У Эргемара сердце просто упало. Икхимоу вместе с Сушеной Акулой — что может быть опаснее? Вместе со своим напарником — в этот день им был Димо Роконан — Эргемар начал усердно раскладывать вымытые листья по противням, стараясь не привлекать внимания пришельцев.
Но те, к счастью, не обращали внимания на двух филитов. Икхимоу что-то недобро процедил Дмууфу, который начал путано и сбивчиво оправдываться, затем перебил его короткой фразой и вышел, захлопнув за собой дверь.
Обычно вялого и малоподвижного Дмууфа после этого инцидента словно подменили. Весь остаток дня он, как взведенный, носился по цеху, постоянно совал во все нос и нещадно погонял Эргемара и Роконана. В результате оставшееся время забрало у них столько сил, сколько обычно весь двенадцатичасовой рабочий день. Эргемар едва дождался наступления вечера.
Вечера на Тэкэрэо были благословением и проклятием. Они давали желанный отдых после изматывающе долгого рабочего дня, но одновременно навевали мысли об утраченном, что лишь подчеркивало неестественность их существования.
Они по-прежнему пытались вести филлинский календарь, даже справляя по нему дни рождения и праздники, но он все больше превращался в оторванную от жизни абстракцию. Созданный еще на космическом корабле распорядок трещал по всем швам. Изнуряющая работа без выходных отнимала все силы, и они уже давно не устраивали своих импровизированных концертов, уроки Хеннауэрте Ленневере по изучению языков почти прекратились, и в последнее время Эргемар все чаще стал замечать, что люди все сильнее замыкаются в себе, а поводов для общения возникает все меньше и меньше. Многие начали испытывать различные психологические проблемы, и у нескольких человек уже случались нервные срывы.
Сегодня эти проблемы возникли у него.
Эргемар лежал ничком в своей спальной ячейке, пытаясь забыться, но сон не приходил. В его мозгу метались навязчивые образы: он промывал проклятые листья, раскладывал их на противнях, засовывал в пасть сушилки, а затем все начиналось сначала. Спасения от этого не было.
— Грустишь? — вдруг раздался над его головой знакомый голос.
Санни, поднявшись по лестнице на его третий ярус, осторожно заглядывала в ячейку.
— Грущу, — покорно согласился Эргемар.
— Хочешь, я побуду с тобой? — тихо спросила Санни, и Эргемар машинально отметил, что она говорит по-баргандски совершенно свободно.
— Спасибо, Санни. Ты очень добрая. Но не надо, не сегодня, — покачал головой Эргемар.
Санни по-прежнему всегда была готова помочь снять депрессию, но в последние дни она все чаще проводила время вместе с Карвеном, и Эргемару не хотелось ничем нарушать складывающееся между ними взаимопонимание. Превозмогая себя, он спустился вниз и сделал вид, что прислушивается к беседе между Дакселем и врачом Рагоном, которые что-то обсуждали по-картайски.
Внезапно постоянно запертая снаружи дверь, ведущая во внутренние помещения базы, открылась, и на пороге появился Эмьюлзе Даугекованне. В последнее время (опять это проклятое последнее время) он больше не навещал их по вечерам, приходя исключительно по делу.
— Прибыл транспорт, — сообщил Даугекованне, ни на кого не глядя. — Нужно двенадцать человек на разгрузку.
У них существовал график отправки на подобные работы по вечерам, и Эргемар в нем сегодня не значился. Однако он все равно пошел с грузчиками, вызвавшись вместо Корка Корвейса, который лежал в своей ячейке, облепленный примочками. Эргемару хотелось хоть ненадолго вырваться из опостылевшего барака, где он был одиноким среди толпы.
От барака наружу вел длинный узкий коридор, точно такой же, как в его сне. Он вывел их в атриум — большое круглое помещение, центр построенной в радиальном плане базы. Здесь сходились несколько коридоров, а по чуть суживающимся кверху стенам зала карабкалась вверх спиральная лестница, которая вела в святая святых базы — арсенал, центральный пост и станцию связи, расположенную внутри круглой башенки, что находилась на вершине холма.
Вход на спиральную лестницу был перегорожен массивным прозрачным щитом, а на верхней галерее, облокотившись на поручень, стоял Икхимоу, поглядывая в электронный планшет, который он постоянно носил на поясе рядом с кобурой. Как рассказывал Даугекованне, на этот планшет поступала вся информация о функционировании базы, включая местонахождение каждого ее обитателя.
Следующий коридор вывел их в ангар, игравший роль склада. Широкие ворота были уже распахнуты, в проеме стояли трое ангахов, вооруженные тяжелыми тесаками, и Гроакх, с неудовольствием поглядывающий на часы. Снаружи в сгущающихся сумерках виднелась светло-серая масса транспортного гравилета.
Эта работа была хорошо знакома Эргемару. Под надзором ангахов и нескольких вооруженных пришельцев они вынесли из транспорта два десятка ящиков с продуктами, а затем загрузили в него черные пластиковые контейнеры с порошком сугси. Все проходило в полной тишине и напряженном молчании, и Эргемар не раз ловил себя на том, что подсознательно ждет чьего-то нападения — то ли конкурирующей банды, то ли местной полиции. Еще раз прислушавшись к своим ощущениям, он понял, что хочет этого нападения — оно давало хоть какой-то шанс покончить с их отупляющим прозябанием.
Однако все и на этот раз прошло быстро и спокойно. Закончив погрузку, они промаршировали обратно по тем же коридорам и вернулись обратно в барак, где за время их отсутствия, казалось, ничего не изменилось. Время тянулось как резина, и Эргемар откровенно обрадовался, когда незадолго до отбоя к ним снова заглянул Даугекованне.
— Что-то не в порядке с сушилкой, — сказал он. — Нужно перебрать. Мне требуются четыре человека.
Это означало, что у Даугекованне есть какие-то новости. И не удивительно, что в состав избранной четверки вошли Даксель, Млиско, Эргемар и Добра Сланско.
— Мы все в большой опасности, — спокойно и без интонаций сказал Даугекованне, передавая Эргемару какую-то деталь сушильной установки.
— Ангахи будут мстить? — Эргемар чуть не выронил из рук свою ношу.
— Ангахи будут делать то, что прикажут им кээн. Но если раньше они презирали вас, теперь они будут настороже. Это плохо.
— Нам сегодня обещали привезти рабочую одежду, но так и не привезли, — медленно, словно взвешивая каждое слово, произнес Даксель.
— Верно, — кивнул Даугекованне, невозмутимо склонившись над одним из узлов машины. — Тем, кто будет мертв через несколько дней, не нужна новая одежда.
— Мы не оправдали их надежды? — в голосе Дакселя слышались недоумение и досада.
— Вы очень оправдали их надежды. Но, оказывается, привозить вас с Филлины было запрещено. Даже более запрещено, чем выращивать сугси. Служба Безопасности каким-то образом узнала о вас и... как это говорится... села на хвост нашим хозяевам. Они в панике. Хотят замести все следы. Вас нет, меня, скорее всего, нет, никого нет. Никто ничего не узнает.
— Откуда это вам стало известно? — спросила Добра Сланско.
— От Толстого (в разговоре они никогда не называли пришельцев по именам). Я сегодня заходил к нему, чинить светильник. Он был пьяный, всегда много говорит. Потом не помнит, что сказал.
— Можно ли ему доверять? — задала новый вопрос Сланско. В эту минуту ее очень легко было представить следователем, допрашивающим свидетеля.
— Можно. Я у него часто узнаю новости. Всегда верно. Он сам боится, очень боится, что его тоже ликвидируют. Работает плохо, не умеет держать язык за зубами... Кому такой нужен?
— А сам он откуда узнал? — лениво поинтересовался Млиско.
— Где-то подслушал. Здесь все подслушивают и подглядывают. Я тоже. Иначе нельзя.
— Правдоподобно, — вынесла вердикт Добра Сланско. — И когда это, по-вашему, должно произойти?
— Не позже чем через дюжину дней. К прибытию очередного транспорта. Толстый говорил, на планету прилетели дознаватели из Метрополии. Все должно быть кончено как можно скорее.
— Дюжина дней — это крайний срок, — спокойно сказал Млиско. — А какой наиболее ранний?
— Тоже дюжина дней. Пока вы работаете, приносите доход. Зачем им убивать вас слишком рано?
— Значит, побег? — с замиранием сердца произнес Эргемар.
— Не побег — восстание, — поправил его Млиско. — Мы не должны оставлять здесь никого в живых, иначе в нас немедленно вцепится погоня. Сколько у нас будет форы?
— Сутки. Может быть. Главный (Икхимоу) связывается со своим начальством каждое утро, специальным кодом. Когда они не получат вовремя сообщение, они вышлют разведку. Разведка поднимет тревогу, но они не будут знать причины. Когда они проникнут внутрь, они все поймут и вызовут подкрепление, но к этому времени уже, вероятно, наступит вечер и они отложат погоню до утра. Кээн не любят что-то делать ночью.
— Допустим, нам удастся от них оторваться. Что дальше? — деловито спросил Даксель.
— Нам нужно будет добраться до обитаемых мест. Это чуть больше тысячи километров. Мы возьмем с собой сугси, много сугси. Он очень дорогой. Может быть, продав его, мы сможем вернуться домой.
На некоторое время наступило молчание. Все протирали остро пахнущей жидкостью детали разобранного агрегата.
— Что же, по крайней мере, иного выхода у нас нет, — наконец с трудом выдавил из себя Даксель.
— Не волнуйся, командир, — ухмыльнулся Млиско. — Нас почти сотня, а их всего трое, да шесть ангахов — перещелкаем в момент.
— Система безопасности базы совершенна, — напомнил Даугекованне. — Она создана так, чтобы четверо мастеров и шестеро надзирателей могли не опасаться десяти дюжин отчаявшихся кронтов, которых впереди так или иначе ждет смерть.
Эргемар согласно кивнул. Им уже рассказывали об этой системе безопасности. Подземная база имела в плане вид колеса с несколькими спицами-коридорами и втулкой-атриумом. Отдельные секторы были полностью изолированы друг от друга и сообщались только через радиальные коридоры, каждый из которых был снабжен массивными герметическими дверями с металлодетекторами. Все они могли быть мгновенно заперты по команде с центрального поста или планшета Икхимоу, а каждый сектор — залит снотворным или отравляющим газом.
Рабочие на вечер и ночь накрепко запирались внутри своего помещения, а после отбоя, когда включалась сигнализация, внутрь не мог проникнуть никто, разве что с разрешения самого Икхимоу. Днем рабочие находились на плантациях под постоянным присмотром ангахов, каждый из которых мог мгновенно подать сигнал общей тревоги с помощью передатчика на поясе. Впрочем, один ангах, вооруженный дубинками, мог бы легко справиться с целой группой безоружных филитов.
Наконец, сами пришельцы во время работы находились в полной безопасности. С филитами непосредственно контактировал только один из них, как правило, никчемный пьяница Дмууф, вооруженный только хлыстом-шокером, который здесь не лишал сознания, а только вызывал пронзительную, но переносимую мгновенную боль во всем теле. Против иглометов Икхимоу и Гроакха это было слишком слабым оружием.
И все же Эргемар чувствовал, что близок к решению.
— Они были умны — те, кто это придумал, — хрипло сказал он. — Но они не учли одного — вас!
— Да, — кивнул Даугекованне. — Они не учли меня. Я больше не Эми нга-Дауге, я — Эмьюлзе Даугекованне из Бунтараимы. Я младший мастер, я отвечаю за то, чтобы здесь все работало. Я хожу везде и знаю все коды и допуски. Я на вашей стороне.
— Главный это знает, — коротко бросила Добра Сланско.
— Знает, — согласился Даугекованне. — С тех пор, как вы появились здесь, он следит за мной. И за остальными. Но он не сможет уследить за всеми. Я могу не так много. Я не могу проникнуть в арсенал, не могу пронести вам оружие. Но я могу оставить одного из вас на небольшое время в мастерской. Я знаю, где у меня находятся датчики, и могу вывести их из строя, а потом починить.
— Я могу сделать арбалет! — с хищной улыбкой сказал Млиско. — Я сделаю его разборным, чтобы до поры до времени никто не догадался! А стрелы к нему можно замаскировать под отвертки или шилья!
— Через пять дней у меня плановая профилактика, — заметил Даугекованне. — Мне понадобится много помощников. Тогда мы сможем обмануть Главного, и ты, Эстин, сделаешь свой арбалет.
— Но вот как его потом использовать?... — начал размышлять вслух Эргемар.
Все снова надолго задумались, и этого времени почти хватило, чтобы перебрать все узлы сушильного агрегата, а затем собрать его. Задача представлялась почти неразрешимой. Разобранный арбалет в мастерской у Даугекованне мог бы с тем же успехом оставаться на Филлине. Его можно было бы вынести наружу в ящике с инструментами и даже пройти с ним через металлоискатели на входе в атриум, но в одиночку заходить в барак с какими-либо металлическими предметами Даугекованне было запрещено. В самом же бараке дважды в сутки ангахи проводили обыск с металлодетекторами, срабатывающими даже на швейные иголки и супинаторы в обуви.
— Единственная для нас возможность выступить — это утро, — пробормотал Млиско. — Когда ангахи придут делать побудку, я застрелю их, а затем мы прорвемся в атриум. Но тут надо, чтобы вы уже были там и могли бы провести нас дальше.
— Вам необходимо захватить, в первую очередь, центральный пост, — строго сказал Даугекованне. — Оттуда можно будет блокировать планшет Главного. Иначе он уничтожит всех вас, лишь пошевельнув пальцем. Но ты прав, Эстин. Раннее утро — это единственное время дня, когда их можно захватить врасплох. Главный всегда ночует в центральном посту, но утром, после сеанса связи, он сходит вниз, чтобы подготовить оборудование к работе. Да, другого шанса у нас не будет.
— Тогда арбалет необходимо будет пронести в барак с вечера, — поморщился Даксель. — Ладно, давайте поразмыслим об этом после. Скоро отбой, а мы уже и так поставили все на место. Давайте завтра во время второго перерыва обсудим, кто что надумал. Хорошо?
Они уже шли обратно, когда Эргемар внезапно остановился.
— Послушайте, — несмело сказал он. — Кажется, у меня появилась идея...
Ночь давно вступила в свои права, в бараке стояла тишина, нарушаемая лишь сонным похрапыванием, но Драйден Эргемар все никак не мог заснуть.
Неужели его сон и в самом деле превратится в явь?!...
Глава 4. В великой Гордане все спокойно
Аплодисменты.
Продолжительные аплодисменты, как говорится, переходящие в овацию.
Восторженный шум словно волнами прокатывается по огромному залу, отражаясь от стен и резонируя под огромным куполообразным потолком. Больше тысячи человек в обширном амфитеатре и на боковых балконах аплодируют стоя, преданно пожирая глазами украшенную флагами сцену с трехъярусным президиумом и небольшой трибуной впереди.
На трибуне стоит человек, это бывший спикер горданского парламента Дагир Хоннуок, но не он — герой сегодняшнего дня. Хоннуок сам вовсю аплодирует, стоя вполоборота к президиуму. По чьему-то незаметному знаку он перестает хлопать, поворачивается лицом к залу и деловито поправляет очки.
Это служит сигналом, и зал понемногу стихает. Из конца в конец по нему проносится легкая дробь опускаемых сидений.
