Это было странно, сидеть там с ними. Не потому что смотрела драму, сидя на диване в пижаме вместе с девушками, которых едва знаю. Нет, было странно, потому что это почему-то заставляло почувствовать комфорт. Мы с Лией тихо говорили о книгах, и я узнала, что наши с Сэм музыкальные вкусы совершенно не совпадают.
Я почти забыла, где нахожусь, пока писк не заставил Эмили уйти, извинившись, чтобы вернуться с бумажным стаканчиком воды. Она задрожала, проглотив несколько таблеток.
— Послевкусие — гадость, — сказала она, скорчив гримасу, глотнув еще воды. — Еще хуже, чем раньше. Тейлор, тебе уже что-нибудь прописали?
— Пока нет, — сказала я. — Хотя, мне кажется, они упоминали о снотворном. Но, — я вздохнула, опустив плечи, — думаю, мне не нравится мысль о приеме таблеток.
Кажется, было много вздохов. Это не удивительно. Воздух здесь казался немного затхлым, насквозь пропитанным запахом лекарств.
Эмили пожала плечами.
— Это не такая уж большая проблема, — сказала она. — Я здесь всего на несколько недель, пока они корректируют мое лечение, — Эмили закатила глаза. — Опять. А это означает, что я буду сидеть тут, пока они будут бесить меня и не спустят глаз, пока лекарство не накопится в организме или пока, черт возьми, не начнет действовать. Я лишь надеюсь, что от нового препарата не будет тошнить. И, знаешь, вообще-то каждый раз срабатывает. Типа, я была совершенно счастлива, когда последний курс не подействовал как надо, потому что из-за них мне постоянно было хреново, и честно? Я чувствовала себя настолько отвратительно, что сумасшествие уже не казалось таким ужасным, — она покачала головой. — Итак, вы уже были знакомы раньше?
Я моргнула.
— А?
Лия оглядела меня с головы до пят.
— Не думаю, что видела ее в школе, — сказала она Сэм. — Аркадия? — спросила она у меня.
Я помотала головой.
— Уинслоу, — призналась я, и не собираясь скрывать, даже если это могло подтвердить мои подозрения о них. Аркадия была еще одной крупной школой на другом конце города. Это была отличная благоустроенная школа с совершенно новым бассейном, и, видимо, даже заботливыми учителями, раз их бюджет настолько раздут. Уинслоу — не хорошая школа.
— О, — произнесла Сэм, потянувшись, а потом села по-турецки. — Понятно, почему ты не выглядела знакомой, — она вздохнула. — Я тут впервые, — сказала она, сложив руки. — Самое. Отстойное. Рождество.
— Я стала дерганной в канун Рождества, потому что хотела позволить себе съесть немного больше, но я набрала больше своего желаемого веса, так что я... — Лия поерзала, ее глаза были закрыты. — Нет. Я была дурой и заставила всех поволноваться, — она вздохнула, — испортила всем праздник. И я должна буду рассказать перед всей школой об опасностях излишней худобы, так что я, наверное, буду разгребать дерьмо лопатой из-за этого.
— Дофига дерьма, — сказала Сэм.
— Серьезно? — спросила я, подняв брови. О таком я и не думала. Мне казалось, что все в Аркадии будет лучше, и я сказала об этом.
— Мы можем не говорить об этом? — тихо произнесла Лия. Я поспешно извинилась, почувствовав себя сволочью. Я не хотела рассказывать, как оказалась здесь, так почему другие должны?
— Я на домашнем обучении, — вздохнув, сказала Эмили. — Моя мама не доверяет школам, потому что она состоит в Движении. Типа, еще до того, как у меня поехала крыша, она такая: "они не научат тебя хорошим вещам" и "там ты лишь спутаешься с кем-нибудь не тем" и все такое. А теперь она еще такая: "если ты пойдешь в школу, из-за стресса твое состояние только ухудшится.
Должна заметить, по крайней мере для меня, домашнее обучение выглядело привлекательно, о чем я и сказала.
— Поверь мне, — сказала Эмили мрачно. — Это не так.
Где-то около часа было спокойно, пока не включился громкоговоритель.
— Тейлор Эберт, вам поступил телефонный звонок, проследуйте к стойке администратора. Телефонный звонок для Тейлор Эберт.
Я извинилась и направилась прямо туда. Позвонить мне мог лишь один человек. Устроившись в мягком кресле рядом с телефоном, я сняла трубку.
— Тейлор? — спросил папа. — Привет. Как ты там?
— Пап, — с теплотой произнесла я. — Со мной... все в порядке, я думаю.
Мы немного поболтали. Было приятно его услышать. Мы виделись только вчера, но казалось, что прошло гораздо больше времени. Я придумала, как контролировать свои силы, как заглядывать в Другое Место, а еще как создавать жутких монстров и управлять ими, за время, прошедшее с тех пор, как он привез меня сюда. Не уверена, что они это имели в виду, когда говорили, что психиатрическая лечебница мне поможет, но скука, похоже, дала мне толчок к развитию. Мы говорили о милых, веселых и обыденных вещах, и я рассказала ему, что познакомилась с девушками из моей секции, и они оказались милыми, и что женщина, которая присматривает за нами, тоже милая, и мой психиатр, он тоже милый, и что вообще все... мило. Хотя...
— Пап, — спросила я, — почему ты звонишь сейчас? Разве ты не должен быть на работе?
— Сегодня всех отправили домой пораньше, — вздохнув, ответил он. — Сегодня вечером будет еще один митинг Движения, и полиция занята оцеплением района и расчисткой места. Компания изменила график, так что я буду работать в эти выходные. Никто не хочет болтаться поблизости, когда все так напряженно с прошлой недели.
Я резко вдохнула.
— Что случилось на прошлой неделе? — спросила я. — Пап? Ты в порядке?
— Я в порядке, Тейлор. Это не так уж важно, так что...
— Папа, они оцепляют место для митинга, — сказала я, стараясь не повышать голос. — Я бы не сказала, что это не важно.
— Толпа преследовала один из рабочих автобусов до самого Филкмора, и... ну, и там были рабочие-иммигранты и было несколько смертей, — неохотно рассказал он. — С обеих сторон. И случаев нападений стало больше. Я... Ну, ты не должна беспокоиться об этом. Я в порядке, и полиция должна удержать все под контролем. Не думай об этом, Тейлор.
— У меня полно времени, чтобы подумать, — сказала я. — Мне скучно больше, чем когда-либо прежде. Хотя, — я прочистила горло, — я разговаривала со своим психиатром — я уже упоминала, что встретила его, да. Он был милым, и он не считает, что мне необходимо принимать таблетки в данный момент, — папа именно это хотел услышать, однако, это было не совсем правдой, потому что он всего лишь сказал, что пока не хочет мне их выписывать, и совсем не упоминалось, что он являлся чудовищным человеком-пауком в Другом Месте. — Ладно, давай мы пока просто пообщаемся.
— Чудно, вот и хорошо. И говоря об общении, Тейлор, я думаю, ты должна... — начал он и замолк. Он сделал паузу. — Почему ты не рассказала мне об Эмме? — медленно и болезненно спросил он.
Я побледнела. Я была рада, что сижу, потому что мои ноги превратились в студень.
— Рассказать тебе что? — выдавила я, судорожно сжав трубку телефона.
— Я знаю, Тейлор. Копы мне рассказали, — сказал он. — Я... Я хотел спросить, когда ты вернешься домой, но разговор просто подошел к этому, и, кроме того, я уверен, что если не спрошу сейчас, то не спрошу никогда.
Я вздохнула.
— Сначала я думала, что это просто размолвка, — сказала я, пытаясь уклониться от темы. Ему не нужно было знать обо всем. — Не знаю, может она разозлилась, потому что мы не поехали в летний лагерь вместе. Может, все дело в этом. Иногда я задаюсь вопросом, не сказала ли я что-то... что-то, о чем я даже не помню, но всерьез ее обидевшее. Но она нашла новых друзей, и не хотеле иметь ничего общего со мной, и... — я сглотнула, — это больно. Но мы и раньше ссорились, и я решила, что если просто... подожду, мы снова станем друзьями. А потом... она больше не пыталась быть друзьями. Не знаю. Возможно, я чем-то ее разозлила. И все стало лучше перед Рождеством! Она со мной не разговаривала, но и не делала ничего плохого.
— Ты должна была все мне рассказать, — сказал он.
— Это были девчачьи штучки, — запротестовала я. — И, — я запнулась, — я боялась, что если расскажу кому-то, то стану стукачкой, и все станет только хуже.
— Как тебе удавалось скрывать все это с прошлого лета? — спросил он.
Я сделала глубокий вдох.
— С позапрошлого лета, — вяло уточнила я.
Повисло неловкое молчание.
— Есть еще... что-нибудь, что ты хотела бы мне рассказать? — спросил он. Мое сердце кровью обливалось оттого, что я слышала отчаяние в его голосе и осознавала, насколько ужасно он себя чувствует. Я хотела рассказать ему, правда. О том, что я видела. О том, что я могу делать.
Я могу рассказать ему обо всем. Я могу поговорить с ним. Я могла бы присоединиться к местным Стражам, команде, где присматривали за молодыми паралюдьми, и они могли бы организовать мой перевод в Аркадию, где, похоже, учились все остальные Стражи. Протекторат — правительственная организация, куда принимали каждого кейпа, которого могли найти. Если вы не хотите участвовать в сражениях, или ваши способности для этого не подходят, есть много гражданских областей, где вы могли бы работать. Во всех комитетах при федеральном правительстве присутствовали Умники, они же занимались разной общественной деятельностью, и... ну, они наиболее востребованы, если вы не хотите поступать на военную службу или вступать в Службу Контроля за Параугрозами.
Я могу делать разные вещи. Делать все лучше. Мне даже не нужно выходить и бороться с преступностью, потому что я — Умник, и даже до того, как я разобралась, что могу сделать с этими странными проекциями в Другом Месте, я была уверена, что обладаю психометрической силой. Я могла бы... стать кем-то вроде экстрасенса-помощника полицейского, изучать места преступлений и говорить людям что-то типа: "Он умер не здесь. Тело переместили".
В каком-то смысле, это удручало. В смысле, да, конечно, я буду помогать людям, раскрывать преступления и помогать ловить убийц. Но это означало, что я буду проводить в школе каждый день, утаивая от всех, кто я на самом деле — все Стражи являлись кейпами, паралюдьми, скрывающими свою личность — что казалось очень одинокой жизнью. Работать день и ночь с людьми, с которыми ты никогда не сможешь прогуляться после работы, никогда не показывать свое лицо, никогда не позволять им по-настоящему тебя узнать.
И если я использую свои способности для раскрытия преступлений, это безусловно означало, что я не смогу отбросить маску, даже когда стану достаточно взрослой, чтобы уйти. Технарь, который всего лишь работал над созданием всяких новых смартфонов, мог себе позволить стать другим человеком, но быть следователем, раскрывающим преступления, значит, нарисовать у себя на груди мишень. Неудивительно, что многие предпочитали работать непосредственно на Протекторат, где можно было расслабиться в окружении таких же, как ты. Маска и плащ — в наши дни, обычно, не буквально плащ — отгораживает тебя от остальных.
Такого я не хотела. Весь прошлый год я провела в одиночестве, совсем без друзей, и мысль о том, что моя взрослая жизнь может быть вот такой, была душераздирающей. Может, когда я выберусь отсюда, я смогу присмотреться к Стражам и узнать, как там. Если там смогут забрать меня подальше от Уинслоу, это будет того стоить. Но это будет крупная мера. Как только я сообщу Протекторату, и они все подтвердят, я окажусь на учете. Даже если я отвергну то предложение, которое вы могли бы принять, и вернусь к нормальной жизни, все уже не будет, как прежде. Что если какой-нибудь суперзлодей выкрадет список имен? Они могут попытаться навредить мне или папе, или попытаться завербовать меня, угрожая папе, чтобы заставить меня сотрудничать.
Я не позволю папе пострадать из-за меня. Ему безопаснее не знать. Пока я не уверена, что хочу этим заниматься.
Я подумаю об этом потом. Довольно грустно, как утомляет не впадать в депрессию оттого, что мир — отстой, но у меня теперь, по крайней мере, есть нечто, что гарантирует мне трудоустройство, поскольку взросление лишь продолжало навевать мрачные мысли. Интересно, было ли это частью способностей Умника? Способность находить обратную сторону той или иной ситуации?
Или может, я чувствовала такую тоску, потому что вообще не хотела тут находиться. Услышать его, различить огорчение в его голосе, потому что он, очевидно, узнал обо всем, что происходило, от полиции, и держал это в себе, пока я была в больнице... я вытерла внезапно заслезившиеся глаза.
— Я скучаю по тебе, — проговорила я сдавленным голосом. — Я хочу домой.
— И я хочу, чтобы ты вернулась домой, малышка, — сказал он, и его голос тоже звучал сбивчиво. — Просто... сосредоточься на выздоровлении, ладно? Не думай о школе и чем-либо еще. Обещаю, я не буду поднимать эту тему снова. Просто... Умоляю, пожалуйста, поговори со своим психотерапевтом, или как их там называют. Когда ты покинешь это место, все изменится, я обещаю.
— Хорошо, — тихо произнесла я. Не могла понять, как он может обещать, но я очень хотела в это поверить.
— Я позвоню тебе завтра, ладно? Каждый день. Я так сказал, значит, так и будет. Я люблю тебя.
— Спасибо, — прошептала я. — Я тоже тебя люблю.
После неловкого момента, когда ни один из нас не мог положить трубку первым, нам удалось договориться об одновременном завершении звонка. Я повесила трубку на крючок и вздохнула.
— Это был твой отец? — спросила одна из медсестер, подошедшая, чтобы попросить меня освободить место возле телефона.
— Да, — сказала я, вытирая глаза рукавом. — Я просто немного скучаю по дому.
— Бедная, — тепло произнесла женщина. — Тем не менее, поначалу тебе нравилось с ним разговаривать. Это мило. Хорошо иметь семью. Здесь слишком многие вообще не получают звонков.
И я могла бы даже купиться на ее банальности, если бы не проверила Другое Место и не увидела ее тучную, раздутую фигуру, которая дрожала и пульсировала при каждом сердцебиении. Понятия не имею, что это могло означать, но почему-то это заставило ее слова звучать неискренне. Я вернулась в свою комнату в Уилсоне и рухнула, обняв подушку.
Той ночью мне приснилось, как меня рвали на части. Что я была разбита и сломлена внутри ржавого железного шкафчика, окружена мертвыми гусеницами, и все это заставляло мое "Я" просачиваться сквозь трещины в моем разуме и теле. Моя жизнь вытекала из меня вместе с моим рассудком, и я копалась в грязи и отбросах, пытаясь вернуть их обратно. Я была фарфоровой куклой в холодной и мертвой вселенной, которая меня ненавидела, и я истекала кровью.
Я потянулась и намеренно насадила руку на один из шипов, который уже был покрыт моей собственной кровью. Гвоздь-стигмата пронзил мою плоть, я отломила его и закричала, воткнув его в жизнь, пытавшуюся сбежать от меня. Я пригвоздила ее к земле, она извивалась, как пойманное в ловушку насекомое. Я должна была вернуть ее обратно. Так надо.
Я проснулась в Другом Месте, хныкая про себя. На стенах появилось железо, покрывая голый бетон, будто короста. Я тонула в черно-багровом масле, и оно затапливало меня. Пахло, как в шкафчике. Паникуя и барахтаясь, я сумела вернуться в нормальный мир, я лежала в темной комнате, — Боже, как я хотела вернуться в свою собственную комнату! — свернувшись клубком на кровати.
