Я задумался. Я вспомнил — давным-давно, когда я только-только стал котом, Ворон говорил мне, что после венчания Лады все мы возвратимся в то состояние, в каком были на момент трансформирования. Сколько бы лет ни провели мы в этих своих звериных (птичьих и т. д.) шкурах и перьях. То есть Псу по-прежнему двенадцать, а мне — сколько же мне было в тот прекрасный майский день? Я не помнил, но что-то около двадцати. Будем считать, что мне было двадцать. Значит, если Лада не выйдет замуж в ближайшие лет эдак тридцать-сорок, мои ровесники успеют состариться, обзавестись внуками, а я по-прежнему буду молод и красив?
Мысль это мне понравилась. Это же почти бессмертие — то есть умирать когда-нибудь все равно придется, но столь долгая молодость, плюс к ней — мои вновь прорезавшиеся способности к магии, которые, скорее всего, исчезнут после возвращения ко мне человеческого облика — право, я был очень счастлив тогда, что меня превратили в кота. И уж конечно я вовсе не хотел становиться человеком.
В этих размышлениях я незаметно покончил со своей работой, и даже привередливый Домовушка, чуть ли не обнюхав каждую рюмочку (впрочем, скорее всего именно обнюхав — потому как иначе он мог находить совершенно невидимую глазу грязь, кроме как по запаху) остался доволен моими усилиями. И в качестве поощрительного приза приставил меня к стеклоочистительному механизму, который уже довел до блеска оконные стекла. Теперь нужно было вычистить стекла витринок в стенке и заняться зеркалами в коридоре. Машинка бегала по зеркальному стеклу, я следил за ее движениями, чтобы вовремя подхватить ее и перенести на следующее зеркало, и раздумывал. Поймите меня правильно — я желал Ладе всего наилучшего: выйти замуж, воссоединиться с родителями, получить статус законной правительницы Светелграда и всего княжества, но — пусть я эгоист и себялюбец! — но почему этому не произойти попозже? Когда я достаточно овладею магией. Ведь если Лада за сто почти лет повзрослела лет на двадцать, то ее тридцать наступят лет эдак через пятьдесят. Вполне приемлемый срок. И возраст для замужества тоже подходящий. Зрелый достаточно, чтобы не увлечься первым встречным, и в то же время еще и хороша, и красива, и молода. Нет, положительно надо убедить Ладу погодить с замужеством. Стоит ли спешить вступать в брак неизвестно с кем! Я очень сомневался в достоинствах суженого Лады, хотя Домовушка и убеждал меня, что суженным может стать только истинный витязь, умный, хороший и честный, добрый молодец, отважный воитель. Знаю я этих современных воителей — драчуны-каратисты, с криками "Кия-я!", Ван Дамы-любители, сначала лезут в драку, а потом думают, стоило ли. Ничего хорошего с таким Ладу не ждет. Книжек они не читают, кино не смотрят — им некогда, они совершенствуют свое тело и берегут свое здоровье. Не пьют, не курят, не едят острого и соленого... И вообще они — очень тоскливые люди. Нет, они-то считают себя жизнерадостными, но вот окружающие тоскуют, когда их сын (брат, муж, друг) часами лупит по дощечке ребрами ладоней, или держит на вытянутых руках гири, или занимается еще чем-нибудь столь же непроизводительным. Может, конечно, у них, в их Там, витязи и воители совсем другие, образованные и учтивые — но я в этом очень сомневаюсь. Нет, положительно Ладе необходимо погодить с выбором еще пару-тройку десятилетий. До тех пор, когда ей будет уже совсем пора.
Между тем уборка квартиры была завершена. Под наши ликующие крики Домовушка с помощью Пса выволок из шкафа кадку с елкой. Елочка была невысока — метр от силы, — но действительно зелена и пушиста. Паук сразу же перебрался на нее и зашмыгал по веткам в поисках желтых иголок, которые надо было удалить, а также вредных насекомых. Насекомых он не нашел — откуда насекомые в нашей заколдованной квартире? — желтых иголок и обломанных веточек тоже. Покончив с осмотром, Паук строго предупредил, что если кто-то из нас сломает на елочке хоть иголочку, то будет иметь дело с ним, с Пауком. Грозный его вид с поднятыми кверху жвалами не обещал осмелившемуся ничего хорошего. Но Домовушка, с его привычкой стараться все сразу уладить и разрядить обстановку, быстро нашел Пауку работу — украшать оконные стекла снежинками, слепленными из паутины. Паук плохо себе представлял, как взяться за это дело и удалился в кухню экспериментировать. Мы же, повосхищавшись елочкой, разбрелись по углам, чтобы до прихода Лады хоть немного отдохнуть после непривычных дневных трудов. Кроме Домовушки, конечно — занятый уборкой, он не успел приготовить обед, и теперь собирал нам поесть что-нибудь на скорую руку, хотя бы всухомятку.
Он почти успел справиться с этим, как запоры нашей двери начали открываться сами собой: в замочных скважинах со скрежетом проворачивались невидимые ключи, засов отодвинулся, цепочка выскочила из гнездышка и закачалась, болтаясь... Я подскочил на всех четырех лапах и испуганно уставился на все это — нашествие страшной вражьей силы виделось мне, а Лады нет дома, значит, я должен буду предпринять что-либо, как единственный в наличии практикующий маг, хотя — ну какой, какой я маг? Ученик только, фамулус, я ведь кроме чиха да сглаза, еще никаких приемов не знаю, а я сомневаюсь, что вражью силу можно одолеть, всего только чихнув на нее. Шерсть моя на загривке сама собою встала торчком, усы распушились, хвост задрожал в напряжении, спинка выгнулась, а когти самостоятельно, без всякого моего на то желания, покинули мягкие подушечки лап. Я был очень, очень испуган, но внешне представлял собой вполне достойное зрелище рассвирепевшего кота. И тут я услышал спокойный и даже радостный голос Домовушки:
— Ишь, как Ладушка наша нынче домой поторапливается! Видно, все купила, груз тяжелый да неудобный; опять же елку нынче наряжать надобно — она с малолетства это дело страсть, как любит. Пес, ты б пошел ее встренул, что ль?
Но Пес, не дожидаясь робко высказанной просьбы Домовушки, уже сорвался с места и кинулся в двери, услужливо перед ним распахнувшиеся.
— Ну и ну, — покрутил я головой, с облегчением переводя дух и чувствуя, как приглаживается — опять же сама собой — моя вздыбившаяся шерсть, как втягиваются на место когти, как расслабляются напруженные мышцы. — Так это Лада нам такой переполох устроила? Неужели она двери вот так, на расстоянии открывать может? Что же она всякий раз звонит, чтоб ей открыли?
— Ну, — сказал Домовушка, расставляя на столе тарелки, — по-перву, не годится волшбой каждый день разбрасываться, так и совсем всю свою силушку растерять недолго. Я так мыслю. И потом, это ж тоже гоже — когда тебе дверь отворяют, ждут, значит, дома... Она вот так только когда очень-но злая, а чаще — когда спешит чрезмерно. Нынче же, я думаю, у нее сумки очень тяжелые, потому и сама отперла.
Но Домовушка ошибался. То есть сумки Лады действительно были очень уж тяжелы, и их было много, и они были громоздкими и неудобными. Но, помимо всего прочего, Лада спешила.
Она влетела в коридор, швырнула сумки в кухню и скрылась в своей комнате. Я кинулся подхватить сумки, чтобы они не упали, хотя был слишком далеко. Порыв мой, загодя обреченный на неудачу, оказался одновременно и ненужным, и бесполезным: сумки зависли в воздухе, как будто стояли на столе. Присмотревшись, то есть определенным образом прищурившись, я различил тонкую ажурного плетения авоську из магионов, мешающую сумкам упасть.
Из комнаты Лады вылетел, квохча и теряя перья, встрепанный и возмущенный Петух. Он оглядел нас недоумевающим круглым глазом, взлетел на резную перекладину — насест Ворона, — сунул голову под крыло и уснул.
Потом в дверь протиснулся пыхтящий Пес. В зубах он тащил сумку, опять же в магионного плетения авоське, то есть сумка никак не могла быть тяжела для него. Однако она была очень велика, и Псу приходилось изо всех сил вытягивать шею, чтобы не волочь ее (сумку) по земле.
Домовушка запер дверь и занялся разбором покупок, когда Лада позвала его к себе в комнату.
Я обошел вокруг сумок. Конечно, меня очень интересовало, что же Лада принесла такое тяжелое и громоздкое, но, рассудив (и вполне логично, по-моему), что содержимое сумок от меня не уйдет, и я успею узнать, что в них лежит; уж верно, Лада значительно расширила список, выданный ей с утра Домовушкою! А вот содержание разговора, который Лада с этим самым Домовушкою вела, и причины Ладиной спешки — это куда более интересный предмет, и, если так можно выразиться, куда более животрепещущий. Я прошелся вдоль коридора туда-сюда с видом кота, совершающего свой ежедневный моцион — невозмутимо и с достоинством. Я не собирался подслушивать — нет и нет! Подслушивать некрасиво, это знает каждый младенец, а я уже никак не могу причислять себя к младенцам и отговариваться младенческим неведением и младенческой невинностью. Однако если у кота возникает в чем-либо, пусть даже и в моционе, потребность, он ее тут же должен утолить. И не его вина, если рядом с выбранным им для прогулок местом кто-то очень громко разговаривает. Он (кот) совершенно не собирается прислушиваться. Но если несколько слов достигнут его ушей, он в том совершенно не виноват. И уж никак не подслушивает. Говорите тише, если не хотите, чтоб вас услышали!...
К сожалению, они не хотели быть услышанными и говорили слишком тихо, чтобы я мог хоть что-нибудь разобрать. Только время от времени до меня доносились Домовушкины вопли: наш охранитель духа был близок к истерике. Самой настоящей.
— "Бзрз!..." — доносилось до меня, — "...с-с-м стыд прр..."; "...Ч-ч-б-ш-ш-с-ж!..."
Я подумал и перевел это так:
"Безразумная! Совсем стыд потеряла! Что я Бабушке (возможен вариант "батюшке") скажу!"
Очень скоро Домовушка вылетел из комнаты с таким же взъерошенным видом, как и Петух, на ходу перекидываясь в таракана. Я было сунул нос в слегка приоткрытую дверь — и чуть не получил этой дверью по своему любопытному носу: дверь с треском захлопнулась. К счастью, у меня хорошая реакция.
Я вернулся в кухню. Те, кто там находился, сидели тихо, как мышки. Домовушка успел забиться в какую-то щель. Жаб затаился в чаще дубовой поросли. По-моему, он даже и в миску свою забрался, и полотенцем своим укрылся. Рыб влез в грот головой вперед, так что вместо улыбающегося рыла я увидел только слегка подрагивающий хвост. Паук, в последнее время порядком потолстевший, спешно наращивал новый ряд паутины. Даже Пес, большой и бесстрашный, залез под стол, и оттуда торчали его лапы — они были слишком велики. Один лишь Петух дремал на насесте, ничтоже сумняшеся.
Мне места не нашлось. Я уже понял, что Лада чем-то разгневана, а также сообразил, что разгневанной магине под руку лучше не попадаться. Поэтому я оставил их дрожать от страха в кухне, и отправился в Бабушкину комнату. Я собирался дрожать от страха там. Туда Лада почти никогда не заходила.
Но в этот раз она изменила своим привычкам. Не успел я свернуться клубочком на бархатном покрывале, как Лада влетела в комнату, зацепившись по пути об угол кровати. Я, естественно, слетел кубарем вниз и шмыгнул в закрывающуюся уже дверь. Последнее, что я успел заметить, была Лада, скидывающая свой (розовенький, в оборочках) кокетливый халатик.
— Она пошла в Бабушкину комнату, — сообщил я, входя в кухню. Единодушный вздох облегчения оповестил меня о том, что все дурное, что могло бы случиться, осталось позади. К сожалению, будущее несколько не оправдало наших ожиданий, но — заранее рад успокоить вас — никто из нас не пострадал.
Лампочка в кухне вспыхнула вдруг особенно ярким светом, загудела и взорвалась с треском. Точно так же поступила и лампочка в коридоре.
— Опять свет выключили, — сказал Пес. Он уже успел вылезти из-под стола.
— Не, это что-то случилось, — не согласился Жаб. — Видел, как напряжение скакнуло?
Зашелестели мягко перья, и мы услышали голос Ворона — одновременно с встревоженным кудахтаньем. Это Ворон прилетел из кабинета, где он не то дремал перед обедом, не то составлял для меня учебный план, и спихнул Петуха со своего насеста.
— Авария в трансформаторной будке, — сообщил Ворон спокойно. — Нечто ужасное. Полыхнуло до небес. Весь район остался без света.
Домовушка продолжал отсиживаться в щели, поэтому я взял на себя его функции и зажег свечу. Петух поквохтал немного, всполошенный, и удалился в комнату — досыпать. Но в коридоре он столкнулся с Ладой, встревожено взвыл — это был именно вой, а не квохтанье, — вытянув шею, расправив крылья, прибежал в кухню и заметался по углам в поисках убежища. Он был так напуган, что забыл о своем умении летать.
Я не понял, что его так напугало, пока в кухне не появилась Лада.
— А что вы тут сидите без света? — удивилась она.
— Авария в трансформаторной, — пояснил Ворон.
— Странно, — сказал Лада. — А у меня свет горел...
И тут мы в колеблющемся пламени свечи разглядели ее и единодушно ахнули. На Ладе было новое платье.
— Так вот почему будка на воздух взлетела! — произнес Ворон не предвещающим ничего хорошего тоном. — Значит, ты опять занималась магией без соблюдения правил техники безопасности!
Лада отмахнулась полненькой обнаженной до плеча ручкой:
— Отстань, Ворон. Лучше скажи, как тебе нравится мое новое платье.
Она что-то сделала, потому что свеча вдруг выбросила сноп искр, и стала гореть настолько ярко, что я зажмурился от неожиданного потока света. Потом осторожно взглянул на Ладу.
То, что на ней было одето, назвать платьем можно было с очень большой натяжкой.
Оно переливалось всеми цветами радуги, как новая змеиная кожа. Собственно, оно и имитировало змеиную кожу, и сделано было — я не могу тут употребить слово "сшито" — из чешуек. В свете пылающей ярко свечи чешуйки горели и искрились, бросая разноцветные блики на мебель и наши удивленные лица.
Но не только материал, из которого оно было сделано — и фасон также заставлял вспомнить о змее. Плечиков и рукавов у этого платья не было. Оно начиналось на груди — настолько низко, что можно было бы говорить о нарушениях правил приличия, если бы вдруг оно сползло хотя бы на миллиметр. Но оно не сползало, как будто было приклеено к коже. В этом платье Лада, обычно аппетитно полненькая, приобрела формы женщины-вамп. Ее грудь оказалась вдруг настолько пышной, что, казалось, что чешуйки вот-вот посыплются на пол, не выдержав внутреннего натяжения. Далее была плотно обтянутая платьем стройная талия, а пышный бюст уравновешивался в задней нижней части фигуры столь же пышным и роскошным задом, причем из-за того, что чешуйки поблескивали и посверкивали, казалось, что Лада своим пышным задком непрерывно повиливает, знаете, эдак чрезвычайно соблазнительно. Значительно выше того места, где обычно кончается нижняя кромка трусиков, начинался разрез, который то сходился, то слегка распахивался, обнажая стройную упругую ножку в тонком чулке. Все вместе было настолько сногсшибательно, что я забыл о своем котином обличье и у меня потекли слюнки.
