— Как мы видим основания, которые ищет сочинитель в нравах первобытного человека, весьма шатки. Посмотрим же вторую книгу. Здесь нам пытаются рассказать о видах правления. Сочинитель полагает важным выделить республиканский, монархический и деспотический образ правления. Оставлю немного в стороне первые два. Посмотрим внимательнее на деспотическое правление. Основанием его господин Монтескье полагает страх народа перед правителем. И казалось бы, в этом нет ничего удивительного, если не задумываться, что именно вызывает страх. Правитель великан или дракон? Он наверно кощей бессмертный или ужасный чародей? Не спешите отвечать. Я сам. Но сначала я отмечу, что одним из государств с деспотическим правлением сочинитель называет Московское царство своего времени. А это, если я не ошибаюсь, Российская империя времён Елизаветы Петровны. А теперь отвечу.

Великий князь намеренно замолчал, оглядывая присутствующих.

— В государстве называемым деспотическим народ испытывает страх не перед государем, как таковым, ибо он обычный человек и не способен сам наказать все миллионы подданных. Но вокруг государя есть гвардия, нукеры, янычары, преторианцы... Их тысячи. Они делают приказ государя непреложным. А служат они ему не за страх, а за совесть. И вот внезапно оказывается, что страх народ испытывает не перед деспотом лично, а перед его окружением, что от имени и по велению его правит и исполняет должное. И чем это отличается от обычной монархии? Я сам отвечу. Ничем. Кроме того, что сочинителю потребовалось выделить некие государства в парии. А теперь самое время посмотреть на республики. Сочинитель различает демократические, и здесь он упоминает Афины, и аристократические, одной из них он называет Польшу, отмечая её как крайне неудачную форму аристократического правления. Посмотрим на них внимательнее. Польшу он критикует за то, что крестьяне являлись по сути своей рабами польской шляхты, которая составляла собой аристократию. Однако не сложно догадаться, что в демократичных Афинах граждане, голосовавшие на площади, также не составляли большинства населения города. Больше всего в городе было рабов. И афинские граждане в этом не многим отличаются от польской шляхты. Более того, во всех известных мне государствах, которые можно было бы назвать демократическими республиками, значительная часть населения лишена возможности голосовать. Из чего я могу сделать вывод, что жизнеспособны только аристократические республики. Власть в них находится лишь у части народа.

— Я полагаю, что Монтескье, под аристократической республикой понимал такое правление, при котором власть принадлежит совсем немногим. И в этом смысле и римскую и афинскую республики можно считать демократическими, в определённое время их существования, — поправил ученика Сперанский. — Я рад вашему усердию, надеюсь остальное вы подробно опишете в эссе.

— И всё же, если Александр Николаевич, сочтёт возможным продолжить рассказ, я бы с удовольствием послушал, — вмешался Ушаков.

— Я готов продолжить, — великий князь проигнорировал скривившего губы Сперанского, — тем более что время до торжественного оглашения завещания ещё достаточно. Сложно понять, что конкретно имел в виду сочинитель поскольку в Польском сейме всякий шляхтич мог выступить с правом вето. Но господин Монтескье назвал Польшу худшей из аристократий. Я же полагаю, что подобное разделение республик вообще бессмысленно. Поскольку никакой реальной власти у народа, вверяющего власть своим отдельным представителям, нет. Народ обладает недостаточными знаниями ни о кандидатах, ни об обстоятельствах решаемых вопросов. Это естественно, потому что его жизнь посвящена другому. В результате, простые люди становятся жертвами обмана, подкупа или даже запугивания. А вся настоящая власть принадлежит избранным, которые и являют собой аристократию. Ещё одно обстоятельство вызвало моё недоумение, это отнесение к каждому виду правления отдельного основания. Так заявлено, что деспотия основана на страхе. Но мне совершенно непонятно чем русский деспотичный кнут лучше внушает страх, нежели британская виселица или французская гильотина. Заявлено, что монархия основана на чести. И это звучит весьма уважительно, но почему при монархии нет места любви к отечеству на коем основана республика, мне совершенно непонятно. Или почему при республике честь утрачивает своё значение. Сложно представить насколько купец из монархической страны руководствуется честью, а его компаньон из республики следует любови к отечеству, когда мне глядящему на их сделку со стороны кажется, что они оба стремятся к частной выгоде. Я полагаю, что эти основания под видами правления указаны сочинителем исключительно из соображений красоты и стройности дальнейших рассуждений. В то время как и любовь к отечеству, и честь, и страх, и выгода при любом правлении направляют людей в их поступках. Таким образом, я пришёл к выводу что под дальнейшими рассуждениями господина Монтескье лежат совершенно негодные, надуманные основания. В то же время некоторые из его выводов невозможно не разделять, поскольку они явно наблюдаемы. Но сути их сочинитель не постиг...

— Господа, — в комнату вошёл гвардейский офицер, — император определил собраться в Белом зале.

— Хорошо, продолжим после, — распорядился Ушаков.

В белом зале собралось много народа. Воспитатели великого князя встали группкой возле внутренней стены, на расстоянии не менее десяти метров от первого ряда, в котором по правую руку от отца занял своё место наследник престола. Перед ними стоял протоирей Павел Криницкий, духовник покойной императрицы. Государь кивнул ему, и священник начал читать:

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Завещание, написанное мной в одна тысяча семьсот девяносто седьмом году, относилось к самой счастливой эпохе моей жизни, когда я была счастливейшей из жен, имела восемь здоровых детей и была беременна возлюбленным моим сыном Михаилом...

Преамбула была не очень большой и вскоре он стал перечислять последние распоряжения Марии Фёдоровны.

— Завещаю внуку моему малолетнему Александру, находящемуся под опекой отца его, императора Николая, Мариинский и повивальный институты, а равно и суммы, ассигнованные на содержание их и поименованные в прилагаемой при сем записке. Капиталы эти, помещенные на вечное обращение в кассе воспитательного дома, и еще девять тысяч семьсот рублей в металлических билетах, помещенные в комиссии погашения государственных долгов, приносят законных 5% в год, которые назначены на содержание этих двух заведений; шестой процент с капиталов, положенных в кассу воспитательного дома, идет согласно правилу в его пользу; к этому я прибавила еще шестой процент с девяти тысяч семьсот рублей, находящихся в металлических билетах. Процент с этих капиталов...

Великий князь начал утрачивать ход мысли покойной, вдавшейся в пространные описания своих денежных перипетий после войны двенадцатого года. Усилием воли он сконцентрировался.

— ... согласно их первоначальному назначению. Я желаю, чтобы оба мои институты управлялись с той же заботливостью и вниманием, как при мне, и поэтому прошу сына моего надзирать за исполнением моей воли, а также вверить управление ими невестке моей, супруге великого князя Михаила; я убеждена, что в таком случае они всегда будут процветать и приносить пользу государству. Зная твердость и доброту ее характера, я вполне уверена, что...

Внимание снова стало расплываться. А речь протоирея превращалась в монотонный гул.

-...Завещаю также сыну моему императору Николаю и государству капитал, помещённый мною на вечное обращение в кассу воспитательного дома, и ассигнованный на пенсии неимущим офицерским вдовам, поименованным в прилагаемых к сему списках; шестой процента с этого капитала идет по правилу в пользу воспитательного дома. Вилламов представит государю список вдов, получающих пенсии, и из отчета его император усмотрит, что сумма, отпускаемая из моей кассы на пенсии неимущим вдовам офицерского звания, доходила ежегодно до двадцати тысяч рублей. Прошу возлюбленную невестку мою... Мое недвижимое имущество состоит из Гатчинского дворца с окрестными деревнями, коих список я прилагаю при сем; Павловского дворца с деревнями Федоровской, Тярлево, Глазово, Липицы, Ново Весь, Глинка, Этюп, Виртембергской колонии, и из денежной суммы, вырученной мной от уступки Красносельской земли, которая одна в окрестностях Петербурга удобна для маневров, и была уступлена мной... Так как великий князь Константин Павлович поселился навсегда в Варшаве и не намерен оставлять этого города, то в знак моей любви к нему, усилившейся еще более при виде его примерного и доблестного поведения, я оставляю ему капитал в триста тысяч рублей... Гатчинский дворец, с угодьями и живущими в оных тысячью тремястами восьмидесятью крестьянами, оставляю в вечное владение внуку моему малолетнему Александру, находящемуся под опекой отца его, императора Николая, и его потомкам мужского пола, сделав временное завещание в пользу старшего в его роде... Александру Николаевичу я вменяю в обязанность следить за тем, чтобы дворец, сады и парк, оранжереи, больница, богадельня, дом призрения слепых, приют для их детей и все те заведения, какие будут еще основаны мной там, одним словом, чтобы все угодья этого прекрасного имения, содержались также хорошо, как в настоящее время... Оставляю внуку моему малолетнему Александру, находящемуся под опекой отца его, императора Николая, Павловский дворец с прилежащими деревнями и четыреста пятидесятью крестьянами, в вечное и потомственное владение его наследникам мужского пола... После моей смерти великий князь Александр Николаевич вступит во владение Павловском, с условием, чтобы дворец, сады, парки, оранжереи, госпитали, инвалидный дом, заведение для инвалидов, именуемых "собственные инвалиды" и прочие могущие впредь основаться заведения, одним словом, чтобы все угодья этого прекрасного имения содержались хорошо и в том же виде как в настоящее время...

Внимание великого князя окончательно утратилось. Сообразив, что стал наследником Гатчины и Павловска, он весь погрузился в обдумывание предстоящих действий, отключившись от реальности, из которой продолжило доноситься:

— ... Моя корона принадлежит государю. Все же прочие бриллианты мои, жемчуга и драгоценные камни, подаренные мне покойной государыней и покойным императором Павлом, а равно и приобретённые мной лично, исключая тех, которые будут распределены мною по завещанию, должны быть в точности оценены по моей смерти, и затем разделены... Все то, что придется на долю моим внучатам, принцам Мекленбургским, Ольденбургским и Виртембергским, должно быть продано, а деньги... Я желала бы, чтобы император Николай и великий князь Михаил Павлович купили для своих супруг бриллианты... Так как возлюбленная дочь моя, великая княгиня Мария Павловна, далеко не так богата... Я вполне уверена, что император вверит управление общиной (Смольный монастырь) вместо меня любезной невестке моей, императрице Александре Федоровне... Надеюсь, что император пожелает также вверить попечению императрицы Александры Фёдоровны... Прошу императора отдать под покровительство императрицы...Тысячу раз повторяю здесь нашей достойной и дорогой княгине Ливен мою живейшую признательность за ее службу... Все портреты покойной подруги моей Бенкендорф прошу разделить между ее детьми... Мария. В Санкт-Петербурге, двадцать седьмого ноября одна тысяча восемьсот двадцать седьмого года. — закончил оглашение завещания протоирей и добавил: — Сделана приписка. Я желаю еще раз поблагодарить вас, любезные Николай и Александра, за вашу любовь и за ваши заботы обо мне. Уже год прошел с тех пор, как мною написано настоящее завещание и в этот год, каждый день я вновь благословляла вас. Да вознаградит вас Господь и даст он, чтобы дети ваши были для вас такой же отрадой и таким же утешением, как вы были для меня. Боже мой, яви Свое милосердие на моих возлюбленных детях, будь их заступником, ниспошли на них благодать святого Твоего духа. лагослови начинания возлюбленного императора нашего и помоги ему довести наше отечество до того благосостояния в каком он желал бы видеть его. Устрани всякое зло от его августейшей особы, продли его царствование, даруй ему благополучие, чтобы царствование его было эпохой благоденствия нашей России. Любезные дети, помолитесь за свою мать, которая молит Господа нашего Иисуса Христа о заступничестве и лобызает святой крест Его с верою, любовью и надеждою. Мария. Двадцать седьмого ноября одна тысяча восемьсот двадцать седьмого года.

Утомлённый монотонным чтением завещания великий князь направился в свои комнаты окончательно решив:

"Сейчас прогулка. Потом фехтование. И не о чём не думать до самого утра. Папа сообщит, что мне будет дозволено. А сейчас слишком рано. Впрочем, можно было бы навестить Кларка, он найдёт чем занять мою голову."