Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
-Дебилы, дебильная деревня, одни уроды кругом!
Дед попытался вступиться:
-Што ты, милушка, у нас тута завсегда...
-Все вы придурки, — перебила его девица.
— Хватит! — резко шумнул Макс, собрал её вещи, вываленные на пол, и сунув сумку ей в руки, потащил на улицу. Так, дотащив до остановки автобуса — как раз подошел последний вечерний, заплатил за билет и выдал:
-Я тебя сюда не звал, сама залезла, вали по-хорошему! А моих родных оскорблять я не позволяю никому.
Пошел к Шишкиным и долго внимательно приглядывался к Аришке, которая вела себя как всегда. -Наконец, позвал:
-Невеста, поди-ка сюда!
-Чё, дядь Макс?
Макс оторопел:
— Чё это ты меня дядей стала звать?
— А ты старый и противный! — припечатала Аришка, показала ему язык и убежала.
— Во, Макс, обидел невесту, теперь она не скоро тебя простит, — заметил Ванюшка, — наша Шишкинская порода, она, знаешь ли, памятливая.
-Да не хотел я эту гёрлу сюда везти... блин, а ребенок, чё, всерьез моей невестой себя считает?
-Не, ну ты фрукт, да после коленок у нас только и разговоров про Макса было. Короче, облажался ты, женишок.
-Да, лан, — почесал макушку Макс, — она через два дня и не вспомнит про меня, вон, кругом сколько пацанов, один другого лучше.
-Чё-то дедок не идет. Сгоняю до дому!
Дедок лежал на диване, весь поникший, возле него суетился батя, пахло валерьянкой и ещё чем-то противным.
-Дед, ты чё?
-Да прихватило-от сердечишко, не младые годы чай, — как-то удрученно сказал дед.
-Ты это мне брось, ща отлежишься, пойдем на футбол, за меня поболеешь.
-Да, вот маненечко отлежуся, — пробормотал дед, засыпая.
— Пойдем-ка, Казанова, — позвал Виктор сына улицу, а там вломил по-полной, — тебе, что, обязательно было свою... сюда тащить? Ты когда-нибудь начнешь верхней головой думать, или у тебя только в нижней мозги? У деда приступ сердечный начинался, хорошо, я дома был, ты идиот совсем? Зачем в этот, такой редкий в наше время, островок добра, тащить всякую дрянь? Чтоб ни одну шалаву сюда больше не таскал! Москва большая, борделей много, там и удовлетворяй свои нужды, а здесь никого, я повторяю, никого не должно быть!
— Бать, да я и не собирался кого-то сюда везти, она сама запрыгнула...
— Что ты как маленький лепечешь, она сама, она сама, ты мужик или чмо? Ещё один такой 'визит', и деда не станет, ты это понимаешь, болван?
Макс побледнел:
-Всё, слово даю! Я, правда, дебил!
Дед проспал весь вечер, и Макс не пошел играть в футбол, а тихо сидел за компом, иногда вставая и подходя к деду. Убедившись, что старикан спит, опять садился и задумчиво смотрел в крутящиеся на мониторе замысловатые фигурки.
В окно всунулся Лёха:
-Макс, — шепотом позвал он, — чё, дед Вася заболел?
-Ща выйду! — Макс шагнул в окошко, благо, длинные ноги позволяли, сел на лавочку и тяжело вздохнул.— -Вот скажи, Лёх, я идиот?
-Да вроде, не!
-Идиот, Лёх, ещё какой, ведь чувствовал жопой неприятности, приволок на свою голову... дед вон... сердце... батя отлаял, Шишкины, похоже, тоже не в восторге, блиииин! Лан, будем исправлять содеянное, лишь бы дед не разболелся!!
-Максимушко, чей-то ты не на футболе, а? — раздался из окна голос деда Васи.
-Дед, ты как себя чувствуешь? — вскочил Макс.
-На восемьдесят пять, как и есть, чё вы там сидитя, айдате чаевничать, я в печи липу заваривал в утре, должно славно получиться, Матвеича, вон, шумни.
— Он у нас, я ща за ним сгоняю, — вызвался Леха. Липа настоялась знатно, до красноты, и выдули мужики весь пятилитровый чугунок, нахваливая деда.
Он оживился, начал рассказывать какие-то байки, а Матвеич негромко сказал 'ребенку':
-Видишь, идиот, он же такой ранимый, ему немного внимания — и он цветет, а когда наоборот...
-Бать, не грызи, я сам весь вечер истерю!
-Помни, дубина, что он искренне привязан к тебе и поэтому открыт, не плюй ему в душу!
Деду не сиделось:
-Пойду до Таньки, прогуляюся!
-Дед, я с тобой!
Танька сидела на лавочке с Толиком, ведя неспешные разговоры, дед подсел и тут же начал любопытствовать, что и как.
Макс пошел было к Калине, и его неприятно задело, что бегущие и что-то задорно кричавшие Козырюшки пробежали возле него, а анчутка обогнула по широкой дуге.
-Какие красивые у девчушки волосы, — восхитился Толик, — редкий такой цвет, обычно дамы такого цвета долго добиваются в парикмахерских, а тут природа наградила!
-А у меня, милок, точь в точь такие были, сейчас, вона, седые, Вась, скажи?
-Да, Танька, многие на твою косу серебряную заглядывалися, и я в том числе, да Никишка, вишь, на мотике упер из под носа у всех.
-Да, изо всех внуков и внучек только у анчутки и уродились мои-от волосы, только я растрёпой не была, правда, и не носилася так-от. Это ж ураган, а не девка!
-Много будет у девочки поклонников-почитателей!
И опять Макса задели эти слова. "Не к добру, точно!" — подумал он про себя.
И не стала невеста обращать на Макса внимания, если раньше она всегда была поблизости, то теперь, завидев его, тут же исчезала с глаз долой... Когда на речке он сгреб их всех троих в охапку — сидели три светлые макушки на песочке, что-то горячо обсуждая, она ужом вывернулась и отбежала. Девчушки же Козыревы смеялись и барахтались вместе с ним.
И Макс опечалился:
-Бабуль, и чё теперь делать? Невеста меня в упор не видит?
-А новую искать, она, анчутка, если обидится, то надолго, сама знаю!!
Вот и чесал озадаченно Макс макушку — легкий по своей натуре, он был неприятно удивлен, что такая мелочь игнорирует его во всём.
Горшковы приехав к Маришке обсмеялись: Маришка, взяв Димульку, показала его в окно, а Санька, сначала сложив ручки на груди, восхищенно замер, смотря только на братика. Затем, попросив папу подержать его на плечах, приник к стеклу и, восторженно гладя ладошками стекло в районе личика, приговаривал:
-Маленький, Димулечка, я тебя так ждал!
Марина прослезилась, у Горшкова и Толика перехватило горло — столько восторга, любви и нежности было в Санькиных словах, а тот ничего не замечая общался с маленьким человечком.
Когда же братик широко зевнул, смех Саньки колокольчиком разнесся по всему двору и улыбались люди, слыша счастливый смех ребенка.
А баба Лена опять вытирала бегущие слёзы и в многотысячный раз благодарила Бога, что послал им такого необыкновенного Сашу Горшкова. Саша-большой про себя постоянно благодарил Всевышнего за такую большую теперь его семью, и так же, как и сынок, восторженно смотрел на жену и второго сыночка. И было тепло на душе у Толика, он тоже обрел семью, нежданно-негаданно.
ЧЕРЕЗ ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ...
Автобус развернулся на площади подняв облако пыли, вылезавшие из него, бабули ругались на водителя, а молодой человек, вышедший вслед за ними, наоборот, зажмурился и как-то светло улыбнулся. Улыбка преобразила его лицо, и садящиеся в автобус две молодые девушки дружно вздохнули...
-Какой мальчик! — игриво пропела одна. Мальчик ещё раз улыбнулся и закинув объемную сумку на плечо, пошел в сторону Цветочной улицы. Аккуратно оглянувшись и не увидев никого возле дома, выкрашенного в цвет весеннего моря, шустро юркнул во двор, там постоял, улыбаясь во весь рот, увидел, что дверь заперта на висячий замок, полез под наличник, нашарил там ключ и весело рассмеялся:
-Все как всегда!.
В доме шустро поднялся на верхотуру, полюбовался своим любимым гнездышком, хотя подросшие деревья уже давненько закрывали обзор на дальний лес и Аксеновку, но солнечный свет, искрясь в шелестящих от ветра листьях, все равно заливал мансарду. Быстро приняв душ и переодевшись в светлую рубашку с коротким рукавом и новенькие джинсы, причесал короткий ежик волос и вытащив из сумки объемный пакет пошел на улицу. Опять закрыл дом на замок, положил на прежнее место ключи и пошел в сторону Шишкинского дома. Там толпилось много людей — все принаряженные, шумно галдящие, чего-то ждали.
Стоявший возле калитки и возвышавшийся над толпой на полторы головы двухметровый крупный молодой человек, открыл было рот, собираясь что-то сказать, но увидев прижатый к губам палец, кивнул и загрохотал гулким басом:
-Чёт долго молодые едут, ай терпежу не хватило, в лесочке подзастряли?
Ему тут же начали отвечать солеными шуточками.
Невысокая, плотненькая, вся такая уютненькая, кареглазая женщина что-то сердито выговаривала виновато слушавшему её высокому, худенькому подростку. Возле неё стояла девочка лет восьми, имеющая определенное сходство с ней, вся такая воздушная, хорошенькая, как фея из сказки .
Внезапно закрывшие глаза женщины мужские руки были явно не мужнины...
-Кто? Кто посмел? — руки разжались и, сердито обернувшись, она столкнулась со смеющимся взглядом таких обожаемых серых глаз.
-Ежик! — по девчоночьи взвизгнула Валюшка и повисла на нем, расцеловывая своего давнего и горячо любимого друга — ежика.
— Лошадка! — Лешка расплылся в счастливой улыбке.
На возгласы Валюшки обернулись несколько человек, а стоящая возле двухметрового атлета белокурая девушка как-то враз замерла, а потом сорвалась с места, с другого конца толпы уже бежала её копия, обе одновременно добежали до Лешки и без слов повисли на нем.
Он подхватил обеих и закружил по поляне:
-Дети мои, любимые!
Дети, так и не отцепившиеся от него, наперебой целовали, измазали его в помаде, кое-как отпустили, позволив подскочившему деду обнять свое сокровище сокровищное.
Лешка с грустью разглядывал абсолютно белую шевелюру деда, и поразился — дед стал заметно ниже ростом.
-Лешка, Лёшка как мы тебя ждали!!
От калитки поспешала совсем сухонькая, но ещё бодрая баб Таня:
-Явился, анчутка, я чай, не молодушка, сколь можно тебя ожидать?
— Бабуля!! — Лешка бережно и аккуратно обнял и расцеловал ставшую родной им всем троим баб Таню.
А она вдруг, всхлипнув, облегченно вздохнула:
-Дождалася!!
Подскочил дед Ленин, потом косяком пошли Шишкины, подбежаший Лёшик Калинин повис на тезке.
Из проулка вывернулось семейство Горшковых в полном составе, Санька, несший маленького двухлетнего братика, увидев Лёшку, быстро предал малыша отцу и, в два прыжка подскочив, сжал его в объятьях.
-Ничего себе, Сань, ты богатырь стал!
— Ну, кашу ем, геркулесовую!! — ответил Санька, и оба засмеялись, он с детства терпеть не мог овсянку, даже его обожаемый папочка не сумел уговорить есть её, Санька стоял насмерть. Сейчас же девятнадцатилетний студент столичной Бауманки привлекал внимание: высокий, переросший Сашу-большого на пять сантиметров, худощавый, весь такой жилистый, шатен с большими голубыми глазами, он был гордостью и радостью родителей.
Младшие детки Горшковых: двенадцатилетний Димуля, десятилетние близняшки Катя и Толик, и нечаянный, но такой желанный, двухлетний Антошик — все беспрекословно слушались своего обожаемого братика Саню.
Горшков-старший за эти годы мало изменился, разве что морщины стали четче, да седины появилось полголовы. Он стал мягче, более терпимым, обожал всех своих деток и ни словом, ни делом не дал в чем-то усомниться в нем своей Маришке. Когда сорокадевятилетняя Маришка в ужасе поняла, что беременна, он наоборот, обрадовался до слез, они с Санькой, ни минуты не сомневаясь, решили, что надо рожать, и вот теперь у всей семьи было такое маленькое чудо — Антошик. Мальчик случился как котенок, славный, ласковый, обмирающий больше всех по Саньке, который платил ему тем же. Димуля получился вылитый Горшков, Катюшка тоже всё взяла от папы, Толик же был светленький, но с карими, папиными глазами. А Антошик, с такими же как у Саньки глазищами, очень походил на девочку.
Толик Ярик, когда родились двойняшки, и мальчика назвали в честь его, лучшего друга Саши, просто потерял дар речи, потом, уже дома, будучи один, банально разревелся. Любил он всю шумную Горшковскую семью, но к Толику был особенно неравнодушен. Для детей он был папиным братом, который всегда поможет, в тихую от родителей решит задачу или набросает черновик сочинения, этим грешил Диман, мальчик был умненький, но ленился.
Санька же, узнав про это, ругался. Из старшего братика получился очень ответственный и надежный помощник. Родители и сильно сдавшая за последние пару лет баба Лена не могли нарадоваться на него. Окончив школу с медалью, он подал документы только в Бауманку, был принят и учился, получая повышенную стипендию. Дружба их с Лёшкой, начавшаяся так неожиданно, только крепла, вот и сейчас они искренне радовались встрече, Лешка почти год не был дома, и вся их шумная и ещё больше разросшаяся компания тормошила и обнимала 'нашего Лёху'.
Загудели подъезжающие машины, все торопливо выстраивались вдоль дороги:
-Едут, наконец-то!
Появилась первая свадебная машина — украшенная цветами, лентами и шарами, непрерывно гудя, подъехала к калитке и остановилась как раз возле главы рода Шишкиных — Татьяны Макаровны.
Из машины вылез принаряженный свидетель, открыл заднюю дверцу и появился... Макс, Максим Викторович Ситников, собственной персоной. Мало изменившись за прошедшие годы, ну, разве только мяса чуток наросло, все такой же шебутной и неуёмный, он протянул руку невесте, которую встретили восторженными воплями и одобрительным свистом.
И правда, невеста была ослепительна — тоненькая, изящная, красивая, с необычного цвета серебристыми волосами и сияющими глазами.
-Макс, тебе повезло!! — крикнул кто-то из толпы. — Такую красу отхватил!!
А Шишкины дружно загоготали.
-Кто кого отхватил, — отозвался новоиспеченный тесть, — это как посмотреть!!.
Баб Таня благословила молодых, перекрестила и расцеловала от души.
Неугомонный Колька Шишкин тут же поинтересовался:
-Чё долго ехали-то, али невтерепеж стало? Дело, оно молодое, как же, понимаем.
-Не, Коль, к деду заезжали, наверняка порадовался за внучка!
Все притихли ненадолго — дед Вася, дожив до девяносто двух лет, оставшись все таким же любопытным и не умевший сидеть на месте, просто не проснулся утром, вот уж пять лет как.
— Макс долго и тяжело переживал смерть своего дедка, никак не мог смириться, что деда уже нет...
-Я конкретно осиротел! — жаловался он баб Тане, — ты смотри, тоже не учуди, ты мне живая необходима! Баба Таня и все дедовы подружки долго горевали по Ваське, "да ничего не сделаш, все тама будем" -выразилась бабка Анна.
-Ну, горевать не будем, Васька завсегда праздники-от любил, айдате праздновать, сёдня внучку замуж отдали — анч... Аришку, то есть.
Свадьба гудя и звеня поехала в Выселки, вернее бывшие выселки, теперь это был шикарный комплекс— 'Озерцо' — так назвал озеро увидев первый раз Санька Горшков. Вот и не заморачивались, озерцо, значит, такому названию и быть.
Не стали возводить многоэтажный корпус.
-Чё ему как зубу у бабы-яги торчать посреди поля? — это уже Макс озвучил, — пусть будет пониже и поближе к природе. Вот и понастроили уютных коттеджиков, спрятавшихся в зелени деревьев.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |