Леха

Капитан смущенно вытер птичью какашку одноразовым платочком и, скомкав, хотел забросить его в кусты. Однако появившаяся мысль, что так можно отбросить предначертанную удачу, заставила зажать платочек в кулаке и незаметно сунуть в карман. И удача не заставила себя ждать. Вскоре тропа сделала несколько поворотов вправо. Голоса и плеск воды снова приблизились. И вот путникам открылся берег водоема. Под небольшим обрывчиком по пояс в воде лазили четверо голых мужчин.

— О! — заметил прибывших щербатый мужик. — К ментам начальство прибыло.

— Разрешите обратиться, товарищ полковник! — коротко стриженный белобрысый парень вытянулся и хотел было приложить к пустой голове руку, в которой держал огромного рака, но вовремя опомнился. Рак разочарованно щелкнул клешней, едва не дотянувшись до человеческого уха. А парень представился: — Сержант Пустовалов.

Подозрительно покосившись на щербатого, Майоров кивнул белобрысому:

— Обращайся.

— Товарищ полковник, а где мы находимся? — сделав небольшую паузу, сержант добил начальника полиции вторым вопросом: — И когда нам отсюда можно будет выйти?

* * *

— Але, — Евгений Лошадкин поднес трубку к уху.

— Доброе, мать его, утро, Палыч, — услышал он голос Хватова. — Как там у твоего Виталика дела? Дерево еще не выкорчевали?

— Да слава Богу, моими молитвами все хорошо. Дерево само собой ликвидировалось. Будто и не было его.

— Да ты чо! А этот светила задниц чего говорит?

— Профессор-то? — Лошадкин усмехнулся. — Профессор рвет и мечет. Жалеет, что не успел пересадить саженец себе. Теперь все дерьмо моего чадушки тщательно исследует, надеется найти семена.

— Эдак он твоего Виталика не выпустит, — в свою очередь хохотнул Хватов.

— А вот хрен ему! Супруга с утра пораньше поехала в область сынулю забирать. Собирается отправить его на курс психотерапии.

— Это да,— согласился Хватов, — если б у меня в заднице дерево выросло, мне бы тоже услуги психолога понадобились.

— Ты чего звонишь то? — прервал надоевшую за последние дни тему Лошадкин.

— Да я, Палыч, второй день Петра найти не могу. Не знаешь, куда наш главный мент запропастился?

— Не знаю. А домой звонил?

— Звонил. Ты ж его Тамарку знаешь. Кричит, мол, глаза б ее его не видели. Мол, опять в какой-нибудь сауне с бабами завис.

— Так может и правда в сауне?

— Да ты чо, Палыч? Без меня? Не, такого быть не может.

— Ну, тогда даже и не знаю. А зачем он тебе?

— Да тут какие-то непонятки с одним моим заводиком происходят. Я уж не знаю, что и думать. То ли отжать хотят, то ли устранить как конкурента. Давно на меня так не наезжали.

— Час от часу не легче, — выдохнул мэр. — А кто наезжает то?

— Вот я и хотел, чтоб Алексеич разобрался. А он затихорился где-то.

— А на какой заводик то наезжают, расскажи хоть? — поинтересовался Лошадкин.

Хватов в краце поведал мэру свою историю. Пять лет назад он закупил импортное оборудование и построил в пригородной зоне завод пластиковых изделий. Воду для технических нужд взял из находившегося рядом болотца. Когда-то это болотце считалось заповедным. Но после развала империи многие заповедники лишились своего статуса. Вдоль болота были выкопаны осушительные рвы, а скапливающуюся в них воду поглощал новый заводик местного олигарха. Естественно, болото, высохнув, прекратило свое существование. А на его месте Хватов подумывал построить гольф-клуб.

И вот вчера к директору завода явились какие-то люди, кинули ему на стол документы о заповедном статусе прилегающей к заводу территории, и потребовали прекратить забор воды. И одними требованиями они не ограничились. Неожиданные посетители еще не покинули кабинет директора, когда он увидел из окна как ко рву водозабора подъехал самосвал и высыпал первые тонны грунта. За первой машиной потянулись другие. Решетки водозабора забились, подачу воды пришлось остановить, производство встало.

В это время извещенный о безобразии Хватов уже пытался выяснить по своим каналам кто является виновником творимого безобразия. Понятно, что первым делом он попытался найти управу на беспредельщиков через начальника полиции. Но, как известно, тот куда-то запропастился.

— Но а эти-то, которые на твоего директора наехали, они кем представились? — поинтересовался Лошадкин.

— Да в том-то и дело, Палыч, что ничего толком он объяснить не может. Твердит, будто это очень большие люди, а сам чуть ли не трясется весь. То ли запугали моего Михалыча, то ли экстрасенсы действительно существуют, и его загипнотизировали. Но самое нехорошее-то что?

— Что?

— А то, что те бумаги о заповедном статусе болота у меня в сейфе хранились. Мне их еще твой предшественник Петухов помог извлечь из архива.

— Так может, копия из госархива?

— Не, мои бумажки — проверил.

— Ох, Юр, не нравится мне эта карусель, — вздохнул мэр. — Чую я, наезд на тебя и бардак в юго-западном лесопарке одного поля ягоды. Тут, дорогой мой друг, не заводик твой несчастный отжать хотят, а весь район, а может, и всю область под себя подмять. И самое страшное то, что люди пропадают бесследно. Да не простые обыватели. Жены Торчилина и Селедкина вчера уже заявления о пропаже мужей в полицию отнесли.

— Ну, ты нагнал жути, Палыч, — без тени иронии произнес местячковый олигарх. — Такого даже в годы принуждения к демократии не было. Короче так, если Петр в течение ближайшего часа не объявится, я напрягаю своих столичных друзей из спец служб.

— Может, подождем до завтра? — умоляюще попросил Лошадкин. — Я даже представить боюсь, во что превратят город эти твои друзья.

— Палыч, а ты уверен, что к утру я не пропаду так же, как остальные, а? Молчишь?

— Я не молчу, Юра, я думаю. Петр вчера звонил мне. Интересовался злополучным лесопарком, и собирался отправиться туда самолично. Селедкин с Торчилиным тоже пропали после того, как отправились туда. Кутакаев отправил туда же двух своих абреков, и они пропали. И еще Петр говорил о каких-то пропавших урках.

— Ну, ни хрена себе! — удивился Хватов, не подозревавший о количестве пропавшего народа. — В городе творится хрен знает что, а ты предлагаешь подождать? Да ты сам давно должен поднять тут всех на уши!

— Да я... — мэр прервался на полуслове, так как Хватов прервал связь. Бросив трубку на стол, он долгое время смотрел в никуда. Встал, подошел к окну и сказал ползающей по ту сторону стеклопакета крупной мухе: — А что я могу?

* * *

— Как здоровье, как семья, как бизнес, брат? — Азамат Кутакаев звонил своему дальнему родственнику по бабушкиной линии, возглавляющему горскую диаспору в областном центре. Они не раз помогали друг другу в особо щекотливых вопросах, и сейчас как раз случился один из таких моментов.

— Вах, — сдержанно, как полагается мужчине, высказал свое возмущение Муса Курсоев, выслушав историю оскорбления сына Азамата, — такое нельзя прощать, да!

— Эй, Муса, а разве я простил? Как узнал, сразу послал поговорить с этим гоблином-шмоблином Куку Ушатоева.

— Куку я знаю, — в голосе Мусы послышалось уважение. — Не завидую тому, с кем Кука поговорит.

— пропал Кука, брат. Как уехал три дня назад со своим племянником, так больше никто его и не видел.

— Вах...

— Ты верно сказал, брат, такого прощать нельзя. Хочу, чтобы ты подтянул сюда джигитов со всей области. Думаю, надо серьезно поговорить с теми, кто стоит за гоблином.

— Я соберу джигитов, — после небольшой паузы сказал Муса. — Это будет хороший случай напомнить всем, что мы не только бизнес-мизнес делать можем!

* * *

Дубин Павел Иосифович, а для определенного узкого круга просто Дубина, с хмурым видом выслушивал бритого наголо детинушку, вальяжно развалившегося в кресле напротив.

— Ты, Иосич, вор авторитетный, — долдонил тот, — но вот так вот просто бросать своих пацанов не по понятиям. Ты куда-то послал Штыря с Сусликом, и они сгинули без следа. Братва в непонятках. Братва желает знать, куда пропали честные пацаны?

— Значит ты, Воробей, кидаешь мне предъяву от имени братвы? — недобро ухмыльнулся авторитет, и от его ухмылки здоровяк невольно съежился.

— Боже упаси, Иосич! Кто я такой, чтобы кидать тебе предъявы, — выставил перед собой раскрытые ладони Воробей.

— Это да, мастью ты не вышел, — Дубина сопроводил кивок своей фирменной ухмылкой. — Но вопрос я понял. Похвально, что братва волнуется за кентов. А только ответить мне нечего. Я поручил Штырю узнать об одной пустяковине. И больше его не видел. Куда пропал — не ведаю.

— Так может, пустяковина не такая уж и пустяковина? А, Иосич?

— А вот ты, Воробей, и разведай, — и Дубина рассказал о своем интересе к событиям в юго-западном лесопарке, благоразумно утаив, что этот интерес ему привил начальник полиции, сам, кстати, куда-то запропастившийся...

* * *

— Сара, ласточка моя, ты разве не видишь, что к нам пришел мой старый друг Вениамин? — вопросил в сторону кухни поживший на этом свете достаточно, чтобы изрядно пробелить сединой все еще пышную шевелюру, Яков Ливенсон.

— Ну? — послышалось в ответ.

— Таки принеси уже гостю чашечку чая. Только не забудь добавить заварки и бросить два кусочка сахара.

— Право, Яша, не стоит утруждать Сарочку, — вставил гость, высокий худой мужчина с ярко выраженными семитскими чертами. — Я прекрасно обойдусь и без чая. Но, если Сарочка будет так любезна, то я бы предпочел чай с молоком.

Ожидая, пока Сара принесет чай, мужчины поговорили о том, о сем, посетовали на детей, которые уже выросли и уже имеют своих детей, но жизни все еще не знают, пожаловались на тяжелые времена и невозможность нормально делать гешефт.

Наконец вошла тучная крашеная блондинка с густыми черными бровями и поставила на столик перед Вениамином кофейную чашечку с бледно-коричневой жидкостью.

— Спасибочки, Сарочка, за заботу! — гость отхлебнул напиток, и улыбка застыла на его лице. Не менее минуты хозяин с удивлением наблюдал, как его старинный друг пытался сохранить улыбку, сквозь которую прорывалась гримаса отвращения. Все же Вениамин поборол свое лицо и произнес вслед удаляющейся хозяйке: — Еще раз спасибо, Сарочка! Когда на улице такая жара, холодный, гым, чай очень кстати.

— Холодный? — Яков приложил руку к отставленной гостем чашке. — Сара! Ты почему подала Вене холодный чай?

— Яша, я тебя умоляю, — донеслось из кухни, — не делай вид, будто не знаешь, что в нашем микрорайоне с понедельника на неделю отключили горячую воду.

Ливенсон беспомощно посмотрел на Вениамина. Тот покивал с сочувствующим пониманием и аккуратно отодвинул от себя чашку.

Оба вздохнули.

— Яша, мне кажется или только показалось, что тебя беспокоит что-то еще кроме вечной вселенской несправедливости? — перешел-таки к делу гость, справедливо полагающий, что его пригласили не только для того, чтобы отравить холодным чаем, в который, как он теперь подозревал, Сарочка еще и плюнула.

— Ты как всегда прав, Веня. Сегодня меня беспокоит две вещи. Во-первых, меня беспокоит тот факт, что я не могу понять причину своего беспокойства. И таки во-вторых, если я не понимаю причину своего беспокойства, то я не знаю, какой на этом можно сделать гешефт.

— Таки может, ты расскажешь мне о своем беспокойстве, причину которого не понимаешь, и я буду думать над проблемой вместе с тобой?

— А ты думаешь, зачем тебя позвал к себе Яша Ливенсон? — хозяин подвинулся ближе к гостю. — Яша Ливенсон как раз-таки и позвал своего старого друга Веню Альтмана, чтобы тот с помощью своей умной головы распутал клубок непонятных событий, происходящих в городе, где и так нелегко живется честным евреям.

Глава 17

Дрюлик то и дело крутил надетое на безымянный палец железное колечко. Юноше не терпелось самостоятельно попробовать открыть с его помощью портал в какой-нибудь уголок леса, но он сдерживал себя, не рискуя без необходимости нарваться на случайного свидетеля. Терентий пообещал попросить у владыки для Дрюлика артефакт невидимости. Вот тогда можно будет шастать туда-сюда без вопросов.

Подумать только, артефакт невидимости! Или, как его называет Терентий, морок невидимости. И он, Хватов Андрей, в это верит! А как не верить-то, когда уже не менее десяти раз проходил вслед за Терентием через портал? Сделал один шаг через серую пелену и оказался за десять километров на берегу какой-то речки-вонючки или вовсе у папашиного завода пластиковых изделий. А теперь, благодаря подарку владыки, Дрюлик может сам открывать портал куда захочет. Ну, не куда захочет, конечно, а только в те места, где уже бывал. Наверное, артефакт ориентируется на какой-нибудь оставленный Дрюликом ментальный след.

А еще младший Хватов надеялся завоевать доверие новых знакомых настолько, чтобы те открылись кто они на самом деле. Первая версия, которая приходила ему в голову, это, естественно, пришельцы со звезд. Однако, слишком уж они были земными для инопланетян. И не только по внешнему виду, а и по менталитету, что ли. Даже не только земными, а конкретно русскими. И тут напрашивалась другая версия — эпосно-фэнтезийная. Хоть владыка и сказал, что Дрюлик может называть его запросто Лехой, но юноша не раз слышал, как Терентий называл владыку Лешим, а иногда, словно бы оговариваясь, Велесом. Владыка же не редко окликал Терентия лесовиком. Кто такой лесовик, Дрюлик не знал. Зато о Велесе естественно слышал, и на фоне всех творящихся вокруг этих персонажей чудес, готов был поверить в пришествие славянского бога. Однако, высокий блондин имел слишком интеллигентную внешность, никак не вяжущуюся с грозным персонажем исторического эпоса.

Несколько раз юный Хватов порывался на прямую спросить у Терентия о своих догадках. Вот только воспоминания о той первой ночи знакомства с лесовиком, всякий раз останавливало его от этого шага. Пусть сегодня Терентий выглядел добродушным мужичком, но кто знает, какие слова могут привести его в первобытную ярость. Да и владыка не смотря на свою интеллигентную внешность мог, одним словом заставить повиноваться кого угодно. Уж в этом-то Дрюлик убедился во время их визита на отцовский завод пластиковых изделий, когда директор не мог связать двух слов, вякая и мякая на строгие требования, предъявленные интеллигентным Лехой.

— Слышь, пацан, тормози лаптем. Есть вопросы, — услышал Дрюлик, выходя из парка и направляясь, домой.

Удивленно обернувшись на голос, он увидел троицу неприветливых мужиков. Взгляды двоих ни на секунду не останавливались на чем-либо, постоянно рыская по окрестностям, будто пытаясь высмотреть грозящую им опасность. Зато третий, наголо бритый здоровяк с массивной золотой цепью на бычьей шее, казалось, намеревался проткнуть Дрюлика пристальным взглядом. Ну, возможно кто-то от такого взгляда и наложил бы в штаны, но только не сын Юрия Хватова. Если Дрюлик мог с легкостью переносить и даже игнорировать папашин взгляд, которым тот плющит в лепешки директоров больших предприятий и чиновников не малого по местным меркам ранга, то что ему гляделки какого-то бычары? Вот взгляд владыки — это да! Это серьезно.