— Фигасе! — сказал Слава и еще раз всмотрелся в кривые строчки. Почерк несомненно теткин. Мистика какая-то... Это что же получается, письмо находит адресата через десять лет, после смерти отправителя?! Бред!

"Ладно, — подумал он, — не буду думки гадать, осмотрю, как следует дом, и тогда уже решу, чьи это шутки, и что делать дальше".

Размышляя о нелепом послании, Слава проверил все комнаты, пачкаясь в пыли, заглянул в подпол и на чердак, но ничего необычного больше не нашел. Окончив осмотр, он сел в столовой на скрипучий стул и задумался. Собственно говоря, его миссия выполнена. Просили съездить, посмотреть — съездил, посмотрел. О дурацком письме он расскажет Сашке, пусть сама думает, кто из ее многочисленных родственников мог кинуть такую подлянку. Почему из ее? Да потому что, все ныне здравствующие родственники проходят по линии Сашкиной матери — тетки Софьи. У дяди Марка никого не было кроме сестры — Славиной мамы.

"Ну, все, — решил Слава, — отдам бабе Тосе ключи и в обратный путь. Если потороплюсь, еще успею на тот же автобус, на котором приехал".

Насвистывая популярный мотивчик, он вышел на крыльцо, повернулся, чтобы закрыть дверь, и тут только обратил внимание, что на выданной ему бабой Тосей связке ключей, был еще один — от старой кузни, что стояла на заднем дворе.

* * *

Тубус лежал на наковальне. Обычный черный пластиковый тубус, в которых носят рисунки и чертежи. Длинный, наверное, метр с лишним. Сбоку прицеплен черный же ремешок, чтоб носить на плече. Слава неуверенно потоптался в дверях, пытаясь вспомнить, когда в последний раз бывал в этой кузнице. По приблизительным подсчетам выходило, что уже больше десяти лет тому. "Интересно, откуда здесь взялся тубус? Ведь замок на двери был закрыт. Смешно рассуждаешь — дом тоже был закрыт, а записка каким-то образом появилась. Важно другое — вот лежит себе тубус, блестит, подлец, гладкими черными боками без единой пылинки, притом, что все вокруг покрыто толстым ее слоем, и горн с мехами, и верстак, и подоконник, и тронутая ржавчиной наковальня. А он лежит себе чистенький, словно вчера из магазина канцелярских товаров. Значит, принесен совсем недавно. Кем? Очевидно, тем же человеком, который положил на стол записку. Зачем? Если хочешь узнать, то нечего стоять столбиком в дверях, может все объяснения внутри тубуса". Слава повесил злосчастный замок на ручку двери и решительно шагнул в затхлую, полутьму кузницы.

Тубус оказался довольно увесистым. Слава легонько встряхнул его, там что-то глухо брякнуло. Крышка футляра снялась туго, с характерным звуком открываемой бутылки, и оттуда выпала небольшая круглая коробочка. Хотела укатиться, но Слава наступил на нее ногой и, наклонившись, поднял. Круглая деревянная шкатулка с нехитрой резьбой. Он повертел ее в руках, и, с некоторым усилием, открыл. Все содержимое — какая-то бумажка — сложенный тетрадный листок. Слава развернул — что-то там было написано от руки. Что именно, не разобрать, слишком темно. Отойдя к выходу, он пнул дверь. В кузницу проникли солнечные лучи. Надпись на листке гласила:

"Следуй в подпол, открой дверь, иди.

P.S. Футляр не забудь!"

"Лаконично, — Слава, не веря своим глазам, еще несколько раз прочитал эти две строчки, написанным кривыми печатными буквами с сильным наклоном вправо. — Ни здрасти, ни до свидания! Футляр не забудь... следуй в подпол. Хорошо хоть не за белым кроликом!" Хмыкнув, он перевернул листок, посмотрел через него на свет, и, сложив обратно вчетверо, сунул в карман брюк. Затем вернулся к тубусу и потянул, торчащую из него, темную рукоять.

На свет извлеклось нечто длинное, тяжелое, напоминающее формой слегка изогнутую саблю или меч. Вернее грубую ржавую заготовку сабли или меча. Слава внимательно осмотрел странную штуковину, даже зачем-то понюхал, затем хмыкнул и отложил в сторону.

Дядя Марк был хорошим кузнецом. Он часто собирал соседских мальчишек и показывал им приемы обращения с молотом, технику кузнечной сварки, проковки и закалки стальных полос. Слава, когда бывал в деревне, всегда крутился вокруг него, с удовольствием и гордостью выполняя мелкие поручения. Позже, когда он подрос, дядя Марк доверил ему малый молот, уже не боясь, что пацан отобьет себе пальцы или обожжется раскаленным железом. Еще позже, в пятнадцатилетнем возрасте, Слава, научился самостоятельно изготавливать мелкие предметы, типа, ножей, наконечников для стрел, а также различные декоративные завитушки. Весь дом был полон этими поделками. В мастерской и в кузнице по всем углам валялись недоделанные заготовки. После исчезновения дяди Марка, все более-менее ценное разобрали друзья и родственники "на память", что-то выбросили в металлолом. Но что-то, по-видимому, осталось, как эта недоделанная, ржавая сабля. Хотя, если это заготовка, почему надета гарда, почему закреплена рукоять? Сплошные вопросы, а ответов пока ни одного. Так, что там еще в тубусе? Слава перевернул футляр вверх дном. Оттуда вылетело нечто длинное, завернутое в холщевую ткань. "Это еще что такое? — он осторожно расковырял обмотку с одного края. На свет показалось нечто, узкое, длинное, блестящее черным лаком. "Интересно, это то, о чем я подумал?" — он размотал тряпку с другого конца. Так и есть — ножны. Пустые ножны. Слава оценивающе глянул на, лежащую на верстаке, заготовку меча. Нет, ни при каких обстоятельствах в эти ножны она не влезет. "Нужно сесть и подумать. Крепко, основательно!"

Вернувшись к верстаку, он засунул в футляр ножны и заготовку — потом с ними разберется. Нахлобучил крышку и, закинув тубус на плечо, направился к двери. Внезапно остановился как вкопанный. Что там было в записке, про какую-то дверь в подполе? Глянуть что ли?

Вход в подпол был тут же в кузнице в дальнем правом углу. Вообще-то основной подпол, в котором хранились продукты, был прямо в доме, а здесь так, вспомогательный. Дядя Марк его выкопал на всякий случай. Ну а раз выкопал, так все лучше, когда под крышей — зимой снегом не засыплет, весной вода не натечет. Слава подошел к оголовку, откинул тяжелую крышку. Темнота. Пошарил взглядом по стене, нашел выключатель, щелкнул — никакой реакции. Проводка, должно быть сгнила, или мыши сгрызли. "Придется, все-таки, возвращаться в дом. Не лезть же в такую темень, извозишься весь, а то и навернешься с лестницы. Подпол глубокий, пол бетонный, костей не соберешь, — похлопав себя по карманам, он убедился — зажигалка осталась в куртке. Глянул еще раз в черноту провала, и замер. Показалось? Нет, так и есть — что-то мерцало там, в глубине, слабым, мертвенным светом, еле-еле, почти на грани восприятия. Сколько не вглядывайся, большего не увидишь. Выпрямившись, Слава в нерешительности постоял несколько секунд, поглядывая то на дверь, то на горловину подпола. Потом чертыхнулся на свое любопытство и, перекинув ремешок тубуса через голову, чтоб не слетел с плеча, присел. Опущенная в черный проем нога, нащупала верхнюю ступеньку лестницы.

Ручка-кольцо, казалось, была просто вставлена в стену. Она переливалась неверным белым светом, словно севшая неоновая лампа. Даже страшно было браться за нее. Возьмешься, а она хрустнет у тебя в руке. Но не для того же Слава лез в этот чертов подпол, рискуя свернуть себе шею, чтоб вот просто взять и уйти. Преодолевая противное ноющее чувство в груди, он прикоснулся к ручке, ощутив холод, словно та была из стекла, затем набрался решимости, и потянул, сперва слабо, затем сильней. Без скрипа, и вообще без всякого звука, стена поддалась его усилию. На невидимых шарнирах откинулось, что-то вроде люка, открывая круглый лаз, диаметром, наверно, около метра. В помещении подпола сразу стало светлее и потянуло сквозняком. Лаз явно шел наружу и был недлинен, во всяком случае, некоторое количество света извне попадало даже сюда.

Сезам открылся. И что теперь делать? Лезть в эту "кроличью нору"?

Нет, с одной стороны, пещер, штолен, коллекторов и прочих и дырок в земле Слава не боялся и клаустрофобией не страдал — сказывалось спелеологическое и диггерское прошлое. Школьником лазил по теплотрассам и подвалам, а став курсантом, уже по настоящим пещерам и прочим нерукотворным узостям. Но с другой стороны... На кой черт лезть туда? Вся его разумность и осмотрительность восставали против этого. Мало было загадок? Так еще добавился этот подземный ход в старом подполе, под старой кузницей? Откуда он тут взялся, и куда ведет? К каким неприятностям и опасностям? Но на другой чаше весов, не лежало, а прямо бесновалось, какое-то детское, мальчишеское, невероятное любопытство. Оно буквально распирало изнутри, толкая к немедленным действиям. Ведь там, на другом конце лаза, возможно объяснение всех этих странных событий и загадок.

— Гляну только и вернусь! — пообещал кому-то Слава и провел пальцем по стенке лаза. — Земля... рыхлая... — оценил высоту прохода, — только на карачках ползти. Джинсы новые, угваздаю, жалко, — а сам уже протискивался в лаз. Зацепился футляром, чертыхнулся, какого хрена он его с собой тащит? Но не снял, пополз дальше. Под колени и ладони попадались острые камешки и какие-то корни, макушка то и дело задевала за верх. В лицо и за шиворот, при этом сыпалась земля, но он продолжал упорно ползти, отплевываясь и ругаясь все забористей.

Из подпола, ход казался коротким — ведь свет извне доставал до самого входа. Но спустя десять минут передвижения на четвереньках, стало понятно — что-то тут не так. Ход явно не отличался прямолинейностью, а иногда довольно круто поворачивал, но свет снаружи, каким-то образом, проникал через эти изгибы. "А может это вовсе не снаружи? — усомнился, наконец, Слава. — Может это сам воздух светится? Ну ладно, светится и светится... хрен с ним, но выход-то, скоро ли будет? Может вернуться?" Задаваясь этими вопросами, он, тем не менее, полз дальше и в какой-то момент стал замечать, что воздух вокруг словно сгущается. Не в смысле теряет прозрачность, но делается густым и насыщенным, замедляющим движения словно вода, хотя дышать им труднее не стало. Стены, напротив, становились все более прозрачными. Славу охватило нешуточное беспокойство, экая чертовщина творится вокруг, и он совсем было собрался повернуть назад, как вдруг понял, что не может этого сделать — его тянула вперед неведомая, но неодолимая сила. Он пытался сопротивляться, упираясь руками и ногами, но стены еще недавно совсем обычные вместе с прозрачностью приобрели и невероятную скользкость, словно стекло смоченное маслом или мыльной водой. Слава скользил, всё ускоряясь, как какой-нибудь бобслеист по своему желобу. Вокруг искрились тысячи, миллионы граней, переливаясь многократно преломленным светом.

Хрустальный коридор!

Ход вилял вправо — влево, вверх — вниз. Инерцией движения Славу прижимало то к стенам, то к потолку, кружило вокруг своей оси и влекло все дальше и дальше. Воздух свистел в ушах. От стремительного движения по затейливой траектории кружилась голова, а к горлу подступал ком тошноты. Ошалев от этого невероятного полета, Слава перестал, что-либо соображать и лишь таращил глаза, силясь разобрать, что там впереди в призрачно-хрустальной круговерти. Внезапно стало светлее, ход вильнул в последний раз, потом пошел вверх, и в лицо Славе ударил свет. Ослепительный свет, солнечного дня.

Вторая глава

Когда, проморгавшись и привыкнув к яркому свету, Слава смог разглядеть открывшуюся ему картину, глаза его открылись по-настоящему широко. Нет, представший перед ним пейзаж, был очень красивый и даже величественный, вот только...

Вот только, он не имел ничего общего с промозглым, сырым осенним днем, и с вымирающим грязным поселком под Питером.

"Стрелять — колотить! — сказал старлей, нервно озираясь. — Какого хрена?.."

Хрустальный коридор или как его там, выкинул Славу в неглубокую пещерку, скорее даже грот, пробитый в крутом склоне.

Едва придя в себя, он попытался отыскать чертову нору, что неведомым способом завела его в горы. Шершавая красновато-желтая выветренная стена, чуть покрытая пылью, не имела никакого намека на ход. На единственной сколько-нибудь широкой щели издевательски красовалась паутина — тонкая серебристая сеточка колыхалась от ветра. Слава обшарил весь грот, перевернул каждый камень, простучал пол и стены, разве что не потолок, обшарил соседние гроты — ничего. Рубчатые следы от его кроссовок и отпечаток правой ладони появлялись на пыльном полу грота из ниоткуда, в полуметре от стены. Впору было бы решить, что он появился здесь буквально из воздуха. Из Мирового, блин, эфира! Охреневший от такого расклада старлей бестолково потоптался у края, прошелся вправо-влево — всюду почти отвесный склон, кое-где поросший невысоким кустарником. Только в одном месте можно было выбраться на маленький карниз. Он и выбрался. Посмотрел вниз — весь холм по обе стороны от него был покрыт такими же норами-гротами. Посмотрел вверх — до вершины метров сто. Вернувшись в пещерку, он пристроил тубус у камня, чтобы не укатился, затем, цепляясь за кусты, кое-как вскарабкался по обломкам камней на вершину холма. Постоял, осматриваясь.

Вокруг были горы — темно-синие, с белыми нитями водопадов, кое-где затянутые легкой дымкой облаков. В небе, широко раскинув крылья, парили какие-то большие птицы. Кристально чистый воздух, жгучее сухое солнце и прохладный ветер высокогорья. Черт, куда его занесло? В Альпы? Кавказ? Саяны? Бред, и еще раз бред! Слава развернулся и подошел к краю обрыва — слева была видна скала в форме змеиной головы. Она, казалось, нависала над неширокой долиной. А внизу, у подножья, колыхалось зеленое море леса, щедро выплескиваясь высоко на склоны. До ближайших деревьев было недалеко — метров триста, разлапистые невысокие сосны, казалось, из последних сил цеплялись за склон холма, стараясь не свалиться вниз. Ни намека на дорогу или тропинку. Слева и справа, сколько хватало взгляда, тянулась гряда таких же холмов. Взгляда, впрочем, хватало недалеко — долина изгибалась, скрываясь за горными кручами. В ширину она была не больше километра. Скорей не долина, а какое-нибудь ущелье.

"Налюбовавшись" на окрестности, Славка спустился вниз. Это оказалось значительно сложнее, чем карабкаться наверх. В отчаянии он сидел у входа в проклятый грот, кляня себя за любопытство. "Вот не полез бы ты, товарищ старший лейтенант, куда ни попадя, сидел бы не тут, а у соседки — бабы Тоси, жрал бы пироги со сметаной!" А есть уже и вправду хотелось. Мысли о еде, как ни странно, успокаивали, настраивали на философский лад. Слава поглядел на высокое уже солнце — утро, как и там, откуда он прибыл. Но вот время года... он внимательнее присмотрелся к деревьям — сосны стояли зеленые, как им и положено, а вот лиственные деревья еще только-только успели одеться в нежнейшую зелень. Под деревьями же словно разлили яркую киноварь, охру, кобальт — вовсю цвели первоцветы — весна, весна, а не осень. Где он все-таки оказался? Выходило, что в другом полушарии, только там сейчас весна. Анды? Драконовы горы? Чертовы кулички? Сиди, не сиди, а решать что-то надо. Выбор всего из двух зол — оставаться здесь на месте, до полного окоченения и голодной смерти, или спуститься вниз, в это ущелье-долину, и попытаться отыскать хоть какое-нибудь человеческое жилье. Интересно, что он скажет, этим перуанцам? Деньги и документы остались у экскурсовода? Отошел на секунду и заблудился в песках?