Леха

— Чувак, ты гонишь, — на всякий случай произнес владыка, привычно не понимая вопроса.

— Понятно, — кивнул Колян. — Будем вызывать такси.

— По што? — вопросил гость.

— К роддому нас отвезет, — последовал ответ. — А где мой мобильник?

— Нешто ты сам дорогу к избе-рожальне не ведаешь? — подивился Леший. — Так то я проведу.

— Ик... Это чо? — Колян едва не упал, отшатнувшись от замерцавшего перед ними облака белесого марева.

— Где? — не открывая глаз, поинтересовался поддерживаемый владыкой Юрий.

Глава 7

— Терентий! — кликнул владыка, когда они, поддерживая друг друга, вывалились из облака перехода.

— Ик, — икнул Колян, узрев материализовавшегося перед ними лохматого бородача со свеже-ошкуренным двухметровым посохом в руках. Одежду мужика густо покрывали листья и клочки коры.

— Ты кто? — уставился на странного мужика открывший глаза Юрий. — Баба Яга?

Подняв от удивления брови, владыка воззрился на Юрия. Оказывается Яга и в здешних краях известна. Только разве ж она на Терентия похожа?

— Не, — словно услышав мысли пришельца, возразил брату Колян, — он больше на лешего похож.

— На меня-а? — не поверил Леший.

Выпучив глаза, лесовик смотрел на вторгшуюся в его владения троицу. Нет, пьяной компанией его было не удивить. Поди не тверезые людишки весь лес битым бутылочным стеклом усеяли. Но чтобы владыка... Да еще в компании с людишками...

— Чего изволишь, владыка? — все же молвил он.

— Домового изволю, — пошатнулся Леший и хлопнул по плечу Коляна. — У боярина сын родился, а терем без присмотра. Колян, ты как доселе без домового жил?

— Лех, ты со своими гипнотизерскими штучками завязывай, — ни разу не икнув, заявил Колян, — а то я обижусь.

— Н-не обидишься, — возразил брату снова открывший глаза Юрий, — ты же под гипнозом. Давай лучше выпьем?

— Не вопрос, — Колян опустил сумку на землю и обратился к Терентию: — Леший, пить будешь?

Тот вопросительно посмотрел на истинного Лешего, который сам мало что понимал, и от того все больше хмурился. Решив, что вразумлять людишек сейчас не время и не место, он повторно спросил лесовика про домового.

— Дык, я ж сказывал тебе, владыка, что без малого полвека прошло, как тайный народец людской град покинул.

— Чувак, ты гонишь! — грозно воззрился на лесовика владыка, принимая у Коляна пластиковый стаканчик.

— За Федора Николаича! — провозгласил тост оживший на свежем воздухе Юрий.

— Ух, йо-о-о! — оценил проглоченную жидкость Терентий, выхватил у Коляна маринованный огурчик, смачно его схрумкал, почесал шею под бородой и, прищурив глаза, будто бы что-то обмысливая, заговорил: — Была тут недалече деревенька в пять дворов. Давненько там никто не живет, да и хатенки все порушились и бурьяном да подлеском поросли. Одначе когда я туды последний раз наведывался, одна избушка средь зарослей еще стояла. Держалась стараниями домовенка, который не желал покидать насиженное веками место. Токма как просеку прорубили, да транвай ентот лиликтрический бегать начал, я в ту сторону больше не хаживаю, и там ли тот домовенок, не ведаю.

— Во, мужик загоняет с одного стакана! — восхитился Колян.

— Гипноз, с видом знатока пояснил неожиданно взбодрившийся Юрий, на которого напал похмельный жрун, и он усердно работал челюстями, уминая собранные братом закуски.

Немного отпустил хмель и Коляна. Оценив сгущающиеся сумерки, он заявил:

— Погнали, пацаны, домой. В роддом лучше завтра на трезвую голову отправимся. Сейчас нас туда все равно никто не пустит. Лех, ты куда нас завел? Выводи обратно.

— И то верно, — согласился Леший, — в такой час роженицам да младенцам покой нужен. Зато сейчас самое время домового навестить. Веди нас, Терентий.

— А и отведу, владыка. То мне одному боязно через лиликтрические нити ходить. А теперяча-то глядишь, и сызнова волею твоей лес по ту сторону под моей рукой будет.

Совсем уже погрузившуюся в ночную темень лесную поляну озарило бледное сияние матово замерцавшего перехода.

Трезвеющие братья уставились на возникшее перед ними марево. Колян нервно сглотнул, а из открытого рта Юрия выпал только что откушенный кусок сервелата. Из покрывающей одежду лесовика листвы вынырнула маленькая мышка, радостно пискнула, метнулась к оброненному куску и принялась торопливо его грызть, виляя от усердия хвостиком.

— Пойдем Колян, — владыка поднял сумку со снедью и повесил на плечо молодому отцу. — Негоже твой терем без пригляда домового оставлять.

— Вона в тех кусточках избушка и была, — ткнул посохом в густую тьму лесовик, когда они вышли с другой стороны. Подойдя ближе, удивленно присвистнул: — Иш ты, цела еще кровелька-то. Токма рухнет вот-вот. Вишь, как ее перекосило.

— Енто что за пень трухлявый туточки каркает, головешку тебе в ухо, да кочерыжку в зад? — послышался старческий голос. — Нешто леший из берлоги вылез?

— Не леший я нонче, — лесовик смущенно глянул на владыку, — нонче я Терентий.

— Кхе-кхе-кхе, — закашляло из темноты старческим смехом. — Одначе в мозгу у тебя Терентий завелся, пень ты трухлявый, коромысло тебе в обе ноздри.

— Ну-ка, выйди-покажись! — потребовал Леший.

— Енто кто? — после продолжительной паузы настороженно вопросил голос из темноты.

— Не чуешь либо? — ухмыльнулся лесовик. — Владыка, знамо.

В кустах что-то затрещало, натужно заскрипело, посыпалось и рухнуло, взметнув облако пыли.

— Рухнула хатенка таки, — покачал головой Терентий.

Охая и ахая к пришельцам вышел согбенный старикашка гномьего роста, не дотягивающийся лохматой макушкой до плеча даже низкорослому лесовику. Всмотревшись в строгий лик Лешего, старикашка рухнул на колени и протянул к владыке ручонки.

— Ведал я, что не бросишь ты нас, владыка Велес! Ведал, вернешься и возвернешь все к прежнему укладу, — забубнил он, семеня на коленках ближе к владыке.

А тот нахмурился еще более. Опять его каким-то Велесом именуют. Вот же не только людишки, но и тайный народец здесь неразумный. Тоже, небось, верят во всякое сверх естественное, что обычной волшбой не объяснить.

— Колян, а ты на чем еще свой продукт настаивал, — шепотом обратился к брату почти уже трезвый Юрий. — Что-то это на гипноз не очень похоже.

— Юрок, — так же шепотом отозвался Колян, — на чем бы я его не настаивал, но когда Лекс полы мыл, мы ведь еще ничего не употребляли.

— Это да, — кивнул Юрий, вспомнив историю с Джоником и сплавленную в комок цепь.

Далее братья молча наблюдали, как гипнотизер Леха терпеливо втолковывал лохматому гномику, что он не Велес, а Леший. А Терентий не леший, а обычный лесовик. Хотя, мысли обоих братьев сходились на том, что если кто тут и леший, то это точно Терентий. Но в леших и в прочую чертовщину они не верили, а потому не знали, что и думать, по поводу творящегося вокруг. Не ну, разве может происходить на самом деле то, что они сейчас видят? А видели они, как засветилась желтым светом правая Лехина ладонь, и из нее прямо в гномика шарахнула молния. Гномик засветился, словно лампочка, затрясся, а когда огненный ореол вокруг него померк, рухнул наземь, продолжая потрескивать проскакивающими во всклокоченной шевелюре искрами. Но вопреки опасениям братьев, гномик не умер. Выпустив струйки дыма из ноздрей и ушей, и пару раз моргнув, он неожиданно резво вскочил на ноги. Теперь домовенок не напоминал того согбенного старикашку, который вышел к пришельцам. Перед ними стоял бодренький такой гномик с бодро топорщащимися жесткой щеткой усами и бороденкой лопатой. Одет он был в костюмчик из грубой мешковины. На ногах лапти и намотанные до колен онучи.

— От жжёшь, — осмотрев себя, удовлетворенно притопнул лаптем домовенок, — енто ж я веков пять скинул, а то и все десять, три клеща мне на правую ягодицу! Вот токма домишко-то мой рассыпался вовсе.

— Не печалься, домовой, — сгреб его за шкирку Леший и поставил перед Коляном. — Вот его терем всяко лучше твоей сгнившей хатенки. В него и переберешься моим повелением.

— Ой ли лучше? — настороженно осмотрел обалдевшего парня домовой, нагло усомнившись в словах самого владыки.

В другой раз тот испепелил бы наглеца. Но, помня о дефиците в здешних краях тайного народца, вынужден был на первый раз сдержаться. И снова терпеливо принялся объяснять мужичку, что у Коляна родился наследник, а дом без пригляда и все такое. Выслушав, наглый мужичонка отставил ногу, упер в бока кулачки и начал выдвигать условия своего переселения:

— Значится так. Вотета вот я не люблю, — он ткнул пальцем в сумку, висевшую на плече Коляна, и пояснил: — не люблю, когда в доме пьянку пьянствуют. Не люблю, когда мусор мусорят и шум шумят. Все енто безобразие анчуток привлекает. А ежели я токма и делать буду, что их выпроваживать, то когда ж мне хозяйство хозяйствовать, сырец тебе в дымоход, а?

Вконец растерявшийся под строгим взглядом гномика, Колян пожал плечами.

— Теперича далее. Во дворе чтоб плевки не плевать. Не то петухи дохнуть будут, и некому будет нечисть криком отпугивать. Петухи у тебя нонче кричат исправно?

— Нет у Коляна петухов, — вставил за брата Юрий. — Он вообще курей не держит.

— Петуха надобно завести, — не терпящим возражения тоном заявил мужичок. — И пару курочек ему для услады. Оно и мне свеженькое яичко-другое выпить не помешает. Ага, и домочадцам накажи, чтобы кажную ночь под обеденным столом было блюдце с молочком и горбушка ржаного хлебушка. Не то обижусь. Тогда всем мало не покажется. А то и вовсе уйду, и живите тогда сами, как знаете. Та-ак, что еще... Банника и конюшенного ежели нет, я сам подыщу таких, кои мне угодны будут. Шушуны ежели забредут — отважу. А иного, может, и приручу. Иной шушун не хуже цепного пса вора отвадит. Наперво все. Теперича надобно к дому присмотреться. Может что переделать да переставить придется.

— По феншую, — нервно хохотнул Юрий, но гномик на него даже не глянул.

— Ну, — удовлетворенно улыбающийся владыка хлопнул Коляна по плечу, — дай домовому имя и приглашай его в дом.

— Имя? — не понял тот.

— Токма нареки меня благозвучно. Не то в твой дом не пойду.

Юрий что-то зашептал брату на ухо, не сводя косого взгляда с гномика.

— Кузей будешь? — выдохнул наконец Колян и поправился: — В смысле, Кузьмой.

— Кузьма имя ладное, — согласился гномик. — Теперича в дом приглашай.

Слышь, Кузьма, — замялся Колян, — надо ж как-то это... Натаху подготовить... Она у меня с норовом...

— То не печалься, — махнул ручонкой домовенок. — Ежели Натаха твоя хозяйка справная, то я ей помехой не буду. Она и видеть меня никогда не будет. Наш народец вообще людскому глазу не видим.

— А как же я тебя вижу? — удивился Колян.

— Видишь потому, что на то мое желание есть, ибо явился ты ко мне вместе с владыкой Велесом.

— Леший я, — поправил мужичка владыка и снова обратился к Коляну: — Приглашай ужо Кузьму в дом.

— Ну, дак это... приглашаю тебя, Кузьма в свой дом, — после некоторой паузы слегка поклонился гномику Колян. В тот же миг он исчез, словно испарился. Исчез и новонареченный Кузьма.

— Э-э, — отвесил челюсть Юрий, — Леха, ты куда моего братана дел.

— Нешто сам не слышал, как он домового в свой терем пригласил? Вот тот его туда и перенес.

— А я?

— А на кой ты домовому? Ты ж не хозяин и не домочадец.

Юрий затравленно осмотрел окружающий его мрачный ночной лес. Но тут засияло уже знакомое марево.

— Айда и мы за ними, — махнул ему рукой Леший.

Глава 8

— Юрок, рассольчик огуречный будешь? Или стопарик налить?

— Давай сперва рассольчик, — простонал с дивана Юрий. — А ты уже похмелился?

— Ага, двумя таблетками цитрамона. Мне ж за руль садиться. Ты со мной к Натахе поедешь?

— Поеду, — оторвался от банки с рассолом Юрий и, прежде чем снова припасть к живительному напитку, добавил: — Если оживу.

— Юр, — Николай сел на диван рядом с братом, — а этот... Леха когда ушел?

— Фиг его знает. Я, Колян, после твоих настоек вообще слабо что помню. Только бред какой-то вспоминается. Будто мы ночью через какие-то порталы по лесу шарились. Еще леший какой-то был. И еще гном, похожий на домовенка Кузю из мультика. И типа Леха этого гнома к тебе домовым устроил. Прикинь.

— Слышь, Юрок, а мне этот же самый бред снился. Еще этот вредный гном все нудил, чтобы я ему под стол краюху ржаного хлеба к молоку положил. А где я ему ржаного возьму? У меня и молоко-то случайно в холодильнике не прокисшее оказалось.

— А в твоем бреду гном Леху тоже Велесом называл?

— Называл. А леший владыкой.

— Колян, ты точно никакие мухоморы в свои настойки не добавлял?

В этот момент на кухне будто бы хлопнула дверка холодильника, и, не успев возмутиться несправедливым подозрением брата, Николай поспешил туда. Юрий , пошатываясь, поплелся за ним.

— кто тут?

— Нет никого, — пожал плечами Николай. — О! Прикинь. Блюдце-то я в натуре под стол поставил. А молока в нем нет. Либо я не наливал, либо... Ты чего застыл, Юрок?

Но брат не ответил. Он смотрел в окно каким-то затуманенным взглядом.

— Чего ты там увидел, подошел к нему Николай и тоже застыл, высоко задрав брови и приоткрыв рот.

За окном, высунув от усердия язык и со степенной неторопливостью переступая задними лапами, Лекс подметал и без того чистую тротуарную плитку невесть откуда взявшейся березовой метлой.

В следующий миг внимание братьев переключилось на сгустившееся возле крыльца белесое марево. Из упомянутого несколько минут назад портала вышел высокий бородатый блондин в джинсовом костюме. Глянув на подметающего двор Лекса, он строго погрозил пальцем в сторону дома.

— Ты, Кузьма, пошто безобразничаешь? Самому двор мести лень, так шушуна какого в дворовые определи. А у пса своя служба имеется — сторожевая. Еще раз такое позволишь, накажу.

А пес, заметив блондина, тут же отбросил метлу, встал, как положено на четыре лапы и, радостно виляя хвостом, подставил для почесывания мохнатый загривок. Ласково потрепав пса, Леха поднялся на крыльцо.

— Хозяин дома ли? — громко оповестил он о своем появлении, войдя в прихожую.

— Лех, а ты кто? — вместо приветствия спросил Юрий, когда братья вышли навстречу гостю.

— Леший я, — не задумываясь, ответил гость и на всякий случай добавил: — Леха — имя мое.

Братья молча переглянулись. Леший окинул их оценивающим взглядом и кивнул с пониманием.

— Зрю, больны вы от чрезмерного возлияния. Но, то я поправлю. Негоже в столь непотребном виде в избу-рожальню являться, смрадом похмельным на младенцев новорожденных дышать.

Гость шагнул вперед, прислонил широкие ладони к груди одного и второго брата. Ладони засветились теплым светом, вливающим бодрость и здоровье в человеческие тела. Лица у обоих разгладились, дыхание стало ровным и свежим.

— Теперь можно и к твоей супруге отправляться, друже Колян. Мыслю я, тоскует она по тебе, желая младенца Федора в мужнины руки передать, дабы коснулась и обогрела его любовь отцовская.

— Колян, если это бред, то мне он нравится, — заявил почувствовавший себя свежим и бодрым Юрий. — Может, перед походом к Натахе вмажем по стопарику? А?