Игра с судьбой - 2. Боярин

— Но мы-то далеко уйти не сможем. И так уже еле ноги тащим. А впереди до самого горизонта голая степь. Погоня уже вряд ли за нами будет. Если б надо было, давно бы догнали. Пойдем в лес, соорудим шалашик, костерок разведем, а? Ты, если хочешь, сбегай на охоту, заруби сабелькой какого-нибудь лося. Устроим пир. Выспимся. А утро, как говорится, вечера мудренее. А?

Подумалось мне еще и о том, что неплохо было бы проснуться утром в своем родном мире и понять, что все это было лишь забавным сном.

Ощущая всем своим уставшим до изнеможения телом правоту моих слов, Алексашка согласился с доводами и молча направился к берегу. За лосем он, конечно, вряд ли побежит, а жаль.

С юго-западного берега густые кусты нависали над самым льдом. Мы решили выйти на берег под ними. Меньшиков заявил, что так с противоположного берега не будет заметно следов. Я предположил, что князь со товарищами мог выйти на берег таким же макаром.

— Нет, — снова возразил спутник. — Не было ранее такого удобного места. Везде вдоль берега снег лежит.

Действительно, лес на противоположном берегу кончился метров на полсотни раньше, и, вероятно, ветер с открытого поля выдул снег из-под прибрежных кустов, оголив лед.

— Но тогда они могли выйти здесь же.

— Увидим, — немногословный Алексашка, пригнувшись, поднырнул под нависающие ветви.

Из-под сотрясающихся кустов донесся стук сабли о дерево. Мне пришлось ползти за товарищем по прорубленному им проходу. Наконец мы оказались на небольшом свободном пространстве, настолько плотно прикрытом сомкнувшимися с двух сторон ветвями, что слой снега на земле был совсем незначительный, вероятно, нанесенный ветром по земле. В этом естественном убежище и решили обосноваться на отдых.

Меньшиков прополз дальше, чтобы осмотреться. Я отгреб к краям снег, освобождая прошлогоднюю листву, и застелил убежище срубленными ветками. Оценив получившееся ложе, подрубил еще веток. Жаль, что рядом нет хвойных деревьев. С сосновыми ветками получилась бы более мягкая "перина". Лег, чтобы опробовать постель и понял, что подняться уже нет сил. Глаза непроизвольно закрылись и я провалился в глубокую дрему.

Проснулся оттого, что жутко замерз. Судя по сгустившемуся в убежище полумраку, снаружи явно вечерело.

Где же Алексашка? Рядом увидел более плотный, нежели подо мной ворох веток. Значит, не понравилась приготовленная мною подстилка, и он подрубил еще. Но чего ж ему не спится? Может, по нужде выполз? Или с голодухи и вправду с саблей на лося пошел охотиться?

Мысленно посетовав на товарища, что тот не догадался развести хотя бы маленький костерок, я задумался над тем, каким образом это сделать? Ни спичек, ни зажигалки у меня нет. А как вообще в этом мире огонь добывают. Помню из истории, что было какое-то огниво, но что это такое, у меня не имелось ни малейшего представления.

От раздумий отвлек шорох веток, и со стороны реки внутрь вполз Меньшиков.

— Где тебя носит? Чего не отдыхаешь? Костерок есть чем запалить? — осыпал я его вопросами.

— Там дым, — ткнулон в сторону реки.

— Какой дым? Лес, что ли, горит?

— Нет. Дымком с той стороны несет, — пояснил парень. — Кто-то на ночлег остановился. Наверняка Петр Лександрыч.

Слова Алексашки породили во мне надежду на теплую ночевку и хоть какой-нибудь ужин. Я, конечно, понимал, что если у костра такие же беглецы, как и мы, то вряд ли у них с собой могут оказаться съестные припасы. Однако, как говорится, надежда умирает последней.

Пополз вслед за товарищем, но, вспомнив, что забыл саблю, вернулся и с трудом нашел ее в темноте среди срубленных веток. Когда снова подполз к Меньшикову, тот внимательно рассматривал противоположный берег, оставаясь под прикрытием кустов.

Хотя уже и изрядно стемнело, однако на открытом льду мы будем отчетливо видны. К тому же, по мере того, как темнеет, на чистом небе все ярче разгораются звезды. Да и луна, хоть ее отсюда и не видно, наверняка притаилась где-то за деревьями и выглянет в самый неподходящий момент.

Я втянул носом воздух, пытаясь уловить запах дыма.

— Что-то я не чую дыма. Может, тебе показалось, дружище Александр?

— То сейчас ветерок от нас подул, потому и не чуешь, — объяснил тот, продолжая всматриваться в лес. — Я пойду. А ты, Дмитрий, обожди пока. Неча вдвоем наугад соваться. Как помашу, тогда двигай следом.

Не дожидаясь моего согласия, Алексашка, пригнувшись, вышел из-под ветвей и, опираясь на срубленную по моему примеру палку, быстро пошел к тому берегу.

Глядя на него, понял, что забыл свою палку в убежище, но решил не лезть за ней. Реку и так перейду. А там, ежели надобно будет, срублю новую. Кстати да, надо подобрать подходящую лещину и вырубить себе шест. Благодаря дядькиным занятиям, я с шестом управлюсь гораздо лучше, нежели с саблей. Вот интересно, а почему он никогда не учил меня владению каким-нибудь самурайским мечом?

Форс-мажор в ночном лесу

Добравшись до противоположного берега, Меньшиков растворился в темных зарослях. Через минуту снова вышел на лед и замахал мне рукой.

— Следов не нашел, но дымком попахивает ощутимее, — сообщил он, когда я дообрался до него. — И вроде как голос слышал.

— В какой стороне?

Алексашка указал вдоль опушки.

Я снова попробовал воздух носом, и опять никаких результатов.

Начали осторожно пробираться в определенном княжеским денщиком направлении. Это оказалось нелегким делом. Ломиться словно лоси через кустарник по понятным соображениям было нельзя — мало ли кто греется у того костерка, к которому мы стремимся. По этой же причине нельзя выйти на открытое пространство. приходилось петлять в зарослях, выбирая проходимые промежутки меж кустов и стволов. Если бы не близкая опушка, то лично я от таких частых поворотов давно потерял бы направление. Опять же, на открытых местах и снега было чуть ли не по колено.

Я было пожалел, что поперся на ночь глядя за неугомонным спутником, но тут почуял запах костра. Да не просто запах дыма, а еще и явный аромат готовившегося на огне мяса. Воображение нарисовало румяные кусочки сочной свинины, чередующиеся на шампуре с маленькими помидорчиками, сморщенными от исходящего от углей жара. Рот наполнился слюной. Однако разум заставил настороженно остановиться.

— Сань, — окликнул я двигающегося впереди парня. — Александр, погоди.

— Чего?

— Это не может быть Петр Александрыч. То кто-то другой.

— С чего ты так решил-то? — нетерпеливо вопросил Алексашка. Ему явно не терпелось скорее двинуться дальше.

— Ну, вот скажи, мог ли кто-то во время нападения догадаться прихватить с собой еды на всякий случай? Типа, вдруг придется по лесу улепетывать да заночевать. Могло такое быть?

Меньшиков некоторое время смотрел на меня, затем повернул голову в сторону доносящегося аромата, и его ноздри расширились, втягивая воздух.

— Все одно надо проверить, — упрямо заявил он.

— Надо, — пришлось мне согласиться, грея надежду разжиться хоть какой-то едой. — Но осторожно.

Далее двинулись еще более аккуратно обходя заросли. Хоть и стемнело уже изрядно, однако на фоне белого снега должно было быть отлично видно все движущееся. А вот если бы кто неподвижно стоял в карауле, то мы вряд ли смогли бы отличить темный человеческий силуэт от ствола дерева или густого куста. Потому мы более полагались на слух, нежели на зрение.

Алексашка остановился и поднял руку в предостерегающем жесте.

Я прислушался. Теперь слышались негромкие голоса. Но слов было не разобрать. Вопросительно посмотрел на спутника — может, у него слух лучше. Правильно поняв вопрос в моем взгляде, он пожал плечами, и мы продолжили двигаться еще более аккуратно.

Через несколько шагов путь преградила стена непролазных зарослей какого-то кустарника. Никогда не был особым ботаником, но, судя по колючкам, это терновник. Сквозь хоть и густые, но голые ветки виднелись отблески костра. Запах ароматного варева буквально бил в нос и мутил разум. Я прошел несколько метров вдоль зарослей и, высмотрев, где они растут не очень плотно, опустился на снег и пополз по-пластунски в направлении костра. Сабля мешалась, и появилась мысль оставить ее, ибо все одно не умею пользоваться. Однако остаться совсем безоружным не хотелось. Перехватил ее обратным хватом — так ползти стало сподручнее.

Поначалу несколько раз наст продавливался руками и, провалившись, я утыкался лицом в снег. Постепенно приноравился опираться не на ладонь, а на весь локоть.

Наконец разглядел перед собой освещенную костром поляну и несколько человек, с молчаливой сосредоточенностью черпающих варево из снятого с огня котла. По одетым на них серым кафтанам распознал врагов. Но одна мысль в моей голове затмила все остальные — если они с таким усердием продолжат работать ложками, то через пару минут в котле ничего не останется.

Однажды, я тогда заканчивал одиннадцатый класс, компания с нашего двора что-то не поделила с ребятами с соседнего района. Не помню уже в чем была причина разногласий, но мирное решение вопроса явно не светило. Встречу назначили на небольшом пустыре за одним из городских рынков.

Когда увидел противников, то сразу понял, что дела плохи. Ребята с соседнего района выгодно отличались от нашей компании спортивными фигурами и уверенными выражениями на розовощеких физиономиях. Поджидая нас, они окружили столик у одного из киосков, торгующих снедью быстрого приготовления, и, весело переговариваясь, уплетали хот-доги, запивая их кока-колой. На столике еще оставалась довольно приличная куча начиненных сосисками булочек. Судя по всему, ожидание предстоящей схватки нисколько не портило им аппетит.

Нет, один на один я наверняка смог бы навалять каждому из них. Однако большинство моих приятелей были компьютерными чахликами, знающими о спорте только то, что он есть. В общем, у нас, как говорится, было два пути — либо быть битыми, либо позорно ретироваться.

Не знаю, просто не могу объяснить, что тогда на меня нашло, но вдруг нестерпимо захотелось есть. Отстранив своих приятелей, я решительно двинулся к пожирателям хот-догов. Раздвинув их, взял со стола желанный бутерброд и, откусив добрую половину, принялся с наслаждением пережевывать, смакуя горячий сосисочный сок.

Поначалу на меня не обратили внимание, вероятно решив, что так нагло влезть может только свой. Но когда я взял из рук соседа банку с напитком и, сделав несколько глотков, вставил ее обратно ему в ладонь, последовал вопрос:

— Чувак, ты кто?

— Оно тебе надо? — парировал я, запихивая в рот остатки хот-дога и прицеливаясь к следующему.

— Логично, — спокойно согласился тот и тоже переключил внимание на еду.

Но на меня уже обратили внимание другие члены команды.

— Слышь, мужик, так ты ж с Журавликов! — удивленно узнал меня один.

— Ну и чо? — после этого моего вопроса все кроме меня перестали жевать, вероятно, пытаясь найти достаточно обоснованный ответ. Шамкая набитым ртом, я снова спросил: — Чуваки, вы что не хаваете? Наелись уже? Ну, отойдите тогда. Пусть мои ребятишки перед смертью подкрепятся.

Взоры окружавших меня сотрапезников устремились на кучку чахликов, пытающихся выглядеть грозно, расставляя для этого руки шире, словно их распирают невидимые мышцы.

— Во прикол, — пробасил самый здоровый из наших противников.

Короче, дело до драки тогда так и не дошло.

Похоже, сейчас со мной случился такой же заскок. К тому же, на этот раз я действительно был зверски голоден. А потому выполз из кустов, встал и решительно шагнул к костру.

И опять не могу объяснить спокойную реакцию собравшихся вокруг котла на мое появление. Возможно тот транс, в котором я находился, гипнотически или еще каким-то образом воздействовал на них. Некоторые бросили на меня быстрые взгляды. А некоторые и вовсе не обратили внимания, продолжая выскребать котел ложками.

Присев в круг, я впал в секундное замешательство из-за отсутствия ложки. Затем перехватил руку соседа справа и перенаправил деревянный столовый прибор в свой рот.

— Вкусно, — одобрительно кивнул опешившему мужику. — Это что за бурда такая? Чего смотришь? Черпай еще.

— Це хто? — это мужик уже обратился к сотоварищам.

Меня посетило ощущение некого дежавю. Одновременно вспомнился анекдот про купающегося в Ниле хохла.

— Вот как тебя кличут, товарищ? — спросил я любопытного мужика и отнял у него ложку.

— Серко, — машинально ответил тот и снова перевел взгляд на остальных в надежде на прояснение ситуации. Но те продолжали сосредоточенно жевать. Однако работать ложками перестали и смотрели на меня с начинающим проявляться интересом.

Теперь мне пришлось самостоятельно зачерпнуть странного, но вкусного варева, напоминающего пшенный суп с копченым мясом.

— Значит так, — зашамкал я набитым ртом. — Приехал Серко в Африку и решил искупаться в Ниле. Прыгнул в воду и плывет. Вдруг кто-то дергает его за ногу. "Це хто?" — спрашивает Серко и плывет дальше. И снова кто-то дергает его за ногу. "Це хто?" — снова вопрошает Серко и плывет дальше. И тут — бульк, и нет Серко. А вместо него выныривает крокодил, ложится на спину и, поглаживая лапой раздувшийся живот, говорит: — "Це хто, це хто. Це я, крокОдыл".

Закончив рассказ, я отправил в рот очередную ложку варева и одновременно осознал ситуацию, в которую влип.

-Чого это он гутарит, хлопцы? — непонимающе продолжал смотреть на товарищей Серко.

— Панас! — заорал куда-то в темноту сидевший напротив вислоусый мужик.

Зашуршали кусты, и на поляне появился круглолицый парень с ружьем в руке. Одет он был так же, как и вся компания — в серый кафтан и в серую суконную шапку.

— Чого? — вопросил он. Его взгляд прикипел к котлу. — Можно вечерять? Мыколу позвать? А хто нас сменит? Чи вже можно не караулить? Чи шо?

— Бачишь цьего хлопца? — указал на меня, позвавший его мужик. Судя по его тону, и по тому, что он выглядит старше остальных, этот мужик здесь за главного.

Панас прищурившись вгляделся в мое лицо.

— Цый чоловик мне незнаком, пан Чинига.

— Ежели вин тебе незнаком, то чого ж ты пропустил его?

— Я? Его? Куда?

И тут с той стороны, откуда появился Панас, послышался короткий, резко оборвавшийся, вскрик.

— Шо це? — вскочил со своего места пан Чинига.

Остальные тоже зашевелились, тревожно всматриваясь в темноту.

— Це Мыкола, чи не? — спросил кто-то.

— Мыкола, Мыкола, — поддакнул я, облизывая ложку, ибо, судя по всему, сейчас мне будет не до еды. — Собственно, господа-товарищи, я пришел к вам, чтобы сказать, что вы окружены контр-террористическим отрядом "Альфа Центавры". Каждый из присутствующих здесь находится под прицелом как минимум троих снайперов. И у вас из сложившейся ситуации есть два пути. Ну, или три. Максимум четыре. Однако я их не знаю. Кстати, у вас есть что-нить попить?

Мой язык молол сам по себе, а я в это время лихорадочно соображал, сколько путей для того, чтобы остаться живым и невредимым у меня самого. Крик в лесу напомнил мне о Меньшикове. Вероятно, он столкнулся с тем самым Мыколой, о котором здесь упоминали. Судя по тому, что крикнувшему словно бы заткнули рот, встреча закончилась не в пользу Мыколы.