Волна боли раз за разом скручивает меня изнутри, так как будто у одушевленной куклы эти внутренности есть. Маленькие жгутики силы медленно отрываются от земли под моими ногами и складываются в нечто напоминающее торнадо. Магическое, силовое торнадо.
Легкая вспышка и эти силы втягиваются в тело аватары как в проводник и зажигаются звездой в таком хрупком кристалле. Через секунду хрусталь разрывает скопленная внутри сила.
Свет ослепляет... но больше я и не могу видеть...
Ну вот и все!
После такого не живут.
Я отдала свою душу. Продала по достойной цене. Одна душа — сотня жизней! Одна душа — сотня смертей. Лишь одна душа... которой больше не быть, не жить, не возродиться. Одна душа...
Прости меня, любимый!
...Нестерпимо больно. От собственного крика закладывает уши. Тело неестественно выгибается...
Больно! Как же больно...
Тело сияющей аватары поднимает в воздух, и обмякшие, повисшие крылья здесь ни при чем. Волны одна за одной набегает на закованных в железо воинов, сжимая их такую хрупкую плоть, выворачивая кости, обжигая внутренности.
...Простыни разорваны в клочья. Голос наконец-то ломается и выдает только хрип и болезненное рычание. Но от этого еще страшнее, словно раненое смертельно опасное животное готовиться к своей последней атаке. Кровь в венах уже кипит.
В открытых глазах только боль, много боли. Белок заливает красным от лопнувших сосудов.
Когда тело вновь выгибается в нечеловеческих конвульсиях, он не выдерживает и что есть силы прижимает ее к матрасу. Рукава рубашки тут же окрашиваются красным от залившей все вокруг крови хлещущей из носа девушки.
Это слишком сильно!
...Я уже не мечтаю, я молю о смерти.
Когда же это прекратиться? Кажется, прошла вечность. Вечность, наполненная болью, рвущая даже не тело — душу.
И все же я продолжаю отчаянно цепляться за такие далекие теперь образы.
Родной замок, дерево посаженное далеким предком, вечно занятой отец, братья, сестры, непримиримая мачеха, строгая Консуэла, башня...
Больно, как больно!
...Нагос, Академия, Вадик, Полуден, короткий меч... залитая кровью поляна, полусумасшедшая улыбка на губах...
Больно!
Волны уже давно перестали завораживать, они начали пугать. Войны оставшиеся в стороне боролись с жутким чувством безысходности, какой-то отчаянной надежды, и скорби подобной самой смерти.
Видевшие в центре всего этого хрупкую женскую фигурку с развивающимися красными волосами закутанную в золотистое марево крыльев, уже не боролись. Они медленно умирали, навечно теряя кусочек своих душ.
...матушка Вирь Ава, травница, Лукинешна, патруль, город, единороги, Калгн, Эдрр, вечер, верная подруга, Табольск, Элестс, Артефакт, эльфы, Олеандриэль...
Учитель!
Как горько вам будет знать...
Ногти ломались, раздирая его медную кожу, кровь из ран на руках и теле смешивалась с кровью девушки, но он даже не обращал на это внимания.
Только бы удержать! Не отпустить.
Глаза девушки застилали слезы, но даже они не прятали творившегося в ее душе. Где-то в нескольких километрах отсюда.
...драконы, Тарин Дастан, мудрая Тиамат, королевства, неудачные казни, Кристалл, Марфа, короли, звучащая лютня, дэвы, помнящий прошлое Сияющий, Сияющая Луна ... Вольск...
Небо, как больно!
...демоны! Моя неразлучная четверка, мои друзья, моя поддержка, Заквиэль, Бальтазар, Аскар, Данталион...
Данте!
Прости меня, любимый!
Нет! Нет! Нет!
Не уходи, не оставляй меня, не надо. Не такой ценой, это слишком дорого для меня.
Только ты. Мне больше никто не нужен, только ты.
Зачем, ну зачем ты так со мной, любимая?
Пожалуйста, не надо! Нет!
Тепло, как же тепло!
Небо, крылья, синие как сапфиры глаза, кончики клыков под хитрой улыбкой, касания, легкая дрожь по телу, нежность, страсть, боль.
Боль, обида, непонимание.
Забота, ласковые руки, поцелуи, слова...
"Я вернусь!"
Последняя волна обрушилась как лавина — сметая все на своем пути. Белое кольцо с огненным хвостом. Скорбный огонь, выжигающий все.
И после него тишина... пугающая...
Только осколки хрусталя... обрушившиеся на землю первым весенним дождем.
Дождь хлестал по лицу, порой смешиваясь с искренними слезами. Он смывал кровь, проникал под доспехи, ласкал материнской рукой. Небо сверкало зарницей... но грома не было, только эти яркие всполохи золотого и розового.
И никто не мог сказать, что это было — прощание или приветствие.
Кровавая пелена пред глазами, металлический вкус во рту, хлюпающие легкие, хотя зачем они мне, если нельзя дышать.
Продолжаю поскуливать от боли, хотя с ней как-то уже свыклась.
Только бы все это кончилось. Быстрей бы.
Кто-то старательно дышит мне в рот, ругается, трясет за плечи.
Там же кости сломаны, какого упыря он это делает? Что, добить меня решил? Так это пожалуйста, я сама буду рада, но только не такими методами, ладно?
Наконец приходит осознание — он вовсе не убивает меня, он пытается вернуть мне жизнь.
Времени задаваться, с какого это счастья, как и почему я вообще то еще жива, если души у меня теперь нет, решительно не было.
Инстинкт самосохранения, наконец, проснулся. Возможно, потому что теперь у меня не было феникса, который обычно пел ему колыбельные.
Я сделала попытку вдохнуть, но воздуху в моих легких места не нашлось.
Увивающуюся вокруг магию исцеления перепуганный организм просто не воспринимал.
Как и скользнувший между губ кусочек чужой души.
Хотя нет, моей.
Он отдавал то, что забрал ранее, присовокупив к этому что-то свое, такое же сильное как сталь. Это разлилось по моему телу... теплом.
Я хотела прижить эту жизнь до конца.
Он держался за каменную кладку ограды Вольского дворца так, словно опасался ее падения. Вот только молодой демон уже ничего не боялся, все самое страшное, что могло случиться, уже произошло, и он ничего не смог сделать.
Выстуженный за долгую зиму камень холодил горячий лоб, платя за немую поддержку тонкими шрамами от когтей асура.
Наверное, старой кладке тоже тяжело терять своего питомца.
Когда-то, сейчас кажется очень давно, он воровал ее из этого родного дома. Брал на руки и как величайшую ценность уносил за крепостные стены. Здесь он впервые увидел нескладную девчонку с озорными глазами и хитрой улыбочкой. Где-то на крышах этого города она несмело целовала его, раз и навсегда подчиняя себе все мечты о счастье. Здесь он предпочел ей весь мир.
...И здесь теряет навсегда.
Он упал на колени и до боли сжал виски.
Из синих глаз лились слезы, прожигающие камень мостовой. Только ему до этого уже не было дела, главное — ее больше нет.
Его нежной, безрассудной Лилит. Той ради кого он был согласен на все, его души, его возлюбленной...
Неужели она так и не поняла — убив себя, она забирает и его душу. Которая без нее ему и не нужна.
Встав, он посмотрел на своих соратников отвернувшихся, что бы ни терзать себя чужой болью.
— Сколько еще надо времени на взлом контура? — спокойно спросил он.
Несколько удивленные асуры переглянулись.
— Не много. Максимум десять минут.
— Слишком долго. Отойдите, там где не подходит отмычка, справиться лом.
Собрав нехилый пучок силы, он попросту швырнул его наиболее слабое место защитного щита куполом раскрывшегося над дворцом. Разбираться, что там и как сработало, он не стал, Хананель и без того мог сбежать в любой момент. Теперь его, как и самого Данте, уже ничто не держит в вольском дворце. Только жизни друг друга, которые они постараются забрать.
Все тело болело так, словно по мне пробежал целый гарнизон драконов. Тупой болью отзывались даже ногти и волосы. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота, а мир почему-то выступал в красной дымке.
— Не двигайся, — услышала я смутно знакомый голос.
Сначала мне стало очень страшно, даже не знаю почему. Но затем мое тело обняло что-то теплое, и боль потихоньку начала отступать. Стало возможно нормально раскрыть глаза и посмотреть на того, кто находился рядом более четким взглядом. Ну, разве что в легкой пелене.
Рядом лежал... о, оказывается я тоже лежу, мужчина. Я откуда-то знала, что он безумно красив, но эта красота меня настораживала и пугала. Бронзовая кожа, светлые серые глаза, отливающие серебром волосы, длинные, падающие мне на лицо и грудь. Заметив мой рассеянный взгляд на испачканные чем-то красным космы, он заправил выпавшие пряди за чуть остренькое ухо. Я было приняла его за эльфа, хотя кто бы сказал мне кто это такие, если бы не пара рожек.
Оглядев странного типа, я чуть слышно произнесла, впервые услышав свой голос, не пение соловьев надо признать:
— Больно.
— Сейчас будет легче, — попытался успокоить меня мужчина. На кончиках его пальцев горел зеленый огонек. — Потерпи немного. Глупая девочка, что же ты с собой сделала?
Губы не слушались, язык едва ворочался, но я все же спросила:
— Кто ты? И... я?
Он вздернул светлые брови. Затем провел пальцами по моему лицу и странно улыбнулся.
— Ты моя. Не бойся, принцесса, я буду любить тебя, так как никто не любил. И никто не узнает что ты жива. И он не узнает.
Мужчина наклонился и прижался губами к моим губам, вдыхая густой и жаркий воздух. В груди сразу потеплело, дернулось, и снова стало нестерпимо больно. Затем я провалилась...
Мне виделись невероятные картины. Долины, горы, чудесный железный дворец в расколотой скале, свободное синее небо и крылья цвета стали. А еще удивительно красивая молодая женщина, с нежностью смотрящая на меня. Ее лучистый смех, изящный поворот головы, насмешливый взгляд синих как сапфиры глаз. А потом годы одиночества и боли. И злость, и месть, и ненависть. И эта непонятная извечная четверка как бельмо на глазу. Молоденькая невеста сына когда-то любимой женщины. Сладостное удовольствие, которое приносила боль в глазах теней. Поломанная игра и ослепительно красивая, обжигающе горячая девушка в его руках, на прикосновение которой тело неожиданно отзывается сладостной дрожью. Долгое ожидание и вот пред ним вновь юная принцесса, от непримиримых глаз которой вздрагивает и быстрее бьется сердце. Золотистые глаза ныне уже погибшего...
Мои слезы смешались с кровью начавшей вновь хлестать из носа. Хананель положил руку на мой лоб и что-то зашептал, то ли ругая, то ли стоня.
Посмотрев на такой редкий для демона страх, я еще раз просквозила его злым и несколько обвиняющим взглядом, и опять вырубилась.
Когда вышибло дверь это его настолько удивило что Хананель застыл, смотря на вошедшего. Башню закрывал один из самых мощных щитов, на который он был способен, а этот тип снес его как бумажный. Быстро он набрался сил, этот молоденький Асурендра.
Синеглазый асур осмотрел комнату, и остановил взгляд на нем. Глаза моментально потемнели, а внушительные клыки так привычно оскалились. Данталион осмотрел его, проскользив взглядом по разорванным рукавам и вымазанной в крови рубашке с вырванными пуговицами.
— Видно тебя не учили стучаться, — надменно запрокинул голову Хананель.
— А тебя не брать чужого, — в тон ему ответил мальчишка. Смотри, какой дерзкий.
Тут его взгляд упал на постель, и всю дерзость как рукой сняло.
— Лилит, — чуть слышно прошептал он.
Хананель проследил за его взглядом и понял, отчего Наследник так растерялся и осунулся. В сплошь покрытых кровью простынях лежала бледная, по-человечески хрупкая девушка. Ее мученическое лицо перепачкано в разводах крови. Вся в синяках, проглядывающихся сквозь разорванную одежду. Она выглядела ужасающе... и прекрасно, в своем упрямстве и силе. А еще банально мертвой. Даже привычной легкой дымки от отсутствия души не было. Если бы не призрачный стук второго сердца в его груди, асур и сам бы принял ее за неживую.
Ринувшегося к девушке асура остановил широкий замах тьелха, материализовавшегося в руке. Данталион осмотрел длинную царапину на груди своих доспехов и приподнял бровь.
— Ты сам виноват, Наследник. Отдай ее мне, войны бы не было, и принцесса не убила себя.
— Какой же ты глупец, Хананель. Она не осталась бы с тобой. Ты убил слишком многих близких ей людей. И думаешь, она простит тебе хоть одного?
— Она будет моей, — прорычал асур.
— Ты ничего не понял. Это глупышка надеялась, что я буду злиться. — Синие глаза не отрываясь следили за телом девушки, и Хананель только порадовался что принцесса так вовремя потеряла сознание. Пусть спит, и уже не увидит смерть своего жениха. Да и самому принцу будет легче умирать.
Хотя с чего это он вдруг начал думать о мальчишке?
Проклятые боги, как его глаза похожи на глаза матери.
— Лилит использовала тебя, надеясь, что так мне будет легче пережить ее смерть. А на что ты надеялся, Хананель? Думал, удастся убедить ее или подчинить себе? — Демон все так же безоружным стоял пред ним, и повелитель металла видел слезы в глазах будущего Владыки. — Ты мог мстить мне, отцу или своей возлюбленной, но не Лилит. Почему за мою любовь она должна была платить тебе, Хананель? Потому что моему отцу нужен был ребенок? Потому что ты не удержал свою женщину? Почему Лилит? — закричал Данталион и резко выбросил руку с выросшим тьелхом.
Хананель едва успел отшатнуться.
Они сцепились как два бойцовых пса, приняв темную ипостась и используя свои безграничные силы по полной. Древняя как сам мир магия сияла тысячью завихрений в округе, разбивая мебель, выбирая стекла и превращая камни в песок. Опасаясь как бы эта сила не снесла щиты, выставленные над постелью, где лежала девушка, Хананель направленным потоком снес крышу, и получил за заминку не хилым ударом магии. Оба асура взлетели в темное ночное небо и устроили свору уже там.
От разборок двух Асурендр все в округе крошилось и сверкало. Волны от ударов раз за разом расходились в разные стороны, такой хрупкий камень дворца сыпался под магическим натиском асур, а земля, не отошедшая от зимы, испуганно дрожала.
Мир на несколько минут окрасился в разные цвета от вспышек магии. Стороннему наблюдателю виделись только они, и лишь острые глаза могли разглядеть, происходящее в этом клубке металла и плоти, ненависти и боли, силы и безысходности.
Хананель был отменным воином, но и Наследника хорошо дрессировали, силы оказались равны. Если бы не одно но — Данталиону не требовалось выжить, в отличие от противника, он хотел только убить. Так что когда за новым выпадом, принц внезапно сократил длину орудия и оказался лицом к лицу к Хананелю, они обменялись сильнейшими ударами.
Магия болезненно вгрызлась в обоих, сжимая в свой кулак внутренности и тела. Укороченный меч Данте вошел сопернику в живот по самую рукоять, и через его стержень в пронзенное тело хлынула смертоносная сила. За секунду до этого Хананель вонзил в грудь Наследника два кинжала...
Силовая вспышка раскидала их на приличное расстояние, позволив лишь на мгновенье столкнуться взглядами.
— Нет!
