Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
И надо же, в выпускном классе Горшков её заметил...Будучи старше Маринки на десять лет, он реально осознавал, что она совсем юная. Влюбленность со временем, он надеялся, сойдёт на нет, старался не давать повода, чтобы не перековеркать салаге жизнь, как-то незаметно привык к её обожающим взглядам, воспринимал спокойно, а по весне, накануне окончания ею школы внезапно прозрел. Они с Толиком Яриком шли по центральной улице, а Маришка с девчонками кучковались у популярного в то время кафе "Мираж". Толик же и заметил её, восхищенно присвистнув:
-Ты глянь, Лихо, какая из Маринки красавица вылупилась! Ё-моё!
Вот и пригляделся Лихо... дав ей спокойно сдать экзамены, закружил девчонку в своем внимании, обожании, все девицы завидовали ей черной завистью — как же отхватила самого Лихо(сначала был Лихой, а потом одна буква потерялась и стал Лихо). Начал подумывать было о женитьбе, но девочка бредила автомобильным институтом, поступила, и Горшков, скрепя сердце, решил выждать год, до восемнадцатилетия. Отец Маришки, механик от Бога, мог с закрытыми глазами собрать и разобрать любой автомобильный мотор, и дочка, рано оставшаяся без матери, постоянно пропадала с отцом на работе и много чего умела.
Лето подходило к концу. Маришке надо было уезжать на учебу, когда нашлись 'заклятые друзья', сумели подставить расслабившегося Лихо, завели на него дело, время началось смутное, многое решали бабки... Но были у него и нормальные знакомые — предупредили, что не сегодня завтра придут за ним... Думал— думал Горшков, как быть, больше всего тянуло за душу, что его чистая девочка может оказаться втянутой во всю эту мерзкую грязь. Срока он не боялся, философски рассудив, что человек, если он не отморозок, везде останется человеком.
Зная, что не оставит её беременной, что она завтра уезжает в Москву на учебу, решил по-своему оберечь её... Вот и попросил свою давнюю бывшую пассию разыграть спектакль для Маринки. Точно зная, что она вот-вот прибежит к нему, было у них условленное место для встречи — беседка на рекой, пришел с дамой пораньше. Уверенный, что Маринка никогда не опаздывает, начал усиленно обнимать и прижимать к себе бывшую. Та разгорячившись, всерьез начала уговаривать его:
-Зачем тебе эта сопливая? Ну, поигрался ты с ней и хватит?
Маринка, уже подбегавшая и сияющая в предвкушении от встречи с любимым, замерла и услышала такой родной голос, говорящий дикие слова:
-Да, когда сами вешаются на тебя, отчего же не дать, то что просят? Опытный мужчина, он всяко слаще, чем салаги-одноклассники. Вот и пусть радуется, что...
Дальше она не слышала — сорвавшись с места, бежала куда глаза глядят... и не видела с какой тоской и обреченностью смотрел ей вслед Горшков.
Наутро Маринка, разом повзрослевшая и осунувшаяся, уезжала, и, когда поезд отошел от вокзала, Горшков тоже поехал... в СИЗО. Будучи мужиком умным и умевшим просчитывать все ходы, сразу понял, что ему лучше взять всё на себя, иначе будет групповая и большой срок, так и сделал, с изумлением узнавая в ходе следствия, о так называемых "корешах", что топили его, не стесняясь, выворачиваясь ужом. Особенно старался сын зам главы города — в маляве, переданной Горшкову в камеру, обещал златые горы, грев и передачки на весь срок, а потом и теплое местечко после отсидки, лишь бы самому не сесть. Вот и получил Лихо пять лет строгача. Были эти годы весьма и весьма непростыми, большую половину из них провёл в штрафных изоляторах, но не сломался, обещанных передачек и грева так и не дождался, лишь иногда приходили от жившего на копеечную пенсию инвалида — Толика Ярославцева, небольшие переводы на сигареты, вызывая у Горшкова два чувства — злобу на 'друзей' и теплый огонек в уголке окаменевшей души при мыслях о Толике. Про Марину Лихо запретил себе думать. Что бы её ждало, если бы не эта подстава, Горшков боялся даже подумать... Слухи, грязные шепотки, приставания — а таких козлов однозначно было бы немало, чтобы подгадить ему, хотя бы так. А так... наверняка, доучилась, вышла замуж, родила детей, живет и не вспоминает о нем.
Сильно изменился Лихо, не стало мачо-сердцееда и любителя почесать языком. Сейчас это был знающий цену словам и делам, недоверчивый, всегда настороженный, немногословный, жесткий человек. Отсидев от звонка до звонка, вышел Лихо из ворот и увидел стоящего возле старенькой "копейки" Ярика.
Поскольку ничто не держало их в родном городишке — родителей не было у обоих — подались в Москву. Много было в жизни этих двух таких непохожих мужиков: жили поначалу в бараке, в ужасных условиях, Горшков работал грузчиком, слесарем, водителем... затем Толик устроился дворником. Дали комнатушку, иногда денег не было даже на сигареты, но, стиснув зубы, продолжали тянуться и стараться выжить. В соседнем подвале молодые ребята открыли компьютерный зал, Толик неожиданно увлекся и вскоре стал работать там, учить пацанов навыкам работы с компом. Потом и Горшков устроился на неплохую должность — помогло его умение находить общий язык с людьми, поступил и отучился на вечернем отделении Института Управления, жизнь налаживалась.
Затем пришел и их с Толиком звездный час. Неприметный и не имеющий успеха у женщин из-за его внешнего вида — переболел в детстве полиомиелитом — Толик посвящал все свободное время возне со всякими программами в компе, и пришел день, когда со счетов так круто подставившего Горшкова в свое время сынка бывшего зам главы города, а потом успешного предпринимателя, исчезла в неизвестном направлении энная сумма. Именно столько в пересчете на нынешний день в СКВ задолжали Горшкову за пять лет строгача. Жизнь потихоньку налаживалась, и вот через двадцать лет успешный, циничный, не верящий бабам, ни разу за всё это время не задумавшийся о жене, да и зачем?— его вполне устраивали постоянно сменяющиеся "грелки", с которыми он не церемонясь расставался, едва очередная пассия начинала его раздражать, Горшков в растерянности и раздрае сидел и курил одну за другой сигареты.
Видевший и знавший бедность не понаслышке, Горшков просто офигел, видя, как живет Марина и её глазастенький, удивительно напоминающий лучик солнца, Санька. Взял телефон:
-Володь, прости что поздно, информация нужна.
-Да, Александр Сергеевич,слушаю?
-Про Вершкову Марину хочу знать.
-Попытаешься заманить к себе? — насторожился Калинин. -Другое. Видел сегодня как она живёт с малышом, хочу знать, почему?
Тот вздохнул: -Мы когда Лёхой к ним приехали, и этот гномик так искренне радовался, у меня сердце заболело... даже мент, расследующий смерть его папашки, и тот проникся, это он мне рассказал, как они выживают. А Вершков... это как раз тот пакостник, что втихую собирал компромат на наших... Что сказать? Со слов матери Вершкова (она с ними живет, продала свою однушку и купили вот такую убитую, но двушку, там и мыкали горе), у Марины тяжелая беременность была, не доходила. Санька, мало, что недоношенный, так ещё и ДЦП сразу поставили диагноз... Марине предлагали в роддоме написать отказную на него... Роды тяжелые, сама полудохлая, а этот козлина, папашка, сразу же устранился, даже ни разу не пришел увидеть мальчугана. Мальчишка болел много и всегда тяжело, Марина работать, естественно, не могла, Вершков алименты платил, но если мать просила что-то купить для ребенка — в основном лекарства, то деньги высчитывал из алиментов. Хотя сам, сука, жил неплохо, квартира отдельная, однушка, полностью упакованная, видно стриг потихоньку тех, на кого компромат имел. Счастье, что у Саньки был задет болезнью только опорно-двигательный аппарат, мать и бабушка не сдались и, как видишь, ходит ребенок! В три года, но пошёл. А сейчас мы их с бабой Леной в санаторий матери и ребенка отправляли, оба подлечились немного, да и Марину сразу механиком утвердили, толковая девка. А переманить... в банк её упорно зовут и деньги поболее предлагают, она много не говорит, сказала только: "Я добро помню!" Вот такие пироги!
-Спасибо, Володь!
Стукнула входная дверь и раздался приторный голосок:
— Дорогой, ты дома? Котик, почему ты в темноте сидишь, а накурил-то как! Совсем свою зайку не жалеешь, ведь вредно для здоровья моего!
Она включила свет, Горшков долго и внимательно смотрел на неё, а та щебетала о "своем, о девичьем"— какая была тусовка, кто что сказал, кто что надел... — Дорогой, ты совсем меня не слушаешь... так, да или нет?
— Да или нет, о чём ты?
-Ну вот, у Жанки новая шубка, а у меня... — её глазки наполнились слезами.
-Шубка, говоришь, новая нужна? В июле месяце? А в телогрейке не доводилось ходить?
-Какой у тебя юмор... лагерный, котик.
И у Горшкова что-то полыхнуло внутри:
-А ты разве не знаешь, что я из сидельцев, а? И юмор мой такой же? — вкрадчиво спросил он.
-Но, котик...
— Я тебе не котик. Так, красотка, давай-ка, вещички собери и с вещами на выход!
Та начала моргать, строить из себя обиженную, попыталась раздеться, чтобы Горшков воспламенился, и они сладко помирились в постели.
Он вздохнул:
-Или ты идешь собираешь вещички, или уходишь вот так, в чем сейчас одета! — на ней в этот момент кроме стрингов ничего и не наблюдалось.
Перекосившись от злости, грелка прошипела:
-Ты ещё пожалеешь! Я тебя, импотента проклятого, на всю Москву ославлю!
— Стоп! А вот это уже лишнее, — он набрал телефон. — Эдуард Витальевич, Горшков на проводе! Да, да, согласен, сейчас, жду, до скорого!
У девицы забегали глаза, она тут же заскулила:
-Котик, я не права, прости, хочешь, я буду все, что пожелаешь, делать, нема как рыба!
Горшков ухмыльнулся:
— А как же насчет ославить меня? И что ты будешь с импотентом делать, ведь для тебя трах — это же как пища для оголодавшего? Не гони волну, у меня давно есть записи, как ты на тусовках развлекаешься, мне просто лень было с тобой разборки наводить, да и забавно было наблюдать, когда ты из зайки в шалаву превратишься. Насколько у тебя терпения хватит? Я со всеми грелками расставался мирно, а вот тебя жадность сгубила. Оденься, сейчас здесь люди будут, а впрочем, не надо, как раз товар лицом увидят.
Приехавший вскоре поставщик элитных грелок сказал:
-Я Вас предупреждал, господин Горшков, о стервозном характере, но вы меня не послушали.
-Да я не в претензии, интересно было понаблюдать, все какое-никакое развлечение, а потом её похождения... в туалетах на тусовках, примитив, короче. Ладно, мы в расчете!
-Если что, обращайтесь, подберем из новеньких! — уходя, предложил Эдуард.
— Спасибо, обойдусь! Иногда, знаете ли, рукоблудие приятнее, чем вот такие!
Наутро Горшков долго и нудно выбирал планшет для семилетнего мальчишки, замучив продавца, выбрал самой надежной фирмы.
Теперь перед Горшковым стояла задача — как отдать планшет? То, что Марина вряд ли будет рада его видеть и захочет взять у него подарок для ребенка, он не сомневался. Поехал на работу, вызвал Толика:
-Подожди Александр Сергеевич, Мы тут одну программку добиваем, давай через полчаса?
Когда-то они начинали с полуподвального помещения, сейчас же разрабатываемые компьютерные программы их фирмы имели большой спрос, львиная заслуга в этом была Толика. Горшков радовался, что его друг нашел себя, что его жизнь такая насыщенная и наполненная не дает ему думать о неприятных мыслях, о его внешнем непривлекательном виде.
-Что, Саш? — наедине они всегда общались по-простому, Толик устало плюхнулся на стул. — Замотались мы с ребятами, всю ночь до ума доводили, всё сделали, ща по домам.
-Натура увлекающаяся! — заворчал Горшков, — тебе, мальчик, уже сорок семь, можно иногда об этом и вспомнить бы! Здоровье-то не лошадиное!
-Саш, я ведь усну под твое ворчание!
Горшков вздохнул:
-Марину встретил!
-Марину... какую? У тебя этих Марин, как на собаке блох...
-Ярик, не зли меня!! Каткову Марину!
-Каткову? — пробормотал тот, не открывая глаз... — Каткову??!!! Маринку!!! -Дошло, наконец!
Горшков кратко рассказал, что и как.
-Яр, меня наизнанку вывернуло! Там такой пацан, а она на меня как на вошь смотрела...
-Заслужил же! Что от меня нужно? Сводней не буду. Лихо, ты сам виноват!
-Да не надо сводней, помнишь мы с тобой в общаге кантовались в Капотне? Так у них такая же нищета. Только чистенькая. Как бы помочь-то им, а? А мальчишка... такой... ну, короче, поехали со мной, планшет, вот, отдадим, да может ты как-то с бабкой поговоришь, я-то, сам знаешь, не мастак разговоры вести... Ярик?
Тот потер лицо:
-Ладно, ведь не отвяжешься, как я тебя так долго могу терпеть, сам удивляюсь? Ведь и впрямь, Лихо ты настоящее!
Пока ехали, Толик задремал, и Горшков ехал осторожно, поймав себя на мысли, что второй день ездит в несвойственной ему манере — неспешно.
Машину оставили подальше, пошли к подъезду, за кустами послышался заливистый детский смех, и Горшков резко свернул на тропинку в кусты.
Совсем маленькая детская площадка была пуста, только поодаль на лавочке сидела женщина, наблюдая за ребенком. А ребенок с восторгом карабкался по лестнице на горку и заливисто смеялся...и, уже собираясь скатиться с горки, увидел мужиков:
-Дядя Саша! И шустро скатившись с горки, побежал к Горшкову, тот в два шага преодолел расстояние и, подхватив его на руки, высоко поднял над собой!
Санька от восторга аж запищал... Горшков смеялся во все горло, глядя на малыша.
А сбоку пораженно застыл ошарашенный Ярик — он такого Лихо только в далёкой молодости видел...
-Баба Лена! Это дядя Саша вчерашний. Я про него тебе говорил утром! — представил Санька Горшкова, вставшей и настороженно смотревшей на них женщине. Ярик отмер и подпрыгивая подошел к Санькам.
-Дядя, у тебя тоже ножка больная, да? Как у меня? Я вот ботиночки специальные ношу и ножки совсем-совсем не болят.
Толик протянул руку:
-Привет, меня Толиком зовут. А тебя как?
-А я-Санька. Это моя баба Лена.
Ярик очаровал бабу Лену в момент, ловко начав разговор о своих болячках, вызнал всё про Саньку, про их нужды. Два Саньки общались меж собой, и было видно, что оба очень рады. Большой Санька предложил:
-А поехали в парк, на батуте поскачем, на машинках погоняем?
У малыша загорелись глазёнки:
-Баба Лена?
Баба Лена, оттаявшая и успокоенная разговором и вниманием большого к маленькому, сказала:
— А давай! Когда мы ещё туда соберемся?
Вот и отрывались два Саньки в парке — на батуте скакали немного, помня о больных ножках, а вот машинки, качели, карусели... Толик и Елена Сергеевна устали за ними ходить и сидели в кафешке, поглядывая на веселившихся Саньков.
. -Знаете, Елена Сергеевна, я Сашку такого и не помню уже, он улыбается раз в год по обещанию, а сейчас хохочет заливается. Наверное, эта поездка не только маленькому, но и большому много удовольствия доставляет. Санька Ваш — чудо, солнышко маленькое, можно мы с ним дружить будем?
-Я-то не против, а вот Марина... она не привыкла к такому...
-Марину я по старой памяти постараюсь уговорить...
Толик замолчал. Оба Саньки вылезли из машинки, и большой, посадив маленького на шею, жмурясь подходил к ним.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |