— Злее будешь, — усмехнулась Лада. Ничего хорошего ее улыбка не предвещала.
Петух прокукарекал положенное число раз и явился в кухню за завтраком. А мы, присев перед дорогой, отправились в путь.
В троллейбусе, несмотря на ранний час, набитом битком, мы молчали — и не только из соображений конспирации. В целях сохранения тайны Лада упрятала Ворона в хозяйственную сумку и застегнула змейку, а меня крепко прижала к груди. Я поглядывал на ее лицо. Лада улыбалась зловеще и многообещающе. Так, наверное, улыбались гневные эринии перед началом операции возмездия. Мне стало даже и жаль того, на кого мы должны были охотиться.
— Значит, так, — сказала Лада, когда мы, наконец, вылезли из автобуса, изрядно помятые и еще больше разозленные — особенно Ворон, которого в давке чуть не задушили. — Мы сейчас находимся в десяти метрах от подъезда, из которого через несколько минут должен выйти интересующий нас субъект. Вы сможете узнать его по кожаной куртке. Шапки он не носит, волосы у него светлые. Сегодняшняя ваша цель — проследить, каким маршрутом он добирается на работу. Если появится такая возможность, найти его рабочее место. Дождаться конца рабочего дня и проводить его домой. Если вечером он куда-то пойдет, проследить, куда. А если он еще и с кем-то встретится... — Теперь в ее голосе уже не сталь чувствовалась, а свинец. Да что там свинец — уран! Плутоний! Все радиоактивные элементы таблицы Менделеева!
Ворон, выбитый из колеи ранним подъемом и отсутствием привычного горячего завтрака, ничего этого не услышал, потому что он разочарованно заявил:
— Ни ради каких благ мира я не могу согласиться на почти суточное дежурство без трехразового питания. Я есть хочу, я умру с голоду, мои умственные способности ослабеют и придут в негодность. Даже ради целого королевства ты не должна губить своего преминистра, Лада!.. Ну, и фамулуса тоже.
Лада была непреклонна.
— Потерпишь, — прошипела она.
Я наконец набрался смелости, чтобы — нет, не вступить с Ладой в спор, но несколько освежить в ее памяти недавно произнесенные ею слова.
— Ладушка, — мурлыкнул я как мог нежно и умильно, — а ты уверена... ты уверена, что мне так уж нужна производственная практика применительно к ЭТОМУ субъекту? Вспомни, не далее, как вчера утром...
— Разговорчики! — рявкнула Лада. — Твое дело — выполнять мои распоряжения. Свои сомнения оставь при себе. Действуйте!
С этими словами она почти что швырнула меня на землю — хорошо, что я умею приземляться на все четыре лапы, как любой порядочный кот, — и зашагала прочь широким и упругим шагом, иногда взлетая над мостовой. Ворон приземлился рядом со мной.
— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил я. — Вчера она категорически запретила нам трогать ее бывшего возлюбленного, а сегодня...
— Ну, — сказал Ворон задумчиво, — еще неизвестно, он ли это. Может быть, этот субъект связан с ней в ее производственной деятельности. Либо просто знакомый. Мы же совсем ничего не знаем о ее жизни в большом мире. Она же ничего нам не рассказывает. Мало ли кто может быть ее врагом!
— Ну, нет, — не согласился я. — Этот тип — точно Он. Тот, который ее бросил. И она узнала о нем что-то такое... Неприятное для нее. Скорее всего, увидела его с какой-то бабой. Ни по какому другому поводу она бы так не разъярилась — в нынешнем-то ее состоянии...
Ворон прервал мою речь, больно клюнув в темечко. Я взвыл — по-кошачьи, разумеется.
— Тихо! — каркнул он шепотом.
Я оглянулся. По пустынной улице в нашем направлении двигался объект наблюдения. То есть интересующий нас субъект. Во всяком случае, на нем была кожаная куртка, а голова его не была покрыта, и волосы были светлые. Что до всего остального, то я засомневался — больно плюгавеньким он мне показался. Плюгавеньким, непредставительным и каким-то... пошмонцанным.
Судите сами — росту он был гораздо ниже среднего, пожалуй, даже ниже Лады.
Его светлые волосы были очень уж жидкими, и значительно поредели на макушке, как сообщил мне потом Ворон. Лысины еще не было, но она могла появиться в ближайшие месяцы. Это притом, что на вид он был весьма молод — года двадцать два-двадцать три.
Его кривые ноги были облечены в ужасные штаны из отечественной джинсовой ткани отечественного же пошива — не самопальные под фирму, нет, нет! Именно отечественного пошива, то есть уродливого, безобразного, мешковатого кроя, ткань торчала там, где должна бы облегать ногу, и строчки были криво прострочены безобразными оранжево-желтыми нитками.
И свои сапоги он не чистил, пожалуй, несколько недель.
Что касается его лица, то единственным примечательным в нем (в лице то есть) были густые черные брови — такие черные, что вызывали сомнение: не крашенные ли они. Или, может быть, он красил волосы? Говорят, это сейчас модно. Но нет — слишком он был неряшливым для столь дорогостоящей и хлопотливой заботы о своей внешности.
Из-под темных бровей хмуро смотрели голубенькие глазки в окружении черных ресниц. Нос его, крючковатый, широковатый в основании, нависал над тонкими губами. И все это дополнялось пухлыми щечками и круглым девичьим подбородком.
— Это не он, — шепнул я Ворону, когда мой наставник спустился на землю. — Чтобы наша Лада на такого посмотрела? Нет, это не он.
Ворон, колеблясь, кивнул.
— Может быть, ты прав, Кот. На всякий случай давай разделимся. Я полечу за этим, а ты подожди еще немножко. Вечером встретимся дома и обсудим.
Ворон упорхнул, потому что субъект в куртке подошел к остановке, а с другой стороны к этой остановке приближался автобус. Я плохо себе представлял, как Ворон сможет осуществлять слежку, если объект наблюдения влезет в автобус — вряд ли пассажиры правильно поймут птицу, пользующуюся общественным транспортом. А лететь вслед автобусу — это довольно сложно для лишенной тренировок и иных физических нагрузок мудрой птицы. В конце концов, не мускулы — самая важная часть организма преминистра.
Но тут из подъезда вышел другой светловолосый гражданин, и я сосредоточился.
Этот был больше похож на экс-возлюбленного Лады.
Правда, ростом он тоже не вышел — сантиметров на пять, пожалуй, превышал объект номер один. Зато все остальное — фигура, одежда и выражение лица — были не в пример приятнее. Узкий в бедрах, он был широк в плечах, и ноги у него были стройные, и обувь чистая, и джинсы фирмы "Врандлер", и куртка, хоть и из искусственной кожи, но приемлемая в качестве верхней одежды современного молодого человека. Правда, я не мог назвать его красивым, но я ничего не понимаю в мужской красоте, а этот тип был самым обыкновенным парнем, простоватым даже, зато у него была приятная улыбка. Улыбался он сам себе, потому что вряд ли его улыбка была предназначена мне — мы с ним были совершенно незнакомы, а только сентиментальные девушки способны улыбаться совершенно незнакомым котам. Что касается погоды, то погода была самая что ни на есть мерзопакостная — морось сверху, слякоть снизу, — так что и погода тоже едва ли способствовала хорошему настроению. Значит — я сделал вывод, — это субъект в ладу с самим собой, здоров, вкусно позавтракал и радуется жизни, потому что не имеет перед ней (жизнью) никаких обязательств. А почему он не имеет никаких обязательств перед жизнью? Потому что он развязался с Ладой, то есть своей бывшей девушкой, и над ним не висит уже дамокловым мечом угроза жениться. Отсюда и улыбка. Следовательно, этот молодой человек — интересующий меня субъект. Что и требовалось доказать.
Мои умозаключения базировались на моем собственном опыте в бытность мою человеком. Во всяком случае, когда какой-нибудь затяжной роман, грозивший набросить аркан брака на мою свободную шею, прекращался — обычно по моей инициативе, — я чувствовал себя легко и свободно и улыбался сам себе даже и в плохую погоду.
Я ошибался в своих умозаключениях, но это выяснилось позже.
А пока молодой человек зашагал по улице, а я отправился за ним, стараясь на всякий случай придерживаться стен домов или прятаться за деревьями, растущими кое-где вдоль тротуара.
Через десятка три шагов мы свернули в подворотню, он толкнул узкую обшитую кожей дверь и вошел внутрь, я же остался в подворотне, принюхиваясь. Когда он входил, из двери повеяло сильным резким запахом, очень мне знакомым, но я сразу не сообразил, каким — ведь я к тому времени был котом уже около года и забыл многие запахи, связанные с человеческим образом жизни. Очень скоро еще один человек вошел в ту же дверь, запах снова обдал меня густой и теплой струей, и я чуть не взвыл от восторга, узнав этот сложный аромат кожи, и клея, и обувного крема. Запах сапожной мастерской, вот что это был за запах! Объект наблюдения работал сапожником.
Я осторожно вышел на улицу и отошел к краю тротуара. Так и есть — молодой человек снял свою курточку, надел фартук и сидел теперь у окошка, склонившись над напяленным на колодку ботинком.
Теперь мне нужно было найти место для постоянной дислокации на все время наблюдения. Сидеть посреди дороги я не хотел — котам не свойственно слишком часто попадаться под ноги прохожим, коты предпочитают уютные закоулки и теплые подвалы, чтобы сверху не капало и сбоку не дуло. К тому же голод весьма чувствительно давал о себе знать. Кишки мои истончились и тихо мурлыкали, что не прочь перекусить, чем-нибудь калорийным и вкусным, например, вареной колбаской или хотя бы ложкой пшенной каши.
Поэтому я перенес свой наблюдательный пункт в подворотню, пристроившись под дверью мастерской. Там не дуло. Я был уверен, что объект наблюдения от меня не уйдет — у сапожных мастерских, как правило, не бывает двух выходов. К тому же занять место на коврике под дверью для бездомного кота вполне естественно, и есть надежда — хлипкая, конечно, потому что в мастерской не было женщин, — что меня пожалеют, пригласят внутрь и чем-нибудь угостят.
Я распушил шерсть, обвил себя хвостом и поджал под себя лапки для сохранения тепла. И приготовился ждать.
К счастью, в этой мастерской работала еще и женщина, если можно назвать женщиной тонконогую девчонку-приемщицу. От одного взгляда на ее костлявые посиневшие коленки, прикрытые тоненьким капрончиком, мне стало холодно. Зато она даже замурлыкала от удовольствия при виде меня:
— Ой, киса! Какая красивая, пушистая! Дай я тебя поглажу!
Она погладила мою спинку, которую я выгнул дугой, чтобы сделать ей приятное. Она почесала мне шейку и за ушком, и я замурлыкал, чтобы подольститься. И — судьба за нас! — она сделала именно то, что я от нее и ждал: взяла меня на руки и вошла вместе со мной в теплую мастерскую.
— Опаздываешь, Лёня, — сказал интересующий меня субъект девушке, назвав ее почему-то мужским именем.
— Смотрите, какой котяра сидел под нашей дверью! Красавец, и явно домашний. Наверное, кто-то выбросил. Сволочи! — со вкусом произнесла она, не обращая на замечание внимания. — Надо его покормить. Ты голодный, киса?
Я замурлыкал громче.
— Ах, котофей! Я назову тебя Котофеем, ладно? Будешь у нас жить, не сбежишь?
— Да брось ты эту грязную кошку! — сказал второй сапожник, меня не интересовавший. — Сядь разберись лучше с заказами! Вот бог послал на нашу голову работничку!
Работничка из нее была, конечно, никакая.
Во всяком случае, в это утро.
Она устроила мне место под стойкой, за которой размещались сотрудники сапожной мастерской, и где она сама выписывала квитанции заказчикам.
Она раздобыла для меня молока, сбегав в молочную на углу.
Она даже подогрела молоко на плитке, которой пользовались сапожники в производственных целях, и залила эту плитку молоком, за что получила по голове от обоих своих начальников. Из соображений конспирации, а также, будучи голодным, я полакал немножечко молочка, налитого для меня в блюдце. Я бы предпочел, конечно, есть за столом, а не на грязном полу, но не хотел выходить из своей роли бездомного кота. Ребята уже смотрели на меня хмуро, как на виновника всего этого переполоха, и я счел за лучшее сидеть в своем углу и не высовываться.
Всем шпионам, соглядатаям, филерам, а также разведчикам! Настоятельно рекомендую свой способ маскировки! Буде у вас возникнет необходимость в пристальной слежке за объектом наблюдения, превращайтесь на это время в котов! Возможности наблюдения становятся практически неограниченными, и в то же время вы не вызываете никаких подозрений!
Я буквально по пятам таскался за белобрысым парнем, пару раз попался ему под ноги, и что? Кроме двух или трех ругательств, ничего. Он даже был, по-моему, польщен моим вниманием — я потерся о его ноги и помурлыкал немного, а девушка по имени Лёня меня приревновала.
— Котофей, как тебе не стыдно? Я для тебя все делаю, а ты лезешь к Процюку? Совести у тебя нет!
Совесть у меня кое-какая есть, но, к счастью, я умею с ней ладить. В конце концов, я не в коты к ним нанимался, а выполнял поручение Лады. Она велела мне проследить за бывшим своим возлюбленным, я и следил. И более ничего. А если кто-то, при исполнении мною своих обязанностей, оказывает мне знаки внимания, как то: угощает подогретым молоком, кусочком колбаски вареной "Любительской" или шматиком жареной рыбки, а также погладит, почешет и иначе приласкает, — я эти знаки внимания, так и быть, приму. Но чувствовать себя за них обязанным по гроб жизни — уж извините!
К сожалению, я слишком увлекся слежкой и, образно выражаясь, преступил черту. То есть проследовал за объектом наблюдения даже в то место, китайцами (или японцами, не помню) поэтически именуемое "местом уединения", то есть, говоря по-простому, в туалет. Оттуда я был изгнан с позором весьма чувствительным пинком в бок.
До этого момента я был, в целом, расположен к Процюку — как вы уже, конечно, догадались, это была фамилия экс-возлюбленного Лады. Он был мне симпатичен, и, в отличие от Пса или Ворона, я не видел смертельного греха в том, что молодой человек принял решение расстаться с нашей Ладой. Ну, повстречались немного, ну, разбежались! Житейская история, и никакой трагедии в том нет.
Но когда я получил острым носком сапога под ребра, я обиделся. И разозлился. И совсем позабыл, что Лада велела только следить за молодым человеком, но совсем не принимать меры.
Будь я обычным котом, я б его цапнул. Но воспитание, обучение и мои навыки начинающего мага, фамулуса могущественной магини, позволили мне отразить удар тоньше, изящнее и эстетичнее.
Я чихнул. Чих мой, почти незамеченный, вызвал немедленную реакцию: Процюк зацепился каблуком о порожек туалета и растянулся вдоль коридора, задев при падении стеллаж с уже исполненными заказами. Сапоги, туфли и ботинки посыпались на него градом, набив пару шишек на его не слишком высоком лбу. Он выругался злобно и непечатно, вскочил на ноги и уже изготовился к еще одному пинку, который был бы не в пример чувствительнее предыдущего, но тонконогая девушка Лёня спасла меня, схватив в охапку и заорав на моего обидчика:
