Петр 2. Санкт-Петербург

"Я знаю, что погода мерзкая, времени мало и задача непростая Христофор Антонович. Верю, что ты справишься, но очень прошу тебя всячески помогать Блюментросту в его начинаниях. Это не последняя война и нам нужно научиться избегать массовой гибели людей не от пуль и ядер, а от недугов дальних походов!"

Уже на марше некоторые роты оценили горячую пищу, которую готовили прямо на ходу в специальных железных полевых кухнях. Новшеством оказался также запрет на использование некипяченой воды. За нарушения уже прилюдно наказали немало народу, так что солдаты обходили стороной попадающиеся по дороге колодцы и родники. В лагере перед вторжением Миних в сопровождении Блюментроста потратил несколько часов, чтобы проверить наличие у солдат тёплой одежды и сменных чулок и обуви. Пришлось сотни людей оставить на границе до получения нужного инвентаря, а несколько младших командиров наказали за недосмотр. Продуктов пока хватало, но если осада затянется надолго, то возникнут проблемы с подвозом продовольствия по разбитой дороге.

На редут со стороны лагеря поднялась группа людей во главе с гвардии майором Иваном Альбрехтом, новым заместителем нового руководителя Тайной канцелярии Алексея Шаховского. Прусак в походе исполнял щекотливую миссию охраны семьи беглого петербургского генерал-губернатора. Сейчас Прасковья с сыном ехала вместе с гвардией, а майор привёл с собой одну из её служанок.

— Нужно послать эту девицу с белым флагом в крепость с письмом от Прасковьи.

— Что в письме?

— Увещевает мужа покориться царской воле и явиться с повинной.

— Боюсь, теперь, когда пролилась кровь, шведы никого из наших бунтовщиков просто так нам не отдадут.

— Это было бы слишком хорошо, Ваше высокопревосходительство. Однако у служанки есть ещё одна задача, убедить его, что если он станет разглашать государственные секреты, то не сносить головы ни его жене, ни сыну.

Миних поморщился. Все эти грязные игры с шантажом и убийством младенцев не красят боевого офицера. Однако Альбрехт, похоже уже вжился в новую зловещую роль жандарма Тайной канцелярии.

— Я подготовлю своё письмо коменданту крепости и генералу Лёвену с требованием выдачи всех преступников и обещанием штурма в случае отказа. Пусть служанка передаст и его тоже.

(18/02/16)

Глава 21

Иван Дмитриев-Мамонов сидел у зарешечённого окна и перелистывал в очередной раз бумаги из архива русского царя. Написаны от руки, но старательным крупным почерком по тонким линиям, равномерно пересекавшим листы. Такую разлинованную бумагу недавно стали использовать в петербургских канцеляриях для удобства работы. Писал царь самолично, но не пером, а углём, точнее редким графитом. Последние недели он надевал для этого специальную перчатку (чтобы не запачкать сажей руку), а Ваня Долгоруков вытачивал для него в большом количестве толстые стрежни с острым концом. Об этой причуде гадали между собой придворные, а в записях Петра второго Мамонов нашел схему устройства под названием 'карандаш'. Похоже, скоро в России появится очередная новинка.

Листов было много. Все они были пронумерованы и озаглавлены различными темами. Многие содержали чертежи. Было несколько карт мира и России с дорисованными берегами морей, значками месторождений угля, нефти, золота, железа и других металлов. Несколько любопытных записок по политике, экономике и истории. Были списки множества известных и неизвестных Мамонову лиц с краткими биографическими данными, а некоторые даже с датой смерти в будущем. Две недели назад именно этот список поразил генерала больше всего после того как он нашёл в нём себя.

'Иван Дмитриев-Мамонов. Скоропостижно скончается в 1730 году. Предотвратить смерть нет возможности'. Последние дни этот приговор постоянно стоял перед глазами генерал-губернатора. Он уже не сомневался, что мальчишка или кто там в него вселился, каким-то образом знает будущее. Более того, он это грядущее меняет, но, похоже, смерть отменить не всегда может. Вспомнился конец другой записи, посвящённой самому Петру II: 'должен будет умереть от оспы в январе 1730г. После вакцинации есть хороший шанс этого избежать'. Себя этот дьявол на троне похоже надеется спасти!

Где-то недалеко в городе послышался грохот. Сидевший с унылым видом на своей койке Михаил Белосельский встрепенулся и прислушался.

— Похоже, наши начали бомбить город.

Несмотря на то, что русские войска пришли по их души, Белосельский привычно называл их 'нашими' в отличии от тюремщиков-шведов. Впрочем, место их заключения сложно было назвать тюрьмой. Просторная комната с мебелью. Правда на окнах решётки и у двери часовой. Но обращались с ними вежливо, кормили хорошо. Даже солдат и калмыков не притесняли, хотя и поместили их отдельно от Мамонова, Белосельского и тайши Лекбея. Но тюрьма есть тюрьма и за последние дни все они стали испытывать отвращение к холодно-презрительным хозяевам. Большую часть награбленного золота отобрали и держали в отельной комнате под охраной. Шведы более-менее разобрались, каким разбоем занимались попросившие у них убежища беженцы-русские. Пришедшая же следом русская армия и первые потери в начинающейся войне остудили отношение большинства свеев к заключённым до состояния крепкого мороза.

Дмитриев-Мамонов аккуратно свернул и спрятал бумаги, подошёл к окну и прислушался. Вдали отчётливо громыхнуло орудие, и через мгновение в городе раздался треск попадания. Наверное, ядро пробило крышу дома у какого-нибудь местного бюргера.

— Это не осадная артиллерия. Полевая гаубица, скорее всего.

Скрипнула входная дверь и вошедший в комнату шведский офицер кивнул присутствующим.

— Увы, генерал, но это русские развернули в сторону крепости захваченную у нас недавно батарею.

Иоганн Седерспарре говорил по-русски с сильным акцентом, но достаточно уверенно. Являясь заместителем коменданта крепости Вильманстранд, он в том числе приглядывал за трансграничной контрабандой и с русскими общался часто. К беглецам он внешне относился получше остальных шведов. Мамонов это ценил и, понимая что их только что подслушивали, всё же благодарно кивнул на предоставленную информацию.

— Я сожалею о гибели ваших и русских солдат, майор.

— Поздно сожалеть, Ваше превосходительство. Миних привёл войска и поставил моему командиру ультиматум — отдать вас и золото или он разрушит город.

— И каков же был ответ Лёвена?

Седерспарре пожал плечами.

— Все мы когда-нибудь умрём. Очень может быть, что в ближайшие дни. Но отдавать вас русскому царю на расправу генерал-майор Лёвен отказался.

— Передайте нашу признательность генералу и восхищение его мужеством.

— Пустое, генерал, но у меня для тебя ещё послание.

Седерспарре отошёл от двери, и в комнату зашла женщина. По одежде — типичная служанка из богатого дома, коей и являлась. Она испуганно огляделась и низко присела в книксене перед Дмитриевым-Мамоновым.

— Машка? Ты как здесь оказалась?

— Я принесла письмо от Прасковьи Иоанновны.

Оглянулась на шведа и майор протянул генералу свиток. Печать была сорвана. Видимо предварительно шведы прочли послание сами, но не найдя ничего опасного позволили знатному пленнику прочитать письмо от супруги. Дмитриев-Мамонов проглядел неровные строчки и потребовал у посланницы:

— Рассказывай.

— Ваше превосходительство, Прасковья Иоанновна и твой сын сопровождают Его императорское величество и скоро будут здесь.

— Как они?

— Здоровы, Слава Богу, однако немец Альбрехт, который нас охранял, велел передать, что их жизнь в твоих руках.

— Что это значит? Он угрожает их убить?

— Да, Ваше превосходительство, он именно так и сказал, что убьёт их обоих, если ты разгласишь государственные секреты.

Дмитриев-Мамонов побледнел, а Седерспарре, с интересом прислушивающийся к речи испуганной служанки, скривился.

— Ваш царь поступит мерзко, если убьёт невинное дитя и твою супругу. Не понимаю только, о каких секретах идёт речь.

Дмитриев-Мамонов тяжело взглянул на шведа. Ему нужно было принять трудное решение. Если, читая бумаги Петра II, он успел проникнуться некоторым уважением к самозванцу, то сейчас его душила ярость. Вот так вот опустить руки и сдаться? Не слишком любимую супругу было не жаль. Гибель сына, судя по царским записям, тоже произойдёт естественным путём, не сейчас так через пару лет. О старшей замужней дочери речь в угрозах Альбрехта не шла и есть надежда, что она вне опасности. А значит его, Дмитриева-Мамонова, кровь не умрёт и он может побороться. Зло усмехнувшись, генерал ответил Седерспарре.

— Секретов у царя много, Иоганн. Хочешь их узнать?

Швед мотнул головой.

— Я всего лишь обычный солдат. А за многие знания могут и голову оторвать. Однако в Стокгольме есть более любопытные, чем я люди. Собирайся, Ваше превосходительство, лодка переправит тебя на другой берег озера, и ты сможешь рассказать о царских тайнах подальше отсюда. Возможно, нам повезёт и вместе с твоим уходом Миних уберёт свою армию.

(20/02/16)

В процессе недолгих сборов Белосельский странно поглядывал на Дмитриева-Мамонова. Решился заговорить только по дороге к пристани.

— Неужели ты отдашь им эти секретные бумаги, Иван Ильич?

— Могу и отдать. Что с того, унтер-лейтенант?

— Ведь это же нанесёт вред не только царю, но и России! Это измена и предательство.

— А мы с тобой и есть изменники и предатели. Поздновато в тебе совесть заговорила! Надеешься, пощадят тебя за то, что ты царя убить пытался, да не убил?

— Не жду я милости от царя. Однако не хочу, чтобы земле моей враги её вред причинили.

— Чтож, похвальное желание. Только сейчас самый главный враг Руси на троне сидит. И я свой выбор сделал, когда решил с ним бороться. А теперь, встав на скользкую дорожку, буду идти до конца. Бумаги же эти помогут свергнуть узурпатора и остаться живыми.

— И как тебе новые башмаки, Лазарь, не жмут?

— Как на меня шили! И не башмаки, а на французский манер bottine называются. Ногу не трут, только вода попала, когда из лодки выпрыгивал у берега.

— Вот-вот! Сапоги али ботфорты всяко лучше. А ты посуши ноги то! Всё равно неизвестно сколько ещё нам тут куковать придётся.

— И то дело! Дозволите, господин сержант разуться, ноги и обувку посушить?

Молодой командир Данила Свешников кивнул и снова задумался о чём-то своём. Подчинённый ему десяток егерей лейб-гвардии Преображенского полка несколько часов назад захватил рыбацкую лодку в прибрежной сайменской деревеньке и переправился на пустынный островок Пикисаари. Здесь постоянно никто не жил, а в эту тревожную пору рыбаки и лесорубы тоже не рисковали здесь появляться. Поэтому отряд без проблем расположился в кустах на южной оконечности острова. В ста саженях, за проливом, на небольшом полуострове расположился городок и крепость Вильманстранд. Где-то дальше к югу подошли русские полки и оттуда время от времени доносился гром артиллерийских орудий.

Небольшому отряду егерей до прибытия остальных подразделений поручили пресекать бегство любых лиц из осаждённой крепости. Только как это сделать, если беглецам достаточно будет держаться подальше от подозрительных берегов? Помогут ли штуцеры и новые пули, которыми снабдили элитный отряд разведки Генерального штаба?

Парочку особых пулелеек два дня назад вручил Свешникову лично Миних.

'Твой отряд неплохо себя показал за последние дни, сержант. Генерал Балк о тебе хорошо отзывался. Поэтому Государь позволил мне с твоей помощью использовать новое секретное оружие. Однако ты головой своей отвечаешь за то, чтобы эта тайна не попала в руки свеев'.

Пока искали лодку для переправы на остров, егери в стороне от лагеря русской армии опробовали собранные со всего войска для их отряда штуцеры и новые пули конической формы с выемкой в донце. Результат оказался превосходным и по точности и по дальности и по скорости перезарядки. Остаётся надеяться, что сегодня беглецы из крепости окажутся в пределах досягаемости засадных штуцеров.

— А мне нравится быть егерем. Хоть и не гвардия, зато кафтаны тёплые, — вновь подал голос солдат Федот Руднев. Их отряд ещё месяц назад, как и всех егерей переодели в новую форму неброского цвета, зато более тёплую и удобную.

— Это да. Вот помнится, четырнадцать лет назад такой же поздней осенью мы сильно мёрзли в Пялькене.

Самый старший из бойцов, Лазарь Афанасьев, успел повоевать в Северной и Персидской войнах. Истории сражений, в которых он учавствовал, все уже слышали, но лучший способ скоротать время, это послушать чей-нибудь рассказ.

— Мы тогда шли войском от побережья вглубь Финляндии и шведы решили попробовать нас остановить на узком перешейке между двух озёр. Там всего верста была по фронту, да ещё речка Пялькене, за которой свеи укрепились. В лоб их штурмовать гиблое дело, поэтому командующий Апраксин послал отряд Михайла Голицына в обход на плотах через озеро. Туман и ночь нам сначала помогли, а потом прискакали шведские драгуны и мы с ними перестреливаться стали. Пришлось под пулями да в холодную воду прыгать, чтобы быстрее до берега добраться! Хоть и октябрь был, а холоднее чем сейчас. Немало людей полегло потом от простуды, да всё меньше чем тех, кто шведские окопы через реку штурмовал.

— Но ты не заболел ведь, Лазарь Моисеевич?

— Молодой был ещё, да горячий! Сейчас бы от такого купания точно помер!

— Да. Не вовремя эта война началась. Снег вот-вот ляжет, и застрянем все тут до весны! И лыжи эти в лодке оставленные не помогут. Всё равно никто в них бегать не умеет!

— Не скажи, Федот. Для зимы полезная штука эти лыжи. Вот помнится в четырнадцатом году мы после Пялькене пошли дальше на север. А зима уже, снег кругом по самую макушку. Не пройти — не проехать, только по узкой дороге можно идти чуть ли не гуськом. И эту тропу шведы у Напы перегородили со своим войском. Командовал нами в этот раз Михаил Голицын. Часть войска он отправил по бездорожью, через лес да замёрзшие болота в обход левого фланга шведов. А были бы у нас лыжи — так и в тыл к супостату забежать смогли бы.

— Ну, так победили же всё равно!

— Надо будет, русский солдат по снегу и без лыж побежит! Ударили свеям во фланг, смяли их, бежать им некуда было кроме как по узкой дороге. Так и разгромили всю их армию и Финляндию покорили!

Негромкий возглас наблюдателя за крепостью заставил всех встрепенуться и подобраться к опушке. От недостроенного берегового укрепления отчалили пара баркасов и двинулась прочь.

— Бегут всё же, сучьи дети! И мундиры зелёные российские есть. Видать увозят изменников подальше.

— Сколько тут до них?

— Саженей двести, а как выйдут на большую воду, то все четыреста могут быть!

— Не дострелим. Подождём немного и попробуем перехватить их на своей лодке.

Ломанулись по узкой тропе к спрятанной подальше чухонской вене. Сели впятером, больше не влезло. В четыре руки и два весла пошли на перехват. Свешников сидел у руля и подбадривал гребцов. Шведы на баркасах, увидев погоню, тоже прибавили ход. Людей и вёсел побольше, хорошие шансы уйти, да только придётся подплыть на дистанцию выстрела! Афанасьев и Руднев, как лучшие стрелки, оставили греблю товарищам, а сами, перекрестившись, взялись за штуцеры. Первыми же выстрелами кого-то ранили и сбили скорость головному баркасу. Быстро перезаряжаясь, открыли убийственную пальбу. Шведы, поняв, что боя не избежать, попытались развернуться и дать залп из своих гладкоствольных фузей. В крепости рявкнула пушка, но ядро не долетело. Не обращая внимания, егери продолжали расстреливать все, что шевелилось на первом баркасе. Вторая шлюпка успела развернуться и отойти под прикрытие крепостных орудий.