Целительница души

Обидно, до чего же обидно.

Я долго стояла ещё в магазине, ко мне подходили консультанты, интересовались, не нужна ли помощь. Я мотала головой, стараясь не поворачиваться. Ждан проснулся и стал плакать, выводя меня из ступора. Пришлось уйти из магазина, в надежде, что я не встречусь со своим ухажёром.

Он днём звонил, но я не брала трубку. И вообще телефон оставила дома, чтобы не было соблазна ответить. Вечером, когда я уже никуда не выходила и собиралась купать малыша, в дверь постучали. Не хотелось подходить, если честно. Но вдруг это горюющий человек, который ищет помощи? И я открыла.

На пороге стоял виновник моих переживаний.

— Привет! У тебя всё в порядке? — в его взгляде было волнение.

Я пыталась унять учащённое сердцебиение, держа на руках сына. Дети ведь чувствуют эмоции родителей. Не хочется его расстраивать.

— Привет, да, в порядке, — я отошла от двери, оставляя ту открытой. Не привыкла говорить у порога, сор, как говорится, не стоит выносить из избы.

Он вошёл внутрь, стал переобуваться, а я, увидев, что дверь закрыл, пошла купать Ждана.

Я спокойна. Всё хорошо.

— Давай я искупаю? — предложил Руслан.

— Я сама, — постаралась ответить как можно спокойнее.

— Ты расстроена. Мы же договорились говорить друг другу всё. Кто тебя обидел?

А я сглотнула нахлынувшие слёзы. Всё хорошо, он ведь не обижал меня умышленно. Это просто я так воспринимаю ситуацию. Так чего обида гложет?

— Любимая, — он притянул меня к себе, приподнимая в том числе и Ждана над водой.

Хотелось сказать пару гадостей, но вместо этого я прикусила язык — наверняка потом пожалею.

Ждан же был возмущён, что его вытащили из тёплой водички. Руслан отпустил меня и взял двухмесячного кроху на руки. Как ни странно, но тот остался доволен, улыбаться начал и весело махать ручками.

Не знаю, почему позволила искупать Ждана, просто руки опускались.

Стояла у двери и пыталась успокоиться, раскладывая на стиральной машинке большое махровое полотенце на мягкой подложке с клеёнкой. Ползунки я уже принесла, поэтому идти мне было некуда.

Когда же Руслан достал Ждана из ванны, я вышла, стараясь не показать влажные глаза.

Мы не разговаривали, Рус сам подогрел молоко, налил в бутылочку и покормил моего сына, уложив того в кроватку и погасив свет. Моё правило. Ночью никаких посторонних шумов, звуков, никакого освещения. Ночью нужно отдыхать от внешних раздражителей.

Когда малыш уснул, Рус схватил меня в охапку и вынес в кухню. Я не сопротивлялась. Свет включать не стал. Сел на уголок, а меня усадил на колени, распустил мои собранные в хвост волосы.

— Значит, на меня обижена. Рассказать не хочешь.

А у меня слёзы потекли из глаз. Он лишь крепче прижал к себе.

— Ладно, тогда я расскажу. Сегодня встретил бывшую. Помнишь, я тебе рассказывал, что встречался с девушкой, а она от меня сбежала.

Я кивнула.

— Так вот, видно, она по телевизору рекламу со мной заметила. Потому что стала названивать в мою фирму, просила связаться со мной. Мне передали, что какая-то женщина мне названивает и хочет узнать личный номер.

Он тяжко вздохнул.

— Сегодня я поехал в торговый центр смотреть помещение для очередной точки. Потом зашёл в детский магазин, хотел купить Ждану подарок, и столкнулся с нею. Она довольно неприятная особа. Я её не сразу узнал, за годы, что мы не виделись, она сильно постарела, хотя младше меня на год. Слово за слово, в общем, сказала, что у нас общий ребёнок.

Я подняла голову с его плеча. Хотела спросить, как он поступил, но не смогла. Я ведь слышала разговор. Ложь слышать не хотелось.

— В общем, она стала на меня давить. Я спросил, сколько сыну лет, когда день рождения. Она сказала.

— Я предложил ей денег.

Во мне взыграло возмущение.

— Но как ты мог! Это ведь твой ребёнок!

— Нет, милая, не мой. Даже если она родила его семимесячным, я о нём ничего не знал. Если я и являюсь биологическим отцом, в чём я сильно сомневаюсь, я его не растил. Тогда она посчитала, что это её ребёнок, а не мой.

— А ты не думаешь... — но договорить мне не дали, закрыв губы пальцем.

— Любочка, ты не знаешь мою бывшую. Ей никогда не было дела до детей, да и до меня тоже. Её волновали лишь наряды и вечеринки. Поначалу я просто не замечал какая она, стараясь после учёбы заработать лишнюю копейку, которую она тут же спускала. И не говори мне, что рождение ребёнка всё меняет. Верю, что можно измениться, но не в её случае.

— Но ребёнок ведь ни в чём не виноват!

— Согласен. Поэтому я и предложил ей денег.

— На деньгах счастье не построишь! — возразила я.

— Ты права. Но это не мой ребёнок. Я его не воспитывал. Не радовался его достижениям, не купал его, не гулял с ним. Сомневаюсь, что там вообще есть что-то от меня.

— Но ведь помимо денег есть ещё внимание. Неужели ты готов вот так бросить своё чадо на произвол судьбы, при такой-то мамаше?

— Ты считаешь, я не прав?

— Конечно! Что если ты в силах сделать этого ребёнка счастливым и дать ему то, что не смогла дать твоя бывшая?

Он грустно вздохнул, перебирая мои волосы.

А потом его руки переместились на пуговицы моего халата и стали их расстёгивать.

Я всё ещё сердилась, но отчего-то не остановила его.

Рус притянул меня к себе и поцеловал. Не так, как раньше. Невинности больше не было в поцелуях, была жажда обладать. Его руки скользили по шее, спустили халат с плеч и принялись за бюстгальтер.

Он ласкал меня, заставляя желать большего, оставляя меня лишь в одних трусиках.

Но мне не удавалась целиком отринуть мысли о недавнем разговоре. Я отстранилась, заглядывая ему в глаза.

— И что ты решил?

Он молчал, продолжая ласкать меня ладонями.

— Что у меня самая чудесная женщина в объятиях.

— Да ну тебя! — возмутилась я.

Но меня вновь притянули к себе, вновь завладевая моими губами, приподнимая и лишая остатков одежды.

На этот раз ему удалось выкинуть все посторонние мысли из моей головы и просто отдаться чувствам. Обиды больше не было, он рассказал, сам. И возможно он был не прав, но я вдруг поняла, что мы разберёмся с этим, потом. А сейчас он наконец-то обратил столь желанное мною внимание. И я отдалась чувствам, плавясь от его прикосновений.

— Почему ты не сказала? — прошептал он на ухо, когда мы уже насладились первыми мгновениями единения.

— А что бы это изменило?

— Я бы не торопился, растягивая каждое мгновение.

Он взял меня на руки и отнёс в ванную. Бережно мыл, удерживая меня в объятиях, потом позволил надеть нижнюю составляющую белья, и отнёс в кровать, укладываясь рядом.

— Так что ты решил? — вспомнила я о чём хотела спросить.

— Что жизнь без тебя не имеет смысла, — прошептал он на ухо, а потом уточнил: — без вас. Ты станешь моей женой?

Я от неожиданности подняла голову с его груди, стараясь заглянуть в глаза.

— Не слишком ли рано?

— Ну, я и так старался не торопить события. Но коль ты стала моей, нет смысла уже сдерживаться.

— Так ты сдерживался?

— Конечно. Как можно видеть любимую рядом, любоваться каждым изгибом её тела и не хотеть её? Но я боялся тебя спугнуть. Ты в первый раз тогда истерику закатила, что мне нужно твоё тело. Вот я и старался приручить тебя.

Я вздохнула.

— Значит, накручивала себя, — сделал он правильный вывод. — А что это было сегодня? Только не говори, что телефон дома забыла. Я звонил раз двадцать, и сообщения писал.

Мне стало стыдно. Я даже не посмотрела — так обиженна была. Да и звонить мог только он да мама, у которой вряд ли что-то срочное могло быть.

— Я между прочим, волновался, сорвался с работы по-раньше, чтобы проверить, всё ли у тебя в порядке. А ты...

Мне стало стыдно за своё поведение, за своё ребячество.

— Прости, — прошептала я, пряча глаза от стыда. — Мне было плохо. Не физически. Я случайно слышала обрывок разговора, когда ты ей деньги предлагал. Мне стало так больно. Это ж твоя кровиночка, а ты... Что уж говорить о Ждане, который и вовсе тебе чужой.

— Глупенькая ты. Мы ведь любим человека не за его кровь. Ты вот мне чужая, а я жизни без тебя не представляю. И Ждана с рождения знаю, он мне уж родным стал. А тот ребёнок никогда моим не был. Он мне чужой. А вот зная его маму, я сомневаюсь, что она хочет блага для сына, скорее будет использовать его, чтобы стать ко мне ближе. И я не хочу, чтобы он стал лишь пешкой в её игре.

Я потёрлась о грудь любимого. Может, он и прав? Но не получится ли, что из его сына вырастет плохой человек? Может, пока ещё есть шанс всё исправить?

— Так ты не ответила.

— Что?

— Станешь моей женой?

— А как же пособия... Я ведь мать-одиночка.

— Была. То, что получила, уже не отнимут. А Ждана я усыновлю.

— Не пожалеешь?

— Нет.

— А твои родители?

— А что с ними?

— Ты нас даже не познакомишь?

— Вот распишемся, оформим бумаги на Ждана, тогда и познакомлю. Боюсь, что цепкие лапы бывшей уже добрались до них. А мама в своё время её мне в жёны пророчила.

— Мне нужно подумать, — сказала я, ложась обратно на его грудь и слушая мерный стук его сердца.

Боится потерять меня? С одной стороны это не могло не радовать, а с другой — моя мама тоже не сахар. Мне не привыкать. Этого я не боялась.

— Обиделся?

— Нет, я всё понимаю, — он гладил меня по голове, и я мерно засыпала под стук его сердца. — Думай, сколько хочешь. Я буду ждать.

Время летело как сумасшедшее, я ничего не поспевала. Домашние дела делала, то, что необходимо в первую очередь — стирка, готовка, уборка, а вот всё остальное стояло. А ведь огород никуда не девался. Не то, чтобы я прямо картошку сажала, но ягода у меня имелась, за ней ведь тоже уход нужен. Со Жданом уже не гуляла, ставила под яблоню, и возилась на грядках. Хорошо, он ещё не привередлив пока был, и спал в колясочке. Но лето уж почти прошло, не успею оглянуться, как надо будет на работу идти. Зато целый день на улице малыш, пока я заготовками занимаюсь.

Если честно, то за всей суетой я вообще забыла про то, что нужно Русу дать ответ. А он и не напоминал. Ночи мы проводили вместе, у меня. На выходных иногда выбирались в город просто погулять или по магазинам.

И вот однажды, я жду его, в окошко постучали, как обычно делал Рус, после чего я с улыбкой встречала его у дверей. Открываю дверь, но за дверью стоит незнакомый молодой человек. Лица я не видела, но голова закружилась, и темнота накрыла меня.

Последней мыслью было: только бы Ждан не пострадал.

Очнулась я в темноте, ощущения были не из приятных. Голова болела, тело плохо слушалось. Я попыталась встать, но это не удалось. Бочком постаралась сесть, что тоже вызвало неприятный отклик и в голове, и в теле.

А потом послышался грохот. Ощущение было, что упало что-то тяжёлое. Затем звук повторился. Я прислушалась. Мне показалось или это звуки борьбы? В дверь что-то ударилось, а потом она просто слетела с петель.

Я открыла глаза и постаралась сосредоточить взгляд.

В темноте с небольшими отсветами уличных фонарей я различила двоих борющихся.

— Она моя, тебе этого не изменить, — сказал незнакомый голос.

— Разогнался! — ответил любимый.

Потом один из дерущихся замахнулся чем-то и ударил второго по голове. Сам тем временем бросился ко мне, но его схватили за ноги и повалили.

Я переживала за Руслана, ведь второй человек был именно он. Но мне оставалось только жаться в угол, в котором сидела. Руки мои оказались связанными. Потом кто-то из мужчин бросился к окну и просто со стуком бьющегося стекла выскочил в него. На меня посыпались осколки, раня руки и ноги, лицо я успела заслонить.

Но не за себя переживала. Волновал вопрос, что со Жданом, где он? И кто выскочил в окно, а кто остался?

— Цела? — ко мне подскочил любимый.

— Ждан, — только и смогла выдавить я.

— Сейчас принесу.

После чего Руслан оставил меня одну в комнате. В той, что ночевала мама. Страха остаться одной не было, просто беспокойство за сына было сильнее всех остальных эмоций. Голова вновь гудела, прервавшись лишь на время схватки мужчин.

Малыш огласил комнату обиженным плачем, ставшим для меня сладкой музыкой. Живой! И, раз не орёт дурниной, значит, цел.

— Встать сможешь? — мне подавали руку, второй придерживая малыша. Вот только зрение было пятнами. Чётко я не видела.

Протянула не без усилия связанные руки. Весь мой вес пришёлся на Руса. Но он удержал равновесие. И потом не отпустил, обхватывая за талию свободной рукой, потому что я с трудом держалась на ватных ногах, пронзаемых тысячами иголочек, словно я их отсидела. Любимый не торопил, за что была ему благодарна.

На кухне горел свет, правда, видела я плохо, пятнами, словно перед этим глядела на яркое солнышко, и лишь прямо. Были разложены какие-то травы на столе, а ещё в середине стоял таз. Зрелище было не из приятных, хотя ничего такого там и не было. Молодой человек взял нож и, усадив меня за стол, разрезал верёвки на моих запястьях.

— Кто это был? — спросили мы одновременно.

— Значит, не знаешь, — сделал правильный вывод Рус. — А внешность разглядела?

Я помотала головой, зажмурившись, стараясь унять учащённый стук сердца, успокоиться.

— Плохо. Я тоже не разглядел. Когда вошёл в приоткрытую дверь, он бросился в сторону комнаты, и мы сцепились. Было не до разглядывания и включения света.

Я поджала губы. Согласна — ничего хорошего.

— Я не видела его, словно он был в дымке, — постаралась объяснить, почему сама не могу описать внешность незнакомца.

Руслан тяжко вздохнул.

— Что это за таз? — ткнула пальцем в центр стола. Я узнала свой таз, просто что он тут делал, было не понятно.

— Тут лежал Ждан. Как хочешь, милая, но мы уезжаем ко мне. Тут оставаться небезопасно.

Возразить мне было нечего.

— Но сперва придётся вызвать полицию.

— Не надо... — не слишком уверенно начала я.

— Предлагаешь пустить всё на самотёк? Не пойдёт. Дело даже не в тебе. Что, если бы Ждан пострадал?

— Н-но...

— Придётся потерпеть допрос. Тебе врача вызвать? Бледновата ты.

Я помотала головой, после чего любимый стал звонить, собирая сумку с вещами моими и Ждана, которого положил в корзинку, теперь едва вмещающую подросшего кроху.

Потом была полиция, вопросы, вспышки фотоаппарата, а я была словно в тумане. Поначалу ещё пыталась связно мыслить, но усталость и потрясение дали о себе знать. Я лишь прижимала к себе сыночка, который мирно сопел в моих объятиях, да клевала носом. Потом всё стихло. Свет погас, меня подхватили на руки и куда-то несли. Но я лишь прижимала крепче Ждана.

Сквозь сон ощущала поглаживания по голове, крепкие объятия и успокаивающие слова.

Проснулась я от голодного плача Ждана. Как оказалось, было позднее утро. Рядом лежал сыночек, а кровать была с поднятыми бортами. Ощутила себя загнанной в клетку. И только потом пришло осознание, что я не дома, и кровать-то двуспальная, а бортики обычные, как на детской кроватке. Паника отступила. Да и комнату я узнала — обитель Руслана.