Ариана. Трудный путь

людская власть на этой земле слабеет.

Потому-то и зажигали в эту ночь костры, потому-то и приносили из леса особое полено, которое целиком клали в очаг и ждали, пока оно прогорит. А потом сохраняли угольки от этого полена весь год, используя их для того, чтобы чертить самые верные, самые точные обережные круги и защиты.

Но в нашей семье был и свой семейный ритуал для самой длинной ночи. Разумеется, не были забыты и украшения — во дворе на ветках висели разноцветные фонарики. В доме всё было украшено золотыми шишками и зелеными и красными елочными гирляндами и дождем.

Да! В камине лежало то самое полено. Ждало своего часа.

Ужин готовили все вместе — каждый внес свою лепту — там были мясные и овощные блюда и хлеб. При этом обязательно в процессе готовки блюда перемешивались по тринадцать раз по часовой стрелке по старой традиции для естественного роста.

По всей гостиной, где должен был проходить праздничный ужин, были расставлены и зажжены зелёные и красные витые свечи. В центр стола была поставлена особая — алая свеча, а вокруг неё было положено по 9 орехов, изюминок, семечек подсолнечника и серебряных монет, чтобы символизировать дары земли, мелкие частицы земли и металлы земли.

Потом стали по очереди задувать все свечи в комнате, приговаривая:

— В темноте я нахожусь в лоне матери-земли, чьи дары окружают свечу Нового года, означающую цикл начала и конца, смерти и рождения, для всего есть время и сезон, уменьшение перед ростом, потери перед увеличением, недостаток перед изобилием.

В этот момент полной темноты предписывалось тщательно продумать, какого будущего ждёт каждый из участников, что именно мы хотим получить или сделать.

Потом отец произнёс:

— Свет возвращается и с ним жизнь. Солнце не умерло, лишь задремало и родится вновь с матерью-землей, как я зажигаю это пламя. — И при этих словах зажёг толстую алую свечу. И уже от неё вновь зажёг все остальные свечи поочерёдно, приговаривая:

— Свет от света, жизнь от жизни, пусть благосостояние наше растет.

Потом каждый съел по нескольку орехов, изюминок и семечек для роста благосостояния в жизни.

Матушка произнесла:

— Я беру силы от матери-земли в растущем свете солнца и верю в рост своего благосостояния.

Находясь в неверном свете свечей, любуясь искрами заветного полена в камине, каждый из присутствующих в комнате мечтал о чём-то о своём. Мы, как и наши предки, твердо верили, что вслед за зимой придет весна и солнце и тепло возвратятся.

И сытный праздничный ужин в кругу семьи только подчёркивал, что эти надежды не безосновательны.

.

Глава 14

Вообще, я после возвращения из Хогсмида стала много времени проводить в библиотеке — там было тепло и уютно. Что-что, а маги на тепле не экономили. Делала записи в своей "Книге Чар", перечитывала то, что было доступно мне по возрасту.

Однажды туда пришёл и Персиваль Дамблдор. Ещё ни разу мы не оставались с ним наедине после тех памятных событий ранней осенью. А тут мама с братиками и с Оливером отбыла на Диагон-Аллею за покупками для всех. Меня не взяли — мала мол. Да и холодно было.

На улице мела метель, в камине потрескивал жаркий огонь. Весело прыгала на угольках саламандра — это позволяло растянуть жар каждого поленца минимум в три раза. То есть можно было обходиться меньшим количеством дров. А у нас этой магической живности с лёгкой руки дяди Бэзила было достаточно — в каждом камине жила парочка.

Персиваль сел напротив меня, внимательно разглядывая, словно видел в первый раз. Я перестала писать, подняла на него вопрошающий взгляд. Но ждала, что он начнёт разговор первым.

— Ты сильно изменилась с того дня, — начал он. Голос его напрягся, он закашлялся. Я вскочила и быстро подала ему воды. Он выпил воды, отдышался. Продолжил:

— Ты много читаешь и учишь наизусть, много тренируешься.

Я усмехнулась:

— Приходится рано взрослеть, когда такое случается. Уходя за Грань — меняешь приоритеты. Особенно здесь многое меняется. — И я выразительно указала на свою голову.

— Я правильно понял? Тогда ты уберегла меня от Азкабана.

Я только кивнула. Он опять закашлялся в смущении. Потом резко вскинул голову и посмотрел мне в глаза.

— Что меня ожидало?

— Пожизненное. — Спокойно ответила я, не видя смысла что-то скрывать.

Помолчал, осмысливая. Снова спросил:

— И когда...?

— Через три года. Смерть наступила от непереносимости дементоров.

Снова молчание. Вскинул на меня глаза.

— Какие последствия для Арианы? — С волнением ожидал моего ответа.

— Сильное магическое истощение на тот момент. Как следствие — полное неумение справиться со стихийными магическими выбросами. А это сделало невозможность обучение девочки. Тем более, ни о каком раскрытии магических наследий не было и речи. Так и жила бы, медленно сгорая. — Он хотел что-то спросить, но я остановила его. — Пока весной перед выпуском Альбуса из Хогвартса один из таких выбросов не убил Кендру Дамблдор.

На Персиваля было страшно смотреть. А я продолжала:

— А три месяца спустя и сама Ариана погибла. Случайно. Она попала под смертельное проклятие, которое выпустил кто-то из трёх ссорившихся молодых людей: Альбус, Аберфорт и... Ещё один. Никто так и не узнал, кто из них сотворил тот зелёный луч. Хотя Альбус обвинял во всём себя. Не сразу. К старости. А на похоронах сестры братья сильно поссорились. И... — трагическая пауза. — Род Дамблдор прекратил своё существование.

— Почему прекратил? — Ухватился он за последние слова.

— Так ведь ни один из братьев не женился и не оставил Наследников. Клеймо "сыновья узника Азкабана" так просто в сторону не отмести. — Маг вцепился обеими руками себе в волосы и попытался выдрать клок. Хорошо, что не получилось. — Про Альбуса вообще к концу его жизни и сразу после смерти стали говорить, что он слишком любил маленьких мальчиков.

— Какой позор! — Застонал маг, пряча лицо в руках.

Я снова подошла к нему. Прикоснулась к руке. Заставила посмотреть на себя.

— Так было. — Он судорожно вздохнул. А я продолжила с нажимом:

— Так могло бы быть. — В его глазах появилось понимание.

— Я сделаю всё, чтобы ТАК не случилось. — И после паузы, с оттенком надежды в голосе. — Папа?

Несколько мгновений он смотрел на меня, потом судорожным движением схватил в объятия, крепко прижал к себе, простонав:

— Ариана, доченька! Как я мог...

А я вытирала его слёзы, обнимала за шею, лепетала всякую детскую глупость — заговаривала о подарках, которые я хотела бы подарить братикам на их дни рождения. Что надо узнать, когда день рождения и у кузена Оливера, чтобы и ему испечь праздничный пирог со свечами — он же теперь тоже член нашей семьи.

Так мы и вышли встречать маму и братиков — я на руках у отца, крепко обнимая его за шею.

И больше мы не возвращались к этой теме. Лишь иногда я всё же ловила на себе его изучающий взгляд. Но вскоре после этого обычно случались какие-то вещи, которые могли случиться только с маленькой — ну ладно, не такой уж и маленькой — с семилетней девочкой.

То я рыдала по поводу любимой куклы, которую Лесси куда-то утащила.

То я прыгала и визжала как все девчонки, когда мальчишки насовали нам в кармашки живых пауков.

То опять рыдала, когда неизвестно куда пропал мой любимый кролик, которого я сама кормила и ласкала, а потом с удовольствием уплетала ароматное жаркое, забывая все детские печали.

То с криками вцеплялась в волосы соседского мальчика, если мне казалось, что он обижает Аберфорта. И не позволяла в своём присутствии дурно отзываться о старшем братике, утверждая, что он у меня самый умный!

О да! Это были чудесные зимние каникулы. Немного, но снег был — удалось и горку освоить — на склоне одного из холмов, и на коньках покататься — главная площадь Годриковой Лощины была отдана для развлечений. Там стояла высоченная ель, тщательно наряженная в блёстки и игрушки. А у подножия этого чудесного дерева залили небольшой пятачок катка — рядом играл по вечерам оркестр. Можно было просто послушать приятные мелодии, а можно было — и покататься под них. Ну, или посидеть в сугробе, если ноги пока не слишком твёрдо освоили эти сверкающие полозья.

И что с того, что это было магловское развлечение? В нашей компании они тоже были. Мы же не хотели и не могли слишком выделяться. Просто с детства были приучены, что что-то можно делать при чужих, а что-то запрещено.

Пока Альбус был дома, я организовала ему знакомство со всеми девочками, которые уже запросто приходили к нам в гости. Сначала и он, до сих пор неизбалованный девичьим вниманием, дичился и шарахался от любой протянутой в его сторону руки. Но после нескольких совместных сражений в снежки — я стремилась поставить с ним в пару опытных бойцов. А уж они постарались насовать ему снега за шиворот. И после очередного купания в снегу при катании на коньках, он заметно оживился. И перестал избегать общества девочек. К тому же некоторые из них также стремились к знаниям, как и братик, поэтому они старались разговорить Альбуса на предмет обучения в Хогвартсе, его впечатлениях от первых месяцев учёбы, о профессорах.

И разумеется — о самом Хогвартсе. Тут и я с удовольствием слушала легенды о Школе Чародейства и Волшебства, которых в каждой семье найдётся множество — и все разные. Да вот собрать их — дело хлопотное, Я стала записывать и эти сказания.

Удалось заинтересовать этими рассказами и Оливера. Юный Двуликий тоже захотел попасть в Хогвартс. Хотя бы в роли почтальона. Так что после зимних каникул Альбус отправился в школу, держа на плече огромного чёрного ворона. Олли — так мы называли кузена в этой ипостаси — в Хогвартс-экспрессе только громко клацал клювом, если кто-то пытался приблизиться к Альбусу слишком близко.

Но уже в самой школе сменил гнев на милость. Он совершенно не желал сидеть в клетке, пока Альбус был на занятиях. Поэтому с боем выбил себе право сопровождать братца повсюду — на уроках и практических занятиях, в библиотеку и на прогулке.

Мог позволить погладить себя по иссиня-чёрным блестящим перьям — и тут же стащить кусок курицы у зазевавшегося подростка.

Он наотрез отказался жить в совятне с другими почтовыми птицами, но с удовольствием спал на шлемах рыцарских доспехов, которые встречались практически на каждом шагу. Мне он потом рассказывал, какого страху натерпелся однажды ночью, когда проснулся от громкого лязга. И вдруг понял, что эти доспехи куда-то двигаются. Сами. И никого из магов рядом нет. Пугался он недолго. Скоро все доспехи собрались где-то в подземелье. Их там осмотрел старый, но жилистый и крепкий маг, Смазал какой-то мазью все детали доспехов. Они стали двигаться с меньшим лязгом. Сам Олли в это время изображал роскошный чёрный плюмаж то на одном, то на другом шлеме.

Потом этот маг стал отдавать доспехам приказания, которые тут же выполнялись. Немного поразмыслив, Олли признал в этих командах обычную воинскую тренировку — только для вооружённых пеших рыцарей. Да вот отдавались эти команды на неизвестном кузену языке. К утру все доспехи вернулись на свои места.

А мне стало жутко любопытно — кто же это был?

Оливер клялся, что ни до этого момента, ни после той ночи — этого мага он в замке не встречал. А ведь он пользовался практически неограниченной свободой. Летал, где хотел, ел, что хотел, даже в библиотеке сидел на специальной подставке за плечом Альбуса и легонько пощипывал его ухо, если видел в книге что-то интересное для себя. Тогда Альбус делал копию. А уж потом эти копии Оливер принёс домой. Ему ведь нежелательно всё время находиться во второй форме. А то он так и не сможет найти ещё третью. Или даже четвёртую. Я надеюсь, что смогу ему помочь. Но мне надо больше узнать о Многоликих. Вот и изучаю.

После того, как Оливер рассказал о неизвестном языке, я вгрызлась еще и в изучение иностранных языков. Удивительно, но существовало зелье, облегчающее такую учёбу. Нет, приняв его, маг не начинал сразу изъясняться на языке Расина или Петрарки, Гёте или Пушкина. Нет, всего лишь обучение шло быстрее — запоминались слова и произношение, быстрее складывался лексический и грамматический навык. Даже письмо изучалось быстрее. И да — большую роль играло общение с человеком, хорошо знающим изучаемый язык.

Оливер знал испанский, как свой родной — так что проверял наши знания, полученные от матушки. А уж она в свою очередь училась у своей матушки. Французский — издавна был вторым родным языком в семье Дамблдор — мы никогда не забывали первого из рода — Бриана-Брайана.

Итальянский — как и французский с испанским — был похож на латынь, от которой собственно и происходили эти языки, но после обучения в Хогвартсе от латыни ещё многое оставалось в головах отца и матери, поэтому и итальянский язык прибавился в копилку иностранных языков.

Немецкий — с ним помогала соседка по Годриковой Лощине. Ещё не старая Батильда Бэгшот. Имея сестру и племянников в Австрии, она частенько наведывалась в гости к ним. А язык выучила просто для того, чтобы не задирали нос вверх перед ней её новые родственники. Обещала познакомить летом нашего Альбуса со своим внучатым племянником. Тот учился где-то на севере Европы в школе, которая называлась Дурмштранг.

Может, и Геллерт будет не так уж плох. Да и знания из той школы — лишними не будут. Поживём — увидим.

Центральная площадь зимой

http://i70.fastpic.ru/big/2015/0717/ca/6e1042e2d9b3f81a961cd023d6dce4ca.jpg

Зимние развлечения

http://i69.fastpic.ru/big/2015/0717/12/426ff365210a39d3e2401d77dfce1b12.jpg

http://i69.fastpic.ru/big/2015/0717/52/2f22f6bdc5ae934a6729c53b1009d052.jpg

http://i69.fastpic.ru/big/2015/0717/e0/76e8c8bc27104ef923a2938e7ef3f2e0.jpg

Глава 15.

Конечно, жизнь состояла не только из уроков. Мы много беседовали с матушкой, с отцом. Ему довелось поездить по свету, пока он зарабатывал деньги на свадьбу с матушкой, а она тем временем заканчивала своё обучение.

Да и потом Персиваль Брайан Дамблдор много странствовал. Об этих его странствиях нет-нет да напоминали огромные розовые и белоснежные, иногда даже голубоватые раковины далёких южных морей, лежащие теперь как пресс-папье на деловых бумагах в его кабинете. Отец на полном серьёзе сказал мне и Аберфорту, что с их помощью можно изучить язык русалок. И потом полчаса пытался увернуться от маминых проклятий, потому что Эйб поверил ему и поднёс одну из раковин к уху. И потом несколько часов тряс головой, пытаясь избавиться от тех бешеных звуков, что прилетели к нему из раковины. Хорошо, что мама перестала гоняться за папой и сварила для братика зелье, погрузившее его в особый оздоровительный сон. Наутро он уже и не вспоминал о страшных звуках. Но навсегда зарёкся иметь дело с русалками и прочими подводными жителями.

Напоминали и страшные маски африканских колдунов, грубо прорезанные в дереве или тщательно, до мельчайших подробностей вырезанные из слоновой кости. Теперь они хранились в тренировочном зале глубоко под землёй. Чтобы избежать малейшей возможности воздействия на нашу семью через них. Уж защита там стояла отменная!