Без Веры, Царя и Отечества

Что остаётся? Сиденье дома и капанье на нервы мне и папеньке. Приданого у неё, как легко догадаться — ноль! Неземной красоты тоже не наблюдается, всё тот же "родовой" набор костей, хрящей и углов, что и у меня, разве только несколько смягчённый женскими штучками.

С Ниной не всё так печально и трагично. Ей не грозит остаться на второй год, да и проблемы женихов не окопались в голове младшей сестры. С другой стороны — она в силу возраста не привыкла особенно сдерживаться, а я — тот самый никчемушный брат, который менее года назад позволял вытирать о себя ноги.

"Построить" их я могу, но вот хочу ли... Да и насчёт "могу" я, пожалуй, поторопился! Я, в некотором роде, "податель благ", но всё ж таки не содержу их полностью, и не являюсь законным опекуном.

Холодная война, временами перетекающая в горячую фазу, мне не нужна. Так что... следую примеру авторитарного и патриархального родителя, и стараюсь приходить домой ближе к ночи!

— Уроков я сегодня не даю, — бормочу вслух, — запереться в комнате с книгами...

Некоторое время я обдумываю эту идею, но после нескольких часов в библиотеке устали глаза, да и пожалуй — мозги. Это ж не просто листать и читать, но и анализировать!

— ... так что пожалуй, нет!

Пожав плечами, пошёл куда глаза глядят, а глядели они, как выяснилось, в сторону гимназии. Ну... логично! Обычный мой маршрут, это Сухаревка и Тургеневская библиотека на одноимённой площади. Ученики, так как-то само сложилось, всё больше в районе Мясницкой и Армянского переулка живут. А скажем, в Охотных рядах и Александровском саду я был месяца два назад, хотя и ноги носят, и деньги на трамвай имеются.

Купив у мороженщика пломбир, зажатый между двух вафельных кружочков, съел его тут же и пошёл вниз по Мясницкой, раскланиваясь по пути со знакомыми. Погода довольно-таки прохладная, но солнечная и почти безветренная, так что идти — одно удовольствие!

Проходя мимо аптеки Цукермана, поморщился, вспоминая конфуз. Я через некоторое время после того погрома наведался в аптеку по какой-то надобности, лелея надежду, что владелец аптеки вспомнит благородного русского мальчика и рассыплется в благодарностях. Но...

... нет. В глазах — ни тени узнавания, а несколько наводящих вопросов отчётливо дали понять, что почтенный аптекарь просто не помнит того дня! Я не думаю, что он лукавит, да и какой смысл? Сотрясения мозга, они порой и не так могут аукнуться...

Того мальчика, с ненавистью иудейской в глазах, в аптеке тоже не оказалось. Его, как выяснилось, осторожный дядя отослал из такой опасной Москвы на родину, в Одессу.

Досадно... Я, признаться, некоторым образом рассчитывал на Цукермана. Иудейская община Российской Империи далеко не однородна и не слишком дружна, но всё ж такие связи у них разветвлённые.

В хаосе революционного угара и последующей гражданской войны было бы не лишним иметь связи в этой среде, подразумевая прежде всего контрабандистов, а буде всё сложится совсем скверно — социалистов всех оттенков. Но... не сложилось.

На вековечную благодарность я, разумеется, и не рассчитывал! Но некий маячок "правильного гоя" в своё досье имел все шансы получить, а это, скажу я вам, совсем другое отношение! Жаль...

Думая о всяком разном, я шёл по Мясницкой, погружённый в свои депрессивные мысли. В голове заезженной пластинкой вертелась Гражданская, эмиграция и прочие радости человека, который уже один раз лишился всего.

Свернул во дворы, срезая дорогу к гимназии. Места, сто раз хоженые и перехоженные, знакомые до последнего сарайчика, до каждой дыры в заборе и деревца, на которое можно взобраться.

— ... держи-и! — услышал я запалённый крик и топот, а после на меня вылетел молодой взъерошенный парень в глубоко надвинутом картузе и с перекошенным лицом, толком не знающим бритвы.

Я машинально шарахнулся в сторону, прижимаясь к стене дома и освобождая проход, но и молодчик шарахнулся туда же, перекашивая лицо ещё сильней. Он чуть сбавил шаг, но продолжил бежать, сунув руку за пазуху.

Послышались трели дворницкого свистка, и мы с этим типусом ещё дважды станцевали вправо-влево...

... пока он не врезался в меня с револьвером в руках.

— С дороги, сукин сын! — прорычал он, с силой отталкивая меня в сторону и брызжа в лицо слюной. Для верности он саданул меня в бок кулаком и добавил слегка рукояткой револьвера по голове, сбив кепку.

... и он побежал далее, а я, подняв кепку, проводил глазами дворника, изо всех сил топочущего ногами и дующего в свисток.

— Убивец! Держи убивца! — багровея лицом, орал он, продолжая бежать и держа метлу, как винтовку в штыковой атаке, — Держи бомбиста!

На меня дворник не обратил внимания... да и ладно! Там, вдали, уже ржали испуганно лошади, кто-то стрелял и что-то взорвалось. А я...

... стало противно. Струсил! Отчаянно струсил, чуть не до мокрых порток!

Взрослый, тренированный... ну ладно! Ранее взрослый и тренированный, но ведь струсил! Сколько раз дрался на улицах раньше, и ведь не боялся особо.

— А с другой стороны, — пытаюсь утешить себя, отряхивая кепку и спеша в сторону ближайшей будочки во дворе, откуда меня не погонит бдительный дворник или не менее бдительные старухи, — с револьвером на меня ещё не набегали! С ножом — да, бывало... а с револьвером...

Вспоминая былое, я одновременно будто пытаюсь оправдаться, что нет, не трус (!), и расковыриваю неприятную ситуацию в настоящем. Умом понимаю, что не из-за чего переживать, и в такой ситуации не растеряется разве что бывалый полицейский или фронтовик, да и то не факт!

А я обыватель! Обыватель, ничуть не настроенный в тот момент на какие-то решительные действия и целиком погружённый в собственные мысли. Но...

... а что будет, когда всё начнётся?! Смогу ли сделать что-то при необходимости? Сам, а не в составе пехотной цепи, подчиняясь приказу офицера или комиссара, подгоняемый присягой или страхом расстрела! Не знаю...

— Ряба!? Здорово! — искренне обрадовался мне Федька, заспешив от ворот гимназии навстречу, — Долго не заходил! Чего так?

Отвечая на вопросы, я мысленно усмехался. Сколько бы лет ни прошло, а для одноклассников я навсегда останусь "Рябой"!

— ... дела, — пожимаю плечами с видом человека, умученного этими самыми делами почти вусмерть, — некогда.

— Ну да, слыхали, как же! — солидно кивнул Севка Марченко, пожимая руку, — Уроки даёшь?

— И это тоже, — не менее солидно отвечаю я.

— Да ладно? — вскинул бровь подошедший Андрей Бескудников, давя мне руку.

— Ишь ты... — удивился он через несколько секунд, перестав играть в эспандер, — здоровый стал какой!

— Да уж не здоровее тебя! — возвращаю комплимент, обмениваясь рукопожатиями со всеми желающими, коих набралось неожиданно много, — Ещё несколько секунд, и продавил бы! Турник?

— Турник, — солидно кивает тот, — и гирями вот начал недавно заниматься.

— Так что с уроками? — напомнил Марченко, — Ты так сказал, будто это не основной способ заработка.

— Побочный, — киваю спокойно, хотя мальчишеское "Глядите, какой я молодец", так и выпирает из меня, — В основном переводы, ещё букинистов на Сухаревке консультирую.

В толпе кто-то присвистнул, начались расспросы и гомон...

— ... и сколько же это получается? — не унимается смутно знакомый тип из параллельного класса.

— Когда как, — неопределённо жму плечами, и как-то так получается, что все видят — много! Ну то есть для мальчишки моего возраста — много.

— ... языки мне всегда хорошо давались. Какие?

Отвечаю, и снова отвечаю... букинистика, мои знакомства с торговцами и возможность задёшево доставать нужные книги, от учебников до "путешествий" и "приключений".

С бывшими одноклассниками за прошедший год я виделся нечасто. Не избегал, а просто — не складывалось. Всё больше мельком, на бегу, да я всё больше при встречах слушал, чем рассказывал.

— А мы сейчас драться собрались! — с каким-то вызовом сказал Овцын, — С реалистами! Ты с нами?

— Конечно! — отвечаю чуть быстрее, чем следовало бы. Я же не трус! Почти тут же в грудь толкнулась досада... этой драки легко можно было бы избежать, да и на кой чёрт мне эти детские разборки!?

... а потом глянул на светлеющие лица ребят и вздохнул про себя. Кажется, я ненароком прошёл провёрку на "своего". Есть такие штуки в мальчишеских и мужских коллективах, и нужно уметь вовремя распознать, когда действительно Надо что-то делать, пусть даже не вполне законное, а когда тебя просто "на слабо" берут.

— Что с головой-то? — поинтересовался шагающий рядом Федька, прервав ненадолго поток сознания.

— С головой? — я поднял кепку и тронул пальцами голову, по которой меня саданули рукояткой револьвера. Кровь... Голова, к слову, не болит, обычное поверхностное рассечение. Неудачно вышло... или напротив — удачно?

— А... — отмахиваюсь, как от незначительного, — потом расскажу!

Янечевского аж распирает от любопытства. Я вижу, как он делится информацией о рассечённой голове... вижу любопытные глаза и понимаю — дураком я буду, если не отыграю этот случай в свою пользу!

— ... сегодня честно дерёмся, — подпрыгивая от возбуждения, делится Федька, — на голых кулаках договорились.

Драться с реалистами придётся без дураков, но в остальном... Не самый худший вариант, право слово! Бывает, и с дубьём сходимся! Но это драка перед экзаменами, завершающая год — скорее возможность выпустить пар. Вот осенью и зимой, это да... жёстко бывает. Впереди ещё куча и кучища учебного времени, педели, Кондуиты... а тут ещё и эти! Дразнятся!

Чуть прикрываю глаза, обдумывая начерно заскочившие в голову идеи. Выходит так себе, очень уж вокруг гомонят мои одноклассники.

Дерёмся сегодня с реалистами из "Фидлеровского" училища класс на класс, а вообще — по-всякому бывает. Иногда и целыми параллелями, или скажем — гимназия на училище. Но последнее больше по разряду легенд проходит, я лично это просто не застал.

"Московское реальное училище Фидлера" наши "исконные" враги, так вот сложилось просто по факту относительной территориальной близости и мальчишеской дурости, с играми "в войнушку" всерьёз. Училище в Мыльниковом переулке , что в общем-то не слишком близко, так что встречаемся мы обычно на полпути.

Постоянного места у нас нет, но в этот раз мы договорились драться в районе Сретенки, на одном из пустырей ближе к Рождественскому бульвару. Дабы не насторожить дворников, к месту предстоящего ристалища шли небольшими группками, просачиваясь туда со всех сторон.

Ристалище представляет собой замусоренный пустырь, поросший местами бурьяном и засранный местными дворняжками, облаивающими нас с безопасного расстояния. Настоящего мусора в этом времени нет, старьёвщики подбирают и принимают у населения всякий хлам, вплоть до вываренных говяжьих костей, но общее впечатление всё равно помоечное.

— Селёдка! — издали заорал Янчевский, прижав ладони ко рту и азартно оттопырив уши. На его суровом лице потомственного берсерка читалась решимость не отступать и не сдаваться, а ещё — показать этим реалистам, кто здесь главный!

— Синяя говядина! — орали в ответ реалисты, распаляя себя и придумывая новые оскорбления. Я не вполне "говядина", а скорее "федерат ", так что ругаться смысла не вижу. Напротив, всячески показываю, что воспринимаю драку как интересный спортивный турнир и дружелюбно машу рукой, видя знакомые лица.

Это не помешает мне чуть позднее рихтовать их, ровно как и наоборот. Зато (по моей задумке) позволит чуть свободней ходить в районе училища, не нарываясь каждый раз на жестокую драку с превосходящими силами противника.

Бойцы здесь испытанные, не раз сходившиеся в рыцарских поединках раз на раз и получавшие сперва тяжёлые увечья в виде фонарей под оба глаза или разбитого носа, а потом от родителей за испачканную и порванную одежду. Славная будет баталия!

Несколько минут менестрели, распаляя бойцовский жар, выкрикивали оскорбления, переходя от общих к частным. Потом в ход пошли комья земли и редкие обломки кирпичей и камней, полетевших в противников с обоих сторон конфликта...

... и вот уже два грозных войска с воинственными кличами сошлись в рукопашной!

В виду некоторой субтильности в первые ряды я не полез, как и во вторые. Да я бы там и не выжил!

Столкнулись в лучших традициях регби, тут же замолотив кулаками направо и налево. Я в это месиво не лезу, обхожу врага с фланга, выбирая себе по силам.

Вижу "Федору Ивановну", сцепившегося с каким-то долговязым второгодником, которому явно больше четырнадцати. Второгодник побеждает, а Федя огрызается, но очень уж велико неравенство. С разбегу одаряю реалиста ударом в почки, потом рантом полуботинка бью сзади по икре, и оставляю добивать поверженного врага союзному воину.

Едва успеваю увернуться от налетевшего сзади реалиста, но тот в последний момент вцепился мне в грудки одной рукой, занося вторую для удара. Х-ха! Примитивнейший залом кисти, знакомый каждому, кто хотя бы смотрел иногда кино "ПроДраки", и локотушкой по челюсти! А потом фирменное — рантом ноги по голени! Безопасно, но очень, очень болезненно... драться он уже сегодня больше не сможет.

Вокруг меня топчутся по собачьему говну и ногами друг друга, оскальзываются на камнях и кусках кирпичей, и машут руками яростно, но в общем-то бестолково. Удары и замахи колхозные, видны заранее. Прямой удар бить не умеет никто в принципе...

— Х-ха... — я выдохнул, поймав удар под ложечку, увернулся от следующего удара и влупил удачливому противнику джеб. Раз, другой... потом в меня сзади кто-то вцепился, и я попытался отмахнуться, ударив назад головой.

Попал, но не слишком удачно. Хватка чуть ослабла, но не сразу, и недавний мой противник, оклемавшись от джебов, успел навесить мне парочку плюх, рассадив губу.

Я, оттолкнувшись от держащего меня реалиста спиной, подался навстречу второму и впечатал тому пыр с правой ноги прямо в живот. Удачно! Противника скрючило, а я, упав вместе с вражеским борцом, почти тут же вскочил и врезал поднимающемуся борцухе хороший лоу, усадивший его обратно.

... драка тем временем заканчивалась, и закончилась она — нашей победой! Ура! Мы разгромили подлого врага, отвоевали загаженный собаками пустырь и получили почёт, уважение и право хвастаться напропалую всё лето!

Враг бежал, обещая вернуться... и как много было среди них хромавших! Вертясь в драке, я щедро лупил ногами по вражеским голеням...

... и к слову, сейчас это воспринимается уже почти нормально. Стоило только сказать волшебное слово "сават", и я из чёрт знает какого непорядочного гимназистика стал вдруг "чёртовым везунчиком, который нашёл где-то на Сухаревке толковую книжонку!"

А мы, героические победители, отряхаясь от грязи и прочих субстанций, не спешим покидать поле боя. Хотя бы несколько минут надо постоять, утвердить нашу победу, показать помощь раненым бойцам.

Наслюнявленными носовыми платками оттирается кровь и грязь, а воины-победители из Третьей гимназии обсуждают битву.

— ... а я ему ка-ак врезал!