Бус, опираясь на искалеченную руку, смотрел на папашу Гитри с бессильной жадностью. Рядом с ним валялась на земле такая же пластиковая бутылка, оплетенная веревкой, — без единой капли воды.
Повинуясь внезапному чувству жалости, Эргемар снял с пояса свою флягу, где оставалось еще не меньше полулитра воды, сделал несколько торопливых глотков и протянул Бусу.
— Держи!
Глаза бывшего хулигана, после понесенного во время восстания увечья потерявшего весь свой задор и агрессивность, влажно блеснули. Не говоря ни слова, он дрожащими руками взял бутылку и жадно присосался к ней. Эргемар даже почувствовал укол сожаления. Это была последняя его вода, а пополнить запас было негде.
— Спасибо, — хрипло поблагодарил Бус, возвращая бутылку Эргемару.
Там еще что-то плескалось, и Эргемар, протерев горлышко, сделал еще несколько мелких медленных глотков, стараясь подержать воду подольше во рту. Подавив искушение допить весь оставшийся запас до конца, он закрутил крышку и повесил бутылку обратно на пояс. Ему немного полегчало, теперь он смог сесть и оглянуться по сторонам.
За узким гребнем начинался длинный и крутой, но вполне проходимый спуск в узкую долину, которую с юга запечатывал голый обрывистый кряж. Там кто-то двигался, очевидно, прыгунцы — забавные зверушки, похожие на вставших на задние лапы кроликов, примерно, метровой высоты. Впрочем, разглядеть их поближе никогда не удавалось. Людей к себе прыгунцы никогда не подпускали и при малейшем признаке опасности уносились прочь мощными прыжками, балансируя толстым длинным хвостом.
По другую сторону долины выбрасывала свои языки-отроги новая гряда, еще выше той, что они преодолели. Зато, как с радостью заметил Эргемар, обрыв там был не сплошной, а в нескольких местах гребень снижался, образуя перевалы.
Внизу были заметны ярко-зеленые пятна осоки, и Эргемар подумал, что в долине, наверняка, есть вода. Это не слишком его обрадовало: скорее всего, это была лишь очередная грязная лужа, заросшая травой. Раньше они обходили такие места стороной, чтобы не увязнуть в густой вонючей грязи, напоминающей по консистенции горячий гудрон, но теперь они вряд ли могли позволить себе брезгливость.
Эргемар немного подумал о том, с помощью каких фильтров они могли бы получать из этой грязной взвеси воду для питья, но тут его внимание привлек поднимающийся по склону разведчик из отделения Ратана Рантиса.
— Вода! — радостно возвестил тот, сбивая дыхание на последних метрах подъема. — Там внизу вода! Родник прямо из-под земли бьет!
Радостная весть вернула им силы быстрее, чем смог бы любой допинг. Подхватив узлы с поклажей, все спустились — скатились вниз по умеренно густо поросшему кустами склону и вскоре оказались в прохладном тенистом распадке, на дне которого весело журчал ручеек, вытекающий из крохотной — едва ли двух метров в поперечнике — неглубокой лужицы с гладким песчаным дном. Время еще только перевалило за полдень, но Дилер Даксель все равно приказал делать привал и готовить обед. Как отлично все понимали, лучшего места для этого сегодня может и не найтись.
Проглотив свою порцию подогретых бобов, Эргемар растянулся прямо на траве. После обеда его отделение заступало на дежурство, а значит, каждую минуту отдыха надо было ценить. Однако вскоре его окликнул Дилер Даксель.
— Драйден, не спишь? Тогда пошли с нами. Там ребята нашли кое-что интересное. Кажется, здесь когда-то кто-то разбился.
Двумя ударами мачете Эстин Млиско вырубил под корень последний куст и отбросил в сторону ветки, мешающие обзору, но даже тогда Эргемару понадобилось почти полминуты, чтобы понять, что же он видит перед собой, — наверное, его запутала решительная непохожесть летательного аппарата на знакомые самолеты и вертолеты. Это была небольшая — не больше пяти метров длиной — обтекаемая машина, лежащая с небольшим креном на левый борт. Очевидно, она когда-то имела каплевидную форму, но теперь вся ее передняя часть была смята и разорвана, словно жестяная. Серо-серебристый металл, на котором кое-где еще держалась темно-зеленая краска, топорщился острыми краями. Бока были в глубоких вмятинах. Одно треугольное крыло зарылось глубоко в землю, другое было снесено напрочь, а притопленная смятая труба сопла высовывалась из корпуса жалко и даже чуточку неприлично.
Удивительно, но стеклянный колпак, покрывавший всю верхнюю часть корпуса, уцелел, хотя и покрылся паутиной молочно-белых трещин. Через неширокий пролом в передней части просматривались четыре скелета, пристегнутые ремнями к креслам. На ближайшем, все еще сжимающем сжатыми костяными кулаками джойстики, сохранились обрывки одежды, а с оскаленного черепа свисали длинные серые пряди. Женщина?!
Несколько минут стояла тишина, даже удивившая Эргемара. Только немного погодя он понял: все ждут, что скажет он, как их главный эксперт по авиации.
— Сложно сказать, — хрипло произнес Эргемар, коротко прокашлявшись. — Такое впечатление, что он хотел перевалить ту гряду, но во что-то воткнулся на гребне и закувыркался вниз по склону. Но тогда он, наверное, должен был просто разлететься на куски, а его обломки разнесло бы метров на триста.
— Кээн делают... лаатамсхауги... всякие летающие машины... очень прочно, — глухо сказал Дауге. — Это такой... свиустаунгра... воздушный катер. Очень дорогой, очень быстрый, не для... всех. Он сделан из... нхионса... такой специальный материал. Легкий, совсем как алюминий, но не металл. И прочный, очень прочный... Не знаю, как на баргандском. И кабина из металлопластика. Он мог не разбиться, упав вниз.
— И когда это могло быть? — деловито спросил Даксель, ни к кому прямо не обращаясь.
Дауге пожал плечами.
— Трудно сказать. Нхионса не ржавеет и не корродирует. Двадцать лет, тридцать лет, не известно.
— Да, не меньше двадцати, — подтвердил Эргемар. — Следов от падения не видно, все вокруг заросло. Но и не намного больше. Машина не успела врасти в землю, плоть отделилась от костей, но сами кости еще не рассыпались от времени. Так что, случилось это не так давно.
— Говоришь, дорогой катер? — пробормотал Млиско. — Интересно. Похоже, здесь разбились какие-то шишки, а их даже не смогли найти. Это хорошо, значит, места здесь по-настоящему глухие. Кстати, интересно посмотреть, что там внутри.
Дауге, не говоря ни слова, подошел к катеру, положил обе руки на покрытый трещинами колпак и сделал какое-то резкое движение. К удивлению Эргемара, фонарь неожиданно легко сложился, до половины уйдя в пазы. На всех пахнуло чем-то затхлым и неприятным — наверное, пришло в голову Эргемару, это и был запах тления.
— Никто из них даже не пробовал вылезти, — со странной смесью насмешки и сожаления вдруг сказал Млиско. — Зачем было делать такой прочный катер, если эти бедолаги все равно погибли там же, на месте? Вон, у того, кто впереди, все ребра переломаны...
Внезапно Млиско подошел к катеру и, опершись на приоткрытый фонарь, осторожно — чтобы не потревожить кости — снял что-то с шеи пилота. Все столпились вокруг него, рассматривая находку.
На ладони у Млиско лежал большой — размером с крупную сувенирную медаль — медальон насыщенного золотистого цвета на золотой цепочке. Его крышку украшало рельефное изображение солнца с многочисленными короткими и длинными лучами. Внутри оказались два выгравированных на сверкающей белой пластинке профиля — похоже, мужской и женский, а также какая-то надпись, изящно прорезанная по металлу.
— Тэхоэнт тоэ-Своэрант, Нлао руи-Тоорон, 3750 год, — с трудом разобрал надпись Дауге. — 3750 год — это давно, больше пятидесяти лет назад... Что-то мне здесь знакомо, что-то я слышал, только давно, очень давно... Не помню...
— Похоже, на свадьбу был подарок, — сочувственно вздохнула Эрна Канну. — Интересно, они вместе летели? Этот медальон — явно женский...
— И не бедные были, — Млиско закрыл медальон и подкинул его на руке. — Явное золото. А вот что за белый металл внутри, не пойму. Не платина — это точно, в этом я немного разбираюсь. Ну что, посмотрим дальше?
Дилер Даксель, подойдя к катеру, сильным толчком поставил фонарь на место.
— Хватит, — строго сказал он. — Ничего полезного для нас мы там не найдем, а трупы обшаривать — мы что, гробокопатели какие? Медальон возьми с собой, Стин. Как дойдем, передадим пришельцам — может, те и отыщут родных. А те бедняги пусть пока здесь покоятся. Эми, сделаешь пометку на карте?
— Сделаю, — Дауге коротко кивнул.
— А нам пора дальше. И так столько времени тут потеряли!...
Следующий подъем дался им без особого труда. На гребне, представлявшем собой странный двойной горб, рассеченный ложбиной, Эргемар оглянулся назад, на долину, где остался разбитый катер. С высоты уже не было ничего видно, но Эргемар, прикинув место его упокоения, мысленно провел вверх прямую черту, и ему явственно показалось, что именно там ближний к долине гребень, состоящий из крупных обломков разрушенной временем известняковой стены, был проломлен, словно забор врезавшимся грузовиком. Как вдруг ясно представилось Эргемару, женщина-пилот, желая слихачить, прошла впритирку первый гребень и бросила машину вниз по склону, не успев заметить, что всего через несколько метров прямо перед ней вдруг вырастает новая стена из неровных острых глыб... Ему даже показалось, что он слышит звук удара, скрежет разрываемого о камень корпуса и дробный грохот, с которым потерявшая управление машина валится вниз, по крутому неровному склону. Вряд ли кто-то из них даже успел сообразить...
Что только не придет в голову от жары... Эргемар тряхнул головой. Видение исчезло, и он начал спускаться, догоняя товарищей, уже растянувшихся неровной зигзагообразной цепочкой по поросшему высокой травой и кустарником склону. Впереди была новая долина, а за ней — еще одна гряда, образованная почти вертикально тянущимися вверх серо-рыжими скалами с зеленой оторочкой зарослей, разделенными глубокими узкими каньонами. Похоже, дорога приготовила для них новые испытания.
Ночной лагерь отходил ко сну. Давно угасли костры, залитые для верности водой из журчавшего неподалеку ручейка, стихли разговоры. Дежурные растянули между деревьями навес на случай дождя. Под ним укладывались спать несколько десятков человек, похожие в своих коконах из маскировочной ткани на большие неаккуратные свертки.
Только командирам отделений, собравшимся на свое ежевечернее совещание, было не до сна, и невеселы были их речи.
— Зря мы сунулись в эти горы, — злобным шепотом прошипел Шакти Даговин. — Зря-а-а...
— А что еще было делать?! — не сдержался Горн. — Что, делать крюк в двести километров было бы лучше?
— Лучше, — упрямо повторил Даговин. — Пусть и дольше, но шли бы по нормальному лесу, без всяких этих вверх-вниз, вверх-вниз. У меня в отделении уже половина людей на последнем пределе. Папаша Гитри вот-вот свалится, а все, старый упрямец, не хочет на тележку садиться. Да и нет уже там места — ее и так уже со всех сторон обсели, будто там клеем намазано... А что будет, если — оборони нас Гланиус, и она сломается?!
— Не должна, — сухо сказал Дауге, похоже, принявший последние слова Даговина на свой счет.
— Ну хорошо, протянет она еще день или два. И что дальше? Люди уже выбиваются из сил!
Шакти Даговин, кажется, был счастлив. Он постоянно предсказывал неприятности, и когда они происходили, просто наслаждался своей правотой. На этот раз возразить ему было нечего.
— Двенадцать человек больше не могут идти, — тихо сказала Эрна Канну. — Еще двадцать два по различным причинам частично или полностью освобождены от груза. А это — на минуточку — почти половина отряда. Вчера было, соответственно, восемь и четырнадцать. Рост в полтора раза. Почти у всех ушибы, растяжения, ссадины. Бинты кончаются, антисептик кончается, тоник этот — и тот кончается.
— Это не тоник, — зачем-то поправил Дауге. — Точнее, это тоник, но для кээн, не для нас. Для нас — простая шипучка, без действия.
— Все равно, люди в это верят, и им действительно становится лучше, — нахмурилась Эрна. — Осталась последняя коробка. Завтра к вечеру ее не будет.
— У двух человек обувь полностью развалилась, — добавил, ни как кого не глядя, начхоз Лилсо. — Еще у нескольких — на подходе, в том числе, и у меня. В лесу можно было хоть как-то выйти из положения, на этих проклятых камнях — нет!
Над распадком повисла тревожная тишина. Каждый их них мог бы без труда продолжить этот скорбный перечень. У Эргемара в отделении тоже было далеко не все в порядке. Вечером на подъеме потеряла сознание Тихи, и ее пришлось уложить на тележку, буквально, на руки сидящим там людям, а Рустем, еще раньше взваливший на себя двойной груз, совершенно выбился из сил. Карвен так толком и не оправился от ранения и большую часть пути или ехал на тележке, или ковылял, поддерживаемый Санни. Крагди, несмотря на то что после нападения спрута прошло уже почти две недели, до сих пор жаловался на бессонницу и ночные кошмары, а некоторые из почти зашивших царапин на его ногах и ягодицах вдруг снова воспалились и стали нарывать. Крагди не жаловался и даже тащил поклажу наравне с остальными, но было видно, что каждый шаг дается ему не просто.
— Ладно, — наконец нарушил молчание Даксель. — Возможно, мы и в самом деле допустили ошибку, отправившись в этот поход по горам. Но я прошу на время забыть об этом и подумать о более важных вещах. Например, что нам делать дальше.
— Только не возвращаться, — быстро сказала Хенна. Обычно во время совещаний она предпочитала только переводить и почти никогда не высказывалась сама. — Все что угодно, только не возвращаться.
— Да, — возвращаться нельзя, — согласился Шакти Даговин. — Но тогда что нам остается? Идти назад — нельзя, вперед — нельзя, оставаться на месте — тоже нельзя!?...
— Из любого положения есть, по крайней мере, три выхода, — сказал Даксель. — Мы можем, несмотря ни на что, все же продолжать двигаться вперед. Эти проклятые горы должны же, в конце концов, когда-нибудь кончиться! Можем попробовать свернуть на юг, хотя этот вариант мне откровенно не нравится...
— А какой тогда третий? — не вытерпел Даговин.
— Коллективное самоубийство, — ответил Даксель без всякой улыбки. — Но он мне не нравится еще больше.
— Идти вдоль или поперек разницы особой нет, — изрек Млиско, глядя на компьютерную карту, которую вывел на экран планшета Дауге. — Южнее мы попадем в настоящий лабиринт из всяких ущелий, каньонов и горок. Та же морока, только на сотню кэ-мэ больше. Я за то, чтобы продолжать путь. Если карта не врет, мы почти достигли плоскогорья.
— Карта неточная, — поморщился Даговин. — Вчера мы ждали, что выйдем на плоскогорье сегодня. И что изменилось?
— Стало быть, ты за поворот на юг? — уточнила Эрна Канну.
— Нет, — Даговин ожесточенно помотал головой. — Слишком поздно. Теперь нам одна дорога — вперед.
— Вот и определились, — довольно ухмыльнулся Млиско. — Выходит, у нас остался только один насущный вопрос: как заставить пройти еще два десятка километров по бездорожью этот балласт и не надорваться при этом самим.
