— Вы молчите, милорд? — вроде бы удивился Раджастам. — Такой ничтожный вопрос занимает в вашем уме на много времени? Не разочаровывайте меня, прошу вас...
— Не говорите ерунды! Я просто размышлял, кто мог сказать вам такую чушь насчёт ведьмы в моём городе? Разве я, по-вашему, смог настолько прогневить Господа, что он послал такую напасть на мой замок?.. Кроме того, я вынужден признать, что в этот час соображаю довольно плохо, поскольку уже глубокий вечер, я бы предпочёл отдых после дневной охоты.
— Я так и предполагал, милорд, — милостиво кивнул Раджастам, и весельчак у его ног снова захихикал. — Поэтому я не стану вас задерживать. Прошу лишь предоставить мне и моим людям ночлег, и я оставлю вас до завтра отдыхать. Ведь все люди всего лишь люди...
Как он был прав, этот неизвестный, но такой занимательный человек! А, может, не человек?..
— Прошу вас считать этот замок домом, лорд Раджастам, — впервые за столь продолжительное время открыла рот Кендра, надо признать, она умела владеть собой — голос звучал ровно, словно ничего и не произошло. — Я распоряжусь подготовить вам те же покои, что и в прошлый раз, вы, кажется, говорили, что вам они пришлись по вкусу? А сейчас не хотите ли отужинать?
— Благодарю, — Раджастам больше ничего не сказал, но нам и без того стало понятно, что от предложения хозяйки он отказался. Тогда Кендра кивнула ему с присущим ей величием и хлопнула в ладоши. Перепуганной служанке, всё ещё что-то бормотавшей себе под нос, она сделала молчаливый жест, и та, проклиная всё и вся и заламывая руки, повела всю троицу за собой. Лишь когда шаги гостей и женщины затерялись далеко наверху, присутствовавшие здесь позволили себе перевести дыхание, а Роман вообще откинулся в кресле и рявкнул, не обращаясь конкретно ни к кому, но имея в виду всех:
— Что это за сволочь такая, в собственном доме мне не позволяют говорить то, что хочу?! Что за образина, я спрашиваю?!
— Это лорд Раджастам, милорд, — незамедлительно откликнулся сокольничий, пока остальные сохраняли потрясённое молчание. — Он знаменит, как наниматель в войско его величества Лоуренса. Он ходит по городам и вытаскивает оттуда магов и ведьм, тех, кто причастен к магии. Объясняет он это тем, что государю нужны наёмники. На самом же деле он сам является мощным ведьмаком, который высасывает магические способности других. После этого они умирают в муках и выбрасываются в ров на пропитание Священным крокодилам, якобы охраняющим покой короля. В прошлый раз — это было при первом нашем милорде — он забрал отсюда при полном покровительстве ничего не знавшей миледи её племянницу, Эллиру... Мы ещё ничего не знали, а он обещал златые горы и достойную жизнь необычной девочке... Эллира пропала месяц спустя, когда от неё пришло последнее восторженное письмо...
— И вы не попытались что-то сделать? — наивно осведомился Роман, слегка тоже сойдя с лица.
— А что я могла против него сделать с моей дурацкой магией?! Запеть его до смерти?! Или изжечь кислотной слюной?! Я ведь тоже изгой, я способна только на то, чтобы женить на себе сильных воинов, которых потом отдаю в жертву за одну ночь с любимым! Что из этого вы предлагаете мне сделать, милорд?!
— Для начала тебе стоит помолчать, — резко оборвала её я, поморщившись от сильного эха в ушах. Домочадцы, все, за небольшим исключением, и без того смотрели на миледи как на временно помешавшуюся, на которую нашло затмение, и она стала говорить глупости. Да, хорошим гипнозом она обладает, раз они до сих пор не заметили происходящего у них же под носом, ведь, наверное, уже и не знали, на что списывать внезапное умирание одного за другим милордов, видимо, очень уж печальным было лицо "вдовы".
— Сумасшедший дом, — схватился за голову Роман, потёр лоб и скосился на жену: — И что нам теперь делать? У кого есть предложения по поводу выведения из замка этой обезьяны? — ответом на его призыв было пустынное молчание. Я только усмехнулась (не за себя же мне волноваться!). Таксист горестно поморщился: — Ясно... "Кац всегда предлагал сдаться"... Эстел?
— А? — невозмутимо откликнулась я, полностью занятая "поминанием" Сета: и здесь, негодяй, сунул свой красивый нос, и сюда принёс кусочек моего мира — папиных крокодилов! Наверное, очень ему не хочется, чтобы я чувствовала себя здесь одинокой! Поблагодарю за заботу потом... — Я лично предлагаю пойти на ночлег, как до этого сделали эти милые люди...
— И ради этого я тебя не выдала, мерзкая ведьма, чтобы ты тут спала?!
— Ты не выдала меня, потому что сама тряслась от страха! Что тебе может быть обо мне известно?! — резко ответила я и замолчала, спокойно выдерживая на себе многочисленные злобные взоры её слуг, пусть любуются, мне не жалко, я для этого родилась... В наступившей тишине явственно послышалась нарастающая икота Сфинкса, доносившаяся из-под моего стула. Марселла зацепилась лапами за край сидения и свесила к нему мордочку.
— Поки мои, у коко-нипуть ешть вотищка? Гм-к...
... Если бы не моя безграничная лень и нежелание поднимать на недостойную руки, я бы давно выцарапала ей глаза, но я была не лишена хитрости. А потому не стала создавать ещё больший разгром в наших без того не стройных рядах. И хотя я была уверена, что при первой же возможности миледи выдаст меня, а Раджастам и без её слов знает, кто в этом замке настоящая ведьма, та, кто ему нужен, я не хотела подливать масла в греческий огонь — и без того полыхает...
Все наши комнаты находились так или иначе в одном крыле, вот почему, когда мы отправились наконец-то ночевать, мы смогли ещё раз созерцать мерзкую ухмылку весельчака "гостя" — он сидел как раз перед дверью в покои хозяина и с откровенным интересом принялся наблюдать за нами, едва мы появились. Взгляд его насмешливых глаз ощупал всю мою фигуру, а затем моё лицо, что меня, наверное, должно было возмутить, но даже не затронуло. Привыкла уже. А вот Романа это возмутило. Наверное, поэтому он чуть было не пошёл в мою комнату вслед за мной, однако, вовремя опомнился и повернул вслед за женой под открытое хихиканье весельчака. Такого он вынести тем более не смог, резко повернулся к парню и одарил его таким взором... Его вовремя сдержала Кендра, которая, ещё больше побледнев, схватила его обеими руками за запястье и умоляюще сдвинула брови. Роман с достоинством выпрямился:
— Вы разве не знаете, что сидение на голом полу помогает развитию аденомы простаты? Я просто предупреждаю, как мужик мужика... — и удалился, сопровождаемый блестящим взором и ещё более широкой улыбкой. Думаю, если появится такая возможность, весельчак возьмёт голову Романа на себя.
А о таксисте всё-таки правду говорил Анубис...
Я не проснулась. Меня разбудили мягкие прикосновения к моей коже чьих-то холодных пальцев, которые ощупывали поверхность, но залезали в душу. Я вскинулась на кровати, пытаясь поймать призрак, но рядом никого не было, кроме Марселлы, привычно свернувшейся калачиком у меня в ногах, и упившегося молока от икоты сладко посапывавшего в кресле неподалёку Сфинкса. Не знаю почему, но мне уже не показалось странным то, что ни один из них не почуял моего внезапного пробуждения и не поднял голову с сонными глазами. Так-так. "Tuveya sivea ae tiyae?..." — как-то раз спросила меня одна царица моего мира. "Theu...", — не задумываясь, ответила я. Через полтора дня она погибла. Интересно, сказала бы она мне сейчас то же самое? Ответ не нужен?..
Тяжело опустившись обратно на подушки, я потёрла виски и окончательно проснулась, только после этого бесшумно спрыгнула в воздух (во время прыжка моя рубаха преобразовалась в одежду египетских воительниц) и поспешила к двери. Путь мой вился независимо от меня, я понятия не имела, куда выйду... Совершенно машинально отметила, что весельчака у двери Раджастама нет, и продолжила поход. Я передвигалась по воздуху, не касаясь пола, и это помогло мне преодолеть дорогу совершенно бесшумно, задерживая дыхание, как кошка перед прыжком. И меня наградили за терпение: едва я подступила к входу в столовую, как остановилась и увидела из засады женщину, сидящую в кресле у камина и старательно раскладывавшую большие карты таро на низеньком столике. Ventadg... Да, тут не до выбора выражений, когда она...
— Я гостья в этом доме, однако, я не стесняюсь ходить там, где хочу, — донеслось до меня из залы, и я медленно вошла внутрь, всё ещё не касаясь пола босыми стопами. Голос этой странной женщины мне совсем не нравился. — Меня зовут не "странная женщина", а Аильё, — недовольно продолжила свой монолог незнакомка с седыми волосами, хотя в её голосе и в лице этого недовольства простому человеку уловить было бы невозможно. Но вот последнее её слово заставило меня на секунду замереть на месте и сжать зубы. В принципе, чего-то в этом роде я и ожидала, причём давно ожидала, это было для меня даже радостным событием в некотором роде, особенно если не копаться внутри, где-то очень глубоко. Женщина повернулась ко мне и даже не попыталась скрыть насмешки в чуть прищуренных глазах: — Ты меня тоже радуешь, — и засмеялась.
— Смех без причины? — на всякий случай уточнила я (ну, надо же знать, нет ли у неё диагноза, а так, может, я ошиблась?); насмешка тут же сменилась лихорадочным блеском глаз, и Аильё, как она себя звала, выпрямилась в кресле как струна, мягко положив на одну из карт пальцы с длинными ухоженными ногтями:
— Хочешь узнать, шутница, что о твоей дальнейшей судьбе говорят карты? — я пожала плечами: чем бы дитя ни тешилось... — Они говорят о том, что недолго тебе ещё осталось веселиться!
— Это не по моей части, кажется, твой спутник с этим справляется не хуже меня?
Вместо ответа женщина оскалилась и швырнула в мою сторону карты со столика. Каким-то непостижимым образом они полетели именно мне в лицо, словно на них действовала сила притяжения! М-да, а кто-то ещё говорил о дешёвых шутках... Я отвела их в сторону рукой, и знаменитые таро полетели обратно по адресату отправителя: извините, но вы ошиблись адресом! Аильё зарычала, уворачиваясь, и в следующее мгновение она уже стояла за моей спиной, а в обеих её руках было по длинному серповидному кинжалу, острия обоих плотно прижимались к моему горлу, а сама воительница прошептала: "Ya haragara nafani ta..."
— Чего ты боишься? — переспросила я; резкое движение в сторону, мои когти, не менее отточенные, но гораздо более острые, оставляют пару следов в разрезе её юбочки, и я затылком довершаю дело, угодив ей по носу: — Ты боишься поцарапать моё личико, тварь? Тогда что же я наделала? Как нехорошо я поступила: ты только боялась, а я немного опередила тебя в действиях...
— Меньше слов, детка, — прошипела Аильё и метнулась словно невидимка в мою сторону. Я бы её и не заметила... будь я обыкновенным человеком... Мой кнут просвистел в воздухе на самой высокой ноте, даже взвизгнуло стекло в зеркале напротив, и Аильё замерла на месте, растеряв свои кинжалы по разным углам. — И кто из нас тварь? — осведомилась она, резким движением вытирая из-под носа кровь. Выпрямившись, она протянула ладони в разные стороны, и кинжалы с лёгким бряцаньем влетели в её пальцы.
— Я ведь ничего не отрицаю, — пожала я плечами. Аильё хмыкнула, прокрутила в руках рукоятки и встала в стойку, подмигивая мне. Я даже приподняла брови: неужели игрушки кончались, мы теперь поговорим как нормальные женщины? Посмотрим на её доводы.
То, что происходило в дальнейшие двадцать минут, нельзя было назвать никак иначе, кроме как танцем. Наконец-то я утолила свою жажду в отличном противнике и смогла размять немного кости, ибо, во-первых, Аильё была отменным воином, а во-вторых, она кроме навыков боя имела и другие навыки, весьма полезные ей при выбранной ею же профессии, — она с лёгкостью читала мои мысли (которые я, кстати говоря, и не пыталась скрыть, хотя, признаюсь, никогда этого и не умела). А ещё у неё был голос, способный ввести в настоящий паралич или повергнуть в необъяснимый ужас (последнее в отношении менее защищённого разума человека), ну и, конечно, её ядовитое прикосновение губ. Правда, на себе я его так и не испытала, не очень-то ей хотелось меня целовать, однако мне и без того пришлось несладко. Невероятные кульбиты в воздухе, шпагат, "колесо" и "цветок" в моём исполнении и стремительное неуловимое движение вкупе с повышенной прыгучестью — с её составили самое незабываемое зрелище, которым нужно было любоваться со стороны, чего мы были лишены, занятые полностью собой. Я могла бы её уничтожить своим диском, если бы эта женщина дала бы мне хоть одну секунду, но она вцепилась в меня отточенными ноготками и не желала упускать. В свою очередь я награждала её всё новыми шрамами и ссадинами, снова ощущая внутри клокочущую радость охоты за одним зверем на пару с заклятым врагом. Сладко это было чувствовать, и я веселилась, а моя плеть пела мне дифирамбы, благодаря за долгожданную битву. Но эта собачья дочь исхитрилась-таки и поранила мою руку как раз в том месте, где только вечером этого дня появилась выжженная ссадина. На этом мне она перестала нравиться, а её доводы показались мне не столь убедительными. И я перестала с ней церемониться. Я обернулась вокруг своей оси, при этом моя плеть скользнула по её щеке, оставив рубец, довольно быстро вспухший пронзительно алым цветом, и змеёй обернулась вокруг талии, приятно охладив кожу живота, а я довершила вращение подсечкой, настолько стремительной и мощной, что противница не успела ничего сделать, чтобы её предотвратить. Я глухо выдохнула и кувыркнулась в воздухе вперёд, приземлившись на Аильё таким образом, что одна моя ступня твёрдо упёрлась в её щёку, прижав к полу вторую, а другая встала как раз в ложбинку между грудей, причинив огромную боль, но не дав ей потерять сознание. "Стерва", — на этот раз не стала радовать меня своим знанием египетского эта седая жертва, и даже не смогла восстановить голос, чтобы прокричать мне что-нибудь соответствующим образом, чтобы у меня всё отнялось минут на десять. Я понимала, даже слишком хорошо понимала её положение; я понимала, что сейчас у неё только один выход... которым она и не замедлила воспользоваться. Аильё, собрав в кулаки последние силы, сжала кинжалы и дёрнулась в сторону. Я уже ожидала это и приготовилась к прыжку, который мне очень хорошо удался: я ибисом взмыла в воздух и завертелась там горизонтально, следуя за автоматическим движением женщины, попытавшейся перекатиться по полу. Моя плеть уже просилась в ладонь, предчувствуя окончание, и тут случилось что-то... В воздухе за мгновение до кульминации запахло чем-то странным, и я не успела предотвратить удара молнии, направленной прямо на меня. Она коснулась моего живота и скользнула мимо, а поймала её моя плеть, выскользнув змеёй из ладони и приняв на себя удар, подобно громоотводу. Я даже забыла про острую боль сбоку, с ужасом наблюдая за тем, как моё любимое оружие, бывшее мне дороже, чем всё на свете, тяжело упало на камни пола и при соприкосновении превратилось в пепел, зазмеившейся серой тонкой струйкой. Мне словно кто отвёл глаза, я буквально ничего не видела, кроме... Я упала вниз и приземлилась на корточки, больно ударив коленку, и вдруг поняла, что не для этого моя плеть пожертвовала собой, что она не хотела, чтобы я так погибла... В этот-то момент меня и повалил на спину мощный толчок в бок, и над моей головой пронёсся тот самый запах, окончательно отрезвивший меня...
