе странного агрегата с жужжанием отъехала в сторону небольшая панель, открыв стекло размером как раз в ладонь. — Точно — фантастика какая-то!

Между тем Казаков, пожав плечами, первым подошел к открывшемуся сенсору и дал просканировать ладонь. Следом за ним это действие повторили Кирилл и Людмила.

— Ну, и что теперь? — спросила нетерпеливая Людмила.

Ответом ей была тишина: ничего не происходило. Но, по крайней мере, хорошо было уже то, что обещанная охранная сигнализация не была пущена в ход. Это обнадеживало.

— Ну? И что? — задала вопрос через какое-то время уже Машка.

— Стоп! — сказал в этот же момент Казаков. И стал к чему-то прислушиваться. — Что это? Слышите?

Из недр непонятного агрегата отчетливо доносилась какая-то возня. Затем послышались глухие удары и невнятные, но явно человеческие возгласы.

Первым сообразил, в чем дело, Казаков.

— Петька, это ты там, что ли? — крикнул он, наклонившись к верхней панели устройства. Прислушался.

— А вдруг оттуда "чужой" вылезет?! — с восторгом предположила Машка, округлив глаза до размера мультяшного персонажа. Казаков махнул на нее рукой и еще ниже склонился над сооружением:

— Что? — крикнул он.

— Открыть... Не могу... — с трудом удалось разобрать в доносящихся из недр установки звуках. — Выдерните вручную!...

— Как?

— С торца... рукоятки...

После коротких поисков на одной из боковин устройства действительно обнаружились откидные ручки, утопленные в ниши. Ухватившись за них, объединенными усилиями Мишка, Кирилл, Игорь и Витька смогли сорвать со стопоров и вытянуть наружу что-то вроде кушетки или дивана, на которой лежал Горин, одетый в джинсы, свитер и носки, со всклокоченной шевелюрой и небритый. Он рывком сел и, моргая от неяркого света пятнадцатисвечевой люминесцентной лампочки, оглядел дикими глазами сгрудившихся вокруг. Глаза его обежали всех присутствующих, недоуменно остановившись по очереди на Машке, Витьке и Игоре, затем, уже осмысленно, зафиксировали наличие Людмилы, Казакова и Кострова и Горин расслабленно вздохнул с откровенным облегчением:

— Ну слава богу!

— Что значит — "слава богу!"?! — взвилась тут же Людмила, сдерживавшаяся до сих пор из последних сил. — Ты зачем все это устроил? Делать больше нечего, как только людей на праздник из дому срывать?! Для чего ты залез в эту железяку? Что за шутки?!

Горин, совершенно не реагируя на эту экспрессивную тираду, расслабленно улыбался и, похоже, вовсе ее не слышал. Он еще раз оглядел всех собравшихся, покачал головой и с видом полного обалдения по очереди перевел взгляд с Людмилы на Кирилла, затем на Казакова. Затем произнес:

— Черт... Все-таки получилось! Хоть так... Братцы! Вы не поверите, насколько я рад, что всех вас вижу живыми и здоровыми!

— Чего? — не успев остановиться, переспросила Людмила, даже забыв, что она зла на Горина.

— Получилось, — повторил Петька все с той же улыбкой. — Все живы!...

6.

После такого вступления последовала закономерная пауза. В течении которой основные действующие лица пытались понять, что происходит.

Потому первым подал голос Игорь.

— Это хорошо, что все живы... Но как это понимать?

Вместо ответа Горин посмотрел на Тарасова с какой-то задумчивостью. Потом сказал:

— Наверное лучше все-таки не здесь объясняться... Давайте пройдем в дом. Новый год же... У меня там приготовлено кое-что... — и стал слазить с непонятного агрегата.

Всем ничего не оставалось, как последовать за ним.

В комнате Горин сразу же полез в холодильник и выставил на стол бутылку шампанского. Затем пересчитал взглядом присутствующих и достал из шкафа фужеры. Одного не хватило, и он для себя извлек обыкновенную чайную чашку.

— Петька! — не выдержала Людмила. Которой опять надоело ждать. — Мы и без твоей выпивки обойдемся! У нас дома стол накрыт! Говори уже так!

— "Так" нельзя, — неожиданно серьезно пресек ее Горин. Даже строго. — Не получится. Без водки вы вообще не поверите. А шампанское — это просто за удачное завершение дела!

И, посмотрев на оторопевшую Людмилу, скрутил с пробки оплетку.

Выпили под не совсем понятный провозглашенный Гориным тост:

— За то, что получилось!

Затем Костров, которому, в общем, тоже надоела неясность происходящего, сказал:

— Ну?

— Ладно, — согласился Горин, ставя чашку с недопитым шампанским. — Не буду тянуть кота за лапу, и водить вас за салом. Раз вы здесь именно в таком составе — значит так и должно было быть... В общем, та штука в сенях, из которой вы меня вытащили — это машина времени.

Единственной, кто на это заявление среагировал адекватно, оказалась Машка. У нее округлились глаза и приоткрылся рот. На лицах же остальных отразился скорей скептицизм. Переходящий в специфическую задумчивость, вычислить направление которой не составляло никакого труда.

— Что, соображаете, не вызвать ли скорую? — ехидно поинтересовался Горин. — Пора, мол, болезного вязать?

— А что нам еще думать? — отпарировал Казаков.

— А откуда тогда письма взялись? По которым вы сюда приехали?

— Какие письма? — насторожился Михаил.

— Которые я вам в восемьдесят восьмом отправил. Людмиле, тебе и Кириллу. С указанием вскрыть с приближением этого дня.

— Не получал.

— Да и я тоже, — покачал головой Костров. Во всяком случае, он хорошо помнил, что ничего к нему не приходило. — Да и не было тебя тогда в Москве

— Действительно, странно, — согласился Петр. — Я всем отправлял... А в Москве, Кир, я был! Просто вы об этом не знаете. Иначе не замкнуть было временную петлю.

— Какую временную петлю?! — окончательно лопнуло терпение у Людмилы. — Что за дурацкие шуточки, Горин? Почему мы должны были все бросать и вытаскивать тебя из какого-то дурацкого ящика?! Ты над нами издеваешься?!

— Погоди, — остановил ее ставший отчего-то хмурым Казаков. — Письмо-то было?

— Ну, было!...

— Тогда какие уж тут шуточки? Вы понимаете, чем это для всех нас пахнет?

— Тем, что мы Новый Год в этой твоей халабуде встречать будем!

— Господи, Людка... — тяжко вздохнул Казаков. — Кому что, а хозяйке застолье... Да ты представляешь, что означает, если Петька ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сделал машину времени?!

— Нобелевская премия... — подал голос молчавший все это время Витька.

— Шнобелевская! — бросил на него косой взгляд Михаил. — До вас, что, не доходит? Если машина времени на самом деле существует — значит, таких машин может быть много! Значит, существуют межвременные сообщения! И межвременные отношения. И межвременное законодательство. И межвременная полиция тоже!

— Патруль Времени? — напомнил Тарасов-старший.

— Он самый!

— Стоп-стоп-стоп! Братцы! — вмешался Горин. — Не всё сразу! Давайте мухи отдельно — котлеты отдельно! Я же вам рассказываю! А вы что?

— Да ты нам ерунду какую-то гонишь! — не удержалась Людмила. — И хочешь, чтоб мы ей поверили?

— Погоди, — остановил жену Игорь. — Пусть расскажет. Мы ведь пока еще ничего не услышали. Почему мы все живы?

— Действительно, — добавил Костров. — Хороший вопрос.

Горин посмотрел на Тарасова, потом на Кирилла.

— Ну, — сказал он. — Вообще-то это касается только нас четверых. Вас, — он кивком объединил Игоря с Машкой и Витькой. — В том варианте не было.

Тарасов, насколько знал его Кирилл, отличался весьма спокойным характером. Вот и сейчас, выслушав заявление Горина, он только спросил:

— Ты что же, предлагаешь нам удалиться?

Петр смешался.

— Да нет... — сказал он, потупившись. — Не обязательно... Оставайтесь... Раз вы теперь есть... Значит есть. Просто вам будет непонятно очень многое...

— Ну, сейчас-то нам совсем ничего не понятно! — миролюбиво напомнил Игорь. — А история получается такая, что, мне кажется, ее лучше знать.

— Тоже верно, — согласился Горин. — Только рассказывать придется долго. Как бы действительно, Людка не оказалась права, и не пришлось Новый Год здесь встречать... Может быть, уже после праздника встретимся? Я подожду.

— Да нет уж, лучше давай сейчас и здесь, — не согласился Игорь. — Какие у нас тогда праздники получатся, если мы все время гадать будем, что ты собираешься рассказать?

— Да у нас же дома все приготовлено! — всполошилась Людмила.

— Ну так праздники же еще не один день будут? В крайнем случае, поедем все к нам. На гостей у нас хватит?

— Хватит... — вынуждена была признать супруга.

— Ну вот. Доехать, если что, успеем. Время еще есть. А если все настолько серьезно... То прежней жизни у нас уже не будет. Ведь так? — спросил он у Горина.

Петька подумал.

— Да нет, — сказал он. — Надеюсь, что ничего не изменится. Во всяком случае, я свое изделие обнародовать не собираюсь.

— Почему? — не выдержала на этот раз Машка.

Горин посмотрел на нее с сомнением.

— Ну как тебе сказать...

— Да никак не говори! — отмела тему Людмила, найдя себе громоотвод в виде дочери: — Дура она еще. Лучше, действительно, рассказывай. Только уж давайте хоть немного на стол соберем. У тебя что-нибудь кроме этого шампанского в доме есть?

— Да есть кое-что... — смущенно признался Горин.

— Ну эти мужики! — Людмила полностью почувствовала себе в своей стихии. — Праздник на носу, а у него — "кое-что"! Ну-ка — показывай! А вы посуду готовьте!

7.

Когда за дело берется женщина — мужчинам лучше не вмешиваться. В течении следующего часа все присутствующие были задействованы на полную катушку, несмотря на попытки возражать. А возможно — именно благодаря им.

Витька с Казаковым на машине были отправлены в ближайший супермаркет. Машка поставлена перемывать посуду. Горин, как главный виновник "торжества", должен был обеспечить нормальную мебель и звуковое сопровождение. А Кирилл и Игорь, в качестве малоквалифицированной рабочей силы, посажены чистить картошку. Сама же Людмила принялась что-то делать на кухне, реквизировав для этого все содержимое холодильника.

И произошло, казалось, невозможное: через час посреди большой комнаты был накрыт настоящий праздничный стол, уставленный всем необходимым. Включая жаркое, салаты и положенную по такому случаю выпивку.

— Да... — сказал Горин с каким-то странным выражением, рассматривая это образовавшееся изобилие. — Круто...

— Я тебе дам "круто"! — внезапно набросилась на него Людмила. — Если ты не объяснишь, что ты тут натворил — я тебе такую жизнь устрою, что мало не покажется! Думаешь, тебе сегодняшняя шутка с рук сойдет? Не надейся! Объясняй давай!

Горин в растерянности посмотрел на нее.

— Да ладно тебе!.. — сказал он, наконец. — Сказал же, что объясню... Только хоть выпьем сперва...

— И то верно, — согласился Тарасов, беря со стола водочную бутылку и сворачивая пробку. Ледяная водка полилась по стопкам. — Давайте-ка для начала за то, что было...

Как-то ни у кого не возникло сомнений в том, что именно он должен выполнять хозяйские обязанности. Все сгрудились у стола со стопками в руках, глядя друг на друга. И почему-то не решаясь сесть. Витька с Машкой, волею обстоятельств вынужденные вести трезвый образ жизни, поддерживали тост фужерами с соком. Все чего-то ждали.

— Ладно... За то, что было!.. — сказал Горин, махнул стопку и принялся закусывать маринованным огурцом. Остальные последовали его примеру.

— Ну а теперь — рассказывай! — велел Костров, прожевав свою порцию.

Горин опять задумался. Причем настолько сильно, что снова не выдержала Людмила:

— Да говори уже!

Горин покосился на нее. Помялся. И сказал:

— Ну, в общем, я изобрел машину времени...

— Да это мы уже слышали!

— Подожди, Люсь, — сказал Казаков. — Почему ты ее обнародовать не хочешь?

— По двум причинам... Во-первых — пробовал уже. Сказать, с каким результатом? — Горин с усмешкой посмотрел на Михаила. — Еще с очень даже благоприятным: я в дурку не попал. А в нашей Академии числюсь по той же части, что и тарелочники с торсионщиками. Сумасшедший изобретатель!..

— А частного спонсора найти? — спросил Витька.

— А зачем? Я ж и без того ее построил!.. Да и толку-то этому частному спонсору от такой машины времени...

— Как? — не удержалась вслед за братом и Машка. — А прошлое менять?

— Биржевые котировки из будущего тырить... — в тон ей отозвался Горин. — Самым богатым стать...

— А чего? Нельзя, что ли?

— Можно... Только проку-то от этого никакого.

— Почему?

— Ну, это и есть вторая причина. Прошлое поменять невозможно. То есть — возможно... Но это отменяет настоящее. Тот самый классический парадокс путешествия во времени. Причем в жизни он выглядит совсем не так романтично, как в романах...

— А как? — спросил Тарасов-старший.

— Как? — Горин снова невесело усмехнулся. — А как выглядит, когда ты по утру просыпаешься, и смутно вспоминаешь, что тебе приснился сон про твою будущую жизнь? Или про прошлую, что ничуть не лучше... Всего лишь сон, не более. Обрывочный, туманный... И куда ты с этим сном пойдешь?

— Но ты же...

— А я как раз смог этот парадокс обойти. В чем, собственно, вся соль и заключается. Но проку в реальной жизни от того все равно мало.

— Что-то ты, братец, нас совсем запутал! — сказал Костров. — То ты ее изобрел, то она у тебя не работает... А в сенях тогда что стоит? Из которого мы тебя давеча вытаскивали? Белый рояль?

— А там вообще не чистая машина времени, — сообщил Горин рассеянно. — Она сейчас перенастроена чтоб перемещать не в прошлое, а в параллельное настоящее. Иначе бы мне пришлось опять все начинать заново с восьмидесятых, а мне уже надоело...

— Ни фига себе... — изумился Казаков. — И сколько ж раз ты так... начинал заново?

— Не знаю... — дернул щекой Горин. — Раз десять, наверное, не меньше...

— Так сколько ж тебе лет?!

— Да нисколько! Я ж объяснял только что! Если тебе сон приснился про целую жизнь — сколько тебе лет? Вот и здесь то же самое.

— Все равно ни черта непонятно!

— А ты, что думал — так все просто можно на пальцах объяснить? Тут даже высшей математики существующей и то не хватит! Мне пришлось новый раздел изобрести!..

— Погоди!.. — ошарашено заговорила Людмила. Обретшая к этому моменту дар речи. — Если ты переместился из параллельного мира... То тогда где тот Петька? Который наш?!

— Да нигде! Это я и есть! Я ж не тело перемещаю, а только личность. Психоматрицу, как ее в фантастике называют...

— Ну тогда я вообще ничего не понимаю! — откровенно признался Костров.

— Ох... — душераздирающе вздохнул Горин. Схватил пустую стопку и протянул к Тарасову: — Налей! Иначе я тут с вами с ума сойду! Господи — и ведь каждый раз так!..

Неожиданный поворот в разговоре был живо поддержан всеми присутствующими. Дружно выпили за то, "чтоб понятно было".

— Объясняю коротко и прямым текстом! — объявил после того, как выпитое закусили, Горин. — И не переспрашивайте — иначе я вам просто расчеты дам почитать! Прошлое — изменить нельзя! Во всяком случае — свое прошлое. Чужое — можно, но осторожно. Иначе все предыдущее будущее уничтожается как факт реальности. Вместе с самим изменившим. При переносе в прошлое только личности — в своем же теле — это особенно важно. Да и переноситься можно только до определенного возрастного порога. Где-то раннего детства, видимо. Я — не пробовал... Но!.. — Горин, не выпуская из руки вилку с маринованной мидией, назидательно воздел палец. — Если не изменять то прошлое, которое было — то в этом случае можно, так сказать, рядом с ним, выстроить прошлое ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ! Понятно вам это? То есть, совершить дополнительные поступки и действия помимо тех, что уже были совершены! При условии, опять же, что они не меняют прошлое кардинально! И в этом случае память путешественника во времени не стирается. И он может действовать вполне осознанно и эффективно. Правда, все равно последствия этих действий проявятся только в настоящем. А до того окружающие про них ничего знать не должны. Вот как вы до того, как собрались здесь, ничего не знали о том, что письма, которые вы получили в прошлом — отправлены мной на самом деле из настоящего, всего несколько дней назад...

8.

— ...Вернее — из одного из настоящих. Где вас никого не осталось в живых. А я не мог поменять прошлое так, чтобы этого не случилось. И решил сбежать куда-нибудь, где вы есть... Ну вот...

Горин замолчал и принялся ковырять вилкой в тарелке.

Все сидели молча, не зная, что сказать. Услышанное не очень укладывалось в голове. Тем более близко касалось значительной части присутствующих. Наконец все же голос отважился подать Тарасов. Возможно — как самый непричастный.

— По-моему ты что-то крутишь, — честно сказал он. — Ничего ведь непонятно...

— "А по первому пункту, значит, возражений нет?" — хмыкнул Петя, отрываясь от закуски. — То есть, насчет самого факта изобретения машины времени вы уже не сомневаетесь? Что ж, и то хорошо... Я ж говорю: трудно это все объяснять. Столько раз пробовал, и каждый раз одно и то же: сто потов сойдет, пока тебя за сумасшедшего принимать перестанут!.. Надеюсь, хоть сейчас не забудете... В общем, давайте я вкратце расскажу, как было дело, а вопросы — если возникнут — будете задавать потом. Когда всю информацию получите. Может и спрашивать расхочется...

— Ну давай хоть так, — согласился Тарасов.

— Помните мой "электрический стул"? — Горин посмотрел на друзей, потом на Тарасова.

— Они в курсе, — ответил Костров. — Ты в наших кругах личность популярная.

То, что популярной личностью "инженер Гарин" сделался только несколько дней назад, Кирилл уточнять не стал. Впрочем, Петя был человек сообразительный и особых пояснений ему не требовалось.

— Хорошо, — кивнул он. — Вот с этого-то стула все и началось... К началу девяностых я довел установку до ума и она заработала в полную силу...

— Знаешь, уже не сходится, — не выдержал Кирилл. — Я ведь помню, что ты к этой штуке не прикасался...

— Не перебивай, — мотнул головой Горин. — Это в ВАШЕЙ реальности не прикасался. А в моем варианте — очень даже... Собственно, это вообще базовая разработка, с которой все и началось. Я поначалу-то думал, что там в основе внутриядерный резонанс, а выяснилось, что все гораздо сложней и эффект в итоге оказался завязан на хронодинамику с местной инверсией времени и там не заживление получалось, а восстановление предшествующего травме состояния... Вот когда я разобрался, что там к чему — тогда и сообразил, что на этом принципе и машину времени построить возможно...

— Каким образом? — не удержался Витька, слушавший откровения безумного изобретателя с очень большим вниманием. За что тут же был подвергнут родительской обструкции как за интерес к непотребным детям вещам. Что чуть не вылилось в новое препирательство, но к счастью сохранивший трезвую голову Костров предложил вернуться к основной теме, чем спас младшего Тарасова от полного морального уничтожения. Горину же Людмилой было велено не отвлекаться.

— Ну да... — согласился Петя. — Это я куда-то не туда свернул... Но надо же ведь объяснить, с чего все началось? Иначе вы ж все равно спрашивать станете!... В общем — в начале девяностых я сделал на этом принципе небольшой прибор. Браслет. Надеваешь на руку — и получаешь постоянное воздействие, возвращающее организм в предшествующее состояние... Понятное дело — лучше надеть его тогда, когда ты здоров. Тогда так здоровым и будешь оставаться. И в случае чего — восстанавливаться к этой же норме.

— Это что, — на сей раз не выдержал сам глава семьи Тарасовых. — Как у Звягинцева — гомеостат?

— Ну, типа да... — посмотрел на него Горин. — Только послабже эффектом — просто здоровье и хорошее самочувствие обеспечивает. Слабенький потому что. Для полной регенерации там нужно стационарную установку собирать размером с комнату, наверное — я не пробовал, слишком сложно получается... Но в варианте заживления травм всяких типа ран и переломов — еще один вариант кресла или кушетки я в конце концов собрал — вполне работало... Да только поздно было...

— И чего — никуда с этими своими открытиями не пошел? — поинтересовалась Людмила, преисполненная практического скептицизма.

— Отчего же? — хмыкнул Петя. — Еще как пошел!.. Сперва туда, а потом — оттуда! Со свистом!.. Я ж говорил — я у нас в Академии по разряду ненормальных изобретателей прохожу, от которых там не знают, как избавиться... Ну, я быстренько это понял. А тут как раз капитализм наступил. И свободный рынок... Ну и решили мы тогда протолкнуть это дело в жизнь самостоятельно.

— Мы?

— Ну — вот мы четверо, — Горин движением головы обозначил Людмилу, Мишку и Кирилла. — Тем более мишкин бизнес с компьютерами тогда приличные бабки принес. Как раз для стартового капитала...

9.

— Создали фирму, — продолжил Горин. — Биоцентр "Тонус". Наладили производство этих браслетов... Произвели их сертификацию — под видом аппаратов для магнитного профилактирования биополя, вполне удалось протолкнуть через экспертизу, без упоминаний хроноинверсии. Тем более что японские магнитные браслеты от гипертонии еще хорошо помнили — оно и прокатило. Типа — "Дадим дорогу отечественному бизнесу!" Время лихое было... А сбыт наладили по мультилевельному принципу — без рекламы, исключительно по сети. Там интересная схема была построена...

— Что такое мультилевел мы и без тебя знаем, — перебил Казаков. — Можешь пропустить. Дальше что было?

— Дальше? А дальше было то, что можно было с самого начала сообразить, да мы, умные, не догадались!.. Хотя несколько лет все и шло очень даже хорошо и в конце концов мы стали вполне себе миллионерами, хотя и не с особо большим количеством миллионов... Ну — во всяком случае мне на ту малую стационарную установку хватило. И на машину времени потом тоже... А в начале двухтысячных пришел полярный лис...

— Что — браслеты перестали работать? — поинтересовался Тарасов.

— Что?.. Да нет... Как раз наоборот — я ж устройство модернизировал, эффект исследовал... Другое случилось. Ведь человек с нашим браслетом — если носит его постоянно — перестает болеть. И чувствует себя все время превосходно. Чего, думаете, так назвали-то — "тонус"? И логотип был в виде стилизованной буквы "Т"... Это и обеспечило хороший сбыт — каждый же, кто такую штуку поносит — всем друзьям и соседям тоже купить посоветует. Ну и — после "миллениума" количество носителей браслетов превысило некую критическую величину... На которую обратили внимание серьезные люди. Из фармакологического бизнеса. Сами понимаете, насколько их обрадовала новость, что болезни теперь отменяются!.. Причем мы к тому времени уже за бугор со своими браслетами вышли. Сперва — в ближнее зарубежье, по бывшей территории СССР, а потом аж до Японии с Англией добрались...

— И чего? — замирающим голосом вопросила Машка, совершенно завороженная услышанным.

— Да прикрыли нас. За "антисанитарию". И лженаучность. Камня на камне не оставили.

— Ага, — сказал Тарасов. Которому, похоже, ситуация оказалась знакомой.

— Вот именно... — Горин кивнул. — Сразу ума сообразить не хватило... Еще удивительно, что мы столько лет продержаться смогли, внимания к себе не привлекая... Ладно — к тому времени кое-какой "жировой запас" у всех имелся и безработными мы стали не самыми бедными. Во всяком случае я как раз тогда над машиной времени работать взялся — ну раз делать нечего больше... Да тут за нас уже серьезно принялись...

— Кто?

— Да все те же, судя по всему — мировые производители медсредств... Они ж эффект-то от браслетов просекли. Ну, естественно — исследовали. И поняли, что штука-то серьезная... А вот сам браслет расколоть у них не получилось. Ну, ничего удивительного — там же по нынешним представлениям, вообще ничего нет. Монолит. Ну на последних индикатор здоровья стоял в виде экранчика, опять же часы были вмонтированы, чтоб совместить приятное с полезным. А больше там никакая экспертиза ничего обнаружить не в состоянии. Вот они и принялись за нас. Сначала — еще по-джентельменски: предложили денег. Вполне приличных, но в сравнении с реальной стоимостью — копейки. Потом давить начали...

Горин неожиданно замолчал и уставился в стол отсутствующим взглядом. Но никто не решился его подтолкнуть — всем понятно было, что вспоминает он о чем-то не особо приятном.

— К счастью, — очнувшись от задумчивости, продолжил Петя, — на дворе были уже не девяностые. И давили достаточно цивилизованно. Налоговой, судебными преследованиями, обысками с привлечением ОМОНа и всякое тому подобное. Чувствовалось, что очень уж им хочется секрет заполучить. Да опять мы, умники, не додумались, насколько серьезно... А может — просто некогда было. Как раз тогда я первый рабочий вариант машины времени собрал, испытывать надо было, все только об том и думали...

— Так мы про машину времени знали? — зачем-то уточнила Людмила.

— Знали, знали... Чего мне скрывать было? Это ведь такой прорыв намечался! Всем Нобелевка без запросов!.. Ага... От радости в зобу дыханье сперло... Ну и зарвались...

— И чего случилось? — встрял, не удержавшись, Костров.

— Да чего... Испытание мы провели. Вон его, — Горин кивнул на Казакова. — В прошлое отправили.

— Меня??

— Тебя. Ты ж сам напросился — у тебя ситуация удобная была за год перед тем, вот туда и запустили. Ну — установку вы видели. Кладется человек внутрь, усыпляется, потом запускается программа... К утру — когда просыпается — происходит возвращение. Предварительные короткие пуски для проверки все прошли гладко. А тут... Лаборатория была в отдельном пристрое. И по утру там произошел взрыв и пожар. Выгорело практически все. Следствие установило, что рванула самодельная бомба, меня по этому вопросу долго тягали... Но поскольку ничем взрывчатым я никогда в открытую не занимался, повесить на меня не смогли. Но самое серьезное было не это. Никаких следов Мишки на пожарище не обнаружили. Вообще. Остатки машины времени — да. А трупа внутри нет. А Мишка пропал.

— В смысле?.. — спросил Мишка.

— В смысле полностью. И что хуже всего — это тоже быстро выяснилось — о том, что мы Казакова в прошлое отправили, никто кроме меня не помнил. Помнили, что собирались, но вот отправление — нет. Я не сразу даже сообразил, в чем дело. А когда понял... То здорово испугался. И сделал, пожалуй, первую сознательную ошибку. У меня еще оставался экспериментальный макет, на котором мы работу устройства доводили. Ну я им и воспользовался — прыгнул во времени в канун старта. Хотел что-нибудь изменить с дуру... Ну и — нарвался.

— На что? — выдохнул Витька, к этому моменту придя в себя от родительской взбучки и осмелев.

— Да я ж говорил! Изменить прошлое нельзя! Я просто проснулся с полным ощущением, что видел дурацкий кошмар про будущее. И решил не потакать паранойе. Но машину времени из лаборатории перетащил в дом. И запуск произвели... Ну а ночью оно опять рвануло и опять все то же самое... И Мишка опять пропал и про запуск никто не помнил. А поскольку мне опять принялись шить терроризм, мне ничего не оставалось, как прыгнуть по времени дальше назад. На пару лет — как раз когда нас только еще прикрыли, но оборудование и наработки по машине времени у меня уже имелись. Что я буду делать — я не знал. Но хотя бы получал запас времени на то, чтобы обдумать ситуацию. И в этот раз, кстати, память о будущем уже не воспринималась простым кошмаром — может быть как раз потому, что ничего в прошлом я менять не собирался. Хуже было другое. Мишки не было. Точнее — был, но буквально за несколько дней перед тем его машиной сбило. Насмерть. Тут уж я понял, что дело с ним нечисто. И впоследствии это только подтвердилось: при нескольких следующих перемещениях он каждый раз не доживал до момента моего прибытия.

— Слушай... — сказал Казаков, криво улыбаясь. — Ты меня пугаешь...

— Да не боись — сейчас-то ты жив! И так и должно быть — я ж в бок сместился, а не по осевой. А здесь всей той нашей авантюры с браслетами не было...

10.

— А чего тогда ты причитал, что "все живы!"? — неожиданно проявила дотошность Людмила.

Горин в затруднении посмотрел на нее.

— Ну... — сказал он затем. — Я ж не все еще рассказал. Так, вкратце... Основное только... Да и потом еще было... Я ж несколько раз там прыгал на несколько лет назад, и пытался чего-то изменить. Пока не понял, что не вывернемся. И что я сам своими прыжками только запутываю историческую структуру. Ну вот тогда у меня и возникла идея переиграть все с самого начала, а потом переместиться на возникшую вследствие этого новую историческую линию... Ну вот так оно и получилось!.. — внезапно закончил свой рассказ Горин. И предложил: — Давайте, что ли, выпьем, а то сколько уже на сухую сидим...

— И то верно, — поддержал это предложение Тарасов. И немедленно принялся разливать по стопкам водку.

Выпили как-то машинально. И без тостов. Как за покойника. Впрочем, в чем-то оно так и получалось.

— Ну и что теперь ты будешь делать? — спросила Людмила. Уже успевшая проникнуться извечным бабьим сочувствием к несчастному мужику.

— Да что... — посмотрел на нее Петя. — Займусь чем-нибудь... Не таким чреватым. Может быть теорию проработаю. И опубликую потом. Сейчас-то у меня толком и нет ничего кроме рабочих вычислений... А так оно с Пригожиным вполне перекликается, есть шанс прославиться... Или еще что придумаю...

— Или стану депутатом парламента... — процитировал Костров фразу из старого фильма. Чтобы хоть как-то поднять настроение.

— Нет уж, спасибо! — открестился Горин, цитату не опознавший, но зато вспомнивший другую: — Там на верхних уровнях в Думе такие монстры бегают... Мишка, ты чего?

И только после этой реплики все обратили внимание на Казакова. Уже какое-то время сидевшего слишком уж тихо и о чем-то явно глубоко задумавшегося.

— Да говорю же — не грузись! — принялся убеждать друга Петька. — В этом варианте все чисто, ничего с тобой не случится! Машины времени я здесь вообще не делал! А эта, — Горин кивнул за стенку, в сторону сеней, — из той линии переместилась. Вместе со мной. Видел ведь — антенна у меня тут была собрана? Вот для того она и требовалась — как приемный контур. А завтра я ее обратно отправлю и вообще никаких следов не останется!..

Но Казаков повел себя как-то странно. Криво усмехнувшись, полез зачем-то за пазуху. Потом, все так же улыбаясь, вытащил из внутреннего кармана старый потертый конверт советского образца и молча протянул его Горину.

— Чего это? — спросил "инженер Гарин"

— А ты прочти...

— Но ты ж сам сказал, что не получал...

— Прочти, прочти...

Заинтригованные, все молча смотрели, как Горин вытаскивает из конверта сложенный вдвое тетрадный листок, разворачивает, опускает на него взгляд, читает... Непонимающе смотрит на Казакова. Снова пытается прочесть... И как лицо Горина постепенно меняет свое выражение...

— Черт побери... — пробормотал, наконец, Горин и, оторвавшись от листка, посмотрел на Казакова. — Восемьдесят восьмой?..

— А ты меня точно на год только в прошлое отправлял? — спросил в ответ Мишка.

— С какого бодуна я бы иначе сделал? На первом-то запуске... — рассеянно отозвался Петя, возвращаясь к чтению письма. — Интересно девки пляшут, головой с балкона вниз... — резюмировал он, закончив. — Откуда ты его взял?..

— Да что там такое?! — не выдержала Людмила. — Что это за письмо?!

Горин протянул ей листок.

— На, сама прочти. И лучше вслух. Чтоб вопросов не было...

Людмила взяла пожелтевшую бумагу в тетрадную клеточку.

— "Михаил! — начала она читать вслух, — Я очень надеюсь, что ты получишь это мое письмо. У меня имеются основания верить в серьезность такой возможности. Хотя я и не знаю, когда и как это произойдет..." Что это? — в точности как давеча Петя, спросила она.

И почти так же как перед тем Казаков, Горин ответил:

— Читай, читай...

Никто не проронил ни слова, пока Людмила зачитывала написанное неведомой Ингой послание. К последним строкам голос у Людмилы начал подрагивать. А закончив, она шмыгнула носом и принялась утирать слезы.

— Она погибла, да?.. — тоненьким голоском спросила Машка.

Никто не ответил.

— Откуда ты его взял? — повторил свой вопрос Горин.

— Нашел на антресолях. В старой сумке...

— И молчал?

— А что я должен был делать? Да и нашел я его тоже совсем недавно. Буквально на днях... Как будто нарочно...

— Может и нарочно...

Все посмотрели на сказавшего это Горина.

— Ты о чем?

— Да о чем, о чем?.. Вы что думаете, всё, что у Звягинцева описано, действительно у нас в реальности происходило?

— То есть?

— Да то и есть... Ну-ка, Мишка, давай подробней!

Рассказ Казакова выслушали тоже в полном молчании.

— Вот такая вот загогулина, понимаешь... — закончил Мишка и затушил окурок в чайном блюдце, приспособленном под пепельницу.

— А раньше ты ничего об этом не говорил! — совершенно нелогично укорила его Людмила.

— Да что говорить-то было?! Сон же!

— Да какой сон! — встрял Горин. — Я ж объяснял — так и выглядят последствия вмешательства в ход времени! Как обрывки сновидений!

— Ну мне-то откуда было знать?!

— Слушай, а ты ее совсем не помнишь? — жалостливо спросила Людмила.

— Как я ее могу помнить? Не было ж ничего! Не встречал я ее. И в тот день вообще не проходил там с сумкой набитой деньгами — это в другой раз было и в другом месте...

— Ну а все-таки... — вернул разговор в первоначальное русло Тарасов, которому выпало почти что классическое на чужом пиру похмелье. — В чем затык-то получается во всей этой истории?

— Да нет тут никакого затыка, — вздохнул Петя. — Это след от хроноинверсии. Классический результат парадокса путешествий во времени: событий нет, а незначительный материальный артефакт остался... Кому его предъявить и кто в него поверит? Вы сами-то как восприняли бы это письмо, покажи вам его Мишка неделю назад, а? Вот и весь сказ! Зато хоть теперь понятно, отчего все мои предыдущие попытки кончились обломом... А я-то башку сломал, никак сообразить не мог, в чем причина, а оно вон что... Давайте еще, что ли, выпьем по такому случаю. Без водки тут никак!.. Наливай, Гоша! — протянул он стопку Тарасову.

11.

— Простите, но я всё-таки не понял... — подал голос Витька после того, как рюмки опустели.

Все посмотрели на него. Людмила нахмурясь, Горин — выжидательно.

— В чем связь... — младший Тарасов замялся, пытаясь описать ситуацию. — Между восемьдесят восьмым и... — он виновато посмотрел на Казакова. — Тем, что, как вы сказали, у вас все время обломы получались...

— Да простая связь, — ни на секунду не затруднился Горин. — У Михаила воронка хронодепрессии имеет экстремумом восемьдесят восьмой. Поэтому при любом перемещении во времени его туда и должно было втягивать. Я, инвертировав его психоматрицу исторически, сам его туда и столкнул. Потому на той временнОй линии при моих собственных смещениях назад его и не оказывалось... Это письмо — взявшееся как бы ниоткуда — доказательство.

— Но... — начал было мало что понявший Витька, но грозный взгляд матери оборвал неродившуюся фразу.

— То есть, если попросту говорить, Казакова с тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года не существовало? — спросил Тарасов. Вопрос этот волновал всех. Но как-то никто не решался его задать. А постороннему человеку вроде как можно оказалось. — А сейчас тогда как?

— А сейчас получилось так, что я чисто случайно выбрал для своего изменения всё тот же восемьдесят восьмой. И вот остался только следок от того, что было — в виде этого письма. А так линия чистая. И беспокоиться Мишке не о чем...

— Ты так думаешь? — спросил Казаков таким же странным голосом, как до этого заговорил о письме.

Горин внимательно посмотрел на него. Затем сказал:

— А иначе письмо не появилось бы. Ты что, думаешь, оно так все время и лежало у тебя в сумке, и ты таскал его с собой, не замечая?

— А вполне может быть. Оно там под подкладкой валялось. А я подкладку не доставал никогда...

— А может и не валялось! — отрубил Горин. — А может и доставал, но не помнишь! Так что не обольщайся. Я уж как-нибудь малость лучше тебя в теме разбираюсь!..

— Да ладно, хрен с ним!.. — отмахнулся Казаков. — Ты лучше вот что скажи: ты меня туда сейчас отправить можешь?

— А что ты там собрался делать?

— А думаешь, нечего? — Мишка криво усмехнулся.

— И чего ж такого... — начал было Горин, но его перебила Людмила.

— Ты что?! — ошарашено выдохнула она. — Ты нас здесь убить хочешь?!

— Да ничего с нами не случится, — продолжая смотреть на Казакова, ответил Горин. — Он же там не станет в Москве-реке топиться. И Горбачева убивать не пойдет. А я его через сутки где-нибудь обратно верну, у меня это все отработано. Понимаешь... — он, наконец, отвернулся от молчавшего приятеля и объяснил подробнее: — Надо ведь знать, чего менять в прошлом-то. А если не знаешь — то среднестатистически будешь делать то же, что и раньше. По телефону там звонить, договора заключать... Или кто-то думает, — он снова посмотрел на Михаила, — Что если он по телефону кому-то из нас — хотя бы! — что-то такое расскажет, так ему так прямо и поверят?

— А я не собираюсь никому звонить, — всё с той же усмешкой отозвался Казаков. — Ты меня только в тот вечер отправь... Даже и в Англию с Новой Зеландией звонить не придется. И парашют искать не потребуется. Вообще никаких отличий от того, что потом получилось, не будет!..

— Мишка...

— Ну я, по-твоему, что, младенец?

— По-моему, да... — грустно вздохнул Горин. — Ты только не обижайся...

Все присутствующие, затаив дыхание, следили за разворачивающейся "битвой титанов". Причем Людмила с Машкой практически одинаковыми глазами, в которых смешались ужас и восхищение.

— Петя, — как маленькому принялся объяснять Казаков, никак не прореагировав на последние слова. — Я ведь над всем этим не раз думал! У меня было время!.. Мы же там облажались как дети малые! Не надо было мне никуда прыгать с парашютом и ломиться на станцию с "шаром" — вообще не надо! Мне её нужно было туда выпихнуть! Ей поле Станции не повредило бы! Ведь именно это поле ей и требовалось! А мы оба это прощелкали! Понимаешь?! Понимаете? — оглядел он всех. — Какие от этого В НАШЕЙ реальности могут быть изменения?!

— И как бы ты ее выпихнул, если портсигар не давал ей подойти к "окну"? — спросил Костров.

— Так в том-то и дело! — Мишка стукнул кулаком по ладони. — Он не давал подойти тому, у кого он в руках! А другому любому — пожалуйста! Я ж свободно прошел!! И если б портсигар был у меня — так и для нее никаких проблем бы не возникло!

— А потом его куда? — полюбопытствовал Тарасов. — Что ты собирался делать с полкилограммом — столько, примерно? — потенциального антивещества? Или, думаешь, это немного?

— Да нет, вполне хватило бы чтоб Третья Мировая началась. От Москвы точно б ничего не осталось. Примерно как от Кузькиной Матери... Но вы, что, не понимаете? Это ж элементарно! Надо было после всего этот портсигар телепортировать куда-нибудь в межзвездное пространство! Пусть бы там взрывался, сколько душе угодно! Никому никакого вреда!..

— Мишка... — повторил Горин.

— Ну чего? Тебе жалко, что ли? Что изменится от того, что она останется в живых?! Да, разумеется это не стопроцентно! Да, если ей повезет, то она окажется одна на заброшенной станции, на планете, населенной черт знает кем! Но почему не попробовать, если изменить прошлое можно?! Или ты боишься, что письма не будет? Так я специально могу попросить её его написать! Ведь если ты меня вернешь обратно — так я ведь и буду думать, что мне все приснилось, а?

— Мне не жалко, — ответил Петя, выбрав паузу в казаковском монологе. — Но ты успокойся на секундочку... И подумай немного. Что ты упустил сейчас в своих рассуждениях?

— Что?

Горин посмотрел ожидающе на друга, потом после паузы спросил:

— Ты хочешь вернуться в тот день, когда с ней встретился. И переиграть сценарий встречи. Так?

— Так. И чего?

Горин еще немного помолчал, затем медленно, раздельно, сказал:

— Но ты ведь уже один раз вернулся из того дня. В предыдущий.

— Ну... Да, — вынужден был подтвердить Казаков. — И что...

Он замолчал, не договорив.

Горин закончил за него.

— Ты вернулся из того дня в прошлое. И прожил его еще раз. Уже по другому. То есть изменил реальность и перешел на другую временнУю линию. Вот на эту. И никакой Инги в этом варианте уже не было. КУДА я должен тебя отправить, чтобы ты встретился с ней снова?

12.

Некоторое время все сидели молча. Казаков закусил губу.

— А попасть в ТУ реальность?..

— Как? — Петя посмотрел на него печально. — Или ты хочешь сказать, как я на эту попал? Так эту я сам создал. И характеристики ее знаю. Ну, типа, как адрес электронный. А у той? Этих же реальностей количество стремящееся к бесконечности — никакого времени не хватит, чтобы перебрать их все. Извини, Миш, но это невозможно. С тем же успехом ты можешь, ткнув в небо пальцем, попасть точно в Таорэру... Попадешь?

Казаков молча отвернулся.

— Миша... — позвала его Людмила.

Казаков так же молча мотнул головой.

— Ну нельзя всё исправить, даже имея машину времени, — стал пояснять Горин. Уж ему-то, как изобретателю и первопроходцу, было на что ориентироваться. — Поверь. Ничего нельзя сделать. Это как... Ну как нагнать автобус, из которого давно сошел нужный тебе пассажир, пусть даже ты и помнишь, на каком месте он ехал... А его нет там! И где его искать? Помнишь рассказ про изобретателя Евгения Баранцева? — неожиданно спросил он. — Встреча с девушкой в метро и нереализовавшийся вариант? Сколько потом он ее искал и не нашел... Потому что невозможно было повторить случайное событие. А ведь это всего только в одной Москве!.. Ну вот и тут такая же ситуация, только Москва не одна, а неизвестно какое количество. Да еще и в разных вариантах... Такая вот обычная "селяви", брат...

— Да понимаю я... — отозвался Казаков.

Все сидели сейчас уже точно как на похоронах. Машка принялась уже не просто шмыгать носом, а всхлипывать.

Никто не мог сообразить, что делать дальше. И опять ситуацию разрядил Тарасов, как человек вроде как посторонний. Которому со стороны видней. Да так, безусловно и было.

— А может, имеет смысл к Звягинцеву обратиться?

Все присутствующие разом повернулись в его сторону.

— Точно! — подхватила Людмила, одарив мужа восторженным взглядом. — Он же всё это написал! Пусть что-нибудь придумает...

— Ага, — криво усмехнулся Горин. — А еще он наверняка резидент тех самых инопланетян. Или прямо Андреевского братства. Специально у нас тут работает под видом писателя-фантаста, чтоб никто не заподозрил!..

— А чего не так-то?

— А зачем резиденту надо разглашать содержание секретных операций? — вставил Костров.

— Так кто ж догадается!

— Ну, из читателей-то, положим, никто... А из конкурирующих разведок?

Людмила, собиравшаяся что-то сказать, резко передумала. Только посмотрела на Кирилла с досадой: такую идею убил!..

— Но согласитесь, — не стал торопиться с признанием своего поражения Игорь. — Тут явно же чего-то нечисто. Не может случайный человек так точно всё знать!

— Ага, — саркастически подхватил Петя. — Особенно мысли персонажей и разговоры во время пьяных посиделок... Мне вот в свое время страсть как роман Шпанова "Поджигатели" нравился... Там от Сталина, от Черчилля и от других разных реальных исторических лиц много интересного написано... Так меня в детстве впечатлило!.. А потом узнал, что всё вымышлено автором. Облом-с!.. Пришлось заняться изучением истории самостоятельно...

— Но персонажи-то реально ведь существовали?

— А что нам это дает?

— Да немного, конечно. Но связь какая-то однозначно есть!

— Да такая же, как Мишка рассказывал, — поддержал друга Костров. — Помнишь — про роман Михайлова: совпадение с выгоранием времени? Так и тут. Автор уловил из мирового эфира некую информацию. Скорей всего непосредственно из мозга Новикова — тот же как раз романы и писал на основе собственных приключений. А тут, скажем, характеристики мозговой деятельности совпали. Вот и получилась такая своего рода трансляция телепатическая. Между прочим, вполне бывает... У Колупаева на эту тему даже неплохой рассказ был. "Зачем жил человек", кажется... Только там у него в одной реальности считывание происходило, потому автор ничего издать не мог. А здесь — из разных...

— Так что, — не выдержала Людмила. — Он ничем помочь не может?

— Ну сама подумай... Реально — чем? Между прочим, там в нескольких крайних книжках действует некая выпускница аггрианской разведшколы по имени Инга — отчего б не подумать, что это вот та самая Инга и есть, а? А, значит, как-то она уцелела... Но что нам это дает? Да ничего ровным счетом. Просто совпадение имен и всё. Мишка вон вообще у Звягинцева на форуме зарегистрирован, ты, Мишка, не уточнял, часом, сей вопрос?

Не отошедший еще толком Казаков хмуро пожал плечами.

— С какого пуркуа я б это уточнять стал? Всё с того же: "Я герой ваших книг, только не описанный!! Немедленно-немедленно опишите меня, иначе всё пропало!!" — что ли? В какого номера палату Василий Дмитрич меня б определил после такого заявления? Тем более что он как раз профессиональный врач... Да и не думал я вообще ни о чем таком... Это ж только сейчас стало известно... Да проку-то с того?

— Кроме того, — вновь вступил Горин. — Вы на что рассчитываете-то? Я ведь говорил уже, да никто не услышал, видимо: вы что, думаете, что всё, что в эпопее описано, оно на нашей временнОй линии происходило? В действительной реальности и реальной действительности?

— А... Как тогда? — жалобно спросила Машка, про которую все забыли и она от этого осмелела.

— Нельзя изменить прошлое, оставаясь в той же самой реальности. Любое изменение — ну, то, что такое изменение производит — порождает свою собственную линию. И с ней мы никак связаться не можем. Есть такое понятие — "конус времени" в геометрии Минковского, потом как-нибудь при случае расскажу, что это такое — применительно для нашей темы оно звучит так, что если никакая информация до нас оттуда не приходит — так та реальность для нас и не существует. Как если бы ее вообще не было. И узнать про нее мы ничего не можем. Это в рамках общего представления классической, так сказать, теории. Понятно? — Горин посмотрел на Машку.

— Д.. да... — неуверенно кивнула та.

— По моим же частным уточнениям можно достроить какую-то дополнительную составляющую в прошедших временах — но только если она не проявляется до настоящего. Это важно, — Петя перевел взгляд на взрослую часть и теперь обращался уже ко всем. — Потому что по такому принципу всякое изменение реальности должно оставлять какие-то следы на главной исторической последовательности. Вот такие, как мишкино письмо... Или мои письма к вам... Странно, кстати, что дошло только одно, — перебил себя самоявленный лектор, но тут же спохватился: — Впрочем, об этом потом... Так вот, о чем я: эти романы, скорей всего и почти наверняка — точно такой вот след. Как бы информационный. Тень от темпорального события. Ну кто подумает, что они имеют под собой реальную подоплеку? Впрочем, ведь и все исторические мифы и легенды являются такими следами. И написанные по их мотивам художественные книги... Илиада "Гомера", например. "Одиссея" его же. И пока Шлиман не раскопал Трою — так все уверены были, что это просто выдумка. Так и тут... Понимаете?

— Да понимаем, понимаем, — отозвался Костров. — Не упражняйся в пропедевтике... Разве что детям не забудь про Минковского потом рассказать...

— А я и так знаю! — обиделся Витька.

— Ну, значит, рассказывать в два раза меньше надо будет! Тем более что по уточненным впоследствии данным Шлиман раскопал ни фига не Трою, — Костров ухмыльнулся. — Что дополняет рисуемую нам Петром Петровичем картину до нужного уровня драматизма: а было ли оно всё-таки или же нет? Что окончательно всё запутывает.. Знаете — давайте-ка выпьем. А то просто мозги уже плавятся от попыток сохранить себя в здравом уме

— И то верно, — сказал Михаил, успевший уже достаточно прийти в себя. Во всяком случае хотя бы для того, чтоб суметь пошутить. Хотя и не очень весело: — Кто не успел, как говорится, тот опоздал. Графа Монте-Кристо из меня не вышло. И Марти Макфлая тоже... Давайте запьем это дело, да начнем жить дальше... Наливайте, у кого там водка...

Тарасову не пришлось напоминать о взятых им на себя обязанностях виночерпия. Он быстро разлил остатки бутылки. Все взялись за стопки и как-то неуверенно посмотрели друг на друга. Никому не приходило в голову, какой тост можно предложить.

Выручил Казаков. Подняв свою стопку, он обвел взглядом старшую часть компании и произнес:

— За наше удивительное никогда не существовавшее прошлое!..

13.

Посидели еще немного. Но как-то уже натужно, через силу. Всем было ясно, что причина для встречи полностью исчерпана и надо расходиться. Но не хотелось.

Выручила Людмила, предложившая отправиться всем к ним домой. Где и встретить, наконец, Новый Год так как положено. Идея неожиданно понравилась всем. Только Горин почему-то стал отказываться. Ссылаясь на невозможность бросить без присмотра свою машину времени. Его принялись уговаривать, как всегда в таких случаях, не очень убедительно утверждая, что "ничего с ней не случится".

— Ладно... — наконец сдался изобретатель. Хотя и не очень охотно. Явно чувствовалось, что делает он это лишь по причине нежелания расстраивать друзей. — Поехали. Только погодите, я сперва всё обесточу — не оставлять же так!.. — он поднялся из-за стола и вышел в "производственную" часть дома.

Остальные тоже принялись собираться. Попутно решая, каким графиком производить транспортировку личного состава. Поскольку сейчас уже все в машину за один раз точно не умещались. В конце концов всё как-то утряслось. Виктор пошел заводить "фольксваген". Остальные, чтобы не торчать одетыми в помещении, потянулись следом, в крытый двор. Последним вышел, на ходу застегивая куртку, Горин. Закрыл дверь на висячий замок, как тут было принято. Засунул связку ключей в карман.

— Может разделимся? — предложил он. — Автобусы еще ходят. Или тачку поймаем...

— Да ладно! — отозвался из кабины Витька. — Я и два раза обернуться успею!

— Правильно! Он молодой, ему не в лом! — поддержал Тарасов. — Давайте, Людка с Машкой езжайте первые. Всё там готовьте. А мы — следом...

На том и порешили.

Когда задние габариты "фольксвагена" скрылись в конце улицы, Игорь неожиданно повернулся к Горину и спросил:

— А насчет этих материальных следов, что должны оставаться... Ты точно знаешь? Или просто чисто теоретически рассуждая, нам сказал?

— Ну... Можешь считать, что точно, — Петя пожал плечами. — Уж Мишкино-то письмо ты сам видел. Да и мое тоже. А что тебя смущает?

— Да не смущает... — лицо Тарасова приняло какое-то мечтательно-скептическое выражение. — А просто, если эти самые следы должны оставаться... Как по вашему — когда реальность "Одиссея" ответвилась от нашей? В смысле — окончательно отделилась, став недоступной?

— Ты это к чему? — спросил Костров.

— Ну, если какие-то действия были совершены до разделения, то их следы — в материальном воплощении, так сказать, если верить тому, что сказал Петр Петрович — должны ведь тогда были остаться? Так? Вот я и спрашиваю: КОГДА измененная реальность окончательно отделилась от нашей?

— Да черт его знает... Так сходу и не скажешь... С уходом на Валгаллу, по-моему...

— А не раньше?

— Раньше вряд ли... Что скажешь, Петя?

— Раньше действительно вряд ли, — подтвердил создатель машины времени. — Там никаких кардинальных изменений не происходило. Да и на Валгалле, по-моему, тоже не сразу: они ж там туда-сюда еще ходили, дачу строили, вечеринки устраивали... Вот, пожалуй, окончательно — когда в Замок переселились. Вот там уже — точно всё! Но к чему ты?

— Склероз, однако!.. — хмыкнул Тарасов. — Даже у тех, кто на форуме у Звягинцева зарегистрирован! — он бросил насмешливый взгляд на всё еще хмурого Казакова. Впрочем, Мишке, после обрушившихся на него новостей, веселиться пока было особо не с чего. Если и не похороны, то на поминки сильно похоже... Поэтому на подколку он отвечать не стал. На правах наиболее старого знакомого отозвался Костров:

— Ну говори давай! До чего додумался?

— Мастерская Берестина, — сказал Тарасов. — Первая установка СВП.

Все, включая смурого Казакова, разом уставились на него.

— Ну-ка, ну-ка!.. — даже слегка оживился Мишка.

— Она же там осталась. В мастерской! Левашову ведь специально пришлось ее скопировать, так как не было возможности перенести при включенном канале... Кстати — и первый дубликатор там же лежать должен! Как вам такие "следы", а? Или не сохранились? — обратился он к Горину.

Тот вместо ответа полез в карман, достал мятую пачку "Честерфилда", закурил. Не выказывая особой радости. Задумчиво выпустил дым, разглядывая Игоря.

— В принципе могло всё остаться, — согласился в конце концов. — Но тогда — куда оно делось? Жилец исчез. Через сколько там времени безвестного отсутствия — два года, что ли? — квартиру должны были вскрыть: человек-то пропал! Искать будут!.. Ну и что там обнаружит соответствующая комиссия? Экспертов ведь позовут... И как прикажешь понимать, что во второй половине восьмидесятых ни установка СВП ни дубликатор не появились ни у кого на вооружении? Масоны злостно умыкнули?

— Вообще-то я думаю, что гораздо раньше двух лет вскроют, — встрял Казаков. — Тоже все забыли? У Шульгина жена должна была вот-вот с курорта приехать. А она, судя по всему, дама была, гм, энергичная... И обнаруживает, что мужа нет. А с ним заодно и пары его закадычных приятелей. Она что, так всё и оставит или в милицию побежит?

— Так про Берестина она, вроде, не знает... — заметил Костров.

— Впрямую может и нет. Но если искать начнут — связи все реконструируют. Они ведь там несколько месяцев, если не полгода, после "Жду твоего звонка" вполне обычно просуществовали. Ни от кого особо не скрываясь. Так что наличие Берестина в числе пропавших будет определено весьма вероятно... Так что действительно, "зе квесчен": куда аппаратура делась?

— Так, может, развоплотилась, — принял роль штатного скептика Костров. — Мало ли там что... Это мы тут сейчас стоим, фантазируем, а оно взяло, да и улетучилось. Как с белых яблонь дым...

— А тебе что, не интересно? — спросил недовольный Тарасов. И апеллировал к Горину: — А вот чего специалист скажет?

— Да понятно, куда ты клонишь... — Горин сосредоточенно стряхнул столбик пепла с сигареты. — Но определить точно можно только непосредственно на месте... Но я сразу скажу: я туда не полезу! Нельзя мне... Да и не было у меня возможности в восемьдесят четвертом в Москву сгонять...

— Да не надо! Я там был! Всё лето! В конце августа уехал!..

— Ты затем своих и отослал? — проницательно поинтересовался Горин, продолжая стряхивать пепел с уже чистой сигареты.

— Ну да. Людмила б иначе такой скандал устроила!.. А оно надо?

— Ну и что ты будешь делать с этими штуками? — не глядя на Тарасова, спросил Горин.

— Да почему я? Я там и не разберусь, скорей всего, ни в чем... Мы, все вместе, и решим!.. А!.. — озарило его. — Ты подумал, не гляжу ли я в сауроны? — Тарасов рассмеялся. — На фиг надо...

— Да ладно, это я так... — Горин щелчком запустил догоревший окурок в ближайший сугроб. — Дело не в этом. Я даже не спрашиваю, не боишься ли ты что-нибудь накосячить в восемьдесят четвертом и стереть к чертям наше теперешнее будущее — проще согласиться, что методика правильной отправки человека в прошлое и действий там у меня есть... Дело в другом, — Горин посмотрел, наконец, собеседнику в глаза. Тоже, как давеча Казакову, без особого восторга: — Скажи мне пожалуйста: а точный адрес этой самой мастерской Берестина у тебя имеется?

14.

— А то ведь, — продолжил он, засовывая руки в карманы куртки (зима все-таки), — Энтузиасты эпопеи даже в относительно маленьком Столешниковом так и не смогли найти нужный дом — не то что ТУ САМУЮ квартиру, про нее уж и не говорю... И куда ты собираешься явиться за вожделенными артефактами? На деревню дедушке? Где-то там, "в старом фонде", — процитировал он. — Или ходить по дворам и опрашивать жителей?

— Да зачем? — удивился Тарасов. — А горсправка на что? Берестин Алексей Михайлович, приблизительно какого он там года рождения? Список взять да и проверить!.. Всех и делов...

Горин, похоже, такого простого решения не ожидал. Потому как слегка опешил.

Паузу заполнил Костров.

— Что, — спросил он. — Кража со взломом?

— Да чего там взламывать-то? — еще раз удивился Тарасов. — Вы что, забыли, в какой стране жили? Не бункер же у него там был. Обычная дверь, деревянная, я ж помню описание. Максимум замок гаражный. Простого слесарного набора за глаза хватит... Изображу слесаря из ЖЭКа...

— А если у него квартира на "кнопке"?

— Ну, может быть... — признал Игорь. Но тут же возразил: — Только тогда сигнализация отключена была! Они ж свободно туда-сюда ходили — что, каждый раз на пульт звонить?

— Ну, ты домушник... Всё предусмотрел!..

— Да чего там предусматривать? Это ж восемьдесят четвертый! Не девяносто!

— Ладно, — снова вступил в разговор Горин. Почему-то не демонстрируя никакого энтузиазма. — С этим понятно. А вот в КОГДА тебя отправлять?

— Да в книге есть дата, — неожиданно встрял Казаков. — Конец августа. Двадцатое или двадцать пятое, не помню точно... Надо в тексте посмотреть... Я ж тоже был тогда в Москве. Проездом, в середине сентября уже, — зачем-то пояснил он. Добавив: — Ну и прикидывал, соответственно...

За что получил от Горина нисколько не одобряющий взгляд.

— Как у вас всё продумано-то оказалось... Сговорились, что ли? Не возразишь. И книгу, конечно, надо будет глянуть обязательно... Но, может, всё-таки не прямо сейчас всё это затевать?

— Да нет уж, лучше сейчас, — помотал головой Тарасов. — Ты Людмилы, похоже, не знаешь, — Горин как-то непонятно дернулся, но промолчал. — Она ж меня нипочем никуда не отпустит. Особенно после того, как его историю, — последовал кивок в сторону Казакова, — услышала.

— Ну а Витька за нами сейчас приедет? — напомнил Костров.

— Как приедет, так и встанет! Скажем, что сломался, а мы его чиним. До Нового Года два часа еще. Как минимум из них полтора свободно можем проволынить, пока Людка всерьез что-то заподозрит. Хватит нам столько времени?

— Да даже и меньше хватит...

В результате всего этого нетривиального разговора подъехавший через четверть часа младший Тарасов застал на месте сцену из голливудского фильма. В наполненной клубами табачного дыма комнате трое мужиков с горящими безумным огнем глазами, сгрудившись у компьютера, усиленно что-то черкали на исписанном листе бумаги, сверяясь с раскрытым текстом какой-то электронной книги. А сунувшемуся с робким вопросом Витьке велели сидеть тихо и не мешать. Что он и вынужден был делать, с непониманием глядя на происходящее. Но еще через десяток минут всплеск нечеловеческого энтузиазма прекратился сам собой.

— Облом, братцы, — сказал Горин. — Можно сворачиваться... Никуда ты, Гоша, не успеваешь. Так что поехали водку пить и встречать Новый Год...

— Нет, погоди! — Тарасова, похоже, поразило что-то вроде золотой лихорадки. И он никак не желал смириться с невозможностью возникшего вдруг феерического плана. — Ну а почему мне не задержаться? Не двадцать девятого отъехать, а на неделю позже?

— Вот тут-то тебе кранты и придут... Забудешь всё будущее и начнешь жить по новому варианту истории...

Тарасов угрюмо замолчал.

— Но как же так, черт побери? — заговорил вместо него Костров, успевший проникнуться аурой хронопроходчества. — Ведь ясно же помню, что там у них это самое двадцать третье августа длилось вечно! А тут вдруг... Может это текст какой-нибудь левый?

— Да нет, — возразил Казаков. Худо-бедно знавший все основные варианты изданий эпопеи. — Текст нормальный. Просто никому раньше не требовалось считать ВСЕРЬЕЗ. Я раньше тоже как-то это пропускал... А получается не двадцать третье августа, а, с учетом двух недель, потраченных для отсутствия плотников, да плюс по дню на дорогу туда-обратно, да еще как минимум сутки на вечеринку и возвращение аспирантки Шульгина в Москву — причем неизвестно еще, когда именно ее вернули! — то получается минимум десятое сентября. А тринадцатого жена Шульгина из Кисловодска приезжает... Так что я б вообще вот это самое тринадцатое и считал бы крайней датой, до которой в процесс вмешиваться вообще не стоит. А с запасом — так и пятнадцатое!..

— Да какая теперь разница? — пожал плечами Горин. — Всё равно нужный нам момент недосягаем, как двенадцатый стул мадам Петуховой... И даже не заикайся про свое участие! — предупредил он раскрывшего рот Михаила. — Ты в Москве был восемнадцатого, всего день — проездом! — и если задержишься, так больше тут у нас уже и не появишься никогда! Как говорится — Митькой звали!..

— Да подожди...

— Чего подожди? У тебя же никакого времени на подготовку не будет. Где ты там кого будешь искать по информации мосгорсправки? Где достанешь инструмент? Наконец — как вывезешь оборудование? Пять кубометров потребовалось Левашову для копирования — пусть даже в собранном рабочем состоянии! — как ты всё это — на чем и в чем? — потащишь?

— Но куда же оно тогда делось?!

— Откуда я знаю? Может там и не было ничего — это ж только ваши фантазии пока!

— Так сам же про следы сказал!

— Ну так пока не проверили — как мы можем знать? Шлиман ведь тоже, пока не раскопал под тем холмом стену, не был уверен, что найдет Трою!

— Ну так тогда надо хотя бы проверить! Раз Гоша может... — Казаков внезапно осекся. — Братцы, а ведь это мысль...

— Что тебе еще пришло в голову? — поинтересовался Горин с интонацией родителя, замученного фантазиями родного чада.

— А ты не догадываешься?

— Нет, — решительно подтвердил Горин.

А вот Тарасов понял идею сразу.

— Мишка, ты — голова! Почти как Чемберлен!

— Ну, Чемберлен тоже — голова... — согласно улыбнулся Казаков.

— И Бриан!

— И Бриан! И Черноморск обязательно объявят вольным городом!

— Так до чего вы доперли-то, два Чемберлена? — полюбопытствовал Костров, прикуривая очередную сигарету. — А то, смотрю, у вас от радости в зобу дыханье сперло...

— Да всё проще простого! — развернулся к нему Тарасов. — Надо сделать вот как...

15.

— Значит, у тебя там будет месяц. С первого августа, — произвел крайний инструктаж Горин, стоя у готового вдвинуться в машину времени "дивана", на котором возлежал Тарасов. — Напряжение на матрицу я дам максимальное. То есть ты будешь полностью осознавать кто ты и где ты. Потому действуй осмотрительно. Что там у тебя по ходу дела происходило — не увиливай. Все ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ действия — только "в свободное от основной работы время". Формулу возвращения произнесешь, лучше всего, когда уже будешь в поезде и ляжешь спать. Это самый лучший вариант: проснешься на полке в вагоне и "воспоминания о будущем" благополучно испарятся. Как и воспоминания о "дополнительном прошлом" — восстановится прежняя версия памяти. Ну, с какими-то мелкими отличиями, которые несущественны. Потому еще раз повторю: никакой самодеятельности и никакой отсебятины — иначе нехорошо выйдет... Я тебя по нашему времени всё одно автоматически выдерну сюда минут через пятнадцать, но могут возникнуть аберрации ненужные... На себе проверено! — пояснил он для большей убедительности, но в подробности личных хронопутешествий вдаваться не стал.

— Да понял я. Помню, — ответил Тарасов. Довольно таки спокойно державшийся перед невероятным со всех точек зрения "стартом". — А тут-то, — он повел руками вокруг себя, обозначая внутренность фантастического агрегата, — мне что делать?

— Да ничего. Просто лежи. Уснешь и проснешься, вот и всё. Ну, что — готов, не передумал?

— Готов! Отправляй давай...

Горин без дальнейших напутственных слов впихнул "диван" внутрь своей установки. Щелкнули фиксаторы. Петя перешел к компьютеру и, ординарно пошевелив "мышью", кликнул курсором по одному только ему известной иконке. Мигнули светодиоды. На экран выскочил аналог индикатора загрузки файлов, по пустой строке побежал красный столбик. Дошел до конца. Индикатор сменился другим. С надписью: "автоматический возврат через 00.15.00". Секунды проворно принялись отскакивать в обратную сторону.

— Ну, всё, ждем... — сказал самопальный хронофизик и, взяв со стола пачку "честерфилда", закурил.

Остальные присоединились. За исключением некурящего Виктора, в приказном порядке обязанного отцом сидеть в углу и не мешать.

— Слушай, — спросил немного погодя, Костров, которого уже некоторое время сильно занимал один вопрос. — А чего ты смурной-то такой? Или опасаешься чего?

Горин вздохнул.

— Да видишь ли... Я ведь уже был один раз участником масштабной попытки осчастливить человечество... Путем всучения всем поголовного здоровья. Чем кончилось — еще раз рассказать? А вы как дети малые...

— Ну... Понимаю. Только неужто надо было вот так всё и бросить — если возможность есть?

— А в какие щели прятаться будем, у тебя, значит, уже приготовлено? Ты хорошо представляешь, что против нас начнется, когда мы это дело обнародуем?

— Так мы пока ничего обнародовать и не решили, — резонно заметил молчавший до того Казаков. — Вот если добудем чего... Тогда и станем решать.

— К тому же еще вопрос — в каком состоянии окажется вся эта техника после двадцати лет хранения, — напомнил Костров, продолжая отыгрывать взятую на себя роль скептика. — Может там вообще всё сгниет без остатка. А уж магнитные носители-то точно сдохнут... Чего там тогда было-то? Дискеты? Стример на магнитофонных кассетах? У того "Атари" хоть винт-то имелся?

— Да имелся, скорей всего. Левашов же наверняка не бытовую игрушку себе добыл, — отозвался Горин. — А сохранилось чего или нет... Да, как ни странно, всякое могло быть. Имелись прецеденты... Почистим, спиртом протрем, разберемся... Для выяснения принципа, может, и железа хватит. Я так, в общих чертах, даже думаю, что представляю, что Левашов соорудил — есть соображения... А вот надо ли такое открытие в мир сейчас выпускать, сомневаюсь...

— Да по мне так ничего в той мастерской нет, — Костров чиркнул зажигалкой, прикурив новую сигарету. — Да и сама-то мастерская вместе с художником Берестиным существовала ли хоть когда-нибудь?

— Да вроде был... — возразил Казаков.

— Ну так нам-то с того... Говорю же: пустая она, скорей всего. Не должно там ничего быть.

— Потому и не возразил против этой авантюры? — посмотрел на него Горин.

— Ну да... Просто ж любопытно...

— Любопытство, знаешь, как утверждают англичане, кошку сгубило...

— Да не могу я во всё это поверить! — не выдержал Костров. — Не могу себя заставить! Не может оно быть — в том виде, как нам известно — и всё тут. Ненаучная фантастика потому что. Один только пулемет, стреляющий через вал звездообразного мотора чего стоит!..

Казаков хмыкнул, вспомнив обсуждение сей детали на форуме.

— Да не кипятись ты... — Горин тоже закурил следующую "никотиновую палочку". — Я тоже думаю, что там ничего нет. Иначе черт знает что бы сейчас на Земле творилось! Но не творится же... Куда делся "фантастический склад"? Или мы с вами — те самые "трое из Простоквашино", которые нашли сундук, когда решили, что им его надо найти?

Казаков хмыкнул еще раз. Но теперь прокомментировал:

— А я вот книжку читал интересную... Так там один Дракон сказал, что если ты, дескать, вдруг узнал, что кто-то лазил в прошлое — то в конце концов окажется, что это ты сам и был!..

— Специалист... — фыркнул Горин, покосившись на него. — А ты-то чего полез? Прошлого раза мало показалось? Думаешь свою Ингу найти так удастся?

— Не думаю, — Казаков стал серьезным. — Вообще думаю, что никак не найти. Успокойся. Но мимо такой штуки пройти, если на земле валяется...

— Ага... Халява — это святое!

Разговор был внезапно прерван младшим Тарасовым. У которого заиграл сигнал мобильника.

— Мама звонит! — испуганно сообщил он, взглянув на экран.

Людмила уже звонила несколько раз, выражая недовольство задержкой и подгоняя таким образом нерасторопных мужиков. Но пока, слава богу, всерьез еще ничего не заподозрила. Правда разговаривал с ней сам Игорь. А тут, что называется, в самый подходящий момент ее пробило на проверку хода "ремонтных работ".

Впрочем, паника не успела принять катастрофические масштабы. Благодаря Горину.

— Ну скажи, чтоб перезвонила через десять минут, — велел он, бросив взгляд на таймер автоматического возврата. — В сортире он. Над очком сидя разговаривать неудобно...

Витька вполне натурально оттранслировал эту инструкцию. Послушал, что ему говорят в ответ и сообщил:

— Ругается...

— Сильно?

— Да нет, не очень...

— Ну тогда ладно. И не грузись: сейчас мы его из машины вытащим — он сам ей позвонит и разберется. Мало ли, чего человек мог на звонок не ответить. У меня вон вообще сотовый отключён. И ничего...

16.

— Есть!! — сообщил Тарасов, едва его выдернули из недр хроноперемещателя. — Есть! Я воронцовский БМВ видел! Михаил, я тебе всё приготовил! Давайте бумагу — план нарисую!..

— А ты случайно внутрь не проник? — поинтересовался Горин, следя через плечо за тем, как Тарасов черкает по листу карандашом.

— Ну я что, дурак? Ты ж предупреждал! Вот так, — стал он пояснять свои художества, — дом на местности расположен. От метро лучше идти вот таким маршрутом... Инструменты я оставил в камере хранения, вот номер ячейки... Вот шифр... Тару я тебе припас, лежат у моих знакомых, скажешь, что от меня. Довезти до вокзала тоже помогут — у них машина есть. Сказал, что аппаратуру у родственников забирать будешь... Дверь там обычная, как я и говорил. Замок — тоже, в общем, хотя и качественный. Пока я там в подъезде ошивался с полчаса — никто не поинтересовался...

— Ты в подъезде был?

— Ну, изобразил электромонтера — типа кабеля проверяю. Потоптался специально по всем площадкам, шахту кабельную просмотрел. Никаких специальных датчиков не обнаружил.

— И не побоялся перед соседями спалиться?

— Да какие там соседи? — Тарасов оторвался ненадолго от схемы. — "Мастерская художника в старом фонде"! Представляешь, какая там планировка? Все жильцы — внизу. До художника никому нет никакого дела. Хоть домкратом дверь высаживай... Но, Миша, домкрат тебе не понадобится! И дверь ломать тоже... Я тебе отмычки достал! Войдешь, как к себе домой... Цени мою заботу!

— Где ты их добыл?!

— Ну, где добыл — там уже нет... Но не впадайте в панику: никакого криминала! Нашелся один хороший слесарь, поделился...

— И что ты ему наплел?

— Да то и наплел: ключ потерялся, а дверь ломать неохота... Советские ж времена! Да и сейчас кто особо обеспокоится?

— А если не подойдут?

— А я проверял...

— Блин!..

— Да не входил я!.. Хотя большое было желание, признаюсь... Просто открыл, а потом закрыл... Так что, Миша — всё гарантировано!..

— Ну, ты Штирлиц!..

— Так были когда-то и мы рысаками!.. А вообще, братцы — это непередаваемое что-то, я вам скажу!.. Чистая фантастика! Я неделю никак привыкнуть не мог! Как на Марс попал! Имей в виду, Мишка — изменилось всё очень сильно. Я многое даже вспомнить не мог! Так что осторожней там себя веди, когда появишься...

— Ладно, это уже лирика пошла, — деловито прервал Горин. — Всё он вспомнит. А у нас сейчас натуральный "цигель, цигель — ай-лю-лю!" Людмила уже что-то подозревать наверняка начала — звонила как раз когда тебя не было, шибко ругалась... Так что ты лучше с ней разбирайся, а мы сейчас Мишку запустим. Мишка, ты готов?

— Да, — ответил Казаков.

— Точно справишься?

— Да справлюсь! Не сложней, чем через четыре года компьютеры возить... Да и груз такой же... Разберу, упакую, кабеля помечу, чтоб не перепутались... Не переживай — бывало десятками возили, а тут всего пара штук получается... Багажный вагон еще никто не отменял...

— Ну тогда полезай! — Горин мотнул головой в сторону машины времени. — Домушники недоделанные... — проворчал он, вдвигая ложе своего агрегата на положенное рабочее место. Проделал все необходимые манипуляции по второму разу. Снова дождался таймера. — Второй пошел!.. Только вот что я вам скажу, хронопроходимцы... — неожиданно обратился он к оставшимся. — То, что мастерская есть и то что Гоша "даже видел" какой-то БМВ — и даже открывал дверь, герой такой! — абсолютно ничего не значит. Практически стопроцентно там ничего нет. Так что Мишка просто взломает пустую чужую квартиру. А может и не пустую... Надеюсь у него ума хватит позвонить, прежде чем ковыряться в замке. У тебя вот как, хватило?

— Да вообще-то нет... — растерянно признался Тарасов. Закончив краткий разговор с супругой, в котором заверил, что благополучно вернулся из сортира, а ремонт уже идет к концу. И только сейчас, более или менее придя в себя, сообразил про кое-какие нюансы своего похода в прошлое. — А что тогда?...

— Ну я ж говорил: выдерну обратно автоматически, но какие-то аберрации останутся... В милицию он вряд ли попадет в нашей ТЕПЕРЕШНЕЙ реальности, но некоторые неприятные воспоминания будут гарантированы... Так что не хрен... — закончил он не очень понятно, но доходчиво.

Несколько секунд все переваривали услышанное. А потом Тарасов, малость придя в себя, спросил:

— Слушай... Я, наверное, дурака свалял... Надо было сразу сказать. Я уже там об этом задумался... Аггры меня в восемьдесят четвертом никак засечь не могли? Или Мишку сейчас?..

Горин хмыкнул. Подтянул к себе стул. Уселся.

— А вот и еще одна выпуклая... деталь нашего гениального плана... И сколько их кроме того может оказаться, господа хреноконкистадоры? И чем ты думал, когда об этом молчал?

— Ну, за мной же никто не гонялся... Да и я решил, что у тебя предусмотрено — раз ты так спокойно нас туда отправляешь...

— Правильно решил. Я его — или тебя — в любом случае обратно выдерну. Тут хронодинамику знать надо... Не может бывшее изменить настоящее. Вот если бы он или ты там начали что-то совсем несусветное творить — ну, как было указано, поджигать Лувр или убить кого-нибудь из любопытства — тогда ой! А так... Вон тот же Мишка один раз вообще вернулся в прошлое на сутки — и что? Продолжил жить как раньше. И мир не рухнул. Даже не заметил.

— А чего же ты тогда говорил?..

— А чего я говорил? Правильнее будет — что вы слушали? Если отправляешься в прошлое, чтобы его изменить — то будущее перестает существовать. На себе проверено, можешь не сомневаться. А вот если ты ничего менять не собираешься — типа наблюдаешь или ДОПОЛНЯЕШЬ НЕЛЕТАЛЬНО, ну или там нелегально, так сказать — тогда это самое будущее (вот наше конкретное) остается тем железобетонным настоящим, к которому и прикреплена вся причинно-следственная сеть нашего существования. И его статус главный. Как давно было подмечено: довлеет дневи злоба его... Я понятно излагаю? — участливо поинтересовался Петя.

— По крайней мере — успокаивающе... — с заметным облегчением заверил Игорь. Но тут же сказал: — Но погоди... Вот сейчас-то! Ладно — я ничего в прошлом не менял. Но ведь Мишка-то что собирается сделать?!

— Да ничего. Повторяю: мы в данном случае абсолютно ничего в прошлом не меняем. Даже если эта пресловутая СВП вкупе с дубликаторм там и лежат — они НИКАК себя не проявили ни в восемьдесят четвертом ни позже. Всё равно как если бы их там не было. Как я и считаю. И Кирилл вон тоже, — Горин кивнул на Кострова. Который суть его объяснения понял лучше и сидел сейчас спокойно. — Мы ИЗЫМАЕМ, если так можно выразиться, сии небезопасные артефакты из исторического оборота. В котором они еще и не начали участвовать. Никакого изменения не наблюдается. Убедил?

— Ну, скорее да, чем нет... — вынужден был признать совсем вернувший былую бодрость Тарасов. Что тут же подтвердил, предложив: — Так, может, по такому случаю дерябнем? — кивком указал на стол.

— Давай Мишку дождемся. Совсем немного осталось. А там уж, все вместе — в зависимости от результата, за успех или чтоб развеять разочарование...

— Не веришь всё же?

— Предпочитаю реально смотреть на вещи: слишком много фантастики в короткий отрезок времени маловероятно...

Таймер нечувствительно отсчитал последние секунды и показал сплошные нули. Изнутри агрегата, как и первый раз — при появлении Горина — раздался требовательный стук. Горин, Костров и Тарасов уже слажено ухватились за рукоятки "дивана" и выдернули его наружу.

Вскочивший с "ложа" Казаков на первый взгляд повел себя странно: ни говоря ни слова уставился в потолок. После чего расхохотался и принялся оглядываться по сторонам под озадаченными взглядами друзей.

— Черт! — выдал он, наконец, первое слово после возвращения. — У меня же тут даже лестницы нет!

После чего, не дав никому опомниться, быстро скрылся в "производственной" части избы. И так же быстро вернулся с большим гвоздодером в одной руке и стулом в другой.

— Чего встали? Тащите еще каких-нибудь ящиков или табуреток — до люка иначе не достать!

Тут только все догадались посмотреть вверх и обнаружили в углу сеней люк на чердак.

— Что, ТАМ?.. — выдохнул Тарасов.

— Да! Но лестницы нет! Тащите! Или пирамиду живую ставьте! — он взмахнул монтировкой.

Через несколько минут, оттолкнув заросший паутиной люк, все присутствующие, включая Витьку, один за другим влезли в эту часть дома. Фонарик никто захватить не догадался. Но мобильники имелись у всех и света их экранов оказалось достаточно. В дальнем конце Казаков, всем обликом похожий на маньяка, разбросал штабель стандартного чердачного хлама, какой системно копится в любом доме, добрался к скрывавшейся в глубине, под скатом крыши, сколоченной из досок перегородке и безжалостно запустил в нее гвоздодер. Но инструмент не понадобился — доска просто сломалась от старости. Как и еще несколько остальных.

— Это ничего... — бормотал Казаков, продолжая сокрушать стенку. — Это тут раньше еще, черт знает сколько лет, все доски еще тогда трухлявые были... Вот!..

В открывшемся закутке, через поднявшуюся пелену пыли, на слое изолирующего чердак шлака, стали видны накрытые полиэтиленовым полотнищем, два фанерных ящика. Наподобие посылочных. Только размером сильно побольше. С металлической окантовкой и надписями "Не кантовать!". Ну — вполне известная тара советских времен. Казаков поочередно поддел крышки своим инструментом. Заскрежетали заржавленные гвозди. Внутри, тоже под полиэтиленом, лежали полиэтиленовые же свертки разного размера. Всё покрывала пыль. Фантастический по смыслу и по содержанию клад выглядел совершенно убого и даже как-то до разочарования тривиально.

Никто из сгрудившихся вокруг мужчин со светящимися телефонами в руках не знал, какие слова сейчас могут подойти.

Потом всё-таки Казаков нашелся.

— ""Вот ни хрена себе!" — сказал внутренний голос", — сообщил он и почесал гвоздодером спину...

28.05.2015

Еще кусочек.

Примечание с форума Итаки:

Чего-то вот у меня написалось нечто вроде спойлера

Решил выложить — вроде как похвастаться

Сразу предупреждаю: этого эпизода реально не будет. Это просто набросок, построенный на том материале, который я смог без напряга добыть. Задача его — наметить масштабы, так сказать. Ну и — намекнуть, куда я нацелился (Ну, с такой вот наглостью

)

Но критика тем не менее требуется!

(

.....................................................

24 января 1943 года

Северная Африка

Касабланка

Веранда и сад виллы Дар-эс-Саада

12.00 по местному времени.

Около полудня корреспондентов и фоторепортеров, собравшихся перед домом, пригласили на лужайку. Сидя рядом, отец и Черчилль отвечали на вопросы. Все сверкало яркими красками под лучами солнца, и единственным диссонансом были темные круги под глазами отца, креп на его рукаве и его черный галстук (он все еще носил траур по бабушке). Фетровая шляпа премьер-министра залихватски сидела на его голове, сигара кочевала из одного угла рта в другой; он был в "прекрасной форме". "Безоговорочная капитуляция" — застрочили карандаши корреспондентов.

Пресс-конференция была краткой, как и задумывалось. Никто не ждал ничего необычного, когда было предложено высказаться прибывшему накануне личному представителю Сталина господину Казакофф. Откуда нам было знать, что в следующие полчаса разорвется настоящая бомба?

Сперва господин Казакофф действительно кратко выразил удовлетворение итогами конференции, еще раз извинившись за отсутствие Сталина, занятого в данный момент руководством нового наступления Красной Армии, начавшегося как раз в эти дни на севере Скандинавского полуострова в поддержку действиям войск маршала Маркова на Балканах.

Примерно такого выступления все и ждали.

Но затем мистер Казакофф заявил, что у него имеется и некое официальное заявление Советского Правительства, которое он и намерен огласить. И попросил специально приготовиться фото— и кинокорреспондентов.

Все были заинтригованы и быстро выполнили данную просьбу.

— Должен вам заявить, джентльмены, — начал мистер Казакофф, выйдя на лужайку перед собравшимися. — Что уже около года Советский Союз вступил в контакт с представителями некоей инопланетной цивилизации. Весь этот год решались вопросы технического характера, связанные с проблемой пребывания пришельцев в этом мире. Задача эта на данный момент благополучно разрешена... Спокойно, джентльмены! — отреагировал он на взорвавшихся криками корреспондентов. — Позвольте мне закончить, прежде чем я отвечу на все ваши вопросы. Если они у вас тогда еще будут. Собственно, суть я уже сообщил. А для того, чтобы у присутствующих не возникло сомнений в моих словах, я хочу представить вашему вниманию небольшую демонстрацию, которую и прошу заснять на фото и видеокамеры. Сориентируйтесь, пожалуйста, вот на том секторе неба, на востоке, градусов сорок пять над горизонтом и начинайте снимать по моей команде...

Пока Казакофф распоряжался кинооператорами, остальные присутствующие оставались на своих местах и только обменивались взаимно недоуменными взглядами. Инопланетная цивилизация? Гости с Марса? Или пришельцы с Венеры? Что за история, достойная Хьюго Гернсбека? Представители Объединенного совета начальников штабов позади стульев отца и премьер-министра тревожно зашевелились, начав вполголоса обмениваться какими-то фразами. Общий смысл которых нетрудно было угадать, так как мы с Бобом*, стоявшим рядом со мной со своей фотокамерой, обменялись такими же расхожими вопросами:

— Что бы это могло означать?

— Не имею ни малейшего представления, а ты?

— Тоже. Но думаю, если русский не спятил, мы это сейчас узнаем! — и Боб сноровисто, как и подобает профессионалу, нацелил свою "лейку" в указанный участок неба.

Ему можно было позавидовать — он был занят делом. Мне же не оставалось ничего другого, как просто смотреть туда же куда и все, ожидая неизвестно чего. Краем глаза я заметил, что премьер-министр нахмурился и надвинул на лоб свою шляпу, а отец вынимает из портсигара папиросу и вставляет ее в мундштук. Ему оставалось только чиркнуть спичкой...

— Начинайте снимать, господа, — велел Казакофф. После чего, повернувшись к отцу, премьер-министру и военным, сообщил: — То, что сейчас произойдет, не несет опасности для жизни. Но может произвести сильное впечатление на психику... Потому предупреждаю всех заранее и прошу не позволять себе реагировать слишком бурно. Напоминаю: это только демонстрация! Первый — пошел...

Одновременное общее движение заставило меня отвернуться к корреспондентам. Боб щелкам затвором своей лейки. Остальные делали то же самое. По небу, из указанного сектора в нашем направлении быстро двигалась яркая белая полоса, наподобие тех, что возникают за самолетами при полетах на большой высоте из-за конденсации выхлопных газов двигателей. Но эта двигалась слишком быстро и все вытягивалась и вытягивалась в длину, даже не думая прерываться. На переднем конце ее что-то нестерпимо ярко светилось...

— Он возник прямо ниоткуда! — торопливо бросил мне Боб, сделав серию снимков и остановившись. Но продолжая держать камеру в готовности. — И ты знаешь, это чертовски похоже на метеорит, который я как-то видел... Но что этот русский хочет нам таким способом показать?

Я не знал, что ответить и машинально посмотрел на отца и премьер-министра. И на несколько секунд перестал замечать окружающее, так как увидел что оба они сидят совершенно серьезные, а отец так и не зажег спичку. Поэтому я пропустил и второй акт шоу — появление еще одного метеорита. Вторая полоса, возникнув в небе примерно там же, где и первая, потянулась параллельно, как бы нагоняя, хотя, кажется они двигались с одинаковыми скоростями. Боб снова защелкал "лейкой".

— Это обыкновенные болиды, — обращаясь к отцу и премьер-министру, пояснил Казакофф. — Железо, камень... Они идут на высоте девяносто километров со скоростью в несколько десятков километров в секунду и не упадут на Землю. Третий пошел...

На этот раз я увидел. Хотя ничего особенного в том не было — просто по небу потянулась еще одна белая полоса. Зато стоило поглядеть на ее предшественниц: на острие каждой сияло уже настоящее маленькое солнце, мне даже показалось, что предметы начинают отбрасывать тени от этого сияния. Военные стояли, задрав головы и смотрели на первый болид, как раз проходивший в зените. А на востоке тем временем уже появился новый. Затем еще и еще... И вскорости уже семь ровных, как нотная линейка, полос, тянулись над нами.

— Каждый из этих метеоритов обладает кинетической энергией, в пересчете на тротиловый эквивалент равной одной мегатонне, — как сквозь вату донесся до меня голос советского представителя. — И я надеюсь, джентльмены, что никому из вас не надо объяснять, насколько непростой задачей является заставить эти небесные камни лететь по строго заданной траектории. Никакая — я подчеркиваю: никакая — современная земная техника не в состоянии выполнить подобное. Минимально необходимыми возможностями может обладать только космическая цивилизация второго типа — распоряжающаяся полной энергией своей звезды. Полагаю, что в качестве демонстрации этого достаточно. Вот, собственно, все, что мне поручено сообщить Советским Правительством. Теперь желающие могут задать вопросы.

(Текст составлен по мемуарам Эллиота Рузвельта "Его глазами").

* Сын Гопкинса. Фронтовой корреспондент. Присутствовал в последние дни конференции.

30-12-2018

Пока муза где-то шастает, решил выложить начало второй книги фанфика

1.

Переход из тропического лета в российскую зиму — штука неприятная.

Вот буквально только что ты бегал в какой-нибудь Бирме или на худой конец на Корфу в трусах, тапках-шлепках и майке, и вот ты садишься в самолет, несколько часов, пересадка не выходя из аэровокзала — а то и без пересадки — и вот на тебе, пожалуйста: здравствуй... что-то в Новый Год!.. Борода из ваты. Хмурые нависшие облака, мутная перспектива вокруг из-за падающей снежной мороси, и мороз хватает за уши, которые у тебя еще издавна отморожены, а потому чувствительны по этому делу панически

Евгений убедился в этом давно, но что делать, если свободное время выпало в январе и хочется чего-нибудь такого, земного-земного?.. Поэтому он поехал, заранее смиряясь с эффектом возвращения в реальный мир... Отдохнул, в общем, неплохо — в почти полном соответствии с заветами небезызвестного в советские времена Эмиля Боева: что может быть лучше отдыха на моpе, особенно если купаться только в ванне? В одной только в ванне он, конечно, не купался — у отеля имелся приличный бассейн с подогревом — а в остальном достаточно близко. Расслабиться и отрешиться от текущих дел удалось

И вот теперь настала пора выходить под наши стылые осины

Именно в этот момент, в большом холле вокзала Евгений буквально нос к носу столкнулся со старым знакомым еще советских времен, с которым некогда пересекался на почве увлечения историей авиации, но потом пути их по обстоятельствам резко разошлись и встречаться больше не получилось. Костя — как звали знакомого — практически не изменился. Был все такой же: среднего роста, среднего телосложения, со вполне средними же чертами лица — неприметный, в общем, человек. А учитывая, что работал он в те времена в Комитете Госбезопасности, так и вовсе как бы, являл типичный зловещий облик "агента кэй-джи-би", согласно канонам западной бульварной литературы. Не Джеймс Бонд. Но потом любовь к истории в нем взяла верх и он переключился на журналистику по авиационной тематике и Евгению несколько раз попадались его достаточно интересные статьи. Так что встрече он обрадовался: пообщаться с информированным человеком всегда приятно, а Константин таким безусловно был в сравнении с Евгением, давно уже занимавшимся другими делами, а по старому увлечению лишь удовлетворявшим время от времени любопытство путем чтения соответствующих ресурсов в Интернете.

Костя тоже обрадовался. По его словам — он недавно только вспоминал тогдашние встречи их компании и обсуждения как бывших путей развития авиационно-космической техники, так и перспектив оной области и в числе прочего суждения Евгения, которые ему тогда запомнились.

Евгений честно постарался откреститься, ссылаясь на полную свою нынешнюю некомпетентность и удаленность от предмета, но разговор у них завязался, тем не менее, взаимоприятный и когда на выходе из вокзала (Самая муторная минута первых шагов на застывающем под снежком асфальте ) Костя предложил подвезти его до города, Евгений и не подумал отказаться

Вот правда что удивило — так это транспорт, на котором разъезжал старый знакомец. Ибо не у всякого даже и известного журналиста окажется в пользовании "лендкрузер". Правда ладно еще не катафалочного черного "братковского" колера и не пижонского "металлик", а вполне соответствующего неприметности облика хозяина "оттенка "сухой асфальт"". Евгений не удержавшись, высказался:

— Хорошо живешь! Банк сорвал в электронную рулетку?

Сам он в настоящий момент машины не имел. За ненадобностью. Ибо для чего бессемейному человеку лишняя морока? Но даже и до того на подобное приобретение не замахивался — слишком уж показушно. Как тот же Эмиль Боев — вот что-то все время на язык приходит — говаривал: зачем мне машина размером со спальный вагон?

— Вроде того, — отшутился Костя. — По доверенности езжу. Понадобились просто колеса для работы, ну вот подвернулось. Не на велосипеде же по области мотаться... Садись...

Мощный мотор практически беззвучно толкнул брутальный внедорожник сквозь набирающую силу метель. Костя уверенно выехал со стоянки, вырулил на отъездную дорогу а затем и на ведущую к городу трассу. Снежинки романтически вились на лобовом стекле

— Ну так как живешь Славин, рассказывай? — поинтересовался Костя, цепко контролируя взглядом дорогу. — А то ехать долго еще... Про меня ты, я понял, в курсе... А у тебя как?

— Да как у всех, — Евгений пожал плечами. — Живу. На жизнь зарабатываю по мере возможности. В полном соответствии с заветами товарища О. Бендера: чтя уголовный кодекс... Что-то вроде порученца при одном местном деятеле в областном правительстве. Разнорабочий с карандашом. Туда-сюда, принеси, съезди... На хлеб с маслом хватает. На коньяк с лимоном при случае тоже... Чего еще надо человеку, чтобы встретить старость?

— А с нашими делами у тебя как? — Костя покосился на него. — У тебя ведь интересные мысли по дирижаблям были... Да и читал кое-что из твоих записей в Интернете по прогнозам развития космонавтики — вполне, знаешь, интересно...

— Даже так? — Евгений больше удивился, чем смутился явной похвале. Все же писал-то он, скорей, "мысли вслух", чисто на всякий случай. А не целевые статьи. Не блоггер же какой. Так — от случая к случаю... — Ты что, меня отслеживал, что ли? По старой памяти? — он все же ухмыльнулся, показывая, что шутит. Костя явно понял. Усмехнулся в ответ.

— Да нет... Просто так получилось. Узнал про твои расчеты по космонавтике, заинтересовался, кто автор, поискал — оказывается, ты! А тут и ты на меня сам бежишь сегодня — как тот зверь на охотника, — ответной улыбкой он показал, что шутку про слежку оценил...

Дальше до города они уже катили, общаясь вполне профессионально — то есть и терминологически и краткостью фраз как люди, понимающие друг друга без дополнительных объяснений. Из чего приводить этот чисто узкоспециальный разговор смысла никакого не имеет

Но когда уже впереди через снежную муть начали проступать смутные контуры городских предместий, Костя, на какое-то время задумавшись, предложил:

— Слушай, Славин... Раз уж ты мне повстречался так удачно — не согласишься ли в одно интересное место заехать? У тебя какое-то время свободное есть?

— До пятницы — совершенно! — процитировал Евгений. — Я ж в отпуске. Начальство не требует. Дома никто не ждет. А что за место такое?

— А это лучше увидеть. Объяснять долго. Да и поверишь ли... Пусть это эксперимент будет — как увидишь, как оценишь?.. Согласен?

Евгений хмыкнул:

— Никак в гости к Кролику заманиваешь?.. А поесть у него имеется?

— И даже без хлеба, — подхватил Костя, опять показав, что шутку уловил влет. Впрочем, после получаса плотного общения в том ничего необычного не было

— Ну тогда поехали. Все равно сегодня точно делать нечего...

— О'кэй! — Костя кивнул и сбросив скорость, словно заранее подгадал, свернул на ближайшем перекрестке с трассы в какой-то совершенно нежилой проезд: по сторонам бетонные заборы, за заборами мрачные заводского облика корпуса еще советских времен, никаких других машин, ни встречных ни догоняющих. Перспектива проезда в оба конца закрылась снежной мутью

— Ну вот смотри... — неожиданно сказал Костя

И в тот же миг вид за лобовым стеклом изменился

2.

Проезд исчез.

Снежная кисея за окном, заметаемая колея на обледенелом асфальте, бетонные стены заборов — пропали как их и не было. А вместо того Славин увидел впереди мрачную каменную стену средневековой крепости, ощетинившуюся по верхней кромке гребенкой зубцов, массивные округлые башни с зубчатыми же площадками наверху, неотличимо похожие на шахматные ладьи, "ласточкины гнезда" и поднимающуюся и позади всего этого громаду внутренней цитадели. В стене имелись мощные ворота, подъемный мост на цепях и ведущая прямиком к нему "дорога из желтого кирпича", по которой и катился теперь джип, даже не дрогнувший при смене дорожного покрытия — что значит качественная подвеска... Кирпич, правда, был скорей не желтый, а сильно отдававший в красноту, но на пришедшее в голову сравнение это не повлияло...

По сторонам простирались покрытые жухлой травой холмы с кое-где стоящими деревьями, которые Евгений определил как дубы — а что еще могло выглядеть как дуб размерами и формой кроны? — с листвой сплошь осеннего, почти желтого цвета... Ага, значит осень тут, скорей всего... Уж не зима — точно: снега нет ни в малейшем количестве...

Над всем этим пейзажем нависало тоже низкое, затянутое хмурой облачностью небо. Но облака явно были тоже не зимние...

Что-то во всей картинке было неправильное

Только уже позже Евгений сообразил, что: замок и дорога были единственными искусственными объектами в окружающем пространстве — ни полей ни проселков ни даже деревенского посада нигде не просматривалось. Артефакт.

Славин посмотрел на Костю. Костя рулил как ни в чем ни бывало, косясь в свою очередь на пассажира. С вполне вроде, естественным любопытством.

— Ну, и что? — спросил Евгений. Фраза вышла, конечно, совсем не героическая. И даже не высокоинтеллектуальная. Но надо же было что-то сказать? Во всяком случае дрожи в голосе не имелось.

Лендкрузер тем временем въехал на мост, миновал его и нырнул в темный тоннель воротного проезда, встретивший путешественников гулким эхом.

Константин усмехнулся.

— Ну, добро пожаловать на мою операционную базу, — сообщил он, выруливая во внутренний дворик, со всех сторон жестоко зажатый глухими каменными стенами, с темными раструбами бойниц наверху. Впрочем, в противоположной стене имелись еще одни ворота. Но закрытые, что сплошную изоляцию не нарушало. Джип остановился и Костя заглушил мотор. — Выходи. Или, — он взглянул на Евгения пытливо, — если не хочешь — можно обратно. Никаких проблем!..

Примерно где-то тут Славин начал понимать, что угодил совсем не в простую историю... "Заехать в одно место..." — ага, ничего особенного... Впрочем, до опасения оказаться заключенным в какой-нибудь здешний "каменный мешок" специально заманившим его сюда шапошным знакомым он не опустился

— Раз уж привез — показывай, — хмуро ответил Евгений, отстегивая ремень. Открыл дверцу и вышел в теплую осень неизвестно где и когда расположенного места...

3.

— Ну тогда пошли, — предложил Костя, тоже выходя из машины. Закрыл дверцу и, кивком позвав Славина следовать за собой, направился к запертым внутренним воротам.

Вот всего готов был ожидать Евгений... Но только не того, что за воротами — которые они миновали через вполне логичную дверь в одной из массивных половинок — в стене проезда обнаружится обычная лифтовая ниша с раздвижными створками. А за ней тоже вполне обычный лифт

— Это просто оформление такое, — уловил реакцию Славина Константин. — На самом деле это, пользуясь околонаучной терминологией, внутридомовой трансфер: везет куда надо независимо от направления перемещения. Управление мысленное, — дверцы "лифта" зловеще сомкнулись и кабина слегка дрогнула.

— Тут недолго, — "успокоил" спутника Костя. Славин предпочел глубокомысленно промолчать.

Впрочем, ехать в "лифте" оказалось и в самом деле недолго. С минуту, может. Причем определить наличие самого факта движения у Евгения не получилось. Просто внезапно дверцы лифта разошлись и они с Костей вышли во вполне обычный "офисный" холл — без гостиничных излишеств в виде диванов и кадок с пальмами и вычурных люстр, по этой причине выглядевший почти сиротски — с широким панорамным окном во всю стену, за которым открывался вид на окружающие холмы — Костя, не останавливаясь, пересек пустое пространство наискось, к выходящему из холла коридору (тоже вполне обычному для земных учреждений), а там распахнул первую же попавшуюся по пути дверь, гостеприимно указав рукой:

— Ну — заходи! Буду угощать тебя чем бог послал. Тебе меда или сгущенки?

Н-да, подумал Евгений. Ну, сам же напросился?.. Может быть хотя бы теперь перестанешь мучиться вопросом, кто из нас Пятачок...

— Можно и того и другого, — пробурчал он, понимая, что влип. — И даже без хлеба...

Внутри оказалось помещение, бывшее, видимо, кабинетом... Ну, судя по капитальному письменному столу возле левой стены (Правая как и в холле, представляла собой сплошное стекло от пола до потолка) Обстановка тоже была скудная. Впрочем, тут Славин уже опознал этот стиль — первая половина шестидесятых, какая-то разновидность функционализма: спартанская простота отделки — стены практически голые, всего лишь пара слайдов в легких алюминиевых рамках — при склонности к тонким элементам, экономия на всем, чем только можно и упор на изящный изгиб мебели — арматура стола, рамы кресел — и яркую, чрезмерно насыщенную окраску обоев (противоположная от окна стена, в которой находилась входная дверь, была буквально перенасыщенного оттенка "яичный желток", торцовые стенки — что-то ярко-зеленое, цвета сочной луговой травы... Впрочем, при наличии сумрачного пейзажа за окном с низким нависшими тучами, оформлением смотрелось вполне уместно. Картину дополняли утилитарные квадраты светильников в потолке. Ничего лишнего, квинтэссенция лаконизма... ) Вид через пижонскую же стену-окно тоже впечатлял: уходящий вдаль скалистый береговой обрыв с одной стороны и морская гладь до горизонта с другой. Впрочем, "гладь" не то слово — мощные широкие валы, с нарочитой медлительностью накатывавшиеся на скалы и разбивающиеся там белой пеной, гладью назвать было неправильно. Побывавший в разных курортных местах Евгений вполне опытно определил, что прибой однозначно океанский...

— Присаживайся! — прервал его созерцание Константин, сам явно привычно плюхаясь на футуристического вида вертящееся кресло за рабочим столом. Который, вообще-то, следовало бы называть, наверное, пультом. Из-за наличия нескольких плоских экранов, пары клавиатур, каких-то дополнительных агрегатов непонятного назначения, а более того — монументальной стойки системного блока, выстроившейся с левой стороны позади кресла... "Внушаит!" — как сказал бы известный персонаж. — Как себя чувствуешь?

— Пока полет нормальный!.. Как, кажется, ответил человек, падающий с Эмпайр Стейс Билдинга в старом анекдоте... — Евгений подтащил легкое кресло из фасонно гнутого профиля (нет, все-таки этот дизайн не зря не прижился: ну кому понравится сидеть на такой загогулине?) в удобную позицию и с некоторой опаской в него опустился. Кресло выдержало. — Ну рассказывай, дорогой друг Карлсон, за сколько бочек варенья и коробок печенья ты продал инопланетным рептилоидам нашу земную родину?

— Догадался, — хмыкнул Костя. — Всегда умен был!..

— Так что ж мне теперь, — не остался в долгу Славин, — бить тебя коньяком по голове, что ли? А потом убегать, отстреливаясь?

— А у тебя есть? — откровенно заинтересовался приятель.

— Есть, — признался Евгений. — Греческий. Как раз на дорожку взял...

— Так доставай!

4.

Славин, не особенно торопясь, извлек из сумки бутылку "Метаксы". Костя, не теряя со своей стороны темпа, сунул руку в тумбу стола и один за другим выставил на столешницу два граненых стакана — еще "дореволюционных", без ободка, причем уменьшенного, чарочного размера — а следом тарелку с тонко нарезанным лимоном и горкой сахарной пудры. "Колдун однако"

— Ну чего? Разливай!

Евгений свернул голову бутылке, влил по половине в каждую емкость. Пригубили, взирая друг на друга поверх краев посуды.

— Ну и? — решил не отдавать инициативы Евгений

Костя хмыкнул, отставил гранчак, подхватил с тарелки лимон, зажевал...

— Ну, — заговорил он наконец после всех этих манипуляций, — во-первых, ничего я не продавал. Потому как для этого надо было бы быть землянином. А я как раз самый натуральный рептилоид и есть. Так что — мимо. А во-вторых, если б надо было мне агента купить — ну так сам понимаешь, в рамках семи миллиардов населения Земли вопросов не было бы никаких. Потому тут другое... Но ты точно сходу все осознал, или все ж первую допьем?

Славин вынужден был последовать предложению буквально: то есть молча влил в себя коньяк ("А так как вы — залпом! — коньяк пьют только русские!..") Подумал и сообщил:

— Что-то не похож ты на рептилоида

— А я в адаптированном теле, — не остался в долгу собеседник, демонстративно опять чуть пригубив из своего стакана. — Впрочем, с тем же успехом я мог бы представиться ракопауком или осьминогом — как ты проверишь? Так что лучше называй меня даймоном. Или как тут последнее время вошло в обиход — форзейлем

— Кем? — если про даймона благодаря Даниилу Андрееву Евгений был хотя бы в курсе слова, то про форзейля не имел вообще никакого понятия

— Ну, вообще долго объяснять... Но в старом парусном флоте — земном, земном, не нашем, — он усмехнулся, — это "передовой парус" Он же — корабль-разведчик. Ну вот, примерно по аналогии...

— Прогрессор то есть? Дон Румата Эсторский?

— Ответ неверный! Румата прогрессором не был. Через что и наломал дров. Вкупе со всеми своими коллегами по Институту Экспериментальной Истории... Давно не перечитывал, что ли?

— Да давненько, — признался Славин. Которому сильно хотелось тяпнуть еще коньяку, но напиваться в присутствии воздерживающегося собеседника выглядело бы вразрез с обозначенным протоколом беседы высоких переговаривающихся сторон. — Считай с конца советской власти не до того было

— Ну ладно... В общем, не Румата я. И не прогрессор. Официально моя должность тут называется в приближенном переводе как "шеф-атташе активной дипломатии" и вроде как соответствует прогрессорству, но реально, скорей прямо противоположна. И объяснить смысл моей и всей нашей деятельности тут не так просто...

— Чего-то ты крутишь... — заметил Славин

— А ты б попробовал объяснить жителю восемнадцатого века, что такое "тележурналист"? Хотя нет — газеты уже были... А вот, скажем, охотнику дописьменной эры из книг Рони-старшего — что такое писатель?

— Сильно... — вынужден был признать Славин, вспомнив вычитанную в Интернете историю про попытку какой-то антропологички рассказать африканским дикарям содержание "Гамлета". — Но доходчиво. А ты, значит?..

— Не обижайся. Просто у вас по данной области деятельности нет не то что науки — но и вообще хоть каких-то внятных представлений

— Да понял я, — отмахнулся Евгений. И налил таки себе еще коньяка. Заодно вспомнив еще один когда-то читанный пример. — Как у того гавайца, который вышел как-то по утру на берег и увидел чУдное зрелище: плавучие острова с деревьями без листьев, а на них людей со сверкающими глазами и дырами в боках... А это была всего лишь экспедиция Кука

— Ну вот, — Константин кивнул подтверждающе. — И как тут кратко объяснить, чтоб понятно было? Ведь даже "активная дипломатия" у меня имеет предметом деятельности не Землю. А другие... всякие, гм, цивилизации, которые проявляют активность в этом районе.

— Ну да: есть объект работы и есть предмет работы, — покивал в ответ Славин. — Слыхивали кое-что, хотя и чайники...

— Не обижайся, — еще раз повторил Костя.

— Да я не обижаюсь, — покладисто ответил Евгений, вертя по столешнице стакан. — Просто пока так ничего и не понял...

— Ну тогда слушай...

5.

— Ну тогда слушай...

Однако вместо слов Костя запустил руку в тумбу стола — у него там что, склад? — и вынул книгу. Поставил торчком на столешницу, лицевой стороной к Евгению.

— Читал?

— Нет, — честно ответил Славин, разглядывая красочную картинку с какими-то самолетами времен Великой Отечественной и названием "ОДИССЕЙ ПОКИДАЕТ ИТАКУ"

— Что, совсем? — удивление Константина оказалось таким неподдельным, что Славин даже почувствовал себя в некоторой степени отмщенным.

— Ну я ж говорил: как советская власть кончилась — так практически и перестал фантастику читать, — напомнил он. — Неинтересно стало. Как пошел весь этот гребаный турбореализм... А потом и вовсе банальное мордобитие... Мистика всякая, зомби, колдуны с эльфами... А после еще и попаданцы эти!.. Особенно как все просто рвутся научить жить товарища Сталина, такого "жуткого но симпатишного", только недоснабженного командирской башенкой...

— Для нечитавшего ты слишком уж хорошо в теме разбираешься, — хмыкнул Костя.

— Да чего разбираться? — отмахнулся Славин. — Куча ж форумов всяких есть, Самиздат тот же... Заглядывал время от времени. Читал обсуждения... Но чтоб постоянно в это все закапываться — это нет... Мне больше мемуары глянулись. Ну и классика. Достоевского вот сподобился, наконец, почитать под это дело — великий, оказывается, писатель был, а я и не знал — как в школе Раскольниковым оглоушили, так и в руки брать не хотелось... А для разрядки Шерлока Холмса перечитываю — вполне хватает...

— Ну... — выслушав славинский монолог, Константин на секунду задумался. — Тогда в чем-то проще будет объяснять. А в чем-то сложнее... В общем в этой вот книге, — он потряс демонстрируемым томом, — очень близко к действительности описана одна наша операция, практически один в один... — после чего почему-то замолчал.

— Ну и что вы с автором сделали? Как с тем американцем, написавшим про атомную бомбу, поди?

— С автором? — Костя очнулся. — Да ничего. Зачем? Дело не в этом. Проблема — для нас — видишь ли, оказалась в том, что мы именно из этой книжки и узнали об имевшей место операции

— Это как? — не понял Евгений.

— Да вот, так... Ты же помнишь, с какого времени я на Земле работаю?

— Откуда?!

— Ну да, — Костя все же улыбнулся. — Действительно... Но я имею в виду — помнишь же, когда познакомились?

— В середине восьмидесятых, — ответил Евгений с некоторым подозрением.

— Ну вот, — с удовлетворением кивнул собеседник. — А теперь представь, что именно в это же время, оказывается, тут работал другой шеф-атташе, и сотворил такое, что следовало ему либо памятник при жизни поставить, либо пожизненно же посадить — так толком никто к единому мнению и не пришел, сколько ни спорили

— Ну-у... — поддержал Славин беседу "социальным" по классификации Штирлица, звуком.

— Причем результаты операции вполне подтвердились при проверке... Там касалось одной давно нам известной цивилизации, соперничающей с нашей. Здесь, в книге, — Костя еще раз встряхнул томом "Одиссея..." — их называют агграми, уж не знаю, почему...

— А чего такого?

— Ну ты "Розу мира"-то хотя бы читал?

— А... — вспомнил Евгений. — Ну да, были там такие... Именно агрры? Не дугуры какие?

— Вот-вот! — непонятно чему обрадовался Костя. — Мне вот тоже странно... Но речь шла именно об агграх. А главное, о том, что в ходе той самой операции их цивилизацию напрочь вышибли из прилегающей к земной реальности области... Если, опять же, привлекать аналогии, так нечто вроде того, как если бы немцы в сорок первом, дойдя до Москвы, затем внезапно побежали бы без оглядки в Берлин, а там все утопились бы в Шпрее. Причем — стараниями одного какого-нибудь рядового работника МИДа. Про которого, кроме прочего — вообще никто никогда не слышал...

— Ерунда какая-то, — честно сказал Славин.

— Вот! — повторил Константин с удовлетворением. — А теперь представь, что эта ерунда — подтверждается! Архивными материалами, дипломатической перепиской, и даже археологическими раскопками! При том, что реальный ход войны был таким, каким всем и известен — до 45-го года... Вот и тут то же самое. Ну, я упрощаю, конечно — там покопаться пришлось многим спецам. И у нас и у той стороны... В итоге даже установили личность того самого шеф-атташе — по архивам столетней давности... Был такой, действительно! Проходил службу, должен был получить назначение... Куда делся — неизвестно! Но аггров с поля вышиб. Они нам такую ноту закатили после завершения расследования — что ты!.. В департаменте международных отношений по сю пору с ними препираются... Ну, это тебе сейчас не интересно...

— Погоди, — перебил Славин. — Я все равно как-то не пойму... Если война шла как известно — то каким боком вдруг закончилась в 41-м?

Костя посмотрел на него в некотором затруднении.

— Ну, — сказал он затем. — Это же я в качестве примера. Чтоб попроще. На самом-то деле там, скорей, наоборот было. Причем не с нашей стороны — а со стороны аггров. Чего они и выставили предъяву: применение неконвенционных методов ведения войны, неоправданный перевод борьбы в "горячую фазу", провоцирование их, несчастных и пушистых, на действия в режиме необходимой самообороны... Невиноватые, в общем, они — он сам пришел

— А на самом деле? — полюбопытствовал Славин.

— Неизвестно, — Костя пожал плечами. — Известен только результат: навсегда ликвидированный кусочек истории тех самых аггров, в котором они добрались до Земли. Ну и вот — эта книга. Аггры от нее вообще чуть не кипятком писают. А у нас все в затылках чешут, не могут понять, какая муха того шеф-атташе укусила... Но дело, опять же, не в этом. А в том, что называется подобное явление — хроноклазм.

6.

— Это тот, что фантасты придумали? — спросил Славин, просто чтоб что нибудь спросить. Ему решительно пока не удавалось заставить себя поверить, что разговор идет всерьез. А того больше — понять, о чем...

— Разумеется, я использую ваш земной термин, — серьезно ответил Костя. — Говорю же: у вас покуда об этих вещах реального представления нет. Но если уж такой гений как Уэллс сумел додуматься до идеи машины времени — то долго ли после него было додуматься до хроноклазма? В общих чертах — в принципе суть определена правильно, так чего б не пользоваться?

— А у вас, значит, и машина времени есть?

Константин хмыкнул:

— Да не то что есть — мы с тобой сейчас как раз в такой машине и сидим. Ну, помимо всего прочего...

Вот тут Евгений слегка обалдел. Настолько, что смог сказать лишь:

— То есть?

Усмешка Кости перешла в ухмылку.

— А ты думал, что я банальный зеленый человечек на летающей тарелке? Нет, брат — я представляю космическую цивилизацию третьего уровня по Кардашёву, а ты ведь сам писал о степени отличия такой цивилизации от земной? "Их никто никогда не видел"... А?..

Славину оставалось только крякнуть. Ибо пререкаться с существом, за плечами которого стоит энергия целой Галактики, было как-то... не очень умно.

— Ну ладно, — сказал он. — Считай, что морально ты меня убил. Но чего же ты от меня хочешь?

— А остальное ты уже, значит, понял? — не остался в долгу старый приятель.

— Понял, не понял — но крыть нечем. Я у тебя в руках — или что там у тебя, клешни, ложноножки? — и деваться мне некуда. Давай переходи по возможности ближе к телу, как завещал нам Остап Ибрагимович...

— У меня псевдоподия, — невозмутимо отпарировал Константин. — А насчет того, что ты у меня в руках... Никаких проблем: хоть сейчас доставлю обратно. В ту же секунду, в которую я тебя вывез. Можешь жить дальше и думать, что тебе это все привиделось...

— И даже рассказать никому не получится, — закончил за собеседника фразу Евгений. — Потому как не поверит никто... Стандартная, можно сказать, коллизия...

— Вотыманна! — подтвердил Костя. Чем добил Славина окончательно. Но тут же и не удержался: — И зачем мне тебя в таком случае держать в руках? Ну или в псевдоподиях... Сам ведь понимаешь, никакого вреда я тебе не замышляю, кроме некоторой пользы всему человечеству. Ну и нам, рептилоидам, тоже некоторый профит, не без того... Ну что, рассказывать дальше или домой тебя отправить?

— Ладно. Давай говори уж... — со вздохом согласился Евгений. — А то всю жизнь потом мучиться сознанием, что тварь я дрожащая и место мое под лавкой... Что там с человечеством, что ему без меня никак не прожить, я прям даже и не знаю...

После чего перестал вертеть многострадальный стакан с метаксой, одним махом вбросив содержимое в себя. Без ста грамм происходящее вынести было никак невозможно...

7.

— Ну, раз так, — заключил Костя, — то преамбулу мы пропускаем, — он в очередной раз потряс загадочной книгой и убрал ее обратно в стол. — Действительно, долго пришлось бы рассказывать, там тридцать томов... Потом прочитаешь для ознакомления...

— Сколько? — не поверил Славин.

— Двадцать девять, если быть точным. Изданных. Ну и еще там черновые материалы... Да сейчас это для тебя и не важно. Ну не читал и не читал. Все равно заниматься-то нам другим придется. Тем самым хроноклазмом, будь он неладен... Нам нужно устранить его последствия.

— Гм... — сказал Евгений, опять воспользовавшись заветом Штирлица. Поскольку ничего другого ответить не мог: услышанное интриговало, но не более того.

— Вижу, не понимаешь, — согласился Костя. — А проблема очень даже серьезная. И я сейчас прикидываю, как ее тебе на пальцах обсказать... Ну, ты помнишь что у вас пока нет реального представления...

— Помню, — подтвердил Евгений без всякого удовольствия.

— Ну вот дело обстоит приблизительно следующим образом... — Костя все же задумался на несколько секунд. Потом заговорил: — Хроноклазмы могут быть разные... Но в данном конкретном случае суть произошедшего выразилась в том, что ваша историческая линия перестала быть достоверной, — он посмотрел на Славина. Славин закономерно спросил:

— Это как?

— По-разному. Например, ты помнишь, что купил какую-то книгу в 1989-м году. А во всех справочниках значится, что она была издана только через год. Но ты — помнишь! Причем совершенно точно.

— Да ну, — возразил Евгений. — Да мало ли... Чего стоит попутать!..

— Да, попутать такую мелочь легко. Но я это в качестве бытового примера. Чтоб понятней было. Или вот, скажем, жил человек, жил себе, женился, развелся и твердо помнит, что девичья фамилия его жены была, допустим, Петрова. И вдруг совершенно случайно узнает, что вовсе даже не Петрова а Сидорова!.. Тоже, в общем, дело чисто житейской. И скорей смешное. Но если есть вот такой факт — а моя аппаратура его регистрирует... Но могут быть и более масштабные события... Закрытие проекта сверхтяжелой ракеты "Энергия" например... Ты ведь в курсе, чего там было?

— Денег на взятку не хватило, насколько я слышал, — хмуро отозвался Славин

— А на международную космическую станцию хватило, получается? — поинтересовался Костя. — А ведь "Энергия" решала все проблемы по строительству и снабжению. Да и не только.

— Ну политика...

— Так и со станцией — тоже политика!.. Но ладно А вот другой тебе пример — еще масштабней: а отчего развалился Советский Союз?

— Да ну... — только и сообразил повторить Славин.

— Да нисколько не "да ну"! — возразил инопланетянин. — Незачема ему было разваливаться. Уже и договор новый союзный готов был! Но тут собрались три каких-то человека — и нате вам Беловежское соглашение. Славянский триумвират, блин... Не убеждает?

— Да как-то не особо, — скептически ответил Евгений. — Мы, помнится, со знакомыми, этот распад еще чуть не в середине восьмидесятых предсказали — когда заговорили о необходимости отменить центральное распределение через Москву...

— Именно! — подхватил Костя. — Ты думаешь, вы одни такие умные? А те, кто страной управлял, этого не понимали? Но отпилили сук, на котором сидели!.. Или возьми ввод войск в Афганистан... Еще за полгода перед тем все ответственные лица были резко против — ибо понимали, что увязнуть можно, но несколько месяцев всего прошло — и все как один оказались за! Да и по другим странам тоже более чем достаточно. Самый жирный хит: были ли американцы на Луне? А?

— Ой, — отмахнулся Славин, — Не начинай только...

— А ты не отмахивайся! — осадил Костя. — Ты в новом ракурсе посмотри: с ума, что ли, все посходили? Причем абсолютно добровольно! Ну или та же русско-японская война пресловутая — с какого бодуна Российская Империя ее проиграла? Действительно, что ли, какие-то японские альтернативщики наколдовали?

— Да ладно, — решил прервать затянувшийся перечень Евгений. — Не скажу, что понял суть примеров, но масштабы, скажем так, осознал... — и тут же спросил: — А что — и русско-японская в этот хроноклазм угодила?

— Да если бы только... — криво усмехнулся Константин. — Границы этой пакости распространяются где-то от середины девятнадцатого до середины двадцать первого века. Приблизительно... Ну, потом посмотришь точнее, если надо будет, просто поверь пока на слово. И в неустойчивом состоянии на этом промежутке на данный момент пребывают не меньше тридцати процентов основных исторических событий... А что хуже всего — процент этот имеет тенденцию к увеличению. Вот это нам и предстоит остановить

— Интересно — как? — совершенно искренне сказал Славин.

8.

— Согласен, что не так просто, — согласился Костя. — Но тут дело в том, что техническая сторона — ты же её имеешь в виду? — для нас не проблема. Для этого у нас имеется соответствующее как бы оснащение в виде вот этого Замка, — он повел рукой, обозначая окружающее. — Как ты уже слышал — машина времени. И еще многое и многое другое, при коем я и состою в должности шеф-атташе. А он, соответственно, атташе технический. Он собирает информацию, обрабатывает, рассчитывает необходимые варианты... И реализует их в необходимой степени на нужном отрезке земной истории. По энерговооруженности он аналогичен второму уровню цивилизации по тому же Кардашёву, так что можешь оценить

— Коллектор рассеянной информации? — тонко, как ему думалось, улыбнулся Славин. — Только в бОльших масштабах, понятное дело...

— Не совсем. И даже совсем не так. Хотя и в том числе. Я же говорю — технический атташе. Он отвечает за всю практическую деятельность в здешнем секторе космоса. Как бы местный сервер галактической информационной сети, именуемой в источнике, — Костя положил руку на столешницу над тем местом, куда убрал книгу, намекая на то, какой источник имеет в виду, — Гиперсетью. Не то, чтобы стопроцентно, но по смыслу вполне верно...

— Постой-ка, — сообразил Славин, уловив, наконец несколько раз повторенное словосочетание, — а чего это ты заговорил в стиле Щедровицкого и его игротерминах? "Как бы" — в каком смысле?

— А это я, чтобы тебя подготовить, — не менее тонко чем Славин перед тем, улыбнулся инопланетный шеф-атташе. — Ты ведь уже подобрал подходящий образ — в соответствии с моими словами, конечно — тому описанию, которое я тебе даю: машина, сервер, информационная сеть... Так ведь?

— Ну, как бы да, — не остался в долгу Евгений.

— Ну так он не машина. Он, как довольно метко придумал один из земных фантастов — искусственное существо. Ису, слышал ведь о таком? Искуственное существо — "ису", естественное существо — "есу"...

— А, — вспомнил Евгений. — Гуревич, "Приглашение в зенит"

— Да, — кивнул собеседник. — Только уточни, что это искусственное существо имеет размер, скажем, с Солярис, при этом точно так же разумно, всемогуще и правомочно в своих действиях на протяжении всей человеческой истории! Оценил?..

— Ты это к чему? — подозрительно поинтересовался Евгений, уже пожалев о своей давешней улыбочке.

— Не бойся, — хмыкнул Костя. — Никто вам бога не навязывает. Никакого отношения к сотворению Земли в шесть дней мы не имеем. Я просто хочу, чтобы ты адекватно представлял, с кем будешь иметь дело...

— Да я и так вроде, представляю, — решил не поддаваться на давление Славин. — Ну, с учетом того, о чем говорили — про диких аборигенов...

— Нет, не представляешь пока еще, — очень серьезно ответил Костя. — Но сейчас начнешь... — сделав такое зловещее заявление, пришелец, даймон или форзейль, черт его разберет, откинулся на спинку своего кресла и провозгласил куда-то в потолок: — Дружище, присоединяйся к беседе!

9.

Евгений успел только слегка удивиться: ему почему-то и в голову не приходило с момента исчезновения из заснеженного проезда, что в ситуации могут быть другие участники кроме них с Костей — ну такое сложилось впечатление. И вдруг...

Но в следующую секунду его буквально вжало в кресло: комнату заполнил Голос... И даже не так: ГОЛОС! И даже не голос вообще, а сокрушительный акустический поток, заставляющий, как показалось Славину, вибрировать каждую клеточку тела и резонировать мебель и стены:

— Присоединяюсь с удовольствием! Приветствую вас, будущий коллега Евгений и прошу чувствовать себя как дома!

По мере произнесения фразы голос постепенно снизил интенсивность и под конец зазвучал уже просто как нормальный человеческий... Ну, не совсем нормальный — примерно как у очень хорошего диктора, но все равно впечатление он производил. Как тот же Левитан, например... Славин помотал головой, посмотрел на Константина, прочистил горло и ответил:

— Спасибо... конечно... да... Но по-человечески-то, что, нельзя было?

Костя развел руками, но ответить не успел.

— Приношу извинения, — опередил Голос (именовать его с заглавной буквы казалось наиболее правильным). — Мне трудно было сразу попасть в нужный диапазон восприятия, требовалась настройка... Но сейчас все нормально?

— Да, спасибо, — поблагодарил Евгений, продолжая смотреть на Костю. Который в ответ молча разглядывал, в свою очередь, его, с каким-то исследовательским интересом. — А показаться вы не можете? — бессмысленность вопроса он сознавал, но надо же было что-то сказать, раз уж очевидно Костя от разговора отключился, предоставляя вести его одному Славину. — А то неловко как-то, словно в сказке себя чувствую...

— К сожалению, это невозможно, — не замедлил с ответом "технический атташе". — Мой материальный облик абсолютно несопоставим с вашим, вы просто меня не увидите. Как и я вас не вижу в вашем, к слову сказать. Собственно и разговариваю сейчас с вами не я, а специально сформированный информационный пакет, образ, содержащий всю возможно необходимую информацию о моей и вашей реальностях...

Евгений от услышанного просто поднял руку и потер ладонью лоб.

— Ага, — сказал он, стараясь сообразить, все ли он понял и все ли понял правильно. Наконец ему показалось, что он уловил главное:

— Извините, — произнес он, продолжая массировать лобную кость, — Но как вы тогда что-то собираетесь делать на Земле, если людей не видите? Я правильно понял?

— Не совсем, — с готовностью ответил Голос (или информационный пакет? Черт...). Я не вижу вас — людей и вас конкретно, как отдельного индивида, в той форме психологического конструкта, который формирует для вас ваш мозг, ограниченный узким диапазоном восприятия, сформировавшегося у вас в процессе эволюции — трехмерного пространства и двумерного времени. Я воспринимаю реальность в двенадцати измерениях, как конгломерат различных комплексов движения материи — вакуумых и субвакуумных возмущений, взаимодействующих друг с другом в соответствии с законами причинности. И мне этого достаточно для моей деятельности. Я просто не могу контролировать каждый отдельный элемент — вас или вашего собеседника, моего шеф-атташе — если специально не создам для этого отдельный интерфейс, такой как сейчас...

— Знаете, — честно признался Славин, — это уже на грани моего понимания

— Я знаю, — без всякого сожаления, но с оттенком доброжелательности подтвердил Голос. — Чтобы вас утешить, могу сказать, что ваш собеседник в моем видении, отличается от вас очень незначительно. Хотя и является существом, представляющим цивилизацию, опередившую вас на очень большой временной отрезок и отличающуюся от земной как ваше современное общество от социума неандертальцев...

Костя, поймав взгляд Славина, виновато улыбнулся и развел руками. Как ни странно — но Евгений теперь стал его в чем-то понимать. Или себя — в сравнении с ним... Действительно: гавайские аборигены, складывающие песни про корабли Джеймса Кука. Да и то еще слишком близко!..

— Но на кой черт тогда мы вам нужны? — то, что хитрить тут не имеет смысла, Евгений уже сообразил: Голос — или как его там? — функционировал с проницательностью, не снившейся никакому детектору лжи. Поэтому лучшей политикой была только правда. Все равно больше ничего не оставалось.

К его удивлению, Голос на несколько секунд замолчал. Только потом ответил:

— Именно потому мой друг, известный вам как Константин, и занимает по отношению ко мне старшее положение шеф-атташе в вопросах окончательного принятия решений. И именно для этого мы и решили привлечь вас для участия в планирующихся мероприятиях. Я не вижу, как я уже говорил, в вашем понимании. происходящее непосредственно в витасфере Земли — предлагаю использовать этот термин по аналогии с био— и ноо— сферами, что объединяет их в одном понятии от латинского слова "вита", то есть "жизнь" и позволяет не разделять при обсуждении — и поэтому не могу решать и воздействовать в тех конкретных случаях, когда воздействие требуется точечное. Вы — легко способны с этим справиться. По простой аналогии: я что-то вроде шахматного компьютера, способного просчитывать весь необходимый объем ходов для выигрыша партии, но для участия в турнире мне требуется телекамера и манипулятор, иначе я бессилен...

Евгений, отбросив уже всякую воспитанность, принялся массировать голову обеими руками. Костя смотрел на него сочувственно. Но помалкивал. Тоже блин, пришелец... Константин. С планеты Константиния. Звезды Антарес, елки-палки!..

— Ага, — постарался сделать вид, что что-то понял, Славин. — Он, значит, как телекамера, будет транслировать картинку непосредственно с доски, вы, как гроссмейстер, ее обрабатывать, а я, как манипулятор, бегать от середины девятнадцатого века до середины двадцать первого и... И что? Поезда под откос пускать? Фигуры по доске двигать или устранять из бластера? Что-то мне такая перспектива не очень нравится!..

Костя в своем кресле затрясся от беззвучного смеха. Голос же ответил опять же без особых эмоций. Даже как бы терпеливо:

— Вы неправильно интерпретируете пример, коллега Евгений. Слишком утрированно. Разумеется вам может понадобиться присутствовать в разных точках истории в указанный вами период. Но ничего взрывать и никого убивать вам не будет никакой надобности. Ваша функция носит исключительно технический характер. И вполне близка к тому виду деятельности, которым вы и занимаетесь последнее время...

От перегрузки Евгений принялся смеяться. Работа "последнее время" у него была — как он и сказал Косте в самом начале встречи, "разнорабочий с карандашом": "поди туда и принеси то" Ну или весьма близко к описываемому.

— "Ура! Я — курьер!" — процитировал он, с трудом удержавшись, чтобы не расхохотаться в голос. — И для этого два представителя суперцивилизаций заманили меня сюда и вот уже битый час подводят меня к сему предложению, вынужденные даже употреблять вредный для здоровья чай, в смысле коньяк!..

— И ничего он для меня не вредный, — сварливо возразил Костя. И как бы в доказательство махнул содержимое своего стакана. Выдохнул и предложил: — Давай-ка, налей нам еще! Выпьем, а потом предлагаю сделать перерыв. До завтра. Ну или сколько потребуется. Чтобы ты осознал то, чем мы тут тебя загрузили со всем усердием... А то чувствую, что нет у тебя уже никаких сил сдерживаться перед лицом открывающихся перспектив!.. Поезда под откос... Из бластера... Сам когда-то был любитель. А приходится вот изображать ту руку, что писала на стене у Валтасара, людей пугать ни в чем неповинных... Доля форзейля, понимаешь.

10.

Славин разлил требуемое. Отсалютовал стаканом Косте, спохватился, отсалютовал потолку. Выпили.

— Ну что ж, — согласился он затем. — Перерыв сделать — это я поддерживаю. Нагрузили вы меня. Да и акклиматизацию произвести надо после возвращения с южных широт... Домой меня как доставите? У тебя средство от гаишников есть противоалкогольное? — спросил он у Кости. — Или такси вызовете? — непроизвольно рассмеялся, представив возможную ситуацию

— Да зачем тебе домой? — удивился Костя. — Располагайся в замке! Апартаменты на любой вкус, полный сервис, "он инклюзив". И думай хоть сутки, хоть неделю — время не вопрос: пока мы здесь на Земле оно стоит. Заодно и с материалами ознакомишься...

— Заманчиво, конечно...

— А кроме того, коллега Евгений, — подключился и Голос, — вы можете ознакомиться и с возможностями, которыми мы располагаем, не откладывая дело в долгий ящик

— Возможностями? — действительно заинтересовало Славина.

— Да! — как показалось, Голос зазвучал с гордостью. — Вы вернулись из краткосрочного пребывания на средиземноморском курорте — но отсюда без малейших затруднений вы можете прямо сейчас отправиться, скажем, на Гавайские острова. На любой желаемый вами срок! И не обязательно в текущее время — а в любое, какое вам захочется, даже и до заселения их людьми. И вообще можете посетить любое географическое место или историческое время, какое захотите... Париж времен Хемингуэя или Грецию времен Александра — для нас нет ничего невозможного. Если желаете — вообще можете выбрать себе для постоянного проживания ту реальность, которая вам понравится — реальностей существует очень большое количество, с незначительными и с существенными отличиями, есть из чего выбирать!..

— Дружище, ты торопишься, — мягко но как-то непререкаемо вклинился в рекламный монолог Голоса Костя. И Голос моментально замолк. — Ну зачем сейчас нагружать Евгения дополнительной информацией? Мы и так озадачили его максимально. Пусть обдумает. А ты разошелся, как агент Канадской оптовой компании — можно подумать, гербалайф продаешь... Ну чего? — обратился он уже к Евгению. — Куда тебя определять — здесь или домой?

— Давай все же домой, — еще за секунду перед тем Евгению очень, было, хотелось сгонять на Гавайи. Но что-то внутри толкнуло сказать другое. А он обычно к таким толчкам прислушивался. Да и логично, в общем: — Обдумаю в привычной обстановке. А завтра, скажем, в полдень — нормально? — созвонимся и заберешь меня... Идет?

— Ну что ж, — подумав, кивнул Костя. — Давай так. Завтра в двенадцать позвоню тебе. Ну или вот мой номер, — он вынул из стола (там у него точно склад; или синтезатор, раз уж он пришелец...) и протянул Славину визитку, на которой ничего не было кроме черных цифр на белом глянцевом фоне. Маленькая но внушительная деталь: цифры были рельефные. Блестящие. И металлические. Из чугуна, что ли, полированного, мельком подумал Евгений, убирая пижонский атрибут во внутренний карман. Поднялся, взял со спинки кресла куртку (которую снял перед тем как сесть — не париться же в зимней одежде посреди кабинета; костина аляска тоже висела небрежно на спинке его монструозного кресла) надел. Посмотрел на Костю, который не предпринимал никаких действий. Вместо ответа инопланетный пришелец показал рукой куда-то Евгению за спину. Славин обернулся...

Вместо второй половины кабинета — прямо от панорамного окна до стены цвета желка сквозь круговерть снежинок просматривался подъезд его дома — уж чего-чего, а собственный подъезд Евгений узнал без проблем. Иллюзия объема была абсолютной — даже казалось, что снежинки залетают в кабинет. Но все же это было явно изображение...

— Иди смело, — сказал Костя. — Это как раз одна из наших возможностей. Экран тебя пропустит. Завтра обратно — так же.

— А прохожие?..

— Не держи нас за идиотов, — усмехнулся форзейль. — Никто ничего не заметит. А сейчас там никого нет.

— Ну ладно... — Евгений решил уже ничему не удивляться. Подхватил с пола сумку, застегнул молнию... И совсем было собрался уже шагнуть в загадочный экран, но тут его опять торкнуло: — Знаешь... — он повернулся к хозяину. — Давай все-таки лучше тем же путем как ты меня сюда вез. Как-то мне оно надежней...

— Ну ты и параноик! — не стал вдаваться в политесы старый приятель. — Святой водой еще запасись дома — для завтрашней встречи!.. А лучше — мелом для круга!.. А то будет, понимаешь "Здравствуйте, вы пригласили Вия!.." — а у тебя и мела нет! Ну ладно — пойдем, отвезу тебя, перестраховщика...

11.

— Раньше ты таким параноиком не был, — с усмешкой заметил Костя, когда "лендкрузер" выскочил с предзамковой дороги в тот же заметаемый снегом проезд.

— Так и ты раньше пришельцем тоже не представлялся, — отозвался Славин, ловя взглядом снежные вихри за лобовым стеклом.

— Но все равно им был. Думаешь что-то изменилось?

Славин сделал вид что подумал.

— С тобой, может, и ничего, — сказал он. — А вот технический атташе твой сильно меняет картинку... Самому-то тебе с ним общаться каково?..

Костя хмыкнул, уверенно держа рулевое колесо.

— Ну, меня, всё-таки, готовили... А кроме того, моя цивилизация... Союз Ста миров... Существует в Гиперсети не одну уже тысячу лет. И даже сильно больше... Так что все с детства привычно её воспринимаем. Хотя и созданную не нами...

— А кем? Неужто Предтечами?

— Можно и так сказать, — Константин снова усмехнулся. — Большой ошибки не будет. Ты же ведь в курсе о дополнениях к шкале Кардашёва? Четвертый и пятый уровни. А возможно есть и шестой и другие выше — нам просто про то ничего неизвестно...

— Да куда уж выше-то? — пожал плечами Евгений. — Шестой уровень — это энергия местной группы Вселенных!..

— Есть многое на свете, друг Евгенио, — вольно перефразировал инопланетный атташе, — чего не снилось не только мудрецам, но даже и психически ненормальным... Не интересовался темой, к слову?

— Творчеством душевнобольных? Интересовался малость

— Ну вот даже и им, — веско заключил посланец небес. — Потому как странностей в нашем лучшем из миров хватает. Уж поверь человеку информированному. И та же Гиперсеть — одна из них: даже самые старые цивилизации из Союза Ста не знают, кто ее создал. Кто-то. У нас их называют не Предтечами, а Держателями. Держат, то есть, мироздание. Не то на собственных плечах, не то сам понимаешь, в каком смысле. И скорей всего они не из нашей Галактики... Вернее не так. Это совершенно точно, что не из нашей: экспедиции в другие галактики показали, что Гиперсеть и там существует — так что сам понимаешь!..

— Гм... — глубокомысленно заметил Славин. — А у самой у нее спросить? У этого твоего технического атташе хотя бы? Или у него эта информация заблокирована?

— Ну вот, — неизвестно чему обрадовался Костя. — Соображаешь же! А всего только час назад про Гиперсеть узнал!.. Не заблокировано ничего. Но он же тебе ведь прямым текстом сказал: с нами общается некий пакет "всей возможной необходимой информации" Ты не обратил внимания?

— Да как-то нет, — честно признался Евгений.

— А зря. Потому как если бы он с нами принялся бы общаться в объеме ВСЕЙ своей информационной базы — а не только лишь "возможной необходимой" — нам бы мозги заклинило. От ширины трафика... Давно телефонным модемом не пользовался?..

— Ну да... — согласился Евгений. Вспомнив, как бывало, нажав кнопку, отправлялся курить — в ожидании пока загрузится нужная страница

— Я тебе больше скажу, — продолжил просвещать собеседника инопланетный агент. — Замок С ПОЛНОЙ ДОСТОВЕРНОСТЬЮ ЗНАЕТ, как именно произошел этот здешний хроноклазм. Как говорится — с точностью до имени, отчества и фамилии — так, вроде, Каганович формулировал?

— Не помню. Вроде, да, — пожал плечами Славин.

— А как иначе он мог бы определять необходимые для парирования действия? Именно потому он и технический атташе, а я только шеф... Проблема в том, что с некоторого уровня сложности никто уже не в состоянии его понять. И нам приходится заниматься собственными расследованиями, всякими оперативно-розыскными мероприятиями, межгалактической и межвременной дипломатией и даже археологическими раскопками — ну, я говорил... То есть — действовать по собственному разумению.

Евгений покрутил головой:

— Как-то все же странновато, на мой взгляд: такая мощь а вам приходится за него по сути, работу делать...

— Да не за него. Тут другое... Ну представь — чисто примерно! — при наличии шагающего экскаватора, скажем, все равно необходимо иметь обычную штыковую лопату. Хотя бы для того, чтобы иногда ему ковш от земли почистить... Наглядно?

— Ну как бы да

— Ну вот. Мы и копаемся у них в ковше. Причем — не зная толком, что именно они роют. Что-то. Нас, даже, может, и не касаемое. Но так сложилось... Между прочим — насчет "роют" вовсе не метафора: Держатели явно где-то существуют до сих пор и вполне активно действуют

— А как вы это выяснили? — проявил скептицизм Славин. Ну а действительно-то — а как? Если эти Держатели такие неуловимые... Все равно что тот Джо...

— Ну, есть же косвенные способы, — Костя, кажется, славинской иронии не заметил. — Узлы Гиперсети новые появляются. Информация ниоткуда. Бывают даже, по слухам, прямые обращения... Артефакты разные... Да вот даже и эта история с хроноклазмом: Замок же на нее внимание обратил, не я сам!.. И перешел в режим работы как непосредственный участник — специальный вон интерфейс сформировал... Когда мне читать все книги, что на Земле издаются? Не думаешь же ты, что мы с ним все время друг с другом такие беседы беседуем? Нам это просто не нужно. Да и канал общения у нас другой. А тут — буквально очеловечился!.. С чего бы? Если и не по воле — так с попущения.

Да и в материалах намеки есть о вмешательстве Держателей... И сам он, собственно, о том же говорит — когда пытается объяснить о недоступных нашему восприятию моментах: и рад бы сказать, да как нам передать представление, скажем, о семимерном пространстве, если мы его никогда не видели? Расскажи слепому о радуге... Так что приходится держать уши востро! А ситуацию в бОльшей степени домысливать, чем реконструировать из фактов...

— Ну ладно, — согласился Евгений, правда и сам точно не улавливая, с чем. Но зато вполне субьективно: — А я-то тут причем?

— Так у меня здесь человеческих сотрудников нет! — не затруднился ни на секунду с ответом Костя. — Галактика-то большая. А цивилизованных миров — всего сто. Людей не хватает. "Используйте местные ресурсы!" — передразнил он кого-то. — Вот мой — тот, альтернативный атташе — коллега, можно сказать, использовал... В результате имеем то что имеем. Всё одному делать? Так я тоже не резиновый. Ну вот и решили попробовать все же подобрать подходящие кандидатуры — тут ты и подвернулся... Осторожный такой...

12.

Квартира встретила Евгения тишиной пустого жилья — ну что вы хотите от холостяцкого обиталища? Евгений снял куртку, разулся, прошел на кухню и первым делом выгрузил из сумки в холодильник продукты: везти себя до дома он от Кости требовать не стал, попросил, чтобы высадил у гипермаркета — поскольку помнил, что перед отъездом пополнять кухонный запас не стал. Зачем?.. Там и расстались, попрощавшись "до завтра". А Славин, затоварившись, заметаемый снегом, побрел домой... Последствия перемены климата уже начали сказываться и требовалось выспаться, чтобы завтра быть в норме.

Но пока еще заваливаться на боковую было рано, да и самочувствие ухудшилось не особо сильно, следовало обдумать имевшее место быть происшествие и по возможности постараться понять, как следует к нему относиться.

Захватив недопитую бутылку "Метаксы", в которой еще оставалось вполне достаточно для приправы к мыслительной деятельности, фужер и пепельницу, Славин прошел в гостиную, уселся в кресло перед телевизором, поставил на приспособленный тут давно столик принесенное, налил в фужер "на палец", отхлебнул. Закурил.

Взял пульт дистанционного управления, включил "ящик", привычно принялся серфить по каналам.

Минут через десять он убедился, что в мире ничего не изменилось. По крайней мере, на первый взгляд: президент остался тот же — в Америке тоже — канцлер Германии, Председатель Госсовета КНР, глава Северной Кореи... В королевском доме Британии тоже никаких изменений в рамках компетенции Славина не наблюдалось. А касательно остальных он и раньше никого внятно назвать не мог, так что и напрягаться не стоило... Впрочем, это скорей была, все-таки, чисто риторическая паранойя, нежели реальные опасения: какой смысл им помещать его в фантомную реальность, ничем не отличимую от обычной? Разве только для того, чтобы сэкономить ему время на размышления ("Сумму технологий" Лема Евгений читывал и придерживался мнения, что пан Станислав слишком уж оптимистично рассуждал о возможности определить фантомное окружение — при достаточном уровне техники, скажем, позволяющей воздействовать непосредственно на процессы мозговой деятельности, определить таковое невозможно никак; а вот ускорить или замедлить ход субъективного времени — без проблем). Но подобную мелкую предупредительность он от них не ждал. Просто береженого, как известно, бог бережет, потому и настоял Евгений, чтобы "положили его откуда взяли" тем же способом, каким изъяли в Замок — мало ли что, а так хоть слегка спокойней...

13.

Предположение о том, что какая-то спецслужба (не важно какая) решила таким оригинальным способом внедриться в областное правительство, сама по себе была не настолько уж невероятной. Мало ли... Другое дело, что Костю в роли агента подобных сил Славин представить не мог — знал его достаточно хорошо. А то, что подобную операцию зачем-то взбрело бы в голову устраивать инопланетянам... Евгений не особо много разбирался в вопросах разведки, но что такое "вербовка втемную", даже он понимал: для этого "пришельцу Константину" не было необходимости перед ним раскрываться. Слишком масштабно по сравнению с мизерностью задачи для галактической цивилизации... То есть оставалось признать, что в основе своей ни Костя ни его "технический атташе" не соврали: они действительно хотят пригласить его на роль сотрудника. А, следовательно, видимо и касательно хроноклазма они тоже не врали. Скорей всего — просто какой смысл? Или именно как раз врали — чтобы морально замотивировать землянина, так сказать, личной заинтересованностью? А на самом деле хотят зачем-то воздействовать на историю?

Славин выключил зомбоящик, пересел за комп. В Интернете, вроде, тоже все оставалось по старому. Почти как в известной песенке: "Вот случилось где-то что-то Ой-ой-ой-ой-ой! Кто-то с кем-то сделал что-то, ай-яй-яй-яй-яй!" Не в хроноклазме ли причина такого уровня дебильности? Может, действительно, стоит с ним побороться?.. Впрочем, всему свое время под небесами. Сейчас пока не до того... Немного погуглив, Славин без проблем отыскал предъявлявшуюся ему книгу — даже вариант обложки нашел в гугло-картинках — и убедился, что как минимум про эту штуку Костя сказал правду: и в наличии есть и количество томов вполне совпадает. Аннотации, правда, были весьма смутные — ну тоже как все уже сейчас — и обложки соответствовали очевидным образом мало, но все же некоторую толику информации о содержании получить удалось: ясно можно было заключить, что эпопея охватывает события как минимум от конца девятнадцатого века, по начало двадцать первого. То есть и тут Костя не особо отклонился в своих словах. Причем и про различные реальности он тоже не просто так брякнул — значит действительно существуют... Но вот в каком периоде истории (в означенных рамках) — и какой реальности (или скольки реальностях?) инопланетным прогрессорам могло бы понадобиться (если предположить, что история про хроноклазм есть чисто "легенда прикрытия") что-то изменить в истории Земли — так сходу определить было затруднительно... Тем более Костя практически прямо сказал, что ликвидировать никого из исторических фигур не требуется. И поезда под откос пускать — тоже. А требуется, как он сформулировал (точнее не он, а этот Голос)? — некая "техническая работа". Смысл которой Славин уточнить не сообразил (да как-то и не до того было, если честно). А сейчас, после некоторого отступления, мог предположить только, что имеются в виду какие-то незначительные акции — типа письмо отправить, или там пачку денег подбросить (или наоборот) — рассчитанные на слабые но длительные, способные проявиться только в будущем, последствия. МНВ из "Конца Вечности". Не самой любимой книги Славина — "Сами боги" ему больше нравилась — причем именно из-за того, что Вечность творила с Историей — но общий принцип "Минимального Необходимого Воздействия" он оценить вполне мог. Впрочем, из того, что говорили Костя с тех-атташе. их подход к делу отличался. Как минимум в одном: они историю не "оптимизировали", подобно деятелям Вечности, а, скорей, действовали как нечто вроде Патруля Времени — хотя и с тем полной аналогии не просматривалось... Что ж получается — действительно инопланетяне? Со своей собственной концепцией мироздания, отличающейся от выдуманной земными фантастами и не желающий под этих фантастов подделываться? Во всяком случае про Вселенские Суперцивилизации (про Гиперцивилизации Местных Групп Вселенных так и вообще) Славин до сих пор ничего не слышал (Хотя современную фантастику, как уже было сказано, он не особо читал — но появись что стоЯщее — как он полагал — типа того же "Соляриса" — так об том хотя бы заговорили (Некоторое время тому купился он на восторженные отзывы про роман "Марсианин" некоего современного американца. Прочитал. И без сожаления стер файл — ибо вещь оказалась откровенно коньюктурной, да и сюжетно слабой...). А раз нет ничего — ну так и нет, значит...

То есть — подвел Славин предварительный итог — получается что а) Костя и его тех-атташе мне не врали, по крайне мере впрямую б) им реально что-то требуется сделать на протяжении текущих ста-двухсот лет, чего сами они сделать не могут (И поручают мне... А вот это уже попахивает не столько даже Вечностью, сколько Патрулем: "Деленда ест...": "Я применил слишком сильные заклинания, извини — ты теперь не можешь вернуться домой..." Или это паранойя опять? Но не могут ведь? Костя же говорил — нанять любого из семи миллиардов жителей Земли не проблема. Но им понадобился всего один-единственный (ну, может и не единственный — но Костя ведь специально в аэропорт заявился, чтобы меня перехватить, а не "кого-нибудь" из семи миллиардов?) Чем же я так ценен, кроме того, что лично с инопланетным пришельцем шапошно знаком?) Ну и еще, чисто уже как бы в качестве гарнира в) инопланетяне реально (Реально, Карл!) существуют и г) мощь их чудовищна.

14.

Ну, для начала — как общий рисунок ситуации — сгодится

Но тут возникают уже вопросы совсем не фантастические. А вообще — приземлённые.

Юридического характера, если без обиняков формулировать.

Ведь то, о чем он узнал — это Вторжение. Какая-то соседняя галактическая госструктура тайно действует на Земле в своих корыстных целях. В каких же еще? Да даже если и в абсолютно бескорыстных... Чего было в пресловутый Контакт не вступить? Многих косяков удалось бы избежать. Наверняка сейчас бы уже как минимум на Альфу Центавра летали, а то и был бы Союз не Ста а СтаОдного мира... Лишение народа его личной Истории? А в чем проблема? 99% этого самого народа приняли бы водительство инопланетных прогрессоров без всякого сопротивления. Спасибо бы только сказали. Никто ведь не блажит по поводу, скажем, того, что каждого ребенка этой его "персональной истории" лишают с детства — воспитывая в семье? А оставленный для "свободного развития" в лесу маугли или тарзан известно во что превращается — вовсе не в супермена... Что-то тут не то. Впрочем, над данным вопросом куча людей голову сломала — и всё без толку, не стоит присоединяться. Проще у этих инопланетян прямо спросить. Может и ответят чего... Может быть даже и понятное — если вспомнить разъяснения про уровни доступности: объясни слепому про радугу, да... Так — философию пока в сторону. Вернемся к юриспруденции.

Как ни крути — а получалось так, что Славину предлагалось стать тайным пособником тайных же иностранных разведчиков в тайных же их делах в человеческой среде. Агентом влияния, буквально. Пятьдесят восьмая статья. Или какая там была "измена Родине"? В общем — вполне расстрельная. Даже если смертную казнь и отменили — "Превратности судьбы разведчика" — так, кажется объяснял Валерка поручику Перову в "Короне Российской Империи"

"Стоп!" — осадил сам себя Евгений. — "Нагнетаю. "Пятьдесят восьмая!.." "Измена Родине!.." Еще приказ 227 вспомнить для комплекта — и останется только кричать "Русские не сдаюЦЦА!!" "Разведчики", "Вторжение"... Разведчики тоже разные бывают. Даже пресловутый Кук — которого, к слову, аборигены и схарчили — тоже вполне себе разведчик. По сути — самый настоящий "форзейль". А Миклухо-Маклай — которого, к слову же, тоже вполне могли если не съесть, то грохнуть просто по простодушию — разведчик или уже исследователь? "Рекбурс. Кроксворд." А тут как раз под это дело — господин Славин: выбирайте!..

Ну, во-первых — вреда они нам не несут (Что по слухам почти теми же словами на аналогичный же вопрос ответил Сталину Королёв, прочитав материалы про "летающие тарелки") Во всяком случае — сознательного... А несознательного? "Стоп! Опять нагнетаем..."

Во-вторых — они заняты тут, "у нас", решением каких-то своих дел. Даже вон — воевали с какой-то иногалактической цивилизацией за право доступа к Земле (Опять непонятка: интерес-то у них какой? Или просто — здесь их галактика и нефиг всяким разным "с другого раёна"?)

В-третьих — хотя не совсем понятно причем оно тут, но пришло в голову — они контролируют развитие Человечества на протяжении всей его истории. Что-то тут... Нет — опять куда-то в сторону. А напоминает этот "контроль" поведение европейских колонизаторов по отношению к жителям какого-нибудь атолла... Нет — не напоминает! Ага, кое-что все же сообразил: как атолл Бикини они нас взрывать явно не собираются — это вполне следует из их слов и вообще поведения (Скорей уж — УЖЕ взорвали (хроноклазм же!) а теперь пытаются справиться с последствиями. Гм... А вот это похоже Но все-таки именно только "похоже". А не "так и есть". Не будем кидаться на людей с кулаками по причине собственных тараканов...) Скорей уж на поведение антропологов похоже — построили станцию в джунглях и нанимают аборигена в шерпы... Хотя и это тоже — натягивание совы на глобус... А вот на попытки некоторых стран оставить после себя какое — то подобие цивилизации — в период "эпохи крущения колониализма", когда из колоний уходили и пытались — например голландцы в Индонезии, привить папуасам основы государственности — вот на это похоже... Отдалённо — но что-то есть!..

А тут опять — товарищ Славин в положении непростого выбора между хамоном и пармезаном...

"Запутал я сам себя, — честно признал Евгений. — Нагородил, накрутил, нагнетал... Или нагнел? Накачал, в общем. Сову до состояния глобуса — результат интересный, и сове даже не по себе — но и сова и глобус все равно остались каждый по отдельности. В чем и закавыка... А решение принимать надо! И это вам даже не ночной прыжок с парашютом... Впрочем, не первый раз"

Проблема-то была совсем простая — это действительно, Евгений накрутил скорей от неожиданности приключившегося.

А так-то: ни с кем ОФИЦИАЛЬНО посоветоваться он не мог (Картина маслом: "Меня мой старый приятель — бывший сотрудник КГБ, вербует в инопланетяне! Посоветуйте что-нибудь?.." Вот вы бы — что посоветовали?) Следовательно — всю ответственность должен был принять на себя. Единолично. Независимо, так сказать, от номера статьи Уголовного Кодекса: "Не то обидно, что за растрату сел, а то, что по этой статье в десять раз больше растратить можно было!.." А сколько тебе потом отвесят судьи — кем бы они ни были — доживи сначала, тогда и узнаешь...

Окончательный вывод Евгений сформулировал в следующем виде:

Первое. Он не в состоянии с какой-либо достоверностью определить — какие цели преследуют на Земле инопланетяне

Второе. Судя по их поведению — захватывать Землю они не собираются (Альтернативный вариант: они захватили ее давным-давно; но что это меняет в рассматриваемой ситуации?)

Третье. Он, Славин, не имеет никакой возможности оповестить о происходящем официальные власти (То есть оповестить то он может... Достаточно в Интернет написать — ну, дальше каждый сам все может представить...)

Четвертое. Значит он и отвечает за всё

Ну, то есть, можно было, конечно "о-очень бла-ародно" встать в третью позицию и заявить, что "Никогда Воробьянинов не протягивал руки!.." (Или как в "Сказке о Тройке": "Мы имеем сообщить!..") Отказаться, в общем. И жить дальше как жил. Без всех этих вселенских проблем... Живут же люди? И он так же жил до сих пор. Так что и впредь проживет, как сказал Есенин — "немучась"

Но Славин понимал, что рассуждая так, он откровенно кокетничает сам с собой. Ибо необыкновенное ощущение первооткрывателя, обнаружившего Терра Инкогнита, к которой ни у кого больше нет доступа — уже свирепо захватило его, безжалостно поделив всю его жизнь на "до" и "теперь" и отступиться он не сможет. Просто из любопытства.

15.

Утром Евгений позволил себе продрыхнуть допоздна. В офис идти ему пока не требовалось, оповещать о своем прибытии — некого. Шеф на данный момент сам расслаблялся где-то на Мальдивах, а "в присутствии" Славин никому не был подотчетен. Ну, такая должность. Поэтому он валялся в постели, пока стало уже невозможно делать это дальше.

Акклиматизация прошла нормально, организм перестроился и от вчерашнего муторного состояниях не осталось никаких следов. Так что ничего не мешало в оговоренный срок позвонить по указанному на пижонской визитке номеру.

Потому Славин поднялся вполне бодро, умылся-оделся-побрился, сварил себе кофе и сел дожидаться полдня. Благо ждать было недолго.

Константин откликнулся после первого же гудка — словно ждал (хотя может и ждал; даже при его инопланетном техническом оснащении — как подозревал Славин — мгновенно ответить на звонок было можно не всегда)

— Ну что? — поинтересовался Евгений после обмена приветствиями. — Как стыковаться будем? Когда тебя ждать?

— Да чего ждать... — отозвался Костя и дальше голос его зазвучал у Евгения из-за спины: — Переходи сюда без затей!..

Обернувшись, Евгений обнаружил, что вместо кухонной стены — по отсутствию необходимости этикета он ничтоже сумняшеся позвонил прямо из-за кухонного стола — перед ним находится знакомый уже кабинет со всей обстановкой и Константин, восседающий в своем грандиозном кресле. Как будто и не уходил никуда...

Удар получился приличный. Даже после всего, что уже видел. Тут, как мелькнуло у Евгения, расхожим мемом "Внушаит!" обойтись было недостаточно. Поэтому с некоторым усилием Славин выдал:

— Щас... Только штаны подтяну!.. — после чего отправился переодеваться из домашнего в повседневное. Ну не в трениках же с тапочками идти по делу? Такое и в девяностые далеко не все себе позволяли...

Облачившись, переобувшись, рассовав по карманам необходимую мелочь (что интересно — со стороны гостиной кухонная стена присутствовала на своем месте как ни в чем ни бывало; фантастика, однако, блин...), вернулся на кухню. Остановился у невидимой границы совмещения

— Чего стоишь? Заходи!.. — махнул рукой Костя.

Никакого сопротивления при переходе не ощущалось. Сделав шаг, Евгений быстро оглянулся... Никакой кухни позади него уже не было — опять половина знакомого кабинета.

— Добро пожаловать в Шматрицу все-таки? — пробормотал он как бы себе под нос, но достаточно громко, чтобы Костя услышал. Подошел к знакомому креслу, уселся. — А ты тут, стало быть, агент Смит?

— Я тут примус починяю, — в том же тоне отпарировал Костя. — Не знаю никаких Смитов, никого не трогаю... Чего ты такой параноик? Ты же вчера всё это видел!

— Стереотип мЫшления, — хмуро ответил Славин, внезапно остро ощутив, что в антураже по сравнению со вчерашним остро не хватает бутылки "Метаксы". Ну или любого другого названия...

Костя то ли понял его состояние, а может прочитал его мысли — а может просто сам того же захотел — но знакомо уже запустил руку в стол и вытащил бутылку, два на этот раз не стакана а фужера и тарелку с тертым шоколадом и нарезкой лимона. Приглядевшись, Евгений на этикетке прочитал "Самтрест".

Костя, не чинясь, раскупорил коньяк, разлил, подвинул один фужер Евгению. Сказал тоном хозяина:

— Приступим? Так до чего же ты додумался?..

— Да до того, что деваться-то мне некуда, — честно ответил Евгений. Беря фужер со столешницы и удобно умещая в ладони. На манер какого-нибудь гипноглифа. Не дурак был тот, кто эти фужеры придумал. — От таких предложений не отказываются. Но вот непоняток от этого не убавилось, знаешь ли...

— Ну так спрашивай! — милостиво разрешил Костя, откидываясь на спинку кресла. — Много набралось?..

— Да не особо, — медленно вертя бокал в ладони, сказал Евгений. — Всего две. Первая: раз уж вы такие сильномогучие — то почему тут у нас тайком-тишком сидите? Вторая: почему именно я? — он замолчал, выжидательно глядя на старого приятеля.

— Да, — задумчиво заметил Константин: — Прав был Антон Павлович: кратость — сестра таланта!.. А всякого младенца при рождении надлежит высечь...

— А высечь-то — при чём?

— Так что б не задавал таких талантливо кратких вопросов... Ты бы вообще еще короче спросил бы: "Зачем?" И всё.

16.

— Ну извини, — Славин сделал одной рукой (в другой-то фужер) соответствующий жест. — Чего надумалось — про то и спросил...

— И тебе даже не интересно, что делать придется?

— А это ты мне и так скажешь. Зачем спрашивать? А вот по этим пунктам хотелось бы прояснить...

— А если объяснять не стану, — Костя усмехнулся, подавшись к столу, — откажешься?

Славин твердо посмотрел на него и ответил:

— Откажусь.

— Ну, ты брат, силен... — инопланетный атташе опять откинулся расслабленно на спинку кресла. Перестал ухмыляться. — Ладно, — произнес он серьезно. — Попробую объяснить по мере сил. Только давай начну с конца — со второго пункта: так вроде проще...

— Да без разницы...

— Ну тогда примерно так... Ты выбран потому, что единственный максимально подходишь по главному параметру. А по какому именно — это я тебе сейчас не скажу, — опережая реакцию Евгения форзейль (он же даймон, он же шеф-атташе и вообще неизвестно кто еще) выставил перед собой ладонь. — Не настаивай! Вот как испытательный срок пройдешь — и подготовку — тогда и узнаешь. А сейчас оно тебе просто не нужно. Уж поверь... А ты что думал — ты единственный кандидат? — он выразительно поднял бровь. — Нет — ты всего лишь максимально подходящий. Не только по знакомству со мной отобранный, — ухмыльнувшись углом рта, он показал, что это всё же шутка. — Но ты не переживай! Как я уже говорил — ничего особого от тебя не потребуется: ни поездов взрывать, ни подменять собой товарища Сталина или там Наполеона... Что-то куда-то отнести, с разными людьми пообщаться на нужные темы — вот, собственно, и всё. Основная-то сложность для тебя будет не в задаче, а в окружении, в котором придется действовать... И тоже не беспокойся: нужную подготовку мы тебе обеспечим. Но вдруг тебе не понравится просто сама такая работа — и ты возьмешь да и откажешься? Как вот сейчас пообещал!.. И чего тогда делать?

— Ладно, принимается, — вынужден был признать такой паллиативный ответ Славин. Хотя приятель явно юлил, отвечая... Но и сам Евгений, заявив об отказе, тоже занял не особо лучшую позицию (Хотя сам ведь вспоминал Воробьянинова!..)

— Ну тогда переходим ко второму, то есть к первому пункту... Почему мы не "вступаем в Контакт"? И не желаем ничем помочь развитию человечества... Ты ведь это хотел узнать?

— Ну да, — вынужден был подтвердить Евгений.

— Ну вот... — форзейль опять откинулся на спинку кресла. Помолчал несколько картинно. После чего продолжил: — А я даже не знаю толком, как тебе отвечать!.. Ты не Будах, а я не Румата Эсторский. Может быть начать с того, что мы живем во времени? — он вопросительно посмотрел на Славина. Славин выжидательно посмотрел в ответ.

— Видишь? — Костя не очень весело усмехнулся. — Даже это объяснять надо... Вы живете на поверхности трехмерного шара. В прострастве, в общем. А мы — моя цивилизация, Союз Ста Миров и остальные нашего уровня — живем во Времени. Так понятней?

— То есть... — только и смог выдать Славин, заподозрив некую каверзу, но не сообразив еще, в чем она заключается. — Ты машину времени имеешь в виду? — предположил он.

— В точку! — объявил Костя удовлетворенно. — Имею машину времени! Но ты еще не понял?

— Нет, — опять с максимальной частностью пришлось ответить Евгению.

— А ты когда читал "Конец Вечности" — не заметил там одной фундаментальной странности? А именно: что эта Вечность — всего одна?

— Н-нет, — слово вышло с заминкой, потому что Евгений действительно на данный момент никогда внимания не обращал.

— А все другие цивилизации Галактики там поголовно занимались космической экспансией — что и составляло предмет всеобщего горя для персонажей. И Вечность-то прикончили не потому, что она была сама по себе гнусной затеей, а для того, чтобы опередить инопланетян в заселении Галактики... Не помнишь?

— Нет, почему? Да, было там такое

— Ну так сам подумай... За миллионы лет в набитой разными цивилизациями Галактике никто не додумался до Машины времени? Не глоупость ли? Ты же сам использовал этот аргумент, когда доказывал, что нуль-транспортировки в мире "Туманности Андромеды" быть не может...

— Ну, да... — опять же был вынужден признать Славин. — Действительно, несуразность... Одни Скрытие Столетья владели аналогичной техникой...

— Вот-вот! — подхватил Костя. — А если представить, что и на других мирах тоже не дураки сидят, и там тоже нашлись сперва свои Уэллсы, а потом свои физики с инженерами — что, кстати, неизбежно при исследовании суб— и транс— световых скоростей, где темпоральные эффекты невозможно игнорировать — тогда как? Что будет делать множество цивилизаций, получивших возможность путешествовать во времени и менять историю как заблагорассудится?

— Ну, Патруль Времени, — предложил готовый вариант Евгений.

— Да если бы! — не поддержал Костя. — Там ведь основа-то та же: вся цивилизация даннелиан строго привязана к временнОй линии Земли. А если таких цивилизаций сто штук? Разнесенных друг от друга на несколько миллионов лет, а что еще хуже — по разным Реальностям? Да при этом собственная временнАя линия каждой цивилизации имеет целый пучок вариантов себя самой, привязанный к ходу Главной Исторической Последовательности... Впрочем, это для тебя сейчас лишнее, я увлекся малость — но тебе понятна степень сложности существования во времени а не пространстве?

— Честно говоря, не очень, — ответил Славин.

17.

— А, ну да... — спохватился форзейль. — Уточняю: Союз Ста Миров — образование, размазанное на несколько миллионов лет как в прошлое, так и в будущее, причем по разным реальностям впридачу. Понятно ли? Степень обитаемости окружающей Вселенной тебе ведь известна — из пресловутого парадокса Ферми? Почему этих инопланетян нигде не видно? А потому и не видно, что формула Дрейка не учитывает машины времени. А ты опять стереотипно посчитал, что у нас эти сто планет собраны где-нибудь в центре Галактики?.. К слову — некоторые и вовсе не в составе Млечного Пути пребывают... Ну так — понял ли ты намек?

Славин поставил фужер на стол и потер лоб. Сегодняшний разговор дался ему, конечно, легче, чем предыдущий, но масштаб услышанного все равно норовил раздавить... Но если формула Дрейка действительно не учитывает машину времени — а она не учитывает!! — тогда к вопросу о наличии инопланетян до сих пор действительно подходили не с той стороны... И ведь никто не догадался... А тут тебе по-простому, прямо в лоб!.. Машина времени.

— Миллионы лет? — медленно повторил он, с немалыми усилиями сводя концы с концами. — То есть — если не вдаваться в подробности, а я пока не стану — вам попросту известно нечто о будущем Земли, что не допускает вмешательства, так?

Костя, выслушав, вздохнул и в свою очередь взял свой фужер, которого до того не касался.

— Если в рамках ВАШЕГО представления о путешествиях во времени, — сообщил он, — то да, примерно так. И я, честно говоря, не имею никакого желания рассказывать тебе — почему и как (и когда!) имело место это самое "событие". Потому как реально все значительно сложней. Я ведь тебе попытался обрисовать, как устроена жизнь разных цивилизаций во времени — а ты все мимо ушей пропустил... А на пальцах уровня "дважды два" — как растолковать? Кроме того — ты же ведь не об том спрашиваешь! А исключительно насчет того, почему вас, таких бедных, бросили на произвол судьбы... Как это хорошо у Ефремова описано в той же "Туманности..." — про тысячи поколений, потерянных в бессмысленной борьбе за существование... Буквально так и хочется сказать "сердце мое полно жалости..." Но мы, слава богу, не в Арканаре. Потому расклады тут совсем другие...

— Чего-то ты меня совсем запутал, дружище, — признался Славин, слегка озадаченный такой неожиданной реакцией форзейля. Тот посмотрел на него задумчиво.

— У нас по этой теме целые институты работают, — проникновенно поведал он. — Университеты специалистов учат, с кучей специализированных ответвлений... А ты хочешь, чтобы я тебе "всего лишь" одну "непонятку" убедительно объяснил... Кратенько...

— Да ладно... — пошел на попятный Евгений. — Чего там! Я ж помню про аборигенов...

— Которые съели Кука! — безжалостно напомнил Костя. Всё же, впрочем, усмехнувшись. — Так и у Высоцкого в песне несколько вариантов приводится, если помнишь!.. Но давай я все же попробую "на пальцах"... Этот пример тебе должен быть ближе... И не вгонять столь откровенно в меланхолию. Вот давай представим — чисто теоретически — что Бог есть! Теоретически! — взглядом ответил он на мимическую реакцию Славина. — Для примера!.. Так вот, представим... Бог — есть. И вот какой-то верующий, по случаю попав на небеса нестандартным порядком, и встретив Всевышнего, и вопрошает: "Как же так, Боже?! Твоим именем на Земле сколько времени уже люди друг друга режут, душат, давят — а ты не вмешиваешься!" А бог ему и отвечает: "А зачем мне вмешиваться? Я запланировал Страшный Суд — вот на нем всем и воздам по заслугам! А сейчас-то зачем?" — Костя пытливо посмотрел на собеседника и уточнил: — Так — понятней?

Сперва Славин не понял. Слишком уж тема была затертая. Потом до него что-то стало доходить...

— Только учти! — опережая его реакцию, предупредил инопланетный шеф-атташе. — Это именно пример! Не более того. Реально все куда сложней, но все же не так инфернально, как тебе сперва подумалось... Никакого Страшного Суда никем не запланировано!..

Славин только тут понял, что смотрит на приятеля почти с ужасом... Мотнув головой, он с усилием заставил себя усмехнуться:

— Что, трудно быть богом-то, а?

— А то!.. — в тон ответил Костя без запинки и отсалютовал фужером. — Давай все-таки выпьем, брат по разуму! За хотя бы то минимальное понимание, которое между нами возможно, а?

17.5

Вот еще немного

........

Между этим эпизодом и предыдущими будет еще вставка — но пришло в голову пока это

.........

Славин остановил лендкрузер перед воротами дачи Казакова, вышел из машины и окинул дом взглядом.

Строение при всем желании не производило впечатления чего-то эпохально-исторического. Просто старый пятистенок на краю улицы, засыпанный чуть не по окна снегом. За оледенелыми стеклами ничего невозможно было рассмотреть. Дерево от времени потемнело и рассохлось. И только колея у ворот и натоптанная тропинка у калитки показывали, что люди тут все-таки живут.

Евгений прошел к калитке и надавил кнопку звонка. Не долго, в меру. Подождал.

Через минуту где-то внутри стукнула дверь, послышались приближающиеся шаги. Затем звякнула щеколда, калитка распахнулась и перед Евгением предстал средней комплекции мужчина в джинсах, свитере и меховой куртке внакидку. Был он небрит и глаза имел красные от недосыпа.

— Вам кого? Горина? — спросил мужчина, бросив взгляд на лендкрузер за спиной Славина. — Извините, но его сейчас нет.

— Взаимно извините, — ответил Славин. — Но мне нужен, конечно, Петя — мы с ним знакомы, работали несколько лет вместе — но и вы все нужны тоже. И да, я знаю, что он здесь. Как и все остальные. И чем вы занимаетесь, тоже знаю. Вы вот, например, Михаил Казаков.

Казаков заметно напрягся, выслушав такое заявление. Еще раз посмотрел более внимательно на автомобиль, повел взглядом по сторонам... После чего спросил:

— И что?

Славин вздохнул. Потом постарался улыбнуться подружелюбнее.

— Конечно было бы убедительней, — сказал он, — если бы я предъявил вам соответствующее, — он специально выделил слово интонацией, улыбнувшись уже без принуждения, — удостоверение. Но у Патруля Времени нет документов. А поговорить нам всем надо.

— Ага... — сказал Казаков. Видно было, что он начал что-то соображать. — Ну раз так... Говорил же я... Ладно, заходите, я сейчас Петю позову...

...

— ... Ну вот так вот я и оказался здесь, — закончил через полчаса рассказывать Евгений.

— И что вы с нами собираетесь делать? — поинтересовался Игорь Тарасов. Крепкий мужик с большой головой и покатыми плечами борца. Сидевшая с ним рядом супруга молчала, но по напряженному лицу можно было легко прочесть все ее мысли. Точнее одну мысль, но в данный момент забивавшую все остальные. Лица остальных — Казакова, Горина, Кострова — тоже как-то не отличались благодушием. Ну прямо-таки и в самом деле натуральная банда хронопиратов какая-то...

— Да вы не выдумывайте себе никаких ужасов, — сказал Евгений. — У вас вполне свободный выбор из двух вариантов, как мне объяснили. Либо вы отдаете всю артефактную аппаратуру, которая у вас оказалась, и продолжаете жить дальше как жили. Никаких претензий к вам за факт хищения, так сказать, вещественных доказательств, никто выставлять не будет. Добровольно сдали опасную находку, вот и всё. Либо же — если вам так захочется, опять же — вы можете эту аппаратуру сохранить за собой в полное и безраздельное пользование. Но тогда вы должны будете уйти с Главной Исторической Последовательности. В данном случае вам для этого предлагается Валгалла-Таорэра. Опять же — в полное и безраздельное владение. Делайте там что хотите, создавайте колонию, прогрессорствуйте квангов, воюйте с дуггурами — вам же однозначно это по силам, ведь так? — Евгений посмотрел в лицо Горину. Горин в ответ ничего не сказал, лишь нахмурился слегка. Но Славин, собственно, и не спрашивал, а утверждал. — Или ищите пути в другие Реальности — там вам этого никто не запретит. Даже помогут кое-чем. А здесь — на Главной Исторической — этой аппаратуры быть не должно.

Когда он закончил, какое-то время еще стояла тишина. Затем подал голос Костров:

— Сугубо это вы нас, — сказал он, словно резюмируя. — Недолго музыка играла... И сколько же времени вы нам даете на размышление?

— Не я, — Славин покачал головой. — Я же вам рассказал... Я всего лишь курьер. Максимум — оперуполномоченный. Да и то — младший, — он усмехнулся самокритично. — Но на размышление вам не дается никакого времени, уж извините!.. Вы все люди взрослые, не вчера родились, случившееся с вами уже хорошо должны были обдумать. Или вы рассчитываете, что пока будете "обдумывать", успеете наштамповать на дубликаторе золота и алмазов? Так вынужден вас разочаровать — именно поэтому времени на обдумывание и нет. Вы можете иметь всё — но только ТАМ. Здесь вы должны остаться такими же как были. Не надо шутить с Историей. Тем более вы с ней уже пошутили, причем несколько раз...

— А почему вы просто не изъяли аппаратуру — это же в ваших силах? — спросил Тарасов. — Зачем-то вместо этого пришли лично и разговариваете тут с нами... Или могли ведь память всем стереть и вообще бы никаких вопросов!..

Евгений тяжко вздохнул.

— Знаете, я вот от своих инопланетян тоже долго добивался — чего они ко мне пристали... Поверите ли — они ТАК И НЕ СМОГЛИ мне объяснить. Хотя очень старались. Но вот убедить, тем не менее, у них получилось — просто фактом ихнего существования. Поэтому удовлетворитесь тем же. Решение вам нужно принять прямо сейчас и совершенно самостоятельно...

Снова потянулась пауза. Никто не брался прервать ее первым. Затем все-таки заговорил Тарасов.

— Ну так что решим, братья и сестры?

Ответить ему никто не успел. Так как эта его реплика послужила спусковым крючком для жены.

— А дети как?! — вскинулась Людмила. — Им же учиться надо! Там же нет ничего!

Ну так, может, тогда поделимся? — предложил Казаков, не дав открыть рта Славину. — Дети и желающие остаться здесь останутся, а желающие отправиться отправятся

— Извини, — покачал головой Славин. — Но либо все уходят либо все остаются. Я не знаю, почему так! — поспешил он с объяснением. — Но условие такое. А насчет учиться, и вообще... То могу вам дать подсказку, — он обвел всех взглядом. — Я ведь сказал: в ТОЙ реальности вы можете делать все что хотите. Это не ГИП. Поэтому если вы с Таорэры ТАМ отправитесь на тамошнюю Землю, никто вам никаких препятствий чинить не будет.

У Людмилы вся готовность сражаться моментально стала сходить на нет.

— Интересно... — произнес Костров. И внимательно посмотрел на Евгения. — А в чем тогда смысл нас отсюда убирать?

— Так именно потому что там параллельная линия. Во всяком случае мои кураторы на том настаивают, — Славин развел руками. — Хотите верьте, хотите нет.

— Угу, — сказал Костров. — Вполне так свободный выбор между пером и веревкой...

— Ну пока что по моему личному опыту, — возразил Славин, — могу сказать, что врать они не врали. Так что это ты преувеличиваешь.

— Ну, май би, май би... — совсем уже почти себе под нос пробормотал Костров и стал смотреть куда-то в угол.

— Минуточку! — вдруг подал голос Горин. — А с моей аппаратурой что?

— Тоже забирай, — ответил Егений. — Хотя ты ее и сам изобрел, вроде как, но теперь уже ничего внятного сказать нельзя, раз уж с этой историей соприкоснулось... Как говорится: неизвестно, то ли он шинель украл, то ли у него украли — но что-то было!.. Пришельцы мои утверждают, что весьма велика вероятность, что твое открытие вызвано волной последствий от тех хронособытий и лучше эту машину времени убрать вместе с остальными — уж слишком она похожа на аггрианскую по образу действия...

— А в Замок переселиться нам нельзя? — внезапно задал вопрос Казаков. — Или в Союз Ста Миров?

Славин посмотрел на него.

— Надо же... — сказал с некоторым удивлением. — Он и это предусмотрел... Нет, — продолжил уже нормальным тоном. — В Замок точно нельзя — это же официальное представительство, типа посольства, как вы в посольстве поселитесь?

— А в книге предлагали...

— Так в книге на тот момент уже как бы не полный конец всему настал. Вот и предложили использовать бесхозное имущество. А в работающем-то посольстве зачем?

— Ну а в Сто Миров?

— Ну можно, наверное. Но только, понравится ли вам? Что вы там будете делать и кому там будете нужны? Экспонатами в музее неземных культур? В спецсекторе предметов невыясненного назначения... — Евгений усмешкой постарался смягчить высказывание. — А здесь вам, фактически, предлагают должность богов.

Далее — прода (Ну или окончание описания ухода на Таорэру)

...

Эвакуация прошла наредкость быстро и без проблем

Ну а какие проблемы могли возникунть при наличии дубликатора? Левашов просто скопировал целиком — свою (точнее — Казакова) дачу, а так же квартиры всех участников "новой межзвездной авантюры", как это все назвал Костров

Единственная заминка случилась, когда Людмила всполошилась по поводу детей: не оставлять же их на Земле, сирых и обездоленных?! Ей срочно потребовалось эвакуировать Машку с Витькой на лунную базу внепространственно, где бы они ни были. И если касательно Витьки Казаков ее успокоил, сообщив что тот и так уже здесь — занимается в "спортзале" оборудованием для полетов (тем самым велосипед-вертолетом, о котором уже упоминалось как-то; ну а кроме того — еще и пресловутыми крыльями для любителей экзотики и "просто" батутом для затяжных прыжков (по ходу дела явилась еще мысль устроить бассейн для плавания при пониженной силе тяжести, но с этим начинанием решили пока притормозить, оставив на вторую очередь) Спортзал, к слову, спроектировал и выстроил сам Витька, демонстрируя всю мощь знаний будущего инженера-строителя. Доказывая тем самым, что нынешнее поколение в сравнении с предыдущими тоже чего-то стоит...) — то изъятие из Реальности Машки вылилось действительно в небольшой аврал. С истерическим звонком по сотовому, убеганием с пары в туалет и эвакуацией из туалетной кабинки через окно СПВ... И только уже на Луне младшая Тарасова узнала, в чем причина такой пожарной спешки.

Но, в общем, это были и все осложнения. В целом же все связанные с уходом на Валгаллу действия не заняли и двух часов. Казаков, было, предложил еще "зачистить" оставляемую территорию, уничтожив доставшиеся от Андреевского братства артефакты, но Славин сказал, что займется этим сам

— Согласитесь, что у меня получится лучше, — заявил он и никому не пришло в голову с ним спорить.

В итоге так и сгруппирорвались — Евгений один с этой стороны "окна", в комнате казаковской дачи, остальные — в аппаратной лунной базы, за полсотни парсек неизвестно в какую сторону от Земли.

Тут Славин и вручил уходящим "прощальный подарок". Или — "бонус" в связи с успешной договоренностью, как посмотреть. Небольшой матово-черный, как бы стеклянный, блок — ну все в русле современного дизайнерского тренда в оформлении внешнего вида мобильных компьютеров — размером вполне с обыкновенный кирпич

— Это вам обещаннное "вспомоществование", — сообщил он, передавая штуковину (а как еще ее назвать?) Горину. — Это шлюз ("зеркало", портал, роутер, как там еще пусть знающие люди подскажут — П.М.) для входа в земной Интернет. Будете всегда в курсе всех сетевых новостей, чтобы не отставать от жизни. Правда, работать оно будет "только на чтение" Стать "призраками Сети" не получится, — Евгений усмехнулся. — Но взамен имеется некоторая дополнительная опция. Которая как бы не перекрывает означенный "минус"... Тут имеется выход на дубликатор. И если вам что-то из найденного в Интернете потребуется — то с помощью дубликатора вы всегда сможете это материализовать...

— Это типа как на принтере? — спросил Казаков, поторопившись выказать свою техническую грамотность. — Типа три-Д?

— Да, типа того, — кивнул Славин. — Иначе ведь, ясно же, вы там быстро деградируете до состояния века хорошо если девятнадцатого. А так у вас будет хорошее подспорье...

— Ну хоть что-нибудь... — проворчал фактически все это время молчавший Костров. Покосившись почему-то на Горина. Горин же, просто повертел подарок в руках и ответил:

— Спасибо. Будет чем заняться "долгими зимними вечерами"...

— Ну, тогда все?

— Всё.

— Тогда отключайся, — сказал Славин. — И удачи вам... Там.

— А может еще и свидимся? — усмехнулся Казаков, не пожелавший оставить последнее слово за противной стороной

— Да кто его знает... — ответил Славин. Про себя подумав, что одного субъекта, который вполне может знать, он, пожалуй назвать мог бы. Только этот субъект был нечеловеком. — В Патруле Времени, помнится, правило было: если даже человек явно пропал — это вовсе не значило, что его надо было искать...

— А ведь и действительно... — неожиданно подключился отчего-то заметно воспрянувший духом Костров и пристально посмотрел на Славина. — Так, думаешь...

— Ладно вам! — оборвал внезапно грозящую начаться дискуссию Горин. — Все б вам рассуждать, только повод дай! Счастливо, в общем, оставаться, — кивнул он Славину и без дополнительный рассуждений отключил установку...

Евгений посмотрел на бревна стены, открывшиеся на месте "окна", вынул из кармана небольшую плоскую пластину черного цвета, привычными всем движениями пальцев скользнул по поверхности как по тач-паду... Пластина мигнула вдруг приглушенным светом и из черной стала зеленой. Если бы кто-нибудь присмотрелся, то увидел бы, что из мастерской исчезли деатли установки Левашова и форзейлевского дубликатора.

— "Дело сделано!" — сказа слепой..." — проворчал себе под нос Евгений и, захватив ключи от дома, отправился на выход — запереть за собой дверь и ворота...

...

— Ну чего? — продолжил не иначе как по инерции, Казаков, когда схлопнувшаяся сиреневая рамка навсегда — как было заявлено — отсекла их от Земли. — Начинается новый этап наших приключений?

— Скорей уж предыдущий заканчивается. А вот насчет начала я бы пока не торопился, — возразил ему Тарасов. Тоже ощущавший себя не в своей тарелке

— Ну да, торопились в санаторий, а попали в крематорий!..

— Чего ты плетешь! — возмутилась Людмила

— Ладно вам всем! — быстро перехватил инициативу Костров, понимавший, что сейчас все эти шуточки могут привести к банальному расколу. Смертельному. — Пойдемте-ка лучше в кают-компанию. Выпьем да и обсудим дела наши...

— Скорбные! — подхватил неугомонный Казаков.

— Петр Петрович, — сделал вид, что не заметил последней реплики, Костров. — Ты как скоро с этим инопланетным подарком разобраться сможешь?

— А там нечего разбираться, — пожал плечами Горин. — Интернет работает, значит и штука эта функцию свою выполняет. Думаю и касательно материализации тоже все в порядке — зачем бы он стал врать... Так что действительно пошли в кают-компанию — це дило трэба разжуваты...

— А чего у нас со связью? — раздавшийся вопрос заставил всех обернуться. В аппаратной появился Витька. В рабочей спецовке и с озабоченным видом. — Сотовые не фурычат?..

Возможность сотовой связи работать аж за пятьдесят парсек обеспечивалась довольно просто — постоянно открытым на Землю отдельным "окном" и установленным возле него ретранслятором. И понятное дело, что когда Горин отключил аппаратуру, отключились и телефоны... Соль ситуации заключалась в том, что Витьку никто не удосужился предупредить о происходящих эпохальных переменах — работает человек по благоустройству Базу, ну и не стоит его отвлекать. В смысле — ребенок чем-то занят, ну и пусть занимается!... Не сказать, что сильно умно, конечно. Но зато исключительно типично. Вот и тут зачисленный в категорию "дети" младший Тарасов преподнес остальной компании сюрприз...

— Так ты, братец, все проспал! — обрадовался Казаков, довольный, что нашел подходящий объект для прикалывания.

И в двух словах — ну, это фигура речи — он изложил опешившему Главному Строителю суть произошедшее.

Но вот реакцию на сообщаемое известие никто предусмотреть не мог.

— Что... — спросил Витька. И буквально на глазах продемонстрировал наглядно процесс преображения человека счастливого в человека убитого. — Так у меня же...

Он растерянно замолчал, и по очереди беспомощно оглядел всех присутствующих, словно надеясь, что все это какой-то розыгрыш... Даже Казаков понял, что что-то тут не то...

— В чем дело? — спросил Костров, включаясь в режим Координатора. Вполне уже понятный на данный момент каждому из команды и не предполагавший неподчинения.

— Так у меня... — Витьке явно не хотелось говорить, но он уже понимал, что отвертеться не получится. — Я же не знал...

— Да чего ты мямлишь! — накинулась на него Людмила. — Говори толком.

Витька от матери чуть не шарахнулся. Но поскольку деваться было некуда, все же ответил. Правда выбрав для доклада Кострова. Видимо в надежде, что это хоть какая-то защита:

— Так... Гости у меня!..

Пауза, возникшая вслед за этим, можно сказать, говорила сама за себя. Затем Казаков все-таки не удержался:

— Ну вот и новые приключения...

— На планету перебираться надо... — сказал Костров через неделю.

Через неделю потому, что раньше просто было не до того. Требовалось хотя бы наскоро разобраться с эвакуированным имуществом — квартирами, дачей — которое скопировали чтобы не терять лишнего времени. Что уже само по себе было нехилой задачей, поскольку не зря народная мудрость гласит, что два переезда равняются одному пожару. Кроме того — надо было хоть как-то разобраться с подарком от "Патруля Времени" — порталом Интернета. И прилагающимся к нему "материализатором всего чего угодно". Интересно ведь было — как оно все работает и какие у этой штуки реальные возможности и технические ограничения.

Ну а помимо этого еще и с внезапными космическими (или уж сразу темпоральными? Пространственно-временными, пожалуй, если точно...) зайцами следовало как-то утрясти вопрос...

Два парня и девчонка — друзья-приятели Тарасова-младшего, такие же студенты, как и он. Симпатичные нормальные дети — ну, дети по нынешним временам и с точки зрения остальных, людей более старшего поколения. Тимофей, Иван и Катя. Один с машиностроительного факультета, другой с электротехнического. А девушка и вовсе из универа, с биофака. Такая вот себе разномастная компания, сошедшаяся на каких-то общих интересах. И, разумеется, с легкостью откликнувшиеся на предложение приятеля посмотреть нечто совершенно фантастическое — лунную станцию в дальнем космосе, как можно догадаться... Ну чего с молодняка взять? Кто в таком возрасте отличался излишней осторожностью? Интересно же!.. Ну а что старшим Витька ничего не сказал, так и тут понятно: друзей-приятелей он соблазнил вообще исключительно только залом для полетов. И проектируемым летающим велосипедом (Ну и крыльями тож) То есть той самой чисто фантастической экзотикой, что у того же Хайнлайна описана в "Угрозе с Земли". А Людмила, как уже говорилось, к данной затее относилась очень уж нервно, так что проще было проделать все втихую, чем пытаться как-то договориться с родителями с неизвестным результатом... Ну Машка была еще в курсе, конечно, но это не в счет. Младшая сестра когда надо (или наоборот?) умела хранить братские секреты. Как и он ее, если что. В общем, преступление было замыслено и совершено, причем хорошо замотивировано во внутренних обсуждениях компании заговорщиков, полностью себя морально оправдавших. А уж того, что явится Патруль, да и депортирует всех недрогнувшей рукой, не разбираясь... Ну кому в голову могло прийти? (Точнее приходило Казакову, но и у него даже никаких намеков на мысли в данном направлении — о зайцах — не появилось, поскольку ясно же что несерьезно такое... Но вот оказалось...)

Хуже всего, конечно, было то, что отыграть назад случившееся не представлялось никакой возможности. Кондратьев никакого "телефонного номера" для связи не оставил. Установка СПВ же, после отключения канал на Землю по прежним настройкам работать перестала — что было неожиданно как бы, конечно, но ожидаемо — иначе с чего бы агент Патруля сказал, что обратно им хода не будет? А вот то, что на МЕСТНУЮ Землю канал почему-то не открывался, озадачивало, конечно, гораздо сильней, но это обстоятельство довольно легко разъяснил Горин. Сообщив, что настройки в данной реальности другие. И сперва следует найти местную Землю "вручную" — ну практически так же как Левашов в свое время сумел нащупать ту же Валгаллу-Таорэру — не сразу ведь... Чем, конечно, общую массу народа "инженер Гарин" успокоил, но "проблему зайцев" оно все равно не решало — им-то надо было на "старую" Землю. А где ее взять?

В общем, ошарашены в изрядной степени оказались все — и "старый состав" и внезапное "молодое пополнение" Особенно Витька переживал, осознав, как подставил друзей. Даже сами "космические попаданцы" расстраивались заметно меньше. Скорее снедаемые любопытством и фантастическими, опять же буквально, перспективами. Да еще и вовремя вспомненное Казаковым то обстоятельство, что при закрытом "окне" время на Земле стоит, так что дома у ребят просто никто не заметит их пропажи. А дальше — ну там видно будет. Сперва надо здесь обустраиваться.

Как-то, одним словом, утрясли этот вопрос. И новичков припахали в общих работах. Тем паче, что работ было немеряное количество — ведь та же Останкинская башня хотя и была уже успешно скопирован и установлена, но нуждалась еще в огромном количестве обслуживающего персонала, изучении устройства всех необходимых для жизни систем (а даже за вычетом чисто телевизионной аппаратуры там еще хватало чисто бытовых агрегатов — все же тринадцатиэтажное здание собственно телецентра, расположенное между "ногами" основания башни само по себе было хозяйством немаленьким, а уж дополнительные устройства, связанные с космической спецификой, и вовсе требовали другого подхода... В общем, отвлекаться на лишние мыли было некогда)

Но через неделю где-то Костров все же, увидел, что если не все дела, то по крайне мере первоначальное возбуждение, вызванное депортацией, сходит на нет и закономерно опасаясь возникновения тех самых ненужных мыслей и произнес свое заявление о необходимости перебираться на планету...

Возражений не последовало. Поскольку все понимали, что всю жизнь на Луне не просидишь. Вопрос был только в том, куда именно высаживаться.

Выбор был более чем широкий, особенно учитывая что весь огромный — чуть не на полпланеты, почти до экватора местами, единственный суперматерик Таорэры был практически пуст. Селись где пожелаешь!

Это с одной стороны. А с другой, например, всем очень хотелось поселиться где-нибудь на берегу теплого южного моря — но попробуй ты выбери с ходу подходящее место при протяжении береговой кромки больше, чем длина земного экватора — не забываем, что кромка эта весьма извилиста и точному измерению не поддается, будучи типичный фракталом — глаза разбегаются! Да еще два мелких континента размером с Австралию в южном полушарии, как нарочно — который выбрать? (Впрочем, с этими континентами вопрос решился довольно быстро — поскольку приглядевшись поподробнее, на них обнаружили такую древнюю флору и фауну, что впору была бы временам динозавров. И как-то желание поселиться рядом с такой экзотикой быстро исчезло. Ну или если на том теплом южном побережье налетит ураган, тайфун какой-нибудь, не слабее тех что бывают в земных южных морях... Кому оно надо? Так что вопрос повис покуда в воздухе — как минимум до более точного выяснения как климата так и географии. А смотаться "на море" имея в своем распоряжении такую штуку как СПВ, всегда можно будет из любого места, в котором придется поселиться. Не проблема.

Опять же, можно было поселиться у квангов. Там их приняли бы без возражений (Еще бы — с такими-то возможностями!) Но тут возникало множество всяких различных осложнений... Не последним из которых было не особо большое желание жить в кванговском "муравейнике". А того больше — непонятное разногласие между советом ранхаги (И Императором, фактически) и бойцами Сехмета, которых местные законы категорически не желали признавать за полноправных членов общества после всего что они совершили (Вроде бы парадокс, конечно, но в чужой монастырь... Вот так и получается: защищали всех от безжалостных захватчиков, отстояли столицу до прихода помощи — но сопротивлялись при этом Судьбе, не захотели принять достойно неизбежный конец... Дебри ксенологии, в общем.)

Можно было бы поселиться и в покинутых аггрианских поселках — да там бы и одного хватило бы на всю компанию — в принципе вроде нормальная идея, тем более что и застройка там была вполне человеческая, только ремонт сделать после учиненного раругами погрома — но отчего-то никто не высказался решительно за этот вариант. Да и в части обороны места эти были не очень подходящие — практически никак без хотя бы батальона, которым можно было бы перекрыть ведущие в долину перевалы. А где этот батальон взять? Ну, то есть, можно было бы тех же квангов Сехмета подрядить, но выходило это тоже как-то не очень... Тем более что и квангов-то было не батальон а как минимум бригада. (Да к тому же, по некоторым словам Сехмета, после случившейся виктории и явления "странствующих рыцарей" (Слава богу хоть не джедаев) немалое количество квангов — молодежи в основном — заговорило о том, что надо бы пересмотреть устаревшие жизненные порядки и готовы были — ну хотя бы на словах — присоединиться к войску "смертников"... А куда такую прорву девать?

Ну, то есть, конкретно куда девать — вопроса не возникло ни у кого: на юге, за хребтом, вдоль Реки, имелись брошенные когда-то из-за агров поселения. И занять их представлялось достаточно логичным... Но и туда никого из космических робинзонов не тянуло: неизвестно толком, что за место, каков климат, какие там болезни могут быть, в субтропиках... Да и от новых набегов монстров где и как обороняться — место искать надо... Потому, в общем, ни у кого особого отторжения не вызвало предложение Казакова:

— Форт-Росс. Позиция защищенная — лучше некуда. Атаковать можно только с одной стороны, в лоб, по отвесным стенам утеса никакие инсекты не заберутся. А кроме того, они там, похоже, и не появлялись никогда — зачем? Так что место явно не засвеченное... Квангов по Реке расселим — получится что-то вроде Крепостной Линии — как на Кавказе во времена оны ставили. Будет защищать от набегов с левобережья — эти ж твари оттуда накатывают...

— С чего ты взял? — спросил Костров

— Ну... — Михаил запнулся. Подумал. — Может я чего и попутал... Но так как-то представилось... Но в любом случае от правобережья мы их вполне отвадить сможем. А вот всю степь на востоке контролировать нам пока не получится, так ведь, Петр Петрович? — спросил он у Горина.

— Пока да, -сухо согласился "инженер Гарин". Пребывавший последнее время в каком-то сильно задумчивом состоянии.

— Ну вот! — обрадовался Казаков. — И будем держать всю Реку от нас до устья — ни одна чубакка не пролезет. Вооружим квангов соотвественно, подучим, форты им выстроим качественные для обороны... Ну и типа волки целы будут и овцы сыты — все кто старых традиций кванги придерживаются — пусть сидят себе в своих муравейниках. А все кто новой жизни захочет — милости просим на Берег Большой Реки. Ну а дальше — там видно будет. Кто-то что-то имеет против?

— Да никто не имеет! — отмахнулся Игорь Тарасов. — Жаль только, что коттедж разрушен до основания. Придется новый дом строить...

— Да чего там строить, — пробормотал Горин. — Скопируем что захотим, вот и все...

— А, да я ж не сказал! — спохватился Казаков. — Ну то есть построить-то мы что угодно построим, но базу-то я предлагаю устроить подземную. Наверху все же слишком слабо защищено место — вдруг какая "медуза" прилетит или просто бомбардировщик? А так... Утес гранитный. Пробьем внутри тоннель или два, скопируем секции метротоннеля для подкрепления, оборудуем все как надо... Ну а наверху будет типа балкона или дачной веранды...

— А как на луне вышло, повторения не боишься?

— Так то на луне! — сбить Михаила не удалось. — Здесь-то какие землетрясения? Да и облицовку нормальную поставим — я ж говорю! — раз мы теперь можем все что есть на Земле, сюда скопировать...

На том и порешили.

Впрочем, устроить подземную базу — "Москва-500", пошутил кто-то (?) — внутри утеса оказалось не столь просто Назначенный опять Главным Строителем Витька сильно охолонил горячих энтузиастов.

— Геофизика утеса есть? — спросил он. — Внутреннее строение, гидрология? Хоть какие-то предварительные изыскания сделать же надо!... А то ведь и в самом деле как тут, на Луне, получиться может...

К счастью, существенную помощь смог оказать Горин — благодаря применению его аппаратуры СПВ. Утес буквально можно оказалось — просмотреть насквозь. Как в телевизоре. Составить карту внутренней структуры. Прикинуть строительные возможности... На это дело очень даже кстати мобилизовали все "молодое пополнение", создав таким образом Группу Особого Строительства — как напыщенно обозвал это Казаков. С какой целью — понятно. Вот с каким результатом... Правда никто из "молодых строителей" возражать не стал

Ну и первоначальную проектную идею Казакова Витька разгромил начисто. Сразу же зарубив все потуги что-то копировать из метро.

— Хватит с нас гигантизма! — заявил он решительно. — Проектируем не от психических комплексов, а от реальных функциональных представлений!

Во всяком случае можно было судить, что в общении со старшими товарищами Тарасов-младший за это время вполне пообтерся и избавился от изрядной дозы стеснения. Что и сказалось вполне благотворно на последующем проекте.

В итоге бункер выглядел примерно следующим образом, в общих чертах...

Весь комплекс делился на две части, расположенные как бы двумя этажами друг относительно друга.

Основой "нижнего" — технического — яруса был осевой тоннель, протянувшийся аж на несколько километров от основания мыса до подошвы утеса далеко на северо-западе в лесу. Там был устроен запасной аварийный выход. Тщательно замаскированный и хорошо укрепленный. На всякий случай. Сообщение по тоннелю осуществлялось дрезинами по нормальным железнодорожным рельсам (Ну то есть на что-то типа метро Витьке согласиться все пришлось). На протяжении тоннеля в многочисленных его ответвлениях размещены были всевозможные технические службы, склады и мастерские, могущие понадобиться в случае автономного существования. Посередине тоннеля, под прямым углом, его пересекал еще один — такой же, но более короткий — протянувшийся от одного края утеса до другого — то есть от берега Большой Реки до реки Малой. Где тоже было устроено по замаскированному выходу. Тоже на всякий случай. Помимо этих тоннелей было пробито еще два — связанные с основными лишь техническими переходами — и представлявшими собой на самом деле каналы для пропуска воды к погружным гидротурбинам — основному средству электроснабжения базы. Как можно было догадаться — тоннели питались водой от Большой и Малой рек соответственно и взаимно дублировали друг друга.

А выше этого, не боясь сказать грандиозного (спрашивается — сам-то Витька избавился ли от вируса гигантомании?) "технического" комплекса, уже непосредственно в теле самого утеса, пробили несколько взаимно связанных между собой штолен, оборудовав там вполне стандартные жилые боксы — как на кораблях или в гостиницах. Ну или еще где — тут уж кому как захотелось, никаких материальных ограничений, понятно, для оформления апартаментов не существовало... Но все равно для выполнения всех работ потребовалось больше месяца. А жить где-то ж было надо?... Ну вот, пришлось наскоро "выкопать" небольшое такое подземелье "коридорного типа класса "общага" как было сказано в одной книжке неподалеку от ограды Форта и там поселиться. За неимением...

Правда при этом возникла было — или чуть не возникла? — проблема... Даже Проблема: с собаками. Как-то никого особо не восхитила перспектива встретиться с этими зверями непосредственно нос к носу. А просто перестрелять — натурально рука не поднималась — в чем животные-то виноваты? Было высказано даже предложение перебросить всю стаю внепространственно куда-нибудь на другой конец материка — а то и вовсе на одну из Австралий! — так сказать от греха подальше. Но никто не мог предложить надежного способа всех собак изловить... Долго спорили. В итоге, так ни к чему и не придя, решили разойтись и подумать до завтра. И только после этого к Кострову подошел как-то странно помалкивавший все время Игорь Тарасов и попросил поговорить с ним и Гориным. Кирилл удивился, но отказываться не стал, естественно

И вот что выяснилось...

Игорь, оказывается, хотел предложить наладить с собаками контакт. Сам он, будучи, оказывается, завзятым собачником, с этими животными общаться всегда умел и любил и не сомневался что и со встреченными подружится. Единственное, чего он хотел — сохранить всю затею в тайне от жены. Чтобы ее не волновать. А Горин, естественно, требовался, чтобы обеспечить регулярный доступ вне всем известного трафика к развалинам для проведения экспериментов...

Костров с Гориным — надо отдать обоим должное — сперва основательно призадумались над подобной идеей. Вполне закономерно сомневаясь. Но Игорь так уверенно настаивал на своем, что в конце концов убедил Инженера с Координатором провести показательный опыт — открыть "окно" к собакам и поговорить с ними. Что в принципе было не настолько и сложно. А уж по результату опыта и строить дальнейшие планы...

В общем — прав оказался именно Тарасов: собаки не только не проявили никакой враждебности к открывшейся дыре в пространстве — видимо как-то оно у них ассоциировалось с положительными моментами еще от предыдущих хозяев Форта — но и весьма благосклонно выслушали обращенную к ним речь (Ну какая речь — разговор "А кто у нас тут такие большие?.. А кто у нас тут такие сильные?.. Ну как в таких случаях любой бы заговорил...) и не менее благосклонно приняли в качестве угощения содержимое баонк с тушонкой... Так что всего лишь примерно через час Игорь без особых проблем шагнул из окна на почву Таорэры и общался уже с собаками чуть ли не напрямую. с трудом его оттуда покрывшиеся потом от напряжения Костров с Гориным вызвали обратно.

— Ну вот, а вы боялись! — укорил их Тарасов, имея на лице такое блаженное выражение, что приятели просто не смогли бросить ему ни единого упрека. Так как понятно стало — человек действительно может с собаками договориться!.. Ну и с тех пор ежеденевно контакт продолжался, с каждым днем все более расширяясь Тем более, похоже было, что собачки таки были не совсем обычными... То ли слишком умными то ли еще как... Во всяком случае просто никакой абсолютно враждебности они к появившимся пришельцам не проявили. Так что уже через неделю выйти наружу отважился Костров. А еще через несколько дней Горин. А Тарасов и вовсе одного из матерых кобелей зазвал через окно на луну... (Что интересно — собак отнесся к изменившейся силе тяжести вполне профессионально: не стал устраивать истерик, а удвоил осторожность. И предпочел не столько ходить, сколько больше сидеть или лежать. А то и вовсе "ездить" на руках у Тарасова, к которому, похоже, испытывал абсолютное доверие

В общем — проблема была решена. Только Людмила некоторое время дулах на мужа. Но поскольку никаких вредных последствий происшествие не имело — то постепенно все нормализовалось...

18.0

Идея Казакова восстановить форт поначалу была воспринята как признак легкого помешательства. Ну сами посудите: можно ли воссоздать вычурный боярский терем из фактически кучи дров? Дубликатор тут ничем не поможет. А строить заново — так никому не известен первоначальный план дома. Как восстановишь? Единственное, что помешало коллективной общественности принять окончательный диагноз — это разъяснение "главного специалиста по Таорэре", что он предлагает восстановить планировку дома археологическими методами: разобрав развалины. А на резонный вопрос "А сколько это времени займет?" последовал не менее резонный ответ "А мы куда-то торопимся?"

Но даже законченный фантазер Казаков не мог представить, каков окажется результат...

Для выполнения задуманного в качестве рабсилы решили привлечь квангов. Михаил переговорил с Сехметом. Тот выразил полную готовность помочь "лучшим в мире странствующим рыцарям". И буквально на следующий день привез на развалины какого-то старичка в стандартной кванговской спецовке черного цвета. Шахтера, то есть. Старичок был явно весьма почтенного возраста, о чем говорила его совершенно субтильная внешность, но исключительно бодрого поведения.

Практически чуть не всю оставшуюся часть дня, до самого вечера, он лазил по груде бревен, в которую превратился терем, ощупывал все доступные бревна руками, затем принялся изучать прилегающую территорию, самым тщательным образом осмотрев боксы с техникой и склады с припасами, а так же уцелевшую сосновую рощу и окружающую кромку обрыва. После чего, отдуваясь, сообщил Казакову, что готов разместить в имеющихся строениях две тысячи работников, гарантирует восстановление постройки за месяц при наличии снабжения стройматериалами и регулярным питанием и интересуется, когда уважаемые амбинантасиндрану смогут (и смогут ли) это обеспечить? Казаков честно ответил "Да хоть завтра!", старичок покивал и отбыл с Сехметом тем же способом, что и прибыл — то есть на дирижабле.

И натурально на следующий день квангианский флот произвел налет на Мыс Первых (?) — десять дирижаблей высадили сотню человек. Передовой десант стройотряда во главе с самим давешним старичком. Оказавшимся, как выяснилось, самым главным имперским распорядителем строительных работ. С характерным квангианским сорокасложным именем из которого землянам традиционно удалось воспринять только одно слово "Индринда" (Которое, как потом опять же выяснилось, означало не имя, а как бы звание, вроде "очень заслужено уважаемый") против чего старичок, подумав, не стал возражать, хотя и крутил головой и вздыхал тяжко, явно не одобряя такое искажение. Но главное, разумеется, оказалось не в этом.

Едва разместившись — и не в гаражных боксах, разумеется, а в нормальной казарме, которую Казаков с помощью Горина и какой-то матери материализовал у забора форта за полчаса (Чем явно произвел на Индринду определенное впечатление) — старичок, в котором, казалось, функционирует не иначе как вечный двигатель (а так же вечный бегатель и вечный прыгатель — как пелось в одной старой детской советской песенке), до того он был неутомим, разразился серией непонятных команд и его строительная рота (чему количество работников вполне соответствовало) дружно и слаженно кинулась что-то делать на территории двора... Что именно — Казаков за неимением Сехмета, улетевшего сразу же после выгрузки, спросить не мог, потому ему пришлось догадываться о смысле работ по ходу дела... Как выяснилось — кванги произвели разметку плаца согласно своих каких-то задумок. Но к этому моменту прибыла вторая партия — еще двести человек, а Сехмет сказал, что рассчитывает до вечера перебросить еще столько же — и Казаков понял, что насчет двух тысяч дедушка не шутил. Так что пришлось ему отвлечься от наблюдения за ходом работ и заняться созданием поселка для рабочих. Со всей необходимой инфраструктурой. А когда он освободился — то разметка плаца была уже закончена и кванги вовсю таскали на отдельные площадки обломки из кучи, бывшей когда-то теремом.

Всполошившись, Мишка кинулся к не успевшему улететь Сехмету с естественным вопросом "Чего происходит?!" На что получил удивленный взгляд и не менее удивленный ответ "Так ты ж сам этого хотел?" В процессе дальнейшего уточнения о чем речь, выяснилось что старичок не просто какой-то там Главноуправляющий, а главноуправляющий аварийных шахтных инженеров. Чего с первого раза Мишка не понял. Основным занятием каковых инженеров и является как раз максимально полное восстановление разрушенных конструкций после аварий в шахтах. И никого лучше этих специалистов в обозримом космосе нет. В общем — Индринда вроде бы как лучше любого человека знал что и как надо делать. А другу Михаилу не надо беспокоиться, а надо обеспечить дедушку всем что попросит для работы — как обещал.

И дальше — в течение месяца — уже не только Казаков, но и вся остальная компания со всё нарастающим изумлением наблюдала, как квангианские строители совершают что-то, что в человеческих терминах можно было бы, наверное, назвать культурно-техническм подвигом. Ну а как еще охарактеризовать уровень квалификации людей, взявшихся — и сумевших! — восстановить из кучи обломков полный функциональный вид инопланетного сооружения? Не имея о нем изначально абсолютно никакого понятия...

Сперва, точно какие-нибудь натуральные муравьи, подчиненные дедушки Индринды буквально растащили остатки терема по бревнышку. Причем не просто растащили, а аккуратнейше пометили каждое (включая обломки) и разложили согласно той размеченной по двору схеме. Причем раскладка эта касалась самых мельчайших деталей — вплоть до изоляторов внутренней электропроводки и найденных под обломками вещей и предметов мебели. Все было строжайше отсортировано и явно заприходовано — хотя ни единого листка с записями никто не видел (На понятный вопрос "А почему ничего не записывается?" успевший к тому времени уже научиться достаточно по-русски (вот совершенно неугомонный дед!) Индринда, ласково улыбаясь, постучал себя пальцем по голове. Чем вызвал у слушателей не менее чем минутное тягостное молчание, вызванное осознанием собственной неполноценности перед каким-то дикарем из эпохи паро-панка... Похоже, Индринде произведенное впечатление понравилось. Впрочем, умение пришельцев делать любые вещи "из ничего" и преодолевать любые же пространства за мгновение тоже впечатлили старого инженера в достаточной степени. Во всяком случае с Гориным он разговаривал исключительно с почтительными интонациями...)

А затем кванги принялись собирать разобранные детали заново. Подгоняя их точно по тем местам, где они были с такой дотошность, какая могла быть присуща разве что музейным реставраторам. Только если элемент или деталь были уничтожены совсем — тогда реконструкторы делали им замену. Стараясь при этом использовать те же материалы, что были ранее (Обращаясь в этом случае, разумеется, к Казакову, который включал дубликатор и выдавал столько — и такого — расходника, какого было надо). Причем технологиями во многих случаях пользовались своими, на земные мало похожие, а то непохожие вовсе. Например вместо топора часто применялась пила — хотя детали (оконные рамы, дверные косяки, столярные изделия) в итоге ничем не отличались от тесанных. А в некоторых случаях и вовсе некий комбинированный метод из ручной дрели, долота и напильника — жуткой канительности процесс, но дававший изумительный результат. А в некоторых случаях и вовсе нечто на взгляд землян несуразное: например разбитые чашки из кухонного шкафа квангианские мастера восстановили — ну, осколки которых удалось собрать полностью — не склеив а сшив фарфоровые части какими-то кореньями (!), причем герметичность восстановленной посуды оказалась стопроцентной!

И таким способом за месяц действительно буквально слепили разрушенный терем практически в том виде в каком он был до разрушения — в это, казалось, невозможно было поверить, но все — от бревенчатых стен, резных балясин снаружи, стеклянной веранды на гульбище до голландских печей (!) внутри и всей — поголовно! — внутренней обстановки (ну, тут, правда, стопроцентного восстановления, конечно, добиться не удалось, но процентов восемьдесят было наверняка — в качестве примера взять те же сшитые из осколков кружки, их ведь кванги отремонтировали совершенно самостоятельно, предъявив землянам уже в конце выполнения работ в качестве результата... ) Даже книги и листы с записями и рисунками — ну насколько они не были уничтожены пребыванием на открытом воздухе за прошедшие годы — были точнейшим образом собраны, рассортированы, просушены и отчищены и водворены на то место, которое и занимали (и практически почти нигде кванги не ошиблись — разве что чуть-чуть бумаг Новикова Шульгина и Воронцова перемешались между собой. Но и то чуть-чуть — ну более точно еще предстояло выяснить...) В общем, глядя снаружи, никто бы не сказал, что дом пережил что-то серьезнее легкого ремонта.

Внутри — да, там было сложней — все же придать первоначальный облик изгвазданной ткани и полировке не так просто, но и тут кванги постарались не ударить в грязь лицом — все было отчищено и отдраено максимально, даже шторы висели на окнах и даже известная шкура суперкота была разложена в холле у камина. И часы — переделанные, видимо, еще кем-то из первого состава колонистов на двадцать девять часов с четвертью — отмытые, отчищенные и заново запущенные! — равномерно тикали на каминной полке, склеенной из нескольких обломков с такой тщательностью, что заметить это было невозможно. Только время кванги, с земными часами незнакомые, выставили произвольно — ну так в этом к ним претензии предъявлять было не за что...

Но всё же окончательно убедиться в поистине волшебных способностях таорэрской аварийной службы земляне смогли только после того, как опробовали в действии баню — оказавшуюся полностью работоспособной, несмотря на то, что гравитационный удар аггрианского бронехода сломал ее в свое время как спичечную. Как и всю остальную конструкцию, кванги разобрали ее буквально по щепочке, каждый обломок измерили, добавили недостающее и собрали всё заново — как будто так и было...

21-07-2020 06:32:22

(Да, Славина поменял на Кондратьева — черт его знает, кажется так более подходит. Ну — там видно будет...)

Итак...

Чисто черновой набросок (номер один

)

........

Октябрь 1941 года встретил Кондратьева неожиданно с детства знакомыми запахами острого паровозного дыма, угольной пыли и застоялой "вагонной" смазки... Дед по материнской линии жил на крупной узловой станции ив шестидесятые Сережка часто с родителями ездил туда летом. Ездили, понятное дело, на электричке. Но на станции еще сохранились в полной исправности водокачка для заправки паровозов и куча угля с краном-грейфером — мимо них каждый раз приходилось идти с перрона на улицу где стоял дом деда — да и с самой станции регулярно, раз в неделю, ходил "старый", движимый паровозом, поезд по отдельной неэлектрифицированной ветке в ближайший райцентр. Как-то раз Сережке даже довелось на этом поезде прокатиться, когда вся семья ездила в гости к проживавшим в райцентре родственникам. Там Кондратьев и увидел впервые и вообще в единственный раз, живьем те еще "довоенные, вагоны — с трубчатыми рамами, утопленными в ниши входными дверьми и торчащими нелепо лестничными ступеньками. Ну и с непривычными узкими окошками в которых рамы поднимались и опускались целиком, скользя куда-то внутрь вагонной стенки... Рамы в тех вагонах были двойные — видимо на никому не хотелось возиться со сниманием лишних на лето, частично полуоткрытые и заклиненные и потому тот самый паровозный дым за время поездки свободно проникавший внутрь вагона, хорошо мальчишке запомнился.

И вот сейчас это воспоминание резко всплыло в памяти...

Правда, тут и сейчас никаких "довоенных" вагонов не было. Была обычная теплушка. Ничем особо не отличающаяся от всех последующих товарных вагонов. "Сорок человечков, восемь лошадей". Сдвижная дверь посередине, перекрытая доской — как бы поручнем чтоб не вывалиться, окошки по два в каждом конце вагона, под потолком с одной и другой стороны... Деревянные нары в три ряда, засыпанные сеном для пассажиров. И чугунная буржуйка напротив двери, с дневальным рядом. Ведро с углем стояло у дежурного под рукой. Буржуйка была однозначно необходима. Поскольку температура твердо держалась в районе нуля и того и гляди грозила опуститься ниже. Не май месяц, как через сорок лет принято было говорить в полку у Кондратьева. А может и сейчас где-то тоже так шутят. Почему бы нет? Солдатская служба не в двадцатом веке началась...

Воинский эшелон шел в Москву.

Ну и подсадил на него комендант вокзала станции Пермь-вторая (Блин... А станция-то тогда так называлась или "Молотов" Вот же черт, как налетел) немолодого интенданта третьего ранга, недавно призванного из запаса и следующего к месту будущей службы. Интендант был практически штатским человеком, форма на нем сидела как то седло на корове, вел он себя как натуральный новобранец, сам это хорошо понимал и держался соответственно. Регулярно поправляя на носу круглые очки в металлической оправе — Сергей вполне сознательно выбрал эту деталь для маскировки — ну кто заподозрит близорукого неловкого интенданта, не знающего толком, как себя вести и как себя держать... Зато очки были не совсем простые — вставленные в оправу стеклышки служили неким индикатором, призванным помочь найти нужную точку там, куда он должен был добраться в конце этого своего путешествия...

А пока что смешные очечки эти — "очки-велосипед", как назвал их Маяковский — хорошо помогали вести разговоры с попутчиками-аборигенами, обитателями приютившей Сергея теплушки. Теплушка, впрочем, громко именовалась "командирским вагоном" и контингент в ней ехавший, вполне соответствовал шпале на петлицах у Кондратьева — такие же капитаны и лейтенанты с их производными в интендантов и воентехников — так что общество было как бы даже привилегированным... Только в текущий период даже и на привилегированное общество зачастую не хватало классных вагонов, уж очень большой объем перевозок осуществлялся — Сергей знал, зачем, остальные же просто догадывались — и офицеров без особых сантиментов грузили в такие же теплушки, что и солдат. Иногда и генералов. Фронт ждать не станет, пока вам купейные пульманы подгонят!.. Вот с таким контингентом и помогали Кондратьеву общаться очки: можно было их все время снимать, протирать специальным кусочком фланели, надевать обратно на нос, потом опять снимать и повторять все манипуляции... Ну и дополнительно сдабривать речь по рецепту Штирлица "социальными звуками". Вполне достаточно, чтобы изображать из себя провинциального интеллигента из отдаленнейшего охотсовхоза в верховьях реки Камы, где "Основной транспорт у нас — самолет да катер с баржей в полноводье, в остальное время — пешком ходи, так как даже и на лошади ездить некуда — лес глухой кругом!.." Ничего особенного в таком описании не было — подобные места в неизменности сохранились с дореволюционных времен до двадцать первого века, нечувствительно пережив советскую власть и, похоже, и впредь меняться не собираются. Но народ там живет совсем неглупый и если какое государственное дело есть — так и вполне образованный... А в какие-то более тонкие подробности Сергей углубляться не собирался — не с приятелями болтает, со случайными попутчиками едет. Тем более и сами-то попутчики не особо откровенничали откуда они и куда. Хотя по кое-каким фразам было понятно, что едет эшелон с Востока (С Дальнего, хотя попутчики об этом и не кричали), едут они не первую неделю и езда эта всем смертельно надоела. И новенький пассажир являл для всех объект повышенного интереса. Вот на то очки и сгодились.

Ехали, кстати, действительно не сказать чтоб курьерской скоростью. Во всяком случае с будущими поездами было не сравнить. Да и с довоенными... Курьерский "Москва-Владивосток" (будущий "Россия") пробегал тогда всю дистанцию за две недели в один конец и это считалось быстро. Грузовые так не могли. Просто физически. А воинский эшелон — тот же грузовой, при всем желании такое количество вагонов до курьерской скорости не разгонишь. Тем более сейчас... Сейчас — потому что поезда теперь шли чуть ли не впритык. Хорошо если с километр друг за другом. Это и по встречным эшелонам видно было — насколько часто они попадались. Тут уж поневоле не разгонишься — чтоб в хвост переднему не въехать. И при всем при этом поезда не ползли кое-как а шли со вполне приличной скоростью. Сначала Сергея это удивило. Но затем он заметил что вдоль всего пути практически через каждый километр стоят посты... Не то регулировщиков не то сигнальщиков — во всяком случае какие-то сигналы они точно подавали. А уж путем нехитрых опросов удалось понять, что по всей магистрали установлен такой вот живой коридор, своеобразная линия семафоров, наподобие забытых нынче башен телеграфа братьев Шапп (кто читал "Графа Монте-Кристо" тот должен помнить описание визита графа на промежуточную станцию такого семафора, когда он устраивал каверзу для банкира Данглара). Которые, располагаясь в пределах видимости друг от друга, могли оперативно передавать информацию о том свободен ли путь — так сказать онлайн, в режиме реального времени. И это работало — поезда шли практически без остановок.

Другое дело, что никакие ухищрения не могли разогнать состав до скорости бОльшей, чем позволяла мощность локомотива. А перегруженность магистрали заставляла тормозить поневоле в сравнении с довоенными графиками движения: если до войны поезд — пассажирский — шел от Перми до Москвы несколько больше тридцати часов, то сейчас на дорогу затратили больше двух суток. Основные задержки были после Ярославля — немецкие налеты вынуждали останавливаться даже если немцы и не бомбили — откуда железнодорожникам было знать, чего фашисты летят? Вот и тормозили довольно часто. Приходилось ждать. Иногда и в самом деле доносились взрывы, видно было зарево — налеты немцев происходили, естественно, ночами — кое-где, проезжая, пассажиры "командирской теплушки" видели следы взрывов и пожаров на станциях и возле дороги. Затемнение, начавшееся после Ярославля, если и помогало, то определить величину этой помощи было затруднительно. Но во-всяком случае ночных огней из поезда видно не было. А появившаяся в воздухе снежная крупа очень выразительно принялась дополнять пейзаж, быстро заметая пожухлую осеннюю траву, как будто не двадцатый век окрест,а какой-нибудь тринадцатый, во времена нашествия Батыя...

В Москву приехали поздно вечером. Практически ночью. Встали где-то на маневровых путях Трех Вокзалов (даже и непонятно было — какого из трех именно). И даже не начали разгружаться (да без платформы это было и невозможно) Никто ничего не знал. По слухам, командир отправился в штаб обороны за распоряжениями. Эшелон стоял в полном мраке — всвязи с затемнением — и сам соблюдал режим полной светомаскировки. В вагонах завесили все окна и щели, закрыли двери, до минимума убавили освещение. В теплушке, где ехал Кондратьев и вовсе оставили одну только печку — в щели поддувала и дверцы пробивались красные блики раскаленных углей и этого, в принципе, было достаточно для ориентировки, когда приглядишься...

— И чего, спрашивается, торопились? — сказал в темноте кто-то. Ему никто не ответил, но тон этого молчания совершенно экстрасенсорно получился солидарным. Ведь и в самом деле — стремились, переживали за Москву, торопили время, а приехали — как и не нужны никому...

У Кондратьева же возникли свои заботы. Во-первых — уже наступил комендантский час. А ночного пропуска у него, естественно, не было. Да и смысл какой был в том, чтоб идти куда-то ночью в середине октября сорок первого? Скоро вообще то самое шестнадцатое подкатит... К тому же он банально просто не знал — в какую сторону тут надо выбираться, из этого лабиринта путей, заставленных бесконечными эшелонами, гружеными неведомо чем (Может статься, такими же как они, "сибирскими дивизиями" Ничего же неизвестно) В итоге, подумав, Сергей решил не искать от добра добра, а ночевать в эшелоне. А в город отправляться уже завтра — когда рассветет...

Реальность рассудила несколько иначе...

Нет, относительно "отправиться в город утром" — все оказалось правильно. Вот насчет "ночевать в эшелоне" вышло не столь благостно...

Сперва начался налет. Завыли сирены воздушной тревоги, загудели паровозы, небо расчертили лучи прожекторов, а взрывы бомб и грохот зениток полностью отбили всякое желание спать. В эшелоне вообще, презрев свою же давешнюю сверхосторожность в светомаскировке, пооткрывали двери и всем личным составом принялись пялиться на возникшее световое шоу, дополненное разгорающимися где-то пожарами... Понять людей было можно — до сего момента, по дороге, они видели только последствия бомбежек. Сами же под них не попадали (Ну насколько происходящее можно было считать попаданием под бомбежку. Но будем снисходительны к людям еще не побывавшим на войне как таковой (кое-кто бывал, конечно, на том же Халхин-Голе, но все же из общего числа таких было немного)) И вот — такое зрелище!.. Ну не спать же было в данной ситуации... Кондратьев толпился у двери вместе со всеми, курил, выходя наружу, снова возвращался. Немцы бомбили довольно вяло. (Ну никак это не сравнить было с теми же ковровыми бомбежками, которые устраивали в конце войны англо-американцы. Не Гамбург и не Дрезден. И уж тем более не Токио. Даже в самых первых, самых массовых налетах, у немцев было порядка 200 бомбардировщиков. А в дальнейшем не было и по сотне. Добавить к этому, что ПВО Москвы на тот момент было сильнейшим в мире превосходя ПВО Лондона и Берлина и вялость немецких бомбежек станет вполне объяснимой. Ну и главное конечно — несколько десятков — да даже и пара сотен самолетов — это не тысячная армада "летающих крепостей" конца войны (автор в курсе, что цифры и обстоятельства были несколько другими. Но порядок значения соответствует) Как говорится — "размер имеет значение!") Больше шуму и светоэффектов создавали сами зенитчики, буквально нашпиговывая небо снарядами. Кондратьеву даже стало казаться, что осколки сыплются с неба на крыши стоящих эшелонов (Потом оказалось, что не казалось). Продолжалось это все довольно долго. И ничего понять было нельзя. Но через пару-тройку часов все же суматоха пошла на убыль. И только было Сергей собрался все-таки на боковую, как абсолютно внезапно прозвучала команда "По вагонам! Приготовиться к движению!" А весь эшелон слитно грянул буферами, показывая, что к поезду прицепили паровоз. И не только прицепили, как вскоре выяснилось, а и действительно, куда-то двинулись. Причем явно не на соседний путь... А сообщить Кондратьеву, что происходит, никто не мог... Потому что никто и не знал!

В иоге Кондратьев, подхватив свой вещьмешок, натурально выпрыгнул из вагона фактически уже где-то у выходных стрелок. А эшелон явно пошел куда-то прочь из Москвы. Видимо командир в штабе получил таки приказ о дальнейших действиях, сообразил Сергей. Но лично для него это ситуацию никак не меняло. Пришлось добираться до вокзала. Это, кстати, оказалось не так уж и сложно. Немного проплутав по пристанционной местности, Кондратьев набрел на патруль не то ВОХР не то истребительного отряда и честно им сказал, что едва успел спрыгнуть с поезда и теперь ищет вокзал. Шпиона в нем никто не заподозрил (Впрочем, заподозрили бы — так все одно на вокзал бы и отвели. На тот момент еще не было распоряжения стрелять паникеров и диверсантов на месте в случае чего) и люди — вполне ординарные москвичи, не в форме даже, а в обычной гражданской одежде, довольно внятно объяснили, какиой дорогой лучше пройти...

Ярославский вокзал десятых числе октября 1941го оставил у Кондратьева несколько неопределенные впечатления... Кстати — как выяснилось! — этот вокзал сейчас называется вовсе даже не Ярославским. А Северным! Кондратьеву об этом еще патруль сказал (Ну вот ты жизнь шпионская — сам не знаешь, на чем погореть можешь!.. Причем именно вот так вот: за всю дорогу в поезде ни разу не всплыло, а тут вот — сразу же буквально с первых шагов!..) Хотя, как ни странно — патруль на этот исторический ляп пожилого интенданта второго ранга внимания не обратил. Точнее, обратил, но в чисто бытовом ракурсе: сами патрульные были пожилыми людьми и к словам приезжего отнеслись с пониманием: "Давно вы в Москве не были, видать!.." Ну и слово за слово — разобрались... Не зря ж Кондратьев выбрал себе роль счетовода из приполярного охотхозяйства, расположенного в самой глуши... На такой вот примерно случай — "Ну, у нас там, наверное и то что Санкт-Петербург в Ленинград переименовали, не все знают. А уж что вокзал какой-то... Пусть даже и сменили ему название в начале двадцатых — кому в наших дребенях про то знать?"

А во-вторых — Кондратьев вокзал попросту не узнал, подходя к нему со стороны перронов. Что и неудивительно, если подумать — несколько послевоенных реконструкций изменили облик вокзала разительно. Только фасад более или менее и сохранился. Что может показаться забавным — так и для человека, не бывавшего в Москве лет двадцать — каковым по легенде, напомним, был Кондратьев — вид вокзала тоже должен был показаться непривычным — но уже из-за прошедших реконструкций... В общем, Кондратьев лишний раз похвалил себя что выбрал для командировки облик такого вот рассеянного интеллигента... Ну у кого он может вызвать подозрения? И в чем? В том что случайно может за что-нибудь запнуться? Ну, в общеминтендант в плохо сидящей новенькой форме, круглых очечках, недоуменно озирающийся у входа в вестибюль — ни у кого никаких подозрений и не вызвал...

Даже патруль, бдительно подошедший к явившемуся неизвестно откуда посреди ночи субъекту, сделал это явно по причине соблюдения штатных обязанностей, нежели по каким-то другим причинам. Во всяком случае после проверки документов Кондратьеву было разрешено разместиться в зале ожидания до тех пор, пока поутру не закончится комендантский час. Сергей поблагодарил хмурых комендачей, демонстративно несуразно откозырял и отправился устраиваться где найдется место.

Вот с местом — да, как по большей части на вокзалах и бывает, дело обстояло не шибко благостно. Тем более учитывая текущий момент: зал был забит. Собственно, весь вокзал был забит. Причем непонятно кем. Тут были и гражданские — причем явно не москвичи, видимо транзитные беженцы, в основном непризывной контингент — женщины, дети и люди пожилого возраста. Но были и военные. Причем как одиночки, так и разного размера организованные группы — в одном углу расположился и вовсе натуральный пехотный взвод — никак не меньше — со всем положенным вооружением, включая пулеметы, под командой младшего лейтенанта. Что это было за подразделение, откуда и куда ехало и почему тут устроилось на ночь, можно было только гадать...

И все это в натуральном цвете, гуле вокзальных звуков и соотвествующих запахов вызывало стойкое ощущение, что Кондратьев участвует в какой-то киношной массовке. Или в акции реконструкторов, приуроченной к очередной памятной даже ВОВ. Только с некоторым усилием ему приходилось заставлять себя не расслабляться и не забывать — где он и кто он...

Но пожалуй больше всего его озадачивало поведение людей... Ну все же помнят про "панику 16 октября"? А тут осталось буквально совсем ничего... Люди должны бы как-то выглядеть предчувствующими... Или готовыми... Но ничего такого Кондратьев, как ни вглядывался, на лицах не видел. Были — по большей части — озабоченные (понятно по какой причине). Было много расстроенных среди гражданских — что пожалуй характерно, среди пожилых. Даже дети вели себя исключительно тихо (вот это, по размышлению, могло броситься в глаза по сравнениию с другим временем, но не бросалось на общем фоне). Но никаких панических проявлений не замечалось. Хотя все отлично знали — благодаря сводкам Совинформбюро, печатавшимся во всех газетах (Вот и сейчас самые свежие — вчерашние — выпуски, висели на настенных стендах, каждый мог подойти и прочитать (Кондратьев как приезжий не преминул — в поезде свежих газет еще не было))), что немцы продвигаются к Москве практически безостановочно, хотя и медленно и что с каждым днем линия фронта все ближе и ближе, не смотря на наше упорное сопротивление, и всем было понятно, что дела идут крайне неважно.

Кондратьев, отправляясь сюда — в 41-й год — вполне сознательно специально не стал изучать обстановку на фронте. Зачем? Общий ход исторических событий он и так знал, воевать на подступах к Москве задачи не имел, а ходить среди местных жителей, зная якобы больше их — для чего? Куда естественней, что интендант второго ранга Кондратьев как и все — знает не больше чем сообщают сводки. Уж во всяком случае не проговоришься случайно...

— Товарищ военный! Товарищ... — только подергивание за рукав заставило Кондратьева понять, что обращаются к нему. Мало ли тут военных...

Но конкретно за рукав его дергал какой-то исключительно штатского вида гражданин: бежевое летнее пальто-пыльник, бежевая же, заметно мятая, шляпа, широченные — по нынешней моде — белые брюки... Гражданин сидел на двух чемоданах и с надеждой смотрел снизу вверх на Кондратьева

— Товарищ военный! — умоляюще обратился сиделец. — Вы не постережете мои вещи? Мне очень надо отойти, а бросить их без присмотра я не могу... Вы не спешите никуда?

— Не спешу, — подтвердил Кондратьев. — А что это у вас за нужда такая?..

Проситель сконфужено улыбнулся:

— Так в сортир, извините... А я, видите, один, из командировки возвращаюсь, оставить не на кого... Ну и, если хотите — можем с вами потом каждый на одном чемодане расположиться — вы же явно место ищете

— А, ну да, — Кондратьев мысленно обругал себя за глупость. — Идите, конечно, я покараулю...

— Вот спасибо! — командированный подхватился и стремительно засеменил проч, успев прокричать обнадеживающе: — Я сейчас, я быстро! Благодарю вас!

Ну вот и место нашлось, подумал Кондратьев, садясь на чемодан. Первые, можно, сказать, успехи, после десантирования, непосредственно на точке приземления: не уехал черт-те куда с эшелоном, а теперь есть на чем просидеть до утра — все не у стенки стоймя отираться... Правда, если подумать — то ситуация ему подвернулась странноватая. Особенно по меркам двадцать первого века. Какой-то неизвестный мужик попросил прохожего лоха покараулить чемоданы... А что в тех чемоданах? А если бомба? А мужик этот — который якобы командированный — на самом деле немецкий агент-диверсант? И чемоданы как рванут!.. Одно утешение: чего-то такого из истории не известно. Уж если бы на Трех вокзалах рвануло бы, так об том уж точно бы занесли в анналы. Так что наверняка мужик этот в летнем пальто и шляпе не по сезону (да и туфли у него — с парусиновым верхом — тоже были не по октябрьской погоде) и в самом деле какой-нибудь командировочный... Из мемуаров и прочей исторической литературы Кондратьев знал достаточно примеров таких персонажей на текущий период — некоторые вообще в те командировки еще до начала войны выехали... Ну и попали, соответственно... Вот, правда, чемоданы эти для командировочного странноватые, конечно. На первый взгляд... Чего он мог такого с собой в командировку таскать? Но тут уж Кондратьев по собственному опыту мог сказать, что по всякому бывает. Чего ему только ни приходилось возить в девяностые. Как раз в командировках... Так что и чемоданы не криминал... Разве что какой мелкой спекуляцией занимается человек попутно основной деятельности... Уж больно вид у него... Не в смысле одежды — хотя одет как типичный интеллигент по нынешнему времени. Литератор или инженер. Или актер там. Ну или как раз как блатной какой — Кондратьев хмыкнул: про эту особенность нынешнего дресс-кода он в свое время вычитал не без удивления. И даже сперва не поверил. Но потом нашел кое-какие подтверждения из разных источников... Хотя, конечно, какой из этого командированного блатной? Разве что "Лев Яковлевич Сопако — заготовитель!"* Тот вот точно почти так и выписан: осторожненький жулик... Но, во всяком случае, документы у него должны быть в порядке — наверняка ведь проверяли. Так что мое ли дело выяснять кто он и что он? Досидим до утра, а там, как в песне: "И поезд пошел своей дорогой, а каждый пошел своей!"

Владельца чемоданов (ну если он таки был их владельцем — насчет чего Кондратьев опять начал почти всерьез сомневаться) не было довольно долго. Но в итоге он все же появился. В своей не по сезону летней, мятой одежде, заметно небритый и с виноватой улыбочкой на пухлом лице и умоляющим взглядом. Ну натуральный интеллигент-эвакуант из какого-то военного фильма.

— Вы извините, — не успев еще усесться на чемодан, принялся оправдываться он. — Там очередь, пришлось ждать... Столько людей — ужас. Сердюков, Павел Нилыч, технолог, — представился он без всякого перехода. А когда Кондратьев назвал себя, тоже без перехода заговорил: — Ах, Сергей Иванович, что ж делается-то, а? Несчастье-то какое для стольких людей! Я из Ташкента еду, — поведал он, нисколько не борясь за секретность информации, — так везде на станциях одно и то же — эвакуированные, эвакуированные, едут и едут и едут!.. Когда ж оно остановится?..

По этим репликам типаж собеседника Кондратьев определил достаточно точно: любитель пообщаться в поезде. Не болтливый интеллигент, ни в коем случае! Но просто есть такая категория людей, которые, оказавшись в купе со случайными попутчиками — если, конечно, признают таких попутчиков примерно равными себе по социальному слою — не могут удержаться, чтобы не начать доверительно делиться собственными переживаниями от окружающего. Ну, бывает. Не самый худший вариант. В какой-то мере даже удобно: не скучно будет до утра сидеть. Причем самому много говорить не обязательно — собеседнику нужен слушатель. Так что достаточно всего лишь издавать, согласно заветам Штирлица "социальные звуки": междометия да мычания.

.........................

* Персонаж романа О. Сидельникова "Нокаут" о работе советской контрразведки в пятидесятые годы. Написан в манере "Золотого теленка" и "Двенадцати стульев". Пользовался определенным успехом. Ныне прочно забыт

23.12.2020.