Недоучка

"Наследник Поттер приветствует Наследника Малфоя и имеет кое-что сказать по существу.

Малфой, ты если где умных слов нахватался, сперва выучи, что они означают, а то позорище выйдет. Рандеву — это любовная встреча, понимаешь, любовная! Я не пойду с тобой на свидание! Мирские дела его тяготят, видите ли! Ты когда успел постриг принять, а? А "токмо" — просторечное, даже плебейское выражение, юному аристократу вроде тебя не пристало употреблять его в официальной переписке.

Ладно, к делу. Я красиво говорить не обучен, так что просто скажу тебе: бросай ты это гиблое дело, всякому гостеприимству есть предел. Отдыхать тоже надо. Я тут в Лондон собираюсь по делам, давай встретимся, как подобает Наследникам, поговорим о своём, прогуляемся. Уж как-нибудь потерпят твои гости несколько часов. Как тебе такая идея?

Как свеча греет, но не сжигает сие послание, так моё расположение к тебе не ведает преград.

С наилучшими пожеланиями, Г. П."

Приписку я написал проверенным временем классическим способом: молоком, для чего пришлсоь опять красться в кухню и потрошить холодильник. Благо, перья у меня были, а то с шариковой ручкой я бы намучился! Она была короткой и совершенно некуртуазной:

"Аврорат? Или дедуля воду мутит? Приходи на встречу, обмозгуем"

С чего мне помогать Малфою, я и сам понять не мог. Не хотел ведь никуда вмешиваться. Но, если уж по-честному, он ко мне относился вполне доброжелательно, делился ценной информацией и даже в гости вон пригласил. Не могу же я вовсе обходиться без общества! Это попахивает чёрной неблагодарностью, а неблагодарным я быть не хотел.

Отдохнувшая сова охотно позволила мне привязать письмо к лапе и покинула дом. Я же, беспощадно разбуженный её визитом в несусветную рань, но слишком, как мне казалось, взволнованный, чтобы уснуть, рухнул в кровать, чтобы хоть поваляться, но незаметно для себя задремал.

Утром дядя старательно начистил ботинки, носовым платком любовно вытер несуществующую пыль с фар своего обожаемого автомобиля (ещё бы не воображаемую — я намывал эту машину половину вчерашнего дня, и дядя каждый раз находил, к чему придраться!), уселся за руль и укатил куда-то с чрезвычайно важным видом, а тётя, вставшая едва ли не затемно, развила бурную деятельность, немилосердно гоняя меня по всё новым и новым поручениям. Что послужило причиной такого ажиотажа, мне сообщить не посчитали необходимым, но загадка разрешилась очень скоро: к обеду дядя вернулся, а на переднем сиденье сидел лопающийся от гордости Дурсль-младший. Тётя турнула меня с кухни, велев уйти наверх и не путаться под ногами, а сама бросилась на улицу. Из окна я видел, как она, добежав, обнимает только-только вылезшего из машины сына, воркуя над ним по неистребимой материнской привычке, как он отмахивается от её нежностей, а отец рядом горделиво топорщит усы, сложив руки под объёмистым животом. Наобнимавшись, семейство двинулось к дому, а я счёл нужным убраться к себе, как мне и велели. Ни к чему портить тёте радость от возвращения сына.

К обеду мне, к счастью, разрешили спуститься. Дадли вовсю расписывал, как здорово было на сборах, как он всех победил, и как его тренер мистер Стивенсон даже ставил его в пример прочим мальчишкам. Тётя слушала любимого сыночка с упоением, подперев щёку рукой и забывая даже жевать. Дядя не забывал, но лучился тем же экстатическим восторгом. Я скромно поглощал свою порцию, бессловесный статист на этом празднике жизни. Да от меня и не ждали другого: взятый из милости подкидыш должен был быть всю жизнь благодарен уже за то, что ему позволили скромно притулиться в углу и наслаждаться картинками чужой красивой жизни.

Урод Дамблдор. Какой же гнусный, расчётливый моральный урод, зла на него не хватает! Намеренно ли, инстинктивно ли желая наказать навязанного ребёнка за перекособоченную жизнь, Дурсли переходили все границы в слепом обожании сына, демонстративно балуя его на глазах у племянника. Вели бы они себя так же, не будь у них под боком привычного зрителя? Они ведь даже не задумывались о том, какой колоссальный вред наносят собственному ребёнку — и избалованностью, и показательным пренебрежением к его двоюродномому брату, — и как их собственная психика раз за разом возводит всё новые барьеры, пытаясь оправдать очевидно несправедливое, некрасивое, неэтичное отношение к приёмному ребёнку — всецело зависимому от них и уж точно не виноватому в том, что с ним случилось, существу.

Завидовал ли я Дадли? Реальный Поттер, скорее всего, завидовал. Он был ребёнком и наверняка страдал от очевидной своей ненужности приёмной семье. Я же был взрослым, состоявшимся мужчиной, и обижаться на такое мне было бы попросту нелепо. Но я в очередной раз твёрдо убедился: от Дурслей мне необходимо было съехать как можно скорее. Быть может, избавившись от вечной обузы в виде ненормального племянника, они сумеют наладить свою жизнь и потихоньку исправить огрехи в воспитании единственного сына. Правда, желаемую девочку тётя вряд ли уже сможет родить, и дело не только в возрасте: Дадли не потерпит конкурентов.

Всё когда-нибудь кончается, кончился и щедро сдобренный сиропом семейных ценностей обед. Тётя осталась мыть посуду, а меня отправила в сад — полоть дорожки, где и нашёл меня — ещё одни свободные уши, на которые можно излить фонтан похвальбы, — Дадли.

К своему удивлению, я был почти рад видеть кузена. Он был островком стабильности в этом сумасшедшем мире, и хотя здорово похудел с нашей последней встречи, но остался всё тем же вредным и несносным подростком, которого я помнил, избалованным до чрезвычайности. Первым делом он похвастался мне новенькими боксёрскими перчатками (он частенько любил так делать, видимо, чтобы заставить меня завидовать. Подозреваю, эта привычка была у него с раннего детства, но память Гарри так и не проснулась во мне, так что я мог только строить предположения), потом небрежно заметил, что стал чемпионом округа по боксу среди юниоров в своём весе, и в конце со смесью страха и запретного любопытства поинтересовался, как мне учится в моей "ненормальной школе".

-Увы, мои школьные будни не столь радужны, — хмыкнул я. — Меня всего-то чуть не сожрал василиск... Это такая здоровенная змеюка размером примерно с поезд метро.

-Врёшь! — уверенно бухнул он.

-Да если бы... — я кратенько пересказал ему эпопею с василиском.

-Хорошо, что я нормальным родился! — выдал он. И тут же с жадным любопытством спросил: — А как оно... ну... окам... камен... ну, каменным быть?

-Да никак. Я даже понять ничего не успел: бежал по коридору, споткнулся, очнулся в больничном крыле... Одна радость, что директора после того случая сняли!

-У нас бы сняли тут же! — с затаённой гордостью сообщил Дадли. Собственно, гордиться тут было нечем, но он не мог не указать, что хоть что-то у него лучше, чем у меня. — А вы не могли заколдовать эту змеюку?

-Не могли, — сказал я. — Она же тоже магическая и древняя, как мамонт, говорят, ей не одна тысяча лет. С ней даже профессиональные ловцы не справились. А нас вообще учат какой-то ерунде: крыс в чашки превращать, мандрагоры пересаживать... Ни математики, ни языков, ни спорта толкового — ничего!

-Да ну, круто без математики!

-Это ты сейчас так думаешь. А вот представь, что тебе сказали: вот, Дадли, ты умеешь боксировать, так что будь любезен ближайшие семь лет только боксом заниматься. Не хочешь? Неинтересно? А тебя никто не спрашивает, родился с таким талантом — изволь перчатки на лапы — и в зал. Ты бы, может, физику хотел изучать или автомобили ремонтировать, но это никого не интересует. А через семь лет обнаруживается, что ты кроме бокса ничего не умеешь, а кругом сплошной семейный бизнес и кумовство, и работать тебе, в лучшем случае, подавальщиком полотенца на ринге, хотя ты боксёрскую школу с отличием окончил. Ну, может быть, пристроишься в лабораторию новые пропитки для перчаток изобретать, и то по знакомству, если повезло завести связи во время учёбы. Но так далеко не всем везёт... Там надо родиться, чтобы быть своим. Дамблдор совершил большую ошибку, отправив меня к вам. Я чувствую себя чужим и там, и тут, хотя кругом люди, которые наперебой утверждают, как любили и ценили моих родителей.

-Дамблдор? Это директор ваш? — уточнил он. Тема волшебства, хотя и была запретной (а точнее, именно потому, что была категорически запрещена) манила его чрезвычайно: я никогда не пытался причинить ему вред при помощи магии, поэтому Дадли не видел ничего опасного в простых разговорах. Разумеется, если рядом не было родителей: тех трясло от одного только упоминания волшебства. — А почему он?

-А кто его знает? Решил — и сделал. Он же типа величайший светлый волшебник столетия, кто ему указ?

-Какой ему в том прок?

-Наверное, чтобы я был сговорчивее.

-Ты ему что-то должен?

-Это он так считает. Должен кое-что. Убить бессмертного тёмного властелина.

-Чего-о? — кузен округлил глаза.

-Этот тёмный властелин моих маму и папу убил, а меня не смог. Дамблдор считает, что я обладаю некоторой властелиноустойчовостью. А значит, могу их, властелинов, распрекрасно убивать. Моё мнение в его расклады не вписывается.

-А чего он сам его не грохнет, раз такой могучий? — не понял Дадли.

-Не знаю. Видимо, великим светлым невместно марать руки. А вот детей для этого выращивать — за милую душу... Самое противное, что он растрепал по всему свету, что я якобы готовлюсь этого властелина прикончить, и теперь властелинские приспешники могут объявить на меня охоту. Короче, я не горю желанием туда возвращаться.

-Он совсем дурак? Даже если бы ты умел убивать властелинов, зачем выдавать тайну, пока ты мелкий?

-Опять же — не знаю. В этой истории столько дыр, что швейцарский сыр обзавидуется! На всякий случай я всем вру, что вы меня ненавидите и всячески издеваетесь. Ну, чтоб никто не попытался на меня через вас надавить... А по-хорошему, сваливать мне надо отсюда. Жаль только, что близких родственников у меня не осталось. И до совершеннолетия далеко. Но я что-нибудь обязательно придумаю!

Дадли покрутил лобастой башкой. Мои школьные проблемы дразнили его любопытство, как всякая запретная тайна, но не настолько, чтобы он всерьёз посочувствовал мне. То, что было для меня суровым испытанием, для него звучало страшной сказочкой, мало соотносящейся с реальностью.

-Ты чё, сбежать оттуда собрался? — наконец, выдал он.

-Хотелось бы, — буркнул я. — Знаешь ли, мало радости, когда за тобой гоняются голодные монстры, а среди самых отъявленных злодеев на тебя объявлена охота. А мне же как-то дальше учиться надо! Хорош я буду — без аттестата о среднем образовании. У них там ни колледжей, ни университетов, ничего! Походил в Хогвартс семь лет — и хватит. Тебе нереально повезло, что ты родился в обычной семье и ходишь в нормальную школу.

Дадли приосанился. Грубая лесть, на которую так падко было его простое сердце, смягчила его крутой норов.

-Ну, ты и влип, — констатировал он. — Зато предки мозг не выносят — учёба, колледж...

-Никакой разницы, — я пожал плечами. — Выносят экзаменами — после пятого курса, после седьмого... Тут твои родители ненавидят магию и наказывали меня за её проявления, а там моего однокурсника родной дядя в окно выкинул за то, что магии в нём нет. И никто ему и слова не сказал.

-И что? — с жадным любопытством спросил кузен, предвкушая кровавые подробности.

-Ничего. У самой земли магия проснулась, и он отскочил, как мячик.

-А если бы нет?

-Не знаю. Многие чистокровные семьи считают сквибов позором рода и стараются от них избавиться. И ничего им за это не бывает. В общем, тут жить гораздо безопаснее и, честно говоря, интереснее. Бытовые заклинания — удобная штука, не поспоришь, но в нормальном мире куда больше возможностей достичь положения в обществе, получить нормальную работу, в общем, состояться в жизни.

Кузен скривился. Понятное дело, сейчас ему гораздо интереснее махать кулаками на ринге или залипать в приставку, а не думать о будущем и готовиться к взрослой жизни. Может, он даже мнит себя крутым профессиональным боксёром, кто его знает. Хотя отец намерен передать ему фирму, я слышал, как они обсуждали это с тётей. Что ж, это их жизнь, их дело.

Мне бы со своими проблемами разобраться.

Лето катилось своим чередом. Совы от младшего Малфоя всё не было, но я не слишком переживал: обыски — дело такое, увлекательное. Вряд ли у белобрысого семейства есть время на что-то ещё. Сдаётся мне, что повышенное внимание со стороны органов правопорядка было лишь способом потрепать Малфоям нервы. Всё, что там могли найти, наверняка давно спрятано туда, куда ни одно старое семейство посторонник не то что не пустит, — оные посторонние и догадаться не должны, что такое место вообще существует! Драко как-то рассказывал мне про семейные схроны, ясное дело, без особых подробностей, но я всё равно впечатлился. Не всякий банк обладает такой защитой!

Знать бы ещё, что ищут. Не те нынче времена, чтобы вот так запросто врываться в дома мирных граждан, особенно если глава семьи — председатель Попечительского совета школы. Мирное время требует вежливого обращения с подозреваемыми. Небось, когда чокнутый домовик у меня дома чудил, никто у Малфоев комоды не выворачивал, Драко непременно бы сказал. Что ж такого авроры накопали на Малфоя-старшего?..

Тётя всё ещё молчала. Единственное, чем она дала понять, что помнит о прошедшем нелёгком разговоре, это убедительная просьба не впутывать в моё противостояние с бывшим директором Вернона и Дадли. Видимо, сама тётя не отказалась бы впутаться и от души наплевать ему в бесстыжие очи. И даже волшебные очки бывшего директора не спасли бы. Я сильно надеялся, что с утратой кресла Дамблдор подрастерял часть возможностей, да хотя бы без спросу вламываться в дома учеников ему сейчас должно быть запрещено! Но... Это же Дамблдор! С него станется и без разрешения сюда заявиться и опять удариться в свои фокусы. Какой всё-таки упёртый и вредный старик. Из той категории, что свято уверены в собственной разумности и скудоумии всех остальных людей поголовно. Я таких ещё в прошлой жизни терпеть не мог, у меня родной дед такой был. По наблюдениям, гениальность этих упрямцев только в их воображении и существует, зато гонору... С другой стороны, юридически он мне никто, и я имею полное право вызвать авроров и попросить избавить меня от его навязчивого внимания.

Но время шло, а незваные гости не спешили нарушать мой покой. Не знаю, тётя ли поговорила с дядей и сыном, остатки колдовства не выветрились, или звёзды так встали, но меня особо не дёргали. Как-никак они десять месяцев в году живут своей жизнью, а я у них в гостях, так что следует как можно меньше докучать хозяевам своим присутствием. Вопрос об отделении настырно маячил на краю сознания и не желал уходить. Чем дальше, тем меньше мне хотелось находиться в доме моих родственников.

К нам внезапно зачастила старушка-кошатница из соседнего дома. Тётя, не слишком любившая соседку (бабка была весьма склочной, а её кошки гадили у тёти на газоне и валялись на клумбах, чем вызывали тётину священную ярость), всё же вынуждена была принимать её в доме: та слыла записной сплетницей и в два счёта могла утопить репутацию кого угодно. Но когда она повадилась напрашиваться в гости чуть ли не каждый день, тётя всерьёз задумалась, как отказать ей от дома.