Анохен (цикл "Огонь и Лед")

К сожалению, прочувственное шипение пробудило в девушке только лишь истеричный смешок.

— И это все, что ты можешь мне сказать? — возмущение в ее голосе могло бы поспорить и со злобой, коей полыхал некромант. — А где "Как я рад тебя видеть"? Где цветы?! Где умильно пущенная слеза?!

Змей внимательно посмотрел на девушку, споренько отодвигающуюся подальше от прутьев и замирающую посреди клетки этаким возмущенным тушканчиком. И чем дольше смотрел парень на ненаглядную и обожаемую "супругу", тем больше желание придушить потом, сменялось катастрофической необходимостью сделать это СЕЙЧАС. Причем, способы умерщвления с каждым разом становились все изощреннее и изощреннее. Эх, в палачи пойти что ли?!

— Это все что я могу тебе сказать?! ЭТО ВСЕ ЧТО Я МОГУ ТЕБЕ СКАЗАТЬ?! ПРИДУШУ! — даро удалось рявкнуть это так, что тигр бухнулся на пятую точку и обалдело воззрился на своего соседа. Зверь явно не понимал, зачем так орать, но, во имя мужской солидарности, согласно рыкнул. Дрогнули прутья решеток. Некромант, как раз мысленно отдиравший кое-кому крылья, набрал побольше воздуха и выдал все свое отношение к одной конкретной особе, чьи предки, безусловно, любили грешить со всем что движется, не забыв, разумеется, довести до сведенья самой особы что же из всего этого вышло.

Не помогло! Змей, чувствуя что вполне готов своротить и путы, и решетки, что бы вцепится кое в чью продолжающую хихикающую физиономию и спасти мир от столь ужасного проклятья, мысленно отдирал от этого кого-то уже хвост. Как это было бы чудесно! Прекрасно! Восхитительно! — Будут тебе цветы! На могилку. Дай только выбраться отсюда! Гррррр!

Даро, краем сознания осознавая острую необходимость хоть что-то сделать, для того, что бы начать соображать, с яростью потер о плече свою многострадальную щеку. И получил таки несказанное удовольствие хоть такого материального выражения своей ярости, как кровь (как бы было чудесно — просто замечательно! — если бы она еще была не его собственной!). Даже видение садистки расчлененного хладного тела на полу несколько померкло, хотя, чего греха таить, не стало менее желанным. Парень пару раз глубоко вздохнул.

— А теперь ты популярно объяснишь мне как и за каким мракобесом ты тут оказалась, — бешено осведомился Змей, начиная, впрочем, хоть немного соображать (все соображения почему-то мысленно выражались исключительно в нецензурной форме и с применением тяжелых предметов), — а потом, как послушная девочка, попробуешь протиснуться сквозь прутья и дай тебе Великий Огонь, что бы у тебя получилось! Потому как иначе... — Даро с охотой выдал все свои соображения на этот счет, не страдая, впрочем, особой логичностью и последовательностью.

Ну как, скажите на милость, можно сперва утопить, потом четвертовать а потом заживо изжарить на костре?! Зато это оказало необходимое действо. Некромант перевел дух, торкнулся о решетку еще раз и выжидательно воззрился на "тушканчика".

Летунья.

Луннария демонстративно прочистила пальчиком ушко, с любопытством выслушивая всю долгую и интересную речь Змея. Познавательно... Вон, даже тигр оценил всю изысканную велеречивость Змеевского слога и по праву признал его глубокий словарный запас. А между тем... какая кровожадность, фи! И вот ради этого рыжего мерзавца она, как последняя дурра (действительно, дурра), летела следом? М-да... какая-то часть сознания на`аши начинало понимать всю кошмарность сложившейся ситуации, но допонимать ей не дали. Легкая злоба, прогрессирующая со времени отлета, нарастала в геометрической прогрессии и срочно требовала выхода. Хоть в нервном хихиканьи, хоть в чем-то ещё...

Тушканчик оказался не только самодовольным, но и немного истерично-настроенным. Правда, истерика была тщательно скрываема и выдавалась мелкими порциями в виде милой улыбки и нехорошим сиянием в суженных глазах. Белесым таким, с каким-то прохладным ветерком вокруг.

— За каким? Так, мимо пролетала, решила взглянуть на столь дивный город, о котором столько всего слышала. А что? Нельзя? — её тихий и спокойно-хрипловатый голос звучал в великолепном контрасте рядом с громким, пронзительным, Змеевым. — И протискиваться я никуда не собираюсь, я только пришла, на экскурсию можно сказать ... — демонстративно скрестив руки на груди, на`аша уставилась куда-то в сторону, часто моргая, и как будто в сторону, и совсем не даро: — Да, знаешь, что, я требую объяснений. Тебя внезапно "похищают", а ты даже не считаешь нужным сообщить, куда и зачем. Это раз. Как будто назло, ты поручаешь какому-то типу, чтобы он с бухты-барахты присмотрел за мной, опять же не спросив моего согласия. Это два. И наконец... — глаза гневно-ехидно блеснули, — ...неужели ты так наивно надеялся, что я последую хоть какому-то из твоих советов-указаний? — прозвучала компактная речь по-детски, чего уж говорить. Но это были единственные пришедшие на ум оправдания.

Что еще она могла сказать? Полетела вслед за Змеем из чистого любопытства? Вредности? Или еще чего хуже, из-за того, что...

Этот парази смотрел-смотрел, слушал-слушал и... расхохотался! Постоянство и последовательность — качества, похоже, совсем не знакомые этому типу. А какое лучше всего средство для снятия напряжения? Правильно, смех! Тигр, окончательно сбитый с толку логичностью обоих двуногих, удалился на дальний край клетки. Кончик хвоста огромной кошки недовольно стегал туда-сюда, а на морде зверя было написано стойкое "Я с такими психами не общаюсь!". Увидев это, парень снова разразился приступом неистового веселья — искреннего и до того заразительного, что даже сосед не счел нужным обидится и с явным любопытством наблюдал, как ненормальный двуногий сдавленно то ли хрипит, толи стонет, уткнувшись лбом в железный прут решетки. Лунна не отставала от зверя, даже с некоторым исследовательским интересом поглядывая на заходящегося даро — а ну как, загнется от смеха?

— Ах! — Первые признаки осознанной речи заставили подобраться и тщательно прислушаться. — Так ты просто волновалась за такого красивого, гениального и удивительного мерзавца, как я?! — быстренько объединил некромант все три причины в одну и — безусловно — самую приятную, — Неужели ты ко мне не равнодушна?! Хотя... Чего тут удивительного?! Где же еще найдешь такое необыкновенное существо, как я!

От такого нахальства девушка вспыхнула, как маков цвет, отворачиваясь и гневно сопя. Да что он о себе возомнил! Она? К нему?! Неравнодушна!?! К этому самодовольному рыжему хаму, у которого явный непорядок с головой?!?!

Признаваться самой себе, что в этих словах драконья доля истины не хотелось вовсе.

— О, да... как же я могла бы устоять перед твоими чарами! — попыталась вложить как можно больше сарказма в голос, буркнула себе под нос Лунна, убеждая скорее саму себя. Это выходило плохо, мерзавец как-то слишком внимательно вглядывался в ее лицо, странно сверкая зелеными глазищами и словно что-то выискивая во внешности этакое.

Вероятно, нашел. Ибо, радостно щелкнув бусами в волосах, ехидно продолжил с самой самодовольнейшей из своих физий:

— Говоришь, что следовать моим советам ты НЕ собираешься? — вкрадчивым голосочком, явно что-то задумав, — Ни одному? Совсем-совсем? Что ж, я так и думал! И вот это моя ненаглядная супруга?! Как, КАК, я мог в ней так ошибиться! Оставайся же в своей клетке, дорогая — я СОВЕТУЮ тебе это. Ведь где-то там уже ждет усладу своей жизни какой-нибудь богач! Ах, ты разбила мне сердце!

— Псих, — трагично констатировала девушка, подпирая щеку рукой.

Что-то кольнуло кожу запястья, вынуждая удивленно потереть раздраженное место. И обнаружить, что на запястье что-то как раз есть... Ах, верно... мы же подобрали этот странный амулет...

Пока Змей вдохновлено хихикал изображая "разбитое сердце", катаясь в своей клетке, девушка осторожно сняла талисман (или что там это...) с руки и с целеустремленным видом поползла к прутьям клетки, заставляя некроманта если не заткнуться, то хотя бы заинтересованно скоситься.

— Чуть не забыла... это твое? — протянуть безразличным тоном, протягивая, держа за шнурок пальцами. Волосы забавно закачались...

И тот час даро словно подменили. Переход же из сидячего состояния вышел незаметным, поза из расслабленной стала подобранной, словно у пса, почувствовавшего дичь. Парень как завороженный смотрел на амулет, отслеживая каждое его покачивание в нетвердой руке. А потом так же на корточках добрался до решетки, огораживающей его клетку от "квартирки" Летуньи.

— Отдай. Ты и понятия не имеешь, что это такое, — страшноватая серьезность словно выжгла былое веселье. — И все-таки выметайся отсюда, если получится. За мной скоро придут, сам я вылезти не сумею. И за тобой приглядывать не смогу. Если попадешь в рабство, ты подохнешь там, учти. Так что хвост в зубы и вперед!

— Ты прав, я и понятия не имею, ЧТО это такое, — глупо было спорить с правдой в этом случае, вот Летунья и не спорила, почти впритык подобравшись к прутьям и едва ли не упираясь в них длинным кончиком носа. — Но ты прав не во всем. Я. Одна. Никуда. Отсюда. Не. Уйду. — переложив амулет на раскрытую ладонь, на`аша протянула его Змею (вот только как он его забирать сам собрался, зубами?). — Сам ты не вылезешь, верно. Но я ведь могу помочь, — опереться одной рукой на прутья: металл вокруг кожи на`аши покрылся взметнувшимися вверх побегами инея. — К тому же, подумай, даже если мне удастся сбежать из этой клетки, даже если мне удастся выбраться из этой тюрьмы... я ведь не найду дороги назад и притащат меня обратно в эту клетку буквально через несколько часов, и дай стихии, если притащат живой. Я не могу тебя бросить, едва найдя...

Пернатый Змей.

...А реакцию Летуньи, сравнявшуюся в цвете с вареным раком, мог бы не расшифровать только слепой, глухой и немой зомби.

Странно (ага, ну очень странно), но женский пол никогда не обделял рыжеволосого зубоскала и артиста своим вниманием. Более того, иногда парню всерьез казалась, что какой-то шутник пририсовал на его спине мишень. Это было приятно. Но, только заприметив в глазах дам характерный голодный огонек, Змей быстренько паковал вещички и давал такого деру, что только его и видели. Некромант привык охотиться сам, и терпеть не мог когда на него делают стойку. Особенно расфуфыренные самодовольные барышни с ногами от ушей и мозгами от вурдалака. Даро имели свои представления о красоте и — увы — ни одна из человеческих фотомоделей в них не вписывалась. Разве может быть красиво что-то однообразное? Разве можно любоваться толпами женщин с одинаковой фигурой, в одинаково модных платьях и с лицами, размалеванными так, что только дунь и штукатурка посыпается?!

Притащившаяся сюда следом за ним Летунья была другой. И, было бы глупо спорить с этим, красивой. Именно потому, что она не пыталась стать на кого-либо похожей. Она была... единственной.

Змей молчал, глядя на лежащий в раскрытой ладони девушки амулет.

Завозился в соседней конуре тигр. Внизу громко спорили о чем-то люди, попеременно переходя то на язык подгорного племени, то на эльфийский, то на человеческий-матерный. В клетках рычали, сопели, стучали когтями иные обитатели зверинца. Где-то журчала вода. Время медленно капало, но даро не торопился. Просто смотрел и молчал. Потому что иногда случаются в жизни моменты, когда все зависит от того, как и что ты скажешь.

Существа разумные. Некромант всегда, не понимая и не принимая, разбирался в них. Или нет, даже не разбирался, а обладал тем звериным чутьем, которое помогает дворняге безошибочно выбрать в толпе того человека, готового пожертвовать ей лакомый кусочек. Это было удобно. Это было прекрасно. Зная, что чувствуют к тебе другие создания, очень легко можно приручить их и... сделать полезными. Старый закон выживания в городе, где жизнь не стоит ни гроша.

Но Змей, выбравшись на поверхность, быстро понял, что у всякой медали есть обратная сторона. Увы, за чью-то привязанность платить приходится тебе. И вопрос всегда состоит в том: согласен ли ты делать это? Любое чувство можно обратить в ненависть — это гораздо проще всего. И не какой ответственности! Можно вот сейчас устроить что-нибудь этакое — обидеть, разозлить или посмеяться — и все быстренько вернется на круги своя.

Или не вернется?..

Некромант сощурил глаза, склонив голову на бок — крылатая завозилась, опустила голову, прикрыла глаза челкой. Лишь вспыхнувшие вновь скулы выдавали ее волнение.

Если бы кто-то сказал Змею, как он сейчас похож на тигра-соседа, парень бы только философски пожал плечами. А хищник, вероятно, обиженно рыкнул. Эта мысль странным образом развеселила парня — уж очень колоритно представилась недовольная звериная мордаля...

— Надевай амулет себе на шею и прячь под одежду, — даро, всего мгновение назад сидевший абсолютно неподвижно, резко развернулся. Крепко связанные за спиной руки почти вплотную уткнулись в подмороженные нервничающей девицей решетки. В конечном итоге, помощью, которую тебе предлагают от всей души, грех не воспользоваться. Ведь глупышка, хоть и по дурости, но ради несравненных нас сюда полезла. Это приятно, дракон тебя дери! Хотя и неожиданно... А Ваэри — что её дракон сожрал — можно разыскать и так! Или нехай прохлаждается в гареме какого-нибудь хана?... Парень хмыкнул и через плече поинтересовался, — А не пожалеешь потом, милая женушка? Ты точно хорошо подумала? Представь — такой гениальный мерзавец, гад и извращенец — снова на свободе!

Некромант, обернувшись, одарил непутевую спасительницу — Все равно дура! И кто просил лезть?! — улыбочкой, обещающей очень много всяких разных "приятных" моментов. А что!? Предупреждать всегда надо заранее, что бы потом с умным видом можно было покачать головой. Тигр, вероятно выражая свое согласие, что таких психов только в клетках держать и надо, поковырял лапой пол рядом с решеткой. Или ему тоже "квартирка" надоела?

Девушка явно встрепенулась, оживилась разулыбалась во все клыки, быстренько цепляя амулет на шею:

— Не волнуйся, дорогой! Ради шанса посмотреть на твою раздосадованную физию, я еще много чего сделать могу! А мир переживет такую трагедию... — Острый коготок слегка коснулся кожи, скользнул вверх, и путы, вцепившиеся в руки, исчезли. Некромант осторожно пошевелился. Затекшие конечности охотно сообщили, что работать они сегодня отказываются и требуют недельный отпуск...

... говорят, даро никогда и никого не любят, кроме себя. А еще говорят, что никто из них некогда не предаст хозяина, не поднимет на негу руку, не станет ценить кого-то, больше своего господина. Как же много пустых "никогда"...

... Попробовать-то можно?...

Летунья.

Пауза затягивалась. Лишь прирожденное упрямство и самообладание помогали держаться стойко и не давали так уж сильно трястись рукам.

Если бы кто-то пару месяцев, до падения Школы, сказал Таль, что ради одного-единственного человека (ну, почти человека), она полезет в какой-то там страшный подземный город, то получил бы в ответ издевательский смех. Не умела привязывать холодная левиафанка, друзей не имела, даже с однокурсниками сильно натянутые отношения были...