Нужным быть кому-то

-Не, дисциплина и я — вещи несовместимые, ну, скипидар у меня в одном месте, и не получится из меня образцового служивого.

-Да уж, от тебя самый суровый старшина повеситься захочет, точно!! — загоготал Ванюшка.

— Девчушки Козыревы полдня просились у деда остаться здесь с Марь Иванной, но дед сказал, что надо доучиться всем, в конце мая обещал перевезти сюда всех на лето. Горшков с Шишкиными пошел осматривать дома, что продавались, Санька с Лешкой и пацанами, укатили на великах, Макс шебуршился у Ульяновых, учил Тому делать мясо по его рецепту.

Палыч, Иван, дед Вася сидели, пригревшись на солнышке, неспешно разговаривая.

. — Деревенская идиллия! — улыбнулась Маришка Горшкова, они собрались прогуляться по деревне — Валя и Наташа Шишкина с детишками в колясках.

-Скоро и я к вам присоединюсь, только бы все было благополучно.

-Марин, я ведь там же обследовалась, Лешик здоровенький родился, и у вас будет здоровый малыш. Имя-то Санька придумал?

-Каждую неделю новое выдает, даже Агафона предлагал, вычитал где-то, — засмеялась Марина. — Саша его ненавязчиво тормозит, скорее всего, или Дима или Арсюшка, посмотрим и по святцам.

Макс с Ульяновым развели костер, баба Таня ворчала на них:

-Еды вон сколь наготовлено, чего удумали, шашлыков им подавай!

-Не ворчи, бабуль, с собой возьмем все твои салаты-малаты.

— Ага, встану, вот, дома на весы после деревни, а они вместо веса избыточного напишут: "Зато красивая"! — фыркнула Фелицата.

-А вы, девки, у меня и так самые красивые!! — приобнял их Макс

-Я тоже согласен, — шумнул подъехавший Леха, — вы, правда, все такие красивые, я вас всех обожаю!!

-И я, — тут же прозвенел голосок Горшкова мелкого, — и ещё мамочку, бабу Лену, девочек... — начал перечислять Санька.

-Смотри, Сергееич, у тебя точно ловелас растет, — шумнул Макс подходящему Горшкову, — глянь, сколько женщин уже сейчас обожает.

Разъезжались все нехотя. -Макаровна, ты какое-то волшебство тут втихую творишь, чтобы я да так в деревню влюбилась? -расцеловывалась с ней Феля.

Калина забрал своих, пообещав привезти всех на лето после прилета прабабушки Сары. Козыревы твердо обещали приехать на посадку, баба Таня стала готовить семена, всё как всегда.

В понедельник позвонил Макс:

-Бабуль, привет! Я полетел в Германию по работе, ты там дедку скажи, а то опять 'слёзы лить зачнет', сам не хочу, но надо. Вы там без меня не закиснете.

-Да уж не закиснем, подумаш, какая беда?

— Во-во, отдохните от меня! Всё, я погнал, пока!

Дед возрадовался:

-Вроде вот и, как ты, Тань, скажешь, безголовый, а смотри, упереждает, да и я как-то за осень-зиму попривык к нему, и впрямь, за внучка считать стал.

-Ещё бы, он с тобой как с писаной торбой носится!

Первомай прошел спокойно, народ не приехал, все собирались на Победу, три дня отдыха выпадало, заодно всякую мелочь, лук, картошку посадить. Федяка распахал огороды — земля была готова. Распускались первые такие нежные листочки, в палисадниках зацвели крокусы, нарциссы, кой где и тюльпаны.

-Весна, она завсегда заставляет кровь веселее бежать по жилам, — глубокомысленно изрёк дед.

Седьмого к вечеру начали съезжаться 'наши'. Первыми приехали Калинины с Сарой, которая не пожелала переночевать в Москве — рвалась в Каменку.

Правнучек её очаровал сразу же, она сияла:

-Таня, это такое счастье!!

-Согласна, сколь их не будь! О, сейчас Горшковы заявются, вон, глянь, к торжественной встрече готов, — она кивнула на непонятно откуда появившегося Верного. — Это уже как примета, если Верный пришел и сидит во дворе, значит Санька вот-вот появится. Как он его чует, не понятно, но ни разу не обманулся.

Дружно и весело посадили всем картошку, девчушки старательно помогали сажать лук, свеклу, укроп, мужики обрезали, собирали и жгли сухие сучья и траву.

Дед Ленин успел построить у Козыревых вместо навеса веранду, со стенами из реек, с внушительным, для всей компании столом, в уголочке так уютненько расположился небольшой столик для мелких. Девчушки и Лёшка были в восторге.

Приехали все, кроме Макса. Дед Вася ждал, что появится утром восьмого, но и к вечеру Макса не было.

-Иван, где же Макс-от? — дед начал беспокоиться. — Телефон чё-то отвечает, а чё, и не понЯл.

Козырев набрал Макса, послушал, потом чей-то другой номер: -Виктор, приветствую!! А где... Так, так, понял, хорошо! Дед, не волнуйся, Макс в самолете, скоро приземлится.

— А, и ладно, ладно тогда.

Утром, часов в семь начался дождик, но долго не задержался, быстро выглянуло солнышко и все засверкало под его лучами, на каждой травинке сверкали переливаясь в лучах солнца бриллиантовые капли, воздух казалось можно было пить. Заливались, радуясь погожему дню, птицы. Лепота..!

Козырята, Аришка, Санька, Матюха убежали вперед, взрослые неспешно шли к памятнику погибшим, туда же тянулись все жители. На стене ближайшего к площади дома висел большой экран, и ровно в десять начался парад в столице, деревенский народ встречал восторженным гулом и проходящих, и затем проезжающих по Красной площади участников парада. Потом дружно, всей деревенской площадью кричали -УРА!! Поздравляли и дарили цветы немногим, ещё живым ветеранам, пиджаки которых были украшены многочисленными наградами, детвора не отходила от них, всем хотелось дотронуться, рассмотреть ордена и медали. Местная школа и молодежь, живущие в деревне, подготовили концерт, и вся площадь дружно подпевала, военные песни знали все. Дедовы подружки — деушки, не выдержав, пустились в пляс, их поддержали детишки... незаметно присутствующие перемешались, пели и плясали почти все, а уставшие под тяжестью своих наград ветераны, сидели и светло улыбались.

У Игнатьича выступили слезы на глазах:

— Дед, ты чего? — встревоженно спросил Лёха.

-Батю, Лёш, вспомнил, вот, смотри, такие старенькие дедушки, а ведь какую силу надо иметь, чтобы выдержать и суметь дать по зубам, казалось, непобедимой в то время Германии? Полуголодные, плохо вооруженные, а какие сильные, воистину русский дух ни чем не вышибешь... О, смотри, Ситниковы!

Макс появился с высоким, немного ниже себя мужчиной, явно отцом. Сходство улавливалось сразу, только мужчина был бледноват, и немного полнее. Макс тут же ввинтился в толпу, расцеловался с баушками, что плясали поблизости, подошел к ветеранам, уважительно пожал им руки, подарил по букету цветов, потом на него налетел дед Вася — отец Макса смотрел на все это с огромным удивлением. Макс же сгреб в охапку бабу Таню, Фелю и Валюшку и что-то им говорил, радостно улыбаясь.

Иван подошел, обнялся с Виктором:

-Слышь, Игнатьич, я в осадок выпал, как выражается мой непредсказуемый сын. Я его таким никогда не видел!

Макс уже весело хлопал по плечу молодых ребят.

— Что это с ним случилось?

— А то и случилось, милок, што сын у тебя-от замечательный, — протягивая руку, сказал дед Вася. — Василий Иванович я, хочу тебе сказать, што я как заново родился, знаючись с Максимушкой. Ты звиняй, што на "ты", но все наши тебе подтвердят такое, от кого хошь спроси, особливо баушек-деушек, мы ж всю зиму благодаря ему много веселилися, спасибо тебе за такое чудо! Тань, иди-ка, внучка батя вот приехал.

Баба Таня тоже хвалила Макса, сказав при этом:

-Анчутка, правда, неслух, но обаятельный и с очень добрым сердцем.

Ветераны, подустав, стали расходиться, да и фронтовые сто грамов надо было выпить обязательно. Праздник-то великий, молодежь же продолжала веселиться, в толпе мелькали голубые и зеленые береты, попадались и бескозырки, у каждого были или фронтовики или труженики тыла, многие делились воспоминаниями, и у всех без исключения в словах сквозила гордость за своих таких, казалось бы, обычных, и в то же время героических родственников.

Баба Таня скомандовала:

-Айдате, праздник праздновать! — и вся кумпания дружно повалила в Козыревскую беседку, заодно и опробовать Ульяновскую работу. Дружно и шумно расселись за столом, Виктор Матвееич ненадолго впал в ступор, когда знакомился с Ленином.

-Да, у вас тут занимательно!

Налили калиновки, дружно встали, дружно прокричали тост:

-За Победу!! — выпили... и в тишине Макс сказал:

-Я, вот, в Берлине, выполнил свою заветную мечту... бать, ты говорил, что дед удрал из медсанбата, прямо в больничной одежде чтобы написать левой рукой, правую-то уже отняли, — "Ни х..я, дошли!" Так и я распечатал на принтере дословно и приклеил на колонне у Бранденбургских ворот, в память не только о деде, а всех, кто дошел туда и не дошел.

-И лучше не скажешь! — поддержал Игнатьич.

И сидели все притихнув, и была на сердце у каждого светлая грусть, и были слезы на глазах от песен, особенно когда Ванюшка включил Газматовские 'Журавли', а потом, появившуюся недавно новую песню о пропавших без вести: Не зажечь свечи за здравие и нельзя в помин души,

мне досталось испытание, быть не мертвым, не живым,

и взлетев в объятья вечности, словно птицы над рекой ,

мы в бою пропали без вести, не найдя в душе покой!

Мы не погибли, мы просто ушли, просто ушли в небеса,

  на безымянных высотах земли,наши слышны голоса.

После этой песни вытирали слёзы все женщины, а мужики сидели опечаленные.

— Да праздник и светлый и тяжелый, пусть земля будет пухом всем, — встал Калина, — мы их всех помним! Не только в эту войну, всегда по зубам получали желающие. Ещё Невский сказал: "Кто к нам с мечом придет..."

— Именно так, и смена у нас растет достойная, — сказал Игнатьич, кивнув на Лёшку и Матюху.

Лёшка сидел в своей десантной форме, серьёзный и как-то даже повзрослевший, а Санька Горшков тихонько шептал папе:

-Я тоже буду сильным как Лёша? И как ты, и твой дедушка?

Долго и душевно разговаривали. Деду Васе не утерпелось:

-Максимушко, чё там в Европе-от деется? Как они.., эти, што мужиков любют, не перевелися?

-Нет, дед, наоборот, кой где жениться разрешено, однополые браки.

-Тьфу, страмота! — плюнул дед, — с жиру бесются, или мозгов совсем не имеют. А чё ты там так долго был?

-Так вышло, в Прагу, вон, смотались, пивка попить знаменитого, — Макс как-то странно ухмыльнулся и помрачнел.

-Чёй-то ты посмурнел, ай пиво тоже дерьмовое стало?

— Да я не особый знаток пива, Прагу вот зато посмотрел... много чего увидел... — Макс опять замолчал, что было на него совсем не похоже.

— Вась, — вкрадчиво произнесла баб Таня, — ты чё к нему вяжесся? Внучек ещё от перелёта не отошел, а ты как чирей на заду...

-И правда, штой-то я, а позволь узнать, Виктор Матвеич, што ты думаешь об... — дед начал дотошно выспрашивать батю Максова о политиках.

Макс, пошептавшись с Калиной, пошел к ним поспать, — уморился сильно, проспал допоздна.

Народ уже разошелся по домам, когда он взъерошенный и заспанный ввалился к баб Тане.

-Бабуль, мне бы с тобой посекретничать, а? Оденься потеплее и пойдем, посплетничаем.

Вышли, сели на лавочку у сарая, в затишке.

-Блин, так противно, плеваться не перестаю, на душе пакостно, никому сказать не могу, ты меня выслушай, а?

-Максимушко, ай жениться придётся, как его... а, по залёту?

-Чё? Ну ты даешь! Не, ща девки умные пошли, да и нас на кривой козе хрен объедешь, да и не такой уж я и озабоченный бабник, обидела, прям, чесслово! Да не о том речь... Я... а, кароч, когда были в Праге, — он помолчал, — там, в центре, как и везде, всё подороже, а Витёк там пару лет тусовался, ну и знает всякие забегаловки подешевле, не, там приличные такие, маленькие кафешники, да и еда приличная. Сели мы, сидим, общаемся, с нами Рик ещё увязался. Он по русски не бум-бум, вот и треплемся на аглицком, я спиной к стойке сижу... анекдоты, всякие байки травим, все нормально, гогочем. Хозяин, такой толстый, одышливый мужик пару раз пиво принес, потом извинился, сказал, что если будем ещё чего заказывать, позвать погромче Элен. Ну, Элен, так Элен. Народу-то немного, столиков восемь там, все почти разошлись уже, а мы чё-т разохотились — пиво закончилось, я и гаркнул: "Элен, пару Пльзенского, плиз!" на аглицком же. Подошла какая-то... я повернулся, а она на меня уставилась, вся побелела, и пиво у неё из рук хрясь на пол. Мы все в брызгах пивных, а она стоит и трясется... потом: "Максим, это ты?" Вгляделся зачуток... эта, которая меня на свет произвела... как назвать лучше? Курва? Подлюка? Ах ты, думаю, сыночка встретила, не прошло и двадцати лет... Вежливо так, по аглицки, отвечаю: "Да, мисс, меня зовут Максимилиан, а что?" Она смотрит на меня, а тут уже бабенка подлетела со шваброй, чего-то у этой спрашивает... ну, она, видать, малость отошла и говорит мне на русском: "Простите, я ошиблась, приняла Вас за давно потерянного сына, Вы с ним очень похожи."

— Я морду ящиком, поворачиваюсь к Витьку — вроде не понял, Витек — кореш свой, тут же просек и переводит мне на английский. Ну, я как джентльмен, ответил вежливо, что, мол, бывает, а у самого... как дерьма наелся. Вот чё надо? Когда свалила от нас с батей, все до копеечки со счетов сняла, мы с ним на хлебе и макаронах полгода жили... Козырь вон с нами последним делился... А эта... она чё думала — я от радости вскочу и начну орать? Мне её матерью назвать язык не повернется, я, может, злопамятный. А? Какие на фиг родственные чувства? Да и не верю я таким, опять же батя... у него мотор и так барахлит, и кто знает как бы он отреагировал на такое... Карооч, так мне тошно, вот зачем я ей понадобился? Не верю я ей, или старость подкатила, у сыночка на шее посидеть захотелось?Ишь, давно потерянного сына... брошенного! Забыла, похоже, как орала на меня — "выродок". Ты, бабуль, мудрая, успокой мою душу, а? Я в таком раздрае и дерьме ещё не был.

Баба Таня приобняла его:

-У каждого бывают испытания, кто-то выдерживает, кто-то ловчит, кто-то за счет других вылезти старается. Вы с твоим отцом свое испытание выдержали, как подсказывает тебе твое сердце, так и делай.

-Сердце мне еще тогда подсказало: батя для меня все — и отец, и мать, и дед, и бабка. Ща вот, правда, вы с дедком есть. Не, я над батей трясусь, он у меня мужик кремень, а та мадам... чужая она.

-Ну и отпусти, зла не держи, пусть живет, как может, у вас своя жизнь. Только сдается мне, что вот сейчас-то, после того, как она увидела тебя, зачнется у неё собственный ад. Пусть ты и не признался, а ведь затрясло её всю... Да, аборты делать — страшный грех, но дите малолетнее бросить, это самый страшный грех.

— Вот и гоняю: мало ли, вдруг той мадаме приспичит чего-нить, ну, там, позвонить, или встретиться как бы случайно, я уже всех предупредил — и главбуха, и начальника охраны, и секретаря его, не дай Бог, чего пропустят... Может, у неё деньги кончились или еще чего? Не, батя тогда же подстраховался, как только немного наладилось у нас с ним, он через мужика одного, ушлого такого адвоката нажал на неё, ну, она и подписала отказные бумаги на меня, могли ведь и за задницу взять за кражу со счетов-то. Так что не было у меня матери, а ща она зачем?