Холодный оружейник (часть 1)

Финиш. Круг сомкнулся в паре метров над крышей, образуя вершину холма. Насколько мне видно, везде на поверхности почва, которая потом порастёт травой.

Идеально.

Да, я решил, что так будет лучше. Одинокий холм среди заброшенных полей выглядит не так страшно, как ледяной дом. Так что его, возможно, не разрушат.

Когда началась оттепель, я сходил на разведку в один из ТЕХ домов. Ледяной нож был всё таким же — тёплым, гладким. Нетающим.

Надеюсь, когда я уйду, дом останется стоять, скрытый под слоем земли. И когда-нибудь я вернусь сюда. К ледяному саркофагу матери Хаку.

То есть — моей матери. Более близкого человека у меня нет... не было.

Я запрягаю лошадь в тележку, гружённую запасами зерна с трёх ферм. На мне старое детское кимоно Хаку, поверх которого я одел ещё одно, на которое с изнанки нашил кожи. А сверху — ещё одно, стёганное, укороченное взрослое. Кажется, солдаты используют такие под доспехами и кольчугой, чтобы защитить тело от остаточной энергии пропущенных ударов и осколков поврежденных колец.

Думаю, я не замерзну в такой одежде. И она защити меня хотя бы от насекомых.

Память Хаку говорит, что в стране война. Впрочем, что это я. Его мать ясно говорила, что в мире шиноби всегда — война. Стоит ли не верить матери?

Все против каждого. Мне не следует привлекать внимания. И следует быть защищённым. Такой подход должен привести к тому, что на меня не будут реагировать те, кто представляют наибольшую угрозу. Меня будут недооценивать или не замечать. Одна из лучших стратегий для выживания. Впрочем, всё это пока только теории: я могу лишь предполагать, как добиться незаметности. Ведь Хаку-прошлый никогда не путешествовал...

Ах, да. Чуть не забыл.

Ты принял меня. Ты приютил меня. Спасибо тебе за всё, что было. За время, данное на освоение того, что умею теперь. За укрытие. За чувство чего-то своего, родного. Я не забуду тебя, пока жива та часть меня, что должна помнить о тебе. Надеюсь, мы ещё встретимся. Прощай, мой первый дом. Я, возможно, вернусь.

Иду рядом с повозкой. Котомка за спиной тяжела. Сила, которой я создаю воду и лёд, течёт по телу, помогая и поддерживая. Я научусь управлять этой силой ещё лучше.

Я выживу.

Едва перевалил вершину холма, как открылся унылый в своей невзрачности пейзаж.

Деревенька. Ни частокола, ни других очевидных для меня признаков цивилизации. Дома окружают квадратную, правильной формы площадь. Причём чем дальше от площади, тем беспорядочнее стоят и беднее выглядят дома. Да и самих домов, кажется, не более сотни.

Интересно. Ни большого дома с обладающим властью, ни оборонительных сооружений. Бесполезны, не нужны или запрещены? Прошлый Хаку по молодости, наивности или ещё чему не задумывался о причинах. Хотя он, кажется, и вовсе не видел раньше в этой деревни. Всё же не так легко вспомнить все значимые события, особенно если смотришь не свою память.

Люди на рынке не пытались отобрать у меня товар, как у некоторых торговцев. Возможно, потому что за спиной висел самострел, а на поясе - нож. Я тренировался с ними зимой. Никаких особых успехов, естественно.

Но хоть пырну без особых сомнений. Быстро и куда надо. Надеюсь.

Итак, задача проста: продать кому-то за приличные деньги лошадь, повозку и груз. Хорошо, что всё это не имеет отличительных знаков. Продавать заклеймённое животное здесь, во владениях даймё, подчинённому которого принадлежала скотина, — слишком... глупо? Да, наверное, так.

Сторговался быстро. Получил деньги. Чуть больше, чем получил бы, продавая всё это в конце сезона. В два раза, если быть точным. С ума сойти, чего только нет в памяти наших детей. Родители, ау! Думайте, что и как говорите при своих детях. Ибо разум их чист и потому пишет информацию хорошо.

В мешке за спиной шесть малых мер риса. Немного вяленой конины. Еды хватит на пару недель, если экономить. А там что-нибудь придумаю. Стрелы, соль. Огниво. Проволока. Рыболовные принадлежности и два ножа. У меня есть шансы пережить лето.

Прекращение морозов притягивает начало военных действий. Если я не хочу привлекать внимание, следует идти на север. Решено. Так и сделаю.

- Караван! — кричит человек на рыночной площади, на свободном от лотков пятачке в центре, — Собирается караван!

Вот оно что. Действительно, из-за обилия разбойников торговцы всё чаще собираются в большие группы. Так проще выжить. Хотя в ответ банды тоже становятся сильнее. Извечная борьба меча и щита, хищника и жертвы в человеческой вариации. Той, где дичь часто огрызается, а не только убегает. Впрочем, такое есть и в природе.

Возможно, стоит подождать до утра. Пойду следом за караваном. Мало ли что они потеряют по дороге. Или если на них нападут. Точно удастся подобрать что-нибудь ценное или полезное. Главное — не приближаться слишком сильно.

Таков был план.

Мечты, мечты... А ведь совсем недавно казалось, что так оно и будет.

Воспоминания похожи на Воду. Стоит зайти в нее, и она смыкается вокруг тебя. Но если сосредоточиться, то можно сохранить контроль над Водой, окружающей тело. Можно вспомнить о том, как представлял себе новый этап своего путешествия. Еще один жизненный урок. Не стоит, создав себе план, верить, что реальный мир подчинится ему.

Как хорошо, если бы всё происходило именно так, как я представлял себе ранее. Пришёл, продал, ушёл.

Но шаблон оказался надорван ещё вначале. Деревня, не имевшая у местных даже названия, находилась на вогнутой, как макушка каппы, местности. Если продлевать аналогию, то дома в большинстве своем стояли где-то над ухом. Левым, если я заходил с лица стража вод. Если, конечно, люди действительно жили бы на голове истлевшего эоны лет назад тела они.

Если сказать проще, то справа от скопления беспорядочно расположенных домишек, домов, хибар и полуземлянок располагалось ровное поле, покрытое тающим снегом, с пятнами вязкой на вид, темной грязи и редкими травинками. Начало весны, да.

Слева земля плавной дугой уходила вниз, скатываясь на высоту, в пять раз или ещё больше превосходящей мой рост, и уходила в сторону на расстояние в десятки раз большее, пока не исчезала под озером жидкой грязи. Попросту говоря, начинающим болотом.

Отвлечённо рассуждая, меня удивляла привычка местных жить рядом с болотом. Или в нашей стране такие места не становятся рассадником гнуса? Конечно, малярия и москитная язва встречается дальше к югу, но мало ли других отвратительных болезней переносят комары и прочая подобная им кровососущая пакость?

Дорога, по которой я, лошадь и повозка могли пройти только благодаря освоенному мной фокусу с хождением по воде, льнула к краю идущего влево и вниз склона. Бесконечная извитая и неровная полоса серой грязи, пытающейся вырваться из-под ног, копыт и колес. Я, конечно, удерживал контроль, как мог.

Справедливости ради стоит отметить, что это хорошая тренировка контроля — используя умение управлять водой, заставлять её стать нам опорой и не давать ей разбрызгиваться в стороны. Тяжёлая, но довольно интересная и, надеюсь, полезная тренировка.

Как бы там ни было, вот так я вошел в деревню. Сразу стоит заметить, что людей вокруг обнаружилось откровенно мало. Пока я шел прямо по дороге, оглядываясь по сторонам, заметил лишь пятерых. Трое удалялись от центральной, так сказать, улицы, в боковые проходы между домами. Проходы эти смотрелись, кстати, более привлекательно для движения, чем продолжение дороги, которым воспользовался я. Грунт там казался менее... грязным? ... жидким? ... точнее, непривлекательным. Да, наверное, это слово наиболее точно отражает то, как выглядела стоячая грязь в этих проходах.

Еще двоих людей я не то чтобы увидел... просто, стоило мне повернуть голову, как резко захлопывались грубо сколоченные двери. Может, у меня разыгралась паранойя, но... это совпадение или мне здесь не рады? Может, дело в том, что я всё ещё контролирую грязь у нас под ногами? Это ведь необычно, да, — прийти во время распутицы, не вымазанным по шею в темно-серой кашице? И повозка, не проседающая по оси обоих колес в этот грунт, как бы намекает... Да, наверное, я слишком выделился. Прямое нарушение принятой стратегии. Так-то.

Надо запомнить, что не стоит лишний раз светить странностями. В конце концов, я стремлюсь к выживанию, а не рекламе. В памяти невольно всплывают слова, которые удивительно соответствуют моим взглядам на жизнь.

"Лучшая стратегия — это стратегия выживших".

Правда, тут же в голове крутится что-то об "ошибке выжившего". Интересно, как много из того, чем обладал в начале своего пребывания ТАМ, я смог спасти?

А вот и рынок. Большой неровный квадрат одной из сторон соприкасается с дорогой, по которой я иду. Не прекращая движения, смотрю и слушаю то, что открывается с этой стороны рынка.

— Пятьдесят рьё с меру! — возмущается костлявая, что видно даже через свободную одежду, женщина.

— Лошади, лошади! — орут чуть ли не с другого угла квадрата. А я ведь только начал идти вдоль рынка. Когда подойду ближе, возможно, голос барышника станет громче.

— Еще и Итазура... — громко, до того, что у меня болят уши, шепчет какой-то мужик.

— Пятьдесят мер рьё за малую меру риса! — провозглашает очередной торговец.

— Да даже в Великий Голод драли меньше! — орет покупатель, — Сорок!

— Пятьдесят!

— Сорок!

— Пятьдесят!

— Сорок три!

— Пятьдесят!

Я прохожу мимо спорящих. Продавец и покупатель, жутко похожие друг на друга, среднего роста и телосложения, одетые довольно скромно, смотрят друг на друга, точно два рогатых животных. Того и гляди, боднут оппонента.

— Сорок пять! — раздается уже за моей спиной. Похоже, покупатель медленно сдается.

— Пятьдесят!

— Ягура уничтожил ещё один клан, — слышится слева. Я поворачиваю голову. Между вертикально висящими полосками ткани видны спины двоих людей, сидящих за прилавком. Напротив них стоят какие-то стаканы. Они резко замолкают и один из них начинает поворачиваться. Я снова смотрю прямо вперёд.

Попадаться на подслушивании нехорошо. Меня так мама учила.

— Сорок семь и ни рьё больше, — слышится из-за правого плеча.

— Пятьдесят и это мое последнее слово.

— Лошади! Лошади! — а ведь и правда, голос барышника стал громче. По ушам бьёт.

Пройдя еще немного, я останавливаю повозку. Затем завожу её ближе к краю дороги, так, чтобы у меня оставался путь отступления в проулок между двумя домами. Конечно, это открывает спину. Но за всё приходится платить, как известно.

Итак, судя по всему, есть фиксированная цена на рис. Малая мера за пятьдесят рьё. Интересно, как это использовать?

Отвлекаюсь от дум, осознавая, что на меня смотрит худая женщина. Лицо какое-то пятиугольное. Лоб, точно три штриха, затем угловатые, выдающиеся вперед, дуги бровей. Скулы, а затем кожа туго натянутым клином спускается вниз, к подбородку. Не лицо, а художественный вымысел. Кажется, этот стиль называется "кубизм".

Но что-то долго она на меня смотрит. Или не на меня, а за меня? Оглядываюсь. Нет, никто мешочки с рисом утащить не пытается. Хотя, она ещё говорить не начала, чтобы отвлекать. На всякий случай концентрируюсь на том, чтобы чувствовать маленькие нити Воды, опутывающие мое имущество. Побочный эффект моих упражнений. Итак...

— Да, госпожа?

— Рис... — меня удивил её голос. Такой странный оттенок. Не знаю, как описать. Кажется, такой голос может быть у святых, голодных и умирающих. Хм...

Я молчу, жду, что она скажет. Пока её реплика не несла особой информации.

Паутинка из нитей Воды не потревожена.

— За сколько ты можешь продать малую меру?

Я молчу. Я не знаю, что ответить. Конечно, очевидно, что для быстрого торга желательно заломить цену не в обычные для этого рынка пятьдесят рьё. Но и продешевить не хочется. А я ведь даже не знаю цен в конце сезона, когда крестьяне продают рис. Не хотелось бы настолько продешевить. Но при этом, кажется, надо бы улизнуть отсюда пораньше. Как-то неспокойно мне.

— У меня нет больше тридцати рьё. Молодой господин, пожалуйста!

Ого! Я уже господин? Интересно, с чего бы такая честь? Или, вежливость с лестью предусматривают скидку на две пятых от средней местной цены?

— Тридцать пять!

— Идет. Четыре меры, пожалуйста.

Похоже, следует в следующий раз повысить цену. Я всё же продешевил.

Как бы там ни было, моя первая в жизни покупательница взяла мешочки по одному. Каждый, прежде чем загрузить в свою заплечную котомку, покачал в ладонях, взвешивая.

— Спасибо, мальчик, — сказал она и ушла довольно быстрым шагом. Да, и никаких тебе молодых господинов. Вот она, людская благодарность! Хотя что это я. Сам такой.

Как бы там ни было, я стал богаче чуть больше, чем в два раза. А ведь есть еще рис, плюс повозка и лошадь. Интересно, мне удастся все это продать?

Подошел низкий, чуть выше меня, мужчина с длинными руками и цепким взглядом. Вот, пожалуй, и все приметы. Ничего не говоря, протянул мне монеты.

— Сколько?

— Две.

— Мера сорок рьё.

Мужчина поджимает губы. Чуть-чуть. Но все же заметить легко.

— Дороже, чем я рассчитывал.

— Первой покупательнице была скидка, — сам не знаю зачем, говорю я.

Мужчина кивает и достаёт из-за пояса ещё монеток.

— Восемьдесят рьё, — провозглашает он и протягивает мне руку.

Я в затруднении. Не хочу верить ему на слово. Но и просто пересчитать деньги он мне не даст, это ясно. Кто-то кому-то должен поверить.

— Меняемся. Я тебе одну меру, ты мне деньги. Я их при тебе считаю. Если всё правильно, то даю второй мешочек. Идёт?

Клиент соглашается. Меняемся. Считаю деньги. Так, тусклые медные монетки с циферками. Да, точно. Серебро начинается с сотни, золото с тысячи. Что-то такое Хаку мать рассказывала. Отдаю покупателю вторую меру и засовываю деньги в один из внутренних карманов одежды. Я их зимой много наделал.

Не прошло и трёх минут, как ко мне подошел следующий покупатель. Сто двадцать рьё, три меры риса. Кажется, все мои клиенты друг с другом очень хорошо знакомы. Пока это мне на пользу. Быстрее продам товар.

Почувствовав сигнал от нитей Воды, я оглянулся. Подросток, лет четырнадцати, пытался отодрать руки, прилипшие к мешочкам, оказавшимся словно бы намазанным клеем, каменным монолитом. Старый фокус с языком и очень холодным Льдом, вообще-то. Ну, и что мне делать с этим воришкой?

Вода в грязи у меня за спиной заволновалась, когда выстроившиеся в небольшую толпу покупатели порскнули в стороны. Слишком много ударов, изменяющих её естественную в таких условиях, форму.