Домовушка забормотал что-то утешающее, стал уговаривать ее покушать — у Домовушки, как у любой старой хозяйки, еда была главным средством излечения от всех напастей. Лада прорыдала: — Не хочу, оставьте меня! — и Домовушка отстал, и сам сжевал предложенный прежде Ладе пирожок.
Ворон с умным видом попытался подвести теоретическую базу под случившееся, но Лада, вскочив на этот раз, закричала:
— Вон! — и замахнулась на нас подушкой. Лицо ее распухло от слез, носик покраснел, веки набрякли, а глаза стали такими узкими, что я сомневаюсь, видела ли она что-нибудь сквозь эти щелочки. На всякий случай мы тактично удалились.
Но не успели мы еще притворить за собой дверь, как услышали знакомый мальчишеский голос:
— А где здесь сортир?
Мы осторожно заглянули в комнату.
Петух сидел на спинке кресла и смотрел внимательно на Ладу, склонив на бок голову. А Лада, в свою очередь, вытаращив свои зареванные глазки, уставилась на него.
— Ну? — переспросил Петух с нетерпением, — сортир где? Надо!
— Там, — указала Лада дрожащею ручкою на дверь.
Петух плавно спланировал в коридор и приземлился прямо мне на голову.
— Но, но! — крикнул я, — поосторожнее! И нечего притворяться неразумным! Слышали, как ты разговариваешь!
— Сортир! — заорал Петух, — Надо! — и наделал кучу в коридоре. Видно, ему действительно было очень надо.
Домовушка схватился за голову и кинулся за тряпкой. Мы с Псом поворотили носы, а Ворон, наоборот, приблизился к Петуху и внимательно посмотрел на него. Петух как ни в чем ни бывало захлопал крыльями, охорашиваясь.
— Плохо! — убежденно сказал Ворон. — Сортир не здесь. Очень плохо. Стыдно!
Петух прислушался. Его лишенный всякого выражения круглый глаз глядел исключительно на Ворона.
— Куча здесь — плохо! — Ворон, как видно, для пущей убедительности, громко орал. — Грязно! Убрать! Сортир — там! — и он махал крылом, указывая то на кучу петушиного дерьма посреди коридора, то на дверь в туалет. Петух вертел головой, пытаясь сообразить, чего от него хотят, и, наконец, догадался.
— Там? — переспросил он дрогнувшим голосом. И покраснел — то есть его бледно-розовый гребешок стал пунцовым, как будто его вымазали яркой губной помадой. — Не здесь?
— Там, там, — подтвердил Ворон, кивая. — Не смей! — заорал он на Домовушку, прибежавшего с совком и тряпкой и напяливавшего на ходу огромные резиновые перчатки на свои худые лапки. — Сам он, сам уберет. Слышишь, убрать! Убери здесь!
Петух закивал с несчастным видом и взялся за тряпку кончиком крыла. Крыло у него еще не приобрело такую гибкость и уверенность, как у Ворона, который мог удержать ручку, и ножницы, и даже вилку с ножом в гибких кончиках крыльев.
— Да я приберу, чего уж там, — сказал Домовушка жалостливо, глядя на неуклюжие попытки Петуха сгрести кучу дерьма на совок. — Он же не сможет, замарается только...
— Ничего, — сурово отозвался Ворон, — впредь ему будет наука. Сам нагадил — сам пусть и уберет. Выпачкается — помоется. А ты после дочиста пол подотрешь, а то он и вправду не справится.
Я ожидал, что после такого афронта Петух долгое время не сможет прийти в себя от стыда. Ничуть не бывало. Не прошло и часа, как он гордо расхаживал по кухне, с победным видом склевывал то тут, то там крошки, никому, кроме него, не видимые, и гордо квохтал.
— Куриные мозги, — пояснил Ворон с пониманием дела. — Видишь ли, хоть он и Петух, мозгов у него, как у любой курицы. Одна извилина.
— И та прямая! — радостно квакнул Жаб. Ворон бросил в сторону окна убийственный взгляд и продолжал: — Поэтому с ним нужно разговаривать короткими ёмкими фразами. Никакого многословия. Никаких сложносочиненных или сложноподчиненных предложений, никаких периодов — тогда он, может быть, что-нибудь поймет.
— Или не поймет! — так же радостно добавил Жаб. Его видимо забавляла эта ситуация. На этот раз, в качестве исключения, Ворон согласился:
— Или не поймет. Тогда эксперимент повторить, и попытаться выразить свою мысль еще короче... Э, да что ты делаешь, э, Петух!...
Ворон сорвался со своей жердочки, подлетел к Петуху и больно клюнул его в темя.
— Еда! — удивленно воскликнул Петух, указывая клювом на угол под потолком. Там, в новой ажурной паутине устроился Паук, Петух же пытался взлететь и достать его клювом. Пока что, к счастью, ему удалось только оторвать краешек паутины, и Паук заворошился в своем логове.
— Не еда, нет! — закричал Ворон в ужасе, — друг! Друг, слышишь, ты? Друг!
— Друг? — Петух с сомнением склонил голову набок, посмотрел на паутину, потом на Ворона, потом опять на паутину.
— Не друг, еда! — решительно сказал он и снова попытался вспорхнуть, за что получил еще один клевок в темя. Я по себе знал, как болезненны бывают клевки Ворона и испугался, что преминистр проломит Петуху череп. Но то ли череп у него был крепче, чем казалось, то ли Ворон соизмерял силу клевка, но череп остался цел, а Петух, распушив перья и надувшись, как индюк — гребешок его при этом побагровел и встал дыбом — начал наскакивать на Ворона и рыть лапой паркет.
— Ты гля, он драться лезет! — еще радостней, чем прежде, завопил Жаб, отбрасывая полотенце и устраиваясь так, чтобы ему было лучше видно. — Он бойцовский, не какой-нибудь бройлер! Вишь, хохлится!
Петух заквохтал яростно и наскочил на Ворона, выставив вперед клюв. Ворон хладнокровно взлетел и, совершая круги над мечущимся по полу Петухом, клевал его время от времени прямо в пунцовый гребешок. И тут я впервые за все время моего пребывания в этом доме услышал голос Паука.
— Отставить, — скомандовал кто-то тихо, очень тихо, и вроде бы совсем не властно, а даже как-то равнодушно, робко даже: — Отставить.
И Петух замер, пытаясь вытянуть крылья по швам. Гребешок его, дернувшись, поник. И Ворон замер на лету, едва не свалившись, но ухитрился мягко спланировать на пол на почтительном расстоянии от драчуна. Да что там! Даже я, хоть я и не занимался ничем недозволенным, а спокойно сидел себе, то есть полеживал, на лавочке, поскольку подушечка моя бархатная вчера сгорела, — даже я почувствовал себя как-то неуютно, и мне захотелось отставить хоть что-нибудь, только я никак не мог придумать, что именно.
А голос, шедший из самой глубины ажурных переплетений и узоров, продолжал все так же спокойно и буднично:
— Лейтенант, доложите обстановку на вверенном вам участке.
Петух откашлялся и начал:
— На вверенном мне участке происшествий нет, больных нет, отсутствующих нет. Докладывает лейтенант... лейтенант... — Петух, как и все мы, забыл после трансформации свое имя.
— Достаточно, лейтенант. Благодарю за службу.
— Служу Советскому Союзу! — гаркнул Петух во все горло и завершил фразу победным "кукареку!"
— Вольно, — скомандовал Паук. — На будущее подавать рапорт на вечерней и утренней поверке, дважды в день. Личный состав на поверку не строить, достаточно вашего присутствия. Штатских старше вас по званию не задирать, их распоряжения выполнять, как мои приказы. Вам ясно?
— Так точно! — гаркнул Петух. — Разрешите вопрос?
— Разрешаю.
— Кто из штатских старше меня по званию?
— Все, — сообщил Паук по-прежнему спокойно и мягко. — Лада — полковник, Ворон — подполковник, Домовушка, а также Пес — в чине майора, остальные — старшие лейтенанты. Я — капитан милиции Паук.
— Так точно, товарищ капитан. Разрешите идти?
— Идите.
Петух, вытягивая носочек, как солдат почетного караула, промаршировал мимо нас на выход. Мы, затаив дыхание, следили за ним, пока он не завернул за угол коридора, а потом облегченно вздохнули и переглянулись. С опаской переглянулись. Кому как, а мне не очень понравилось это производство нас в офицеры, хоть и штатские.
— М-м-м... Э...э...э... — промямлил Ворон, — конечно, спасибо, товарищ капитан Паук, но только...
— Да полно вам, Ворон, — все так же мягко сказал Паук, вылезая из своей паутины и приступая к починке разрушенного Петухом участка. — Просто Паук. Это для лейтенанта, все эти чины, звания — чтобы хоть немного привести его в чувство. Ему будет легче, если он будет слушаться приказов. Натура такая.
— А... да. Мгм, — согласился Ворон. — Но все равно спасибо.
— Не за что, — вежливо ответил Паук.
Этот долгий, насыщенный событиями день завершился поздним вечером, когда мы, на всякий случай убрав аквариум Жаба и миску Рыба, собрались в кружок перед кухонным окном. Лада сплела магическую охранительную сетку на дверь, а на окно не стала. Мы проводили эксперимент.
Цели эксперимента:
а) — узнать, что или кто покушался на нас прошлой ночью;
б) — выяснить, было ли это нападение случайным, или же его спровоцировало отсутствие Лады дома;
в) — найти быстрый, безопасный и не очень грязный способ борьбы с нападающим на нас существом (или веществом).
Мы с Псом заняли места на переднем фланге. Ворон сидел на своей жердочке, вооружившись сегодня магопенсне — вчера он просто не сообразил нацепить на клюв этот ценный прибор. Лада заняла место в ложе бельэтажа — на моей скамеечке, поставленной достаточно близко от окна, но в то же время так, чтобы не мешать нашим с Псом оперативным действиям. Домовушка с двумя ведрами живомертвой воды обосновался в коридоре, чтобы в случае непосредственной опасности принять необходимые меры. Здесь же прохаживался своей важной походкой Петух. Паук на этот раз покинул паутину и сидел у Петуха на шее, чтобы в нужный момент дать Петуху команду кукарекнуть. Мы несколько раз отрепетировали свои действия, и обнаружили, что Петух может слушаться беспрекословно только Паука — невзирая на многочисленные попытки вбить в его голову, что все живущие в нашей квартире — его, Петуха, начальство, он одного лишь Паука признавал непосредственным своим командиром. Нам пришлось смириться.
В одиннадцать часов вечера в узкую щель между форточкой и рамой пополз вонючий дымок. Шерсть на моем загривке вздыбилась, а Пес тихо зарычал. Лада махнула рукой, и от дыма оторвался клочок и спланировал ей на ладонь.
— Осторожно! — крикнул я, — обожжешься!
Лада засмеялась.
— Ах, как вы меня напугали! — смеясь, сказала она. — Я ожидала чего угодно, каких-то злобных порождений ада, или врагов из далекого царства-государства, а всего-то к нам пожаловали безобидные магиончики... Что же ты, Ворон, вчера сплоховал, не разобрался?
— Безобидные? — закричал я, — ничего себе, безобидные! А Рыб, который чуть не погиб? А мы, с Псом, и с Вороном, обгоревшие?! А Жаб?!!
— Да, да, конечно, — успокоила меня Лада, погладив за ушком и почесав под подбородком, что было приятно. — Конечно, вы же не умеете с ними справляться.
Она поманила пальцем дымок, по-прежнему вонючий, и в кухне запахло так, как будто разбили корзинку-другую протухших яиц и вылили их в ящик с завонявшейся селедкой. Пес зафыркал, тряся лобастой головой.
— Сейчас все пройдет, — успокоила нас Лада. Дымок сформировался в шар и опустился Ладе на ладонь, помахивая тремя или четырьмя десятками щупалец. Лада свистнула особым образом, и еще одна струйка дыма вползла в форточку и втянулась в шар.
— Ну, вот и все, — сказала Лада. — Теперь я их немножко приведу в порядок, и будет у нас запас магионов на черный день. Домовушка, подстели что-нибудь на пол в ванной и дай мне большую щетку.
— Что это было? — спросил Пес у Ворона плачущим голосом. Мне тоже было очень досадно — знаете ли, обидно бороться не на жизнь, а на смерть с домашним котенком или безобидной ящеркой.
Ворон выглядел сконфуженным.
— Ну, это одичавшие магионы, — пояснил он, — Лада ведь, когда занимается магией, использует магионы, и всегда происходит их выброс в пространство, вроде как выхлопных газов из двигателя внутреннего сгорания... И не все полностью отработанные. Они обычно рассеиваются, но все дело в том, что возле нашей квартиры существует М-поле, постоянное поле с переменными характеристиками, напряженность и даже заряд этого поля варьируется, и оно притягивает к себе то положительные, то отрицательные магионы. Чистые магионы просто пополняют заряд, а не полностью отработанные — они не могут соединиться с М-полем и болтаются поэтому вокруг, ну, как мошки возле лампы. И когда их накапливается критическое количество, они создают такие вот дикие образования, вроде вчерашнего...
— И ты молчал? — укоризненно рыкнул Пес.
— Я никогда прежде не видел диких магионов! — запротестовал Ворон. — Бабушка, а после Лада своевременно производили чистку! И на мне вчера не было пенсне, а я, к вашему сведению, не практик, я теоретик, и практически ничего сделать с этим образованием не мог. Кроме того, что мы сделали. Ничего лучшего мы все равно придумать не могли — как все неупорядоченные создания, они боятся порядка, поэтому поток строго упорядоченной магической энергии, содержащийся в живомертвой воде, нарушил их внутреннюю связь друг с другом, вот они и улетучились. А петушиное кукареканье довершило дело, потому что они отрицательные, а магический звук...
— Ты ж не маг! — сказал я. — Как же ты мог произвести магический звук?
— В вашем Здесь мало магии, — хмуро сказал Ворон, — но она присутствует, иначе Лада тоже не могла бы ничего сделать. Магионы есть, просто у вас вывихнутые способы их использования.
— Ну-ну, потише! — вступился за свою родину вернувшийся на свое место Жаб, — что значит вывихнутые?
— А то, что у вас Здесь почти нет магов, зато достаточно обыкновенных, не магических предметов и существ, обладающих магическими характеристиками и (или) использующих таковые. Например, зеркала. Или петушиный крик. Или церковные свечи. Или некоторые травы. Природа, видишь ли, не терпит пустоты, и находит применение тому, что у нее, у Природы, то есть, имеется. При должном подходе и у вас Здесь можно вырастить вполне приличного мага. А не только колдуна.
— А чем колдун отличается от мага? — полюбопытствовал я.
— Маг аккумулирует энергию в себе, а колдун использует энергию, накопленную вне себя. Или поглощает ее не напрямую, а опосредованно — травы какой-нибудь наестся, или дыма нанюхается...
— Ладно, ясно, — проворчал я. — Значит, эксперимент завершен, и можно ложиться спать. А то устал я очень.
Мы все устали — после бессонной ночи, и после всех хлопот, связанных с появлением у нас Петуха и после уборки — мы вычистили кухню, и завтра нас ждала работа по оклейке стен обоями. А Ладе нужно было еще принять меры по предотвращению возможных последствий, и когда я проскользнул в комнату, чтобы устроиться спать — моя подушка сгорела, а на лавке без всякой подстилки лежать мне было твердо, и холодно, и неудобно, и я решил попроситься к Ладе под бочок — Лада еще не легла. Она сидела на постели, скрестив ноги, и мечтательно глядела в потолок.
— Не мешай, — сказала она строго, когда я прыгнул к ней на колени и потерся лобиком о ее округлый подбородок, — я занята. Сны навеваю, — ответила она на мой невысказанный вопрос. — Соседям. Чтобы они думали, что все произошедшее прошлой ночью им приснилось.
