На третьих ролях. Пролог. Главы 1-13

Алексей, встав заметно позже обычного, присоединился к Феразии и остальным, но довольно быстро нашёл себе занятие иного рода. Его отправили проиндексировать некоторые запчасти к системам корабля, ещё не распакованные и хранившиеся на судовом складе. Индексация не заняла много времени, но на обратном пути из ангара Алексей заметил под лестницей худощавую фигуру турианки.

Сколько времени она просидела здесь, сказать было сложно, но, по всей видимости, вполне бы смогла просидеть ещё столько же. И не сказать, что появление человека её сильно обрадовало.

— Здорово! — Алексей опустился на соседний ящик.

Она буркнула нечто, похожее на приветствие. С ней следовало поговорить ещё вчера, но не сложилось. Возможно, стоит наверстать упущенное. Вот только с чего начать?

— Как нога?

Турианка посмотрела на него угрюмо и печально, словно его вмешательство могло ещё больше испачкать то, что и так уже было безнадёжно замарано.

— Это меньшее из моих зол на сегодня.

— Слушай, ты извини, что мы тебя вчера все оставили. Нехорошо получилось...

— О чём ты?

— О твоих проблемах со службой, начальством, вынужденным уходом, о чести...

— Откуда тебе всё это известно? — резко прервала его Беатара.

— Вчера Арданис рассказал. Но ты его не вини: у него не было выбора, — Алексей многозначительно поднял брови.

— Мр-гр-рау... — протянула гортанно женщина. — Как же люди любят совать свой длинный нос, куда не следует.

— Есть такой момент. Но жизнь — штука сложная. Никогда не знаешь, что тебе пригодится за следующим её поворотом.

Прищёлкнув мандибулами, Беатара нервно хихикнула.

— Сказал бы мне кто-нибудь полгода назад, что наёмник-человек будет вести со мной разговоры на философские темы, на турианском корабле, с азарийской командой, где я буду пребывать в статусе полноправного дезертира — пристрелила бы на месте.

Алексей потёр переносицу, стараясь сдержаться, чтобы не отпустить пошлую шутку. Она просилась на язык, но была сейчас явно не к месту, да и провоцировать и без того подавленную турианку не хотелось. Вместо этого, он попытался успокоить её.

— Ты слишком строга к себе. Возможно, всё не так уж и плохо. Ведь, что бы ты там не говорила и не думала, чести своей ты нисколько не уронила. Тебя заставили пойти на подобный шаг. И сделан он тобой из благих побуждений, без малейшей личной корысти или злого умысла. Ты ведь сожалеешь, что не можешь найти иного пути, искренне сожалеешь. Так в чём же тут бесчестье?

— Вам, людям, этого не понять.

Ну, ещё бы. Да ещё каким небрежным тоном сказано. Ответ стандартный и банальный. "Вам не понять..." — так с высоты прожитых лет разговаривают с подростками, которые пытаются делать первые взрослые шаги, бегают, суетятся, надоедают своими мелкими проблемами, часто создают взрослым проблемы большие. А когда начинают задавать вопросы и стараться вникнуть в логику, неизменно получают в ответ избитое "вам не понять". Ещё оставалось только добавить: "Не доросли пока..." Шевельнулась обида:

— Почему? Для нас честь тоже не пустой звук.

— Это другое, — Беатара дёрнула подбородком вверх. — Мы живём ради общества, мы служим ему, мы всегда стараемся выполнять возложенное на нас.

— Согласен, — развёл руками Алексей, — мы гораздо более разгильдяистые и безответственные, чем вы. Но в понятиях о чести мы похожи намного больше, чем тебе кажется.

А ведь он действительно не понимал. Не понимал в силу такой же "подростковой" самоуверенности, что он готов уже к пониманию всего, чего угодно. Не понимал, насколько абсолютными могут быть принципы и убеждения. И насколько катастрофичным может казаться преступление через них.

— Честь, — Беатара говорила, словно пела песню, — следовать закону Иерархии, блюсти и защищать её интересы и интересы общества, отдавать ей себя всего без остатка, не прося взамен ничего, стоять на страже её и оберегать от малейшей угрозы, внешней или внутренней, подходить со всей ответственностью к решению возложенных на тебя задач.

— Тогда ты, тем более, не преступила законов чести, — Алексей уловил в её тезе нить, за которую можно было потянуть и вытащить её из этой безысходности.

— Я сама теперь вне закона, — фыркнула турианка.

— Закона государства, но не чести.

— Для нас это практически неразделимо.

Теперь, пожалуй, пора...

— Но ты оберегаешь Иерархию от внутренней угрозы, которую разглядеть всегда намного сложнее, чем внешнюю. Ты стоишь на страже её интересов, готова отдать за них, за неё всё, что имеешь, ничего не желая для себя. Так в чём же бесчестье?

Логично выстроено. Этому человеку, наверное, даже можно бы было поверить. Но в какой-то момент Беатара упрямо мотнула головой и отчеканила:

— Дезертирство оправдать нельзя.

Закралась ли искорка сомнения в её душу? Кто знает? Но в ней появилось ощущение растерянности. Странно... Зачем ему вообще пришло в голову тратить время на решение столь сложных и запутанных внутриличностных конфликтов турианцев? Возможно, всего лишь потому, что он вчера, после сказанного Арданисом, уловил в ней родственную себе по злоключениям душу. Ведь и его когда-то предали те, кому он верил безгранично, а после спасли совершенно посторонние и чужие люди, некоторые впоследствии превратившиеся из злейших врагов в друзей.

— Смотрю, тебе нравится философствовать, — отвлекла его от воспоминаний Беатара. — Совсем как азари.

Действительно снайпер и хороший наблюдатель.

— Ну, в этом есть некоторый резон: я учился среди азари около двух лет, — пояснил Алексей.

Турианка удивлённо склонила голову вбок.

— Азари обучали человека-биотика? С чего бы?

— Совместный научный проект по изучению человеческих возможностей и способностей к биотике. Я принимал в нём участие, как испытуемый. Они меня изучали и, одновременно, учили. Таков был договор, — Алексей поджал губы и переменил тему, вернувшись к прежней: — Ладно, если ты не хочешь принимать более логичный, на мой взгляд, первый вариант, вот тебе второй: да, пусть ты теперь обесчещена. Тогда твоя честь — цена справедливости, которой ты добиваешься. Так тебя больше устраивает?

Её не устраивало ничто из предложенного, но второе было более понятно. Значит, ей оставалось только смириться.

Двумя палубами выше разворачивались события иного рода. Видимо, Джанек специально отслеживал, когда проснётся Арданис, потому что едва тот появился в холле, как возле него нарисовался саларианец.

— Чи`накса (7)! Арданис, какого...? — Джанек матерился относительно редко и явно пребывал не в самом лучшем расположении духа, а потому турианец догадался, что уготованная ему выволочка всего лишь прервана на несколько часов, но далеко не закончена.

Джанек продолжал:

— Ты знаешь, что у нас на хвосте чуть не повисла половина полиции Иллиума? По твоей милости.

— Что ещё случилось? — со стороны камбуза появились Феразия, Ник и Таира: они вышли из узкого прохода между помещением камбуза и внешней переборкой, который вёл к системе жизнеобеспечения.

— У меня уничтожен один из хостов на Омеге, — пояснил Джанек.

— А при чём здесь Арданис? — не поняла Феразия.

— А кто у меня брал программу, а потом закидал сервер запросами?

— Я очень нервничал, — оправдывался Арданис. У него уже не было сил отбиваться. Единственное, что оставалось — признавать в содеянном дальше и давать показания. — Боялся, что не получится. Ещё регистрацию задержали.

— Ламер, — сердито буркнул Джанек. — В своё время я за подобное крепко получил по голове. Но, это ладно. Объясни мне, зачем надо было двадцать раз запрашивать, началась регистрация или нет? Двух-трёх запросов вполне бы хватило. Излишняя суета вызвала подозрение. Следователи добрались до промежуточного хоста. Хост самоликвидировался: сработала система обнаружения атак. Бедный юзер: кому-то придётся покупать новое железо. А мне — заводить новый хост.

— Но нас не вычислят? — спросила Феразия. Она быстро уловила в торопливой речи саларианца основную причину его возмущения и вероятную угрозу для всей команды.

— Нет. Поскольку адрес хоста — Омега, там все следы и обрываются. Разве можно хоть что-то найти в местной сети?..

— Хорошо, — она облегчённо вздохнула. Не хватало им сейчас ещё проблем с азарийской полицией. — Арданис, в следующий раз советуйся с нами, прежде чем что-либо сделать. Ясно?

Вот здесь он уже был виноват, и Феразия вполне имела право на пару ласковых.

— Да, командир.

— Ещё один такой финт — и я отстраню тебя от полётов на неопределённый срок.

— Да, командир.

"Отстранить от полётов" — таков был вынесенный ему вердикт, когда он устроил драку с командиром эскадрильи. Драка была по делу, но не по правилам, а худшего приговора для пилота придумать было сложно. Но удалось найти себя на новом поприще, да и физиономию он тогда майору знатно начистил.

На Иллиуме они стояли менее суток. Перезарядка, дозаправка, пополнение запасов — и "Амальтея" снова вышла в путь, теперь уже к Порогу Валхаллы. Вот только целью теперь была маленькая система из четырёх планет и жёлтой звезды, не имевшей в звёздных атласах даже собственного названия, а только лишь порядковый номер. Систему обнаружили случайно чуть более ста лет назад. Вторая планета, влажная и тёплая, с богатой флорой и фауной сразу вошла в категорию "сад", но из-за своей удалённости до сих пор не была тронута колонистами. Даже пиратские корабли здесь оказывались лишь случаем. Тем не менее, отдых здесь был великолепен и сравним с "отпуском" — с перелётами и самим пикником выходило почти три недели полной свободы, тишины и покоя, которых были лишены освоенные миры.

Однако сейчас они направлялись туда по другой причине: хоронить друга. Феразия не забыла их с Ноалой разговора перед последней миссией и, не имея возможности вернуть её тело на родной Эсан, решила привезти его сюда.

В ангаре стало больше одним узким, высоким ящиком, закреплённым в стороне от прочих. Погребальные конторы всегда готовы предоставить заказчику услуги любого рода, и всё необходимое для кремации в любой точке Галактики не было чем-то из ряда вон выходящим.

Неделя на перелёт, которой хватило, чтобы накал эмоций пошёл на спад и команда "Амальтеи" стала привыкать к произошедшим переменам. Неделя непривычного безмолвия, покоя и какого-то эмоционального и физического оглушения. Экипаж залечивал раны, душевные и телесные. Телесные затягиваются быстрее, но и на душевные успела лечь запёкшаяся корочка, пока ещё нежная, но достаточная, чтобы под ней начала расти новая "ткань", не такая совершенная как первозданная — заметно туже и жёще, — но необходимая, чтобы остановить истечение жизненной силы и дать душе возможность жить дальше.

Сейчас Феразия проводила много времени с Таирой, изливая накопившееся и наболевшее. Та слушала внимательно и старалась помочь, чем могла, распутывая объективные и надуманные доводы и мотивации командира.

— Ты не понимаешь, эта очередь предназначалась мне, а не ей, — когда сидишь в медотсеке наедине с врачом, не стесняешься высказывать любые идеи и предположения. И Феразия говорила, чтобы прогнать боль, чтобы её поняли и, почему-то, простили.

— С чего тебе могло придти подобное в голову? — Таира ошарашено глядела на Феразию. Иногда командир выдавала фразы, дикие на первый взгляд, но имевшие свои глубинные, потаённые причины.

— Я чувствую. Если бы меня не ранили тогда, в первых рядах в этом проклятом гроте оказалась бы я.

Когда из уст Феразии звучало "я чувствую", к её словам имело смысл прислушиваться. Это происходило не так уж часто, но предчувствие почти всегда себя оправдывало. Старавшаяся всему найти логичное объяснение Таира внутренне признавала подобные иррациональные вещи, но крайне редко показывала, что признаёт.

— Нам не дано знать, какие у судьбы планы на каждого из нас, — возразила она.

Действительно не дано. Сколько раз Феразия имела шанс в том убедиться. Два с половиной века назад она искрене считала, что её судьба решена и дорога выбрана окончательно и бесповоротно, как вдруг всё рухнуло за одну ночь. Ночь, когда её руки обагрились кровью трёх жертв: совсем молоденькой азари, не достигшей и восьмидесятилетнего возраста, матери, пытавшейся защитить своё единственное дитя, и... её, Феразии, жены, пришедшей тогда удержать любимую супругу от рокового шага. Они погибли все. Осознание содеянного пришло слишком поздно.

А дальше — дни для медитации, проведённые вместо оной в слезах, непостижимый, невозможный отказ от окончательно намеченной стези, негодование старших, крушение всего её мира — и абсолютная пустота, пришедшая на смену.

Феразия была на грани, когда подошла помощь в лице старой знакомой их семьи. Этита подсказала, куда направить помышления и силы, подсказала идею "Аквамаринового Всполоха", а Ноала — бывшая десантница, шустрая и острая на язык, с которой Феразия познакомилась незадолго до этого — здорово помогла в её реализации и одной из первых присоединилась к команде. И для Феразии это стало спасением. Она справилась, смогла наладить новую жизнь, но не смогла простить себя, спрятала подробности от всех, кто приходил в команду и запретила Ноале кому бы то ни было рассказывать о прошлом. Теперь оборвалась и эта последняя ниточка. Теперь её тайну придётся хранить в одиночестве. Да, оставались соратники, друзья, но они не знали ничего: Феразия никогда не распространялась о том, что было до "Всполоха". Не расскажет и теперь.

Таира догадывалась, что у неё есть веские причины молчать, но добиться откровенности не смогла.

Вечер выдался спокойным и тёплым. В отсутствие ветра море едва трепетало от мелкой ряби и мелких волн, с шипением накатывавшихся на песок. Закат был только что, и небо полыхало багряно-красным цветом, отражаясь от зеркала воды и сливаясь с ним в единый огненный океан.

Вот здесь они гуляли в их последний прилёт сюда. Высокий утёс, узкая, едва заметная, стёжка, ведущая от его вершины к густому влажному лесу, вернее к крошечной ложбинке, окружённой высокими кустами и устланной ковром из мелких цветов. Сюда доносился шум волн, а по кустам стрекотали насекомые.

Теперь посреди полянки стояла конструкция из резных листов дерева, снизу обложенных местными крупными камнями-окатышами и напоминавших резьбой переплетенные сучья. Тело Ноалы лежало поверх неё, облачённое в броню, чуть прикрытое цветами и зелёными ветками. Азари попрощались с подругой, потом подошли люди, Арданис, Дэран. Брант, Джанек и Беатара стояли чуть в стороне.

Последней подошла Феразия. Она принесла с собой винтовку покойной, вычищенную, отлаженную, хоть сейчас готовую к стрельбе. Развернула винтовку в боевое состояние и вложила Ноале в руки, накрыла их ладонью, задержалась взглядом на её спокойном, неподвижном лице. Потом она смахнула с её брони мелки соринки и, нажав на искусно скрытую среди резьбы пластину, сделала несколько шагов назад. Послышался тихий свистящий гул — и костёр мгновенно оказался охвачен пламенем.

Феразия, стоявшая в одиночестве и так близко, насколько это позволял жар костра, опустилась на одно колено, склонила голову и зашептала слова, из которых единственное, что донеслось до остальных — имя Атаме. Закончив молитву, она поднялась и осталась неподвижно стоять до тех пор, пока костёр не угас.