Мяу, или Береги хвост смолоду! (общий файл)

Рыжий с любопытством поблескивал глазами из-под низко надвинутого капюшона. Я не раз бывала здесь прежде, поэтому громоздящиеся до потолка тюки с тканями и образцы готовой одежды, гордо вывешенные на самых видных местах, меня мало интересовали — видели, знаем, — но для Ная они были в диковинку.

Честно говоря, я опасалась, что монах окажется чересчур далек от мирской суеты и не сможет правильно выбрать дорожную одежду, и уже приготовилась подсказывать ему по мере сил, благо портной все равно не мог меня слышать. Но нет — Верд делал заказ со знанием дела. А как азартно он торговался с портным, выбивая каждый медяк! Не зная монаха, его можно было принять за торговца Восточных земель, которые славятся своей безудержной страстью к сбиванию цен.

Каким бы невозмутимым Верд ни выглядел, он все-таки смущался своего, прямо скажем, нелепого облачения. И поспешил оправдать его перед портным, сочинив душещипательную историю о грабителях, которые подкараулили его в темном переулке, избили до полубесчувственного состояния и самым бесчеловечным образом обчистили его карманы, попутно прихватив и одежду. Рассказчик из монаха вышел замечательный, даже я, признаться, прониклась историей и едва не пустила слезу. У легенды монаха был лишь один недостаток: глядя на Вердовы широкие плечи, мускулистые руки и откровенно бандитскую физиономию, трудно было не пожалеть как раз таки грабителей, рискнувших покуситься на его имущество. Впрочем, портной если и заметил этот недочет, то виду не подал, невозмутимо кивая в такт речам монаха и снимая с него мерки.

— ...Добрые люди вот одолжили одежду на первое время, пока я деньгами не разжился, — закончил свой жалостливый рассказ Верд.

Портной снова кивнул. Честно говоря, на его месте я бы заподозрила, что "разжился" Верд деньгами тоже не совсем законным способом. Но, как ни странно, мысли портного текли совсем в другом направлении.

— Да не такие уж добрые, — хмыкнул он, придирчиво изучая неумело зашитую куртку. — Да и рубашку могли поновее и почище дать, — безжалостно добавил он минуту спустя.

Я мысленно возблагодарила Двуликую за то, что у монашеских ряс есть капюшон — Най наверняка переменился в лице. Поди объясни потом, что это вызвало такое негодование служителя божьего.

"Молчи, — на всякий случай посоветовала я рыжему. — Не поддавайся на провокации!"

Хорек бросил на меня недовольный взгляд, который должен был обозначать: "Сам знаю! Не маленький!"

Ну, остается на это надеяться...

Наконец, мерки были сняты, особые пожелания вроде серебряных накладок на куртке — записаны, дни примерки и выполнения заказа — назначены. На обмундирование монаха ушел наш тщательно оберегаемый золотой — но оно того стоило. В новой одежде Верд имел все шансы сойти за приличного человека.

К слову, этот золотой был нашей последней наличностью, не считая пары-тройки медных монеток. Средства, необходимые для других покупок, нам предстояло заработать. Каким образом, спросите вы? Хотела бы я знать!

Но, судя по спокойным лицам моих спутников, у них были свои планы на этот счет, и я не стала беспокоиться раньше времени.

Итак, мы могли отправиться дальше. Теперь наш путь лежал на рынок.

Но, как известно, человек предполагает, а боги располагают. Не успели мы сделать и десятка шагов из портняжной лавки, как вдруг...

— Бьяла!

Голос прозвучал совсем близко. Странно знакомый, я как будто слышала его когда-то... Давным-давно.

"Нет, не может быть, чтобы меня кто-то узнал... Невозможно! Немыслимо!" — твердила я себе. Медленно-медленно, все еще раздумывая, правильно ли поступаю, я обернулась. И застыла, потеряв дар даже мысленной речи.

Глава 7

— Бьяла, девочка моя, как ты выросла! Совсем уже невеста! Хоть сейчас под венец!

Тетка Райма! Она всегда любила меня, как родную дочь, и при этом мечтала выдать замуж, едва я начала говорить.

Тетка Райма вовсе не была мне родной, как мог бы подумать сторонний наблюдатель. Когда-то она жила по соседству, и мы с сестрой таскали яблоки из ее сада. Мы воображали, будто нас никто не видит, и знать не знали, что хозяйка яблони следила за нашими проделками, вспоминая собственное детство и от души веселясь. Конечно, когда это обнаружилось, нам было стыдно — еще как! Но соседкино доброе отношение к нам ничуть не изменилось, и постепенно мы снова осмелели. Нет, яблоки мы больше не воровали — зато могли в любое время поделиться нашими детскими бедами с доброй и понимающей тетей и смело рассчитывать на ее мудрый совет и кусок пирога. С яблоками.

Когда она вышла замуж и уехала в Миргород, я и радовалась ее счастью, и огорчалась из-за разлуки.

С тех пор я видела тетку Райму всего пару раз — в Светлограде остались ее родные, которых она изредка навещала. "Изредка" — это раз в несколько лет, все-таки путь до второй столицы неблизкий. Три года назад я и подумать не могла, что следующая наша встреча выйдет такой...

Я едва не кинулась в объятия стоящей передо мной женщины, на миг позабыв о том, что за прошедший год все изменилось. Я снова ощутила себя обычной девчонкой, которая может ходить на двух ногах, обнимать близких, разговаривать с ними и смеяться их шуткам.

Но улыбка тетки Раймы предназначалась не мне.

Когда я сообразила это и проследила за ее взглядом, мне пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы остаться на месте.

Перед теткой Раймой стояли двое. Моя мать и младшая сестра, Адиша — та самая, с которой мы лазали за яблоками.. Между нами была разница всего в год, и многие говорили, что мы похожи, как близнецы. Неудивительно, что нас часто путали даже хорошие знакомые.

— Это не Бьяла, это Адиша, — мамин голос был таким тихим и грустным... Никогда прежде я не видела ее такой печальной. Кажется, за год она постарела на десять лет, и весь груз этого десятилетия давил на ее плечи непосильной тяжестью, заставляя понуриться, поникнуть, склониться к земле. — Ты так давно не бывала у нас, Райма...

— Ты чего? — рыжий прикоснулся к моей голове, отвлекая от наблюдения. Я недовольно дернула ухом.

"Подожди. Дай мне еще несколько минут, я хочу послушать".

— Но...

"Не мешай, я сказала!!!"

Из-за Хорька я пропустила мамины слова. Но об их содержании нетрудно было догадаться, взглянув на переменившуюся в лице тетку Райму. Наверное, она тоже будет оплакивать мою смерть...

Они говорили еще о чем-то, я слушала и не слышала слов. Удары сердца отдавались в ушах, мешая понимать и думать, в горле пересохло в одно мгновение. Я почти привыкла к своему новому облику, почти смирилась... Но хватило одного-единственного взгляда на мать и сестру, чтобы понять: смириться с этим невозможно. Даже забыть не получится.

— ...А теперь и мой муж болен, и даже монахи отказываются его лечить. У нас нет денег, чтобы заплатить им, а в городе много больных. Лекарей на всех не хватает, и они идут к тому, кто даст больше.

Адиша отвернулась, скрывая слезы. Мамины глаза оставались сухими. Наверное, за это время она пролила столько слез, что не осталось больше ни одной.

— Боги за что-то прогневались на нас. Они не хотят оставить нашу семью в покое...

— Бьяла, — я вздрогнула. Монах шипел мне прямо в ухо. — Мы стоим на одном месте слишком долго. И ты смотришь на них не по-кошачьи пристально. Это подозрительно. Может быть, услышанного достаточно? Пойдем, а?

Я с трудом оторвала взгляд от маминого лица. Такого похудевшего, такого изможденного... Такого родного. Но монах прав. Если кто-то заметит, как я разглядываю их, это может показаться странным. И вызвать вопросы, на которые у моих спутников не найдется ответов.

"Пойдем", — я с усилием заставила себя отвернуться, все еще вслушиваясь в разговор за спиной.

— ...У нас не будет денег даже на похороны...

Это меня доконало.

"Верд, — я не оставляла времени на размышления ни себе, ни монаху, — ты хороший лекарь, верно?"

Монах понимающе поглядел на меня. Ему не требовалось объяснений.

— Меня научили исцелять многие болезни, — осторожно ответил он.

"Значит, ты поможешь моему отцу?"

Что ему оставалось?

— Я сделаю все, что в моих силах, — вздохнул он. Большего мне не требовалось.

— Ну что, теперь — на рынок? — предложил Най, когда портняжная лавка и переулок, где я увидела маму и Адишу, остались далеко позади. Голос рыжего вывел меня из задумчивости. После обещания Верда помочь я немного успокоилась, но перестать размышлять об увиденном не могла.

— С какими это, интересно, деньгами?

Мне на самом деле было интересно, что смогли придумать эти двое для решения наших финансовых проблем.

Рыжий и Верд уверенно повернулись друг к другу и... замерли. Наступила неловкая пауза. Я смотрела на спутников, боясь поверить своим глазам. Нет, ну не могут же два взрослых серьезных мужчины быть настолько...

— Я думал, у тебя еще что-то осталось, — смущенно признался монах.

— А я был уверен, что это у тебя припасена пара-тройка монет...

Оказывается, все-таки могут.

"О Двуликая, с кем я связалась?! — нарочито громко подумала я, патетически возводя глаза к осеннему небу. — Они ведь даже содержимое собственных кошельков сосчитать не способны!"

"Взрослые серьезные мужчины" пристыженно молчали. Крыть было нечем.

Но когда я уже готова была провозгласить превосходство кошачьего разума над человечьим, в глазах Верда мелькнуло что-то, похожее на внезапное озарение.

— Самый простой из известных мне способов быстро заработать — помахать кулаками, — авторитетно заявил он.

— Что?! — я чуть не подпрыгнула от возмущения. Мою меланхолию как рукой сняло. — Ты собираешься отнять деньги у слабых?! Уж от тебя-то я такого не ожидала!

— Вот еще! — оскорбился монах. — Я сказал не "отнять", а "заработать"!

— На драке? Это называется грабеж!

— Это называется состязание! — поправил Верд. — Ну, знаете, на ярмарках или там в праздник на гуляньях люди любят поглазеть на то, как двое дурней друг дружку мутузят... Очень любят, надо сказать, недостатка в зрителях на таких представлениях не бывает.

— Состязание? — переспросил Най. Его глаза загорелись азартом. Мужчины! Стоит им услышать о мордобое, как все остальное перестает для них существовать!

— Сегодня в Светлограде нет ни ярмарки, ни самого завалящего праздника, — напомнила я. — И, если здешние порядки не изменились, в ближайшие несколько недель не предвидится.

— Если праздника нет, ничто не мешает нам его создать! — бодро заявил Верд. На мой взгляд, преувеличенно бодро.

— И что ты собираешься делать? — подозрительно осведомилась я. Его оптимизм не внушал мне доверия.

— Увидишь, — хитро улыбаясь, пообещал монах.

Центральная площадь Светлограда ничем не отличалась от десятков и сотен других площадей таких же провинциальных городов. На одной ее стороне гордо высилась ратуша с двумя флагами на крыше — общим архелдьским и собственным, светлоградским, с другой расположились пышно украшенные каменные дома — модные лавки для богатеев. Все административные здания находились тут же, они окружали площадь, как холмы — долину. Ничего удивительного, что здесь всегда было многолюдно: кто-то приходил по делам, кто-то просто слонялся от скуки. И именно здесь неизменно проходили все городские праздники, ярмарки, игрища, стрельбища и прочие увеселения.

Выбрали это место для своего представления и мы.

"Прославленный боец! Сильнейший среди сильных! Любимец Огнеликого, признанный его служителями! Только сегодня и только для вас! Показательное выступление! Захватывающее шоу! Он сразится с любым из вас, и вы убедитесь в его силе! Если же найдется среди вас тот, кто сможет одолеть его, — тот получит, кроме славы и почестей, замечательный приз — превосходные сапоги из кожи гернийского аллигатора!"

Ораторские таланты рыжего снова сослужили нам хорошую службу. Вернее, это монах так выразился — "ораторские таланты". Я бы сказала проще: "луженая глотка". Вот кому боги еще при рождении велели зазывалой работать! Или глашатаем — королевские указы были бы слышны во всех уголках Архельда и парочке соседних государств в придачу. Такой ценный дар зазря пропадает на провинциальных рынках! Намекнуть ему при случае, что ли?

Най надрывался, не жалея голосовых связок. Чуть поодаль монах с мрачной решимостью на лице разминал руки. Он был бос. В сторонке, у стеночки, стояли обещанные победителю сапоги. Кроме них, ничего сколько-нибудь ценного у нас не нашлось.

Публика неуверенно подтягивалась. Горожане с подозрением и недоверием поглядывали на монаха, негромко переговариваясь. Громкие заявления Ная не вызывали особенного доверия среди горожан — таких "сильнейших среди сильных" на каждой ярмарке обычно объявлялось больше, чем рыб в море. Правда, нам на руку играло одеяние рыжего: уж если монах заявляет, что силач — любимец Огнеликого, который когда-то считался покровителем воинов, то, может быть, в его словах есть доля правды?

Сапоги, конечно, тоже мало общего имели с заявленной диковинкой. Аллигатором там и не пахло! Обычная телячья кожа — правда, отлично выделанная. Но и это не смущало зрителей. Да они и не ждали большего — когда это громкая реклама соответствовала действительности? Крепкие сапоги, не разваливаются — да и ладно. И такие в хозяйстве сгодятся.

Но, так или иначе, покуда соглашаться на заманчивое предложение никто не спешил. Правда, в толпе были и такие, кто на сапоги поглядывал с явным вожделением — для них приз был скорее символом "славы и почестей". Этих я сразу отмечала мысленно как возможных Вердовых соперников в борьбе за его же обувь. Что ж, Светлоград мог гордиться, среди его сыновей нашлось немало смельчаков. Особенно обращали на себя внимание трое плечистых парней в первых рядах: молодые и сильные, они, пожалуй, могли бы составить неплохую конкуренцию Верду. Их лица были мне незнакомы, но, судя по мощному сложению, они могли оказаться, скажем, кузнецами. Или грузчиками. Или еще кем-то, для чьей работы требуется грубая физическая сила.

На миг я ощутила укол любопытства: кем же был наш монах до того, как решил посвятить себя служению Огнеликому? В то, что Верд подался в монахи с юных лет, мне не верилось. Да и скрытничает он неспроста. Впрочем, если мне и суждено узнать ответы на эти вопросы, то только когда сам Верд сочтет нужным меня просветить. Я уважала его решение и соблюдала уговор: никаких расспросов о прошлом.

Пока Най зазывал народ, а Верд изо всех сил устрашал потенциальных соперников, всеми забытой несчастной кошке оставалось молча наблюдать за происходящим. На сей раз мне отвели скромную роль неразумной бессловесной скотины — никакого простора для творчества! Я смирно сидела у стеночки, рядом с сапогами, и следила, как бы у нас их не стибрили менее сильные, но более шустрые умельцы. Таких, увы, в моем родном городе тоже хватало, но, завидев меня, они остерегались приближаться. Мне же оставалось только зевать почаще, демонстрируя благодарной публике полный набор клыков, да выпускать время от времени когти. Так, чтобы воришки не забывались.