Маленький Саша. Прода. 88

— И всё же я надеюсь, что вы подробно рассмотрите роль закона и во Франции или Британии. Я настаиваю, чтобы вы ознакомились с этой книгой "О существе законов", — Сперанский положил на стол книгу, которую до толя держал в руках, — Не исключаю, что мне придётся дополнить эту книгу другими, чуть позже.

— Она на русском, — отметил великий князь, приподняв обложку.

— Это перевод известного европейского труда.

— Я постараюсь быстро справиться.

— Лучше не торопиться.

— Я подготовлю два эссе. В одном изложу своё представление о законах, а в другом постараюсь разобрать доводы автора.

— Это будет прекрасно.

14 декабря 1828, Санкт-Петербург

Двери открылись, и в кабинет адмирала вошёл сухощавый высокий человек. Он поздоровался, почтительно склонившись в лёгком поклоне

— Вот, Александр Николаевич, — улыбнулся адмирал Кроун, своему воспитаннику, — ваши самобытные взгляды на существо морского флота дошли уже до Морского штаба. Его начальник Александр Сергеевич Меньшикова хотел сам поговорить с вами, но турецкое ядро вынудило его пребывать в своём имении. Не желая откладывать надолго, он прислал своего доверенного человека Николая Ивановича Бахтина.

— Несмотря на все попытки Романа Васильевича смутить меня, я очень рад, — улыбнулся великий князь. — Надеюсь, здоровье Александра Сергеевича укрепляется.

— Для назначенных государем дел он достаточно здоров. Я же являюсь его глазами и ушами в столице, — пояснил чиновник.

— Это ответственное дело, — отметил великий князь и кивнул Кроуну.

— Прошу вас, Николай Иванович, присаживаться за наш стол и вести беседу без стеснения, — пригласил гостя адмирал.

— Благодарю, — Бахтин сел, — Александр Николаевич, я читал ваш доклад. Как я понял, на момент написания его вы были не знакомы с поручением государя к Комитету образования флота?

— Я вообще не соотносил его с поручениями государя. Всё изложенное в нём является общими соображениями, годными на века, и не зависит от поручений государя, данных в настоящее время.

— Вы полагаете государь допустил ошибку? — улыбнулся чиновник Морского штаба. Острые черты лица придавали его улыбке, обнажившей ровные белые зубы, что-то хищное.

— Я уверен, что государь в мудрости своей, выбрал наилучший вариант из предложенных ему подданными, поставленными на управление делами флота. А вот насколько эти подданные оказались соответствующими своим должностям, я судить не возьмусь, — великий князь, произнеся эти слова, продемонстрировал широкую улыбку.

— Так вы, как я понял отрицаете необходимость укрупнения Балтийского флота, до размеров способных противостоять объединённому шведско-датскому флоту? — Приступил к делу Бахтин.

— Нет, я полагаю такое соревнование в размере не верным в принципе. Я готов пояснить.

— Буду вам признателен.

— Господа, — прервал их Кроун, — я предлагаю попробовать чудесный херес, доставленный мне по поручению дона де ла Кадена. Для Александра Николаевича у меня есть прекрасный морс.

— С удовольствием, — ответил великий князь, остальные с ним согласились.

Спустя незначительное время великий князь отпил из фужера и, удовлетворённо кивнув, сказал:

— Прекрасный морс. Кислый, как я люблю. Так я начну. И первое от чего необходимо исходить это от целей флота. Флот должен защищать наши берега и пути, по которым проходят наши торговые суда. Ещё он должен нападать на чужие берега и торговые суда. Действуя для достижения целей, наш флот будет встречать противодействие чужого военного флота. Действовать придётся непосредственно возле своих берегов, не так и далеко от своих берегов и очень далеко от своих берегов. Надеюсь, здесь нет возражений.

— Нет, — кивнул Бахтин, — но непонятно как из этого следуют ваши выводы.

— Сейчас. Теперь нам необходимо внимательно посмотреть, в каких водах могут оказаться наши корабли. Индийский океан и его моря. Для нашего флота там нет портов и торговых судов, нуждающихся в защите. Наши корабли могут зайти туда лишь на короткое время выполняя отдельные поручения. В настоящее время этот океан слишком далёк для нас. В тоже время он весьма важен для Британии, Франции, Нидерландов и побережных государей. Все они в состоянии выставить достаточно представительные, по сравнению с нашими, силы для защиты своих берегов и торговых судов. В этих водах мы не можем и пока не должны стараться противостоять никому. Вы согласны?

— Согласен, но вы начали с вод самых далёких от России.

— Я сделал это намеренно. Такими же свойствами обладают юг Атлантического и Тихого океана. Наши корабли могут там оказаться лишь для исполнения особых поручений. Но им непременно придётся возвращаться к родным берегам, поскольку там они не смогут найти пристанища. Совсем иначе обстоит дело с севером Атлантического океана. Торговые суда с российскими товарами активно перемещаются по нему выходя из Балтийского моря. Нам следовало бы защищать их, но хозяевами этих вод являются Европейские страны. Англия, Франция лидеры среди них. Кроме того, они обладают в этих водах крупными портами, позволяющими держать в них линейные корабли большого флота. И мы не можем сейчас противостоять им в этих водах, защищая наши суда. На тех берегах нет портов, в которых бы мог пополняться и чиниться наш крупный флот. Уверенно, но снова не долго, там могут себя чувствовать лишь фрегаты, но и им придётся уходить к родным берегам. Совсем другое дело в Северном океане. Это наши воды, в которых кроме шведов могут появиться лишь временные гости. Проходящие там суда мы можем защищать, выводя флот из Архангельска. Но лишь до тех пор, пока они не доходят до севера Атлантики. Остался лишь север Тихого океана. Сейчас, после успешного завершения Мексиканской кампании под русским флагом находятся земли по обе стороны океана. Категорически необходимо защитить торговые суда, связывающие эти два берега. При этом имеется возможность угрожать всем чужим транспортным судам в этих водах. Там нам противостоят прибрежные государства: Северо-Американские Соединённые Штаты и Китай. Также присутствуют британские и французские корабли. Но места эти слишком удалены от метрополий, потому корабли этих держав обычно не крупнее фрегата. Наш флот не только может противостоять им в этих водах, но и должен превосходить их. Я полагаю совершенно необходимым обустроить верфи и стоянки даже для линейных кораблей, чтобы уверенно держать эти отдалённые для британцев и французов воды под своим контролем. Что же касается Балтийского и Чёрного моря то они находятся слишком близко от Франции и Британии. Их главный флот в любое время может появиться в этих водах. и мы не сможем защитить наши торговые суда или нападать на чужие берега в виде этих флотов. А значит решение государя о том, что невозможно противостоять этим флотам, верно именно в этой части. Но помимо защиты торговли и нападения на чужие берега нельзя забывать цель защиты своих берегов и нападений на чужие суда. При защите своих берегов флот должен действовать совместно с береговыми батареями, зачастую на мелкой воде. Это предъявляет особые требования. Крупные линейные корабли имеют слишком большую осадку. Потому канонерские лодки с пушками крупных калибров становятся более нужными. Оба моря достаточно малы и не требуют от при охоте на торговцев длительных рейдов. В то же время скорость и возможность скрыться от вражеской эскадры на отмелях. Это должны быть небольшие шхуны, катера и бриги. Что же до противостояния Швеции или Турции, то как в петровские времена их побеждали галерным флотом, так и теперь подведя вдоль берегов наши мелко осадочные, но крупно орудийные батареи мы способны превратить любой участок чужого побережья в свою морскую крепость. А шхуны обеспечат должную разведку и поимку торговцев. Несомненно, в составе флота будет полезно иметь несколько фрегатов и даже, возможно, один или два не очень крупных линейных корабля. Но сила черноморского и балтийского флата не в них. Итак, можно подвести некий итог.

Великий князь отпил морс из фужера. Удовлетворённо кивнул головой и причмокнул.

— В черноморском и балтийском флоте основными кораблями должны быть мелкие и быстрые суда и большие плавучие плоскодонные батареи. В Северном океане плавучие батареи так же необходимы. Мелкие суда не так важны, но будут полезны. А вот фрегаты, могущие длительное время пребывать в чужих водах без пополнения запасов, могущие при необходимости сбежать от линейных кораблей, а более мелким дать хороший бой, должны быть основной силой Северного флота. В Тихом океане крайне важно иметь линейные корабли. Вряд ли их возможно будет меть много. Но в дали от британской и французской метрополии никто не сможет противостоять им. Тихоокеанский флот будет доминировать в северной части океана. А его фрегаты будут навещать и Индийский океан и южный Атлантический. Северную Атлантику будут навещать фрегаты Северного океана.

— Что ж, — после некоторой паузы проговорил Бахтин, — ваши предложения можно признать, в некотором смысле, разумными. Я прошу вас ещё раз подробно всё изложить на бумаге. Александр Сергеевич с большим интересом отнёсся к вашим предложениям. Особо прошу обдумать возможности строительства линейных кораблей на берегах Тихого океана, а также содержание и набор подготовленной команды для них. Зато теперь мне понятно назначение катера, что вы строите в Лодейном поле.

— Ах, нет, — отмахнулся рукой великий князь, — катер нужен легиону. Цель его блюсти финские берега от контрабандистов.

— И топить их из единорогов, — хищно оскалил зубы в улыбке Бахтин.

— Хотелось бы захватывать и конфисковать, — улыбнулся в ответ великий князь.

17 декабря 1828, Санкт-Петербург

Сперанский уже с утра был в Зимнем, как и многие из царедворцев. Весть о том, что вчера был вскрыт кабинет Марии Фёдоровны и извлечено завещание, в мгновение ока облетело всех заинтересованных лиц. Удостоиться упоминания в завещании вдовствующей императрицы, пусть даже по нему тебя достанется одна серёжка, это достаточное подтверждение статуса придворного. В ожидании оглашения завещания все эти люди слонялись по дворцу, имитируя полезную деятельность. Сперанский, очевидно, намеревался провести время с воспитанником.

Но он оказался не одинок в своих желаниях. В комнатах великого князя было достаточно людно. Неотлучный Юрьевич, выздоровевший Мердер, Ушаков, отец Герасим, лейб-медик Крайтон, Ратьков. На огонёк заглянул митрополит Серафим и Закревский. Зачем-то зашёл Жуковский, но засвидетельствовав почтение тут же направился к великим княжнам. Гости заполнили столовую. Востриков накрыл угощение из чая и выпечки. Законоучитель Сперанский был вынужден влиться в достаточно большую компанию. В общем разговоре он улучил момент чтобы поинтересоваться:

— Как вам книга? Вы уже достаточно прочли?

— Я закончил чтение. И уже готовлюсь написать вам эссе. Книга же, на мой взгляд, на редкость бездельная, а господина Языкова я бы забил в колодки.

Шум разноголосого обсуждения мгновенно смолк. Все посмотрели на законоучителя и его воспитанника.

-Гм, — взглотнул Сперанский, собираясь с мыслями, — почему в колодки?

— Само сочинение господина Монтескье весьма нелестно в отношении России и самодержавия. В прямом виде оно ни в коем случае не могло бы быть одобрено цензурой. Господин же Языков нашёл выход. Сопроводив перевод данного сочинения осуждающем комментарием, разместил его без изъятий, превратив в огромную цитату. Подобное, по непонятным мне причинам, было пропущено цензурой. За находчивость господин Языков заслуживает колодок.

— Но издание было разрешено.

— Могу же я иметь своё мнение по этому вопросу. Что же до самого сочинения, господин Монтескье, человек очевидно образованный. Потому его сочинение являя собой образец глупости, содержит и отдельные здравые мысли. Но это суждение одиннадцатилетнего мальчика не более, стоит ли его воспринимать всерьёз.

— И всё же, я прошу вас объясниться, — встрял в разговор Мердер.

— Извольте, начнём с начала... — великий князь вышел из столовой, но вскоре вернулся с книгой, усеянной бумажными полосками закладок, и открыл её.

Он некоторое время беззвучно шевелил губами в тишине.

— В первой же книге, буквально в четвёртом абзаце господин Монтескье сообщает, что Бог относится к миру как создатель и охранитель. Что он творит по тем же законам, по которым охраняет. Впечатляет самомнение этого человека, утверждающего, что он не только познал дело и замысел Бога в этом мире, но и познал по каким законам Бог делает то, что ему кажется нужным. Полаю даже церковный патриарх был бы более скромен в своих утверждениях о божьем замысле, — Великий князь ухмыльнулся и перевернул страницу. — Рассуждения же, основанные на схожести законов физических с законами человеческими не может не удивлять любого здравомыслящего человека. Законы физические являются не более чем описанием сделанным человеком, наблюдающим происходящее вокруг. Насколько эти законы точны это вопрос для обсуждения. Но они лишь описывают действия реальных сил на тело. Законы же человеческие предписывающие. Они сами порождают действие на людей в силу своего наличия. Если отменить человеческий закон, то пропадёт и его действие, в той или иной мере. Если же отменить закон физический, это никак не повлияет на силы природы, действующие на тела. Соответственно, эти законы, не смотря на общее для них название, имеют совершенно разную природу, и ставить их в одном ряду, проводя рассуждения, ошибочный метод.

Великий князь перевернул на следующую закладку.

— Оставим без особого внимания то, что господин Монтескье за Бога решил, кто из материального мира находится с Господом в более близких отношениях. Обратимся к естественным законам, провозглашаемым им. Сочинитель спорит с Гоббсом о том какими желаниями обладали первобытные люди. При этом ни он, ни господин Гоббс этих первобытных людей не видели ни разу в своей жизни. А также их не видел никто из оставивших хоть какое-то описание этих первобытных людей. Не сложно догадаться, что все эти рассуждения о желаниях и страхах первобытных людях есть умствования, начитавшихся греческих и римских авторов интеллектуалов, не имеющих ни малейшего представления о предмете их рассуждений. Именно в силу этого предложенные естественные законы не могут быть восприняты без критического отношения к ним. Сочинитель почему-то полагает, что первобытный человек жил в одиночестве и потому был боязлив. Из этого он производит на свет мысль, что мир является первым естественным законом человека. Не знаю откуда он взял, что первобытный человек был одинок, но окружающая действительность говорит мне, что война не менее естественное состояние человека, чем мир. Если бы меня заставили выбирать что-то одно из этих двух состояний, как основу для рассуждений, я бы замер в нерешительности, как осёл между стогами сена. Когда же сочинитель из своих рассуждений о первобытном человеке выводит правила, что народы в период мира должны делать друг другу как можно более добра, а во время войны причинять насколько возможно менее зла, я впадаю в недоумение. Всё, что я вижу вокруг говорит о том, что во время мира народы равнодушны к судьбе других, если из этого не проистекает для них выгоды. Во время же войны, они той же выгодой руководствуясь, стремятся как можно быстрее и часто более жестоко вывести своего противника из войны. Потому, что каждый лишний день войны приносит убыток. Однако, во всяком сочинении можно найти и дельные мысли. В частности, представляется мне верной мысль о том, что законы должны находиться в таком тесном соответствии со свойствами народа, для которого они установлены, что только в чрезвычайно редких случаях законы одного народа могут оказаться пригодными для другого. Именно об этом полезно было бы помнить нашим светским мечтателям, заглядывающимся на Британию, Францию или Америку.