Мяу, или Береги хвост смолоду! (общий файл)

Еще немного — и можно создавать бродячую труппу, лениво думала я, поглядывая по сторонам. А что? Очень даже перспективная идея. Будем втроем ходить по городам и селениям, давать представления и зарабатывать деньги. Потом нас начнут узнавать, станут зазывать на праздники. А там можно будет осесть в столице, построить свой театр, нанять артистов и грести денежки, пользуясь одними лишь своими именами...

Мои мечты прервали, когда я уже видела себя восседающей на парчовой подушке и лакающей парное молочко из золоченого блюдца ведерного объема.

Соперники Верда наконец осмелели, перестали переминаться в толпе и предстали пред ясные монаховы очи — все трое одновременно. Памятуя о боевых навыках Верда, я заранее их жалела. Ну да сами напросились. На сапоги, вишь, позарились...

Сражение проходило в лучших традициях жанра. На какой-то миг я даже засомневалась, не отрепетировал ли его Верд заранее.

С первым соперником, нахальным задиристым мальчишкой, монах расправился возмутительно легко. Второй заставил Верда попотеть, но в конце концов тоже сдался. Но вот третий... Третий был хорош. Дрался он яростно и умело, да к тому же был красив, как бог, и глядя на него, порой даже я забывала, что надо бы болеть за Верда — а уж о простых горожанках и говорить нечего! Победит сегодня этот красавчик или нет, еще неизвестно, но всеобщая любовь ему уже обеспечена.

Справедливости ради надо сказать, что Верд тоже держался лучшим образом. И снова, во второй уже раз, меня поразило радостное, почти счастливое выражение на его лице. Глядя на монаха в эти минуты, можно было подумать, что драка — единственное, что он любит в этой жизни.

Нет, не так. Драка — это сама его жизнь.

Я невольно поежилась. Можно подумать, ему нравится бить людей! Или... Или действительно нравится?..

Увлекшись сражением, я едва не прошляпила момент, когда к облюбованному мной месту подобрался какой-то ушлый воришка. Хвать — и монаховы сапоги оказались в его загребущих ручонках. Когда я наконец оторвала взгляд от "ринга", привлеченная подозрительным шорохом, вор уже улепетывал со всех ног, бережно прижимая к груди добычу.

Ах ты ж! Ну и народец нынче пошел! Так и норовят стянуть все, что не приколочено!

Зрители (и особенно — зрительницы), увлеченные сражением, вопили так, что уши закладывало. Они и не подумали обращать внимание на мелкое происшествие, все (включая сражающихся) уже давным-давно позабыли о призе, теперь они с упоением выясняли, кто же из двоих окажется сильнее. Но у меня мгновенно вылетели из головы все мысли, за исключением одной-единственной: этот человек — вор. Враг. Его нужно догнать.

С воинственным мявом я со всех лап кинулась вдогонку.

К моему удивлению, сказать "догнать" оказалось намного проще, чем воплотить это решение в жизнь. Воришка петлял по городу, то и дело ныряя в подворотни, явно надеясь этим нехитрым маневром сбить меня с толку. Но не тут-то было! Я знала город ничуть не хуже, и едва ли не раньше самого беглеца понимала, куда он свернет в очередной раз. Единственным неудобством оказались узкие и извилистые городские улочки, на которых я не могла развить хорошую скорость. Приходилось то и дело притормаживать на поворотах, огибать препятствия в виде выставленных у порогов цветочных кадок и тележек торговцев зеленью и пригибаться, чтобы не запутаться в белье, развешанном между домов для просушки. Хорошо хоть встречные прохожие разбегались сами, едва завидев нас с ворюгой. Ждать от них помощи в поимке грабителя было бы наивно — меня не задерживали, и на том спасибо.

Наша сумасшедшая гонка завершилась в тупике. Парень устал и запутался в улицах, свернул не туда — и вот, пожалуйста, вместо спасительного выхода на соседнюю улицу в конце проулка показался высоченный кирпичный забор. По обеим сторонам от него тянулись такие же глухие каменные стены. Выхода не было.

Воришка, щуплый паренек лет пятнадцати, остановился и медленно-медленно повернулся ко мне. Я радостно ощерилась и низко, проникновенно зашипела.

Шаг вперед. Еще шаг. Вор икнул от страха и крепко зажмурился. Наверное, надеялся, что если покрепче закрыть глаза, а потом открыть, я пропаду, развеюсь, как дурной сон. Не выйдет!

На какой-то миг мне даже стало его жалко. Парень выглядел таким заморышем. Ел ли он сегодня? Но я тут же себя одернула. Жалость жалостью, но монахово имущество нужно вернуть во что бы то не стало, иначе Най с Вердом меня саму на ужин съедят и не подавятся! А вот юнцу не мешало бы преподать хороший урок на будущее. Чтобы в следующий раз как следует подумал, прежде чем тянуть то, что плохо лежит. Ну, или, если уж позарился на чужое, был осмотрительнее и расторопнее.

Дурное дело нехитрое. Решив припугнуть парнишку, я немедленно приступила к претворению плана в жизнь.

Загнать его в угол оказалось проще некуда. Я медленно наступала, неторопливо, нарочито грациозно переставляя лапы. Да, я красовалась, не скрываю! Все-таки женскую сущность не заглушишь...

Я шла, парень, не отрывая от меня расширившихся от ужаса глаз, так же медленно отступал. Пока не вжался спиной в стену. Ужаса в его взгляде стало на порядок больше, а сами глаза расширились так, что, казалось, еще чуть-чуть — и на лице они не поместятся. Я шагнула еще разок и остановилась.

Но не села, не отвернулась, нет. Я стояла и смотрела на него, радуясь непроницаемости кошачьей морды. В душе я хохотала, потешаясь над парнишкой, но внешне оставалась невозмутимой и загадочной, как заморский Сфинксус. Впрочем, мальчишка, если и знал о существовании Сфинксуса, вряд ли обратил внимание на мое с ним сходство. Не до того ему было — он прощался с жизнью.

Однако, как ни хотелось мне продлить развлечение, пришлось заканчивать эту комедию. Я зевнула, с удовольствием демонстрируя воришке свои клыки, и сделала последний шаг, преодолев разделяющее нас расстояние.

Когда я легонько куснула паренька за ногу (даже не укусила, а так, слегка прижала зубами — я вовсе не собиралась причинять ему боль), он был как никогда близок к обмороку. Глаза его обреченно закрылись, а удары перепуганного сердца стали слышны даже мне.

Конечно же, дурень вообразил, будто я собираюсь им пообедать. Откуда ему было знать, что я не ем людей? Да если бы и ела — на кой он мне сдался, такой худющий? В нем, поди, и мяса-то нет, кожа да кости... Да и немытый к тому же. Съешь такого сдуру, а потом еще неделю будешь маяться несварением!

Но, конечно, парень ничего этого не знал. Он ждал неизбежной, по его мнению, смерти и так истово молился всем богам разом, что я при желании могла разобрать слова. Он ждал, когда мои клыки вопьются в его тело. Я же аккуратно взяла зубами за голенища монаховы сапоги, которые вор продолжал машинально сжимать в трясущихся руках, потянула их на себя, высвобождая, и, развернувшись, припустила назад, тихонько посмеиваясь про себя. Через пару секунд в мой затылок, как нож, уперся взгляд воришки, не верящего в счастливое спасение. Этот ошалевший взгляд преследовал меня, пока я не свернула за угол.

К моему возвращению поединок уже был закончен. Судя по довольному лицу Верда — в нашу пользу. Вот и ладненько. Не зря же я так старалась, возвращая его сапоги! Было бы обидно, приложив столько усилий, отдать обувь чужому, незнакомому человеку, каким бы раскрасавцем он ни был.

Най вовсю разливался соловьем, расхваливая нашего чудо-бойца и обещая зрителям, что они смогут рассказать об этом знаменательном дне своим внукам, чудо-боец, поняв, что от рыжего иной помощи, кроме говорильни, не дождешься, принялся обходить зрителей со шляпой в руке. А вот это правильно! Надо сразу собрать деньги, пока публика еще находится под впечатлением от недавнего боя. Люди непроизвольно шарахались от монаха, будто опасались, что он сейчас и их заставит драться, и деньги отдавали едва ли не с облегчением, надеясь таким образом откупиться. Честно говоря, это больше походило на сбор дани каким-нибудь феодалом со своих вассалов, нежели на скромный и интеллигентный прием платы за представление.

За мытарства прошедшего дня мы были вознаграждены превосходнейшим ужином, заказанным прямо в наши вынужденно роскошные апартаменты — гулять так гулять! На столе были и мясо, и молоко, и сметанка, и что-то еще, чего я, признаться, не разглядела: моим вниманием завладели вышеперечисленные продукты.

У Ная были даже конфеты — по пути в трактир нам встретилась кондитерская лавка с выставленными в витрине всевозможными сладостями. Верд невозмутимо прошагал мимо, но, увидев алчный блеск в глазах Ная, вернулся и снизошел к слабости рыжего сладкоежки.

И вот после сытного ужина Хорек планомерно уничтожал сладкое, едва не урча от удовольствия. Забавно, впервые вижу сластену мужского пола...

Рядом с ним стремительно росла кучка красивых шелестящих оберток.

"Когда-то я тоже любила конфеты", — задумчиво сообщила я, завистливо глядя, как ловко Най расправляется с десертом.

— А сейчас? — невнятно поинтересовался он с набитым ртом.

"Сейчас — нет, — угрюмо буркнула я. От благодушного настроя не осталось и следа. — И вообще, кошкам сладкое вредно".

Да, вредно... А когда-то я дня не могла прожить без сладостей. Впрочем, теперь я вместо конфет и сдобы ем мышей — а ведь прежде, смешно вспомнить, боялась их! Однажды, увидев в своей комнате крохотную мышку, совсем еще мышонка, я завизжала так, что переполошила всех соседей. Они решили, что на меня напал как минимум упырь. Как давно это было... Будто и не со мной.

— Скучаешь по прошлому?

Когда это рыжий проныра успел оказаться рядом?!

"Немного", — уклончиво ответила я. Думает, я начну ему жаловаться? Вот еще! Мы, кошки — гордые существа. Даже если нам очень тоскливо, до плача в жилетку не унизимся. Я поспешила сменить тему и повернулась к монаху:

— Ты дерешься, как сам Огнеликий в бытность его богом войны. Никогда прежде не видела такого вдохновенного лица во время рукопашной.

Верд отчего-то вздрогнул, на секунду задумался и пожал плечами.

— Ничего удивительного. Перед тем, как стать монахом, я какое-то время был бойцом.

— Кем?! — вопрос мы с Наем произнесли дуэтом.

Я, не удержавшись, придвинулась ближе и заинтересованно мяукнула.

— Бойцом, — вновь пожал плечами монах. — Видели, сколько народу сегодня собралось? Люди охочи до чужой крови. Зарабатывал я на этом неплохо, без работы никогда не сидел...

— А чего ж тогда в монахи постригся? — Най озвучил вопрос, который вертелся у меня на языке.

— Крови я вдосталь навидался, — неохотно ответил монах, помолчав. — К свету потянуло. А деньги... Всего золота, что на свете есть, не заработаешь, а на хлеб мне и так хватает, божьей милостью, с голоду не пухну.

Най скептически хмыкнул, но промолчал. Замолчал и монах. Мысленно я покачала головой. Что-то не верилось мне в монахову историю. Отошедший от дел боец на заработанные деньги мог бы выстроить дом, жениться, нарожать детишек и спокойно почивать на лаврах, приторговывая чем-нибудь в собственной лавке. Чем не светлое будущее? Но чтобы вот так резко, из бойцов в монахи?.. Думаю, таких примеров история еще не знала.

Я положила голову на лапы и устремила задумчивый взгляд в ночное небо за окном (в наших хоромах окна были застекленными — верх роскоши!). Небосвод сулил назавтра ясный день: звезд было больше, чем песчинок на дне морском. Но мысли мои были далеки от звезд и прогнозов.

До чего странная штука — жизнь, думала я. Вот сидит передо мной бывший боец, получавший за один свой бой столько, сколько мои родители за год каторжного труда не видели, — и ни с того ни с сего он бросил все, подался в монахи, живет подаянием — и счастлив.

А вот другой, не менее занятный представитель рода человеческого: ему посчастливилось родиться в богатой семье, получить блестящее образование — но что-то потянуло его бороться за народную свободу (да знает ли он народ-то, о благе которого так печется?), против законного государя... Да и я сама...

Кажется, мысли Ная текли в том же направлении. Потому что как раз в этот момент он вдруг заявил:

— Добрая ты, Бьяла, душа, как я посмотрю...

Все-таки стакан вина на голодный желудок, перед ужином (за славную победу) сделал свое дело — потянуло рыжика на задушевные разговоры. И, поняв, что от монаха продолжения он не дождется, Хорек нашел себе другую жертву.

— Это еще почему? — насторожилась я.

— Ну как же... Ты так хочешь помочь отцу, стараешься, переживаешь...

— Это проявление дочерней любви, а вовсе не доброты. Хочешь сказать, на моем месте ты не поступил бы так же?

— Но ведь они выгнали тебя из дома!

— С чего ты взял?! — от удивления я едва не мяукнула. Что-то часто я стала мяукать в последнее время. Так и человеческую речь позабыть недолго!

Най моргнул. Похоже, прежде ему в голову не приходило, что он может быть неправ.

— С того, что ты сейчас здесь, а не там! Что, скажешь, я не прав?

Я смерила рыжего внимательным взглядом.

— Одно из двух: либо у тебя нет семьи, либо — мозгов.

— Причем тут моя семья? Не уходи от темы!

— И не думала. Помнишь, при нашей первой встрече (да и при второй тоже) ты назвал меня оборотнем?

Най кивнул немного растерянно. Он все еще не понимал, куда я клоню.

— Кем, по-твоему, меня могли считать все остальные? Они недалеко ушли от тебя. А знаешь, как в нашей стране относятся к оборотням?

— Ну-у-у-у...

— Вот именно. А что могут сделать с семьей оборотня, за компанию с нечистью, тоже знаешь или рассказать?

Судя по изменившемуся лицу Ная, до него наконец дошло.

— Так ты...

— Да. Я ушла сама. Я не могла обречь их на смерть.

В комнате вновь воцарилось молчание. Я уходила из дома, чтобы никогда не возвращаться. И вот завтра снова переступлю родной порог. Что мне это принесет? Об этом знала только Двуликая, но она, как всегда, не торопилась отвечать на мои вопросы.

Наутро, проснувшись и не обнаружив в комнате монаха, я уже не удивилась, памятуя о его любви к уединенным беседам с Огнеликим. Странно было лишь, что я вновь не услышала, как он уходил. А ведь на слух я никогда не жаловалась! Да и вольная жизнь бродячей кошки приучила меня держать ушки на макушке — всегда. Неужели всему виной усталость последних дней, из-за которой я сплю без задних лап?.. Или Верд в своем храме выучился ходить по воздуху? А заодно — проходить сквозь стены, ибо дверь в наших хоромах скрипела как несмазанная телега, даром что стоил номер целое состояние. В ответ на предъявленные претензии старина Корин, ничуть не смущаясь, гордо объявил, что это — в целях безопасности постояльцев, дабы защитить их от незваных ночных гостей. Увы, всякая система безопасности несовершенна, она непременно даст сбой, стоит появиться рядом какому-нибудь умельцу вроде нашего Верда — ему-то уж точно скрипящие двери не страшны...

Хвала Двуликой, долго скучать в одиночестве (спящий без задних ног Най не считается. Когда рыжий спит, его как будто вообще нет) мне не пришлось. Вернулся монах довольно скоро — с мокрыми волосами и полотенцем на плече. Я тихонько фыркнула. Даже умываться в общей комнате не стал, чтобы не разбудить нас плеском! В свою конуру под чердаком поплелся!