Анохен (цикл "Огонь и Лед")

...дальнейший путь к свету был коротким. Туннель, в отличии от озерной пещерки, оказался узким и низким настолько, что высокому парню приходилось пригибаться. Если бы кто-то нашел их тут, то это обернулось настоящей катастрофой — окружить в таком узком пространстве нельзя, это верно, но вот уж магией долбануть или огнем... Приходилось поторапливаться самому и спутницу нещадно подгонять тычками. Давай-ка, малыш, сейчас не место и не время для паники. Потом, ты, конечно, выскажешь все, что думаешь о некоторых пихающихся типах, но сейчас — двигайся. А то высказывать будет некому.

Но вот впереди показалась тонкая, испуганная полоска голубоватого света. Она падала на каменный пол немного впереди, обещая и скорый выход, и новые неприятности. Ну... Ты сам этого хотел, так что...

— А теперь некоторые сведенья из уклада жизни местного населения, — рыжеволосый за плечо придержал на`ашу на пол пути к вожделенному выходу и развернул к себе лицом. Бледная помятая физиономия с красными глазами (плакала? не может быть?!), ярко желтая то ли длинная рубашка, то ли короткое платье, все в порезах (ладно, что хоть без крови) из-под которой кокетливо выглядывают страшного вида штаны. А что? Очень даже оригинально. Может быть, это последний писк моды! Да! Новое направление: "Я — Пугало!". Даро сдавленно хрюкнул, но мужественно переборол как подступающий хохот, так и позывы своего разошедшегося воображения. Последнее, вероятно воодушевившись отказом, мигом изобразило толпу упырей, пожирающих кое-кого весьма интимными взглядами, и лютые морды упырих, страшно ревнующих своих благоверных к одной еще не совсем мертвой особе...— Не называй меня Змеем на людях, ясно? Вообще забудь, что у меня имя есть. Только "раб" или "даро". Не проси, а приказывай. Если выполняю — не благодари и не хвали. Воспринимай это как должное. Если что-то не устраивает — бей. Бить умеешь, я надеюсь?.. И вообще — ори и махай руками почаще. Запомнишь?...

Воспоминания... резкие, пробуждающиеся внезапно.

Такой ненависти просто не могло умещаться в одном живом существе! Даро, непривычно серьезный с глазами, сверкающими старой злобой и бешенством, мало походил на себя прежнего. От веселости не осталось и следа: слова были отрывистыми, а рука на плече девушки так и вовсе стала похожа на тиски. Это было даже не той яростью с цветистыми проклятьями и штудированием азбуки для палачей, памятной по счастливой встречи в зверинце. Тогда — все это не было серьезным. Теперь — он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО мог убить.

— Змей... — тихо, одними губами, прошептала девушка, широко раскрытыми глазами глядя на даро. Глазами, в которых плескался страх. Она даже не замечала боли, поселившейся в плече, лишь отстраненно подумав о новой "метке" на белой коже. Она смотрела в его глаза и не могла найти того, прежнего Змея... Этот Змей, этот взгляд вселяли в душу ужас. Ужас, отличный от того, в темноте, лишь тем, что тогда она боялась неизвестного, надуманного... Было нечто такое, отчего хотелось, не разбирая дороги кинуться обратно, в узкий туннель... или остаться, пытаясь понять. — Хорошо... — голова чуть-чуть опустилась, девушка посмотрела на каменный пол, — я запомню... я постараюсь запомнить...

К счастью, нечто во взгляде Летуньи, и в его собственных мыслях, заставило вдруг зажмурится и резко тряхнуть головой. А когда Змей снова посмотрел на девушку, наваждение уже успело развеяться без следа. Это был все тот же ехидный и любящий всякие шалости парень, что и обычно. Невесело хмыкнув, некромант разжал руку и снова подтолкнул ошарашенную Летунью вперед...

Сразу, прямо с ходу, они окунулись в океан тел одной из главных улиц города. После величавой темноты и тишины это поражало настолько, что стоило ущипнуть себя, что бы проверить реальность. Люди были везде и всюду — справа, слева, сзади, спереди. Казалось, они стоят друг на друге, если и во все не ходят по потолку, невидимому в вышине, и стенам. Нищие в обносках, купцы в дорогих заморских платьях, рабочие и слуги с грязными руками и лицами, домашние рабы, босые и полуголые, богачи в длинных расшитых золотом балахонах, стражники в душных кольчугах — все это толкалось, пихало и варилось вместе в одном шумном и чарующем котле. Пахло помоями и благовониями, откуда-то доносилась музыка, зазывали, спорили и торговались продавщицы с голосом, способным останавливать целые армии, рычали невидимые пока ездовые ящеры, силясь пропихнутся сквозь толпу. Где-то надрывался громким басом мужчина, предоставляющий всем желающим свою рабыню, "ласковую, как кошка, и сильную, как кобылица". Перебивая этот вопль, летел другой кличь — звонкоголосый мальчишка звал всех посмотреть на "диво дивное, чудо чудное", обещал зрелище, "которое они никогда не смогут забыть".

И всему этому живому потоку не было никакого дела до двух новых, впитавшихся в него тел.

Ненависть — тяжелая, пахнущая кровью, пронизанная острыми иголками давних предательств — отступила, затаилась где-то глубоко внутри. Только белесые глазки злобненько посверкивали. А ведь он мог бы её убить! Нет, не то что бы мир расстроился от такой сомнительной потери (Давайте посмотрим правде в лицо, нэ? Скорей уж забросал бы подарками от счастья, присвоил медаль и отлил золотой памятник в натуральную величину!), но... Эта дура сунулась сюда следом за ним, и, значит, надо вытащить её обратно и уже потом спокойно придушить. А не портить себе удовольствия раньше времени!... Некромант стремительно, не оборачиваясь, шел вперед...

...Но где-то там, куда не заглядывает наш разум, он знал и понимал, что никогда не сможет причинить вред этой настырной занозе. И другим не позволит!...

Летунья.

Пугающий, такой жуткий тоннель остался позади. Как и тот ужас, та пещера... и, к грусти, тот осколок нежности, который ей посчастливилось получить от даро... и посчастливилось ли? Все теперь еще больше запуталось...

А еще это "вживание в роль, стихии" его побери...

Она знала, что это будет трудно. Невозможно трудно — при всем своем нехорошем характере, Таль требовалось пересилить себя, чтобы стать именно такой, какая нужна была в данный момент. Вернее, таким... эгоистичным, капризным, не привыкшим к неподчинению, мелким истериком с манией величия. Что будет сложно еще и по той простой причине, что теперь к Змею придется обращаться в повелительном тоне... и абсолютно не считаться с другими...

Главное — не увлечься... ведь пороки, которые есть в каждом, выпущенные из клетки ой с какой неохотой пойдут обратно. Не хватало еще телепатически гадости какой набраться.

Хвост осторожно, словно нехотя, отпустил ногу даро, послушно втягиваясь внутрь и скромно маскируясь под обыкновенный ремень — все равно под импровизированным "платьем" не видать. Вскинув голову и пристально посмотрев на Змея, Летунья чуть посторонилась, позволяя парню открыть выход. Иначе, как она всерьез опасалась, она бы просто разрушила камень, легким движением руки превратив его в лед и осколки. И плевать на последствия, которые наверняка бы последовали за этим.

А потом просто...

Свет больно резанул по глазам, но был воспринят как самое чудесное, что только может быть в жизни. Автоматически, с силой, потерев красные глаза (тем самым еще больше их раздражая кожей перчаток, но ничего не могла с собой поделать), Таль с недовольство осмотрелась.

В Анохене, к слову, по слухам, никогда ненужно было слишком уж пристально разглядывать окружающее. Мало ли что можно углядеть? Мало ли кого можно заприметить? Не даром тела любопытных горожан ежедневно выковыривали из канала, а убийц — так и не могли найти столетьями. Да и не искали, если по правде. В Городе Вечного Лета никто и никогда не мог гарантировать, что вы доживете до следующего дня. Слишком уж много обитало тут живых созданий, что бы кто-нибудь еще задумывался о ценности человеческой жизни.

Люди, люди, такие разные, но такие одинаковые в своей массе. Какие-то приземленные эмоции, низкие мысли... печально знакомые, но не столь "дикие" ящеры, кажется, даже мелькнули несколько даро. Кстати о даро...

Змей... Змей?... Змей!?!

Летунья беспомощно осмотрелась. Как ни печально, но Змея не было. Совсем не было, даже отдаленного сходства с его запоминающейся рыжей шевелюрой. Сцепив клыки и пообещав кое-кого убить в самом ближайшем будущем, девушка пошла наугад, пытаясь восстановить "нить".

Тут что, вообще не принято уступать дорогу?!

От мощного толчка Таль чуть не полетела на землю, эффектно красные глаза с темно-синей радужкой зло посмотрели на какого-то человека в немного подранной одежде. Тот немного стушевался, но, вероятно решив, что нечего рассусоливать с такими подозрительно одетыми типами, с не меньшей злостью прошипел:

— Смотри, куда прешь, щенок... — окончание девушка не услышала. Скорее, просто интуитивно поняла, что её как-то обозвали. Шквал злости, паники и усталости, поднявшись меленьким толчком откуда-то из глубин, Девятым Валом сорвался на мужчину.

На них стали оборачиваться, кто-то даже подпрыгивал из задних рядов, решив посмотреть на обладателя такого противно-режущего по ушам голоса, который просто физически не мог принадлежать "невольнику". А уж Лунна старалась на всю катушку и силу своих актерских способностей. История была выложена так же, как и подавал её Змей — несчастного, ограбили, порывались утопить, потерялся даро, а тут еще и какой-то "..." посмел толкать столь ценное и дорогое тело! Естественно, разгорячившаяся девушка употребляла другие слова и эпитеты (благо, учитель был хорошим), не забывая поглядывать вокруг — вдруг, нет-нет, да Пернатый обратит внимание на её завывания?

И кто-то еще после этого будет ныть о трудности вживания в роль?..

Во взгляде толпы читалось нескрываемое любопытство и жажда знаний. Некоторые, особо впечатлительные граждане, даже уши заткнули — настолько противным и звонким был голос на`аши. Надо было признать, что она старалась. Поминутно оглядываясь вокруг — вдруг где мелькнет столь родная физиономия и зеленые глаза — девушка, считаемая за парня, продолжала эмоционально расписывать весь ужас и страх, который пришлось пережить "во время героически разгрызаемой веревки и всплывания на поверхность, назло всем-всем-всем".

Процессия, которая, слава богу, была на небольшом расстоянии, произвела на хрупкий разум девушки хорошее впечатление, которое выразилось еще в нескольких звучных эпитетов в адрес "надругателей и покусителей на ценное хрупкое тело". В первую очередь — дикое отвращение и желание куда-то спрятаться: от золота несло нехорошими волнами ужаса и жара. Летунья бы ни за какие коврижки не согласилась проехаться на этакой махине — а уж тем более, прикоснуться к ней даже кончиками пальцев. Иначе ожог, даже похлеще чем от огня, был бы гарантирован всеми мыслимыми и немыслимыми богами и стихиями.

Громыхающая с переливающаяся почище королевской сокровищницы процессия, к счастью, споро утащилась дальше. Человеческое варево еще пару мгновений на всякий случай простояло неподвижно, а потом снова забурлило и закипело. Было слышно, как мужик с басовитым голосом орет на свою рабыню, посмевшую, по-видимому, оттолкнуть клиента.

Впрочем, какое дело до каких-то мужиков? Тут с одним бы разобраться... И где стихии носят этого...

— О мой господин, чей ум подобен солнечному свету, — с должным восторженным придыханием возвестил рыжеволосый, возникающий откуда-то из толпы и явно намериваясь хлопнутся на колени (при этом украдкой демонстрируя "господину" кулак. Нахал! Я потерялась, а он...)Но тут его взгляд остановился на ничтожном человечишке и воспылал прямо таки праведным гневом. Горожанин осмотрел новое действующее лицо, оценил внешний вид, притихшую толпу и мигом приобрел стойкий упырий оттенок, составив конкуренцию даже непревзойденной Летунье. Змей как раз прикидывал что бы такое грозное рявкнуть, но тут трясущийся мужик к вящему ужасу парня хлопнулся на колени.

Во взгляде же девушки мелькнули плохо скрытая радость и облегчение. Которое, впрочем, немного померкло, как только студентка заметила украдкой показанный кулак — уж слишком обольщаться на смысл значения столь однозначного жеста не приходилось. Невольно сглотнув, девушка вернулась к монологу. Если делать из этого вывод — то, что же случится с ней, такой милой и скромной, если она проведет со Змеем еще больше времени? И так уже словарный запас настолько обогащен, что некоторые из слушателей то и дело аплодировали, а то и энергично записывали особо емкие выражения.

— Простите, господин, простите, — горожанин сперва попытался страстно обнять и облобызать ноги даро, но Змей, мерзавец, сноровисто отпрянул, уступив сию великую честь своему "хозяину".

Фи! Как это не эстетично! Сообразив, что сейчас не сдержится и заржет в полный голос, некромант мучительно состроил страшную рожу. Объятья стали еще более страстными и пылкими...

Да чего он добивается, а?!?..

Руки убери, руки, "извращенец", дери тебя стихии!!!..

Пернатый Змей

Шествие?... ух-ты... что тут у нас?..

Толпа взволновалась, шарахнулась назад. Музыка стала громче — по улице медленно несли устройство, изрядно смахивающее на трехместную кровать под пологом. Гибкие, легконогие танцовщицы, извиваясь и выгибаясь самым немыслимым образом, кидали под ноги процессии цветы. Парочка даро, обряженных в широкие пестрые штаны и ворох золотых украшений, высокомерно вышагивала с обеих сторон от транспортного средства своего скучающего повелителя. Замыкала процессию городская стража — бравые ребята только так отшвыривали с дороги всех, кто сам не успел обраться. Ага, понятно. Кто-то из Королевских детишек, вестимо. Либо из наследников знатных родов, которым некуда девать деньги. Некромант пригляделся, силясь разобрать гербовые знаки на шитых золотом тяжелых шторинах. Безрезультатно! И зачем, спрашивается, столько драгметалла и жемчуга?! Какой-то чумазый босоногий мальчишка (скорей всего раб или воришка) налетел на даро со всего маха и обиженно икнул. Змей только и успел, что отвесить паршивцу приличный подзатыльник (смотри на кого наскакиваешь!), а ребенок округлил глаза и, с ужасом таращась на рыжеволосого, уже снова драпал куда-то совершенно не глядя под ноги. Догонять маленького бегуна некромант поленился. С извечной способностью горожан НЕ быть любопытными, в мокром и поцарапанном рыжем парне, обряженном в странного вида штаны, не сразу признавали представителя драконьего народа.

— О, великомудрый господин..., — Змей обернулся назад и к своей величайшей досаде обнаружил, что за его спиной нет ни только великомудрых, но и вообще каких бы то не было господ. Летуньи, соответственно, тоже не наблюдалось. Неужели и впрямь решила, что в дали от психа безопаснее, нежели рядом с ним?.. Ох, как же не вевремя!...— Я все-таки придушу её, как только мы отсюда выберемся! Вот ей, ей, придушу!

Никогда не устаешь поражаться чужой гениальности! Они едва успели выйти в город, а кое-кого УЖЕ угораздило потеряться! Если бы рядом была стена, даро, осознав перспективы предстоящей совместной работы, с чувством бы о неё постучался. А проклятое воображение знай себе подсовывало всякие гадости: вот, например, теперь они, в смысле Змеи, патетично восклицая: "И за что мне это?!" продирались сквозь толпу народа и рыдали в голос (от счастья, не обольщайтесь), а одна нехорошая личность гаденько хихикала, взгромоздившись на крышу дома (переодеться воображаемая личность не спешила, так что если смотреть снизу в верх — выглядела весьма живописно) и все выискивала момент для своего появления.